Эддингс Дэвид. Алмазный трон

   — Гоблины? — не веря спросил Телэн.
   — Не совсем. Но можно сказать и так. Можно все утро рассказывать о двух десятках или даже большем количестве видов всякой нечисти, которая подчиняется Азешу. Вряд ли тебе придутся по душе ее описания.
   — Чем дальше, тем больше эта история похожа на сказку, а я уже не ребенок, чтобы слушать рассказы о всяких гоблинах и феях.
   — В свое время ты все поймешь и поверишь, что это не сказка, — сказала Сефрения. — Продолжай свой рассказ, Берит.
   — Хорошо, моя госпожа. Постигнув природу сил, вторгшихся в Лэморканд, Церковь призвала из Рендора Рыцарей Храма. Отряды Четырех Орденов были подкреплены обычными рыцарями и солдатами так, чтобы они были столь же многочисленны, как и вторгшиеся в Лэморканд орды земохцев.
   — И была битва? — с интересом спросил Телэн.
   — Величайшая битва во всей истории, — ответил Берит. — Две огромных рати сошлись на равнинах Лэморканда у озера Рандера. Битва людей была огромна, но все же еще большей была битва магическая. Волны тьмы и огромные сполохи пламени охватили все поле, молнии сыпались с неба, как град, целые полки поглощались внезапно разверзающимися безднами или сгорали в пепел в чародейском пламени. Земля тряслась, и над полем туда-сюда гулял гром, как будто там собралась тысяча гроз. Магии земохских жрецов противостояла магия Рыцарей Храма. Три дня длилась битва, и земохцы были отброшены назад. Орды Отта, окончательно разбитые, беспорядочно бежали к своим границам.
   — Потрясающе! — воскликнул Телэн возбужденно. — А потом наши армии вторглись в Земох?
   — Они были слишком истощены, — сказал Берит. — Они выигрывали битву, но большей ценой. Больше половины Рыцарей Храма остались на поле битвы, и армии эленийских королей вели счет своим мертвым тысячами.
   — Но могли же они сделать что-то?
   Берит мрачно кивнул.
   — Они лечили своих раненых и хоронили мертвых. А потом разошлись по домам.
   — И это все? Что же это за история, если она так вот кончается, Берит?
   — Обстоятельства были таковы, что они не могли идти дальше. Все мужчины западных королевств ушли сражаться с земохцами и оставили свои дома и поля без присмотра. Надвигалась зима, и урожай мог пропасть, тогда бы начался голод. Нужно было свести концы с концами этой зимой, а убитых и покалеченных было столько, что некому было сеять хлеб следующей весной, и на западе, и в Земохе. Так что голод все равно случился. Целое столетие по всей Эозии только и думали, что о пропитании. Мечи и копья были отложены в сторону, а боевых лошадей запрягли в плуги.
   — А в других историях почему-то никогда не рассказывают о том, что такое бывает после войны.
   — Потому что это были только сказки, — сказал Берит — а это рассказ о случившемся на самом деле. Эта война и случившийся после нее голод принесли в жизнь Эозии большие изменения. Рыцари Воинствующих Орденов трудились тогда на полях вместе со всеми. Ордена стали постепенно отдаляться от Церкви. Простите, Ваша Светлость, но Курия тогда была действительно слишком далека от нужд простого народа.
   — Не стоит извинений, Берит, — печально сказал патриарх. — Церковь признает свои ошибки в ту эпоху.
   — Первоначально Курией было задумано, что рыцари будут как бы вооруженными монахами, и станут жить в своих обителях, когда не сражаются. Но первоначально задуманное постепенно забывалось. После страшных потерь во время войны нужно было искать новые источники пополнения рядов Рыцарей Храма. Магистры Орденов отправились в Чиреллос и предстали с этим вопросом перед Курией. Основным вопросом был обет безбрачия. По настоянию Магистров это правило было смягчено, и Рыцарям позволили брать жен и иметь детей.
   — А ты женат, Спархок? — неожиданно спросил Телэн.
   — Нет, — ответил рыцарь.
   — Почему?
   — Он еще не встретил настолько глупой женщины, чтобы она согласилась пойти за него, — рассмеялся Келтэн. — Ко всему прочему, у него отвратительный характер и перебитый нос.
   Телэн посмотрел на Берита.
   — Значит получается что, конец истории? — критически сказал он. — Хорошая история должна кончаться так: «И с тех пор зажили они счастливо и стали они жить-поживать и добра наживать». А твоя история какая-то незаконченная.
   — А история никогда и не кончается, Телэн, она всегда продолжается. Воинствующие Ордена теперь так же вовлечены в политику, так и в церковные дела. И никто не может сказать, что припасено для них судьбой в будущем.
   — Да, все это правда, — вздохнул Долмант. — Мне бы хотелось, чтобы все было по-другому, но у Бога свои причины предопределять события так.
   — Подождите, — сказал Телэн, — вы мне хотели рассказать об Отте из Земоха. Но война с ним была так давно, почему мы сейчас должны беспокоиться о нем?
   — Отт снова собирает армии, — сказал Спархок.
   — Ну а мы что же?
   — Пока мы следим за ним. Если он снова придет, мы встретим его также, как и в прошлый раз. — Спархок посмотрел на желтую траву, блестевшую в лучах уже высокого солнца. — Если мы хотим доехать до Чиреллоса до конца месяца, мы должны поторапливаться.

 

 
   Уже три дня отряд продвигался на восток, останавливаясь на ночь на придорожных постоялых дворах. Спархок со скрытым весельем наблюдал как Телэн, воодушевленный рассказом Берита, обезглавливает палкой кусты чертополоха. На третий день после полудня они въехали на высокий холм, чтобы полюбоваться сверху на широко раскинувшийся Чиреллос — столицу эленийской церкви. Город находился не в каком-то одном королевстве, а на пересечении границ Элении, Арсиума, Каммории, Лэморканда и Пелозии. Это был самый большой город во всей Эозии. Столица церкви была усеяна шпилями и куполами храмов, и воздух в определенные часы наполняли голоса тысяч колоколов, зовущих верующих на молитву. Однако никакой город, тем более такой большой, не может быть целиком отдан под церкви — и торговля в священном городе процветала наравне с религией, дворцы богатых негоциантов соперничали с дворцами патриархов церкви в великолепии и пышности. Сердцем Чиреллоса была его Базилика — огромный увенчанный куполом собор из сверкающего на солнце мрамора. Могущество исходящее из Базилики — сердца религии эленийцев — было огромно, его ощущал на себе каждый элениец от заснеженных пустынь северной Талесии до раскаленных Рендорских.
   Телэн, до сих пор не разу не покидавший Симмура, открыв рот, смотрел на лежащий перед ним огромный город, ярко освещенный зимним солнцем.
   — Великий Боже, — восхищенно вздохнул он.
   — Да, воистину великий, — сказал Долмант. — А Чиреллос — великолепнейшее из его творений.
   На Флейту, однако, величественная панорама не произвела впечатления — она достала свирель и заиграла легкую насмешливую песенку, отгораживаясь от ее подавляющего великолепия.
   — Вы собираетесь поехать сразу в Базилику, Ваша Светлость? — спросил Спархок.
   — Нет, — ответил Долмант. — Путешествие было слишком утомительным, а мне надо будет быть начеку, представляя все дело перед Курией. У Энниаса много союзников в Высшем Совете церкви, и им не понравится то, что я буду говорить.
   — Но они же вряд ли посмеют сомневаться в ваших словах, Ваша Светлость.
   — Наверно нет, но они попытаются как-нибудь исказить их.
   Патриарх задумчиво подергал себя за ухо.
   — Я думаю, доклад будет иметь большее воздействие, если у меня будет какое-нибудь подтверждение, — сказал он. — Спархок, ты нормально чувствуешь себя среди скопления народа?
   — Только если он может воспользоваться при этом своим мечом, — ответил за Спархока Келтэн.
   Долмант сдержанно улыбнулся.
   — Приходи завтра утром ко мне домой, Спархок, — сказал он. — Мы вместе обсудим твои свидетельские показания.
   — Будет ли это законно, Ваша Светлость?
   — Но я же не в коем случае не собираюсь заставлять тебя лгать перед Курией. Просто я не хочу, чтобы ты преподнес мне какой-нибудь сюрприз. Я терпеть не могу сюрпризов.
   — Хорошо, Ваша Светлость, — согласился Спархок.
   Отряд двинулся вниз по дороге к огромным Бронзовым воротам Чиреллоса. Стража у ворот почтительно приветствовала патриарха и пропустила всех его спутников беспрепятственно. За воротами начиналась широкая улица. Огромные дома, казалось, расталкивали друг друга стремясь привлечь внимание прохожего и поразить его. Многие прохожие были в простой рабочей одежде, но все же на улице преобладали черные священнические рясы.
   — Здесь что, каждый человек — священник? — спросил Телэн. Мальчик был еще ошеломлен городом. Впервые в жизни он встретил нечто, глядя на что он не мог презрительно пожать плечами.
   — Ну это вряд ли, — ответил Келтэн. — Просто в Чиреллосе больше уважают человека, если он как-то связан с Церковью, поэтому здесь носят черное.
   — Я бы предпочел видеть на улицах Чиреллоса больше цветов, — сказал Долмант, — этот постоянный черный подавляет меня.
   — Вы могли бы первым ввести новый обычай, Ваша Светлость, — предложил Келтэн. — Почему бы вам не предстать перед Курией в ярко-розовой сутане или в изумрудно-зеленой? Вам изумительно пойдет зеленый цвет.
   — Боюсь, если я сделаю это, Базилика обрушится, — криво усмехнулся патриарх.
   Дом Долманта, в отличие от домов большинства верховного духовенства, не пытался поразить ни размерами, ни великолепием. Он находился в стороне от оживленных улиц, отгороженный от суеты заботливо ухоженной изгородью и оградой из железных пик.
   — Что ж, а мы отправимся в наш Замок, Ваша Светлость, — сказал Спархок, когда они остановились у ворот дома патриарха.
   — Хорошо, — кивнул патриарх, — я жду тебя завтра.
   Они распрощались, и Спархок повел своих спутников дальше по улице.
   — Он хороший человек, — сказал Келтэн.
   — Один из лучших, — согласился Спархок. — Счастлива Церковь, что имеет его.
   Замок Пандиона в Чиреллосе представлял из себя мрачное каменное строение на тихой немноголюдной улице. Он не был окружен рвом, как Замок в Симмуре, но и его окружала высокая неприступная каменная стена с огромными воротами. Спархок прошел через ритуал, дающий право попасть в Замок, и со своим спутниками въехал во двор, где все спешились. Навстречу им торопливо вышел Нэшан, Командор Замка.
   — Нашему дому выпала большая честь, — сказал он пожимая руку Спархоку. — Как дела в Симмуре?
   — Нам удалось на время лишить Энниаса его ядовитого жала.
   — Ну и как, ему это понравилось? — спросил, улыбаясь, тучный Командор.
   — Он выглядел раздосадованным.
   — Приятно слышать, — сказал Нэшан и обернулся к Сефрении. — Добро пожаловать, Матушка, — приветствовал он ее, целуя обе ладони.
   — Нэшан, — серьезно ответила Сефрения, — у тебя по-прежнему замечательный аппетит.
   Командор рассмеялся и похлопал себя по животу.
   — Каждому человеку необходимо иметь хотя бы пару пороков, — сказал он. — Ну что ж, входите же! Я контрабандой протащил в Замок бурдюк красного арсианского, на благо своего желудка, разумеется. Но нам всем хватит по кубку или даже по два.
   — Вот это правильно, — сказал Келтэн Спархоку. — Правилами можно и пренебречь, если ты среди друзей.
   Стены и драпировки в кабинете Нэшана были выдержаны в красных тонах, а его рабочий стол украшен резьбой, золотом и перламутром.
   — Дань традициям, — объяснил он, махнув рукой на всю эту роскошь. — В Чиреллосе мы вынуждены делать уступку здешней склонности и пышности, иначе нас не будет принимать всерьез.
   — Не оправдывайся, Нэшан, — улыбнулась Сефрения. Тебя же выбирали в Командоры Замка не за скромность.
   — Кто-то должен заботиться о внешней стороне дела, — вздохнул Командор. — Вояка из меня никудышный — и с копьем я обращался всегда посредственно, и большинство заклинаний у меня разваливаются на пол-пути, — он огляделся вокруг, — но содержать этот дом в порядке я могу. К тому же я хорошо знаю Церковь, ее политику и интриги, и на этой арене мог служить Ордену и Лорду Вэниону гораздо лучше, чем на поле боя.
   — Все мы делаем, что можем, — проговорил Спархок. — Сказано, что Бог оценит наши лучшие деяния.
   — Не печалься, Нэшан, — сказала Сефрения. — Бог эленийцев добр, а ты делаешь все, что можешь.
   Все расселись вокруг роскошного стола Командора, и юный послушник принес серебряные кубки и бурдюк арсианского. Специально для Сефрении был подан чай, и молоко — для Флейты и Телэна.
   — Не стоит сообщать об этом Вэниону, — шепнул Нэшан Спархоку, наливая вино ему в кубок.
   — Из меня об этом и клещами слова не вытянешь, мой Лорд, — сказал Спархок, поднимая свой кубок.
   — Итак, — сказал Келтэн, — как идут дела здесь в Чиреллосе?
   — Смутные времена, Келтэн, — ответил Нэшан, — смутные времена. Архипрелат стареет, и весь город затаил дыхание в ожидании его смерти.
   — И кого прочат на место нового Архипрелата? — поинтересовался Спархок.
   — Сейчас никто не может ничего сказать. Кливонис уже не в состоянии назначить приемника, а Энниас из Симмура тратит огромные деньги, чтобы занять его место.
   — А как насчет Долманта? — спросил Келтэн.
   — Боюсь, он слишком скромен. Он настолько посвятил себя церкви, что потерял всякое честолюбие, а оно нужно тому, кто стремится к золотому трону в Базилике. И не только это — он постоянно наживает себе врагов своей честностью.
   — Враги — это вовсе не так плохо, — усмехнулся Келтэн. — Если бы не было врагов, зачем бы тогда нужны были мечи?
   Нэшан взглянул на Сефрению.
   — В Стирикуме что-то затевается? — спросил он.
   — Что ты имеешь ввиду?
   — Чиреллос буквально наводнен стариками, — ответил Командор. — Они говорят, что пришли учиться эленийской вере.
   — Но это какая-то несуразица.
   — Я и сам так думаю. Церковь уже три тысячелетия пытается обратить стариков, а теперь вдруг они сами по собственной воле целыми толпами приходят в Чиреллос за этим самым обращением.
   — Ни один нормальный старик не станет этого делать. Наши Боги ревнивы и сурово наказывают отступничество. А знает кто-нибудь, откуда пришли эти новообращенные?
   — Нет. С виду они — обыкновенные стирики.
   — Быть может, они пришли из краев гораздо более далеких, чем хотят показать.
   — Ты думаешь, это земохцы? — спросил Спархок.
   — Отт уже наводнил ими восточный Лэморканд. Теперь очередь за Чиреллосом — сердцем мира эленийцев, ясно, что Чиреллос — главная цель шпионов и подручных Отта. И раз уж нам придется здесь дожидаться рыцарей, посланных другими Орденами, то давайте проведем это время недаром, постараемся узнать, кто эти странные неофиты.
   — Жаль, но я не могу принять в этом участия, — сказал Спархок. — Голова у меня сейчас занята другим. Отт и его земохцы подождут, а сейчас главное — вернуть Элану на трон и спасти жизни наших друзей.
   — Что ж, Спархок, твои слова справедливы, — сказала Сефрения. — Но все же я возьму с собой Келтэна, и мы попробуем что-нибудь разузнать.
   Остаток дня мирно протек в тихой беседе. На следующее утро Спархок в легкой кольчуге под простым плащом с капюшоном отправился к дому Долманта. Тот уже ждал его, и они вдвоем подробно обсудили все, что произошло в Симмуре и Арсиуме.
   — Будет крайне неосмотрительно выдвигать прямые обвинения против Энниаса, поэтому лучше опустить всякие ссылки на него или на Гарпарина, — сказал Долмант. — Представим все дело как заговор против Ордена Пандиона и оставим Курии выносить решение, — патриарх слабо улыбнулся. — Вред Энниасу мы нанесем уже там, что публично выставим его на посмешище. А это припомнят многие в Курии, когда придется выбирать нового Архипрелата.
   — Пусть так. Расскажем ли мы о так называемом замужестве Аррисы?
   — Наверно, нет. Это вещь не настолько важная, чтобы просить Курию принять по этому поводу какое-то решение. Документ, опровергающий факт замужества Аррисы должен исходить от ворденаисского патриарха — ведь именно там, якобы, происходила церемония. Кроме того, патриарх Ворденаиса — мой друг.
   — Мудрое решение, — согласился Спархок. — Когда мы должны предстать перед Курией?
   — Завтра же утром. Не стоит больше тянуть с этим, так мы дадим друзьям Энниаса в Базилике подготовиться.
   — Я буду должен завтра прийти сюда и вместе с вами отправиться в Базилику?
   — Нет, поедем порознь. Не стоит давать ни малейшего намека на наши задумки.
   — Вы хорошо разбираетесь в политических интригах, Ваша Светлость, — усмехнулся Спархок.
   — Конечно. Как бы, ты думаешь, я смог бы стать патриархом без этого? Приезжай в базилику к третьему часу после восхода солнца. К этому часу я успею представить свой собственный доклад и ответить на вопросы и возражения, которые обязательно, поверь мне, возникнут у друзей Энниаса в Курии.
   — Хорошо, Ваша Светлость, — сказал Спархок, вставая.
   — Будь осторожен завтра, Спархок. Они обязательно постараются подловить тебя на чем-нибудь. И ради Бога, держи себя в руках.
   — Я постараюсь, Ваша Светлость.
   Следующим утром Спархок уделил особое внимание своему облачению — надраенные черные доспехи блистали, оттеняемые выстиранной и выглаженной серебристой накидкой. Фарэн не отставал от хозяина — шкура его была до блеска начищена, а смазанные маслом подковы взблескивали на солнце.
   — Не дай им загнать себя в угол, Спархок, — напутствовал его Келтэн, вместе с Кьюриком помогая забраться в седло. — Все это высшее духовенство такие продувные бестии, что только держись.
   — Я буду осторожен, — пообещал Спархок, беря поводья и трогая Фарэна. Чалый, гордо подняв подняв голову, прошествовал сквозь ворота Замка и вступил на улицы священного города.
   Купол Базилики возвышался над городом, сверкая в лучах зимнего солнца на фоне бледных небес. Стража у бронзовой колоннады почтительно приветствовала Рыцаря Пандиона, и Спархок спешился перед широкой мраморной лестницей, поднимающейся к огромным дверям Базилики. Вручив поводья Фарэна подбежавшему служке, он прошествовал вверх по ступенькам, звякая по их мрамору шпорами. На верху молодой священник в черной сутане преградил ему путь.
   — Сэр Рыцарь! Не подобает входить вооруженным в дом Божий.
   — Вы ошибаетесь, Ваше Преподобие, — возразил Спархок. — Это правило не относится к рыцарям Воинствующего Ордена.
   — Я никогда не слышал о каких-либо исключениях.
   — Зато теперь услышали. Я не хотел бы доставить вам никаких неприятностей, но я вызван патриархом Долмантом и собираюсь войти внутрь.
   — Но…
   — Здесь есть огромная библиотека, Ваше преподобие. Вам стоит порыться в древних манускриптах и освежить в голове правила. А теперь пропустите-ка меня. — Он отстранил человека в черной сутане и вошел в пахнущую миррой и ладаном прохладу собора. Поклонившись украшенному самоцветами алтарю, Спархок зашагал в центральный неф храма, освещенный окнами с разноцветными стеклами. Перед алтарем суетился ризничий, полируя серебряный потир.
   — Доброе утро, отец, — тихо сказал Спархок.
   Ризничий подскочил от неожиданности, едва не выронив из рук потир.
   — Вы испугали меня, сэр Рыцарь, — нервно улыбаясь, сказал он. — я и не слышал как вы подошли.
   — Здесь все устлано коврами, а это глушит звук шагов. Я так понимаю, все члены Курии уже в соборе?
   Ризничий кивнул.
   — Патриарх Долмант вызвал меня свидетельствовать при его докладе. Не подскажите ли вы, отец, где происходит собрание?
   — Я полагаю, у Архипрелата, в приемной Палате. Мне проводить вас, сэр рыцарь?
   — Спасибо, отец мой. Я знаю, где это, — Спархок направился в дальний конец нефа и там свернул в гулкий мраморный коридор. Он снял шлем и нес его на согнутой руке. В конце коридора открылась комната, в которой за столами сидели двенадцать священников, копошась в огромных грудах бумаг. Один из них поднял глаза и увидел Спархока в дверном проеме.
   — Что вам угодно, сэр рыцарь? — поднявшись, спросил он. Священник этот был почти лыс, и только пучки волос над ушами напоминали крылья диковинной птицы.
   — Мое имя Спархок, Ваше преподобие. Патриарх Долмант призвал меня.
   — Ах да. Как же, как же. Патриарх предупредил, что ожидает вас. Я пойду доложить ему, что вы прибыли. Не желаете ли присесть пока?
   — Спасибо, Ваше преподобие, я постою. Не очень удобно сидеть, когда ты при мече.
   Священник улыбнулся.
   — Простите, сэр рыцарь. Я ведь никогда не носил меча. — Он повернулся и шаркая сандалиями по мраморным плитам пола отправился в двери на дальнем конце комнаты. Немного спустя он опять появился в комнате. — Патриарх пригласил войти вас прямо сейчас. Архипрелат находится там.
   — Да? А я слышал, что он болен.
   — Сегодня один из тех редких дней, когда он в состоянии подняться. — Священник прошаркал к двери Приемной Палаты и открыл ее перед Спархоком.
   Приемная Палата представляла собой зал по обеим сторонам которого ярусами располагались ряды скамей. Все места на них были заняты пожилыми священниками в черных рясах — это и была Курия эленийской церкви. В дальнем конце комнаты напротив дверей на возвышении стоял золотой трон, на котором, мирно подремывая, в белых шелковых одеждах и золотой митре, сидел Архипрелат Кливонис. В середине комнаты на богато изукрашенной кафедре перед пергаментным свитком на наклонном пюпитре стоял патриарх Долмант.
   — А, сэр Спархок! — сказал он. — Хорошо, что вы пришли.
   — Мое почтение, Ваше Светлость.
   — Братья, — обратился Долмант к Курии. — Имею честь представить вам Рыцаря Ордена Пандиона сэра Спархока.
   — Нам приходилось слышать о сэре Спархоке, — холодно сказал один их патриархов, пожилой человек с иссохшим лицом, сидящий на скамье в первом ряду. — Для чего он здесь, Долмант?
   — Чтобы представить свидетельства к моему докладу, Макова, — сухо ответил Долмант.
   — Я уже достаточно слышал сегодня.
   — Говори за себя, Макова, — пробасил жизнерадостного вида толстяк с правого яруса. — Воинствующие Ордена — правая рука церкви, и мы всегда рады видеть их рыцарей на своих собраниях.
   — Поскольку сэр Спархок именно тот человек, который обнаружил и обезвредил заговор, — спокойно сказал Долмант, — его свидетельства могут пролить свет на это дело.
   — Ну так давайте же скорее выслушаем его, — раздраженно сказал Макова, — у нас есть множество более важных дел сегодня.
   — Как пожелает наш многоуважаемый патриарх Кумби, — склонил голову Долмант. — Сэр Спархок, клянетесь ли вы словом Рыцаря Храма говорить правду и только правду?
   — Клянусь, — ответил Спархок.
   — Расскажите собранию, как вы узнали об этом заговоре?
   — Да, Ваша Светлость, — поклонился Спархок и пересказал собранию разговор между Крегером и Гарпарином, опуская их имена и все, что касалось Энниаса.
   — И что, вы часто подслушиваете частные беседы? — спросил Макова.
   — Да, когда это касается безопасности церкви и государства, Ваша Светлость. Я присягал защищать обоих.
   — Ах да. Я и позабыл, что вы Рыцарь Королевы Элении. Вы не разделяете церковь и государство?
   — Их интересы редко противостоят друг другу в Элении, Ваша Светлость.
   — Хорошо сказано, сэр Спархок, — одобрил его слова жизнерадостный толстяк.
   Патриарх Кумби наклонился и прошептал что-то желтоватого болезненного вида человеку, сидящему рядом с ним.
   — Что вы сделали, узнав о заговоре? — продолжал меж тем Долмант.
   — Мы собрали рыцарей Ордена и отправились в Арсиум, чтобы помешать наемникам совершить задуманное.
   — А почему бы вам было не сообщать обо всем первосвященнику Энниасу? — спросил Макова.
   — Происшествие должно было случиться в Арсиуме, Ваша Светлость, а власть первосвященника Энниаса туда не распространяется. Там что первосвященник не имел к делу никакого касательства.
   — Как и сами пандионцы, замечу. Почему бы вам было просто не предупредить Рыцарей Сириника и и не оставить им разбираться с этим делом? — сказал Макова, самодовольно оглядываясь вокруг, как будто высказал нечто убийственное.
   — Заговор был направлен на очернение Ордена Пандиона, и мы решили, что это достаточная причина, чтобы самим вмешаться в это дело, Ваша Светлость. Кроме того, у сириникийцев свои заботы, и мы не хотели беспокоить их.
   Макова кисло улыбнулся.
   — Что же случилось далее, сэр Спархок? — спросил Долмант.
   — Все было так, как и задумано, Ваша Светлость. Мы предупредили графа Редана и потом, когда явились наемники, атаковали их с тыла. Лишь немногим из них удалось спастись бегством.
   — Вы атаковали их сзади, без предупреждения? — с мнимым возмущением воскликнул Макова. — Вот он, хваленый героизм пандионцев!
   — Ты старая гнида, Макова, — раздался бас толстяка с правого яруса. — Ваш драгоценный Энниас выставил себя полным дураком. Лучше тебе прекратить оспаривать показания того славного рыцаря и придираться к его словам, — он прищурившись взглянул на Спархока. — А вы не поделитесь с нами предположениями о вдохновителе этого заговора, сэр Спархок?
   — Мы собрались здесь не для того, чтобы слушать всякие сплетни, — встрял Макова. — Свидетель должен рассказывать лишь о том, что он знает, Имбен, а отнюдь не о своих домыслах.
   — Патриарх Макова прав, Ваша Светлость, — сказал Спархок. — Я поклялся говорить только правду, а предположения могут оказаться далеки от нее. Орден Пандиона нажил себе немало врагов за минувшие века. Мы иногда бываем очень упрямыми и несговорчивыми, и многим это в нас не по нраву, а старая ненависть умирает с трудом.