Страница:
Я стала следить за тем, чтобы она никогда не оказывалась у меня за спиной.
— Завтра, — сказал Родион и забарабанила каблуком сапога по ножке стола. — Завтра. О, гибель земли! Как только вы можете сидеть здесь так спокойно?
В кухне оставалось только мы втроем. Служители Богини поели и разошлись по своим делам. Лучи послеполуденного солнца косо падали через окна-бойницы плиты пола.
— Если у тебя есть идея получше, скажи нам.
Она пристально посмотрела на Блейза. Краска, которой были выкрашены ее волосы, смылась, и грива, приобретшая темно-коричневый оттенок, матово выделялась на золотистой коже.
— Но должно быть что-нибудь, что мы можем сделать! — сказала она.
— Уметь ждать — бесценная способность. Овладей ею… — сказал он, — впрочем, нет, мне жаль, что я так сказал, арикей-те.
Она встала. Ее рука скользнула за спину в непроизвольном движении, характерном для жителей Южной земли, означающем, что имеются харуры. И то, что их там не было, разозлило ее.
— По мне — оставайся тут сидеть, пока не превратишься в камень, — сказала она, — может быть, это и есть лучшее твое занятие.
Она тенью промелькнула через дверь, а затем я услышала стук каблуков ее сапог во дворе. Кто-то заговорил с ней, и до меня долетел ее раздраженный ответ.
— Ну что, сестра моя, — измученно сказала Блейз, — что вы об этом думаете?
— Думаю, что она нервничает почти так же, как и я.
Он коротко улыбнулся.
— Не имеет смысла поднимать много шума, если можно только ждать. Этому я уже очень давно научился. Кристи, не думаете ли вы, что с ней неладно еще по какой-то причине?
— Например?
Он помолчал, очевидно, подбирая слова, затем сказал:
— Может быть, сейчас для нее положение в Таткаэре выглядит иным, не таким, каким оно казалось в пути и в Касабаарде.
Он сидел, повернувшись ко мне неизуродованной стороной лица, и выглядел так моложе. За его ранимостью скрывалось нечто большее, чем просто физическая сила.
— Я думала, что вы с ней арикей.
— Временами мы спорим мы друг с другом. Для этого есть много причин. Я думал… надеялся… — Его рука, лежавшая на столе, сжалась в кулаках. — Мы с ней должны были бы стать н'ри н'сут. Медуэнин и Орландис, и это не имеет большого значения. Кристи, она молода. Она хочет путешествовать и участвовать в различных схватках, иметь арикей, какие ей, только требуются, когда превращение из аширен уже позади. Что же мне делать? Я состояла на службе почти всюду на Орте и уже не знаю места, куда бы мог вернуться. — Помолчав немного, он добавил: — Ну так что?
— Гм-м-м. Я как раз подумала о Хакатаку, где я была до прибытия сюда. Это в основном сельскохозяйственный мир. — сказала я.
— Там было грязно, пища отвратительна и всюду приходилось передвигаться пешком. Вернувшись на Землю, я могла думать только об одном: это был последний раз, когда я посетила другой мир, клянусь в том. Никогда больше.
Потом речь зашла о Каррике, и посмотрели бы вы на меня, как я старалась, чтобы не ускользнул этот шанс. Вы не поверили бы, обнаружив такое старание со стороны кого-либо, твердо решившего, подобно мне никогда в жизни более не покидать свою планету.
— У меня уже давно такое же чувство.
— Не думаю, что она у вас так давно, да и кроме того — какое это имеет отношение к моей деятельности?
Он запрокинул назад голову и засмеялся. На его шее проступили жилы, толстые, как жгуты.
— Тут вы, наверное, правы. Мы ничего не сможем сделать, пока не закончится это расследование. Я следую своему собственному рецепту: терпение.
«Мне тоже нужно терпение, — подумала я, — и оно нужно мне именно теперь».
Родион сидела на крою большого колодца и смотрела наружу через главные ворота. Служители Богини не будит вмешиваться, пока мы не попытаемся исчезнуть. Я села рядом с нею и погрузила руку в холодную воду.
На большой площади было видно много людей, быстро проходившись мимо по своим делам. Тут сооружалось нечто вроде палаток и лачуг. Это было не лучшее лекарство от терпения — сидеть здесь и ощущать себя обреченными на бездеятельность.
Родион ударила вооруженным когтем пальцем руки по воде. Испуганно засновали туда-сюда красные рыбки. Затем она сказала:
— Мне бы хотелось снова оказаться в Ширия-Шенине.
Для меня это было неожиданностью.
— Почему?
— О, не зная… я положила там четыре года, знаете ли. Часто мне там нравилось. Хотя меня и назвали «Полузолотом». Но это я слышала всего лишь от нескольких человек. — Она пожала плечами. — Надеюсь, что привыкну к этому месту. И к Орландис.
Что-то в ее поведении не вязалось с тем, что она говорила. Она скрывала радость, волнение, какой-то сюрприз. «Перед чем она испытывает такой страх, что утаивает это?» — спросила я себя.
— Что ты хочешь делать, теперь, когда ты уже не аширен?
— Я буду изучать политику, — уверенно сказала она. — Ведь все же одна Орландис является Т'Ан Мелкати, потому и я вряд ли смогу иначе. То есть, если я останусь Орландис.
Из-под коротких ресниц сверкнули ее глаза.
— А Медуэнин?
Она вдохнула и потянулась всем своим сильным телом. Мечтательно сказала:
— Да, Медуэнин. Я еще не знаю римонских телестре…
— Это обязательно должно быть одно или другое, но ничего иного? Нет, погоди, ничего не говори. Я знаю Южную землю. Но ты, наверное, будешь путешествовать, не так ли?
— Важно еще и то, куда мне потом вернуться.
— А Блейз?
— Да, это тоже важно. Скоро мне нужно будет решится, Кристи.
Сейчас она казалось мне старше, чем в последние дни, причем не только физически, но по образу мыслей и поведению. Я сказала:
— Тебе не следовало бы поступать слишком поспешно.
— Дело подвинулось гораздо дальше, чем вы думаете, — ответила она, и ее глаза излучали буйную веселость. С типично ортеанским сочетанием радости и озабоченности она добавила: — Мне нужно решить, какая телестре подойдет мне более всего, чтобы родить там аширен.
— Что… скоро? Сейчас?
Она засмеялось.
— Я знаю с Арентине, что ношу в себе детей. Кристи, держите это при себе, пока я не решила… Неприлично о чем-то говорить прежде, чем принял решение. Аширен принадлежат Орландис. Они могут воспротивиться и не позволить мне назваться н'ри н'сут Медуэнин… если случится так, что я решусь на это.
— Ты скажешь об этом Блейзу.
— Да, если принимать Медуэнина в расчет… С'арант, а что вы думаете?
Ребенок или дети будут принадлежать не отцу и даже матери, а всей телестре. Это я узнала еще в Бет'ру-элене.
— Я никому об этом не расскажу, пока этого не сделаешь ты, — сказала я. — Ты жительница Южной земли и потому одна лучше справишься с этой проблемой.
Наступил первый день восьмой недели, день судебного процесса. Я проснулась задолго до первых предрассветных сумерек и услышала, как прибыл конвой.
Стражники уже ушли обратно, а я еще не успела одеться. Я заметила, что забрали Бродина. Его доставили в зал Справедливости перед рассветом.
Во время колокольного звона в середине утра они пришли за Родион, а позднее, незадолго до полученного звона, увели Блейза, после чего осталось только я одна. Мне приходилось лишь ждать.
Мимо проплывали облака, массивные и причудливых форм, а белесое небо было усеяно звездами. Миновало полдень. Ничто не двигалось на дне дома-колодца кроме теней и солнечного света. Приходивший с моря ветер застревал между зданиями.
Я подумала: «Придут ли за мной сегодня? Но если нет…»
Я заметила, что у ворот что-то происходило, увидела униформу стражников Корон и пошла им навстречу, прежде чем меня успел позвать Тирзаэл. За мной пришли восемь стражников Короны и их начальник.
«Сколько же досады они ожидают увидеть? — подумала я. И тут я вспомнила, что даже не были уверена в том, где точно находился зал.
Мы вышли через другие ворота и оказались в узких проходах между домами телестре, приютившимися у подножия Цитадели. Ответвления и повороты сбили меня с толку. А затем, едва в пределах видимости возник зал, мы натолкнулись на толпу. Это были уроженцы Имира, мелкатийцы в своих одеждах, походивших на сари, и с зубчатыми ножами, разгоряченные ремондцы в туниках с высокими воротниками. Все они стояли плечо к плечу с мужчинами и женщинами из Римона, роскошно одетыми даденийцами, жителями Свободного порта и даже жителями Кире.
Стражники Короны образовали клин, в середине которого оказалась я, и мы двинулись сквозь толпу.
Над головами стоявших в толпе людей я увидела внушительных размеров здание, старинное и — странное дело — хорошо знакомое. Кирпичные стены бурого цвета описывали целую серию кривых линий, а выше первых двух или трех метров постепенно сходились в группу куполов, походившую на птичье гнездо с яйцами. Он был очень древним, этот зал Правосудия, пожалуй, не менее, чем Теризон.
Толпа не становилась меньше даже тогда, когда мы шли под аркой ворот Собравшиеся расступились и освободили нас поход. Многие из них были с ан телестре, как я успела заметить, но в толпе находилось и много детей. Поразительно большая часть их только что вышла из возраста аширен; им было по шестнадцать или семнадцать лет.
За вестибюлем, плотно сгрудившись, на каменном полу сидели ортеанцы. Вверх уходило удивительно большое свободное пространство: многочисленные купола поддерживались сложными из кирпича колоннами, и все здание представляло собой один большой зал.
Он был наполнен шумом разговоров жителей Южной земле и беспокойством оживленных жестов, их сопровождавших, а когда стражники вели меня к середине зала, многие из аширен и юных взрослых начали шикать и хлопать ладонями по полу, что у ортеанцев соответствует нашим аплодисментам.
Начальник стражи, невысокий темнокожий человек, сказал мне:
Т'ан, среди молодых у вас есть много странников.
— Об этом я и не подозревала. — Просто у меня никогда не было времени думать о подобном.
Под центральным куполом стояли восемь кресел-тронов, расположенных полукругом. Они были вырублены из черного камня и покрыты мехами и мягкой обивкой. Между окончаниями этой своеобразной подковы находилось каменное возвышения, поднимавшееся над остальными полом зала не более чем на толщину нескольких ладоней. Все до единого троны были заняты.
Сутафиори наклонилась к Рурик, беседуя с ней, Хеллел Ханатра слушал что-то говорившего ему человеку в украшенном яркими лентами одеянии жителя Кире, гладкий и светлоглазый Ховис Талкул Т'Ан Ремонде был погружен в разговор с какими-то мужчиной и женщиной, которых я не знала.
Напротив тронов, как бы в дополнение круга, стояла подковообразная скамья. Сидевшие на ней ортеанцы были разделены на две группы. Некоторые из них разговаривали друг с другом, а другие углубились в книги и пергаментные свитки.
Халтерн н'ри н'сут Бет'ру-элен дал мне понять, что я должна сесть на скамью рядом с ним.
— Как идет разбирательство?
— Они еще заслушивают телестре Андрете. Тури делает большую часть выступлений. — Он показал на смуглокожую женщину, сидевшую на скамье недалеко от меня. — Представители телестре Хараин не очень-то этому рады, но ничего не поделаешь; Бродин виновен.
В глазах Халтерна Бродин уже был осужден. Вскоре после этого я увидела его на дальнем конце скамьи. По бокам стояли стражники Короны. Его руки двигались, как беспокойные маленькие зверьки. Его лицо не выражало никаких чувств, по щекам проходили бледные седы высохших слез, и он, казалось, не замечал воды, время от времени вытекавшей из его глаз.
Зазвенел колокол. Разговоры стихли, и в зале установилась такая тишина, что стал слышен шум толпы на улице.
Сутафиори откинулась назад в своем кресле-троне, сцепила друг с другом пальцы рук и кивнула Халтерну.
— Следующей будет выслушана посланница Доминиона.
— Простите, Т'Ан Сутаи-Телестре, — произнес высокий мужчина рядом с Ховисом. Он был гигантом по сравнению с ортеанским стандартом; рост его составлял более двух метров, веси он также немало. Грива его на голове была выстрижена длинным хохлом.
— Ту'элл Т'Ан Римон, я слушаю вас.
— Речь идет о следующем: вот эта женщина — посланница — обвинялась в том же убийстве. Разве не может быть так, что она даст ложные показания?
Тури Андрете встала и ответила со скамьи.
— По этой причине мы сочли недостаточными признания самого т'ан Бродина и доставили с собой свидетелей, являющихся членами та'адура из Ширия-Шенина. Если вы и другие здесь собравшиеся решат, что т'ан Бродин несмотря на мотив и признание невиновен… тогда пора снова заняться показаниями посланницы.
Ту'элл опустился на свое место и неслышно пробормотал что-то, комментируя сказанное.
Я вышла на свидетельское место и рассказала о событиях в Ширия-Шенине. Иногда мне задавали вопросы то Тури Андрете, то люди из телестре Хараин.
Под конец я упомянула о Морврене и Свободном порте. Женщина рядом с Ховисом подалась вперед. У нее были бледная кожа и огромная рыжая грива, свободно свисавшая поверх ее голубого одеяния. На полу возле ее ног сидел маленький ребенок и играл вышитым краем ее одежды.
— А куда вы отправились из Свободного порта?
«Судя по акценту, одежде и месту, на котором она сидит, это должна быть морская маршальша того самого порта», — подумала я.
— В Касабаарде, Т'Ан.
Голоса стихли, ортеанцы с сомнением переглянулись. Встала Тури Андрете.
— Посланница, не хотите ли вы рассказать нам, что происходило в Коричневой Башне?
В повисшей тишине я слышала только беспокойное движение сидевших в зале аширен и плач маленького ребенка.
— Там происходило многое, т'ан, и оно касалось того дела, в связи с которым мы здесь находимся: сам Чародей заявил, что убежден в моей невиновности. Т'ан Эвален Керис-Андрете подтвердит это. — «Просто удивительно, что имеет вес перед этим судом», — подумала я. — Я бы хотела еще добавить, что Чародей помог также найти доказательства, которые вы здесь услышали.
На этом более или менее закончилось рассмотрение вопроса, хотя Хараин и предприняла еще отчаянную попытку провалить мои показания с помощью несущественных деталей. Они не слишком сильно были заинтересованы в посланнице Доминиона. Ни как посланницей, ни как подозреваемой в убийстве.
Меня отпустили, и я пошла обратно к скамье, но затем заметила в толпе Блейза и Родион, сидевших на полу, и присоединилась к ним.
— Теперь мы хотим выслушать т'ана Бродина, — сказала Сутафиори представителям Хараин.
Произошла небольшая задержка из-за того, что он не мог стоять на ногах; ему принесли кресло и посадили перед Т'Анами.
— Мы разбираем дело о споре между Андрете и Хараин, — официально сказала Сутафиори. — Вы обвиняетесь в том, что убили Канту Андрете, Третью, носившую это имя, в ее городе Ширия-Шенине. Понимаете ли вы это?
— Я слышу вас, — сказал он спокойно и деловито.
— Что вы на это скажете?
— Да, — ответил он. — Я убил ее. Вы слышали правду.
Человек в одежде жителя Кире сделал знак рукой, и Сутафиори кивнула ему. С плохим произношением, но на правильном языке Пейр-Дадени он сказал:
— Даже в горах было известно, что Т'Ан Андрете имела своего арикей в та'адуре. Зачем же вы ее убили?
Бродин молча кивнул и затем промолвил:
— Келверик Т'Ан Кире, Вы знаете, что такое честолюбивые мужчины. Она… знала кое-что о моей жизни. Арикей и агент… как только ее не стало бы на пути, для ловкого человека открылась бы дорога к посту министра, может быть, даже Первого министра.
— И по этой причине вы ее убили?
— Это я только что сказал.
Встала одна женщина телестре Хараин и сказала:
— Т'Ан, наш брат болен…
Рурик попросила у Сутафиори слова, затем сказала:
— Если вы хотели добиться власти в Ширия-Шенине, то не лучше ли было бы тогда оставаться арикей Андрете?
Бродин неспокойно заерзал на своем месте.
— Она знала… моя жизнь не всегда была безгрешной.
Темнокожая Тури Андрете со светлыми глазами снова выступила вперед.
— Я хотела бы попросить т'ана Бродина выслушать следующее и дать на это полный и прямой ответ. На теле Канты Андрете, когда оно было обнаружено, имелись следы борьбы с нападавшим. И это еще не все, потому что сначала она была сбита с ног, когда ее намеривались оглушить.
— Она была опытным бойцом, — прервал ее сильно взволнованный Бродин. — Я знал, что это будет нелегко. Я убил ее. Зачем бы еще мне ее убивать?
— Почему, да-да, почему? — Тури посмотрела на семерых Т'Анов. — В Ширия-Шенине в последнюю орвенту мы выслушивали Сулис н'ри н'сут СуБаннасен и узнали о ее вине, о том, что она получала золото из Кель Харантиша. Что же является более вероятным, чем то, что она, прежде чем умереть, использовала это золото на какие-то благие цели… благие для Повелителя в изгнании? Я утверждаю, что Бродин н'ри н'сут Хараин совершил убийство не ради своего собственного преуспевания в жизни, а единственно потому, что ему за это заплатили.
Бродин резко затряс головой.
— Клянусь Богиней, моей надеждой на НЕЕ — СуБаннасен ни за что мне платила, ни за ни за убийство, ни за шпионаж! Я никогда не получал от нее золота!
Рядом с Тури встал Халтерн.
— Т'Ан, здесь есть еще одна свидетельница, которую вам следовало бы выслушать. Она может сказать кое-что по делу, которым мы здесь заняты.
— Позовите вашу свидетельницу, — сказала Сутафиори. — Хараин, позаботьтесь о т'ан Бродине.
Они окружили человека с ястребиным лицом. Я видела, как кто-то из них протянул ему бутылку вина.
Свидетельницей Халтерна была Хавот-джайр. Женщина с Покинутого Побережья говорила о кораблях с золотом их Кель Харантиша, о тех, что ушли к Сулис н'ри н'сут СуБаннасен, и о тех, что ходили к Ста Тысячам уже значительно позже того времени, когда стало известно о ее смерти. Мне показалось, что ее почти идиотский немигающий взгляд в сочетании со знанием того, что она была в Коричневой Башне, сольно подействовал на жителей Южной земли.
— Сулис была не единственной предательницей Ста Тысяч, — сказал Халтерн. Негодование присутствующих явственно ощущалось в переполненном зале.
— Я не отношусь к их предателям, ни к СуБаннасен, — сказал Бродин, едва владея собой; голос дрожал. Я рассказал вам, что убил ее, так что же вам еще нужно от меня?
— Вы никогда не получали золота их Кель Харантиша?
— Я не принимал никаких кораблей с золотом от Повелителя в изгнании.
Это был весьма уклончивый ответ. Я наблюдала за Бродиным и видела, что он уже был недалек от полного душевного срыва.
— Тем не менее, существует заговор, есть предатели среди Ста Тысяч. — Настойчивость Халтерна производила впечатление на слушателей. Я еще никогда прежде не видела его таким решительным. — Вы — признавший свою вину убийца. Теперь признайтесь, почему вы совершили это убийство.
— Я сказал вам это! Сколько же раз мне это еще повторять?
— Не было ли это запланировано, не замешано ли в это дело еще какое-то лицо?
Взгляд Бродина остановился на Сутафиори.
— Т'Ан как часто я должен буду это повторять?
Неожиданно резко Халтерн добавил:
— И поклоняетесь именем Богини, что вам никогда не платили золотом из Кель Харантиша?
Бродин пожал плечами.
— Разве так уж это теперь важно — клясться?
— Это очень важно. Принесите клятву в том, что вы никогда не принимали золота от Повелителя в изгнании, что вы никогда не были участниками заговора, цель которого заключалась в том, чтобы вину за смерть Андрете свалить на кого-то другого… И мы послушаем вас, т'ан.
Воцарилась долгая тишина. Бродин лихорадочно переводил взгляд с Т'Анов на Тури Андрете и на членов телестре Хараин. Я вспомнила о том, что он уединялся в доме-колодце. Тишина затягивалась.
Стало очевидным, что он ничего не скажет. Так же понятно стало и то, что толпа начала настраиваться против него, хотя не прозвучало ни слова.
— Вы не будете клясться? — осведомился Халтерн.
Наконец Бродин поднял голову и сказал:
— Я сказал все, что должен был здесь сказать; я не стану давать никаких клятв только для того, чтобы доставить вам радость.
Халтерн снова занял свое место.
Тури Андрете сказала:
— Больше ничего нет, о чем мы могли бы его спросить.
Второй день восьмой недели я провела в доме-колодце вместе с Родионом, Блейзом и женщиной с Покинутого Побережья, пока Т'Аны обсуждали дело в своем круге. Говорящему с землей Тирзаэлу было не легко с Бродиным, которые после своего последнего слова, в зале справедливости, не издавали не звука.
На следующий день нас снова вызвали в зал.
— Послушайте мены, — сказала Сутафиори. Шум толпы стих. Не понятно, как такое стало возможным, но людей в зале находилось еще больше, чем в первый день процесса. — Слушайте приговор, который вынесли: Ту'элл Т'Ан Римон, Рурик Т'Ан Мелкати, Хелелл Ханатра, Первый Министр Имира, Ховис Т'Ан Ремонде, морская маршальша Эмберен, и Келверик Т'Ан Кире.
Бродин сидел среди членов телестре Хараин. Один из мужчин положил ему руку на плечо. Бродин не двигался, Глаза его были ясны, в них виднелись белки.
— По первому пункту обвинения, в убийстве Канте Андрете, Бродин н'ри н'сут Хараин, признался и в том изобличен. — Она немного помедлила. Я видела, что ей очень не нравилась вся эта история. — Это имеет — следствием меньшее наказание смерть. В отношение второго обвинения, касающиеся тайных контактов с агентами Повелителя в изгнание, мы не можем придти ни к какому решению. Согласно древнему обычаю, у нас остается одно время года для приведения приговора в исполнение.
Наш приговор гласит: Бродин н'ри н'сут Хараин, приговоренный к смерти за убийству Канты Андрете, должен содержаться под миражей и подвергнут допросу относительно заговора. Смертный приговор будет приведен в исполнение публично в течение меррума.
Лицо Бродина выглядело так, словно его покрыли известью, Люди из телестре Хараин говорили с окружавшими их стражниками Короны, и суматоха при обсуждении толпой этой новости была неописуемой.
Думаю, что то, как ортеанцы говорили о своей Богине, позволило придти мне к ложному предположению, что веру в нее они не принимали всерьез. Вот здесь сидел Бродин н'ри н'сут Хараин, уже мертвый за убийство Андрете человек, который не хотел говорить, клянясь именем богини.
И, тем самым, он рисковал быть приговоренным не просто не просто к казни, но и к пыткам, которые сломили бы его и заставили признаться.
«Признаться в чем? — спрашивала я себя, глядя как, пустел зал. — Что же все-таки хотят услышать от него Т'Аны?»
Смерть и мучения являются для ортеанцев меньшими наказаниями, чем для землянина. Причины этого отличия кроются в различии рас и культур.
Однако после судебного разбирательства дела Бродина я подумала, что оно было столько же несправедливым, как и та пародия на слушание, которую я испытала в доме-колодце Кобека.
32. С'АРАНТ
— Завтра, — сказал Родион и забарабанила каблуком сапога по ножке стола. — Завтра. О, гибель земли! Как только вы можете сидеть здесь так спокойно?
В кухне оставалось только мы втроем. Служители Богини поели и разошлись по своим делам. Лучи послеполуденного солнца косо падали через окна-бойницы плиты пола.
— Если у тебя есть идея получше, скажи нам.
Она пристально посмотрела на Блейза. Краска, которой были выкрашены ее волосы, смылась, и грива, приобретшая темно-коричневый оттенок, матово выделялась на золотистой коже.
— Но должно быть что-нибудь, что мы можем сделать! — сказала она.
— Уметь ждать — бесценная способность. Овладей ею… — сказал он, — впрочем, нет, мне жаль, что я так сказал, арикей-те.
Она встала. Ее рука скользнула за спину в непроизвольном движении, характерном для жителей Южной земли, означающем, что имеются харуры. И то, что их там не было, разозлило ее.
— По мне — оставайся тут сидеть, пока не превратишься в камень, — сказала она, — может быть, это и есть лучшее твое занятие.
Она тенью промелькнула через дверь, а затем я услышала стук каблуков ее сапог во дворе. Кто-то заговорил с ней, и до меня долетел ее раздраженный ответ.
— Ну что, сестра моя, — измученно сказала Блейз, — что вы об этом думаете?
— Думаю, что она нервничает почти так же, как и я.
Он коротко улыбнулся.
— Не имеет смысла поднимать много шума, если можно только ждать. Этому я уже очень давно научился. Кристи, не думаете ли вы, что с ней неладно еще по какой-то причине?
— Например?
Он помолчал, очевидно, подбирая слова, затем сказал:
— Может быть, сейчас для нее положение в Таткаэре выглядит иным, не таким, каким оно казалось в пути и в Касабаарде.
Он сидел, повернувшись ко мне неизуродованной стороной лица, и выглядел так моложе. За его ранимостью скрывалось нечто большее, чем просто физическая сила.
— Я думала, что вы с ней арикей.
— Временами мы спорим мы друг с другом. Для этого есть много причин. Я думал… надеялся… — Его рука, лежавшая на столе, сжалась в кулаках. — Мы с ней должны были бы стать н'ри н'сут. Медуэнин и Орландис, и это не имеет большого значения. Кристи, она молода. Она хочет путешествовать и участвовать в различных схватках, иметь арикей, какие ей, только требуются, когда превращение из аширен уже позади. Что же мне делать? Я состояла на службе почти всюду на Орте и уже не знаю места, куда бы мог вернуться. — Помолчав немного, он добавил: — Ну так что?
— Гм-м-м. Я как раз подумала о Хакатаку, где я была до прибытия сюда. Это в основном сельскохозяйственный мир. — сказала я.
— Там было грязно, пища отвратительна и всюду приходилось передвигаться пешком. Вернувшись на Землю, я могла думать только об одном: это был последний раз, когда я посетила другой мир, клянусь в том. Никогда больше.
Потом речь зашла о Каррике, и посмотрели бы вы на меня, как я старалась, чтобы не ускользнул этот шанс. Вы не поверили бы, обнаружив такое старание со стороны кого-либо, твердо решившего, подобно мне никогда в жизни более не покидать свою планету.
— У меня уже давно такое же чувство.
— Не думаю, что она у вас так давно, да и кроме того — какое это имеет отношение к моей деятельности?
Он запрокинул назад голову и засмеялся. На его шее проступили жилы, толстые, как жгуты.
— Тут вы, наверное, правы. Мы ничего не сможем сделать, пока не закончится это расследование. Я следую своему собственному рецепту: терпение.
«Мне тоже нужно терпение, — подумала я, — и оно нужно мне именно теперь».
Родион сидела на крою большого колодца и смотрела наружу через главные ворота. Служители Богини не будит вмешиваться, пока мы не попытаемся исчезнуть. Я села рядом с нею и погрузила руку в холодную воду.
На большой площади было видно много людей, быстро проходившись мимо по своим делам. Тут сооружалось нечто вроде палаток и лачуг. Это было не лучшее лекарство от терпения — сидеть здесь и ощущать себя обреченными на бездеятельность.
Родион ударила вооруженным когтем пальцем руки по воде. Испуганно засновали туда-сюда красные рыбки. Затем она сказала:
— Мне бы хотелось снова оказаться в Ширия-Шенине.
Для меня это было неожиданностью.
— Почему?
— О, не зная… я положила там четыре года, знаете ли. Часто мне там нравилось. Хотя меня и назвали «Полузолотом». Но это я слышала всего лишь от нескольких человек. — Она пожала плечами. — Надеюсь, что привыкну к этому месту. И к Орландис.
Что-то в ее поведении не вязалось с тем, что она говорила. Она скрывала радость, волнение, какой-то сюрприз. «Перед чем она испытывает такой страх, что утаивает это?» — спросила я себя.
— Что ты хочешь делать, теперь, когда ты уже не аширен?
— Я буду изучать политику, — уверенно сказала она. — Ведь все же одна Орландис является Т'Ан Мелкати, потому и я вряд ли смогу иначе. То есть, если я останусь Орландис.
Из-под коротких ресниц сверкнули ее глаза.
— А Медуэнин?
Она вдохнула и потянулась всем своим сильным телом. Мечтательно сказала:
— Да, Медуэнин. Я еще не знаю римонских телестре…
— Это обязательно должно быть одно или другое, но ничего иного? Нет, погоди, ничего не говори. Я знаю Южную землю. Но ты, наверное, будешь путешествовать, не так ли?
— Важно еще и то, куда мне потом вернуться.
— А Блейз?
— Да, это тоже важно. Скоро мне нужно будет решится, Кристи.
Сейчас она казалось мне старше, чем в последние дни, причем не только физически, но по образу мыслей и поведению. Я сказала:
— Тебе не следовало бы поступать слишком поспешно.
— Дело подвинулось гораздо дальше, чем вы думаете, — ответила она, и ее глаза излучали буйную веселость. С типично ортеанским сочетанием радости и озабоченности она добавила: — Мне нужно решить, какая телестре подойдет мне более всего, чтобы родить там аширен.
— Что… скоро? Сейчас?
Она засмеялось.
— Я знаю с Арентине, что ношу в себе детей. Кристи, держите это при себе, пока я не решила… Неприлично о чем-то говорить прежде, чем принял решение. Аширен принадлежат Орландис. Они могут воспротивиться и не позволить мне назваться н'ри н'сут Медуэнин… если случится так, что я решусь на это.
— Ты скажешь об этом Блейзу.
— Да, если принимать Медуэнина в расчет… С'арант, а что вы думаете?
Ребенок или дети будут принадлежать не отцу и даже матери, а всей телестре. Это я узнала еще в Бет'ру-элене.
— Я никому об этом не расскажу, пока этого не сделаешь ты, — сказала я. — Ты жительница Южной земли и потому одна лучше справишься с этой проблемой.
Наступил первый день восьмой недели, день судебного процесса. Я проснулась задолго до первых предрассветных сумерек и услышала, как прибыл конвой.
Стражники уже ушли обратно, а я еще не успела одеться. Я заметила, что забрали Бродина. Его доставили в зал Справедливости перед рассветом.
Во время колокольного звона в середине утра они пришли за Родион, а позднее, незадолго до полученного звона, увели Блейза, после чего осталось только я одна. Мне приходилось лишь ждать.
Мимо проплывали облака, массивные и причудливых форм, а белесое небо было усеяно звездами. Миновало полдень. Ничто не двигалось на дне дома-колодца кроме теней и солнечного света. Приходивший с моря ветер застревал между зданиями.
Я подумала: «Придут ли за мной сегодня? Но если нет…»
Я заметила, что у ворот что-то происходило, увидела униформу стражников Корон и пошла им навстречу, прежде чем меня успел позвать Тирзаэл. За мной пришли восемь стражников Короны и их начальник.
«Сколько же досады они ожидают увидеть? — подумала я. И тут я вспомнила, что даже не были уверена в том, где точно находился зал.
Мы вышли через другие ворота и оказались в узких проходах между домами телестре, приютившимися у подножия Цитадели. Ответвления и повороты сбили меня с толку. А затем, едва в пределах видимости возник зал, мы натолкнулись на толпу. Это были уроженцы Имира, мелкатийцы в своих одеждах, походивших на сари, и с зубчатыми ножами, разгоряченные ремондцы в туниках с высокими воротниками. Все они стояли плечо к плечу с мужчинами и женщинами из Римона, роскошно одетыми даденийцами, жителями Свободного порта и даже жителями Кире.
Стражники Короны образовали клин, в середине которого оказалась я, и мы двинулись сквозь толпу.
Над головами стоявших в толпе людей я увидела внушительных размеров здание, старинное и — странное дело — хорошо знакомое. Кирпичные стены бурого цвета описывали целую серию кривых линий, а выше первых двух или трех метров постепенно сходились в группу куполов, походившую на птичье гнездо с яйцами. Он был очень древним, этот зал Правосудия, пожалуй, не менее, чем Теризон.
Толпа не становилась меньше даже тогда, когда мы шли под аркой ворот Собравшиеся расступились и освободили нас поход. Многие из них были с ан телестре, как я успела заметить, но в толпе находилось и много детей. Поразительно большая часть их только что вышла из возраста аширен; им было по шестнадцать или семнадцать лет.
За вестибюлем, плотно сгрудившись, на каменном полу сидели ортеанцы. Вверх уходило удивительно большое свободное пространство: многочисленные купола поддерживались сложными из кирпича колоннами, и все здание представляло собой один большой зал.
Он был наполнен шумом разговоров жителей Южной земле и беспокойством оживленных жестов, их сопровождавших, а когда стражники вели меня к середине зала, многие из аширен и юных взрослых начали шикать и хлопать ладонями по полу, что у ортеанцев соответствует нашим аплодисментам.
Начальник стражи, невысокий темнокожий человек, сказал мне:
Т'ан, среди молодых у вас есть много странников.
— Об этом я и не подозревала. — Просто у меня никогда не было времени думать о подобном.
Под центральным куполом стояли восемь кресел-тронов, расположенных полукругом. Они были вырублены из черного камня и покрыты мехами и мягкой обивкой. Между окончаниями этой своеобразной подковы находилось каменное возвышения, поднимавшееся над остальными полом зала не более чем на толщину нескольких ладоней. Все до единого троны были заняты.
Сутафиори наклонилась к Рурик, беседуя с ней, Хеллел Ханатра слушал что-то говорившего ему человеку в украшенном яркими лентами одеянии жителя Кире, гладкий и светлоглазый Ховис Талкул Т'Ан Ремонде был погружен в разговор с какими-то мужчиной и женщиной, которых я не знала.
Напротив тронов, как бы в дополнение круга, стояла подковообразная скамья. Сидевшие на ней ортеанцы были разделены на две группы. Некоторые из них разговаривали друг с другом, а другие углубились в книги и пергаментные свитки.
Халтерн н'ри н'сут Бет'ру-элен дал мне понять, что я должна сесть на скамью рядом с ним.
— Как идет разбирательство?
— Они еще заслушивают телестре Андрете. Тури делает большую часть выступлений. — Он показал на смуглокожую женщину, сидевшую на скамье недалеко от меня. — Представители телестре Хараин не очень-то этому рады, но ничего не поделаешь; Бродин виновен.
В глазах Халтерна Бродин уже был осужден. Вскоре после этого я увидела его на дальнем конце скамьи. По бокам стояли стражники Короны. Его руки двигались, как беспокойные маленькие зверьки. Его лицо не выражало никаких чувств, по щекам проходили бледные седы высохших слез, и он, казалось, не замечал воды, время от времени вытекавшей из его глаз.
Зазвенел колокол. Разговоры стихли, и в зале установилась такая тишина, что стал слышен шум толпы на улице.
Сутафиори откинулась назад в своем кресле-троне, сцепила друг с другом пальцы рук и кивнула Халтерну.
— Следующей будет выслушана посланница Доминиона.
— Простите, Т'Ан Сутаи-Телестре, — произнес высокий мужчина рядом с Ховисом. Он был гигантом по сравнению с ортеанским стандартом; рост его составлял более двух метров, веси он также немало. Грива его на голове была выстрижена длинным хохлом.
— Ту'элл Т'Ан Римон, я слушаю вас.
— Речь идет о следующем: вот эта женщина — посланница — обвинялась в том же убийстве. Разве не может быть так, что она даст ложные показания?
Тури Андрете встала и ответила со скамьи.
— По этой причине мы сочли недостаточными признания самого т'ан Бродина и доставили с собой свидетелей, являющихся членами та'адура из Ширия-Шенина. Если вы и другие здесь собравшиеся решат, что т'ан Бродин несмотря на мотив и признание невиновен… тогда пора снова заняться показаниями посланницы.
Ту'элл опустился на свое место и неслышно пробормотал что-то, комментируя сказанное.
Я вышла на свидетельское место и рассказала о событиях в Ширия-Шенине. Иногда мне задавали вопросы то Тури Андрете, то люди из телестре Хараин.
Под конец я упомянула о Морврене и Свободном порте. Женщина рядом с Ховисом подалась вперед. У нее были бледная кожа и огромная рыжая грива, свободно свисавшая поверх ее голубого одеяния. На полу возле ее ног сидел маленький ребенок и играл вышитым краем ее одежды.
— А куда вы отправились из Свободного порта?
«Судя по акценту, одежде и месту, на котором она сидит, это должна быть морская маршальша того самого порта», — подумала я.
— В Касабаарде, Т'Ан.
Голоса стихли, ортеанцы с сомнением переглянулись. Встала Тури Андрете.
— Посланница, не хотите ли вы рассказать нам, что происходило в Коричневой Башне?
В повисшей тишине я слышала только беспокойное движение сидевших в зале аширен и плач маленького ребенка.
— Там происходило многое, т'ан, и оно касалось того дела, в связи с которым мы здесь находимся: сам Чародей заявил, что убежден в моей невиновности. Т'ан Эвален Керис-Андрете подтвердит это. — «Просто удивительно, что имеет вес перед этим судом», — подумала я. — Я бы хотела еще добавить, что Чародей помог также найти доказательства, которые вы здесь услышали.
На этом более или менее закончилось рассмотрение вопроса, хотя Хараин и предприняла еще отчаянную попытку провалить мои показания с помощью несущественных деталей. Они не слишком сильно были заинтересованы в посланнице Доминиона. Ни как посланницей, ни как подозреваемой в убийстве.
Меня отпустили, и я пошла обратно к скамье, но затем заметила в толпе Блейза и Родион, сидевших на полу, и присоединилась к ним.
— Теперь мы хотим выслушать т'ана Бродина, — сказала Сутафиори представителям Хараин.
Произошла небольшая задержка из-за того, что он не мог стоять на ногах; ему принесли кресло и посадили перед Т'Анами.
— Мы разбираем дело о споре между Андрете и Хараин, — официально сказала Сутафиори. — Вы обвиняетесь в том, что убили Канту Андрете, Третью, носившую это имя, в ее городе Ширия-Шенине. Понимаете ли вы это?
— Я слышу вас, — сказал он спокойно и деловито.
— Что вы на это скажете?
— Да, — ответил он. — Я убил ее. Вы слышали правду.
Человек в одежде жителя Кире сделал знак рукой, и Сутафиори кивнула ему. С плохим произношением, но на правильном языке Пейр-Дадени он сказал:
— Даже в горах было известно, что Т'Ан Андрете имела своего арикей в та'адуре. Зачем же вы ее убили?
Бродин молча кивнул и затем промолвил:
— Келверик Т'Ан Кире, Вы знаете, что такое честолюбивые мужчины. Она… знала кое-что о моей жизни. Арикей и агент… как только ее не стало бы на пути, для ловкого человека открылась бы дорога к посту министра, может быть, даже Первого министра.
— И по этой причине вы ее убили?
— Это я только что сказал.
Встала одна женщина телестре Хараин и сказала:
— Т'Ан, наш брат болен…
Рурик попросила у Сутафиори слова, затем сказала:
— Если вы хотели добиться власти в Ширия-Шенине, то не лучше ли было бы тогда оставаться арикей Андрете?
Бродин неспокойно заерзал на своем месте.
— Она знала… моя жизнь не всегда была безгрешной.
Темнокожая Тури Андрете со светлыми глазами снова выступила вперед.
— Я хотела бы попросить т'ана Бродина выслушать следующее и дать на это полный и прямой ответ. На теле Канты Андрете, когда оно было обнаружено, имелись следы борьбы с нападавшим. И это еще не все, потому что сначала она была сбита с ног, когда ее намеривались оглушить.
— Она была опытным бойцом, — прервал ее сильно взволнованный Бродин. — Я знал, что это будет нелегко. Я убил ее. Зачем бы еще мне ее убивать?
— Почему, да-да, почему? — Тури посмотрела на семерых Т'Анов. — В Ширия-Шенине в последнюю орвенту мы выслушивали Сулис н'ри н'сут СуБаннасен и узнали о ее вине, о том, что она получала золото из Кель Харантиша. Что же является более вероятным, чем то, что она, прежде чем умереть, использовала это золото на какие-то благие цели… благие для Повелителя в изгнании? Я утверждаю, что Бродин н'ри н'сут Хараин совершил убийство не ради своего собственного преуспевания в жизни, а единственно потому, что ему за это заплатили.
Бродин резко затряс головой.
— Клянусь Богиней, моей надеждой на НЕЕ — СуБаннасен ни за что мне платила, ни за ни за убийство, ни за шпионаж! Я никогда не получал от нее золота!
Рядом с Тури встал Халтерн.
— Т'Ан, здесь есть еще одна свидетельница, которую вам следовало бы выслушать. Она может сказать кое-что по делу, которым мы здесь заняты.
— Позовите вашу свидетельницу, — сказала Сутафиори. — Хараин, позаботьтесь о т'ан Бродине.
Они окружили человека с ястребиным лицом. Я видела, как кто-то из них протянул ему бутылку вина.
Свидетельницей Халтерна была Хавот-джайр. Женщина с Покинутого Побережья говорила о кораблях с золотом их Кель Харантиша, о тех, что ушли к Сулис н'ри н'сут СуБаннасен, и о тех, что ходили к Ста Тысячам уже значительно позже того времени, когда стало известно о ее смерти. Мне показалось, что ее почти идиотский немигающий взгляд в сочетании со знанием того, что она была в Коричневой Башне, сольно подействовал на жителей Южной земли.
— Сулис была не единственной предательницей Ста Тысяч, — сказал Халтерн. Негодование присутствующих явственно ощущалось в переполненном зале.
— Я не отношусь к их предателям, ни к СуБаннасен, — сказал Бродин, едва владея собой; голос дрожал. Я рассказал вам, что убил ее, так что же вам еще нужно от меня?
— Вы никогда не получали золота их Кель Харантиша?
— Я не принимал никаких кораблей с золотом от Повелителя в изгнании.
Это был весьма уклончивый ответ. Я наблюдала за Бродиным и видела, что он уже был недалек от полного душевного срыва.
— Тем не менее, существует заговор, есть предатели среди Ста Тысяч. — Настойчивость Халтерна производила впечатление на слушателей. Я еще никогда прежде не видела его таким решительным. — Вы — признавший свою вину убийца. Теперь признайтесь, почему вы совершили это убийство.
— Я сказал вам это! Сколько же раз мне это еще повторять?
— Не было ли это запланировано, не замешано ли в это дело еще какое-то лицо?
Взгляд Бродина остановился на Сутафиори.
— Т'Ан как часто я должен буду это повторять?
Неожиданно резко Халтерн добавил:
— И поклоняетесь именем Богини, что вам никогда не платили золотом из Кель Харантиша?
Бродин пожал плечами.
— Разве так уж это теперь важно — клясться?
— Это очень важно. Принесите клятву в том, что вы никогда не принимали золота от Повелителя в изгнании, что вы никогда не были участниками заговора, цель которого заключалась в том, чтобы вину за смерть Андрете свалить на кого-то другого… И мы послушаем вас, т'ан.
Воцарилась долгая тишина. Бродин лихорадочно переводил взгляд с Т'Анов на Тури Андрете и на членов телестре Хараин. Я вспомнила о том, что он уединялся в доме-колодце. Тишина затягивалась.
Стало очевидным, что он ничего не скажет. Так же понятно стало и то, что толпа начала настраиваться против него, хотя не прозвучало ни слова.
— Вы не будете клясться? — осведомился Халтерн.
Наконец Бродин поднял голову и сказал:
— Я сказал все, что должен был здесь сказать; я не стану давать никаких клятв только для того, чтобы доставить вам радость.
Халтерн снова занял свое место.
Тури Андрете сказала:
— Больше ничего нет, о чем мы могли бы его спросить.
Второй день восьмой недели я провела в доме-колодце вместе с Родионом, Блейзом и женщиной с Покинутого Побережья, пока Т'Аны обсуждали дело в своем круге. Говорящему с землей Тирзаэлу было не легко с Бродиным, которые после своего последнего слова, в зале справедливости, не издавали не звука.
На следующий день нас снова вызвали в зал.
— Послушайте мены, — сказала Сутафиори. Шум толпы стих. Не понятно, как такое стало возможным, но людей в зале находилось еще больше, чем в первый день процесса. — Слушайте приговор, который вынесли: Ту'элл Т'Ан Римон, Рурик Т'Ан Мелкати, Хелелл Ханатра, Первый Министр Имира, Ховис Т'Ан Ремонде, морская маршальша Эмберен, и Келверик Т'Ан Кире.
Бродин сидел среди членов телестре Хараин. Один из мужчин положил ему руку на плечо. Бродин не двигался, Глаза его были ясны, в них виднелись белки.
— По первому пункту обвинения, в убийстве Канте Андрете, Бродин н'ри н'сут Хараин, признался и в том изобличен. — Она немного помедлила. Я видела, что ей очень не нравилась вся эта история. — Это имеет — следствием меньшее наказание смерть. В отношение второго обвинения, касающиеся тайных контактов с агентами Повелителя в изгнание, мы не можем придти ни к какому решению. Согласно древнему обычаю, у нас остается одно время года для приведения приговора в исполнение.
Наш приговор гласит: Бродин н'ри н'сут Хараин, приговоренный к смерти за убийству Канты Андрете, должен содержаться под миражей и подвергнут допросу относительно заговора. Смертный приговор будет приведен в исполнение публично в течение меррума.
Лицо Бродина выглядело так, словно его покрыли известью, Люди из телестре Хараин говорили с окружавшими их стражниками Короны, и суматоха при обсуждении толпой этой новости была неописуемой.
Думаю, что то, как ортеанцы говорили о своей Богине, позволило придти мне к ложному предположению, что веру в нее они не принимали всерьез. Вот здесь сидел Бродин н'ри н'сут Хараин, уже мертвый за убийство Андрете человек, который не хотел говорить, клянясь именем богини.
И, тем самым, он рисковал быть приговоренным не просто не просто к казни, но и к пыткам, которые сломили бы его и заставили признаться.
«Признаться в чем? — спрашивала я себя, глядя как, пустел зал. — Что же все-таки хотят услышать от него Т'Аны?»
Смерть и мучения являются для ортеанцев меньшими наказаниями, чем для землянина. Причины этого отличия кроются в различии рас и культур.
Однако после судебного разбирательства дела Бродина я подумала, что оно было столько же несправедливым, как и та пародия на слушание, которую я испытала в доме-колодце Кобека.
32. С'АРАНТ
— Дело на этом еще не закончилось, — сказал Халтерн, — все равно, что здесь написано.
Информационный бюллетень пятого дня состоял из трех страниц, большая часть содержания которых было посвящена делу Бродина. Я развернула второй листок на каменных плитах двора.
Из кухни пришла Марик, держа в руках сосуд со свеже заваренным чаем из трав, и поставила его на стол рядом с Халтерном. Он — вернее сказать: она — вернулась на восточный холм Малк'ис, после того как я отправила ей в четвертый день записку.
— Послушайте вот это, — сказала я. — «Мы предполагаем, что Бродин н'ри н'сут Хараин сделал свое недавнее признание за ту же цену, что и Сулис н'ри н'сут СуБаннасен, а именно за торговлю с Повелителем в изгнании и получении золота в качестве подкупа».
— Сделал ли он это? — Халтерн допил содержимое своей чашки и обстоятельно вытер губы. — Я знаю… Я думал, что хорошо знал его. Я работал вместе с ним. Он ничего не смыслит в стратегии. Он исполнитель, но не зачинщик, не руководитель.
— Это означает, что за ним кто-то стоит, кто-то, кто еще находится на свободе. — Прийти к такому заключению было нетрудно.
Я утяжелила угол крупноформатного и неудобного в пользовании бюллетеня камнем.
— Хал, скажите мне, есть ли в этом смысл. СуБаннасен всегда стремилась к тому, чтобы посланница была мертва, следовательно, это являлось и целью народа колдунов в Харантише. Отсюда и яд, и попытки убийства, и, возможно, история в Корбеке. Но Андрете… Тут дело обстоит иначе. Это не сводится только к моей смерти, а преследует лишь одну цель: подорвать доверие ко мне и, тем самым, к Доминиону. Это преступление было совершенно для того, чтобы саботировать отношения между мирами.
Халтерн кивнул. У него был тот отсутствующий взгляд, какой я всегда замечала, когда он не хотел высказывать своих истинных мыслей.
— Вот как? — сказал он наконец.
— Значит, кто бы ни взял на себя эту задачу после СуБаннасен, он связал с этим свои представления… И я не могу согласиться с тем, что это обязательно должен был быть Бродин, и это все. Такое не похоже на него, и тут вы совершенно правы.
— Гм. — Он взял с пола лист газеты и расправил его, чтобы можно было читать. — Возможно, вы и правы, не знаю… Вы пойдете на церемонию?
— Когда она состоится?
— В полдень.
— Не знаю, будет ли у меня время. Кажется, каждый с'ан телестре в Таткаэре хочет поговорить с посланницей, и мне приходиться встречаться со столь большим их числом, какое только возможно. Но я пытаюсь сходить туда.
Информационный бюллетень пятого дня состоял из трех страниц, большая часть содержания которых было посвящена делу Бродина. Я развернула второй листок на каменных плитах двора.
Из кухни пришла Марик, держа в руках сосуд со свеже заваренным чаем из трав, и поставила его на стол рядом с Халтерном. Он — вернее сказать: она — вернулась на восточный холм Малк'ис, после того как я отправила ей в четвертый день записку.
— Послушайте вот это, — сказала я. — «Мы предполагаем, что Бродин н'ри н'сут Хараин сделал свое недавнее признание за ту же цену, что и Сулис н'ри н'сут СуБаннасен, а именно за торговлю с Повелителем в изгнании и получении золота в качестве подкупа».
— Сделал ли он это? — Халтерн допил содержимое своей чашки и обстоятельно вытер губы. — Я знаю… Я думал, что хорошо знал его. Я работал вместе с ним. Он ничего не смыслит в стратегии. Он исполнитель, но не зачинщик, не руководитель.
— Это означает, что за ним кто-то стоит, кто-то, кто еще находится на свободе. — Прийти к такому заключению было нетрудно.
Я утяжелила угол крупноформатного и неудобного в пользовании бюллетеня камнем.
— Хал, скажите мне, есть ли в этом смысл. СуБаннасен всегда стремилась к тому, чтобы посланница была мертва, следовательно, это являлось и целью народа колдунов в Харантише. Отсюда и яд, и попытки убийства, и, возможно, история в Корбеке. Но Андрете… Тут дело обстоит иначе. Это не сводится только к моей смерти, а преследует лишь одну цель: подорвать доверие ко мне и, тем самым, к Доминиону. Это преступление было совершенно для того, чтобы саботировать отношения между мирами.
Халтерн кивнул. У него был тот отсутствующий взгляд, какой я всегда замечала, когда он не хотел высказывать своих истинных мыслей.
— Вот как? — сказал он наконец.
— Значит, кто бы ни взял на себя эту задачу после СуБаннасен, он связал с этим свои представления… И я не могу согласиться с тем, что это обязательно должен был быть Бродин, и это все. Такое не похоже на него, и тут вы совершенно правы.
— Гм. — Он взял с пола лист газеты и расправил его, чтобы можно было читать. — Возможно, вы и правы, не знаю… Вы пойдете на церемонию?
— Когда она состоится?
— В полдень.
— Не знаю, будет ли у меня время. Кажется, каждый с'ан телестре в Таткаэре хочет поговорить с посланницей, и мне приходиться встречаться со столь большим их числом, какое только возможно. Но я пытаюсь сходить туда.