Джентл Мэри. Золотые колдуны

   — Ты уже ел?
   — Пока вы были снаружи. Как там?
   — Холодно.
   — В воздухе снег, — равнодушно сказала Блейз.
   Я села рядом с костром, выловила из баночки кусочки мяса и стала пить горячий бульон. Марик сел рядом со мной.
   — Я хотел бы снова оказаться в моей телестре, сказал он. — Иногда на Ораноне бывало холодно, но никогда так, как здесь.
   — Может, нам следовало бы создать свою собственную телестре. Хотя, кажется, место здесь для этого не совсем подходящее. — Юмор мой был слабоват.
   Мигательные перепонки скользнули вверх, и глаза Марика посветлели от удивления.
   — Короне и церкви потребовалось четыре поколения, чтобы подтвердить законность телестре Пейр-Дадени, т'ан. Вам придется подождать некоторое время.
   Мне вспомнилось то, что однажды сказал Халтерн: ни одна из телестре со времени своего основания не изменяла своих границ, и в Южной земле не существовало земельных сделок, с тех пор как амари Андрете создала Пейр-Дадени.
   — Но ведь должно быть возможно… Где же тогда жить людям?
   — Есть три возможности на выбор, — сказал Блейз, глядя сквозь огонь. — Быть в своей собственной телестре. Или в качестве н'ри н'сут в другой. Или без земли.
   Марик резко сказал:
   — Она не безземельная!
   — У нее нет телестре.
   — Но у них это по-другому…
   Это был тот самый момент, когда моя способность приспосабливаться, отчеты ксеногруппы и различные рассказы соединились в моей голове в единый образ Орте. Прочное и неизменное, совершенно статичное общество. Меня пугало то, что это произошло на добровольной основе. В период Золотой Империи они обладали техническими знаниями, а сейчас отказывались ими пользоваться. Мне стало ясно уже в Корбеке, что здесь существовало не дотехнологическое, а посттехнологическое общество.
   Это и обусловило мне мои неблагоприятные исходные позиции. Я была подготовлена к встрече с примитивными мирами.
   Основное правило Департамента гласило, что раса, не имеющая возможности перемещения в космическом пространстве, не представляла опасности для Доминиона и что член Доминиона не может причинить какому-либо миру большого вреда. Конечно, это было правило со множеством исключений, но для неспокойных времен оно обладало успокаивающим действием. На Земле это неистовое стремление к исследованию пространства с помощью сверхсветового привода именовалось принципом дисперсии, а главной проблемой Земли было единство.
   Однако V Каррик не являлся дотехнической цивилизацией, он не являлся миром, который можно было обследовать, внести в каталог и наблюдать с помощью спутников. Потому что на Каррике V была техническая цивилизация, после которой остались такие руины, какие и представлял собой этот мертвый город.
   «Мы основательно ошиблись насчет них, — думала я. — Что за менталитет побуждает этот мир (или это относиться только к Южной земле?) к тому, что он предпочитает пребывать в опасности, нужде и страданиях? Что за образ мышления позволяет Домам-колодцам и Т'Ан Сутаи-Телестре подавлять все знания, с помощью которых можно было бы улучшить условия жизни?…»
   Я взглянула на Блейза. В Корбеке мне довольно часто казалось, что хранители колодца и говорящие с землей держали при себе все виды знаний, включая медицинские; народ колдунов достиг в этой области таких же успехов, что и Доминион.
   В настоящее время не существовало технического метода записи знаний, но его можно было найти. Я могла жить с искаженными представлениями, когда знала, что не было возможности их исправить, но как только мне стало известно, что метод существовал и кто-то решил запретить его использование…
   На Земле подобное общество не просуществовало бы и двух поколений, не говоря уже о двух тысячах лет. Это свидетельствовало о более необычном образе мышления, какой я могла себе представить у гуманоидов, которые, все же, в некотором отношении были так похожи на нас.
   — Вы справились с банкой?
   Я вернула ему ее пустой. Марик имел надутый вид. Очевидно, он спорил с Блейзом, пока я была погружена в свои размышления. В настоящих условиях мы все были в равной мере чувствительны, обидчивы.
   Блейз сидел, держа на коленях деревянную коробку. Я уже и раньше видела ее в его вещах и по заботливости, с которой он с ней обращался, сделала вывод, что внутри были деньги или другие ценности. Но это оказалось не так. Он разложил на полу ее содержимое: это был дорожный комплект игры охмир. Входившая в него доска имела размеры подноса. В лазури фишек (они хранятся в двух мешочках, причем в одном содержится их вариант для трех игроков) были вырезаны обозначения феррорн, турин и леремок.
   Все это пробудило во мне столь живые воспоминания, что у меня перехватило дыхание. Это были воспоминания о партиях в охмир в холодных башнях Корбека, которые мы с Фалкиром так часто прерывали, потому что нам приходило на ум более увлекательное занятие.
   Блейз мрачно взглянул на меня и сказал:
   — Думаю, вы откажитесь от столь изысканной игры, как охмир?
   Игра отвлекла бы меня от мыслей, связанных с ожиданием. Любой способ прогнать скуку был кстати. Пусть даже его предлагал Блейз н'ри н'сут Медуэнин.
   — Я играю, — ответила я.
   Выпал снег и пролежал до полудня, прежде чем растаял. Воздух был прозрачен и холоден. Мы покидали нашу подземную обитель как можно реже. Но необходимо было выбираться наверх, чтобы собирать топливо для костра.
   Звезда Каррика словно ледяной глаз висела низко над южным горизонтом. Северный ветер гнал массы облаков. Стояла яркая, беспокоящая погода. Вдали серебром блестели мокрые камни.
   Выходы за топливом я использовала для ознакомления с окружающим миром. Я продлевала их, насколько это допускал холод. Казавшийся бесконечным, город, однако, состоял из одних лишь руин. Заметны были впадины, где обрушились подземные помещения.
   От города народа колдунов остались лишь камни. И мы втроем обитали здесь, жгли костер на выложенном мозаикой полу, не имея защиты от холода и темноты. Мы были варварами в этом городе и, как мне подумалось, заслуженно.
   Меня встревожил крик. Моя связка веток кустарника была нелегка. Я взобралась по какой-то лестнице с плоскими ступеньками, чтобы иметь большой обзор.
   Я увидела Марика. Он размахивал своими харурами. Но крик, вырвавшийся у него, не был предупредительным. Что-то лежало на земле рядом с ним.
   Подойдя ближе, я увидела, что это была огромная птица-ящерица с длинными и зубастыми челюстями. Тело ее покрывали скорее чешуйки, нежели перья. Ударом меча Марика одно из обтянутых кожей крыльев было почти целиком отрублено.
   Я положила связку хвороста на землю и взялась за окончание одного крыла, а Марик — другого. Мы развели крылья в стороны. Их размах составлял более трех метров. На рукообразных лапах животного имелись опасные когти.
   — Она напала на меня. — Марик схватил мертвое тело животного и потащил его к лестнице нашего подвала. — В той стороне, где полно выбоины. Я не видел, как она подлетела. Она чуть не оторвала мне голову!
   Блейз не двинулся со своего места возле огня. Он оглядел убитую птицу, затем Марика.
   — Это кур-рашаку. Повезло.
   — Это не было везением! До последнего мгновения я вел себя спокойно, а потом я… — Он опустил птицу — ящерицу на пол и выполнил картинную и сложную серию фехтовальных движений воображаемым клинком. Его руки были черными от крови.
   — Везением для нас, я имел в виду. Разнообразие в меню.
   Я впервые увидел в глазах человека из Римона своего рода серьезный юмор, но на лице у того не дрогнул ни один мускул. К моему изумлению, он помог ободрать и выпотрошить птицу. Я подумала, что уж это-то входит в способности наемника, о которых я не задумывалась, и снова отправилась к колодцу.
   Насытившись, мы прилегли у огня. Марик принялся лоскутками ткани вытирать кровь с мечей Телук… Впрочем, я считала их уже его собственностью. Блейз смотрел на это с нараставшем нетерпением. Он пробормотал что-то невнятное, порылся в своем узелке и бросил мальчишке несколько кусков промасленной ткани, которую использовал для чистки своих собственных мечей.
   — Спасибо, — недоверчиво отозвался Марик.
   — Гм-м-м… — Блейз откинулся назад, в тень. Когда металл был протерт, он сказал: — Ты отдашь нилгри слишком большое предпочтение.
   — Может быть, — согласился Марик.
   Как и большинство ортеанцев, он одинаково владел правой и левой руками. Щита в Южной земле не знали, а сочетание харуров представляло собой смертельную опасность. Большинство воинов, как и Блейз, были способны как правой, так и левой владеть обоими мечами.
   — Тебе следовало бы поучиться. — Блейз поймал мой хмурый взгляд. — Не волнуйтесь, Т'ан обитательница другого мира. Я не стану резать вашего л'ри-ана.
   — Я также на это не рассчитывала. — Но это было не совсем верно.
   — Требуется движение, когда торчишь в такой тесноте. — Блейз взял в руки мечи Марика и оценил их вес. — В течение целого года я обучал владению оружием в одной телестре в Морврене, прежде чем отправился в Саберон. Вот, попробуй это.
   Он показал мальчику несколько неведомых упражнений обоими клинками, затем сел рядом со мной, чтобы понаблюдать за ним.
   — Не хотели бы и вы поучиться? — с иронией предложил он.
   — Я знаю свои способности, а эта в них не входит. — Я не намерена была проявлять такое легкомыслие, чтобы угодить еще под лезвие клинка в руке Медуэнина. — Я придерживаюсь таких приемов борьбы, где требуется меньшая затрата усилий. В один из следующих дней я разгромлю вас в охмир.
   — Ах, так вы, значит, думаете, что мы пробудем здесь всю зиму?
   Когда он ушел, чтобы принести доску и фишки, я подбросила в костер побольше хвороста. Я столь же мало могла подавить его сарказм, как и его дыхание, во всяком случае, так мне казалось. Однако, несмотря на его рычание, рассчитанное на то, чтобы произвести впечатление, он взял на себя часть наших общих дел, и я все еще не знала в точности, почему.
   Мы сделали первые ходы, которые определяет тот, у кого более подвижные фишки, и постепенно игра вошла в силу. В подземелье стояла тишина, шум ветра не доносился сюда сверху. Марик закончил свои упражнения с мечом и вернулся к огню. Огонь был центром нашей общественной жизни.
   Блейз положил одну из неподвижных феррорн, чтобы открыть еще один фронт борьбы на игровом поле. Я изучила их расположение и двинула с места одну из турин.
   — Так не пойдет, — запротестовал Блейз. — Только через линию, но не через угол… пусть это даже будет леремок.
   — Вы делали так же, — возразила я.
   — Все игроки в охмир обманывают. Это такая поговорка. А еще одна говорит… — он наклонился и стал изучать доску, а огонь превратил его обожженное лицо в страшную маску, — …что хорошие игроки в охмир обманывают только тогда, когда это необходимо.
   — Тогда вот так. — Я вынудила его перевернуть одну из его голубых турин, оказавшуюся с обратной стороны белой леремок, что было весьма выгодным для меня.
   Он вынул из мешочка еще пригоршню фишек и задумчиво держал их в руке. Его глаза были темными и ясными в тусклом мерцании света.
   — Однажды я был в Касабаарде. В торговом городе. Там я и купил эту игру.
   — Это не в Южной земле?
   — Нет, за Внутренним морем, вниз по Дороге Мостов за архипелагом. Вдоль Покинутого Побережья было несколько боев. Примерно шесть лет назад. Думаю, это было между Квартом и Кель Харантишем.
   — Вы там воевали?
   — Мне платили, — сказал он, пожав плечами.
   — Так вы это понимаете?
   — Это — самое простое дело.
   Он положил на доску одну фишку. Я не была уверена, разрешен ли был этот ход; я была отвлечена. Сейчас мне гораздо более интересным казался его рассказ. Я решила действовать осторожно.
   — После этого вы вернулись домой?
   — Обратно в Южную землю. Что касается моего дома… то эта была хорошая телестре, но мне было ровно четырнадцать, когда я ее покинул. Я придерживаюсь телецу, если вы помните. — Он намекал на обычай проводить одно из времен года в телестре. — Когда у меня есть возможность. Нет, в то время я был несколько лет охранником в городе Медуэн.
   — Это звучит так, как если бы очень походило на мои дела. Я тоже всюду путешествую. Но здесь это выглядит необычно, не так ли? — Тут я положила новую феррорн.
   Он сделал ход, создавший ему преимущество в одном из малых шестиугольников, что, в свою очередь, изменило равновесие между различными перекрывавшимися шестиугольными структурами. Когда стали видны последствия хода, проявившиеся в изменениях до самого края доски, я потеряла целый ряд фишек.
   — Да, необычно. После того я снова отправился по побережью в Морврен. Там я получил вот это. — Его рука прошлась по изуродованному лицу.
   — На войне?
   Он рассмеялся. Смех звучал искренне, естественно. Марик открыл глаза и тут же снова задремал.
   — В одном общественном доме в Свободном порту Морврена, — серьезно сказал Блейз, — в схватке совершенно из-за ничего. Десять лет за морем, а потом вот это. Какая-то амари бросила масляную лампу.
   Он поднял руку, чтобы показать, как защитить свои глаза. Рукав соскользнул, и я увидела шрамы от запястья до локтя.
   — Она больше никогда не сделает ничего подобного, — добавил он и коснулся эфеса своего харура. — Однако постепенно я становлюсь слишком стар для такой игры.
   Мы замолчали и продолжили другую игру, не ту, о которой он говорил.
   На палке было уже двенадцать зарубок.
   Пятнадцатый день оказался особенно холодным. С востока тянулись желтые снеговые облака, но снег не шел.
   — Скоро будет зима.
   Марик согласно кивнул. Он вырыл своим ножом еще один корень и дал его мне.
   — Я слышал, что перевалы зимой закрыты.
   — Думаю, ты прав. Давай вернемся, хвороста уже достаточно. Здесь, наверху, чертовски холодно. — Тут я подумала, что мы проделали сюда от подвала довольно долгий путь. Руины походили друг на друга. Я стала искать ориентиры на местности.
   — Сюда! — позвал Марик.
   — Ты уверен?
   Мы шли не тем путем, каким сюда пришли. Я шла за ним. Идти было легко, потому что он шел мощеными дорогами.
   К нашему скрытому входу мы подошли с другой стороны, поэтому я не узнала его, пока не оказалась прямо перед ним.
   — Ты быстро соображаешь, — сказала я, когда мы спускались вниз по лестнице и подошли к костру. — Я на время потеряла ориентировку.
   Он бросил дрова в кучу запасенного топлива.
   — Я не особенно хитер, это только лишь потому, что я уже прежде жил здесь.
   Мои руки пощипывало, пока не восстановилось кровообращение. Это длилось довольно долго, пока до меня не дошло, что он сказал.
   — Что ты здесь?
   — Жил в этом городе. Во времена народа колдунов, конечно.
   — Конечно, — машинально повторила я и отыскала взгляд Блейза.
   Сейчас мне еще недоставало их бреда.
   — Что в этом необычного? Согласен, что это большая случайность, однако…
   — Значит, и у вас тоже?
   Я подозревала, что они придумали такую игру-путаницу, чтобы подшутить надо мной.
   — Нет. Мои воспоминания не показывают мне гор, которые бы я видел, когда был в городе колдунов.
   Я повернулась к Марику:
   — Ты никогда прежде об этом не упоминал!
   — Я не узнал его снова, т'ан. — Он говорил об этом как о чем-то совершенно естественном, словно то, о чем он говорил, было известно всюду и каждому. — С тех пор как мы пришли сюда, мои сны о предыдущей жизни стали более четкими и совпадали с тем, что я видел. Только я думаю, что это было очень давно. Город сейчас больше, чем я вспоминаю.
   Я повернулась к Блейзу:
   — Видите, я знаю, что все мы находимся в большом напряжении..
   — У вас не бывает снов о предыдущей жизни, не так ли? — В его голосе не чувствовалось ни малейшей насмешки.
   — Нет возвращающейся памяти?
   Марик испуганно взглянул на Блейза. Это насторожило меня. Тут не было никакой шутки. Мы были очень похожи. А сейчас присутствовало нечто, что заставляло его отвернутся от меня и сблизиться с наемником, который, к тому же хотя и не внушал доверия, однако являлся представителем его расы.
   — Ке боится, — сказал Блейз, — потому что у представителей народа колдунов тоже не было памяти о их предыдущих жизнях. Может быть, у них и не было нескольких жизней, о которых они могли бы вспомнить. А разве вы, обитатели другого мира, походите в этом на народ колдунов?
   — Я не могу ответить на этот вопрос, пока не поняла его. Присядь-ка ненадолго, мне бы хотелось поговорить об этом. Марик бога ради, я не причиню тебе никакого зла!
   Он пристыженно сел рядом со мной.
   — Я знаю. Я знаю вас, т'ан. Но мне казалось, что вы… как мы.
   — Расскажите мне об этом.
   Я посмотрела на обоих. Тут они снова обменялись взглядами заговорщиков, которые я раннее восприняла как свидетельство их сговора. Видимо, они объяснялись желанием перестраховаться. Мое разоблачение сильно затронула их.
   — Мы живем, — просто сказал Блейз, — и возвращаемся под Ее небом. Вот и все.
   — Это не все — это не может быть всем — как вы можете быть так уверены в этом? О-о… — я подняла руку, потому что Марик хотел перебить меня, — …я не сомневаюсь в том, что вы во все это верите. И на Земле есть люди, которые верят в то же самое и с такой же искренностью. Но доказательств этого нет!
   — Мы вспоминаем, — сказал Марик. — Мы не можем все ошибаться, иначе мы не вспоминали бы об одних и тех же вещах, разве не так? Мы знаем о народе колдунов, потому что были здесь, потому что были их рабами. Кристи, мы это знаем.
   — Церковь…
   В этом заключался странный смысл. Вот почему, наверное, здесь не существовало никаких экстравагантных церемоний похорон. Телук однажды шокировала меня тем, что, как мне показалось, одобряла самоубийство. А Марик, с неприязнью относившийся к городу, когда вошел в него, сейчас чувствовал себя в нем уютно.
   — Тогда вы, конечно же, знаете, как выглядит техническая цивилизация.
   Они внимательно наблюдали за мной. Мне нужно тщательно формулировать свои вопросы. Если и существовала какая-то тема, на которую ортеанцы говорили с большой сдержанностью, то это была сущность их веры. Если бы все мы не оказались в такой ситуации, затерянные в опустевшей стране, подобный разговор мог бы никогда не состояться.
   — Мы это знаем. Я уже говорил вам об этом, — сказал Блейз, — мы это видели и больше такого не хотим.
   — Но как же народ колдунов? Разве никто из них не родился снова?
   — Как же! — сказал Марик. — А что такое Кель Харантиш?
   — Нет, люди там такие же, как и мы. — Блейз говорил совершенно серьезно. — Я их видел. Как говорят, народ там был истреблен.
   — Как говорят? Я думала вы это знаете.
   — Там есть кое-кто, кто утверждает, будто родился после гибели Золотой Империи, но я им не верю. Еще слишком рано.
   Я поймала себя на том, что в беспокойстве ходила взад и вперед. Как раз в этот момент я вернулась к огню. Подобное было возможно.
   Это могло бы оказаться предрассудком, а, может, и реальностью… Но они были убеждены в том, что это реальность. Это очень глубоко сидело в них, я это видела.
   Почувствовав вдруг свою подавленность, я присела на полу у костра.
   — Если вы знаете, что снова родитесь, то почему тогда терпите, переносите вот это все, что здесь кругом?
   Некоторое время никто ничего не говорил. Блейз наклонился вперед, его местами седая грива упала ему на глаза.
   — Если уж дело дойдет до того… я буду оставаться здесь не дольше, чем непременно должен.
   — Но как представишь себе, что придется покинуть всех остальных, — прошептал Марик. — Это означало бы потерять всех, всю телестре, просто каждого знакомого человека. А что это будет за мир, в который вернешься? Я знаю, говорящие с землей объясняют, что это будет тот же мир, но ведь пройдет так много времени… И я был бы тогда уже не Марик Салатиэл, я был бы уже другим лицом с частью моих воспоминаний и родился бы в другом мире.
   — У нас никто не желает себе смерти, — резко сказал Блейз, — поднял затем голову и посмотрел мне в лицо. — Умереть без надежды вернуться? Вы странные люди, Кристи.
   «Да, это в них глубоко укоренилось. Это слишком основательное различие, чтобы осознать его целиком. И иметь такую уверенность… А из-за формы, в какой оно выражается, в повседневной жизни это не имеет слишком большого значения, хотя ее и создало то общество, в котором протекает эта жизнь. Неудивительно, что этот самый колдовской народ все еще представляет для них большую угрозу, хотя его представители вымерли две тысячи лет назад. Воспоминания о силе технике не поблекли, сохранилось и твердое нежелание когда-нибудь снова ею пользоваться».
   — Может быть, у вас так же, — с надеждой сказал мальчик, — а вы этого только не знаете.
   — Я действительно этого не знаю, как постепенно замечаю.
   И чем больше я узнавала об Орте, тем больше угнетала меня моя полнейшая неосведомленность.
   Блейз молча смотрел на меня, забыв про Марика. Он был потрясен, потому что мог себе представить, что это такое — знать, что должен умереть, но не знать, что следует за этим, если на подобное вообще способен ортеанец. Марик, как и дети всех рас, был еще далек от того, чтобы вообще верить в смерть.
   В подвале громко трещало горящее дерево. Стены казались красными в свете огня. Я спешно вернулась к костру от входа. Снаружи все еще шел снег, который, казалось, никогда не кончится.
   Марик пошевелился, пробормотал что-то и перекатился поближе к огню, так и не проснувшись. Я перешагнула через него, присела рядом с кучей хвороста и положила в огонь несколько больших сучьев.
   Я подумала, что до рассвета осталось уже недолго. Не потому, что снаружи можно было заметить какие-либо изменения. Просто я чувствовала, что близилось утро.
   Мне показалось, что нет необходимости стоять на страже. Никто не найдет сюда дороги и не нападет на нас. Здесь никого нет.
   Уверенность усиливалась. Мы были брошены на произвол судьбы. Нам придется оставаться здесь до тех пор, пока сами что-либо не предпримем. Но что мы могли сделать? Собрать свои пожитки и просто пойти? Но не обратно же в Топи. Поискать перевал в Стене Мира? Я спрашивала себя, как далеко он мог находиться и как далеко смогли бы мы уйти сейчас, зимой, без пищи и одежды? У нас уже не оставалось сил. Мы истратили их без остатка, придя сюда из Корбека.
   Блейз закряхтел и приподнялся, положив руку на голову, как бы защищаясь. Посмотрел вокруг, вероятно чего-то не узнавая, и снова лег, положив ладонь под голову.
   Я знала, что ему снились кошмары. Иногда он беззвучно шевелил губами, словно кричал, а когда затем просыпался, то не слышал, что ему говорили.
   Мальчику снились сны-воспоминания, и чем больше проходило времени тем больше удалялся он от нас. Он смотрел на город и видел в нем больше, чем я когда-либо могла увидеть. Иногда он улыбался и вслушивался в шум ветра.
   Шестнадцать дней. Голод был теперь частью нашей жизни; пищу приходилось делить на точные порции. А также недостаток многого в питании, скука и мысль о том, что мы слишком долго ждали, чтобы вообще еще куда-нибудь идти.
   Каменные стены сливались с улицами города, руины становились городом, наполненным бурлящей жизнью. В то же время, когда мне становилось ясно, что мне снился сон, я знала, что это был не город колдунов. В нем были земные признаки, что-то, может быть, от Лондона, Пекина или Бомбея. Там жили люди, которые не голодали, не мерзли, которые передвигались, не ходя пешком, и говорили на языке, до боли знакомом мне.
   Я была человеком, никогда не покидавшим надежную Землю. Меня разбудили сухие всхлипывания от жалости к себе; я не умею плакать во сне.
   — Кристи! — настойчиво шептал Блейз.
   Я села. Мной овладело чувство смущения.
   Марик поднял голову, наморщил лоб и прислушался.
   — Вы слышите?
   — Блейз, я… — Моя рука потянулась к парализатору. — Что такое? Я ничего не слышу.
   У меня окоченели ноги, ходьба причиняла боль, и мне понадобилась целая минута, чтобы подняться следом за ним по ступеням. Марик вынул свои мечи. Меня ослепил белый свет. Я прислонилась к остаткам стены и вытерла слезы на глазах. Блейз выделялся своей чернотой на белом, сияющем снегу, его римонские клинки блестели на солнце.
   — Спрячьтесь, — резко сказал он мне и подтолкнул Марика к кусту, скрывавшему вход в подвал.
   — Погодите немного. Погодите! — Я прикрыла свои глаза. Звезда Каррика взошла, и ее слепящий свет, отраженный свежевыпавшим снегом, был невыносим. — Что вы собираетесь делать? Мне все равно, кто там приближается; во всяком случае, это лучше, чем умирать от голода!
   Он опустил мечи и кивнул. Немного помедлив, к нам вернулся Марик.
   Я сказала:
   — Я все еще ничего не слышу.
   — Шум идет вон оттуда. — Блейз показал рукой в одну сторону.
   Голые стены были занесены снегом и еще скрывали что-то двигавшееся от наших взглядов. Я напряглась и что-то услышала, чего не могла понять.
   — Идемте и поприветствуем их.
   Наемник посмотрел на меня, как на сумасшедшую, и он был почти прав, потому что я перестала думать об опасности. Пожав плечами он принял мое предложение.
   Мальчик шел между нами, в его руках все еще были обнаженные мечи.
   Каменные плиты под нашими ногами покрылись льдом, снег липнул к моим сапогам. Скоро нам пришлось держаться друг за друга, чтобы можно было идти прямо, не падая.
   Я надеялась, что это возвращалась дикарка, но в данный момент это меня не беспокоило.