— О, вы делаете успехи, Ваше Превосходительство, — заметил Спархок со слабой улыбкой. — Далее — у тебя в прошлом были дела с человеком по имени Мартэл. Он время от времени работает на твоего кузена. Я прав?
   — Д-д-да, — запинаясь выдавил консул.
   — Заметь, становится все легче и легче. Легко и отрадно говорить правду, Эллиус. Это ты наслал Мартэла и его наемников на меня той ночью десять лет назад.
   — Это он… Это была его мысль, — быстро выпалил консул. — Мой кузен приказал мне делать все вместе с ним. Он и предложил мне вызвать вас тогда, я даже не догадывался, что он хочет убить вас.
   — Что ж, тогда ты очень наивен, Эллиус. И последнее. Многие путешественники с севера распространяют слухи, будто в их королевствах с симпатией относятся к эшандизму. Мартэл как-то связан со всем этим?
   Консул уставился на Спархока с побелевшими от страха губами.
   Кьюрик начал медленно выворачивать его палец.
   — Да! Да! — прохрипел Эллиус, изгибаясь от боли.
   — Ты снова за старое, Эллиус, — укоризненно проговорил Спархок, качая головой. — Я бы поостерегся на твоем месте. Продолжим. Основная цель этой кампании Мартэла состоит в том, чтобы склонить рендорцев, живущих в городах, присоединиться к эшандистскому восстанию против Церкви. Думаю и на этот раз я не ошибся, не так ли?
   — Мартэл не слишком-то мне доверяет, но я предполагаю, что это действительно так.
   — И он к тому же снабжает мятежников оружием, да?
   — Я не могу этого знать точно, но по-моему да.
   — Дальше пойдут вопросы посложнее, так что слушай внимательно. Окончательной целью всего этого является то, чтобы Рыцари Храма явились сюда наводить порядок, верно?
   Эллиус мрачно кивнул.
   — Мартэл-то сам мне этого не говорил, но мой кузен в своем последнем письме был довольно-таки откровенен.
   — И восстание должно совпасть по времени с выборами нового Архипрелата в Чиреллосе?
   — Я… я не знаю точно, пожалуйста, верьте мне… Возможно вы и правы, но я не знаю точно…
   — Ладно, оставим это пока. А теперь я хотел бы удовлетворить свое собственное любопытство. Где сейчас Мартэл?
   — Он отправился в Дабоур, поговорить с Эрашамом. Старик пытается заставить своих последователей начать жечь церкви и захватывать церковные угодья. Мартэл очень расстроился, когда узнал об этом, и поехал в Дабоур, чтобы отговорить Эрашама от этого.
   — Наверно потому, что это уж слишком преждевременно.
   — Да, наверно.
   — Ну вот и все, Эллиус, — милостиво сказал Спархок. — Я, конечно, хочу поблагодарить тебя за помощь.
   — Вы отпустите меня? — недоверчиво спросил консул.
   — Нет. Боюсь, что нет. Мартэл — мой старый приятель, и я хочу устроить ему сюрприз, приехав вслед за ним в Дабоур, а ты можешь все испортить, оповестив его заранее. Здесь в подвале есть келья для кающихся грешников. Я думаю, что покаяние тебе необходимо, так что… Келья довольно удобная — там есть дверь, четыре стены, потолок и даже пол, — Спархок посмотрел на настоятеля и спросил: — Там ведь есть пол, отец мой.
   — О да, — заверил настоятель, — прекрасный, просто прекрасный каменный холодный пол.
   — Вы не сделаете этого! — запротестовал консул.
   — Спархок, ты действительно не можешь заключить человека в келью для грешников, — согласился Кьюрик. — Это будет нарушение канонов.
   — Н-да, — протянул Спархок, — я думаю ты прав. Но все же нужно как-то избежать ненужных последствий. Что ж, тогда ступай и сделай это другим способом.
   — Да, мой господин, — сказал Кьюрик, вынимая из-за пояса кинжал. — Скажите, господин настоятель, есть при вашем монастыре кладбище?
   — Да, превосходное кладбище.
   — Я терпеть не могу убивать, когда покойника негде прилично похоронить, и приходится оставлять его на поживу шакалам, — с этими словами Кьюрик приставил кинжал к горлу онемевшего от страха консула. — Это ерунда, раз и все, Ваше Превосходительство, — сказал он тоном профессионального цирюльника.
   — Мой лорд, настоятель! — пронзительно завизжал Эллиус.
   — Боюсь, не в моей власти вам помочь, — с сожалением произнес настоятель. — У Рыцарей Храма свои законы, и я не смею вмешиваться.
   — Прошу вас, господин настоятель, — завопил Эллиус, — заключите меня в ту келью для грешников.
   — Вы искренне раскаиваетесь в своих грехах, сын мой?
   — Да, да, я чистосердечно сокрушаюсь!
   — Боюсь, сэр Спархок, я должен буду просить тебя за этого грешника. Я не могу допустить его казни, пока он не примирился с Богом.
   — Это ваше окончательное решение, господин настоятель?
   — Боюсь, что да, сэр Спархок.
   — Что ж, хорошо. Дайте нам знать, как только он закончит свою епитимью. После этого, я думаю, мы сможем предать его смерти.
   — Конечно, сэр Спархок.
   Когда пара здоровых монахов утащила из комнаты трясущегося консула, троица, оставшаяся в комнате, дружно расхохоталась.
   — Чудесно, мой Лорд, — проговорил сквозь смех Спархок. — Вы уловили самый дух нашего представления.
   — Но я же уже далеко не послушник в подобного рода вещах, Спархок, — сказал настоятель, хитро поглядывая на пандионца. — Вы, пандионцы славитесь жестокостью в допросе пленников.
   — Да, и я слышал что-то такое, — согласился Спархок.
   — Но вы, как я вижу, не прибегаете к пыткам?
   — Обычно нет, просто подобная репутация помогает быстро получить нам нужные ответы… Вы-то представляете себе, как на самом деле тяжело и грязно пытать людей? Мы специально распускаем эти слухи о нашем Ордене. В конце концов, зачем что-то делать, если достаточно сказать, что ты это делаешь?
   — Я тоже так думаю, Спархок. А теперь, — нетерпеливо сказал настоятель, — почему бы вам не рассказать мне об этой обнаженной женщине, об этом вашем мосте да и обо всем, что с вами сегодня приключилось? И ничего не упускайте. Я ведь всего-навсего бедный монах-отшельник, и мне так не хватает веселья в этой жизни.


20


   Спархок вздрогнул и поморщился от боли.
   — Сефрения, тебе обязательно так тыкать? — пожаловался он.
   — Да не будь же ты, как ребенок, — ответила Сефрения, продолжая подергивать иглой занозу в его руке. — Если я ее не вытащу, то может случиться нагноение.
   Спархок вздохнул и стиснул зубы. Он посмотрел на Флейту, которая, прижав обе ладошки ко рту, старалась сдержать хихиканье.
   — Тебе кажется, что это смешно? — сердито спросил ее Спархок. Девочка поднесла к губам свирель и извлекла из нее насмешливую трель.
   — Вот что я думаю, Спархок, — сказал настоятель. — Если у Энниаса есть свои люди здесь в Киприа, то, наверно, есть и в Джирохе. Может быть стоит обойти его стороной, чтобы не рисковать быть узнанными?
   — Нет, отец мой, нам все же придется туда заехать. У меня есть в Джирохе друг, и мне нужно поговорить с ним перед тем, как мы отправимся вверх по реке, — Спархок посмотрел на свое черное одеяние. — Я думаю, это поможет нам избежать случайных взглядов.
   — Все-таки это слишком опасно, Спархок.
   — Все обойдется, если мы будем осторожны.
   Кьюрик, который в это время седлал лошадей и навьючивал мула, которым снабдил их настоятель, вошел в комнату. В руках у него был длинный узкий деревянный короб.
   — Вы действительно собираетесь брать это с собой? — спросил он Сефрению.
   — Да, Кьюрик, — ответила она печально. — Непременно.
   — А что в нем?
   — Два меча. Они часть моего бремени.
   — Слишком большая коробка для двух мечей.
   — Боюсь, будут и другие, — вздохнула Сефрения и начала перевязывать руку Спархока длинным куском льняного полотна.
   — Да ни к чему эта повязка, Сефрения, — возразил Спархок. — Подумаешь, какая-то заноза.
   Сефрения посмотрела на него долгим пристальным взглядом.
   — Ну, хорошо, — сдался Спархок. — Делай как ты считаешь нужным.
   — Благодарю, — сдержанно усмехнулась Сефрения и завязала концы повязки.
   — Ну как, вы пошлете сообщение в Лариум, мой Лорд? — спросил Спархок настоятеля.
   — С первым же судном, сэр Спархок.
   Спархок что-то обдумал и сказал:
   — Я не думаю, что мы вернемся назад в Мэйдел. А там остались несколько наших товарищей, в доме маркиза Лисьена.
   — Я знаю его, — кивнул настоятель.
   — Вы не могли бы и им послать весточку? Передайте, что если все будет нормально, то из Дабоура мы вернемся прямо в Замок. Пусть и они отправляются в Симмур.
   — Хорошо, Спархок.
   Спархок в задумчивости теребил узелок на своей повязке.
   — Оставь его в покое, — строго сказала Сефрения.
   Спархок со вздохом убрал руку.
   — Я, конечно, не берусь указывать Магистрам, что они должны делать, но мне кажется, что в послании можно было бы предложить им вот что: небольшие отряды Рыцарей Храма на улицах рендорских городов, напомнили бы местным жителям, что не стоит придавать большого значения всем этим слухам.
   — И это, возможно, избавит нас от необходимости позднее вводить сюда целые армии, — согласился настоятель. — Я обязательно упомяну об этом в моем рапорте.
   Спархок встал.
   — Вот и опять я у вас в долгу, отец мой, — сказал он. — Вы всегда выручаете меня в трудные часы.
   — Мы служим одному Богу, Спархок, — ответил настоятель. — Кроме того, — усмехнулся он, — ты мне очень по душе. Кое-что вы, пандионцы, делаете не так, как мы, но вы получаете результаты, а это главное.
   — Будем надеяться и на этот раз.
   — Будьте в пустыне настороже, друзья, и удачи вам.
   — Спасибо, отец мой.
   Они спустились в главный монастырский двор, а колокола тем временем начали призывать монахов к утренне. Кьюрик привязал коробку с мечами к вьючному седлу мула и все трое взобрались на лошадей. Они выехали через главные ворота монастыря, под заполонивший все вокруг перезвон колоколов.
   Пока они добирались до пыльной прибрежной дороги, ведущей на запад, в Джирох, Спархоком овладело задумчивое настроение.
   — Что с тобой, Спархок, — спросила Сефрения.
   — Эти колокола напомнили мне, что было тогда, десять лет назад. Я знал, что когда-нибудь вернусь в этот монастырь, — он выпрямился в седле, — это славное место и жаль покидать его, но… — Спархок пожал плечами.
   Слепящие лучи утреннего солнца отражались от белесой выветренной поверхности дороги, от камней, песка и гравия слева от дороги. По правую сторону вниз резко срывался береговой откос, а за ним, за нестерпимо сияющей полоской белого прибрежного песка, раскинулись темно-голубые воды Внутреннего моря. Солнце припекало, и не больше чем через час стало совсем тепло, а еще через полчаса и вовсе жарко.
   — Интересно, здесь когда-нибудь бывает зима? — спросил Кьюрик, стирая с лица пот.
   — Это и есть зима, Кьюрик, — ответил Спархок.
   — А что же здесь творится летом?!
   — Летом тут несладко, нам бы пришлось ехать по ночам.
   — А далеко до Джироха?
   — Около пятисот лиг.
   — Недели три ходу.
   — Боюсь, что так.
   — Все ж стоило бы нам поехать морем, смерч там не смерч…
   — Нет, Кьюрик, — сказала Сефрения. — Мы не нужны Элане утопленниками.
   — А разве это, которое следит за нами, не может колдовством найти нас?
   — По-моему нет, — ответила Сефрения. — Когда это нечто искало Спархока десять лет тому назад, ему приходилось расспрашивать людей. Оно не могло само почуять его.
   — Да, я забыл об этом.
   Дни в пустыне проходили однообразно-тоскливо. Они поднимались рано-рано утром, когда на небе еще не гасли звезды, и гнали лошадей до полудня, когда солнце начинало немилосердно палить их самих и лошадей своими отвесными лучами. Потом они отдыхали в неверной призрачной тени тента, который дал им в дорогу настоятель, а их лошади лениво щипали колючую солончаковую травку. Когда солнце скатывалось из зенита, они продолжали путь и ехали до полной темноты. Временами они набредали на редкие родники, всегда окруженные густой зеленью, дающей настоящую тень и живительную прохладу. Они позволяли себе задержаться там на целый день, чтобы дать отдых лошадям и отдохнуть самим перед новой встречей с обезумевшим солнцем пустыни.
   И вот у одного из таких родников, чья кристально-чистая вода стекала по скалистому скату в небольшое прозрачное озерцо, окруженное высокими гибкими пальмами, перед ними предстала тень облаченного в черные доспехи пандионца. Спархок, одетый в одну только набедренную повязку, только что вылез, роняя на песок капли, из восхитительно холодной заводи, когда черная фигура показалась на дороге с запада. Всадник и лошадь не отбрасывали никакой тени, и было видно, как их пронизывают лучи солнца, висевшего как раз за спиной всадника. И снова Спархок почувствовал веяние могильного холода, такого странного и неожиданного в этом царстве невыносимой жары и палящего солнца; когда всадник приблизился, он увидел, что лошадь под ним — просто безглазый скелет, покрытый ссохшейся кожей. Спархок не попытался взять свое оружие, но стоял неподвижно, и только дрожь пробирала его, несмотря на жару, и смотрел как приближается призрак. А тот остановил лошадь в нескольких саженях от него и мертвенно-медленным движением вынул свой меч.
   — Матушка, — бесцветным речитативом произнес он, обращаясь к Сефрении, — я сделал все, что мог. Рыцарь отсалютовал, поднеся гарду меча к своему забралу, а потом, повернув его рукоятью вперед, протянул вперед.
   Бледная Сефрения, спотыкаясь, прошла по горячим плоским камням к рыцарю и приняла меч обеими руками.
   — О твоей жертве будут помнить в веках, сэр рыцарь, — сказала она дрожащим голосом.
   — Что значит земная память в Чертоге Смерти, Сефрения? Я сделал то, что велел мне мой долг — это и будет мне утешением в вечности, — затем его шлем с опущенным забралом повернулся к Спархоку. — Приветствую тебя, брат, — донесся из-за забрала бесцветный и какой-то далекий голос. — Знай, что вы на верном пути, в Дабоуре вы найдете то, что ищете. А когда ты выполнишь то, что велят тебе долг и честь, мы возликуем в Чертоге Смерти, ибо не напрасной станет тогда наша жертва.
   — Привет и тебе, брат мой, — ответил Спархок, с трудом выталкивая слова из пересохшего рта. — И прощай, да пребудет мир над твоей душой.
   Мгновение спустя призрак растаял в жарком мареве над пустыней.
   Ноги Сефрении подкосились и с протяжным стоном она рухнула на раскаленные камни, будто тяжесть обретшего плотность меча пригвоздила ее к земле.
   Кьюрик подбежал к бессильно распластанной на земле женщине, легко поднял ее на руки и отнес в тень, к заводи.
   А Спархок, не обращая внимания на обжигающую босые ноги гальку, отправился к месту, где она лежала и поднял меч своего погибшего брата. Позади себя он услышал звуки свирели Флейты. Мелодию эту он не слышал раньше. В ней была вечная тоска и страстный призыв или вопрос о чем-то… Спархок обернулся, держа в руке меч. Сефрения лежала на одеяле в тени пальм, под ее закрытыми глазами обрисовались темные круги. Коленопреклоненный Кьюрик заботливо склонился над ней, а Флейта сидела, скрестив ноги, невдалеке и выпускала на волю заключенные в свирели странные и страстные звуки своей песни.
   Спархок вновь пересек полоску раскаленных камней и остановился в тени. Кьюрик поднялся и подошел к нему.
   — Она не может идти сегодня, — тихо сказал оруженосец, — а может быть даже и завтра.
   Спархок кивнул.
   — Это отнимает у нее очень много сил, Спархок, — мрачно продолжал Кьюрик. — Каждый раз, когда кто-нибудь из Двенадцати погибает, она слабеет все больше. Не лучше ли будет из Джироха отослать ее назад в Симмур?
   — Может, оно и лучше, да только она не поедет.
   — Да, видно ты прав, — угрюмо согласился Кьюрик. — Ты же знаешь, мы вдвоем ехали бы гораздо быстрее.
   — Да, но что мы стали бы делать без нее, когда бы пришли на место?
   — Угу, опять верно. Ты узнал его?
   Спархок медленно кивнул.
   — Сэр Керрис, — коротко ответил он.
   — Я никогда не знал его хорошо. Но, помнится, он был немного строг и натянут, была в нем какая-то непреклонность.
   — Да, но он был хорошим человеком и славным рыцарем.
   — А что он сказал тебе? Я был слишком далеко, чтобы услышать его.
   — Он сказал, что мы на верном пути, и что мы найдем ответ в Дабоуре.
   — Это хорошо. По крайней мере, обнадеживает. А то я побаивался, что мы гоняемся за пустым звуком.
   — Да и я побаивался.
   Флейта отложила свою свирель и теперь сидела рядом с Сефренией. Девочка потянулась и взяла ее безвольную руку в свою. На ее маленьком личике застыли не детская печаль и озабоченность.
   Внезапно Спархока озарила мысль. Он подошел туда, где лежала Сефрения.
   — Флейта, — тихо позвал он.
   Малышка подняла на него глаза.
   — Не можешь ли ты как-нибудь помочь ей?
   — Это запрещено, — вдруг прошептала Сефрения. Ее глаза были по-прежнему закрыты. Она глубоко вздохнула и проговорила: — Ступай, надень что-нибудь на себя, Спархок. Нечего разгуливать в таком виде перед ребенком.
   Они провели в оазисе остаток дня, ночь и весь следующий день. На утро третьего дня Сефрения решительно поднялась и принялась собирать свои вещи.
   — Время не ждет, мои Лорды, а нам еще предстоит долгий путь, — сказала она.
   Спархок внимательно посмотрел на нее. Лицо ее по-прежнему было осунувшимся и бледным, а темные круги под глазами не уменьшились. В блестящих черных волосах появились седые пряди.
   — Может быть, лучше было бы остаться еще на день, чтобы ты как следует окрепла? — спросил он.
   — Один день не будет иметь значения, Спархок, а больше мы все равно позволить себе не сможем, — утомленным голосом ответила Сефрения. — Да и в любом случае мое здоровье не зависит от отдыха. Давай двигаться дальше, до Джироха еще очень далеко.
   Они взобрались в седла и двинули лошадей тихим шагом, но через несколько миль Сефрения резко произнесла:
   — Спархок! Этак нам придется ехать всю зиму, если мы решили устроить себе такую прогулку.
   — Хорошо, Сефрения. Поедем быстрее, если ты хочешь.

 

 
   Дней через десять после встречи с призраком они добрались до Джироха. Это был портовый город в западном Рендоре, похожий на Киприа — такие же приземистые, толстостенные, беленые дома, таким же амфитеатром поднимающие свои плоские крыши от порта к дальним предместьям. Спархок повел их бесконечными петляющими проулками к приречным кварталам города. В отличие от других мест в городе, здесь к чужеземцам относились более-менее терпимо, хотя и без особого восторга. Среди толпы рендорцев то и дело мелькали яркие одежды камморийцев, лэморкандцев и даже эленийцев. Спархок и его спутники ехали медленно, чтобы не привлекать внимание, и с этой же целью низко надвинув на лица капюшоны. К полудню они добрались до стоящего на отшибе скромного домика. Владельцем его был сэр Воррен, Рыцарь Пандиона, о чем в Джирохе мало кто знал, а был он известен как процветающий эленийский купец. Он и вправду занимался торговлей, и иногда у него даже случались доходы. Однако основной целью пребывания сэра Воррена в Джирохе была вовсе не коммерция — в Джирохе жило инкогнито довольно много пандионцев, смешавшихся с местным населением, и все их сообщения с Орденом, послания и раппорты, проходили через руки Воррена, и отправлялись им спрятанными в бесчисленные коробки и ящики с торговыми грузами, отправляющимися на его торговых кораблях в северные королевства.
   Равнодушный вислогубый слуга с тусклыми глазами, шаркая по выложенному плиткой полу, повел их через дом в тенистый, окруженный стеной садик в заднем дворе, наполненный музыкой падающих струек воды в мраморном фонтане. Вдоль стены на ухоженных клумбах дремали поражающие своими ярчайшими расцветками экзотические цветы. На скамье у фонтана сидел сам хозяин дома — сэр Воррен, высокий худой мужчина с сардоническими складками на загорелом и обветренном до цвета старого вытертого седла за долгие годы в Южном королевстве лице, покрытом сетью мелких морщинок. Хотя годы его клонились к закату, в волосах не видно было седины. На нем не было камзола, в такую жару он обходился простой полотняной рубашкой, оставлявшей открытой шею. Когда они вошли в сад, Воррен поднялся и направился им навстречу.
   — А, Махкра! — вскричал он, коротко взглянув на слугу. — Рад видеть тебя снова!
   — Воррен, — ответил Спархок, с глубоким рендорским поклоном — полуприседающим волнообразным движением.
   — Джинтал, — сказал Воррен слуге. — Будь добр, отнеси это моему комиссионеру в порт. — Он сложил вдвое лист пергамента и протянул его смуглолицему рендорцу.
   — Как прикажет хозяин, — с поклоном ответил тот.
   Они подождали, пока не услышали, как хлопнула передняя дверь.
   — Чудесный парень, — сказал Воррен, — конечно, потрясающе туп, но я избегаю набирать в слуги сообразительных, потому что умный слуга — почти обязательно шпион. Подождите-ка минутку, — прищурился он. — Я хочу быть до конца уверенным. — Воррен пересек двор и скрылся в доме.
   — Не помню, чтобы он был таким нервным, — заметил Кьюрик.
   — Он живет в самой нервной части света, — ответил на это Спархок.
   Через несколько минут Воррен вернулся.
   — Матушка, сколько лет! — тепло приветствовал он Сефрению, целуя ее ладони. — Ты благословишь меня?
   Сефрения, улыбнувшись, дотронулась до его лба и произнесла что-то по-стирикски.
   — Мне страшно недостает этого, — сознался Воррен. — Хотя, может быть, я не так много сделал за последнее время, чтобы заслужить твое благословение, Матушка, — потом он посмотрел на нее пристальней. — Ты хорошо себя чувствуешь? У тебя усталое лицо.
   — Наверно, из-за жары, — сказала Сефрения, медленно проводя рукой по глазам.
   — Садись сюда, — сказал Воррен, указывая на мраморную скамью у фонтана. — Это самое прохладное место во всем Джирохе.
   Сефрения опустилась на скамью, а Флейта уселась рядом с ней.
   — Здравствуй, Спархок, — сказал Воррен, пожимая руку своему другу. — Что так быстро заставило тебя вернуться в Джирох? Ты, может, что-то забыл здесь?
   — Ничего такого, без чего я не смог бы обойтись, — ответил Спархок.
   Воррен рассмеялся.
   — Чтобы доказать тебе, насколько я хороший друг, я не передам твоих слов Лильяс. Привет, Кьюрик, как там поживает Эслада?
   — Прекрасно, мой Лорд.
   — А сыновья? У тебя их, кажется, трое?
   — Четверо, сэр. Последний родился после вашего отъезда из Димоса.
   — Мои поздравления! — воскликнул Воррен. — Может быть и слегка запоздалые, но все-равно поздравления.
   — Благодарю вас, сэр Воррен.
   — Ну ладно, мне надо поговорить с тобой, Воррен, — сказал Спархок прерывая поток любезностей. — А у нас не так уж много времени.
   — Вот как, опять деловой визит, — протянул Воррен.
   — Вэниону удалось оповестить тебя о том, что происходит в Симмуре?
   Ироническая улыбка слетела с лица Воррена и он серьезно кивнул.
   — Именно поэтому я и удивился, увидев тебя здесь, — сказал он. — Я полагал, что вы отправились в Боррату. Вам удалось что-то разузнать?
   — Мы напали на след, — Спархок стиснул зубы и мрачно проговорил:
   — Воррен, Элана была отравлена.
   Воррен с минуту молча смотрел на него, а потом выругался.
   — Интересно, сколько времени у меня займет путь до Симмура? — холодно проговорил он. — По-моему Энниас нуждается в переделке, он гораздо лучше будет смотреться без головы.
   — Вам придется встать в очередь, сэр Воррен, — усмехнулся Кьюрик. — Я знаю по крайней мере уже дюжину человек с тем же самым желанием.
   — Как бы то ни было, — продолжал Спархок, — мы узнали, что это был рендорский яд, и что в Дабоуре есть врач, которому, возможно, известно противоядие. Туда-то мы и направляемся.
   — А где Келтэн и остальные? Вэнион написал мне, что был он и трое рыцарей из других Орденов.
   — Мы оставили их в Мэйделе. Они слишком не похожи на рендорцев и не умеют держаться по-рендорски. Так вот, скажи, ты ничего не слыхал о докторе Тэньине в Дабоуре?
   — Это тот, про которого говорят, что он излечил королевского брата от какого-то странного недуга? Еще бы, хотя вряд ли он захочет говорить об этом. Здесь ходит множество злобных слухов насчет того, как он раздобыл это лекарство, а ты знаешь, как рендорцы относятся к магии.
   — Ничего, если он сам не захочет, я заставлю его говорить.
   — Все же зря ты отправился без Келтэна и остальных. Дабоур теперь очень недружелюбное место.
   — Теперь я должен сделать все сам, — сказал Спархок. — Я послал им из Киприа приказ вернуться домой и ждать там.
   — Через кого это ты умудрился послать из Киприа что-то?
   — Это настоятель одного арсианского монастыря на окраине города, я знаю его уже давно.
   Воррен рассмеялся.
   — Он все еще пытается скрыть, что он сириникиец?
   — Ты как всегда знаешь все, Воррен.
   — Для того я здесь и поставлен. Однако настоятель хороший человек. Он умеет делать свое дело, хотя и слегка прозаичным способами.
   — Ну так ты, может быть, расскажешь, что творится сейчас в Дабоуре? Мне не хочется соваться туда с закрытыми глазами.
   Воррен удобно развалился на траве у ног Сефрении, положив руку на свое согнутое колено.
   — Дабоур всегда был странным местом. Это город Эшанда, и кочевники почитают его за святыню. В свое время там существовало с дюжину религиозных конфессий, борющихся за власть в тамошних святилищах, — он криво усмехнулся. — Поверишь ли, целых двадцать три гробницы претендуют на звание последнего пристанища Эшанда. Конечно, большинство из них поддельные, если только они не расчленили тело святого старца на части и не похоронили его по кусочкам.