Спархок и его спутники, одетые в черные плащи с капюшонами, стояли на палубе, наблюдая, как матросы пришвартовывают судно к пирсу. Они поднялись на ют, чтобы присоединиться к капитану Сорджи.
   — Кранцы на борт! — скомандовал Сорджи своим матросам, закрепляющим швартовы на пирсе. Он с отвращением покачал головой. — Все время приходится напоминать им об этом. Как только мы входим в порт, ни о чем, кроме ближайшего кабака, они не помнят, — капитан взглянул на Спархока. — Ну, как, мастер Клаф, вы не передумали?
   — Да вот видите ли в чем дело, капитан, ведь леди эта все свои надежды связывают со мной. Поверьте, для вашего же блага… Сами подумайте, если вы явитесь к ней в дом с моей рекомендацией, ее кузены наверняка захотят выпытывать у вас мое местонахождение. А мне так не хочется, чтобы они охотились за мной еще и в Рендоре.
   Сорджи усмехнулся, а потом взглянул на них с любопытством.
   — А где вы раздобыли рендорскую одежду?
   — Я побродил вчера по вашему полубаку и совершил несколько покупок по сходной цене, — пожал плечами Спархок.
   Сорджи посмотрел на Сефрению, она тоже была одета в черное, а на лицо было накинуто покрывало, по рендорскому обычаю.
   — А где вы нашли одежду на нее? Среди моей команды нет таких маленьких.
   — Она неплохо владеет портновским искусством. — Спархок подумал, что капитану незачем знать, каким образом Сефрения изменила цвет своих белых одежд.
   Сорджи почесал в затылке.
   — Сколько лет я плаваю, но так и не смог понять, почему рендорцы все время носят черное. Ведь так в два раза жарче.
   — Может, и нет. Они не слишком быстро соображают, а пять тысяч лет разве это срок?
   — Может и так, — рассмеялся Сорджи. — Ну что ж, удачи вам в Киприа, мастер Клаф. Если мне придется наскочить на ваших несостоявшихся родственничков, я скажу, что о вас ничего и не слыхал.
   — Спасибо, капитан, — сказал Спархок, пожимая ему руку. — По горб жизни буду вам обязан за свое спасение.
   Они свели своих лошадей по мосткам на причал. По совету Кьюрика, седла были покрыты одеялами, чтобы скрыть, что они не рендорской работы. Привязав к седлам узелки с немудреным скарбом, все трое взобрались на лошадей и поехали неторопливым шагом. Улицы города кишели народом. Некоторые зажиточные горожане были одеты в яркие заморские одежды, но все пустынные кочевники, пришедшие в Киприа с караванами или по другим своим надобностям, носили свои вечные черные хламиды с капюшонами. Женщин можно было увидеть лишь изредка, и лица всех их были закрыты темными покрывалами. Сефрения, стараясь не выделяться, ехала позади всех, раболепно ссутулившись и склонив голову.
   — Я вижу, тебе известны здешние обычаи, — сказал ей Спархок, оборачиваясь.
   — Я была здесь много лет назад, — ответила Сефрения, прикрывая полой своего плаща колени Флейты.
   — А как много?
   — Ты хочешь, чтобы я сказала, что Киприа тогда был маленький рыбацкой деревней? — лукаво улыбнулась она. — Два десятка грязных лачуг?
   Спархок пристально посмотрел на нее.
   — Сефрения, Киприа — большой город уже пятнадцать сотен лет.
   — Неужели? Так давно? Как бежит время! Кажется это было только вчера.
   — Но это невозможно!
   Сефрения рассмеялась.
   — Как ты легковерен, Спархок. Ты же знаешь, я не отвечаю не подобные вопросы, так зачем же впустую сотрясать воздух, задавая их?
   — Чтобы ты еще раз напомнила мне об этом, — пробурчал Спархок, чувствуя себя преглупо.
   Покинув порт, они смешались с толпой рендорцев в узких извилистых улицах. Хотя серое облачное марево скрывало солнце, Спархок чувствовал на спине его горячие прикосновения. Лучи яростного рендорского светила проникали через эти лишенные влаги облака без всякого труда. Знакомые запахи лезли в ноздри — тяжелый дух кипящей в оливковом масле баранины и пряный аромат специй пропитывали горячий застоявшийся воздух на улицах Киприа. Иной раз откуда-то доносился вызывающий тоскливое отвращение аромат приторно-мускусных рендорских духов, и над всем этим букетом царило всепроникающее и всепропитывающее зловоние скотных дворов.
   Уже почти в центре города, когда он проезжали мимо какого-то узкого проулка, по спине Спархока пробежал холодок и в голове у него снова зазвучали те колокола.
   — Что-то случилось? — спросил почуявший неладное Кьюрик.
   — Это тот самый переулок, где я в последний раз видел Мартэла.
   Кьюрик вгляделся в проулок.
   — Узкие они здесь, — заметил он.
   — Это меня и спасло. Они никак не могли наброситься на меня все вместе.
   — А куда мы направляемся, Спархок? — спросила Сефрения.
   — В тот монастырь, где я лечился от своих ранений. Вряд ли нам полезно бродить здесь по улицам, а настоятель и почти все монахи — арсианцы, они умеют держать язык за зубами.
   — А придусь ли там ко двору я? — с сомнением спросила Сефрения. — Арсианские монахи очень консервативны и не любят стириков.
   — Ну, здешний настоятель — космополит, — усмехнулся Спархок. — Да и вообще у меня есть подозрение…
   — И какое же?
   — Мне кажется, что эти монахи — не просто монахи, и я не удивлюсь, если где-нибудь в монастыре сыщется оружейная с большим запасом полированных доспехов и голубых плащей.
   — Сириникийцы? — спросила Сефрения удивленно.
   — Не одни ведь пандионцы стараются не упускать из виду дела в Рендоре.
   — Откуда бы этот запах? — морща нос поинтересовался Кьюрик, когда они, пересекли город, въехали в его западные предместья.
   — Скотные дворы, — пояснил Спархок. — Здесь их очень много.
   — Нам придется проезжать через ворота, чтобы выбраться отсюда? — спросил Кьюрик.
   Спархок покачал головой.
   — Стены разрушили во время подавления эшандистской ереси, и их никто не позаботился отстроить их заново.
   Узкая улица вывела их на широкое открытое пространство, сплошь занятое открытыми загонами для скота, в котором толпилось множество мычащих неухоженных коров. Было далеко за полдень, и облака засверкали серебристыми отблесками скатившегося из зенита солнца.
   — А далеко до этого монастыря? — спросил Кьюрик.
   — Еще с милю.
   — Довольно далеко от твоего переулка.
   — Мне довелось это узнать лет десять тому назад.
   — А поближе нельзя было найти убежище?
   — Здесь больше нет безопасных мест. Я услышал монастырские колокола и шел на звук.
   — Ты мог истечь кровью раньше, чем дошел до монастыря.
   — Та же самая мысль приходила мне на ум в ту ночь несколько раз.
   — Друзья мои, — сказала Сефрения, — поедемте-ка побыстрее. Темнеет здесь очень быстро, а ночью в пустыне холодно.
   Толстые стены монастыря вздымались на гребне высокого каменистого холма, на отлете от скотных дворов на окраине Киприа. Спархок спешился перед массивными воротами и дернул за свисающую перед ними веревку. Внутри зазвенел небольшой колокольчик. Немного погодя раздался скрип, и заслонка зарешеченного узкого окошка, прорубленного в стене рядом с воротами, медленно отворилась. Оттуда осторожно выглянул бородатый монах.
   — Добрый вечер, брат, — обратился к нему Спархок. Нельзя ли мне поговорить с отцом-настоятелем?
   — Как мне сообщить ему о вас?
   — Меня зовут Спархок. Он может быть помнит меня, я жил здесь некоторое время несколько лет назад.
   — Подождите здесь, — сказал монах, закрывая окошко.
   — Что-то не больно он радушен, — проворчал Кьюрик.
   — Их здесь не очень-то любят. Так что предосторожности вполне естественны.
   Начало смеркаться. Наконец окошко снова отворилось и оттуда донесся громоподобный голос, который скорее можно было бы ожидать услышать на парадном плацу, чем в обители Божьей.
   — Сэр Спархок!
   — Отец-настоятель, — ответил Спархок.
   — Минутку терпения, сейчас мы откроем ворота.
   Из-за ворот послышался лязг тяжелой стальной задвижки. Створки ворот тяжеловесно приоткрылись и настоятель вышел приветствовать их. Это был грубоватый немного неуклюжий человек с румяным обветренным добродушным лицом. Его высокая фигура и массивные плечи внушали невольное уважение.
   — Рад видеть тебя, мой друг, — пророкотал он, стискивая руку Спархока. — Ты хорошо выглядишь. В прошлый свой визит ты был бледноват.
   — С тех пор прошло десять лет, отец-настоятель, а за такое время человек либо поправляется, либо умирает.
   — Да, так оно и бывает, сын мой. Входите же и пригласите войти твоих спутников.
   Спархок прошел в ворота, ведя Фарэна на поводу, за ним въехали Сефрения и Кьюрик. За воротами открывался небольшой двор, окруженный высокими мрачными стенами. Камни их не были побелены, как в городе, и окна, прорубленные в стенах, были явно уже, чем диктует обычная монастырская архитектура. Из них было бы очень удобно пускать стрелы по нападающим, подумал Спархок.
   — Чем я могу помочь тебе, сэр Спархок? — спросил настоятель.
   — Я снова ищу убежища, отец мой, — ответил Спархок. — Боюсь, это скоро станет моей привычкой.
   Настоятель усмехнулся.
   — Кто же преследует тебя на сей раз?
   — Пока никто, отец мой, и хотелось бы чтобы так оно и продолжалось. Мы можем где-нибудь поговорить без свидетелей?
   — Конечно, — настоятель повернулся к бородатому монаху привратнику. — Позаботься об их лошадях, сын мой, — сказал он тоном больше похожим на приказ, чем на просьбу. Привратник заметно выпрямился и подтянулся. — Идемте, — возгласил настоятель кладя руку на плечо Спархоку.
   Кьюрик спешился и подошел помочь Сефрении. Та подала ему Флейту и легко соскользнула с седла.
   Настоятель монастыря провел их через главные двери в сводчатый каменный коридор, тускло освещенный висящими на стенах масляными светильниками. Может быть из-за особого аромата светильного масла в коридоре этом царило удивительное состояние умиротворенности и покоя, и Спархоку снова вспомнилась та ночь, десять лет назад.
   — А здесь ничего не изменилось, — заметил он, оглядываясь.
   — Церковь не подвластна времени, сын мой, — нравоучительно проговорил настоятель. — И ее институции должны отвечать этому, хотя бы внешней неизменностью.
   Наконец они подошли к просторной деревянной двери в конце коридора за которой оказалась комната с высоким потолком, вдоль стен ее протянулись полки, уставленные книгами. Угольная жаровня в углу разбрасывала по комнате багровые блики. Обстановка здесь казалась гораздо более уютной, чем обычно бывала в кабинетах настоятелей монастырей на севере. Высокие стрельчатые окна, набранные из треугольных кусочков стекла, в мощных свинцовых рамах были задрапированы бледно-голубым. Пол устилал белый ковер из сшитых овечьих шкур, в дальнем углу стояла кровать, достаточно скромная, но пошире монашеской койки.
   — Прошу, садитесь, — сказал настоятель, указывая на стулья стоящие вокруг его рабочего стола, заваленного пергаментами и книгами.
   — По-прежнему не успеваете разобраться в этом? — сказал Спархок, указывая на груду документов на столе.
   Настоятель состроил гримасу.
   — Каждый месяц я пытаюсь, но некоторые люди просто не созданы для этого, — он мрачно покосился на стол. — Иногда я думаю — сюда бы огоньку, и все проблемы были бы решены. В Чиреллосских канцеляриях небось и не замечают моих докладов. — Настоятель окинул спутников Спархока любопытным взглядом.
   — Мой оруженосец Кьюрик.
   — Кьюрик, — кивнул настоятель.
   — А это леди Сефрения, она обучает пандионцев магии.
   — Сама Сефрения пожаловала к нам? — настоятель с уважением поднялся со своего стула. — Премного наслышан о вас, мадам.
   Настоятель приветственно улыбнулся и поклонился Сефрении. Она приподняла свою вуаль и возвратила улыбку.
   — Вы очень любезны, мой Лорд, — сказала Сефрения, усаживая Флейту себе на колени. Девочка наклонилась и внимательно осмотрела на настоятеля.
   — Очаровательный ребенок, — сказал тот. — Ваша дочь?
   Сефрения рассмеялась.
   — Нет, мой Лорд. Это найденыш, мы зовем ее Флейта.
   — Странное имя, — пробормотал настоятель и снова обратил свой взгляд на Спархока. — Вы, кажется, намекали на какое-то дело, по-моему можно начать разговор.
   — До вас доходит достаточно новостей с континента, отец мой?
   — Да, меня держат в курсе дел, — осторожно сказал настоятель, опускаясь на свой стул.
   — Тогда, конечно, вы знаете, что происходит в Элении.
   — Вы имеете в виду болезнь королевы? И намерении первосвященника Энниаса?
   — Да. Но вернемся немного назад. Энниас замыслил сложный заговор с целью дискредитировать Орден Пандиона. Но нам удалось предотвратить это. После встречи монархов Западных Королевств Магистры четырех Орденов собрались в узком кругу. Энниас жаждет добраться до трона Архипрелата, и знает, что Воинствующие Ордена приложат все усилия, чтобы помешать ему в этом.
   — И если будет необходимо, с мечом в руках! — горячо воскликнул настоятель. — Да я сам… — начал было он, но поняв, что зашел слишком далеко, прервался. — Ну, если бы я не был членом монашеского братства, конечно, — заключил он не слишком убедительно.
   — Я прекрасно понимаю ваше негодование, мой Лорд, — заверил его Спархок. — Магистры обсудили положение, и заключили, что все надежды на золотой трон в Чиреллосской Базилике коренятся в положении Энниаса в Элении как главы государственного Совета, и это его положение пребудет неизменным до тех пор, пока королева Элана нездорова, — он поморщился. — Однако какую глупость я ляпнул: она стоит на грани смерти, а я назвал это «нездоровьем». Ну да вы поняли, о чем я говорю.
   — Все мы время от времени говорим не те слова, что нужно, сэр Спархок, — успокоил его настоятель. — Но все это мне известно, на прошлой неделе я получил известие от патриарха Долманта. И что вам удалось узнать в Боррате?
   — Мы говорили с одним высокоученым медиком, и он утверждает, что королева была отравлена.
   Настоятель вскочил на ноги, ругаясь, как простой матрос.
   — Вы же ее рыцарь, Спархок! Почему же вы не поехали в Симмур и не зарубили этого Энниаса, как свинью?
   — Да, это соблазнительно, — согласился Спархок, — но сейчас гораздо важнее найти противоядие. А до Энниаса еще дойдет дело, и тогда я не стану медлить. А пока… Врач в Боррате сказал нам, что яд которым была отравлена королева — рендорский.
   Аббат принялся расхаживать взад и вперед по комнате, лицо его потемнело от гнева. Когда он снова заговорил последние следы монашеской кротости исчезли из его голоса.
   — Я так понимаю, что Энниас постарается препятствовать вам на каждом шагу. Я прав?
   — Да, отец мой.
   — А улицы Киприа — не самое безопасное место в мире. Ты уже мог в этом убедиться десять лет назад… Что ж, хорошо, — сказал он решительно, — вот так мы поступим. Энниасу известно, что вы ищете совета врача, так?
   — Да, если он по-прежнему не дремлет.
   — Вот-вот, если вы сунетесь к какому-нибудь медику, он сможет понадобиться затем и вам самим, поэтому я не позволю вам этого делать.
   — Не позволите, мой Лорд? — мягко спросила Сефрения.
   — Простите, — замялся настоятель. — Я слегка увлекся. Я хотел сказать, что возражаю против этого самым решительным образом. Вместо того я пошлю несколько моих монахов привести врачей сюда. Так вы сможете поговорить, с ними не выходя отсюда. А потом мы с вами придумаем, как вам незаметно исчезнуть из города, когда понадобится.
   — А что, эленийские врачи разве согласятся пойти к пациенту на дом? — спросила Сефрения.
   — Да, если их собственное здоровье для них дороже здоровья их пациентов, — мрачно сказал отец настоятель, потом осекшись добавил: — Простите, это кажется звучит не слишком по монашески.
   — О, не стоит беспокоится, отец мой, — сказал Спархок.
   — Я пошлю несколько братьев в город. Кого им искать?
   Спархок вытащил клочок пергамента, полученный ими от старого выпивохи-доктора в Боррате, и передал его настоятелю. Тот пробежал глазами по неровным каракулям.
   — А с первым-то ты уже знаком, Спархок. Он лечил тебя тогда.
   — Да? Но я что-то не запомнил его имени.
   — Не удивительно, ты же большую часть времени провел здесь в бреду, — Настоятель еще раз взглянул на записку. — А второй умер с месяц назад. Но доктор Волди, я думаю, сможет во всем разобраться. Он, конечно немного самоуверен, но действительно лучший врач в Киприа.
   Настоятель подошел к двери и открыл ее. Двое молодых монахов стояли в коридоре у двери. Спархок заметил про себя, что они очень похожи на молодых пандионцев, стоявших на страже у дверей Магистра Вэниона.
   — Ступайте в город и приведите себя ко мне доктора Волди, — приказал им настоятель. — И не слушайте никаких оговорок.
   — Да, мой господин, — ответил молодой монах, и Спархок заметил, что он слегка прищелкнул каблуками.
   Настоятель прикрыл дверь и возвратился на свое место.
   — Это займет около часа, — сказал он, и посмотрев на усмехающегося Спархока, спросил:
   — Вас что-то рассмешило?
   — Лишь только выправка монахов, отец мой.
   — Неужели это так заметно? — сконфуженно спросил настоятель.
   — Да, мой Лорд, если обращать на это внимание.
   — По счастью здешние люди не очень разбираются в таких вещах. Я надеюсь, вы будете осторожны с этим открытием, друзья мои.
   — Ну конечно, отец мой, — сказал Спархок. — Я не сомневался в природе вашего монастыря еще десять лет назад, и до сих пор никому ничего не сказал.
   — Я надеюсь на тебя, сэр Спархок. У пандионцев, однако, острый глаз, — он поднялся. — Я пошлю за ужином. Здесь водятся серые куропатки, а у меня отличные соколы, — настоятель рассмеялся. — Вот чем я занимаюсь, вместо того, чтобы писать рапорты в Чиреллос. Что вы скажете насчет жареной дичи?
   — О, мы будем в восторге, отец мой.
   — А пока не откажитесь ли вы от бокала вина? Это конечно на красное арсианское, но тоже неплохое. Мы делаем его сами. На здешней почве хорошо только винограду.
   — Благодарю вас, мой Лорд, — сказала Сефрения, — но нельзя ли девочке и мне принести вместо этого молока?
   — Да, конечно, но у нас, к сожалению есть только козье.
   Глаза женщины заблестели.
   — О, для нас, стириков, это гораздо лучше, чем коровье.
   Спархок пожал плечами.
   Настоятель послал в кухню за ужином и молоком и разлил вино Спархоку, Кьюрику и себе. Откинувшись на стуле, он принялся лениво поигрывать своим кубком.
   — Можем ли мы быть откровенны друг с другом, Спархок? — спросил он.
   — Конечно.
   — До тебя в Джирох доходили какие-нибудь слухи о том, что случилось в Киприа после твоего отъезда?
   — Нет, я был тогда занят другими делами.
   — Ты знаешь, как рендорцы относятся к магии?
   Спархок кивнул.
   — Насколько я помню, они называют ее ведьмовством.
   — Да, и они считают это преступлением худшим, чем убийство. Ну так вот, когда ты покинул нас, здесь было множество случаев подобного рода вещей. Я был привлечен к расследованию, потому как считаюсь в этой округе одним из главных служителей церкви, — он усмехнулся. — Обычно рендорцы не обращают особого внимания, но стоит лишь кому-нибудь крикнуть «колдовство», и все они бегут ко мне, с перекошенными от страха лицами. Обычно их обвинения абсолютно лживы и происходят из-за злобы, ревности, мести или еще чего-то в таком роде. Однако в этот раз все было совсем по другому. Было очевидно, что кто-то в Киприа колдовал, и довольно искусно, — взглянув на Спархока, настоятель спросил: — Был кто-нибудь из твоих врагов посвящен в Искусство?
   — Да, один из них…
   — Ну что ж, тогда понятно. С помощью колдовства кого-то искали, и наверно тебя.
   — Вы сказали, что магия была искусна, мой Лорд, — сказала Сефрения. — Нельзя ли поподробнее об этом?
   — По улицам Киприа прошествовал сверкающий призрак, казалось, что он заключен в сияющий кокон.
   Сефрения затаила дыхание.
   — А что он сделал?
   — Он задавал вопросы людям, на тех нападал столбняк, и никто из них не мог вспомнить, чего он хотел. Но допрос он вел с пристрастием, я сам видел ожоги этих несчастных.
   — Ожоги?
   — Призрак хватал их, когда задавал допросы, и на месте его прикосновения оставался ожог. У одной бедной женщины было сожжено все предплечье. Похоже было на отпечаток руки, только с множеством пальцев.
   — А сколь пальцев, не припомните?
   — Одиннадцать, девять и два больших.
   — Дэморг, — прошептала Сефрения.
   — Ты говорила, что Младшие Боги лишили Мартэла способности вызывать подобные существа, — сказал Спархок.
   — Мартэл не вызывал его. Нечто было послано вызвать Дэморга.
   — Но это же одно и тоже.
   — Не совсем. В таком случае Мартэл может лишь частично управлять им.
   — Все это было уже десять лет назад, — пожал плечами Кьюрик. — Какой в этом интерес для нас сейчас?
   — Ты кое-что упускаешь из виду, Кьюрик, — мрачно ответила Сефрения. — Мы думали, что Дэморг появился лишь недавно, но оказывается это произошло десять лет назад, задолго до того, как начались все эти события, к которым мы сейчас причастны.
   — Что-то я не совсем понял, — сказал Кьюрик.
   Сефрения посмотрела на Спархока.
   — Это ты, дорогой мой, — полушепотом проговорила она. — Не я, не Кьюрик, не Элана и даже не Флейта. За тобой охотился Дэморг. Будь очень, очень, очень осторожен, Спархок. Азеш хочет убить тебя.


19


   Доктор Волди оказался суетливым маленьким человечком лет шестидесяти. Свои редкие волосы он аккуратно зачесывал с затылка на начавшую обозначаться плешь на макушке. Заметно было, что он их подкрашивает, чтобы скрыть седину. Под его темным плащом был надет белый полотняный халат, от которого исходил запах лекарственных трав и медицинских химикалий. Весь он так и лучился сознанием своей учености и значимости.
   Был уже вечер, когда его привели в кабинет настоятеля, и он едва сдерживал раздражение по поводу того, что его побеспокоили в столь поздний час.
   — Мой господин настоятель, — сдержанно приветствовал он бородатого священника, резко кивнув головой, будто птица, склюнувшая корм, что должно было обозначать поклон.
   — А, Волди, — сказал настоятель, вставая, — хорошо, что вы все-таки пришли.
   — Ваш монах сказал, что дело безотлагательное. Где же больной? Могу ли я его увидеть?
   — Если только согласитесь проделать долгое путешествие, доктор Волди, — прошептала Сефрения.
   Волди посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом, опять как-то по птичьи приподняв бровь.
   — Вы, по всей вероятности, не рендорка, мадам, — сказал он. — Судя по чертам вашего лица, я бы взял на себя смелость сказать, что вы принадлежите к стирикской расе.
   — У вас наметанный взгляд, доктор.
   — Я думаю, вы помните этого молодого человека, — сказал настоятель указывая на Спархока.
   Доктор метнул быстрый острый взгляд на массивную фигуру пандионца, ссутулившегося на своем стуле.
   — Нет, не припоминаю, — сказал он, нахмурив брови. — Нет! Не подсказывайте мне. Я сам. — Добавил он, рассеяно приглаживая свои зачесанные вперед волосы. — А, лет десять назад, колотая рана…
   — Да, память вас не подводит, доктор, — проговорил Спархок. — Не хотелось бы вас задерживать допоздна, так что может быть сразу приступим к делу? Нас направил к вам один медик из Борратского Университета. Он с большим уважением отзывался о вас, — Спархок быстро оценил доктора и решил слегка польстить его самолюбию. — Конечно, мы могли бы найти вас и другим путем, — добавил он. — Ваша репутация широко известна и за границами Рендора.
   — М-м-м, — промычал Волди с довольным видом и, приняв скромный и благочестивый вид, продолжил: — Приятно осознавать, что мои усилия на ниве медицинской науки не пропали втуне.
   — Мы очень нуждаемся в вашем совете, мой добрый доктор, — сказала Сефрения. — Только вы можете помочь в лечении нашего отравленного друга.
   — Отравлен? Вы уверены? — резко спросил Волди.
   — Врач в Боррате был в этом абсолютно уверен. Мы очень подробно описали ему все симптомы и он заключил, что это последствия отравления очень редким рендорским ядом, называемым…
   — Прошу вас, мадам, — сказал доктор Волди поднимая предостерегающе руку. — Я предпочитаю сам ставить диагноз.
   — Да, конечно, доктор, — проговорила Сефрения и повторила все то, что рассказывала профессорам в Боррате.
   Слушая рассказ, доктор прыгающей походкой расхаживал по комнате нервно сжав за спиной руки.
   — Конечно, мы могли бы в конце концов установить падучую, — задумчиво произнес он, приставляя палец ко лбу, — осложненную некими другими заболеваниями, что и вызвало конвульсии. — Он остановился посреди комнаты и поднял палец к верху, указуя им в потолок. — Но главным для нас здесь является присутствие жара одновременно с испариной, — снова заговорил он, как-будто читая лекцию студентам. — Болезнь вашей подруги не естественного происхождения. Мой коллега в Боррате был прав! Она действительно была отравлена, и использованный для этого яд называется дарестин. Рендорские кочевники в пустыне называют его «мертвецкой травой». Она убивает овец, так же как и людей. Это очень редкий яд, поскольку каждый кочевник считает своим долгом уничтожить каждый куст этого растения, который встретиться ему на пути. Ну что ж, мой диагноз совпадает с диагнозом камморийского коллеги?
   — В точности, доктор Волди, — сказала Сефрения, одаривая его восхищенным взглядом.