— Непредвиденные задержки в пути, — объяснил Спархок, входя в тепло натопленную комнату.
   Кьюрик закрыл за ним дверь и задвинул засов. Спархок взглянул на него.
   — Я надеюсь у тебя все в порядке? — совсем по-простому спросил он человека, которого не видел уже целых десять лет.
   — Сносно. Снимай свою промокшую хламиду.
   Спархок ухмыльнулся, сбросил седельные сумки на пол и расстегнул застежку плаща.
   — Как поживают Эслада и мальчики?
   — Растут, — Кьюрик забрал у него плащ. — Сыновья ввысь, а Эслада вширь. Сказывается деревенская жизнь.
   — Ты всегда любил, чтобы женщина была в теле, Кьюрик. Наверное поэтому ты и выбрал ее.
   Кьюрик что-то пробормотал и критически посмотрел на худобу своего господина.
   — Ты, наверное, ничего не ел все эти десять лет, Спархок? — недовольно заметил он.
   — Пожалуйста, не надо опекать меня, Кьюрик.
   Спархок развалился на тяжелом дубовом стуле и осмотрелся вокруг. Пол и стены в комнате были каменными, низкий потолок поддерживали массивные черные балки. Огонь потрескивал в очаге, наполняя комнату танцем света и теней. На столе горели две свечи, освещая две узких кровати, составлявших остальную обстановку комнаты. Но особое внимание Спархока привлек полный набор боевых доспехов, покрытых сияюще-черной эмалью, которые висели на мощном крюке, вбитом в стену около окна. Внизу стоял большой черный щит с гербом рода Спархока — ястребом с распластанными крыльями и копьем, зажатым в когтистых лапах, а рядом со щитом — массивный меч в ножнах на серебряной перевязи.
   — Ты забыл смазать их перед отъездом, — обвинительно заметил Кьюрик. — Мне понадобилась целая неделя, чтобы очистить их от ржавчины. Дай мне свою ногу.
   Кьюрик стянул с ноги Спархока сначала один, а затем и другой башмак.
   — Почему ты предпочитаешь ходить там, где погрязнее? — проворчал он, ставя ботинки к огню. — Я приготовил тебе ванну в соседней комнате. Разденься, я хочу осмотреть твои раны.
   Спархок утомленно вздохнул и начал раздеваться с помощью своего старого друга и оруженосца.
   — Ты насквозь промок, — заметил Кьюрик, прикасаясь к влажной спине своего господина грубой мозолистой рукой.
   — Дождь иногда проделывает подобные шутки с людьми, — устало пошутил Спархок.
   — Ты показывался хирургу? — спросил Кьюрик, легко касаясь широких багровых рубцов на плече и левом боку Спархока.
   — Нет, случай не представился, и я предоставил ранам возможность затягиваться самим собой.
   — Оно и видно, — вздохнул Кьюрик. — Ступай и залезай в бадью. А я пока приготовлю что-нибудь поесть.
   — Я не голоден.
   — Это и плохо. Ты похож на скелет. Теперь, когда ты вернулся, я не могу позволить тебе разгуливать в таком виде.
   — Что ты все время ворчишь на меня, Кьюрик?
   — Я сержусь на твое молчание, тревожившее и беспокоившее меня. Ты отсутствовал десять лет, и о тебе доходили только редкие слухи, да и те плохие.
   Жесткий взгляд Кьюрика смягчился, и он стиснул плечи Спархока в грубоватом объятии, которое показалось бы человеку послабее скорее похожим на тиски.
   — Добро пожаловать домой, мой господин, — голос Кьюрика дрогнул.
   Спархок обнял старого друга.
   — Спасибо, Кьюрик. Так хорошо возвращаться.
   — Хорошо, — подтвердил Кьюрик, принимая свой обычный тон. — А теперь горячая ванна.
   Он повернулся на каблуках и направился к двери.
   Спархок улыбнулся и вошел в соседнюю комнату. Там он встал в обширную деревянную бадью и с блаженным вздохом погрузился в горячую воду. Десять лет он был другим человеком — человеком по имени Махкра, и даже горячая вода не смогла смыть с него этого второго «я», но было приятно смыть с себя хотя бы пыль той выжженной беспощадным солнцем земли. Моясь, он вспоминал свою жизнь под именем Махкры в городе Джирохе в Рендоре. Он вспомнил небольшую прохладную лавчонку, где, как простой нетитулованный торговец, Махкра продавал медные кувшины, засахаренные фрукты, экзотические благовония, а солнечный свет слепил и переливался на толстых белых стенах. Он вспоминал часы бесконечных разговоров в маленьком винном погребе на углу, где Махкра потягивал кислое смолистое рендорское вино и осторожно разведывал сведенья, изредка проходившие через его друга, пандионца сэра Уорена, сведения о вновь пробуждающихся эшандистских настроениях в Рендоре, о деньгах, тайно запрятанных в пустыне, и о действиях шпионов императора Отта из Земоха. Он вспомнил мягкие темные ночи, наполненные приторным тяжелым ароматом духов Лильяс, всегда сердитой и надутой любовницы Махкра. Каждое утро на восходе солнца он подходил к окну и смотрел на стройных женщин, идущих к колодцу.
   — И кто же ты теперь, Спархок? — вздохнув спросил он сам себя. — Ты больше уже не продавец желтой меди, фиников и благовоний. А кто? Снова Рыцарь Пандиона? Чародей? Рыцарь королевы? Возможно и нет. Может, ты просто разбитый и усталый человек, за плечами которого слишком много лет, наполненных боями и схватками.
   — Тебе не случалось прикрывать голову, пока ты жил в Рендоре, — сердито поинтересовался Кьюрик, появляясь в дверном проеме с халатом и грубым полотенцем в руках. — Когда человек начинает разговаривать сам с собой — это явный признак того, что он перегрелся на солнце.
   — Сам посуди, Кьюрик, я так долго не был дома, мне нужно время, чтобы привыкнуть к нему снова.
   — Вряд ли оно у тебя есть. Тебя кто-нибудь узнал в городе?
   — Одна из жаб Гарпарина видела меня на площади около Западных ворот.
   — Ну, раз так, то тебе необходимо завтра же быть во дворце и представиться Личеасу, иначе он перевернет весь Симмур в поисках тебя.
   — Кто такой этот Личеас?
   — Принц-Регент — незаконнорожденный сын принцессы Аррисы и какого-то подвыпившего моряка или, быть может, неповешенного карманного вора.
   Спархок быстро сел. Его взгляд посуровел.
   — Ты должен мне все объяснить, Кьюрик. Элана — законная королева, при чем здесь Принц-Регент?
   — Где ты был, Спархок? С луны что ли свалился? Элана заболела месяц назад.
   — Но она жива? — спросил Спархок, ощущая невыносимо щемящее чувство утраты при воспоминании о прекрасном бледном ребенке с печальными серьезными глазами, девочке, при которой он неотлучно находился все ее детство и которую он полюбил, хотя ей было всего восемь лет, и когда король Алдреас внезапно сослал его в Рендор.
   — Да, — ответил Кьюрик, — она жива, хотя могла и умереть.
   Он взял большое полотенце.
   — Вылезай, я расскажу тебе обо всем, пока ты будешь есть.
   Спархок кивнул и встал. Кьюрик вытер его полотенцем и помог надеть халат. В соседней комнате на столе уже стояла деревянная плошка, в которой дымилось аппетитного вида жаркое, рядом лежала большая голова сыра, пол-буханки темного крестьянского хлеба и кувшин холодного молока.
   — Ешь, — не терпящим возражения тоном сказал Кьюрик.
   — Хорошо. Но что же все-таки здесь происходит? — спросил Спархок, усаживаясь за стол и удивляясь внезапно проснувшемуся волчьему аппетиту. — И, пожалуйста, с самого начала.
   — Хорошо, — согласился Кьюрик, нарезая толстыми ломтями куски хлеба. — Ты знаешь, что когда ты был сослан, всем пандионцам было приказано перебраться в их главный Замок в Димосе?
   Спархок кивнул.
   — Я слышал об этом. Откровенно говоря, мы никогда и не были в фаворе у короля Алдреаса.
   — Это вина твоего отца, Спархок. Алдреас любил свою собственную сестру, а твой отец заставил его жениться на другой. Именно это и настроило Алдреаса против Ордена Пандиона.
   — Кьюрик, недозволительно так говорить о королях.
   Кьюрик пожал плечами.
   — Теперь он мертв, и вряд ли мои слова смогут задеть его. А впрочем, его отношения с сестрой были общеизвестны. Бывало, дворцовая прислуга брала деньги с тех, кто желал посмотреть на Аррису, идущую в чем мать родила в спальню своего брата. Алдреас был слабый король, Спархок. Он был игрушкой в руках Аррисы и первосвященника Энниаса. Когда пандионцы были отосланы в Димос, Энниас и его приближенные получили полную свободу делать все, что им заблагорассудиться. Тебе повезло, что тебя не было здесь в эти годы.
   — Возможно, — пробормотал Спархок. — Отчего умер Алдреас?
   — Они объявили, что от падучей. А мне так кажется, что шлюхи, которых Энниас приводил во дворец для Алдреаса после смерти его жены, в конце концов просто изнурили его.
   — Кьюрик, ты сплетничаешь хуже старой бабы.
   — Я знаю, — согласился Кьюрик. — Это мой недостаток.
   — Итак, Алдреас умер. Затем была коронована Элана?
   — Верно. И вот после этого и начались перемены. Энниас был уверен, что может также вертеть ею, как когда-то и Алдреасом, но она быстро поставила его на место. Элана вызвала Магистра Вэниона из Димоса и сделала его своим личным советником. Затем она настоятельно посоветовала Энниасу удалиться в монастырь, чтобы поразмыслить о благочестии и целомудрии, пристойных церковнику. Энниас, конечно, рассвирепел, начал плести интриги, и гонцы его так и залетали по дороге между Симмуром и монастырем, где содержалась принцесса Арриса. Да это и понятно, они ведь старые друзья, и у них много общих интересов. В общем, Энниас попытался устроить брак между Эланой и ее кузеном Личеасом, но она просто рассмеялась ему в лицо.
   — Это звучит весьма правдоподобно. — улыбнулся Спархок. — Я воспитывал ее с младенчества и пытался рассказать ей об истинных ценностях жизни и о том, как должна вести себя настоящая королева. Но чем же она заболела?
   — Говорят, что с ней случился припадок падучей, как и у ее отца. Придворные лейб-медики в один голос заявили, что она не проживет и недели. И тогда за дело взялся Вэнион. Он и Сефрения появились во дворце с одиннадцатью Рыцарями Ордена Пандиона в полном вооружении и с опущенными забралами. Он отпустил королевских слуг и, подняв Элану с ложа, облачил ее в королевские одежды и возложил ей на голову корону. Затем они отнесли ее в тронный зал, усадили ее на трон и заперлись там. Никто не знает, что они делали там, но когда дверь была вновь открыта, Элана сидела на троне, заключенная в огромном сверкающем кристалле.
   — Что?! — воскликнул Спархок.
   — Ну что здесь непонятного? Можно рассмотреть каждую веснушку на носу королевы, но невозможно притронуться к ней. Кристалл этот тверже алмаза. Слуги Энниаса работали молотками пять дней, но не смогли отколоть не кусочка. А ты бы смог сотворить что-либо в этом духе? — спросил Кьюрик, с любопытством глядя на Спархока.
   — Я? Кьюрик, я не знаю даже, как подступиться к такому делу. Сефрения научила нас некоторым премудростям чародейства, но по сравнению с ней мы — малые дети.
   — Понятно. Однако что бы там ни было, то, что она сделала, сохраняет жизнь королеве. Можно даже услышать, как стучит ее сердце, звук его биения раздается эхом по всему тронному залу. Первое время люди стекались отовсюду, чтобы услышать его. Ходили слухи, что из тронного зала сделали священную гробницу. Тогда Энниас запретил входить в тронный зал, и, вызвав бастарда Личеаса, объявил его Принцем-Регентом. Это произошло недели две назад. В тот же день Энниас призвал солдат церкви, и с их помощью отлавливает всех своих недругов. Темницы под собором уже все переполнены. Вот пока и все новости. Ты выбрал самое подходящее время для возвращения, — Кьюрик выдержал паузу, глядя прямо в глаза своему господину, потом спросил. — А что произошло в Киприа? До нас доходили только обрывки слухов.
   — Ничего особенного, — пожал плечами Спархок. — Помнишь ли ты Мартэла?
   — Отступника, которого Вэнион лишил рыцарства? Такой с белыми волосами?
   Спархок кивнул.
   — Он пришел в Киприа с парой своих прихвостней и, наняв человек пятнадцать-двадцать головорезов, устроил мне засаду на одной из темных улиц.
   — Это тогда ты заработал свои шрамы?
   — Да.
   — Но тебе все-таки удалось уйти?
   — Как видишь. Рендорские головорезы довольно плохие вояки, когда кровь, которая льется в схватке, оказывается их кровью. После того как я порубил что-то около дюжины, пыл остальных несколько поутих. Отделавшись от них, я укрылся в монастыре на краю города, пока не зажили мои раны. Затем я взял Фарэна и присоединился к каравану, направляющемуся в Джирох.
   Кьюрик пристально посмотрел на Спархока.
   — Не думаешь ли ты, что в нападении на тебя мог быть замешан Энниас? Тебе, очевидно, известно, что он ненавидит тебя и твой род, и вполне вероятно, что именно он уговорил Алдреаса сослать тебя.
   — Мне приходила в голову подобная мысль. У Энниаса и Мартэла уже были какие-то общие дела. Да, я думаю, мне нашлось бы о чем потолковать с первосвященником.
   — Ты всегда ищешь неприятностей, — недовольно пробурчал Кьюрик, уловив знакомые нотки в голосе Спархока.
   — Еще неизвестно у кого они будут, если я узнаю, что Энниас действительно приложил свою руку ко всему случившемуся за последнее время.
   Спархок выпрямился.
   — Но для начала мне необходимо поговорить с Вэнионом. Он все еще в Симмуре?
   — Да, — кивнул Кьюрик. — Он в Замке Ордена за восточными воротами города. Но сейчас ты туда не сможешь добраться. Ворота запирают с заходом солнца. Я думаю, лучше тебе завтра утром сразу же направиться во дворец. Энниасу не понадобится много времени, чтобы объявить тебя вне закона, как бежавшего из ссылки, и лучше тебе прийти во дворец самому, чем быть приведенным туда под стражей.
   — Не думаю, что это возможно. У меня есть документ, подписанный королевой, оправдывающей мое возвращение, — Спархок отодвинул свою тарелку. — Конечно, почерк еще детский, и кое-где видны следы слез, но я думаю — это письмо имеет подлинную силу.
   — Она плакала? Я не думал, что она знает, как это делается.
   — Кьюрик, в то время ей было всего восемь лет, и надо заметить, я ей очень нравился.
   — Да, ты порой производишь на некоторых подобное впечатление, — Кьюрик посмотрел на тарелку Спархока. — Ты доволен?
   Спархок кивнул.
   — Тогда ступай спать. Завтра тебе предстоит тяжелый день.
   Была поздняя ночь. В очаге тускло светились обгоревшие угли. Кьюрик ровно дышал на койке с другой стороны комнаты. Настойчивое раздражающее постукивание незапертого ставня, болтавшегося на ветру, вызывало лай собак, и Спархок лежал в полудреме, дожидаясь, пока им это надоест, и они разбегутся по своим углам.
   Хотя он и встретил Крегера на площади, абсолютной уверенности что Мартэл также находится в Симмуре это не давало. Вот если бы вместо Крегера на площади оказался Адус, то, вне всякого сомнения, Мартэл где-то поблизости, в городе.
   Найти Крегера будет не так уж сложно. Он — слабый человек, с обычными пороками и пристрастиями слабого человека. Спархок слегка улыбнулся в темноте. Крегера легко будет найти, а уж он наверняка знает, где Мартэл, и выудить из него это совсем уж не сложно.
   Осторожно двигаясь, чтобы не разбудить спящего оруженосца, Спархок встал с кровати и подошел к окну. Косые струи дождя падали на пустынный двор. Рассеянно взявшись за серебряную рукоять меча, он почувствовал как-будто руку старого доброго друга.
   Внезапно Спархок услышал знакомый звон колоколов. Вот так же они звенели той ночью в Киприа, когда, весь израненный, обессиленный, он спотыкаясь брел по скотному двору. Он следовал за этим звуком, пока не добрался до ворот и там упал почти бездыханный.
   Спархок тряхнул головой. Это было так давно, но звук этих колоколов он до сих пор слышал так ясно и отчетливо. Он стоял, опираясь на рукоять меча, и картины минувшего всплывали у него перед глазами.


2


   Спархок, облаченный в доспехи Рыцаря Ордена Пандиона, шагал по комнате, прилаживаясь к ним.
   — Я уже и забыл, как они тяжелы.
   — Ты слишком размяк за это время, — сумрачно заметил Кьюрик, — но за месяц-другой ты снова окрепнешь. Кстати, ты уверен, что тебе необходимо надевать всю эту амуницию?
   — Это официальное событие, и оно требует соответствующего одеяния. Кроме того, я не хочу никаких кривотолков, когда я появлюсь там. Я — Рыцарь Королевы, и мне надлежит представать перед ней облаченным в рыцарские доспехи.
   — Вряд ли они допустят тебя в тронный зал к Королеве, — с сомнением в голосе произнес Кьюрик, подавая Спархоку шлем.
   — Что ж, пусть попробуют.
   — Только не надо глупостей, Спархок. Ты будешь там совершенно один, не забывай об этом.
   — А граф Лэндийский все еще в Совете?
   — Да, — кивнул Кьюрик, — правда он уже стар, и у него не так уж много власти. Но граф слишком уважаемый человек, и Энниас не может просто так убрать его из Совета.
   — Ну что ж, все-таки у меня будет один друг и союзник.
   Спархок взял шлем из рук оруженосца и, водрузив его на голову, поднял забрало. Кьюрик направился к окну за щитом и мечом Спархока.
   — Дождь кончается, — сообщил он, — уже начинает светать.
   Положив меч и щит на стол, Кьюрик взял серебристую накидку.
   — Ну-ка, приподними руки.
   Кьюрик набросил накидку на плечи Спархока, стянув ее края у него на груди, и обмотал пояс вокруг талии своего господина. Спархок поднял вложенный в ножны меч.
   — Ты заточил его?
   Кьюрик непонимающе взглянул на Спархока.
   — Ну ладно, не сердись, — Спархок пристегнул меч к поясу и передвинул его на левую сторону.
   Затем Кьюрик прикрепил черный капюшон к плечевым пластинам лат и, отойдя в сторону, оценивающе оглядел Спархока.
   — Неплохо. Я понесу твой щит. Тебе лучше поторопиться. Во дворце встают рано. И чем позже ты туда явишься, тем больше у них будет времени приготовить тебе какую-нибудь подлость.
   Они вышли из комнаты и спустились во двор гостиницы. Дождь почти перестал, и только порывы ветра приносили изредка несколько запоздавших капель. Однако низкое небо все еще было обложено рваными клочьями туч, и лишь на востоке была видна узкая золотистая полоска света.
   Рыцарь-привратник вывел Фарэна из конюшни, и Кьюрик помог Спархоку взобраться в седло.
   — Будьте осторожны, когда прибудете во дворец, мой господин, — когда они были не одни, Кьюрик говорил почтительным тоном, приличествующим оруженосцу при обращении к своему господину. — Дворцовая стража нейтральна, но Энниас держит там еще и солдат церкви. Помните, всякий, кто будет одет в красную ливрею, может оказаться врагом.
   Кьюрик вручил Спархоку выпуклый черный щит, который тот повесил себе на плечо.
   — Ты не собираешься в Замок Ордена, навестить Вэниона? — спросил он своего оруженосца.
   — Да, как только откроют Восточные ворота города.
   — Я, вероятнее всего, тоже из дворца направляюсь в Замок, но ты не жди меня там, а отправляйся обратно в гостиницу. — Спархок ухмыльнулся и продолжил. — Возможно нам придется в спешке покинуть город.
   — Не стоит торопить события.
   — Ну хорошо. Сэр рыцарь! — обратился Спархок к привратнику, приняв поводья из рук своего оруженосца. — Отворяйте ворота — я отправляюсь засвидетельствовать свое почтение бастарду Личеасу.
   Привратник рассмеялся и распахнул створки ворот. Фарэн горделивым аллюром вынес своего хозяина на улицу и пустился рысью, преувеличенно высоко поднимая ноги и выбивая по мокрой мостовой стальное стаккато. Хитрец обладал хорошим чутьем на драматизм ситуаций и всегда неистово задавался, когда хозяин восседал на нем в полном вооружении.
   — Не слишком ли мы с тобой стары для таких представлений? — сухо поинтересовался Спархок.
   Фарэн игнорировал его слова и продолжал важно гарцевать. В этот ранний час в городе было немноголюдно — на пути им изредка попадались лишь заспанные ремесленники, мастеровые да карманные воришки. Улицы были мокры после ночного дождя, и вывески без устали раскачивались на резком ветру. Большинство окон были еще захлопнуты и темны, хотя тут и там в комнатах ранних пташек уже теплились огоньки свечей.
   Спархок почувствовал запах стали, масла, которым смазывались сочленение лат, и кожаной сбруи, пропитанной конским потом. Он уже было успел забыть запах в жарких проулках Джироха, но теперь почувствовал его вновь, окончательно понял, что возвратился домой. Какие-то собаки выбегали на улицу и истерично облаивали их, но Фарэн по-прежнему шел ровной рысью, не обращая ни малейшего внимания на весь этот гам.
   Дворец располагался в самом центре города. Это было грандиозное здание, подавляющее своей величиной окружающие его дома. Шпили остроконечных башен венчали развевающиеся вымпелы. Зубчатые стены ограждали дворец от остальной части города. Когда-то в древности один из королей Элении приказал выложить наружную сторону стен плитами из белого известняка. Дожди и тяжелая пелена копоти, ложившаяся над городом в сырую безветренную погоду, не оставили и следа от белой белизны камня, и теперь стены были тускло-серыми, покрытыми темными потеками.
   Широкие ворота дворца охранялись полудюжиной стражников, одетых в синюю парадную форму дворцового гарнизона.
   — Стой! — крикнул один из них подъезжающему Спархоку, преграждая копьем ему дорогу.
   Спархок, даже не взглянув на стражника, двинул Фарэна прямо на него. Неожиданно к стоящему на его пути солдату подбежал другой и, схватив его за руку, оттащил в сторону.
   — Это Рыцарь Королевы! — испуганно зашептал он, — никогда не вставай на его пути.
   Благополучно добравшись до главного двора, Спархок спешился, двигаясь немного неловко из-за стесняющей тяжести доспехов и щита. Один из дворцовых стражников вышел вперед с копьем наготове.
   — Доброе утро, приятель, — негромко произнес Спархок.
   Солдат растерялся.
   — Посмотри за моим конем, — продолжал рыцарь, — я не задержусь здесь долго.
   Спархок вручил оторопевшему стражнику повод Фарэна и пошел вверх по ступеням к тяжелым двойным дверям, служившим входом во дворец.
   — Сэр Рыцарь! — закричал ему вслед стражник.
   Спархок, не оборачиваясь, продолжал подниматься по лестнице. Наверху стояли два одетых в синее пожилых стража, которые как оказалось, помнили Спархока.
   — Добро пожаловать, сэр Спархок! — сказал один из них, отворяя дверь.
   Спархок внимательно посмотрел на стражника и вошел внутрь. Его покрытые железными пластинками башмаки и шпоры тяжело бряцали по отполированным гладким плитам пола. Сразу же за дверью он столкнулся с завитым и напомаженным придворным в щегольском каштановом камзоле.
   — Я желаю говорить с Личеасом, — без обиняков заявил Спархок, — проведите меня к нему.
   — Но… — растерявшийся было придворный постарался взять себя в руки, и лицо его снова приняло высокомерное выражение. — Как вы…
   — Вы не расслышали меня, милейший? — уже с угрозой в голосе произнес Спархок.
   Придворный отпрянул.
   — Сию минуту, сэр Спархок, — засуетился он.
   Повернувшись, придворный направился по широкому центральному коридору. Плечи его заметно тряслись. Спархок понял, что человек в каштановом камзоле ведет его не к Тронному Залу, а в направлении Палаты Совета. Рыцарь Королевы слабо улыбнулся, подумав, что его госпожа, даже заключенная в кристалл, не дает своему кузену узурпировать корону.
   Наконец он оказался перед дверью в Палату Совета, которую охраняли двое в красных ливреях — солдаты Первосвященника Энниаса. Заученным движением они скрестили секиры, преграждая вход в залу.
   — Рыцарь Королевы желает видеть Принца-Регента, — визгливо провозгласил его провожатый.
   — У нас нет приказа пропускать в Палату Совета Рыцаря Королевы.
   — Сейчас будет! — нетерпеливо сказал Спархок. — Откройте дверь!
   В этот момент придворный попытался ускользнуть в одну из боковых арок, но Спархок крепко схватил его за руку.
   — Я еще не отпускал вас, друг мой, — укоризненно заметил ему Спархок и обратился к стражникам. — Откройте дверь!
   В воздухе повисло напряженное молчание. Стражники нервно переглянулись. Один из них тяжело сглотнул и неуверенно потянулся к ручке двери.
   — А теперь вы доложите о моем приходе, — обратился Спархок к придворному, чью руку он по-прежнему сжимал в своей. — Нам ни к чему устраивать сюрпризы, не так ли?
   Глаза расфуфыренного щеголя испуганно забегали, и он неуверенной походкой вошел в открытую дверь.
   — Рыцарь Королевы! — срывающимся голосом прокричал он. — Рыцарь Ордена Пандиона сэр Спархок!
   — Спасибо, друг мой, — сказал ему Спархок. — Теперь вы можете удалиться.
   Придворный быстро скрылся.
   Обширное помещение Палаты Совета было сплошь задрапировано голубыми гобеленами и устлано коврами того же цвета. Вдоль стен висели большие вычурные канделябры, а на длинном столе в центре зала стояли свечи в тяжелых подсвечниках. Трое человек возились за столом с бумагами, четвертый восседал в массивном дубовом кресле Главы Совета.
   Это и был Первосвященник Энниас. Он сильно похудел и осунулся за те десять лет, что Спархок не видел его. Его тронутые сединой волосы были зачесаны назад. Он был одет в длинную черную мантию, а с его шеи свисал на толстой золотой цепи украшенный драгоценными каменьями кулон — знак Первосвященника Симмура. Когда Спархок вошел в комнату, Первосвященник слегка приподнялся со своего места, и в его глазах явно угадывалось смятение.
   Другой человек за столом встретил Спархока открытой радостной улыбкой. Это был граф Лэндийский. Хотя ему было уже за семьдесят, голубые глаза его ярко сверкали на изборожденном морщинами лице.
   Третий — барон Гарпарин, известный любитель мальчиков, — застыл на кресле с удивленным выражением лица. Его одеяние представляло собой беспорядочное смешение кричащих цветов. Четвертым был необычайной толщины человек в красном, которого Спархок не знал.