Страница:
Так что сами видите: поскольку, когда живешь в пустыне, больших радостей нет, то большими радостями становятся маленькие радости, и детские забавы становились забавами взрослых мужчин. Это относилось ко всем в равной мере: к летчикам, механикам, укладчикам парашютов, капралам, которые готовили еду, и к владельцам лавок. Это относилось и к Старику и Юнцу. Они выпросили себе отпуск на двое суток, и их подбросили самолетом до Каира. Оказавшись в гостинице, они мечтали о ванне с не меньшим нетерпением, чем молодожены ждут первой брачной ночи.
Старик вытерся и, обмотавшись полотенцем и положив руки под голову, улегся на кровати. Юнец был в ванной. Положив голову на край ванны, он постанывал и вздыхал от блаженства.
- Послушай-ка, Юнец, - произнес Старик.
- Да.
- А чем мы теперь займемся?
- Женщинами, - ответил Юнец. - Найдем женщин и пригласим их на ужин.
- Это потом, - сказал Старик. - Это может подождать.
Был еще ранний вечер.
- Мне так не кажется, - сказал Юнец.
- А по-моему, - возразил Старик, - с этим можно и подождать.
Старик был очень старым и разумным. Действовать поспешно было не в его правилах. Ему было двадцать семь лет, гораздо больше, чем кому-либо в эскадрилье, включая командира, и все весьма считались с его мнением.
- Сначала пройдемся по магазинам, - сказал он.
- А потом? - послышался голос из ванной.
- Потом обдумаем сложившуюся ситуацию.
Наступило молчание.
- Старик?
- Да.
- Ты знаешь здесь каких-нибудь женщин?
- Знал когда-то. Знал одну турчанку с очень белой кожей. Ее звали Венка. Еще была одна югославка, на голову выше меня, по имени Кики, и еще была, кажется, сирийка. Не помню, как ее звали.
- Позвони им, - сказал Юнец.
- Уже позвонил, пока ты ходил за виски. Ни одну не застал. Не вышло.
- Вот так всегда, - сказал Юнец.
- Походим сначала по магазинам, - сказал Старик. - У нас еще куча времени.
Юнец вылез из ванны через час. Оба надели на себя чистые шорты и рубашки цвета хаки и пошли вниз. Пройдя через гостиничный вестибюль, они оказались на улице, залитой жарким солнцем. Старик надел темные очки.
- Знаю, что мне нужно, - сказал Юнец. - Очки от солнца.
- Хорошо. Пойдем купим.
Они остановили извозчика и велели ему ехать в Сигурел. Юнец купил очки, а Старик - покерные кости, после чего они побрели по раскаленной многолюдной улице.
- Обратил внимание на девушку? - спросил Юнец.
- У которой ты купил очки?
- Да. Темненькая.
- Наверное, турчанка, - сказал Старик.
- Мне все равно, - сказал Юнец. - Но девчонка потрясающая. Тебе так не показалось?
Засунув руки в карманы, они шли вдоль Шариа-Каср-эль-Нил. Юнец надел только что купленные очки. Был жаркий день. Пыльная улица была переполнена египтянами, арабами и босоногими мальчишками. Мухи кружились вокруг мальчишек, жужжали возле их воспаленных глаз. Глаза у них были воспалены, потому что их матери сделали с ними что-то ужасное, когда мальчики были совсем детьми, и все затем, чтобы их не взяли в армию, когда они вырастут. Мальчишки шли следом за Стариком и Юнцом и громко кричали без устали: "Бакшиш! Бакшиш!" - и мухи преследовали попрошаек. В Каире пахнет не так, как в каком-нибудь другом городе. Пахнет тут не чем-то одним, и запах не исходит из какого-то определенного места. Им пропитано все вокруг: сточные канавы, тротуары, дома, магазины, товары, продающиеся в магазинах, еда, которая готовится тут же, лошади и лошадиный навоз на улицах. Им пропахли люди и солнце, заливающее своими лучами людей, а также сточные канавы, лошадей, еду и отбросы, валяющиеся на улицах. Это особый острый запах, в котором одновременно чувствуется и что-то сладкое, и гниющее, и жаркое, и соленое, и горькое, и он никогда не исчезает, даже прохладным ранним утром.
Два летчика медленно брели в толпе.
- Разве тебе она не показалась потрясающей? - спросил Юнец.
Ему хотелось услышать мнение Старика.
- Хороша.
- Еще как хороша. Знаешь что, Старик?
- Что?
- Я бы хотел провести вечер с этой девушкой.
Они перешли на другую сторону улицы и двинулись дальше.
- Да ради Бога, - сказал Старик. - Но почему бы тебе не позвонить мадам Розетт?
- Что еще за Розетт?
- Мадам Розетт, - поправил его Старик. - Великая женщина.
Они проходили мимо заведения, которое называлось "Бар Тима". Его держал англичанин, которого звали Тим Гилфиллан. Во время минувшей войны он был сержантом-квартирмейстером, и каким-то образом ему удалось остаться в Каире, после того как оттуда ушли военные.
- А вот и Тим, - сказал Старик. - Давай-ка заглянем к нему.
Внутри, кроме Тима, никого не было. Он был занят тем, что расставлял бутылки на полках за баром.
- Так-так-так, - сказал он, обернувшись. - Где это вы, ребята, пропадали все это время?
- Привет, Тим.
Он не помнил их, но, глядя на них, было ясно, что они явились из пустыни.
- Как там мой старый друг Грациани? - спросил он, облокотившись о стойку бара.
- Он недалеко от нас, - сказал Старик. - Около Мерсы.
- На чем вы сейчас летаете?
- На "гладиаторах".
- Вот черт, да на них же еще лет восемь назад летали.
- Это все те же, - сказал Старик. - Совсем износились.
Они взяли стаканы с виски и направились к столику в углу.
- А кто она, эта Розетт? - спросил Юнец.
Старик сделал большой глоток и поставил стакан.
- Великая женщина, - ответил он.
- Кто она такая?
- Старая грязная сирийская еврейка.
- Это ладно, - сказал Юнец, - но почему ты о ней вспомнил?
- Что ж, - ответил Старик. - Я скажу тебе. Мадам Розетт держит самый большой бордель на свете. Говорят, что она может доставить тебе любую девушку во всем Каире.
- Чушь собачья.
- Нет, так и есть. А ты возьми позвони ей и скажи, где ты видел женщину, где она работает, в каком магазине, в каком отделе, опиши ее поточнее, а все остальное она сделает сама.
- Да не будь же ты таким наивным, - сказал Юнец.
- Это правда. Чистая правда. Мне о ней в тридцать третьей эскадрилье рассказывали.
- Тебя разыграли.
- Хорошо. Давай возьмем телефонный справочник и найдем номер ее телефона.
- Под этой фамилией ее вряд ли найдешь в телефонном справочнике.
- А я тебе говорю - найдешь, - сказал Старик. - Пойди и поищи мадам Розетт. Сам увидишь, что я прав.
Юнец не верил ему, однако пошел к Тиму и попросил у него телефонный справочник. Вернувшись, он положил книгу на стол, раскрыл ее и принялся листать страницы, пока не дошел до "Роз...". Его палец двинулся по колонке. Розеппи... Розери... Розетт. Вот она, Розетт, мадам, адрес и номер телефона, все есть. Старик внимательно наблюдал за ним.
- Нашел?
- Да, вот здесь. Мадам Розетт.
- Ну так почему бы тебе не позвонить ей?
- А что я ей скажу?
Старик посмотрел на дно своего стакана и перемешал пальцами кусочки льда.
- Скажи, что ты полковник, - ответил он. - Полковник Хиггинс. Летчикам она не очень-то доверяет. И скажи, что ты видел красивую смуглую девушку, которая продает солнцезащитные очки в Сигуреле, и ты хотел бы, как ты выразился, поужинать с ней.
- Здесь нет телефона.
- Еще как есть. Вон он.
Юнец огляделся и увидел телефон, который висел на стене в конце стойки бара.
- У меня нет пиастра.
- У меня есть, - сказал Старик.
Он порылся в кармане и положил на столик монету.
- Тим услышит все, что я буду говорить.
- А какое, черт возьми, это имеет значение? Может, он и сам ей иногда звонит. - И прибавил: - Трус ты.
- А ты говнюк, - сказал Юнец.
Юнец был еще совсем ребенком. Недавно ему исполнилось девятнадцать - на восемь лет меньше, чем Старику. Он был довольно высок ростом, худой, с большой копной черных волос и красивым лицом с широким ртом; лицо его стало цвета кофе от пребывания на солнце в пустыне. Несомненно, он был лучшим летчиком в эскадрилье. Уже в начале войны он сбил четырнадцать итальянцев, что было документально подтверждено. По земле он передвигался медленно и лениво, как это делает усталый человек, и думал он медленно и лениво, как сонный ребенок, но, поднявшись в воздух, соображал быстро, и движения его становились быстрыми, настолько быстрыми, что казалось, он действует рефлекторно. Когда он ходил по земле, было такое впечатление, что он отдыхает, дремлет, чтобы накопить силы, перед тем как сесть в кабину, но зато потом он становился свежим и быстрым и готовым для двухчасовой предельной концентрации. Но сейчас Юнец находился далеко от аэродрома, и в мыслях у него было нечто такое, что заставляло его бодрствовать как во время полета. Может, это состояние и не продлится долго, но по крайней мере в ту минуту он действовал сосредоточенно.
Он еще раз взглянул на номер телефона в справочнике, потом поднялся и медленно направился к телефонному аппарату. Опустив монету в один пиастр, он набрал номер и услышал гудок на другом конце. Старик сидел за столиком и смотрел на него, тогда как Тим по-прежнему расставлял за стойкой бара бутылки. Тим находился всего-то ярдах в пяти от Юнца и явно расположился слушать, о чем пойдет разговор. Юнец чувствовал себя довольно глупо. Он облокотился о стойку бара и стал ждать, надеясь, что никто не ответит.
Но тут раздался щелчок. Трубку на том конце подняли, и он услышал женский голос:
- Алло.
- Здравствуйте, - ответил он. - Могу я поговорить с мадам Розетт?
Он не сводил глаз с Тима. Тим продолжал расставлять бутылки, делая вид, что разговор его не касается, но Юнец понял, что тот прислушивается.
- А я и есть мадам Розетт. А вы кто?
В ее голосе слышались нотки нетерпения и недовольства. Казалось, ей меньше всего хотелось, чтобы ее тревожили именно в эту минуту.
Юнец постарался сделать так, чтобы в его голосе звучала непринужденность.
- Это полковник Хиггинс.
- Полковник... как вы сказали?
- Полковник Хиггинс.
Он назвал фамилию по буквам.
- Да-да, полковник. Что вам угодно?
В ее голосе по-прежнему слышалось нетерпение. Эта женщина явно не из тех, кто станет церемониться. Он постарался держаться как можно более естественно.
- Видите ли, мадам Розетт, я тут подумал... Не могли бы вы мне помочь в одном дельце?
Юнец не отводил глаз от Тима. То, что он подслушивал, было ясно. Того, кто подслушивает, можно запросто вычислить, даже если тот и притворяется, будто ничего не слышит. В таких случаях человек старается не шуметь и делает вид, будто очень занят своей работой. Тим именно так себя и вел, переставляя бутылки с одной полки на другую, вертел их в руках, но не шумел и не оглядывался. В другом углу Старик курил сигарету, положив локти на столик. Он внимательно наблюдал за Юнцом. Ему нравилось следить за тем, что происходит, и он чувствовал, что Юнец стесняется Тима. Однако Юнцу надо было продолжать разговор.
- Я тут подумал, может, вы могли бы мне помочь, - сказал он. - Я сегодня был в Сигуреле, купил там темные очки и увидел девушку, с которой очень хотел бы сегодня поужинать.
- Как ее зовут?
Резкий скрипучий голос зазвучал по-деловому.
- Не знаю, - застенчиво ответил он.
- Как она выглядит?
- У нее... темные волосы, она... высокая и... очень красивая.
- Какое платье на ней было?
- Э-э... дайте подумать. Кажется, белое, с красными цветами.
И тут, будто его осенило, он прибавил:
- И красный пояс.
Он вспомнил, что на ней был блестящий красный пояс.
Наступила пауза. Юнец смотрел на Тима, который старался не греметь бутылками. Он осторожно брал в руки бутылку и так же осторожно ставил ее на место.
И тут вновь послышался скрипучий голос:
- Это может обойтись вам недешево.
- Я понимаю.
Юнцу вдруг надоел весь этот разговор. Ему захотелось закончить его.
- Может, это будет стоить шесть фунтов, а то и восемь или десять. Не могу ничего сказать, пока не увижу ее. Вас это устраивает?
- Да-да, устраивает.
- Где вы остановились, полковник?
- В отеле "Метрополитен", - не задумываясь, ответил он.
- Хорошо, я вам перезвоню.
И она бросила трубку.
Юнец повесил трубку, медленно вернулся к столику и опустился на стул.
- Ну как, - спросил Старик, - удачно?
- Да вроде да.
- Что она сказала?
- Сказала, что перезвонит мне в гостиницу.
- То есть перезвонит полковнику Хиггинсу в гостиницу?
- О Господи, - пробормотал Юнец.
- Да все в порядке. Мы скажем в гостинице, что полковник находится у нас в номере и чтобы соединяли с ним. Что она еще сказала?
- Что это будет дорого стоить, от шести до десяти фунтов.
- Розетт возьмет себе девяносто процентов, - сказал Старик. - Это грязная старая сирийская еврейка.
- Что она теперь собирается предпринять? - спросил Юнец.
Он был тихим человеком и теперь чувствовал себя неловко, оттого что затеял нечто такое, что может обернуться делом серьезным.
- Она поручит какому-нибудь своему своднику разыскать девушку и разузнать, кто она такая. Если она уже есть в списках, тогда все просто. Если нет, то сводник тут же в Сигуреле, не отходя от прилавка, сделает ей предложение. Если девушка скажет ему, чтобы он убирался к чертям, он поднимет цену, если она еще раз пошлет его к чертям, он снова поднимет цену, и в конце концов она соблазнится наличными и скорее всего согласится. Затем мадам Розетт назовет тебе цену в три раза больше, а разницу возьмет себе. Платить ты будешь ей, а не девушке. Разумеется, потом девушка попадет в списки Розетт, а как только она окажется у нее в лапах, ей конец. В следующий раз Розетт будет диктовать цену, и девушка не сможет с ней спорить.
- Почему?
- Потому что если она откажется, то Розетт скажет: "Ладно, моя милая, я позабочусь о том, чтобы твои хозяева в Сигуреле узнали о том, чем ты занималась в прошлый раз, как работала на меня и как использовала их магазин в собственных интересах. И тебя уволят". Вот что скажет Розетт. Несчастная девушка перепугается и будет делать то, что ей скажут.
- Судя по всему, хороший человек, - сказал Юнец.
- Кто?
- Мадам Розетт.
- Чудесный, - сказал Старик. - Просто чудесный человек.
Было жарко. Юнец вытер лицо носовым платком.
- Еще виски, - сказал Старик. - Эй, Тим, еще пару того же.
Тим принес стаканы и, не говоря ни слова, поставил на столик. Взяв пустые стаканы, он тотчас удалился. Юнцу казалось, что он изменился по сравнению с тем Тимом, который встретил их, когда они пришли. Теперь он был не веселым, а молчаливым и безразличным. Казалось, это не тот человек, который говорил: "Привет, ребята, где вы пропадали все это время?" Зайдя за стойку бара, он повернулся к ним спиной и стал опять расставлять бутылки.
Старик спросил:
- Сколько у тебя денег?
- Думаю, фунтов девять.
- Этого может и не хватить. Ты ведь отдал ей инициативу. Надо было тебе обозначить какой-то предел. Теперь она обдерет тебя как липку.
- Знаю, - сказал Юнец.
Какое-то время они пили молча.
- Тебя что-то волнует, Юнец?
- Ничего, - был ответ. - Совсем ничего. Пошли в гостиницу. Она может позвонить.
Они расплатились за напитки и попрощались с Тимом, который кивнул им, но ничего не сказал. Они вернулись в "Метрополитен". Подойдя к администратору, Старик сказал:
- Если будут спрашивать по телефону мистера Хиггинса, переключите на наш номер. Он будет у нас.
- Да, сэр, - сказал египтянин и сделал у себя пометку.
Войдя в спальню, Старик лег на кровать и закурил сигарету.
- А вот я чем займусь сегодня вечером? - спросил он.
Юнец по дороге в гостиницу был молчалив и не произнес ни слова. Он сел на край другой кровати, так и не вынув руки из карманов.
- Послушай, Старик, - сказал он, - что-то мне больше не нравится затея с этой Розетт. Это очень дорого может стоить. Можем мы все это как-то отменить?
- Да ты что! Ты теперь связан по рукам и ногам. С Розетт такие шутки не шутят. Скорее всего, она уже этим делом занимается. Тебе никак нельзя отказываться.
- А если у меня денег не хватит? - спросил Юнец.
- А ты подожди, еще не вечер.
Юнец поднялся, подошел к парашютному мешку и вытащил бутылку виски. Он плеснул виски в два стакана, плеснул туда же в ванной воды из-под крана, вернулся и протянул один стакан Старику.
- Старик, - сказал он. - Позвони Розетт и скажи ей, что полковник Хиггинс вынужден был срочно покинуть город, чтобы вернуться в свой полк в пустыне. Позвони ей и скажи это. Скажи, что полковник просил тебя передать ей это сообщение, потому что у него не было времени.
- Сам позвони.
- Она знает мой голос. Ну давай же, Старик, звони.
- Нет, - ответил Старик. - Не буду.
- Послушай, - неожиданно заговорил Юнец другим голосом - голосом ребенка. - Я не хочу никуда идти с этой женщиной и не хочу сегодня иметь никаких дел с мадам Розетт. Давай придумаем что-нибудь другое.
Старик коротко взглянул на него и сказал:
- Ладно. Позвоню.
Он взял телефонный справочник, поискал номер и набрал его. Юнец слышал, как Старик попросил ее к телефону и передал ей сообщение полковника. Наступила пауза, потом Старик сказал:
- Простите, мадам Розетт, но я тут ни при чем. Я просто передаю то, что меня просили передать.
Еще одна пауза; потом Старик повторил то же самое еще раз, на что у него ушло довольно много времени, в результате он, похоже, устал от всего этого и положил трубку. Его разобрал смех.
- Паршивая старая сука, - говорил он сквозь смех.
- Она была недовольна? - спросил Юнец.
- Недовольна, - повторил Старик. - По-твоему, это называется "недовольна"? Да ты бы слышал ее. Хочет знать, в каком полку служит полковник и бог знает что еще. Сказала, что он за это заплатит. Вы, парни, говорит, думаете, что надо мной можно издеваться, но это вам не пройдет.
- Ура! - воскликнул Юнец. - Грязная старая еврейка.
- Чем мы теперь займемся? - спросил Старик. - Уже шесть часов.
- Пойдем пройдемся и выпьем чего-нибудь в каком-нибудь египетском заведении.
- Отлично. Походим по египетским кабакам.
Они выпили еще, а потом вышли из гостиницы. Сначала они отправились в заведение под названием "Эксельсиор", потом перешли в заведение под названием "Сфинкс", потом в небольшое заведение, названное по имени какого-то египтянина, и в десять часов, счастливые и довольные, сидели в заведении без названия вообще, пили пиво и смотрели что-то вроде представления. В "Сфинксе" они познакомились с летчиком из тридцать третьей эскадрильи, который сказал, что его зовут Уильям. Он был примерно такого же возраста, что и Юнец, но на первый взгляд казался моложе, потому что еще не летал так долго. Возраст его выдавал рот - как у ребенка. У него было круглое лицо, как у школьника, небольшой вздернутый нос, а кожа была коричневой от пребывания в пустыне.
Счастливые и довольные, они сидели втроем в заведении без названия и пили пиво. А пиво они пили потому, что ничего другого там не было. Вокруг были дощатые стены, на некрашеном деревянном полу, посыпанном опилками, стояли деревянные столы и стулья. В дальнем конце был дощатый помост, на котором шло какое-то представление. В помещении было полно египтян в красных фесках. Они пили черный кофе. На сцене находились две толстые девушки в блестящих серебряных трико и серебряных лифчиках. Одна из них виляла задом в такт музыке. Другая трясла грудями, и тоже в такт музыке. Та, что трясла грудями, была более искусной. Она могла трясти только одной грудью, а при этом еще и виляла задом. Египтяне смотрели на нее как зачарованные и не скупились на аплодисменты. Чем больше они аплодировали и чем больше она трясла грудями, тем быстрее играла музыка, и чем быстрее играла музыка, тем быстрее она трясла грудями - все быстрее, быстрее и быстрее, не сбиваясь с ритма, не переставая улыбаться застывшей бесстыжей улыбкой. Египтяне хлопали все больше и больше, по мере того как убыстрялась музыка. Все были очень счастливы.
Когда все закончилось, Уильям спросил:
- Почему у них женщины всегда такие скучные и толстые? Где же их красивые женщины?
- Египтяне любят толстых. Вроде этих, - сказал Старик.
- Быть такого не может, - сказал Юнец.
- Правду говорю, - сказал Старик. - Это у них с давних пор. Все началось с того времени, когда здесь был голод, все бедняки были худыми, а богатые и аристократы - упитанными и жирными. Так что если тебе доставалась толстуха, значит, она из высших слоев общества.
- Ерунда какая-то, - сказал Юнец.
- А мы сейчас узнаем, - сказал Уильям. - Пойду спрошу вон у тех египтян.
Он указал большим пальцем на двух египтян среднего возраста, сидевших за соседним столиком, футах в четырех от них.
- Нет, - сказал Старик. - Не надо. Они нам тут не нужны.
- Да, - сказал Юнец.
- Да, - сказал Уильям. - Мы должны узнать, почему египтяне любят толстых женщин.
Он не был пьян. Никто из них не был пьян, но выпитое пиво и виски сделали их счастливыми, а счастливее всех чувствовал себя Уильям. Его загорелое мальчишеское лицо светилось счастьем, вздернутый нос, казалось, задрался еще больше. Похоже, он впервые расслабился за много недель. Он поднялся, сделал три шага по направлению к столику, за которым сидели египтяне, и, улыбаясь, остановился перед ними.
- Господа, - сказал он, - мои друзья и я сочтем за большую честь, если вы пересядете за наш столик.
У египтян была темная лоснящаяся кожа и пухлые лица. На них были красные фески, а у одного из них был золотой зуб. Когда Уильям обратился к ним, они вроде как встревожились. Потом поняли, что к чему, переглянулись и, ухмыльнувшись, закивали головами.
- Пажалста, - сказал один из них.
- Пажалста, - сказал другой.
Они поднялись, пожали Уильяму руку и последовали за ним к столику, за которым сидели Старик и Юнец.
- Познакомьтесь с моими друзьями, - сказал Уильям. - Это Старик. Это Юнец. А меня зовут Уильям.
Старик и Юнец поднялись, все пожали друг другу руки, египтяне еще раз повторили "пажалста", и все сели.
Старик знал, что их религия запрещает им пить спиртное.
- Будете кофе? - спросил он.
Тот, у кого был золотой зуб, широко улыбнулся, поднял руки ладонями кверху и слегка пожал плечами.
- Мне - да, - ответил он. - Я к нему привык. А вот за своего друга я не могу говорить.
Старик взглянул на друга.
- Кофе? - спросил он.
- Пажалста, - ответил тот. - Я к нему привык.
- Отлично, - сказал Старик. - Значит, два кофе.
Он подозвал официанта.
- Два кофе, - заказал он. - Да, и еще кое-что. Юнец, Уильям, еще пива?
- Мне - да, - ответил Юнец. - Я к нему привык. А вот за своего друга, он повернулся к Уильяму, - я не могу говорить.
- Пожалуйста, - сказал Уильям. - Я к нему привык.
Ни тот ни другой при этом не улыбнулись.
- Отлично, - сказал Старик. - Официант, два кофе и три пива.
Официант принес заказ, и Старик расплатился. Старик поднял свой стакан и, повернувшись к египтянам, произнес:
- Будьте здоровы.
- Будьте здоровы, - сказал Юнец.
- Будьте здоровы, - сказал Уильям.
Египтяне, казалось, поняли их и подняли свои чашки с кофе.
- Пажалста, - сказал один из них.
- Спасибо, - сказал другой.
Все выпили.
Старик поставил свой стакан и сказал:
- Для нас это честь - находиться в вашей стране.
- Вам нравится?
- Да, - ответил Старик. - Очень нравится.
Снова заиграла музыка, и две толстые женщины в серебристом трико вышли на бис. Зрелище было сногсшибательное. Без сомнения, то была невиданная, поистине замечательная демонстрация владения своим телом и мышцами, ибо, несмотря на то что та, которая до этого виляла задом, продолжала делать то же самое, другая, с грудями, застыла, как дуб, в центре помоста, воздев над головой руки. При этом она вертела своей левой грудью по часовой стрелке, а правой - против часовой стрелки. Одновременно она вертела задом, и все это в такт музыке. Постепенно темп музыки возрос, и по мере его нарастания скорости кручения и верчения тоже увеличивались. Некоторые египтяне были настолько заворожены тем, что груди женщины крутятся в противоположных направлениях, что невольно повторяли движения грудей своими руками. Держа перед собой руки, они описывали круги в воздухе. Все топали ногами, кричали от восторга, и две женщины на сцене продолжали улыбаться своими застывшими бесстыжими улыбками.
Но вот все кончилось. Аплодисменты постепенно стихли.
- Замечательно, - сказал Старик.
- Вам понравилось?
- Еще как.
- Эти девушки, - сказал человек с золотым зубом, - они особенные.
Уильям не мог больше сдерживаться. Он перегнулся через столик и спросил:
- Могу я задать вам вопрос?
- Пажалста, - сказал Золотой Зуб. - Пажалста.
- Какие женщины вам нравятся? - спросил Уильям. - Вот такие, - и он показал руками, - тонкие? Или вот такие - толстые?
Старик вытерся и, обмотавшись полотенцем и положив руки под голову, улегся на кровати. Юнец был в ванной. Положив голову на край ванны, он постанывал и вздыхал от блаженства.
- Послушай-ка, Юнец, - произнес Старик.
- Да.
- А чем мы теперь займемся?
- Женщинами, - ответил Юнец. - Найдем женщин и пригласим их на ужин.
- Это потом, - сказал Старик. - Это может подождать.
Был еще ранний вечер.
- Мне так не кажется, - сказал Юнец.
- А по-моему, - возразил Старик, - с этим можно и подождать.
Старик был очень старым и разумным. Действовать поспешно было не в его правилах. Ему было двадцать семь лет, гораздо больше, чем кому-либо в эскадрилье, включая командира, и все весьма считались с его мнением.
- Сначала пройдемся по магазинам, - сказал он.
- А потом? - послышался голос из ванной.
- Потом обдумаем сложившуюся ситуацию.
Наступило молчание.
- Старик?
- Да.
- Ты знаешь здесь каких-нибудь женщин?
- Знал когда-то. Знал одну турчанку с очень белой кожей. Ее звали Венка. Еще была одна югославка, на голову выше меня, по имени Кики, и еще была, кажется, сирийка. Не помню, как ее звали.
- Позвони им, - сказал Юнец.
- Уже позвонил, пока ты ходил за виски. Ни одну не застал. Не вышло.
- Вот так всегда, - сказал Юнец.
- Походим сначала по магазинам, - сказал Старик. - У нас еще куча времени.
Юнец вылез из ванны через час. Оба надели на себя чистые шорты и рубашки цвета хаки и пошли вниз. Пройдя через гостиничный вестибюль, они оказались на улице, залитой жарким солнцем. Старик надел темные очки.
- Знаю, что мне нужно, - сказал Юнец. - Очки от солнца.
- Хорошо. Пойдем купим.
Они остановили извозчика и велели ему ехать в Сигурел. Юнец купил очки, а Старик - покерные кости, после чего они побрели по раскаленной многолюдной улице.
- Обратил внимание на девушку? - спросил Юнец.
- У которой ты купил очки?
- Да. Темненькая.
- Наверное, турчанка, - сказал Старик.
- Мне все равно, - сказал Юнец. - Но девчонка потрясающая. Тебе так не показалось?
Засунув руки в карманы, они шли вдоль Шариа-Каср-эль-Нил. Юнец надел только что купленные очки. Был жаркий день. Пыльная улица была переполнена египтянами, арабами и босоногими мальчишками. Мухи кружились вокруг мальчишек, жужжали возле их воспаленных глаз. Глаза у них были воспалены, потому что их матери сделали с ними что-то ужасное, когда мальчики были совсем детьми, и все затем, чтобы их не взяли в армию, когда они вырастут. Мальчишки шли следом за Стариком и Юнцом и громко кричали без устали: "Бакшиш! Бакшиш!" - и мухи преследовали попрошаек. В Каире пахнет не так, как в каком-нибудь другом городе. Пахнет тут не чем-то одним, и запах не исходит из какого-то определенного места. Им пропитано все вокруг: сточные канавы, тротуары, дома, магазины, товары, продающиеся в магазинах, еда, которая готовится тут же, лошади и лошадиный навоз на улицах. Им пропахли люди и солнце, заливающее своими лучами людей, а также сточные канавы, лошадей, еду и отбросы, валяющиеся на улицах. Это особый острый запах, в котором одновременно чувствуется и что-то сладкое, и гниющее, и жаркое, и соленое, и горькое, и он никогда не исчезает, даже прохладным ранним утром.
Два летчика медленно брели в толпе.
- Разве тебе она не показалась потрясающей? - спросил Юнец.
Ему хотелось услышать мнение Старика.
- Хороша.
- Еще как хороша. Знаешь что, Старик?
- Что?
- Я бы хотел провести вечер с этой девушкой.
Они перешли на другую сторону улицы и двинулись дальше.
- Да ради Бога, - сказал Старик. - Но почему бы тебе не позвонить мадам Розетт?
- Что еще за Розетт?
- Мадам Розетт, - поправил его Старик. - Великая женщина.
Они проходили мимо заведения, которое называлось "Бар Тима". Его держал англичанин, которого звали Тим Гилфиллан. Во время минувшей войны он был сержантом-квартирмейстером, и каким-то образом ему удалось остаться в Каире, после того как оттуда ушли военные.
- А вот и Тим, - сказал Старик. - Давай-ка заглянем к нему.
Внутри, кроме Тима, никого не было. Он был занят тем, что расставлял бутылки на полках за баром.
- Так-так-так, - сказал он, обернувшись. - Где это вы, ребята, пропадали все это время?
- Привет, Тим.
Он не помнил их, но, глядя на них, было ясно, что они явились из пустыни.
- Как там мой старый друг Грациани? - спросил он, облокотившись о стойку бара.
- Он недалеко от нас, - сказал Старик. - Около Мерсы.
- На чем вы сейчас летаете?
- На "гладиаторах".
- Вот черт, да на них же еще лет восемь назад летали.
- Это все те же, - сказал Старик. - Совсем износились.
Они взяли стаканы с виски и направились к столику в углу.
- А кто она, эта Розетт? - спросил Юнец.
Старик сделал большой глоток и поставил стакан.
- Великая женщина, - ответил он.
- Кто она такая?
- Старая грязная сирийская еврейка.
- Это ладно, - сказал Юнец, - но почему ты о ней вспомнил?
- Что ж, - ответил Старик. - Я скажу тебе. Мадам Розетт держит самый большой бордель на свете. Говорят, что она может доставить тебе любую девушку во всем Каире.
- Чушь собачья.
- Нет, так и есть. А ты возьми позвони ей и скажи, где ты видел женщину, где она работает, в каком магазине, в каком отделе, опиши ее поточнее, а все остальное она сделает сама.
- Да не будь же ты таким наивным, - сказал Юнец.
- Это правда. Чистая правда. Мне о ней в тридцать третьей эскадрилье рассказывали.
- Тебя разыграли.
- Хорошо. Давай возьмем телефонный справочник и найдем номер ее телефона.
- Под этой фамилией ее вряд ли найдешь в телефонном справочнике.
- А я тебе говорю - найдешь, - сказал Старик. - Пойди и поищи мадам Розетт. Сам увидишь, что я прав.
Юнец не верил ему, однако пошел к Тиму и попросил у него телефонный справочник. Вернувшись, он положил книгу на стол, раскрыл ее и принялся листать страницы, пока не дошел до "Роз...". Его палец двинулся по колонке. Розеппи... Розери... Розетт. Вот она, Розетт, мадам, адрес и номер телефона, все есть. Старик внимательно наблюдал за ним.
- Нашел?
- Да, вот здесь. Мадам Розетт.
- Ну так почему бы тебе не позвонить ей?
- А что я ей скажу?
Старик посмотрел на дно своего стакана и перемешал пальцами кусочки льда.
- Скажи, что ты полковник, - ответил он. - Полковник Хиггинс. Летчикам она не очень-то доверяет. И скажи, что ты видел красивую смуглую девушку, которая продает солнцезащитные очки в Сигуреле, и ты хотел бы, как ты выразился, поужинать с ней.
- Здесь нет телефона.
- Еще как есть. Вон он.
Юнец огляделся и увидел телефон, который висел на стене в конце стойки бара.
- У меня нет пиастра.
- У меня есть, - сказал Старик.
Он порылся в кармане и положил на столик монету.
- Тим услышит все, что я буду говорить.
- А какое, черт возьми, это имеет значение? Может, он и сам ей иногда звонит. - И прибавил: - Трус ты.
- А ты говнюк, - сказал Юнец.
Юнец был еще совсем ребенком. Недавно ему исполнилось девятнадцать - на восемь лет меньше, чем Старику. Он был довольно высок ростом, худой, с большой копной черных волос и красивым лицом с широким ртом; лицо его стало цвета кофе от пребывания на солнце в пустыне. Несомненно, он был лучшим летчиком в эскадрилье. Уже в начале войны он сбил четырнадцать итальянцев, что было документально подтверждено. По земле он передвигался медленно и лениво, как это делает усталый человек, и думал он медленно и лениво, как сонный ребенок, но, поднявшись в воздух, соображал быстро, и движения его становились быстрыми, настолько быстрыми, что казалось, он действует рефлекторно. Когда он ходил по земле, было такое впечатление, что он отдыхает, дремлет, чтобы накопить силы, перед тем как сесть в кабину, но зато потом он становился свежим и быстрым и готовым для двухчасовой предельной концентрации. Но сейчас Юнец находился далеко от аэродрома, и в мыслях у него было нечто такое, что заставляло его бодрствовать как во время полета. Может, это состояние и не продлится долго, но по крайней мере в ту минуту он действовал сосредоточенно.
Он еще раз взглянул на номер телефона в справочнике, потом поднялся и медленно направился к телефонному аппарату. Опустив монету в один пиастр, он набрал номер и услышал гудок на другом конце. Старик сидел за столиком и смотрел на него, тогда как Тим по-прежнему расставлял за стойкой бара бутылки. Тим находился всего-то ярдах в пяти от Юнца и явно расположился слушать, о чем пойдет разговор. Юнец чувствовал себя довольно глупо. Он облокотился о стойку бара и стал ждать, надеясь, что никто не ответит.
Но тут раздался щелчок. Трубку на том конце подняли, и он услышал женский голос:
- Алло.
- Здравствуйте, - ответил он. - Могу я поговорить с мадам Розетт?
Он не сводил глаз с Тима. Тим продолжал расставлять бутылки, делая вид, что разговор его не касается, но Юнец понял, что тот прислушивается.
- А я и есть мадам Розетт. А вы кто?
В ее голосе слышались нотки нетерпения и недовольства. Казалось, ей меньше всего хотелось, чтобы ее тревожили именно в эту минуту.
Юнец постарался сделать так, чтобы в его голосе звучала непринужденность.
- Это полковник Хиггинс.
- Полковник... как вы сказали?
- Полковник Хиггинс.
Он назвал фамилию по буквам.
- Да-да, полковник. Что вам угодно?
В ее голосе по-прежнему слышалось нетерпение. Эта женщина явно не из тех, кто станет церемониться. Он постарался держаться как можно более естественно.
- Видите ли, мадам Розетт, я тут подумал... Не могли бы вы мне помочь в одном дельце?
Юнец не отводил глаз от Тима. То, что он подслушивал, было ясно. Того, кто подслушивает, можно запросто вычислить, даже если тот и притворяется, будто ничего не слышит. В таких случаях человек старается не шуметь и делает вид, будто очень занят своей работой. Тим именно так себя и вел, переставляя бутылки с одной полки на другую, вертел их в руках, но не шумел и не оглядывался. В другом углу Старик курил сигарету, положив локти на столик. Он внимательно наблюдал за Юнцом. Ему нравилось следить за тем, что происходит, и он чувствовал, что Юнец стесняется Тима. Однако Юнцу надо было продолжать разговор.
- Я тут подумал, может, вы могли бы мне помочь, - сказал он. - Я сегодня был в Сигуреле, купил там темные очки и увидел девушку, с которой очень хотел бы сегодня поужинать.
- Как ее зовут?
Резкий скрипучий голос зазвучал по-деловому.
- Не знаю, - застенчиво ответил он.
- Как она выглядит?
- У нее... темные волосы, она... высокая и... очень красивая.
- Какое платье на ней было?
- Э-э... дайте подумать. Кажется, белое, с красными цветами.
И тут, будто его осенило, он прибавил:
- И красный пояс.
Он вспомнил, что на ней был блестящий красный пояс.
Наступила пауза. Юнец смотрел на Тима, который старался не греметь бутылками. Он осторожно брал в руки бутылку и так же осторожно ставил ее на место.
И тут вновь послышался скрипучий голос:
- Это может обойтись вам недешево.
- Я понимаю.
Юнцу вдруг надоел весь этот разговор. Ему захотелось закончить его.
- Может, это будет стоить шесть фунтов, а то и восемь или десять. Не могу ничего сказать, пока не увижу ее. Вас это устраивает?
- Да-да, устраивает.
- Где вы остановились, полковник?
- В отеле "Метрополитен", - не задумываясь, ответил он.
- Хорошо, я вам перезвоню.
И она бросила трубку.
Юнец повесил трубку, медленно вернулся к столику и опустился на стул.
- Ну как, - спросил Старик, - удачно?
- Да вроде да.
- Что она сказала?
- Сказала, что перезвонит мне в гостиницу.
- То есть перезвонит полковнику Хиггинсу в гостиницу?
- О Господи, - пробормотал Юнец.
- Да все в порядке. Мы скажем в гостинице, что полковник находится у нас в номере и чтобы соединяли с ним. Что она еще сказала?
- Что это будет дорого стоить, от шести до десяти фунтов.
- Розетт возьмет себе девяносто процентов, - сказал Старик. - Это грязная старая сирийская еврейка.
- Что она теперь собирается предпринять? - спросил Юнец.
Он был тихим человеком и теперь чувствовал себя неловко, оттого что затеял нечто такое, что может обернуться делом серьезным.
- Она поручит какому-нибудь своему своднику разыскать девушку и разузнать, кто она такая. Если она уже есть в списках, тогда все просто. Если нет, то сводник тут же в Сигуреле, не отходя от прилавка, сделает ей предложение. Если девушка скажет ему, чтобы он убирался к чертям, он поднимет цену, если она еще раз пошлет его к чертям, он снова поднимет цену, и в конце концов она соблазнится наличными и скорее всего согласится. Затем мадам Розетт назовет тебе цену в три раза больше, а разницу возьмет себе. Платить ты будешь ей, а не девушке. Разумеется, потом девушка попадет в списки Розетт, а как только она окажется у нее в лапах, ей конец. В следующий раз Розетт будет диктовать цену, и девушка не сможет с ней спорить.
- Почему?
- Потому что если она откажется, то Розетт скажет: "Ладно, моя милая, я позабочусь о том, чтобы твои хозяева в Сигуреле узнали о том, чем ты занималась в прошлый раз, как работала на меня и как использовала их магазин в собственных интересах. И тебя уволят". Вот что скажет Розетт. Несчастная девушка перепугается и будет делать то, что ей скажут.
- Судя по всему, хороший человек, - сказал Юнец.
- Кто?
- Мадам Розетт.
- Чудесный, - сказал Старик. - Просто чудесный человек.
Было жарко. Юнец вытер лицо носовым платком.
- Еще виски, - сказал Старик. - Эй, Тим, еще пару того же.
Тим принес стаканы и, не говоря ни слова, поставил на столик. Взяв пустые стаканы, он тотчас удалился. Юнцу казалось, что он изменился по сравнению с тем Тимом, который встретил их, когда они пришли. Теперь он был не веселым, а молчаливым и безразличным. Казалось, это не тот человек, который говорил: "Привет, ребята, где вы пропадали все это время?" Зайдя за стойку бара, он повернулся к ним спиной и стал опять расставлять бутылки.
Старик спросил:
- Сколько у тебя денег?
- Думаю, фунтов девять.
- Этого может и не хватить. Ты ведь отдал ей инициативу. Надо было тебе обозначить какой-то предел. Теперь она обдерет тебя как липку.
- Знаю, - сказал Юнец.
Какое-то время они пили молча.
- Тебя что-то волнует, Юнец?
- Ничего, - был ответ. - Совсем ничего. Пошли в гостиницу. Она может позвонить.
Они расплатились за напитки и попрощались с Тимом, который кивнул им, но ничего не сказал. Они вернулись в "Метрополитен". Подойдя к администратору, Старик сказал:
- Если будут спрашивать по телефону мистера Хиггинса, переключите на наш номер. Он будет у нас.
- Да, сэр, - сказал египтянин и сделал у себя пометку.
Войдя в спальню, Старик лег на кровать и закурил сигарету.
- А вот я чем займусь сегодня вечером? - спросил он.
Юнец по дороге в гостиницу был молчалив и не произнес ни слова. Он сел на край другой кровати, так и не вынув руки из карманов.
- Послушай, Старик, - сказал он, - что-то мне больше не нравится затея с этой Розетт. Это очень дорого может стоить. Можем мы все это как-то отменить?
- Да ты что! Ты теперь связан по рукам и ногам. С Розетт такие шутки не шутят. Скорее всего, она уже этим делом занимается. Тебе никак нельзя отказываться.
- А если у меня денег не хватит? - спросил Юнец.
- А ты подожди, еще не вечер.
Юнец поднялся, подошел к парашютному мешку и вытащил бутылку виски. Он плеснул виски в два стакана, плеснул туда же в ванной воды из-под крана, вернулся и протянул один стакан Старику.
- Старик, - сказал он. - Позвони Розетт и скажи ей, что полковник Хиггинс вынужден был срочно покинуть город, чтобы вернуться в свой полк в пустыне. Позвони ей и скажи это. Скажи, что полковник просил тебя передать ей это сообщение, потому что у него не было времени.
- Сам позвони.
- Она знает мой голос. Ну давай же, Старик, звони.
- Нет, - ответил Старик. - Не буду.
- Послушай, - неожиданно заговорил Юнец другим голосом - голосом ребенка. - Я не хочу никуда идти с этой женщиной и не хочу сегодня иметь никаких дел с мадам Розетт. Давай придумаем что-нибудь другое.
Старик коротко взглянул на него и сказал:
- Ладно. Позвоню.
Он взял телефонный справочник, поискал номер и набрал его. Юнец слышал, как Старик попросил ее к телефону и передал ей сообщение полковника. Наступила пауза, потом Старик сказал:
- Простите, мадам Розетт, но я тут ни при чем. Я просто передаю то, что меня просили передать.
Еще одна пауза; потом Старик повторил то же самое еще раз, на что у него ушло довольно много времени, в результате он, похоже, устал от всего этого и положил трубку. Его разобрал смех.
- Паршивая старая сука, - говорил он сквозь смех.
- Она была недовольна? - спросил Юнец.
- Недовольна, - повторил Старик. - По-твоему, это называется "недовольна"? Да ты бы слышал ее. Хочет знать, в каком полку служит полковник и бог знает что еще. Сказала, что он за это заплатит. Вы, парни, говорит, думаете, что надо мной можно издеваться, но это вам не пройдет.
- Ура! - воскликнул Юнец. - Грязная старая еврейка.
- Чем мы теперь займемся? - спросил Старик. - Уже шесть часов.
- Пойдем пройдемся и выпьем чего-нибудь в каком-нибудь египетском заведении.
- Отлично. Походим по египетским кабакам.
Они выпили еще, а потом вышли из гостиницы. Сначала они отправились в заведение под названием "Эксельсиор", потом перешли в заведение под названием "Сфинкс", потом в небольшое заведение, названное по имени какого-то египтянина, и в десять часов, счастливые и довольные, сидели в заведении без названия вообще, пили пиво и смотрели что-то вроде представления. В "Сфинксе" они познакомились с летчиком из тридцать третьей эскадрильи, который сказал, что его зовут Уильям. Он был примерно такого же возраста, что и Юнец, но на первый взгляд казался моложе, потому что еще не летал так долго. Возраст его выдавал рот - как у ребенка. У него было круглое лицо, как у школьника, небольшой вздернутый нос, а кожа была коричневой от пребывания в пустыне.
Счастливые и довольные, они сидели втроем в заведении без названия и пили пиво. А пиво они пили потому, что ничего другого там не было. Вокруг были дощатые стены, на некрашеном деревянном полу, посыпанном опилками, стояли деревянные столы и стулья. В дальнем конце был дощатый помост, на котором шло какое-то представление. В помещении было полно египтян в красных фесках. Они пили черный кофе. На сцене находились две толстые девушки в блестящих серебряных трико и серебряных лифчиках. Одна из них виляла задом в такт музыке. Другая трясла грудями, и тоже в такт музыке. Та, что трясла грудями, была более искусной. Она могла трясти только одной грудью, а при этом еще и виляла задом. Египтяне смотрели на нее как зачарованные и не скупились на аплодисменты. Чем больше они аплодировали и чем больше она трясла грудями, тем быстрее играла музыка, и чем быстрее играла музыка, тем быстрее она трясла грудями - все быстрее, быстрее и быстрее, не сбиваясь с ритма, не переставая улыбаться застывшей бесстыжей улыбкой. Египтяне хлопали все больше и больше, по мере того как убыстрялась музыка. Все были очень счастливы.
Когда все закончилось, Уильям спросил:
- Почему у них женщины всегда такие скучные и толстые? Где же их красивые женщины?
- Египтяне любят толстых. Вроде этих, - сказал Старик.
- Быть такого не может, - сказал Юнец.
- Правду говорю, - сказал Старик. - Это у них с давних пор. Все началось с того времени, когда здесь был голод, все бедняки были худыми, а богатые и аристократы - упитанными и жирными. Так что если тебе доставалась толстуха, значит, она из высших слоев общества.
- Ерунда какая-то, - сказал Юнец.
- А мы сейчас узнаем, - сказал Уильям. - Пойду спрошу вон у тех египтян.
Он указал большим пальцем на двух египтян среднего возраста, сидевших за соседним столиком, футах в четырех от них.
- Нет, - сказал Старик. - Не надо. Они нам тут не нужны.
- Да, - сказал Юнец.
- Да, - сказал Уильям. - Мы должны узнать, почему египтяне любят толстых женщин.
Он не был пьян. Никто из них не был пьян, но выпитое пиво и виски сделали их счастливыми, а счастливее всех чувствовал себя Уильям. Его загорелое мальчишеское лицо светилось счастьем, вздернутый нос, казалось, задрался еще больше. Похоже, он впервые расслабился за много недель. Он поднялся, сделал три шага по направлению к столику, за которым сидели египтяне, и, улыбаясь, остановился перед ними.
- Господа, - сказал он, - мои друзья и я сочтем за большую честь, если вы пересядете за наш столик.
У египтян была темная лоснящаяся кожа и пухлые лица. На них были красные фески, а у одного из них был золотой зуб. Когда Уильям обратился к ним, они вроде как встревожились. Потом поняли, что к чему, переглянулись и, ухмыльнувшись, закивали головами.
- Пажалста, - сказал один из них.
- Пажалста, - сказал другой.
Они поднялись, пожали Уильяму руку и последовали за ним к столику, за которым сидели Старик и Юнец.
- Познакомьтесь с моими друзьями, - сказал Уильям. - Это Старик. Это Юнец. А меня зовут Уильям.
Старик и Юнец поднялись, все пожали друг другу руки, египтяне еще раз повторили "пажалста", и все сели.
Старик знал, что их религия запрещает им пить спиртное.
- Будете кофе? - спросил он.
Тот, у кого был золотой зуб, широко улыбнулся, поднял руки ладонями кверху и слегка пожал плечами.
- Мне - да, - ответил он. - Я к нему привык. А вот за своего друга я не могу говорить.
Старик взглянул на друга.
- Кофе? - спросил он.
- Пажалста, - ответил тот. - Я к нему привык.
- Отлично, - сказал Старик. - Значит, два кофе.
Он подозвал официанта.
- Два кофе, - заказал он. - Да, и еще кое-что. Юнец, Уильям, еще пива?
- Мне - да, - ответил Юнец. - Я к нему привык. А вот за своего друга, он повернулся к Уильяму, - я не могу говорить.
- Пожалуйста, - сказал Уильям. - Я к нему привык.
Ни тот ни другой при этом не улыбнулись.
- Отлично, - сказал Старик. - Официант, два кофе и три пива.
Официант принес заказ, и Старик расплатился. Старик поднял свой стакан и, повернувшись к египтянам, произнес:
- Будьте здоровы.
- Будьте здоровы, - сказал Юнец.
- Будьте здоровы, - сказал Уильям.
Египтяне, казалось, поняли их и подняли свои чашки с кофе.
- Пажалста, - сказал один из них.
- Спасибо, - сказал другой.
Все выпили.
Старик поставил свой стакан и сказал:
- Для нас это честь - находиться в вашей стране.
- Вам нравится?
- Да, - ответил Старик. - Очень нравится.
Снова заиграла музыка, и две толстые женщины в серебристом трико вышли на бис. Зрелище было сногсшибательное. Без сомнения, то была невиданная, поистине замечательная демонстрация владения своим телом и мышцами, ибо, несмотря на то что та, которая до этого виляла задом, продолжала делать то же самое, другая, с грудями, застыла, как дуб, в центре помоста, воздев над головой руки. При этом она вертела своей левой грудью по часовой стрелке, а правой - против часовой стрелки. Одновременно она вертела задом, и все это в такт музыке. Постепенно темп музыки возрос, и по мере его нарастания скорости кручения и верчения тоже увеличивались. Некоторые египтяне были настолько заворожены тем, что груди женщины крутятся в противоположных направлениях, что невольно повторяли движения грудей своими руками. Держа перед собой руки, они описывали круги в воздухе. Все топали ногами, кричали от восторга, и две женщины на сцене продолжали улыбаться своими застывшими бесстыжими улыбками.
Но вот все кончилось. Аплодисменты постепенно стихли.
- Замечательно, - сказал Старик.
- Вам понравилось?
- Еще как.
- Эти девушки, - сказал человек с золотым зубом, - они особенные.
Уильям не мог больше сдерживаться. Он перегнулся через столик и спросил:
- Могу я задать вам вопрос?
- Пажалста, - сказал Золотой Зуб. - Пажалста.
- Какие женщины вам нравятся? - спросил Уильям. - Вот такие, - и он показал руками, - тонкие? Или вот такие - толстые?