Страница:
Самое важное, Зиап стандартизировал разномастное вооружение бойцов Вьетконга, которые стали пользоваться преимущественно советскими 7,62-мм автоматами АК-47 китайского производства, пулеметами того же калибра, великолепными противотанковыми гранатометами РПГ-2, а также 57-мм и 75-мм безоткатными орудиями‹3›.
Кроме того, Зиап оказал помощь Вьетконгу кадрами, направив в Южный Вьетнам тысячи (от 3 000 до 12 000) северных вьетнамцев – именно природных северян, а не “перемещенных” южан. Вне сомнения, он предпочел бы посылать на Юг “перемещенных”, но “запас” их на Севере истощился‹4›. На протяжении всей войны разница в диалектах, мировоззрении и обычаях создавала разного рода трения в отношениях между кадровыми революционерами с Севера и их товарищами из местных. Кроме того, на все это накладывалась и вековая вражда представителей двух регионов. Северным вьетнамцам южане казались ленивыми, легкомысленными и неаккуратными. Южане считали северян туповатыми, грубыми, нетерпеливыми и вообще “упертыми”. Лучшее представление о характере проблемы может дать простой пример. Задайтесь вопросом, что могло бы произойти, если бы правительство США направило некоего рьяного молодого человека (или хуже того, женщину) из города Нью-Йорка, говорящего с акцентом, характерным для жителей Бронкса, к примеру, в Джорджию, чтобы организовать работу тамошних “красношеих” фермеров из окрестностей Тобакко-роуд.
Увеличив содержимое арсеналов Вьетконга, а также усилив личный состав кадровыми бойцами с Севера, Зиап и Тань взялись за организацию сил южан в более крупные тактические части и соединения. Так, в 1964 году у вьетконговцев появилась первая дивизия, ныне хорошо известная 9-я дивизия, дислоцированная в провинции Тай-Нинь, к западу от Сайгона. Это соединение было сформировано из 271-го и 272-го пехотных полков Вьетконга и приданных подразделений поддержки. В конце 1964-го 9-я дивизия Вьетконга уже принимала участие в акциях против АРВ‹5›. Подобным же образом батальоны Главных сил Вьетконга были пополнены и реорганизованы в полки, а роты, соответственно, – в батальоны. Обеспечив вьетконговцев новым вооружением и опытными командными кадрами, Зиап приступил к ускоренной подготовке личного состава. О результатах лучше всего судить по отчету посла США в Южном Вьетнаме Максвелла Тейлора. 10 августа он сообщал: “В том, что касается оснащения и обучения, солдаты Вьетконга теперь вооружены и подготовлены лучше, чем когда-либо ранее”‹6›.
Силы Вьетконга возрастали, а руководство Южного Вьетнама лихорадило. 20 января 1964 года правительство “Большого Миня”, сменившее администрацию убитого Дьема, в свою очередь, было свергнуто в результате переворота, возглавляемого генералом Нгу-ен Канем. Это нанесло по американской программе помощи Южному Вьетнаму, и так довольно шаткой, еще один удар. Хуже того, неожиданный поворот событий заставил руководство США усомниться в том, что их представители на месте владеют ситуацией. Ведущим политикам Соединенных Штатов, отвечавшим за курс Америки в отношении Вьетнама, оставалось только трясти головами и бормотать нечто вроде: “Что же дальше? Чего еще ждать?”
Во всяком случае, Вьетконг себя ждать не заставил. Агрессивность коммунистов возросла настолько, что ее начали испытывать на себе уже не только части АРВ, но и американские советники. В период с 3 по 6 февраля силы Вьетконга развернули широкомасштабное наступление против южных вьетнамцев в провинции Тай-Нинь и в дельте Меконга. 3 февраля вьетконговцы напали на резиденцию американских советников в городе Контум. Официальной реакции со стороны Соединенных Штатов не последовало. 7 февраля коммунисты устроили взрыв в столичном театре Кинь-До, когда там находились только американцы. Трое военнослужащих США погибли и пятеро получили ранения. Вновь полная тишина с американской стороны. Объединенный комитет начальников штабов пришел в ярость и 18 февраля вновь выступил с предложением принять серьезные меры против Северного Вьетнама вплоть до нанесения бомбовых ударов.
Инициатива не прошла, и уже практически вышедшая из-под контроля ситуация в Южном Вьетнаме продолжала деградировать, а к середине марта зашла в тупик. США должны были предпринять какие-то радикальные шаги. Министр обороны Макнамара направил президенту датированную 16 марта докладную записку по итогам его (Макнамары) и генерала Тейлора (сделавшегося к тому моменту председателем Объединенного комитета начальников штабов) визита во Вьетнам. Макнамара откровенно заявил президенту: “Обстановка безусловно ухудшилась, по крайней мере с сентября 1963-го. В том, что касается способности правительства контролировать сельские районы, около 40 процентов территории фактически принадлежит Вьетконгу или находится под их влиянием. В двадцати двух из сорока трех провинций страны Вьетконг контролирует 50 и более процентов территории. 2. У большинства групп населения отмечаются признаки апатии. 3. За последние три месяца ухудшение положения правительства сделалось особенно заметным”‹7›.
Кроме этого, в документе содержалось предложение относительно целесообразности коренного пересмотра целей и задач Соединенных Штатов в Юго-Восточной Азии. Прежде США помогали Южному Вьетнаму “бороться с направляемым и поддерживаемым извне коммунистическим заговором”‹8›. В докладной записке Макнамары, на следующий день одобренной президентом и получившей статус Меморандума по вопросу национальной безопасности № 288 (National Security Action Memorandum, сокращенно NSAM 288), говорилось: “Мы хотим видеть Южный Вьетнам независимым некоммунистическим государством… Южный Вьетнам должен иметь возможность… принять внешнюю помощь для обеспечения собственной безопасности”‹9›. На протяжении следующих пяти лет первое положение меморандума стало основополагающим тезисом, определявшим американскую политику в отношении Южного Вьетнама, политику, позволявшую предпринимать любые действия, способные предотвратить захват страны коммунистами. Оно превратится в знамя, вокруг которого будут группироваться “ястребы” из американского правительства, когда на них в очередной раз будут давить “голуби” с их требованиями прекратить эскалацию войны и отказаться от намерения достигнуть “победы”. Вторым принципиальным положением NSAM 288 было распространение политического вмешательства США на всю Юго-Восточную Азию. В документе констатировалось: “Если нам не удастся достигнуть поставленных нами целей в Южном Вьетнаме, это грозит тем, что едва ли не вся Юго-Восточная Азия может оказаться под влиянием коммунизма… Таким образом, в том, что касается международной политики, ставки здесь высоки”‹10›. В данном случае администрация Джонсона явно взяла на вооружение теорию “принципа домино”, унаследованную ею еще от правительства Эйзенхауэра.
В меморандуме президенту предлагалось дать указания соответствующим государственным министерствам и службам предпринять двенадцать различных шагов. Суть первых сводилась к тому, чтобы США “наглядно продемонстрировали” свою поддержку (1) Южному Вьетнаму и (2) конкретно правительству Каня. Еще восемь касались увеличения размеров материальной и технической помощи южным вьетнамцам, один – тактических перелетов авиации США, а в последнем говорилось о “пограничном контроле” за границами с Лаосом и Камбоджой и об “ответных мерах” против Северного Вьетнама. NSAM 288 являлся руководством к действию для президента и Совета государственной безопасности и отмечал собой важную веху на пути вовлечения Соединенных Штатов в дело спасения Южного Вьетнама.
С NSAM 288 связано нечто любопытное. Президент Джонсон принял его менее чем через двадцать четыре часа после представления документа на суд главы государства и Совета государственной безопасности. По всей видимости, углубленному рассмотрению меморандум не подвергался, несмотря на тот факт, что значительно расширял перечень целей США в Юго-Восточной Азии. Тексту NSAM свойственна странная амбивалентность. Он весьма жестким языком описывает обстановку в Южном Вьетнаме и обозначает объекты, в отношении которых следует усилить влияние Соединенных Штатов в регионе в целом, вместе с тем меры, которые предлагается предпринять правительству, по-прежнему весьма ограниченны. По сути дела, авторы документа призывают США увеличить помощь Южному Вьетнаму, но не требуют прямого вступления в войну. Дихотомию, свойственную тексту меморандума Макнамары, отчасти можно объяснить с помощью датированной 1 марта служебной записки, отправленной на имя президента помощником министра обороны Уильямом П. Банди. Текст, касающийся расширения перечня задач Соединенных Штатов в Юго-Восточной Азии, Макнамара позаимствовал непосредственно из записки Банди, однако далее помощник вполне логично предлагал принять жесткие меры – заблокировать доступ в Хайфон кораблей, затем нанести по Северному Вьетнаму удары с воздуха, – тогда как у Макнамары об этом речь не заходила‹11›.
Меморандум Макнамары содержал раздел, который, как правило, никогда не включают в документы подобного рода. Раздел назывался “Другие предполагавшиеся, но отвергнутые схемы действий”. В частности, предлагалось обеспечивать оборону Сайгона и прилегающих территорий силами американских войск, вручить руководство всеми военными действиями в Южном Вьетнаме офицерам и генералам Соединенных Штатов. Отвергнутыми такие планы оказались из-за возможных психологических последствий, которые могло повлечь за собой перераспределение ролей для южных вьетнамцев. Особенно интересной является идея вверить командование американским офицерам. Она как новая ветка, вырастающая на месте срубленной. Объединенный комитет начальников штабов впервые выходил с этим же самым предложением не позднее 22 января 1964 года. Далее оно будет высказываться и затем неизменно отвергаться на протяжении всего периода работы американских советников во Вьетнаме‹12›. Причина отказа все время оставалась одной и той же – негативное влияние подобного рода акции на южных вьетнамцев. Остается только удивляться, почему во время Второй мировой и Корейской войн иметь единое командование считалось жизненно важным и почему подобное представлялось нежелательным и даже невозможным в Южном Вьетнаме. Этот важнейший из вопросов Вьетнамской войны до сих пор не дает покоя специалистам.
Изучив NSAM 288, Объединенный комитет начальников штабов, что вполне естественно, счел рекомендованные меры недостаточными и в служебной записке на имя президента высказался за проведение прямых акций в отношении Северного Вьетнама. Джонсон, оказавшись в предвыборный год между “Сциллой военной необходимости” и “Харибдой политической целесообразности”, не решился последовать совету ОКНШ. В ретроспективе отчетливо видно, что в марте 1964-го пресловутые “принципы действий в Азии” продолжили “жить и работать”. Так, несмотря на то, что голос Америки становился все более грозным, решительные практические шаги Соединенными Штатами по-прежнему не предпринимались.
Тем временем силы Вьетконга продолжали свою военную кампанию, причем наносили яростные удары не только по южновьетнамским, но и по американским войскам и средствам обслуживания. В начале апреля действия противника в окрестностях Сайгона стали настолько агрессивными, что седьмого числа генерал Кань создал специальную оборонительную зону вокруг столицы. Менее недели спустя вьетконговцы овладели Кьен-Лонгом, столицей округа, расположенного в дельте Меконга. При этом было убито 300 южновьетнамских солдат. 2 мая группа подводников-диверсантов потопила стоявший у причала в порту Сайгона американский вертолетоносец “Кард”. США никак не прореагировали на инцидент. 4 июля примерно полк бойцов Вьетконга захватил базу войск специального назначения в Нам-Донге, на севере Южного Вьетнама. Погибло пятьдесят южных вьетнамцев и двое военнослужащих спецназа США. И опять реакции со стороны Соединенных Штатов не последовало.
К середине лета 1964-го стало очевидным, что меры, рекомендованные в NSAM 288, совершенно не сообразуются с требованиями ситуации. Выявилась и еще одна проблема – Кань оказался никуда не годным руководителем. Как и Дьем, он постоянно озирался по сторонам, стараясь не просмотреть зарождающийся заговор, способный лишить его власти, а возможно, и жизни. К лету отчаяние довело Каня до того, что он начал заговаривать с американцами о некоем “марше на Север”, туманно намекая на возможность нанесения удара по Северному Вьетнаму. Чем дальше, тем навязчивая идея “перехода в наступление” все сильнее овладевала Канем. Его настойчивость уже всерьез пугала старших американских советников. Они прекрасно представляли себе – вероятно, и сам Кань тоже, – что правительственные войска Южного Вьетнама не способны к нанесению эффективного удара по Северному Вьетнаму. Хуже того, пустые угрозы Каня давали коммунистам повод отвечать на них “превентивными мерами”, то есть своим наступлением, которое в конечном итоге вполне могло завершиться захватом ими Южного Вьетнама.
Затем, в августе 1964 года произошел полный противоречий инцидент в Тонкинском заливе, изменивший ход течения этой странной войны. Если существует хоть какое-то логическое объяснение атаке северовьетнамских торпедных катеров на американский эсминец в Китайском море, то искать его надлежит в неверной оценке двух независимых друг от друга военных операций Южного Вьетнама и Соединенных Штатов. В рамках программы “OPLAN 34A” (оперативный план 34А) южные вьетнамцы при поддержке американцев предприняли серию небольших и малоэффективных рейдов на военные объекты коммунистов на побережье. ВМФ США со своей стороны проводил операцию “DE SOTO”. Целью ее являлось выявление северовьетнамских кораблей, поддерживавших действия Вьетконга на Юге, также сбор информации о радарах и прочей электронике противника, а кроме того – о навигационных и гидрографических характеристиках данной зоны.
В ночь с 30 на 31 июля 1964 года южновьетнамские коммандос, действовавшие в рамках “OPLAN 34A”, совершили налет на два небольших северовьетнамских островка неподалеку от Виня. В этот момент американский эсминец “Мэддокс” находился примерно в двухстах километрах отданных островов, в нейтральной зоне, с тем чтобы на следующую ночь (31 июля) приступить к выполнению своих обязанностей в рамках операции “DE SOTO”.
Первый день августа не принес никаких событий. А в 16.30 второго числа три северовьетнамских торпедных катера атаковали “Мэддокс”. В момент начала нападения “Мэддокс” находился в сорока пяти километрах от побережья Северного Вьетнама. Катера выпустили по эсминцу торпеды и обстреляли его из 12,7-мм пулеметов. “Мэддокс” открыл огонь из 5-дюймовых орудий и накрыл прямым попаданием один из катеров. Приблизительно в 17.30 в события вмешались четыре истребителя F-8E с американского авианосца “Тикондерога”. Они дали по противнику несколько залпов ракетами, обстреляли катера из пушек и нанесли им повреждения. К 18.00, когда истребителям пришлось покинуть район боя, один северовьетнамский катер был уничтожен, а два других, “подраненные”, спасались бегством на север. Сразу же после ухода самолетов “Мэддокс” направился на юго-восток.
В том, что северовьетнамские торпедные катера атаковали “Мэддокс” в международных водах, сомневаться не приходилось, но возникал вопрос, не стали ли причиной этого провоцирующие действия самих американцев. Те, кто придерживался такой точки зрения, указывали на то, что вьетнамцы могли связать появление “Мэддокса” с рейдами, проводившимися в рамках “OPLAN 34A”. Считалось, что граница территориальных вод Северного Вьетнама находится в двенадцати морских милях от побережья, а по их уверениям капитан “Мэддокса” имел указания держаться от него в восьми милях и в четырех милях от островов. И наконец, они приводят в качестве довода сообщения, поступившие 1 августа от капитана “Мэддокса”, который говорил, что, сознавая опасность задания, не собирается отказываться от его выполнения и менять курс‹13›.
Те, кто не считает действия капитана “Мэддокса” провокационными, упирают на то, что вьетнамцам не следовало атаковать корабль, не убедившись точно в том, что именно он наносил артиллерийские удары по островам 31 июля. Адмирал США Грант Шарп, на тот момент главнокомандующий вооруженными силами США в районе Тихого океана (ГЛАВКОМТИХ), пошел дальше. Он высказывал уверенность в том, что вьетнамцы вели “Мэддокс” радарами с того самого момента, когда эсминец пересек 17-ю параллель, и потому отдавали себе полный отчет в том, что это за судно, и знали, что оно не могло обстреливать острова‹14›.
Шарп и другие настаивают на том, что по заявлению властей Северного Вьетнама их территориальные воды начинались не в двенадцати, а в пяти морских милях от побережья. И наконец, те, кто склонен объяснять нападение на “Мэддокс” происками коммунистов, указывают на то, что в задании, выполняемом эсминцем (протестировать потоки радиоэлектронного излучения с военных объектов на побережье Северного Вьетнама), не было ничего особенного. Такие задания получают корабли и самолеты во всем мире, более того, за несколько месяцев до происшествия ту же самую миссию без каких-либо происшествий выполнял другой американский корабль, эсминец “Крейг”.
Президент Джонсон, поворчав немного и не слишком решительно “погрозив кое-кому кулаком”, поначалу склонялся отнести инцидент на счет ошибки, допущенной северовьетнамской стороной. Намерение это объяснялось чисто политическими соображениями. Сдержанный Джонсон разыгрывал перед выборами “мирную карту” в отличие от его соперника, воинственного республиканца сенатора Барри Голдуотера. Вместе с тем, не желая оказаться чересчур сдержанным, президент отдал указание продолжать выполнение мероприятий в рамках операции “DE SOTO”. В помощь “Мэддоксу” выделили еще один эсминец, “Тернер Джой”. 4 августа оба судна возобновили патрулирование. В 19.15 по каналам Управления национальной безопасности (УНБ) к командиру тактических сил капитану Джону Геррику поступило сообщение о возможном нападении на эсминцы торпедных катеров. В 20.35 корабельные радары засекли на расстоянии примерно пятидесяти километров три быстро приближавшихся объекта, и на обоих кораблях была объявлена боевая тревога. Примерно в половине десятого вечера, в темноте, из-за густой облачности обстановка стала накаляться. Операторы радаров сообщили о приближении объектов с разных точек, а гидроакустики доложили о том, что слышат шумы двигателей двенадцати торпедных катеров противника. Американцы открыли огонь. Капитан “Тернера Джоя” заметил поднимавшийся над водой шлейф черного дыма, но вскоре дым исчез. Летчики поднятых по тревоге с палубы “Тикондероги” самолетов не отметили в указанном квадрате ни вражеских катеров, ни вообще каких-то похожих на них судов.
По сей день никто (кроме северных вьетнамцев) не может сказать, осуществлялась ли в ночь с 4 на 5 августа 1964 года попытка атаковать американские эсминцы силами торпедных катеров Северного Вьетнама. Имеющиеся перехваты радиосообщений противника (не все из них рассекречены) дают право почти с уверенностью говорить о том, что коммунисты решили напасть на американские корабли. Как говорилось ранее, УНБ предупредило об угрозе вражеской атаки, тем не менее, есть мнения, составленные на основании изучения тех же сообщений, что капитаны катеров получили приказ следить за действиями эсминцев‹15›. Последние выводы подтверждаются оригинальными (и, скорее всего, точными) данными радиолокационных приборов, засвидетельствовавшими факт приближения катеров противника. После того как началась пальба, все сообщения о дымах, шумах торпед и даже их приближении, об обнаружении противника радарами и “потоплениях” можно вполне отнести к проявлению фактора горячки боя. Команды обоих судов состояли отнюдь не из ветеранов, кто-то оказался в бою во второй раз, а кто-то и вообще в первый. В таких случаях, да еще практически при нулевой видимости, фантазия запросто может сыграть с человеком курьезный трюк. Капитан Геррик, в отличие от большинства являвшийся опытным военным, первый же и усомнился в реальности факта нападения коммунистов. Через несколько часов после начала странного боя он сообщил начальству следующее: “Вся акция весьма сомнительна, кроме явного намерения противника вначале устроить засаду”‹16›. И по сей день это простое заявление капитана Геррика остается наиболее разумным объяснением “второй атаки”, то есть событий ночи с 4 на 5 августа 1964 года.
У инцидента в Тонкинском заливе есть интересный постскриптум. Северные вьетнамцы сами косвенно подтвердили факт второго нападения, поскольку приурочили к 5 августа праздник или “день” своего ВМФ. Вот как события той ночи виделись из Северного Вьетнама: “Одна из эскадр торпедных катеров изгнала американский корабль "Мэддокс" из наших территориальных вод, так была одержана наша первая победа над ВМФ США”‹17›. Дуглас Пайк совершенно резонно замечает, что если инцидент в Тонкинском заливе является, как утверждают некоторые историки, мифом, созданным Пентагоном, тогда и ВМФ Народной Армии Вьетнама находился в сговоре с американцами”‹18›.
В полдень 4 августа (время в Вашингтоне отстает от вьетнамского на тринадцать часов) президент Джонсон созвал заседание Совета государственной безопасности, где было принято решение провести карательную акцию – нанести удар по базе противника в Вине. В 11.00 (по вьетнамскому времени) 5 августа с авианосцев США поднялись самолеты, совершившие все вместе шестьдесят четыре боевых вылета на цели. По сообщениям пилотов, топливные хранилища в Вине горели и взрывались, дым поднимался на высоту свыше 4000 м, восемь северовьетнамских катеров было уничтожено и двадцать один поврежден. Потери с американской стороны составили два самолета. В своей книге адмирал У. С. Грант Шарп сколь лаконично, столь же и скромно подытожил: “В общем и целом акция была успешной…”‹19›
Ни Хо, ни Зиап нигде не давали никаких объяснений тому, что побудило их предпринять эти атаки. Что касается второго нападения, если оно, конечно, имело место, назвать его иначе как безрассудно глупым нельзя. Президент Джонсон и его ближайшие советники отзывались о второй атаке как о “явно намеренной, спланированной и обдуманной наперед”‹20›. Высокопоставленные представители США усматривали в этом “стремление руководства Северного Вьетнама показать, что оно видит в Соединенных Штатах не более чем "бумажного тигра" или же намерение спровоцировать США”‹21›. В своей книге “Потерянная революция” Роберт Шэплен высказывает соображения относительно того, что нападение могло быть предпринято “…с двумя целями, посмотреть, какой будет реакция Соединенных Штатов и насколько серьезны обещания Китая помочь Вьетнаму”‹22›.
Авторы “Документов Пентагона” выдвигают в качестве предположения, хотя и не без сомнений, два других возможных мотива нападения. В одном месте они пишут: “Причина атаки катеров ДРВ на американские корабли остается загадкой (возможно, она стала следствием попытки попугать и заставить корабли Соединенных Штатов держаться подальше от берегов Северного Вьетнама)”‹23›. Далее авторы рассуждают таким образом: нападения “могли… стать попыткой быстрого воздаяния за жестокий отпор, который получили (коммунисты) от их заклятого врага. Неопытные в проведении военно-морских операций вожди ДРВ, возможно, считали, что темнота поможет им сравнять счет или хотя бы одержать психологическую победу, нанеся серьезные повреждения американскому кораблю”‹24›.
Самым подходящим объяснением является все же тезис относительно “бумажного тигра”. Такой вывод напрашивался сам собой, поскольку правительство США оставило без внимания те атаки против американских военных объектов, которые предшествовали событиям 5 августа. Это было совершенное 3 февраля нападение вьетконговцев на американскую резиденцию в Контуме, взрыв бомбы 7 февраля в сайгонском театре, куда, как все знали, ходили только американцы. 2 мая был потоплен корабль США “Кард”, а 4 и 6 июля подвергся атаке лагерь спецназа. И во всех случаях не последовало никакой реакции со стороны Соединенных Штатов. То, что 2 августа коммунистам сошло с рук нападение на “Мэддокс”, укрепило Политбюро в мысли, что США – возможно, по причинам внутреннего характера – будут молчать и дальше. Как ни поверни, но, с точки зрения Хо и Зиапа, Америка вполне заслуженно считалась “бумажным тигром”.
Летом 1964-го, в год президентских выборов, “мирному кандидату” Джонсону очень хотелось избежать каких-то осложнений во Вьетнаме. По результатам опросов, более двух третей народа Соединенных Штатов относились к Вьетнаму весьма индифферентно, что вполне устраивало действующего президента‹25›. Так, нападения и гибель американцев оставались без ответа. Но возникает вопрос. Что было бы, если бы первые атаки на объекты США во Вьетнаме получили достойный отпор? Если, как уверяют иные ученые мужи, Вьетнамская война была “войной упущенных возможностей”, не являлось ли нежелание Джонсона со всей жесткостью пресечь “тестовые” атаки начала 1964-го как раз одной из таких “упущенных возможностей”?
Кроме того, Зиап оказал помощь Вьетконгу кадрами, направив в Южный Вьетнам тысячи (от 3 000 до 12 000) северных вьетнамцев – именно природных северян, а не “перемещенных” южан. Вне сомнения, он предпочел бы посылать на Юг “перемещенных”, но “запас” их на Севере истощился‹4›. На протяжении всей войны разница в диалектах, мировоззрении и обычаях создавала разного рода трения в отношениях между кадровыми революционерами с Севера и их товарищами из местных. Кроме того, на все это накладывалась и вековая вражда представителей двух регионов. Северным вьетнамцам южане казались ленивыми, легкомысленными и неаккуратными. Южане считали северян туповатыми, грубыми, нетерпеливыми и вообще “упертыми”. Лучшее представление о характере проблемы может дать простой пример. Задайтесь вопросом, что могло бы произойти, если бы правительство США направило некоего рьяного молодого человека (или хуже того, женщину) из города Нью-Йорка, говорящего с акцентом, характерным для жителей Бронкса, к примеру, в Джорджию, чтобы организовать работу тамошних “красношеих” фермеров из окрестностей Тобакко-роуд.
Увеличив содержимое арсеналов Вьетконга, а также усилив личный состав кадровыми бойцами с Севера, Зиап и Тань взялись за организацию сил южан в более крупные тактические части и соединения. Так, в 1964 году у вьетконговцев появилась первая дивизия, ныне хорошо известная 9-я дивизия, дислоцированная в провинции Тай-Нинь, к западу от Сайгона. Это соединение было сформировано из 271-го и 272-го пехотных полков Вьетконга и приданных подразделений поддержки. В конце 1964-го 9-я дивизия Вьетконга уже принимала участие в акциях против АРВ‹5›. Подобным же образом батальоны Главных сил Вьетконга были пополнены и реорганизованы в полки, а роты, соответственно, – в батальоны. Обеспечив вьетконговцев новым вооружением и опытными командными кадрами, Зиап приступил к ускоренной подготовке личного состава. О результатах лучше всего судить по отчету посла США в Южном Вьетнаме Максвелла Тейлора. 10 августа он сообщал: “В том, что касается оснащения и обучения, солдаты Вьетконга теперь вооружены и подготовлены лучше, чем когда-либо ранее”‹6›.
Силы Вьетконга возрастали, а руководство Южного Вьетнама лихорадило. 20 января 1964 года правительство “Большого Миня”, сменившее администрацию убитого Дьема, в свою очередь, было свергнуто в результате переворота, возглавляемого генералом Нгу-ен Канем. Это нанесло по американской программе помощи Южному Вьетнаму, и так довольно шаткой, еще один удар. Хуже того, неожиданный поворот событий заставил руководство США усомниться в том, что их представители на месте владеют ситуацией. Ведущим политикам Соединенных Штатов, отвечавшим за курс Америки в отношении Вьетнама, оставалось только трясти головами и бормотать нечто вроде: “Что же дальше? Чего еще ждать?”
Во всяком случае, Вьетконг себя ждать не заставил. Агрессивность коммунистов возросла настолько, что ее начали испытывать на себе уже не только части АРВ, но и американские советники. В период с 3 по 6 февраля силы Вьетконга развернули широкомасштабное наступление против южных вьетнамцев в провинции Тай-Нинь и в дельте Меконга. 3 февраля вьетконговцы напали на резиденцию американских советников в городе Контум. Официальной реакции со стороны Соединенных Штатов не последовало. 7 февраля коммунисты устроили взрыв в столичном театре Кинь-До, когда там находились только американцы. Трое военнослужащих США погибли и пятеро получили ранения. Вновь полная тишина с американской стороны. Объединенный комитет начальников штабов пришел в ярость и 18 февраля вновь выступил с предложением принять серьезные меры против Северного Вьетнама вплоть до нанесения бомбовых ударов.
Инициатива не прошла, и уже практически вышедшая из-под контроля ситуация в Южном Вьетнаме продолжала деградировать, а к середине марта зашла в тупик. США должны были предпринять какие-то радикальные шаги. Министр обороны Макнамара направил президенту датированную 16 марта докладную записку по итогам его (Макнамары) и генерала Тейлора (сделавшегося к тому моменту председателем Объединенного комитета начальников штабов) визита во Вьетнам. Макнамара откровенно заявил президенту: “Обстановка безусловно ухудшилась, по крайней мере с сентября 1963-го. В том, что касается способности правительства контролировать сельские районы, около 40 процентов территории фактически принадлежит Вьетконгу или находится под их влиянием. В двадцати двух из сорока трех провинций страны Вьетконг контролирует 50 и более процентов территории. 2. У большинства групп населения отмечаются признаки апатии. 3. За последние три месяца ухудшение положения правительства сделалось особенно заметным”‹7›.
Кроме этого, в документе содержалось предложение относительно целесообразности коренного пересмотра целей и задач Соединенных Штатов в Юго-Восточной Азии. Прежде США помогали Южному Вьетнаму “бороться с направляемым и поддерживаемым извне коммунистическим заговором”‹8›. В докладной записке Макнамары, на следующий день одобренной президентом и получившей статус Меморандума по вопросу национальной безопасности № 288 (National Security Action Memorandum, сокращенно NSAM 288), говорилось: “Мы хотим видеть Южный Вьетнам независимым некоммунистическим государством… Южный Вьетнам должен иметь возможность… принять внешнюю помощь для обеспечения собственной безопасности”‹9›. На протяжении следующих пяти лет первое положение меморандума стало основополагающим тезисом, определявшим американскую политику в отношении Южного Вьетнама, политику, позволявшую предпринимать любые действия, способные предотвратить захват страны коммунистами. Оно превратится в знамя, вокруг которого будут группироваться “ястребы” из американского правительства, когда на них в очередной раз будут давить “голуби” с их требованиями прекратить эскалацию войны и отказаться от намерения достигнуть “победы”. Вторым принципиальным положением NSAM 288 было распространение политического вмешательства США на всю Юго-Восточную Азию. В документе констатировалось: “Если нам не удастся достигнуть поставленных нами целей в Южном Вьетнаме, это грозит тем, что едва ли не вся Юго-Восточная Азия может оказаться под влиянием коммунизма… Таким образом, в том, что касается международной политики, ставки здесь высоки”‹10›. В данном случае администрация Джонсона явно взяла на вооружение теорию “принципа домино”, унаследованную ею еще от правительства Эйзенхауэра.
В меморандуме президенту предлагалось дать указания соответствующим государственным министерствам и службам предпринять двенадцать различных шагов. Суть первых сводилась к тому, чтобы США “наглядно продемонстрировали” свою поддержку (1) Южному Вьетнаму и (2) конкретно правительству Каня. Еще восемь касались увеличения размеров материальной и технической помощи южным вьетнамцам, один – тактических перелетов авиации США, а в последнем говорилось о “пограничном контроле” за границами с Лаосом и Камбоджой и об “ответных мерах” против Северного Вьетнама. NSAM 288 являлся руководством к действию для президента и Совета государственной безопасности и отмечал собой важную веху на пути вовлечения Соединенных Штатов в дело спасения Южного Вьетнама.
С NSAM 288 связано нечто любопытное. Президент Джонсон принял его менее чем через двадцать четыре часа после представления документа на суд главы государства и Совета государственной безопасности. По всей видимости, углубленному рассмотрению меморандум не подвергался, несмотря на тот факт, что значительно расширял перечень целей США в Юго-Восточной Азии. Тексту NSAM свойственна странная амбивалентность. Он весьма жестким языком описывает обстановку в Южном Вьетнаме и обозначает объекты, в отношении которых следует усилить влияние Соединенных Штатов в регионе в целом, вместе с тем меры, которые предлагается предпринять правительству, по-прежнему весьма ограниченны. По сути дела, авторы документа призывают США увеличить помощь Южному Вьетнаму, но не требуют прямого вступления в войну. Дихотомию, свойственную тексту меморандума Макнамары, отчасти можно объяснить с помощью датированной 1 марта служебной записки, отправленной на имя президента помощником министра обороны Уильямом П. Банди. Текст, касающийся расширения перечня задач Соединенных Штатов в Юго-Восточной Азии, Макнамара позаимствовал непосредственно из записки Банди, однако далее помощник вполне логично предлагал принять жесткие меры – заблокировать доступ в Хайфон кораблей, затем нанести по Северному Вьетнаму удары с воздуха, – тогда как у Макнамары об этом речь не заходила‹11›.
Меморандум Макнамары содержал раздел, который, как правило, никогда не включают в документы подобного рода. Раздел назывался “Другие предполагавшиеся, но отвергнутые схемы действий”. В частности, предлагалось обеспечивать оборону Сайгона и прилегающих территорий силами американских войск, вручить руководство всеми военными действиями в Южном Вьетнаме офицерам и генералам Соединенных Штатов. Отвергнутыми такие планы оказались из-за возможных психологических последствий, которые могло повлечь за собой перераспределение ролей для южных вьетнамцев. Особенно интересной является идея вверить командование американским офицерам. Она как новая ветка, вырастающая на месте срубленной. Объединенный комитет начальников штабов впервые выходил с этим же самым предложением не позднее 22 января 1964 года. Далее оно будет высказываться и затем неизменно отвергаться на протяжении всего периода работы американских советников во Вьетнаме‹12›. Причина отказа все время оставалась одной и той же – негативное влияние подобного рода акции на южных вьетнамцев. Остается только удивляться, почему во время Второй мировой и Корейской войн иметь единое командование считалось жизненно важным и почему подобное представлялось нежелательным и даже невозможным в Южном Вьетнаме. Этот важнейший из вопросов Вьетнамской войны до сих пор не дает покоя специалистам.
Изучив NSAM 288, Объединенный комитет начальников штабов, что вполне естественно, счел рекомендованные меры недостаточными и в служебной записке на имя президента высказался за проведение прямых акций в отношении Северного Вьетнама. Джонсон, оказавшись в предвыборный год между “Сциллой военной необходимости” и “Харибдой политической целесообразности”, не решился последовать совету ОКНШ. В ретроспективе отчетливо видно, что в марте 1964-го пресловутые “принципы действий в Азии” продолжили “жить и работать”. Так, несмотря на то, что голос Америки становился все более грозным, решительные практические шаги Соединенными Штатами по-прежнему не предпринимались.
Тем временем силы Вьетконга продолжали свою военную кампанию, причем наносили яростные удары не только по южновьетнамским, но и по американским войскам и средствам обслуживания. В начале апреля действия противника в окрестностях Сайгона стали настолько агрессивными, что седьмого числа генерал Кань создал специальную оборонительную зону вокруг столицы. Менее недели спустя вьетконговцы овладели Кьен-Лонгом, столицей округа, расположенного в дельте Меконга. При этом было убито 300 южновьетнамских солдат. 2 мая группа подводников-диверсантов потопила стоявший у причала в порту Сайгона американский вертолетоносец “Кард”. США никак не прореагировали на инцидент. 4 июля примерно полк бойцов Вьетконга захватил базу войск специального назначения в Нам-Донге, на севере Южного Вьетнама. Погибло пятьдесят южных вьетнамцев и двое военнослужащих спецназа США. И опять реакции со стороны Соединенных Штатов не последовало.
К середине лета 1964-го стало очевидным, что меры, рекомендованные в NSAM 288, совершенно не сообразуются с требованиями ситуации. Выявилась и еще одна проблема – Кань оказался никуда не годным руководителем. Как и Дьем, он постоянно озирался по сторонам, стараясь не просмотреть зарождающийся заговор, способный лишить его власти, а возможно, и жизни. К лету отчаяние довело Каня до того, что он начал заговаривать с американцами о некоем “марше на Север”, туманно намекая на возможность нанесения удара по Северному Вьетнаму. Чем дальше, тем навязчивая идея “перехода в наступление” все сильнее овладевала Канем. Его настойчивость уже всерьез пугала старших американских советников. Они прекрасно представляли себе – вероятно, и сам Кань тоже, – что правительственные войска Южного Вьетнама не способны к нанесению эффективного удара по Северному Вьетнаму. Хуже того, пустые угрозы Каня давали коммунистам повод отвечать на них “превентивными мерами”, то есть своим наступлением, которое в конечном итоге вполне могло завершиться захватом ими Южного Вьетнама.
Затем, в августе 1964 года произошел полный противоречий инцидент в Тонкинском заливе, изменивший ход течения этой странной войны. Если существует хоть какое-то логическое объяснение атаке северовьетнамских торпедных катеров на американский эсминец в Китайском море, то искать его надлежит в неверной оценке двух независимых друг от друга военных операций Южного Вьетнама и Соединенных Штатов. В рамках программы “OPLAN 34A” (оперативный план 34А) южные вьетнамцы при поддержке американцев предприняли серию небольших и малоэффективных рейдов на военные объекты коммунистов на побережье. ВМФ США со своей стороны проводил операцию “DE SOTO”. Целью ее являлось выявление северовьетнамских кораблей, поддерживавших действия Вьетконга на Юге, также сбор информации о радарах и прочей электронике противника, а кроме того – о навигационных и гидрографических характеристиках данной зоны.
В ночь с 30 на 31 июля 1964 года южновьетнамские коммандос, действовавшие в рамках “OPLAN 34A”, совершили налет на два небольших северовьетнамских островка неподалеку от Виня. В этот момент американский эсминец “Мэддокс” находился примерно в двухстах километрах отданных островов, в нейтральной зоне, с тем чтобы на следующую ночь (31 июля) приступить к выполнению своих обязанностей в рамках операции “DE SOTO”.
Первый день августа не принес никаких событий. А в 16.30 второго числа три северовьетнамских торпедных катера атаковали “Мэддокс”. В момент начала нападения “Мэддокс” находился в сорока пяти километрах от побережья Северного Вьетнама. Катера выпустили по эсминцу торпеды и обстреляли его из 12,7-мм пулеметов. “Мэддокс” открыл огонь из 5-дюймовых орудий и накрыл прямым попаданием один из катеров. Приблизительно в 17.30 в события вмешались четыре истребителя F-8E с американского авианосца “Тикондерога”. Они дали по противнику несколько залпов ракетами, обстреляли катера из пушек и нанесли им повреждения. К 18.00, когда истребителям пришлось покинуть район боя, один северовьетнамский катер был уничтожен, а два других, “подраненные”, спасались бегством на север. Сразу же после ухода самолетов “Мэддокс” направился на юго-восток.
В том, что северовьетнамские торпедные катера атаковали “Мэддокс” в международных водах, сомневаться не приходилось, но возникал вопрос, не стали ли причиной этого провоцирующие действия самих американцев. Те, кто придерживался такой точки зрения, указывали на то, что вьетнамцы могли связать появление “Мэддокса” с рейдами, проводившимися в рамках “OPLAN 34A”. Считалось, что граница территориальных вод Северного Вьетнама находится в двенадцати морских милях от побережья, а по их уверениям капитан “Мэддокса” имел указания держаться от него в восьми милях и в четырех милях от островов. И наконец, они приводят в качестве довода сообщения, поступившие 1 августа от капитана “Мэддокса”, который говорил, что, сознавая опасность задания, не собирается отказываться от его выполнения и менять курс‹13›.
Те, кто не считает действия капитана “Мэддокса” провокационными, упирают на то, что вьетнамцам не следовало атаковать корабль, не убедившись точно в том, что именно он наносил артиллерийские удары по островам 31 июля. Адмирал США Грант Шарп, на тот момент главнокомандующий вооруженными силами США в районе Тихого океана (ГЛАВКОМТИХ), пошел дальше. Он высказывал уверенность в том, что вьетнамцы вели “Мэддокс” радарами с того самого момента, когда эсминец пересек 17-ю параллель, и потому отдавали себе полный отчет в том, что это за судно, и знали, что оно не могло обстреливать острова‹14›.
Шарп и другие настаивают на том, что по заявлению властей Северного Вьетнама их территориальные воды начинались не в двенадцати, а в пяти морских милях от побережья. И наконец, те, кто склонен объяснять нападение на “Мэддокс” происками коммунистов, указывают на то, что в задании, выполняемом эсминцем (протестировать потоки радиоэлектронного излучения с военных объектов на побережье Северного Вьетнама), не было ничего особенного. Такие задания получают корабли и самолеты во всем мире, более того, за несколько месяцев до происшествия ту же самую миссию без каких-либо происшествий выполнял другой американский корабль, эсминец “Крейг”.
Президент Джонсон, поворчав немного и не слишком решительно “погрозив кое-кому кулаком”, поначалу склонялся отнести инцидент на счет ошибки, допущенной северовьетнамской стороной. Намерение это объяснялось чисто политическими соображениями. Сдержанный Джонсон разыгрывал перед выборами “мирную карту” в отличие от его соперника, воинственного республиканца сенатора Барри Голдуотера. Вместе с тем, не желая оказаться чересчур сдержанным, президент отдал указание продолжать выполнение мероприятий в рамках операции “DE SOTO”. В помощь “Мэддоксу” выделили еще один эсминец, “Тернер Джой”. 4 августа оба судна возобновили патрулирование. В 19.15 по каналам Управления национальной безопасности (УНБ) к командиру тактических сил капитану Джону Геррику поступило сообщение о возможном нападении на эсминцы торпедных катеров. В 20.35 корабельные радары засекли на расстоянии примерно пятидесяти километров три быстро приближавшихся объекта, и на обоих кораблях была объявлена боевая тревога. Примерно в половине десятого вечера, в темноте, из-за густой облачности обстановка стала накаляться. Операторы радаров сообщили о приближении объектов с разных точек, а гидроакустики доложили о том, что слышат шумы двигателей двенадцати торпедных катеров противника. Американцы открыли огонь. Капитан “Тернера Джоя” заметил поднимавшийся над водой шлейф черного дыма, но вскоре дым исчез. Летчики поднятых по тревоге с палубы “Тикондероги” самолетов не отметили в указанном квадрате ни вражеских катеров, ни вообще каких-то похожих на них судов.
По сей день никто (кроме северных вьетнамцев) не может сказать, осуществлялась ли в ночь с 4 на 5 августа 1964 года попытка атаковать американские эсминцы силами торпедных катеров Северного Вьетнама. Имеющиеся перехваты радиосообщений противника (не все из них рассекречены) дают право почти с уверенностью говорить о том, что коммунисты решили напасть на американские корабли. Как говорилось ранее, УНБ предупредило об угрозе вражеской атаки, тем не менее, есть мнения, составленные на основании изучения тех же сообщений, что капитаны катеров получили приказ следить за действиями эсминцев‹15›. Последние выводы подтверждаются оригинальными (и, скорее всего, точными) данными радиолокационных приборов, засвидетельствовавшими факт приближения катеров противника. После того как началась пальба, все сообщения о дымах, шумах торпед и даже их приближении, об обнаружении противника радарами и “потоплениях” можно вполне отнести к проявлению фактора горячки боя. Команды обоих судов состояли отнюдь не из ветеранов, кто-то оказался в бою во второй раз, а кто-то и вообще в первый. В таких случаях, да еще практически при нулевой видимости, фантазия запросто может сыграть с человеком курьезный трюк. Капитан Геррик, в отличие от большинства являвшийся опытным военным, первый же и усомнился в реальности факта нападения коммунистов. Через несколько часов после начала странного боя он сообщил начальству следующее: “Вся акция весьма сомнительна, кроме явного намерения противника вначале устроить засаду”‹16›. И по сей день это простое заявление капитана Геррика остается наиболее разумным объяснением “второй атаки”, то есть событий ночи с 4 на 5 августа 1964 года.
У инцидента в Тонкинском заливе есть интересный постскриптум. Северные вьетнамцы сами косвенно подтвердили факт второго нападения, поскольку приурочили к 5 августа праздник или “день” своего ВМФ. Вот как события той ночи виделись из Северного Вьетнама: “Одна из эскадр торпедных катеров изгнала американский корабль "Мэддокс" из наших территориальных вод, так была одержана наша первая победа над ВМФ США”‹17›. Дуглас Пайк совершенно резонно замечает, что если инцидент в Тонкинском заливе является, как утверждают некоторые историки, мифом, созданным Пентагоном, тогда и ВМФ Народной Армии Вьетнама находился в сговоре с американцами”‹18›.
В полдень 4 августа (время в Вашингтоне отстает от вьетнамского на тринадцать часов) президент Джонсон созвал заседание Совета государственной безопасности, где было принято решение провести карательную акцию – нанести удар по базе противника в Вине. В 11.00 (по вьетнамскому времени) 5 августа с авианосцев США поднялись самолеты, совершившие все вместе шестьдесят четыре боевых вылета на цели. По сообщениям пилотов, топливные хранилища в Вине горели и взрывались, дым поднимался на высоту свыше 4000 м, восемь северовьетнамских катеров было уничтожено и двадцать один поврежден. Потери с американской стороны составили два самолета. В своей книге адмирал У. С. Грант Шарп сколь лаконично, столь же и скромно подытожил: “В общем и целом акция была успешной…”‹19›
Ни Хо, ни Зиап нигде не давали никаких объяснений тому, что побудило их предпринять эти атаки. Что касается второго нападения, если оно, конечно, имело место, назвать его иначе как безрассудно глупым нельзя. Президент Джонсон и его ближайшие советники отзывались о второй атаке как о “явно намеренной, спланированной и обдуманной наперед”‹20›. Высокопоставленные представители США усматривали в этом “стремление руководства Северного Вьетнама показать, что оно видит в Соединенных Штатах не более чем "бумажного тигра" или же намерение спровоцировать США”‹21›. В своей книге “Потерянная революция” Роберт Шэплен высказывает соображения относительно того, что нападение могло быть предпринято “…с двумя целями, посмотреть, какой будет реакция Соединенных Штатов и насколько серьезны обещания Китая помочь Вьетнаму”‹22›.
Авторы “Документов Пентагона” выдвигают в качестве предположения, хотя и не без сомнений, два других возможных мотива нападения. В одном месте они пишут: “Причина атаки катеров ДРВ на американские корабли остается загадкой (возможно, она стала следствием попытки попугать и заставить корабли Соединенных Штатов держаться подальше от берегов Северного Вьетнама)”‹23›. Далее авторы рассуждают таким образом: нападения “могли… стать попыткой быстрого воздаяния за жестокий отпор, который получили (коммунисты) от их заклятого врага. Неопытные в проведении военно-морских операций вожди ДРВ, возможно, считали, что темнота поможет им сравнять счет или хотя бы одержать психологическую победу, нанеся серьезные повреждения американскому кораблю”‹24›.
Самым подходящим объяснением является все же тезис относительно “бумажного тигра”. Такой вывод напрашивался сам собой, поскольку правительство США оставило без внимания те атаки против американских военных объектов, которые предшествовали событиям 5 августа. Это было совершенное 3 февраля нападение вьетконговцев на американскую резиденцию в Контуме, взрыв бомбы 7 февраля в сайгонском театре, куда, как все знали, ходили только американцы. 2 мая был потоплен корабль США “Кард”, а 4 и 6 июля подвергся атаке лагерь спецназа. И во всех случаях не последовало никакой реакции со стороны Соединенных Штатов. То, что 2 августа коммунистам сошло с рук нападение на “Мэддокс”, укрепило Политбюро в мысли, что США – возможно, по причинам внутреннего характера – будут молчать и дальше. Как ни поверни, но, с точки зрения Хо и Зиапа, Америка вполне заслуженно считалась “бумажным тигром”.
Летом 1964-го, в год президентских выборов, “мирному кандидату” Джонсону очень хотелось избежать каких-то осложнений во Вьетнаме. По результатам опросов, более двух третей народа Соединенных Штатов относились к Вьетнаму весьма индифферентно, что вполне устраивало действующего президента‹25›. Так, нападения и гибель американцев оставались без ответа. Но возникает вопрос. Что было бы, если бы первые атаки на объекты США во Вьетнаме получили достойный отпор? Если, как уверяют иные ученые мужи, Вьетнамская война была “войной упущенных возможностей”, не являлось ли нежелание Джонсона со всей жесткостью пресечь “тестовые” атаки начала 1964-го как раз одной из таких “упущенных возможностей”?