Так что толкнуло Наварра на это? Его самоуверенность и высокомерие. Он презирал французское правительство за трусость в принятии трудного решения и считал, что своими действиями Национальный комитет обороны фактически переложил всю ответственность на него. Что ж, если они трусы – он не трус, если они не могут решать – он может. Ему нравились и высокая ответственность, и свобода действий, которую она предполагала. Так или иначе, какими бы недостатками ни обладал Наварр, он никогда не прятался за спину начальства. Он действовал.
   Есть еще один мотив, побуждавший Наварра предпринять попытку защиты Лаоса. Французский главнокомандующий полагал, что в противном случае война будет проиграна, а тогда виноват во всем окажется не кто иной, как он сам. Наварр пишет, что Марк Жаке, упомянутый ранее министр по делам ассоциированных государств, сказал ему в середине ноября 1953 года, что, по его (Жаке) мнению, потеря Северного Лаоса, особенно Луанг-Прабанга, до такой степени шокирует общественное мнение во Франции, что продолжать войну в Индокитае окажется совершенно невозможно‹24›. Хотя в книге сам Наварр открыто не высказывается в поддержку мнения министра, он и не оспаривает точку зрения Жаке. Несомненно, данный фактор принимался Наварром во внимание при принятии судьбоносного решения. Спустя годы Наварр подтвердил влияние такого мотива, хотя и в несколько иной форме. В своем письме от 1959 года в одну французскую газету бывший главнокомандующий говорил о том, что позволить руководству Вьетминя “укрепиться на Меконге – все равно что самим распахнуть двери в Центральный и Южный Индокитай”‹25›, или, иными словами, проиграть войну. В 1963-м Наварр подтверждал вышесказанное другим заявлением: “Предположим, я бы оставил Лаос по собственному усмотрению и открыл Вьетминю путь к победе. Сегодня на меня показывали бы пальцами как на человека, наплевавшего на честь своей страны”‹26›.
   Вот именно в этом и суть. По мнению Наварра, честь французской армии и самой Франции предписывала ему выступить на защиту Лаоса. Французские военные всегда рассматривали себя как гарантов чести Франции и, таким образом, ставили себя выше правительства, выше политиков, которым никогда не доверяли. Только армия, как считали французские офицеры, способна отстоять славу и честь их страны. Если штатские, которые контролируют правительство, ведут себя трусливым и постыдным образом, ответственность надлежит принять на себя военным.
   Французская армия делала героями генералов, которые, чтобы принести Франции победу и сохранить честь страны, не подчинялись правительственным приказам. Шарль де Голль в своей книге “На острие меча”, написанной еще до Второй мировой войны, говорит: “Тем, кто совершал великие деяния, нередко приходилось рисковать и нарушать общепринятые нормы дисциплины. Примеров множество. Это и Пелиссье в Крыму с грозными императорскими депешами в кармане, которые он прочитал только после того, как был взят Севастополь, и Ланрезак, нарушивший приказ и тем спасший свою армию после Шарлеруа, и Лиоте, наперекор полученным сверху инструкциям установивший протекторат над Марокко {59}. После Ютландского сражения, когда англичане не смогли воспользоваться возможностью и разгромить германский флот, адмирал Фишер, тогдашний первый морской лорд, прочитав донесение от Джеллико, в ярости воскликнул: "У него есть все качества Нельсона, кроме одного: он не умеет не подчиняться!"”‹27›
   После падения Франции в 1940-м, генерал де Голль продолжил войну, тогда как законное правительство, возглавляемое маршалом Петэном, подписало мирный договор с Германией. За неподчинение правительство Виши in absentia (заочно) приговорило генерала к смерти. Принимая во внимание данного рода традиции, мог ли Наварр, высший офицер французской армии, генерал, не выбрать путь, который он считал дорогой, ведущей к чести, тем более что ее не преграждали трусливые политики?
   Поскольку Наварр решил выступить на защиту Верхнего Лаоса, возникал вопрос: как? Сначала Наварр предполагал осуществить задачу путем ведения подвижной, или маневренной, войны, атаковав вражеские колонны, наступающие на Лаос, но быстро отказался, от подобной затеи. Он правильно рассудил, что войска экспедиционного корпуса со всеми их грузовиками, танками и прочим тяжелым снаряжением увязнут в джунглях, где французы практически не умели вести боевые действия, поскольку не были психологически готовы сражаться взводами и отделениями, вооруженными лишь стрелковым оружием и минометами.
   Затем Наварр решил построить для прикрытия Лаоса линейную оборону, но тут же отказался от такого шага, поскольку не имел достаточного количества войск. Не говоря уже о том, что части Вьет-миня все равно смогли бы просачиваться в тыл французам, как это наблюдалось в дельте. Как третий вариант Наварр рассмотрел перспективу защиты только столиц, Луанг-Прабанга и Вьентьяна, но и от нее он отказался главным образом из-за того, что большая дистанция между аэродромами под Ханоем и обеими столицами Лаоса делала практически невозможным авиационную поддержку и воздушное снабжение войск, занимавших оборонительные рубежи вокруг лаосских городов. Имелись и тактические соображения. Луанг-Прабанг окружали горы, а оба летных поля находились на таком удалении от города, что с одной оборонительной позиции нельзя было защитить и столицу, и аэродромы.
   Четвертой схемой действий могла стать крупная отвлекающая атака на Вьет-Бак, проведенная как раз тогда, когда Зиап выступит на Лаос (или же чуть раньше). Теоретически таким ходом французы поставили бы под угрозу правительство Вьетминя и артерии снабжения частей Главных сил, вынуждая Зиапа спешить во Вьет-Бак. Однако к подобным мерам французы прибегали уже дважды, и оба раза без какого-либо успеха. В первый раз, в 1947-м, парашютисты, десантировавшиеся во Вьет-Баке по приказу Валлюи, едва не схватили Хо и Зиапа, но даже тогда, несмотря на всю слабость Вьетминя, операция в конечном итоге провалилась. В 1952-м Салан испробовал аналогичный прием во время операции “LORRAINE” и тоже поставленных целей не достиг. Теперь, в 1953-м, на фоне невиданного прежде усиления Вьетминя, для подобной акции потребовалось бы людей больше, чем имел Наварр во всем Вьетнаме. Кроме того, в ходе такой вылазки оказалась бы опасно оголена дельта. Наварр отказался от этого варианта, в чем с ним был согласен и Коньи.
   Итак, у французского главнокомандующего оставалась только концепция “ежа”, предусматривавшая устройство дальнего укрепленного плацдарма с взлетно-посадочной полосой. Этот вариант действий Наварр называет “ипе solution mediocre” (посредственным решением), однако, как пишет он сам, иного он фактически и не имел‹28›. По замыслу Наварра, дальнему укрепленному плацдарму отводилось выполнение двух функций. Первое, главнокомандующий считал, что так ему удастся блокировать один из ключевых маршрутов поступления оружия, снаряжения и продовольствия из Китая и Вьет-Бака в Лаос. Наварр совершенно забыл, что французам предстоит действовать не в Европе, а в горных джунглях Северо-Западного Вьетнама, где артериями снабжения служат не шоссе и железные дороги, а многочисленные ручьи и тропы. Один плацдарм не мог бы перекрыть коммунистам всех путей в Лаос. Второе, Наварр видел в дальнем плацдарме базу для атак на тыловые коммуникации Зиапа, при условии, что тот послал бы одну или две дивизии к Луанг-Прабангу. И в этой части плану Наварра явно не хватало обоснованности. Во время прошлой Лаосской кампании На-Сан представлял для вьетминьцев точно такую же угрозу, однако Зиап подтянул к этому укрепленному лагерю крупные силы и надежно запер его защитников. В таком положении французы не могли “осуществлять набеги”, а Зиапу оставалось выбирать – пойти ли ему дальше или предпринять широкомасштабный штурм плацдарма. Глядя на проблему в ретроспективе, убеждаешься в том, что идея Наварра обеспечить оборону Верхнего Лаоса посредством создания дальнего плацдарма с взлетно-посадочной полосой в действительности не тянула даже на “ипе solution mediocre”.
   Коль скоро французский главнокомандующий остановился на концепции “ежа”, оставалось только выбрать место. Луанг-Прабанг и Вьентьян он уже отверг. Далее шли Лай-Чау или Дьен-Бьен-Фу. От Лай-Чау Наварр отказался. Взлетно-посадочная полоса там была очень короткой, причем ее нередко затапливало, а погода слишком часто оказывалась нелетной. Из-за того, что аэродром размещался в лощине, французские летчики жаловались, что вражеские зенитки бьют по ним даже не снизу, а сверху. В таком случае оставалась только Дьен-Бьен-Фу. Стратегические плюсы этой позиции признавал не кто иной, как сам Зиап. В своей книге он пишет: “Дьен-Бьен-Фу расположена в горном районе на северо-западе и находится в долине протяженностью 18 километров и от шести до восьми километров в ширину. Это самая большая и самая богатая из четырех равнин в этом гористом регионе поблизости от вьетнамско-лаосской границы. Деревня стоит на стыке важных дорог, ведущих на северо-восток к Лай-Чау, на восток и на юго-восток к Туан-Гиао, Сон-Ла, На-Сану, на запад к Луанг-Прабангу и на юг к Сам-Нёа. На театре военных действий в Бакбо (то есть в Тонкине) и Верхнем Лаосе Дьен-Бьен-Фу является стратегической позицией первостатейной важности, способной стать чрезвычайно удобной базой для пехоты и авиации противника, осуществляющего агрессию в Юго-Восточной Азии”‹29›.
   Вместе с тем существовали два существенных противопоказания для создания там дальнего плацдарма с взлетно-посадочной полосой. Первое, войска, занимавшие Дьен-Бьен-Фу, невозможно было пополнять и снабжать по дорогам, и второе, плацдарм находился в 295 километрах от французских аэродромов под Ханоем, Такая дистанция являлась предельной для действенного применения авиации. В результате французские истребители, используемые как штурмовики (для воздушной огневой поддержки наземных частей), могли находиться в небе над Дьен-Бьен-Фу не более четверти часа. К тому же у французов имелось всего от 70 до 100 транспортных самолетов, которые из-за большого расстояния могли перебрасывать на отдаленный плацдарм лишь ограниченное количество живой силы и необходимых грузов. Наварр прекрасно знал об этом.
   И наконец, Наварр подчеркивает, что месторасположение Дьен-Бьен-Фу создавало стратегические проблемы для Вьетминя точно так же, как и для французов. Этот пункт находился в 200 километрах от дельты и в 300 километрах от китайско-вьетнамской границы, через которую силам Вьетминя поступало все необходимое от “китайских товарищей”. Наварр считал, что нехватка грузовиков и значительное расстояние не позволят Зиапу доставить в район Дьен-Бьен-Фу большое количество боеприпасов и продовольствия, вследствие чего численность войск Вьетминя там окажется ограниченной‹30›.
   Наварр думал, что долина будет в безопасности от артиллерийского огня неприятеля с окружающих гор. Он замечает, что высоты, с которых артиллерия Вьетминя могла бы обстреливать аэродром, находились от него на удалении в десять-двенадцать километров. Затем, ловко перекидывая вину на других, он пишет, будто французские артиллеристы сказали ему, что коммунистам придется выдвигать свои орудия на передние склоны, иначе снаряды не долетят до летного поля. Когда же артиллерия Вьетминя выйдет на эти позиции, как говорили главнокомандующему специалисты, французы накроют ее контрбатарейным огнем или же уничтожат с воздуха‹31›. Бернард Фэлл замечает, что оценки Наварра представляются спорными. Фактически аэродром мог простреливаться прямым артогнем с высот, находившихся от него всего в пяти километрах‹32›.
   Мы выяснили, почему Наварр решил защищать Северный Лаос, почему остановился на концепции “ежа” и почему выбрал именно Дьен-Бьен-Фу. И тем не менее всего этого мало для того, чтобы отправить тысячи людей на задание, сопряженное с большой опасностью, да к тому же еще, вполне возможно, бесперспективное. Должно быть что-то еще.
   Должно быть и, конечно, есть. Одним из основных факторов, повлиявших на решение Наварра, была оценка разведывательного отдела штаба, считавшего, что операция будет сопряжена с небольшим или вовсе ни с каким риском. Эксперты говорили главнокомандующему, что врагу не удастся сконцентрировать под Дьен-Бьен-Фу значительной группировки войск. Поверив им, он писал, что возвращение Дьен-Бьен-Фу было бы “…вполне целесообразным, при условии того, что нам придется иметь дело с такими вражескими силами, какие мы можем ожидать встретить там”‹33›. Наварр пребывал в убеждении, что Зиапу понадобится несколько недель для передислокации к Дьен-Бьен-Фу даже одной дивизии и что противнику не удастся на протяжении сколько-нибудь длительного времени держать там силы, равные двум дивизиям. Разведка доносила Наварру вновь и вновь, что коммунисты не смогут подтянуть к деревне большого количества орудий и что артиллеристы Вьетминя будут страдать от нехватки боеприпасов. Данную оптимистическую точку зрения ранее разделял и Салан, который в мае 1953-го указывал на то, что большое расстояние, отвратительное состояние дорог и нехватка у коммунистов грузовиков не позволят Зиапу широко применять артиллерию и прочее тяжелое снаряжение.
   По мере того как события во Вьетнаме разворачивались своим чередом, в Париже разыгрывался другой эпизод трагедии. 13 ноября Национальный комитет обороны собрался в столице Франции для обсуждения вопроса, связанного с Дьен-Бьен-Фу. Премьер-министр Ланьель при поддержке комитета решил сесть за стол переговоров с Хо и Вьетминем. Главным вопросом было, когда обратиться с этим к Хо Ши Мину. Сделать это сейчас или, может, подождать, когда позиция французов станет сильнее? Большинство членов комитета высказалось за безотлагательные переговоры. Перемирие, недавно подписанное воюющими сторонами на Корейском полуострове, развязывало руки китайцам и позволяло им направить еще более значительную помощь Вьетминю. К тому же успех операций “HIRONDELLE” и “MOUETTE” как будто бы повышал шансы на успех в переговорах для французов.
   На совещании решили направить во Вьетнам секретаря Национального комитета обороны контр-адмирала Кабанье, которому было поручено узнать мнение Наварра относительно того, когда лучше “подступиться” к Хо. Поскольку проблемы с “утечками” по-прежнему не позволяли давать секретные приказы в письменной форме, Кабанье получил наказ передать кое-что Наварру на словах. Адмиралу предстояло сообщить главнокомандующему в Индокитае, что дополнительной помощи из Франции не будет и что ему придется “выкраивать” планы в соответствии с имеющимися людскими и материальными ресурсами, а также то, что он может ограничиться лишь сдерживанием неприятеля. Но важнее всего то, что комитет опять не соблаговолил дать Наварру точных распоряжений относительно Лаоса. 15 ноября Кабанье убыл из Парижа во Вьетнам.
   19 ноября, по прибытии в Сайгон, адмирал Кабанье немедленно связался с Наварром, в тот день находившимся на севере Вьетнама, и испросил разрешения прибыть в Ханой, чтобы лично передать главнокомандующему послание комитета. В ответ Наварр попросил адмирала оставаться на месте и сообщил, что их встреча состоится в Сайгоне утром 20-го числа.
   В 09.00 20 ноября Кабанье и Наварр встретились в кабинете последнего в Сайгоне. После краткого обмена любезностями Кабанье задал Наварру вопрос, ради которого преодолел 8000 километров: как считает главнокомандующий, когда лучше начать переговоры с руководством Вьетминя, сейчас или следует подождать новых достижений военных в Индокитае? Наварр показал Кабанье сообщение, где говорилось о том, что как раз сейчас, пока они тут беседуют, парашютисты находятся на пути к Дьен-Бьен-Фу. Затем Наварр ответил, что, по его мнению, к весне ситуация улучшится и потому с переговорами надо подождать. Кабанье получил ответ, а сражение за Дьен-Бьен-Фу должно было вот-вот начаться.
   1. Donald Lancaster, The Emancipation of French Indochina (London: I Oxford University Press, 1961), p. 264.
   2. Navarre, Agonie, p. 159.
   3. Ibid., p. 76.
   4. Ibid., p. 72.
   5. Ibid., p. 85.
   6. Gareth Porter, Vietnam: The Definitive Documentation of Human Decisions 2 vols. (Stanfordville, NY: Earl M. Coleman Enterprises, 1979), 1:452-453.
   7. Ibid., 1:463 (quoting a JCS report to the secretary of defense, 28 August 1953).
   8. Navarre, Agonie, p. 159.
   9. Ibid., p. 161.
   10. Bernard B. Fall, Hell in a Very Small Place: The Siege ofDien Bien Phu (New York: J. B. Lippincott, 1967), p.
   11. Navarre, Agonie, p. 86.
   12. Fall, Street, p. 315.
   13. Navarre, Agonie, pp. 337-338.
   14. Fall, Hell, p. 33.
   15. Treaty between France and the government of Laos, signed 22 October 1953.
   16. Navarre, Agonie, p. 339 and 190.
   17. Vo Nguyen Giap, Dien Bien Phu, (Hanoi: Foreign Languages Publishing House, 1964), p. 63.
   18. Navarre, Agonie, p. 161.
   19. Giap, Dien Bien Phu, pp. 57-59.
   20. Ibid., p. 51.
   21. Ibid., pp. 54-55. 22. Fall, Hell, p. 37.
   23. Roy, Battle, p. 32.
   24. Navarre, Agonie, p. 190.
   25. Fall, Street, p. 315. Letter to Le Figaro, 25 May 1959.
   26. Fall, Hell, p. 35.
   27. Charles de Gaulle, The Edge of the Sword (New York: Criterion Books, 1960), p. 45.
   28. Navarre, Agonie, pp. 191 and 199.
   29. Giap, Dien Bien Phu, p. 77.
   30. Navarre, Agonie, p. 195.
   31. Ibid., p. 196.
   32. Fall, Street, p. 317.
   33. Navarre, Agonie, p. 196.

Глава 9.

    Дьен-Бьен-Фу. Период подготовки к сражению.
    20 ноября 1953 – 13 марта 1954 гг.
   Штурм Дьен-Бьен-Фу с воздуха начался в 10.35 20 ноября 1953 года, когда бойцы 6-го колониального парашютного батальона (6-го ВРС, BataiUon de Parachutistes Coloniaux) стали приземляться в зоне выброски “NATASHA”, расположенной в 200 метрах к северу от деревни {60}. Практически одновременно приступил к десантированию 2-й батальон 1-го егерского парашютного полка (II/1RCP, Chasseurs Parachutisles), район выброски которого, “SIMONE”, находился в 600 метрах к югу. Вместе с 1I/1RCP высаживалось командное звено тактических сил – управление 1-й воздушно-десантной группы. Задача этой группы состояла в том, чтобы очистить Дьен-Бьен-Фу от противника и установить контроль над небольшой грунтовой взлетно-посадочной полосой к северу от деревни. Оба штурмовых батальона были ударными частями экспедиционного корпуса, командовали десантниками два выдающихся старших офицера, батальонные шефы Бижар (6-й ВРС) и Брешиньяк (II/1RCP) {61}. Итак, французы запустили “первую команду”.
   Противник отреагировал быстро и эффективно. В Дьен-Бьен-Фу находился штаб элитного 148-го отдельного пехотного полка Вьетминя, закаленного в боях и в основном укомплектованного представителями горных племен. В день высадки французов в Дьен-Бьен-Фу находился только 910-й батальон из состава 148-го полка. Французы знали заранее, что у противника в деревне всего один батальон, однако не догадывались, что там же занимаются боевой подготовкой минометная рота, артиллерийская батарея из 351-й (тяжелой) дивизии и рота пехоты из 320-й дивизии.
   Когда началась выброска, бойцы Вьетминя находились па полевых учениях поблизости от деревни. Коммунисты, немедленно открыв стрельбу по парашютистам 6-го ВРС, поразили нескольких из них в воздухе, а тех, кто приземлился, прижали к земле огнем. Ситуация для французов еще больше осложнилась из-за обычного при десантировании беспорядка. Части были разбросаны, две роты из батальона Бижара приземлились мимо цели, а рация разбилась. Однако 6-й ВРС состоял из закаленных ветеранов, и Бижар постепенно обрел контроль над батальоном. В 12.15 в воздухе появился маленький французский самолет-наблюдатель. Используя машину как радиорелейную станцию, Бижар начал вызывать на помощь кружившие над головой бомбардировщики В-26 {62}. При содействии 1-го ВРС, высадившегося в зоне “NATASHA” во второй половине дня, 6-му ВРС удалось выбить с позиций коммунистов, которые отошли к югу. Предполагалось, что II/1RCP приземлится в районе выброски “SIMONE” и заблокирует Дьен-Бьен-Фу с юга, однако батальону не удалось справиться с задачей. Части его рассеялись и также утратили свои рации. В результате бойцам Въетмиия удалось ускользнуть, воспользовавшись для прикрытия густым кустарником, которым порос берег реки Намъюм. Первый день операции прошел для французов успешно. Им удалось выполнить задание, несмотря на хаос в начале операции – обычное дело при десантировании, – они понесли сравнительно небольшие потери: одиннадцать человек убитыми и пятьдесят два ранеными. Парашютисты захватили документы 148-го полка и насчитали в деревне и вокруг нее по крайней мере девяносто трупов коммунистов.
   Вдень “Д” + 1 (21 ноября) французы выбросили на плацдарм воздушно-десантную группу, состоявшую из еще двух парашютных батальонов – 1-го иностранного (1-го ВЕР, Bataillon Etranger de Parachutistes) и 8-го ударного (8-го ВРС, Bataillon de Parachutistes de Choc), один артиллерийский дивизион, а также командование всей операции во главе с генералом Жиллем {63}. В этот же день французы начали сбрасывать тяжелое снаряжение в зоне “OCTAVIE”, находившейся в 300 метрах к юго-западу от Дьен-Бьен-Фу.
   День “Д” + 1 заслуживает упоминания и еще по одной причине, одновременно и любопытной, и вызывающей разные толки. 21 ноября Коньи дал пресс-конференцию в Ханое, где говорил о многих вещах: о партизанах, о положении дел в дельте и, конечно, о воздушно-десантной операции в Дьен-Бьен-Фу. В отношении последней он заявил: “Если бы укрепленный лагерь в На-Сане был на колесиках, я бы перекатил его в Дьен-Бьен-Фу еще пять месяцев назад”‹1›. Обескураживающее заявление из уст человека, за несколько дней до операции бурно возражавшего против ее проведения. Странность и, если хотите, причудливость такого странного “разворота” в том, что изречение Коньи вовсе не означало, что теперь он за операцию. Просто он высказался так из необходимости заявить о своей солидарности с воинами, сражавшимися под Дьен-Бьен-Фу, а также в знак лояльности Наварру. Что, безусловно, странно, так это то, что теперь Коньи ратовал за создание дальнего плацдарма с взлетно-посадочной полосой в Дьен-Бьен-Фу – а как еще понимать слова о “перекатывании” лагеря из На-Сана? – хотя сам Наварр, по всей видимости, еще окончательно не свыкся с этой идеей. Наварр (и другие) припомнят заявления, сделанные 21 ноября Коньи, когда придет время делить ответственность за поражение.
   Вдень “Д” + 2, то есть 22 ноября, в зоне выброски “NATASHA” приземлился шестой и последний парашютный батальон, 5-й вьетнамский (5-й BPVN, Bataillon de Parachutistes Vietnamiens) {64}. Парашютисты привели в порядок полосу и подготовили ее к приему небольших воздушных судов, вырыли легкие полевые укрепления и отправили дозоры и аванпосты к первой линии на горной гряде Пока все шло хорошо {65}.
   На исходе ноября, когда французы консолидировались в Дьен-Бьен-Фу, Зиап приступил к ответным действиям. Он ожидал от противника чего-то подобного, но из-за режима секретности, которая окружала приготовления к операции, не знал точного времени и места. Из-за утечек информации он тем не менее давно уже знал, что Наварр предпримет попытку защитить Лаос. Зиап предвидел, что предпринятое 27 октября движение 316-й дивизии Вьетминя к северо-западу заставит французов послать в данный район какие-то силы.
   Зиап мог предполагать, что реакция Наварра на северо-западе Вьетнама будет зависеть от степени угрозы со стороны коммунистов. Если она окажется незначительной, Наварр попытается удержать и Дьен-Бьен-Фу и Лай-Чау, но с возрастанием опасности, как мог предвидеть Зиап, Наварр откажется от Лай-Чау и будет защищать Дьен-Бьен-Фу. Если же угроза Вьетминя станет максимальной, Наварр укрепится в Дьен-Бьен-Фу и примет решающий бой или же постарается отвести французские части назад в дельту. Как считал Зиап, первейшей его задачей становилось создание максимальной угрозы Дьен-Бьен-Фу и Лай-Чау. Соответственно, он приказал 148-му полку (находившемуся в том районе) и 316-й дивизии (уже двигавшейся в северо-западном направлении) атаковать Лай-Чау. В то же самое время (24 ноября) он приказал 308-й, 312-й и 351-й (тяжелой) дивизиям ускоренным маршем выступить из Вьет-Бака к Дьен-Бьен-Фу.
   Благодаря радиоперехватам французских связистов, о содержании приказов Зиапа сразу же стало известно Коньи. Относительно того, какова была численность сил, продвигавшихся к Дьен-Бьен-Фу, возникли сомнения. Во-первых, целиком ли выступили дивизии, или же к деревне идут лишь некоторые части из их состава? Во-вторых, когда дивизии (или их части) прибудут в Дьен-Бьен-Фу? Дать ответ на последний вопрос было проще, чем на первый. Взяв в расчет время и расстояние, офицеры разведки Коньи сделали вывод, что 316-я дивизия может достигнуть Дьен-Бьен-Фу к 6 декабря, 308-я – к 24 декабря, 351-я – к 26 декабря, а 312-я – к 28 декабря. Между тем 25 ноября не существовало способа вычислить размеры направлявшихся к плацдарму сил противника. Коньи и его разведка считали, что Зиап двинул к Дьен-Бьен-Фу дивизии в полном составе, но Наварр и Бертей сходились на том, что туда посланы лишь их части. Коньи основывал свои выводы на перехваченном по радио прикаазе, предписывавшем вьетминьским инженерам подготовить мост и паромную переправу, с помощью которых за одну ночь Красную реку могли бы перейти 6 000 человек‹2›. Наварр, однако, полагался на более обоснованные, как представлялось ему, соображения относительно неспособности коммунистов осуществлять в районе Дьен-Бьен-Фу тыловую поддержку четырех полных дивизий, а потому считал, что Зиап не станет стягивать к деревне такие большие силы. В действительности же Наварр и его штаб тешили себя надеждой, что радиосообщения Вьетминя, по всей вероятности, являлись частью кампании дезинформации, направленной на прикрытие крупной атаки, запланированной Вьетминем в дельте, или были попыткой соблазнить французов идеей напасть на якобы оголенный Вьет-Бак, где их будет ждать засада.