Джентл Мэри. Золотые колдуны

   — Кристи, — деловито сказал он. — Я слышал, что ты здесь. Рад, что ты в добром здравии.
   «Сетин Фалкир, Фалкир из Корбека. И это было всего лишь прошедшей осенью?» — спросила я себя. Казалось уже, что прошли годы. Неужели я действительно была Линн Кристи?
   — Я слышала о Сетин, сказала я, — Сочувствую.
   — Когда болезнь стала невыносимой, она пришла ко мне, — сказал Фалкир, — и потребовала того, чего мать может потребовать от своего сына. И потому я сделал все безболезненно. Смерть была для нее легкой. Чтобы мы с ней снова встретились.
   Дело было в их традиционно интимных отношениях со смертью. Меня не поразило бы сообщение о том, что Сетин сама лишила себя жизни, но меня шокировало то, что она попросила об этом Фалкира и что он это сделал, считая такое признаком симпатии к нему с ее стороны. «Насколько же мы все — таки близки друг другу? — спросила я себя. — Насколько же мы понимали когда — либо друг друга?»
   — Колтину следовало бы сделать то же самое, — добавил он, — но она взяла его к себе в начале второй недели риардха.
   Возникла ее мучительная тишина. Ничто на его лице не говорило о том, что мы когда-то были арикей.
   — А что с тобой, хорошо ли тебе живется? — спросила я.
   — Да. Я теперь езжу с т'аном Ховисом. Кто знает, возможно, я стану еще одним из та'адур. — В его голосе слышался прежний сарказм, но глаза были прикрыты пленкой.
   «Если это умерло, — говорило что-то во мне, — тогда забудь про это». Нас не связывало ничто кроме плоти. Я мысленно оглянулась назад, и не смогла узнать нас прежних в стоявших сейчас здесь двух людях.
   — Ты похудела, — тебе следовало бы отдохнуть. Мне сказали, что ты пересекла Пустошь, а это суровая земля. Когда ты станешь чувствовать себя лучше, мы, пожалуй, сможем выезжать верхом в окрестности Ширия-Шенина.
   — Возможно т'ан Фалкир, но я здесь сильно загружена работой.
   Расставаясь, мы оба были в некотором смятении. Близилась орвента, ортеанская зима. Я жила в комнатах в городе за Первой стеной, недалеко от Рурик. Во всем Ширия-Шенине не было ни одного трехэтажного дома, не считая напоминавших зиккураты сторожевых башен; с расположенного поблизости плоскогорья город походил на покрытые террасами склоны гор, где каждое из вытянутых ущелий домов телестре образовывало следующий ярус, проходивший выше над рекой.
   Я была бы довольна, если бы не приходилось меньше бегать по бесконечным лабиринтам коридоров и переходов. Но лишь когда начались бури, какие бывают в конце года, я оценила преимущества такого способа строительства; когда с верховьев реки дул ветер, который, казалось, мог снести любую башню, построенную не на склоне.
   Дождь хлестал по ромбовидным окнам, а когда смолкли последние завывания бури, в мою комнату вошел Халтерн. Я как раз пыталась — и уже не впервые — писать подробный отчет от руки.
   — Где же мы сегодня находимся? — подчеркнуто бодро спросила я. Меня бы не удивило, если бы пришлось услышать, что они опять перенесли место проведения расследования.
   — Нигде. — Он подошел к окну и стал смотреть на непрекращающийся дождь. — Они завершили расследование по делу в Корбеке.
   — Что они сделали?
   — Завершили. Дело закончено.
   Я услышала крики снаружи во дворе. Это аширен начинали праздновать уход риардха и начало зимы.
   — Что теперь будет с Хависом?
   — Ничего. Он выехал вниз по реке, и намерен вернуться в Ремонде, пока зима не сделала поездку невозможной. Большинство т'анов присоединились к нему.
   — Дело дрянь! — сказала я и добавила несколько других английских выражений.
   Халтерн пожал плечами.
   — Арад должен объяснять бедность Корбека, и это входит в задачи церкви. Все, что делал Ховис, он назвал указаниями своего с'ан телестре. И теперь, весной, Ховис мог бы сам стать Т'Ан Ремонде.
   Я вспомнил слова Сетин:
   — Но может быть и так, что он им не станет.
   Возникла пауза.
   — Я вижу, вы здесь заняты т'анами, — заметил еще Халтерн, — однако приберегите еще немного времени для нашего дела. Я должен пригласить вас на допрос Сулис н'ри н'сут СуБаннасен.

20. ОТВЕТ СУБАННАСЕН

   — Мы уже не сможем провести вниз по реке большое количество лодок до того, как она замерзнет. — Рурик натянула пальто на плечи своей единственной рукой. С реки дул резкий, тяжелый ветер, а небо было затянуто грузными снеговыми облаками.
   — Я бы хотела передать сообщение в Таткаэр… Они должны послать информацию на корабль с Земли, что я жива.
   Поразительным фактом является то, что девятьсот зери вниз по реке Ай и восемьсот зери вдоль римонского побережья на корабле можно преодолеть быстрее, чем всего лишь пятьсот зери по Даденийской пустоши и Северному Римону по суше. Особенно при таком состоянии дорог, в каком они находятся зимой.
   Речные доки большей частью опустели, склады опечатаны, телестре, занимавшиеся перевозкой грузов, были закрыты. Нас сопровождал Марик. Ни он, ни я не хотели далеко идти.
   От серой воды тянуло пронизывающим холодом.
   — Что ты об этом думаешь? — спросила я Марика. — Ты хотел бы, чтобы в твою телестре пришла весть о том, что ты в добром здравии?
   — Да, очень.
   — Или ты хотел бы передать это сообщение лично?
   Он вскинул голову, глаза его засияли; мне больше не нужно было спрашивать, что бы он предпочел.
   — Я все еще ваш л'ри-ан.
   — Конечно. Я пошлю свое сообщение в Таткаэр с тобой, и тогда ты перезимуешь в телестре Салатиэл. Весной я тоже появлюсь в устье реки.
   — Это великодушно с вашей стороны. Но лучше я останусь здесь, на тот случай, если понадоблюсь вам, Кристи.
   — Думаю, мое предложение выгодно для нас обоих. Хотя опасаюсь, что лишь тогда почувствую, от какого количества работы ты меня избавляешь, когда мне придется делать ее самой, да и к тому же не знаю, где у мархаца перед, а где зад… Поскольку уж мы об этом говорим, то хотелось бы знать, перевозят ли речные суда и животных?
   — Да, — ответила Рурик вместо Марика, — а ваши все еще стоят в моем хлеву, Кристи. Я взяла их с собой из Корбека. Там больше никого не было…
   — Нет, конечно, нет. Не могу даже допустить мысли, чтобы ты пошел пешком, — сказала я Марику, — так что возьмешь лучше Ору и для вещей одного скурраи.
   Он благодарил меня, улыбаясь.
   Мы повернули назад, чтобы пройти обратно вдоль доков и Серебряных ворот Пятой стены города. Когда Марик ушел немного вперед, Рурик сказала:
   — Весной вам следовало бы самой заглянуть в Салатиэл… и объяснить с'ан телестре, почему аширен переезжает домой на мархаце и с харурами.
   — Я сделала что-то неверно?
   — Нет. — Она рассмеялась.
   Когда мы подошли к Серебряным воротам, она с серьезным видом посмотрела мне в лицо и сказала:
   — Этой зимой вам, пожалуй, потребуется еще один аширен. Не хотите ли вы оказать мне любезность?
   — Конечно. Что же я должна делать?
   — Я имею в виду моего аширен, Родион. Вы позволите кир помогать вам?
   «Даже Рурик не прочь подключить свою телестре, чтобы та не спускала глаз с посланницы, — подумала я. — Но это будут, по крайней мере, благожелательные глаза».
   — Да, разумеется.
   — Это может оказаться немного сложным делом, — предупредила меня ортеанка, — но вам нужен л'ри-ан, да и Родион что-нибудь нужно; я не совсем уверена в том, что это такое.
   Процесс по делу СуБаннасен — дело приняло такой масштаб — затянулся до орвенты и далее, что вполне соответствовало обычной ортеанской неспешности.
   Я находилась в их распоряжении, а в остальное время готовилась к переговорам с с'ан и т'ан двора и занималась языком, чтобы более-менее бегло говорить по-пейр-даденийски. Посланница начала приобретать известность в Ширия-Шенине.
   — Родион? — Это было незадолго до полудня в один из холодных дней. — Сколько времени прошло с тех пор, как поступило это сообщение?
   Наконец из дальних комнат небрежной походкой появился аширен, оглядел меня с ног до головы и сказал:
   — Немного.
   — Ну разве нельзя было передать его мне сразу в руки? Только сейчас мне становится ясно, что я снова нужна при проведении допроса!
   Ке пожала плечами, ке было неуклюжим, длинноногим. Во всех отношениях это уже был молодой человек, вышедший их того возраста, в котором аширен обычно становится взрослым.
   — Мне совсем не хотелось стать вашим л'ри-ан, С'арант. — Это название не утратило ничего от своего прежнего нахальства.
   На лице кир было выражение, напоминавшее мне Рурик, но этим сходство не кончалось. Белесая грива кир была заплетена до половины позвоночника, гладкая кожа с ромбовидным рисунком слегка золотилась. Глаза кир имели желто-золотой цвет, белки в них отсутствовали… В значительной мере к кир было применимо все, что говорилось о внешности Золотого Народа Колунов. Другие аширен называли Родиона «Полузолотым», в чем содержался намек на то, что а какой-то момент происхождения кир немалую роль сыграла кровь народа колунов. (Но мне также рассказывали, что скрещивания между ортеанцами и той угаснувшей расой никогда не были возможны.) Какова бы ни была истина, это не способствовало более легкой жизни кир.
   — Найди Халтерн и скажи ему, что я иду.
   — Да, С'арант.
   Когда Родион ушел, я что-то поняла. Я всегда воспринимала аширен либо как мальчиков, либо как девочек. Даже Марика, ке через год должно было стать мужчиной или женщиной, я воспринимала как мальчика. (Однажды, когда я увидела их сидящими с игрой в охмир, Марик показался мне худощавой, темногривой девушкой.) Но Родион не был ни тем, ни другим ни по внешнему виду, ни по поведению.
   В даденийской одежде ке выглядел скорее женщиной, и в имирианской же одежде, — мужчиной, и, поскольку дело здесь заключалось в чисто земных предрассудках, мне нужно было избавиться от этого впечатления. Условия заставили меня пользоваться в речи местоимением для обозначения бесплодных существ, для меня стало естественным воспринимать так и всех аширен. Это меня беспокоило и страшило.
   У входа в шестиугольный зал навстречу мне попалась Рурик.
   — Ах, эти расспросы! — ругалась она. — Если бы дело было за мной, то я бы не стала спрашивать, а перерезала бы СуБаннасен горло. Я слышала, что они еще раз хотят услышать ваши свидетельские показания?
   — Да, если бы только они оказались полезными для дела.
   Защита этой старой женщины до сих пор заключалась в том, чтобы все просто-напросто отрицать и требовать от каждого доказательств всех пунктов обвинения против нее. А последнее оказалось удивительно трудным.
   Снаружи, во дворе, я увидела Родиона. Ке шел куда-то, опустив голову.
   — Вам с ке теперь полегче? — спросила Рурик.
   — Незначительно. — Я была искренна. — Этот ребенок питает злобу к каждому.
   — Это моя ошибка, — сказала ортеанка, полуприкрыв желтые глаза. — Моя мать с Покинутого побережья, как я предполагаю, родом из Кель Харантиша, а в жилах тамошних людей течет изрядная доля крови народа колдунов.
   — Ке уже должно быть около пятнадцати лет?
   — Да, но ке — все еще аширен. С этим ничего нельзя поделать. Когда мне было пятнадцать… — она пожала плечами. В этот момент мы вошли в главный зал и сели за стол Т'Ан Сутаи-Телестре. — Это был год, когда я приехала в Таткаэре. Я работала в одном общественном доме, чтобы заработать денег, которые мне требовались, чтобы поступить на службу в армию. Страйк работал в том же самом доме. О, он гордился; можно было подумать, что он стал первым мальчишкой, зачавшим аширен. Первый год службы состоит из теории и зубрежки, поэтому я имела возможность держать Родиона при себе.
   — Его кожа была такого же оттенка?
   — У Страйка? Нет, он был рыжим и таким же бледным, как я — темнокожей; я надеялась, что Родион будет в него. Я уговорила его стать охранником и, действительно, здорово ему досаждала. Он был вторым моим помощником во время всего периода нападений на Кварта.
   — Она помолчала. — Когда умер в Мелкати, я растила Родиона здесь. Полузолотому всюду нелегко.
   В одной из ниш шестиугольного зала я увидела Касси Рейхалина, затем мимо меня прошел Бродин, а вскоре после него — Сулис н'ри н'сут СуБаннасен.
   Зал был переполнен. Я заметила, что у Халтерна и Бродина имелась своя система информации; многие внешне незначительные члены та'адура и такширие доставляли сведения из других частей Южной земли. Неизбежно многое из того, что происходило, оставалось для меня скрытым.
   Одно лицо, которое я на миг увидела среди собравшихся было мне знакомо: светлые с проседью волосы, на которых лежал падающий из окна свет… Блейз н'ри н'сут Медуэнин.
   — А-а, вы уже здесь. — От одной из ниш отделился в стене отделился Халтерн прервал мои мысли.
   — Есть новые свидетельские показания против СуБаннасен?
   Он улыбался так холодно, как это умеют делать только ортеанцы, и обменивался с Рурик вежливыми пустыми фразами.
   Воздух в шестиугольном зале был холоден, несмотря на разожженные костры из медленно горящего болотного торфа. Обычный для Ширия-Шенина туман с реки и дым, образовывали такой густой чад, сквозь который едва пробивался солнечный свет.
   Л'ри-аны зажгли масляные лампы. Их слабое желтое свечение еще более усилило ощущение заточения. Тем временем были заняты все столы в середине зала.
   «Чужие», — снова подумала я. В Ширия-Шенине это было более очевидным: одежда жителей с вырезами на спине, загнутые лезвия мечей, украшенные бусами гривы и их привычка ходить босыми по полу, выложенному каменными плитами.
   — Я слышала, что Андрете устала от тактики сдерживания, — сказала Рурик, — а также и Далзиэлле. Я… Да, Ореин, я вас видела, приветствую вас.
   Мужчина кивнул в знак признания и прошел мимо. Он был стар, худ, кожа имела белый цвет. Его ортеанская грива начиналась несколько в стороне ото лба, оставляя свободными уши. На голове торчал лишь короткий гребень волос.
   Узкий лоб и блестящие глаза придавали его лицу выражение, какое бывает у насекомых. С его тонкими шестипалыми руками, скрещенными н груди, он никого не напоминал больше, чем богомола.
   — Он из вашей телестре?
   — Хана Ореин Орландис, — спокойно ответила она. — Последний из детей Ханы, что еще жив. Он был братом моего отца. А сейчас он занимает должность Первого Министра у СуБаннасен.
   — Но вы сказали… Восстание…
   — Между Орландис и Алес-Кадаретом всегда были хорошие отношения, — сказала она, состроила гримасу и рассмеялась. — И они не изменят этого обстоятельства в угоду какому-либо одному члену телестре, пусть даже это будет Т'Ан командующая.
   В зал вошли Сутафиори и Андрете. Они беседовали друг с другом и, видимо, не помышляли о том, чтобы занять свои места за стоявшем в середине столом. Меня глубоко разочаровывало отношение ортеанцев ко времени. Начался всеобщий гомон. Рурик наклонилась вперед и задала Халтерну резко прозвучавший вопрос.
   — Посланница, — раздался голос старой женщины.
   Я поднялась со своего места, оглянулась по сторонам и поняла, что ко мне обратилась сама СуБаннасен. Она находилась в ближней к нам нише. Ореин Орландис покинул ее, когда я к ней подошла.
   — Т'Ан Сулис. — Я не помышляла о том, чтобы относиться к старой женщине без должной вежливости.
   Она опустилась на скамью в оконной нише возле стены, отделанной глазированными керамическими плитками с изображением звезд. Ее руки слегка дрожали, когда она наливала из бутылки вино в стеклянные бокалы.
   — Выпейте со мной, — приветливо и решительно сказала она, когда я села рядом. — Это просто стыдно, что вы так ни разу и не побывали в Мелкати, т'ан Кристи.
   Ее блеклые глаза, полуприкрытые и бдительные, смотрели мимо меня в самую оживленную часть зала. Ореин разговаривала с каким-то другим ортеанцем… Я подумала, что его звали, кажется, Сантилом.
   — Я хотела бы все же как-нибудь посетить вас, Т'Ан. — В этот момент, заметив в ее лице оживление и печаль, я говорила совершенно искренно. — Пусть даже не обязательно сейчас.
   — Нет. Они найдут предлог, — сказала Сулис. — Причину, чтобы отнять у меня Алес-Кадарет. Десять лет назад я вступила бы в борьбу… Но сейчас я чувствую огромную усталость. Может, мне следовало бы отправиться домой, в СуБаннасен. Давайте же, Кристи, выпьем за телестре, которые мы покинули.
   Это было вино из Южного Дадени, такое же густое, вязкое, как мед. От него исходил знакомый запах… Как я предполагала, для земного человека он был более ощутим, чем для ортеанца.
   Теперь я знала это точно. Наверняка в бокале его было меньше, чем тогда в Дамари-На-Холме, но это был несомненно сарил-кабриз.
   Старая ортеанка улыбалась.
   — Благодарю вас, Т Ан Сулис. — Я поставила бокал обратно на столик, даже не пригубив его. — Простите меня, но сейчас я должна вернуться на свое место.
   Она подняла бокал и задумчиво поболтала в нем содержимое. Я не смогла публично излить на нее свое раздражение, хотя у меня и было для этого полное право.
   — Я сыграю с вами в охмир, если вы когда-нибудь приедете в Мелкати, — пообещала она. Затем — Сутафиори начала опрос — СуБаннасен отправилась на свое место в зале.
   И ее невозможно было выманить из защиты, в которую она ушла. Не было никаких доказательств подкупа в Корбеке; у Ховиса определенно имелись свои основания для того, чтобы более не находиться в Ширия-Шенине.
   Не было и доказательств того, что был подослан наемный убийца; даже Халтерн не смог пробить кодекс чести гильдии наемников.
   «Ведь ей еще удается выкрутиться, — подумала я. — Проклятие, она проделает это точно так же, как Ховис!»
   Я отдавала себе отчет в том, что ни в коем случае не была в безопасности в Ширия-Шенине, зимой, да еще и с СуБаннасен поблизости.
   Возвращаясь к себе через двор, я снова увидела Блейза н'ри н'сут Медуэнина. Он вежливо кивнул мне.
   — Т'АН Кристи.
   Небо окрасилось в желтый цвет. По двору мел холодный ветер, гнавший туман, и я мгновенно почувствовала себя, как в разрушенном городе Кирриах, и ощутила приближение плохой погоды.
   — У вас, должно быть, железное нервы, — сказала я.
   — Что вы хотите сказать, т'ан? — Он казался сбитым с толку. Он должен знать, что я еще ношу с собой парализатор. Но он также знает, что я являются посланницей, — подумала я, — да и самооборона… Он не даст мне никакого предлога».
   — Вы добрались сюда быстрее, чем я предполагал. — Он ухмыльнулся, обнажив свои зубы, окрашенные соком атайле. Его мигательные перепонки были открыты, а зрачки расширены. — Вы были в Ширия-Шенине уже до того, как я закончил свой контракт.
   — С СуБаннасен.
   Он еще раз улыбнулся, сверкнув зубами:
   — Я не обязан рассказывать вам об этом.
   В одной ортеанской поговорке о словах некоторых людей говорится, что они так хороши, как я предположила, при необходимости.
   — Если бы я была вами, — сказала я, — то покинула бы Ширия-Шенин.
   — Это, конечно, мудрый совет, но я ему не последую.
   — Если бы я была ортеанкой или знакома с ортеанскими методами…
   — Почему вы это говорите? — На его лице отразилось искреннее удивление. — В Пустоши нет законов, но в Южной земле мне нужно было выполнять договор. Я наемник.
   — Который получает плату за убийства из-за угла?
   — Одного ли убьешь, многих ли, в итоге все равно.
   Я нашлась, что на это ответить, и сказала:
   — Вы легко могли бы убить меня на Разрушенной Лестнице.
   — Я мог бы это сделать, но это было бы не так легко. Вы, кажется, забыли, что я уже однажды познакомился с вашим оружием из другого мира. Я предпочел не рисковать еще раз, а из-за этого остался без генератора. Однако было бы в высшей степени непонятно, если бы я в Ширия-Шенине не нашел другого заказчика.
   Если я и испытывала злость, то больше на себя, чем на него. По обычаям Южной земле он действовал согласно общепринятой морали.
   — Вам самой мог бы понадобиться наемник, — льстиво сказал он. — Не все ваши враги столь осторожно, как мой предыдущий заказчик. Я свободен, чтобы заключить с вами договор, т'ан Кристи.
   — Проваливайте к черту! — Я не могла перевести ему это выражение, но по моему тону он уловил его смысл.
   Глядя, как он уходил, я подумала: «Нет, это сказывается шок, обусловленный различиями в культуре, и мне следовало бы, между прочим, привыкнуть к подобным вещам».
   — Подождите, — сказала я, и он, обернувшись, посмотрел на меня. — Допустим, вы останетесь в городе за Первой стеной, будете внимательно ко всему прислушиваться и сообщать мне обо всем, что для меня важно… а я установлю вам твердую плату?
   Я была наполовину уверена, что он обидится. Но он, напротив, посмотрел на меня так, как если бы я впервые доказала ему разумность своих действий.
   — Было бы лучше, если бы вы наняли меня еще для одного дела, иначе все будут знать, что я — ваш агент. Сделайте меня вашим учителем боевого искусства, т'ан, этим я занимался и прежде.
   — Но никаких других контрактов, пока вы работаете на меня.
   Он согласно кивнул.
   — Конечно, соответственно повышается и цена.
   Я почувствовала желание засмеяться. Дело было в том, что именно в этот момент у меня в голове возник вопрос, каким образом мне оправдать этот контракт в глазах финансового отдела моего ведомства. Вряд ли он хотя бы каким-то образом вязался с кодексом поведения послов. Вне сомнения, любой психиатр из нашего учреждения стал бы заверять меня, что я приближаюсь к паранойе. Мне, однако, не был известен ни один случай, когда бы так охотились за каким-нибудь психиатром, как за мной по всей Южной земле.
   — Договорились, — сказала я. — Идет. Где вы живете?
   — Внизу, за Пятой стеной, в доме гильдии наемников.
   — Я найду возможность, чтобы разместить вас в моих помещениях, — решительно сказала я. — Возможно, это не такая уж плохая идея — поучиться владеть оружием. Кто знает, может быть, это мне когда нибудь и пригодиться.
   Процесс по делу СуБаннасен был возобновлен вскоре после праздника зимы, что меня, признаться, несколько удивило. Мы с Рурик и Халтерном вошли в мозаичный зал в тот самый миг, когда Корона занимала свое место за центральным столом.
   — Итак, — сказала Сутафиори, — что следует далее?
   Касси Рейхалин подошел к столу и поклонился.
   — Объявился новый свидетель, которого следовало бы допросить.
   — По этому делу о покушении?
   — По другому, — ответил тот, и среди присутствовавших, довольствовавшихся скучной и бесконечной дискуссией, пробежал взволнованный шепот, вскоре стихший.
   — Я подумала, было бы лучше, если бы это выслушали, Далзиэлле. — Канта Андрете впервые официально обратилась к Т'Ан Сутаи-Телестре. Минутные мембраны набежали на ее глаза, когда она смотрела на СуБаннасен.
   Сутафиори кивнула и дала Касси знак продолжать. Тот вызвал вперед еще одного человека из Мелкати.
   — Как называется ваша телестре?
   — Римнит, — спокойно ответил мужчина. Ему было около пятидесяти пяти лет. — Меня зовут Нелум Сантил, я — начальник порта города Алес-Кадарет.
   — Начальник порта Сантил, вы узнаете эти бумаги?
   Он взял у Касси Рейхалина листы бумаги, пробежал их глазами и поднял голову:
   — Да. Это перечень отгруженных товаров с кораблей, в течении последних трех лет заходивших в порт Алес-Кадарета.
   В отличии от предыдущих дней с их мучительно тянувшимися формальностями это заседание было коротким и сконцентрировалось на самом главном. Подобные же целенаправленные вопросы обычно указывали на то, что скоро предстоял кульминационный пункт.
   — А эти бумаги, узнаете ли вы и их?
   Он помолчал, прежде чем отвечать.
   — Да. Это настоящие перечни товаров с тех же самых кораблей, подписанные Т'Ан Мелкати.
   Я видела СуБаннасен, сидевшую на одной из передних скамей.
   Она не двигалась, но как казалось, совершенно побледнела.
   — Вам известно, что между двумя этими перечнями есть различия?
   — Да, — сказал Сантил, — это и есть та причина, по которой я предоставил их в ваше распоряжение.
   Касси сделал знак, и мужчина вернулся на свое место. Оба экземпляра документов были переданы Короне. Она внимательно рассмотрела их один за другим, Андрете время от времени обращала ее внимание на определенные места, и все это время никто в зале не издал ни звука.
   — Общим для всех кораблей является то, что они приплывали из Кель Харантиша или туда направлялись. — Голос Сутафиори был спокоен. — Мне кажется, Сулис, что это было не очень умно с вашей стороны… принимать подарки от Повелителя в изгнании.
   — Разве эти бумаги доказывают такое? — СуБаннасен стала ощупывать свое пальто, затем села и обхватила костлявыми руками палку с серебряным набалдашником. Рядом с ней на скамье стоял бокал с золотым ободком. Я подумала, что речь идет о золоте, и вспомнила, что уже задавали вопрос о том, откуда у нее золото для подкупа.
   — Здесь стоит ваша печать, — сказала Сутафиори, — а вот здесь — ваше имя и отличительный знак вашей телестре.
   — Позвольте взглянуть.
   Старая женщина пристально вгляделась в бумаги, когда их ей протянул Касси. Я видела, как изменились черты ее лица; казалось, она полностью утратила самообладание.
   — Это ваша печать, — повторила Сутафиори.
   СуБаннасен сложила бумаги, вручила их Ореину Орландису и молча откинулась назад.
   «Но ведь она так стара, — вдруг подумала я, — и потому могла бы — могла бы! — разрешить что-нибудь, не перепроверив. И если бы это было так, то ее гордость не дала бы ей в этом когда-либо сознаться».
   — Не называйте меня поспешно лгуньей, — сказала она наконец. — Если бы я получила золото из Кель Харантиша, зачем бы мне тогда нужно было сохранять эту улику, которая потом выдала бы меня?