Ефремов Ю.К.. Тропами горного Черноморья

Адзмыч, а в труде А. Л. Рейнгарда она же по недоразумению названа Лашипсе.

К устью Азмыча мы завтра вернемся с Кардывача, так как именно отсюда
ведет тропа на Ахукдарский перевал к Аватхаре. Услыхав об этом, Гоша
спрашивает:
_ А стоит ли заходить на Кардывач? Заночевали бы прямо здесь - дюжина
километров экономии!
Для чего же тащится с нами этот человек? Чего он хочет от путешествия,
если, находясь всего в шести километрах от одной из главных целей нашего
похода, может думать о том, чтобы на Кардывач даже не взглянуть?! Конечно,
протестуем. Сюзя и та его не поддерживает - наверное, из духа
противоречия...
В высокой траве то и дело раздается шуршание - какие-то существа,
выбравшиеся после ненастья на тропу погреться на солнышке, уступают нам
дорогу. Георгиади уверяет, что это змеи и, словно в подтверждение своих
слов, неожиданно останавливает лошадь, наклоняется и с размаху грохает во
что-то камнем. Второй удар, третий. Подбегаем и видим извивающееся тело
яркой змеи с размозженной головой. По спине вместо зигзага, свойственного
обычным гадюкам, бежит полоса оранжевых ромбов. Это знаменитая красная
кавказская гадюка - гадюка Казнакова. Я уже не раз рассказывал туристам, что
от ее укусов погибает немало скота. Животные гибнут не столько от общего
отравления, сколько от отека дыхательных путей.
Георгиади стоит над поверженной гадиной в позе Георгия Победоносца и
рассказывает известные ему случаи смертельных укусов. Гоша и Сюзя в ужасе
спрашивают, как же теперь быть... Он успокоительно отвечает:
- На вас змея сама не нападет, она уходит. Вы слышите, они нам дорогу
дают? Не надо им только на хвосты наступать.
- А за что же они коров кусают?
- А корова их мордой тычет, когда траву ест,- вот змея и защищается.
Не утешить ли Гошу и Сюзю, что их никто не укусит в лицо?
Все ближе грозные кручи, образующие амфитеатр. На дне чаши и должно
прятаться озеро. Лес уцелел только на склонах, не подверженных лавинам, а
такие склоны тут встречаются редко. Под ногами появляется выпавший вчера и
еще не стаявший снег.
Тропа подводит к совсем тихой и маленькой Мзымте. Рядом ее исток. Идем
вброд, не разуваясь - ноги все равно мокры. В ледяной воде новорожденной
реки их обожгло и заломило. А впереди уже видна полоса неправдоподобно
резкого синего цвета, ни на что окружающее не похожая, словно испускающая
самостоятельный свет. Бегом к этой сини! Замираем, очарованные, подавленные.
Глубина, тишина, прозрачность. Синева самодовлеющая, неведомо откуда
берущаяся, заставляющая голубеть серые камни на дне. Синева, усугубленная
белизной прибрежных полян, покрытых снегом.
Местами к воде склоняются кусты и деревья. С гор струятся нити
водопадов. На той стороне водоема виден бурный поток, впадающий в Кардывач
из глубокой долины. Этот поток сразу же хочется назвать Верхней Мзымтой. Его
долина неподалеку от озера скрывается за кручами горы, которую Георгиади
назвал Лоюбом.
Гляжу на карту и перестаю понимать. Ничего похожего на долину Верхней
Мзымты на карте нет. Прямо от Лоюба на юго-восток вплотную к Кардывачу
показан сплошной, ничем не прерываемый фронт скалистых круч. Мы же видим,
что в этом барьере есть брешь - глубокая, изгибающаяся верховьями на север
долина Верхней Мзымты!
Мокрые, притопываем на нестаявшем снегу. Но разве превозможешь такой
обжигающий холод.
И у Всеволода и у Лены, когда они смотрят на Кардывач, удивительно
голубеют серые глаза. Георгиади даже не торопится развьючивать лошадь.
Застыли и Гоша с Сюзей - вот уже десять минут они, такие же иззябшие, как и
мы, стоят, прикованные к таинственной бирюзе. Стоят и - это надо оценить! -
не точат, не попрекают друг друга. Наверное, Гоша понимает теперь
абсурдность своего предложения - не заходить на Кардывач...
В те годы на озере существовал сарайчик - "лагерь" заповедника (позднее
его разрушило лавиной). Здесь пришлось все делать самим - не было ни
пылавшего очага, ни запаса воды. В числе прочих "нарядов" прозвучал и такой:
- Гоше и Сюзе - за топливом!
Они покорно исполнили повинность.
Снова костер, варка, выжимание и сушка одежды, ночь в холодном приюте у
почерневшего озера. Это был первый вечер и первая ночь, когда никто не
ворчал.

ЗАГАДОЧНЫЙ СЛЕД

В дальнейший путь мы решили отправиться после полудня - ведь от
Аватхары нас отделяло всего восемнадцать километров. А с утра можно было
осматривать Кардывач. Однако выяснилось, что Сюзя пересушила туфли, они
скрючились и трут ноги. А Гоша пропек над очагом до дыр свои штаны. Взаимные
упреки супругов заняли у них всю первую половину дня. Поэтому идем вокруг
озера только втроем, с Всеволодом и Леной.
В полевой сумке со мною путешествуют и кое-какие записи, среди них
конспекты статей инженера Сергеева и Евгении Морозовой о Кардываче. Верхнюю
Мзымту эти авторы упоминают, но не называют. Есть намеки и на неточность
карт. Скалистая громада, высящаяся над озером с северо-востока, называется
Цындышха. На карте имя отсутствует. С востока вздымается массив Кардывач -
узел, в котором к Главному хребту примыкает Ахукдарская перемычка -
водораздел Мзымты и Бзыби. С северо-запада поднимается Лоюб. Все это гиганты
по три тысячи метров высотой и выше (а зеркало озера лежит на уровне 1860
метров). Только на юге встает более низкий (два с половиной километра),
похожий на каравай, луговой массив с лесистым нижним склоном. Сергеев
называет этот массив Кутехеку. Где-то через него есть прямой путь на
Аватхару.
Уже на пути вокруг озера мы увидели на снегу крупный человеческий след.
Кто-то шел по направлению к Верхней Мзымте. А мы-то думали, что мы здесь
одни. Но кого же еще и что заставляет шагать по таким снегам?
Пытаясь разгадать тайну, обошли озеро справа и оказались на
противоположном его берегу. Прямо за озером встала Агепста, и в водной глади
опрокинулась вся ее громада с белой кошмой ледника в центре.
А что если немного подняться по заснеженному склону? Дорога сырая и
скользкая, но мы вознаграждены.
Как важно увидеть красивое место сверху, обнять его единым взглядом!
Кардывач под нами - вот он, весь виден: стеклянный пятиугольник с немного
вдающимся в озеро лесистым мыском. Как странно позеленела и потускнела,
стала задумчиво-матовой его зеркальная гладь. Тихий исток Мзымты. Ровный
далекий шум водопадов. Белизна молодых снегов.
Осторожно спускаемся. Под снегом таятся коварные острые камни. Падать
нельзя. Хвататься руками за траву неприятно - на ней рыхлый и мокрый снег.
Местами он, осыпаясь, образует игрушечные лавинки: налету нарастают большие
шары - совсем как при зимних мальчишеских играх.
У Верхней Мзымты мы снова встречаем свежий след. Человек совсем
недавно, не позднее сегодняшнего утра, прошел один вверх по долине. Кто это?
Охотник? Но ведь на территории заповедника не должно быть охотников!
Спускаемся к озеру, не теряя следа. Посмотрим, откуда он ведет. Это уже
интересно: совсем не то, что читать о следопытах в книжках. Шаг за шагом по
берегу. След исчез. Отыскиваем его в стороне от берега неподалеку от
вдавшегося в озеро мыска с ручьем. След спускается к воде прямо с горы из
кустов. Следовательно, он ведет со стороны Абхазии, с Кутехеку...
Я слышал, что заповедник вынужден бороться с браконьерами, но в душе
как-то не верил: думалось, кто же станет нарушать закон, чтобы добыть
какого-то тура... Но след был реален и шел с незаповедной территории. Да,
наверное, это и был браконьер.

У БУДУЩЕГО КУРОРТА

Возвращаемся к устью Азмыча - здесь еще один брод через Мзымту.
Держимся левых троп, чтобы не уйти к болотам Азмыча под Ацетуку. Но и тут
болот достаточно. Наши ноги третий день мокры, а болота Карантинной поляны *
после дождей покрылись непросыхающими лужами.
Ахукдарский перевал, превышающий две тысячи метров, был тоже под
снегом. Отсюда открылась вся долина Мзымты и бастионы ее левобережья от
пирамид Ацетуки до "шишек" краснополянской Аибги. Все это снежное,
блистательное...
На лице Гоши растерянное восхищение - он впервые на высоком панорамном
пункте.
* Здесь в старину существовал карантинный пост, наблюдавший за
передвижениями стад на границе России с Абхазией. Ахукдарский перевал
назывался в те времена Сухумским. Теперь это название отмерло, в Сухуми тут
никто не ходит
- "
А впереди? Новый мир хребтов, искрящихся снегами. Глыбы Аджары на
Главном хребте. Изолированный конус Анчхо. Под ним еще один перевал на
продолжении старой Сухумской тропы, ведущей через легендарную долину Псху.
Рядом множество неведомых гор - все это бассейн Бзыби. В нем где-то правее
таится загадочная Рица...
Но лучшее внизу. Прямо у ног, в обрамлении пихтовых склонов лежит перед
нами приветливая луговая долина Аватхары - цель дневного перехода. Как
приятно спускаться в этот зеленый уют с мокрых снежных гребней!
Крутой недолгий спуск криволесьем и лесом - и вот уже одна за другой
светлые травянистые поляны, каждая манит встать на ней лагерем, задержаться
надолго. Правее за речкой Аватхарой, подобный пслухскому, народный курорт -
поселок из балаганов. Здесь из-под земли бьет аватхарская "живая вода",
целительный боржом. Его уже успешно испробовали на желудках больных в
прибрежных санаториях. Воду туда привозили вьюками в бутылях по далеким
тропам.
В поселке смешение языков: абхазы, армяне, греки. Реку все называют
по-разному: одни - Аватхара, Ават-гара, другие - Уатхара, Одохара и
Вадагара. На карте стоит совсем нелепое "Ават-Гора" - результат явной
опечатки. Еще больше разночтений у названия перевала и пика Анчхо. Одни его
называют коротко "Чхо", другие "Ачха", а кто-то произносит это название
настолько в нос, что оно напоминает громкое чихание.
Чтобы подойти к поселку и источнику, нужно пересечь Аватхару по кладке
шириною в одно бревно. Это возмущает Гошу и Сюзю, и они с негодованием
отказываются заходить к источнику.
- Боржом мы пили и в киосках.
Переходим реку одни и выпиваем по кружке кисловатой газированной воды.
Спрашиваю первого встречного старика, помогает ли лечение?
- Помогает, хорошо помогает.
- От каких же болезней?
- Против всего помогает. Против сердца помогает, против желудка
помогает.
Неподалеку от источника колода, прикрытая буркой, из-под которой
пробивается пар. Всеволод заглядывает под бурку и смущенно отходит: там
сидит голый старик, принимающий горячую целебную ванну. Воду в корыте здесь
нагревают так же, как и на Пслухе,- накаленными камнями.
Оглядываю долину. Уют, приволье. Гипрокуровцы должны были бы
запланировать здесь новую здравницу. Как будет выглядеть в будущем долина
Аватхары, превращенная в курортную местность? Где пройдет шоссе? Как встанут
коттеджи, ванное здание? Наверное, вот здесь, под пихтами: лес
высокоствольный - значит, лавин тут не бывает *...
Впереди за сужением долины шумит более крупная река. Это Лашипсе.
Ночуем под пихтами у костра. Снова сушим обувь, промоченную еще в
снегах перевала.

В ДЕБРЯХ ЛАШИПСЕ

От устья Аватхары Георгиади с лошадью отправляется назад.
Тропа вдоль Лашипсе изобилует такими кручами, что вьюкам здесь не
пройти. Видно, что никто ее не трассировал, провели как попало, напролом.
Пересекаем множество ручьев - обувь снова мокра.
Теперь мы сами навьючены всеми пожитками. Увесистые рюкзаки напоминают
о себе и когда перелезаешь через упавшие стволы пихт и когда подтягиваешься
на руках при подъеме на скользкие взлобки. Уже не один час длится этот
утомительный путь.
На большом буке огромная зарубка и на ней следы старинной
каллиграфической надписи. Часть ее уже заплыла корой, и можно прочитать
только обрывки слов:
"едиция К.К.Г. вьючную т Рица Б".
На коре различима заплывшая дата: 1913, VII.
Конечно, нехорошо расписываться на коре. Но это была запись экспедиции
о постройке тропы - своего рода мемориальная доска. Мы как бы принимаем
эстафету
* Об этом скороспелом и наивном заключении, которое позднее сделали и
строители курорта, я еще с горечью вспомню двадцать лет спустя.

у людей, которые с топорами и пилами прорубали здесь двадцать один год
назад первую тропу через дебри, у людей, которые уже тогда стремились к
Рице, любили и изучали эту природу.
Что означает "К. К. Г."? Вспоминаю, что встречал в библиографиях
упоминание о "Записках Крымско-Кавказского горного клуба". При сокращении
это название и дает "К.К.Г.К." Последнее "К", вероятно, заросло корой.
В суженной части долины седая от пены Лашипсе бесится на порогах. Лес
становится реже, а дно долины ровнее. Прогалины заполнены чащами рослых
папоротников, "листья" которых - вайи - так огромны, что могут укрыть и
пешехода и всадника.
Всем бы хороша долина Лашипсе: могучи ее древние леса; взгляд уходит в
зенит, если хочешь увидеть верхушку пихты; густ подлесок с глянцевой
вечнозеленой листвой. Только нет ни одной площадки с широким обзором - ни на
ближние кручи, ни на дальние дали. А когда выходишь на папоротниковые
поляны, то и вовсе с головою ныряешь в них, как в зеленые озера,- не видишь
ничего, кроме колышущихся опахал, а в небо глядишь, словно из подводного
мира.
Озеро открылось совсем неожиданно, темно-зеленое, гордо спокойное.
Предугадать его существование можно было только по тишине впереди - все
время шумевшая справа от нас Лашипсе здесь, словно захлебнувшись водами
Рицы, смолкала.

РИЦА

И снова чудится и снится, И никакие сны не лгут, И островерхих пихт
ресницы Немое око стерегут.
Мы на Рице. Долгожданное свершилось. Рюкзаки сброшены, и мы в
оцепенении смотрим на открывшуюся нам черно-зеленую гладь. Как она
отличается от откровенно синего Кардывача! Как непроходимо круты ее
лесистые, поросшие пихтами берега! Склоны под сорок-пятьдесят, а то и под
семьдесят градусов обрываются прямо в воду. Из озера вдоль берегов торчат
пни и коряги - что это? Затопленный при образовании озера лес? Не только
кипучая Лашипсе захлебнулась озерной водой. Вся долина затоплена озером,
словно подгруженная, ушла под его воды со всеми своими скатами и кручами и
затаилась там, на невидимом дне, как сказочный Китеж...
Отмелое прибрежье лишь там, где пойма Лашипсе упирается в озеро. Вот
даже крохотный пляжик. На сыром гравийном грунте шагают пятерни округлых
следов - медведь приходил на водопой.
Безлюдье, тишина. Мир совершенно новых красок, запахов, звуков. Еле
всплескивается у уреза воды бахромка легкой ряби. Нет-нет и стрельнет что-то
среди глади, и по воде расходится круг - это играет форель.
Переглядываемся и невольно улыбаемся. Какие мы счастливые и как мы
сейчас благодарны один другому. Усталые, с мокрыми выше колен ногами, уже
начинающие знобко дрожать, как мы награждены сейчас за дни нелегкой дороги,
за дожди и снега. У Лены, когда она смотрит на Рицу, совсем не серые и не
голубые, а зеленые, немножко русалочьи глаза...
Первое оцепенение кончилось. Теперь за костер, чтобы вызвать лодку.
В самой левой части поймы видно постоянное место сигнального огня, а
под ближайшими пихтами - лагерные "плацкарты". Здесь ночуют те, кто не
дождался лодки.
Всматриваюсь в карту. На ней картина еще невероятнее, чем на Кардываче.
Солнце клонится к западу, и нам видна через все озеро полоса закатного
блика. Значит, Рица простирается с востока на запад. Почему же на карте она
вытянута строго по меридиану?
Не прошло и часа, как в дальней части озера показалась лодочка с
одиноким гребцом. К берегу причалил вооруженный охотничьим ружьем пожилой
абхаз, неожиданно отрекомендовавшийся "комендантом озера".
Лодка с трудом вместила нашу группу. Всеволод сел на весла, и началось
совсем новое удовольствие - скользить по зеленой глади, по отражениям
дремуче-лесистых гор, следя за меняющимися очертаниями прибрежных круч.
Сразу же справа открылась крутосклонная лощина с пенистым ручьем, падающим к
Рице каскадами.
Вдоль берегов были видны новые и новые пни, торчащие прямо из воды.
Хозяин лодки, имя его Диго, говорит, что не все они коренятся в дне. Есть и
стволы, свалившиеся в воду при обвалах: они как бы поставлены на якорь
грузом грунта и камней на их корнях.
Тихо всплескивают весла. Какая баркарола передаст это упоение, этот
отдых?
Плывем близко-близко к северному берегу озера. Вдруг Диго вскидывает
ружье, прицеливается в сторону лесного склона и стреляет, когда мы еще
ничего не успели различить. У устья следующего ручья что-то метнулось в
кустах. Подгребаем к берегу. Диго выскакивает и бегом устремляется в чащу.
Через две минуты он появляется с еще продолжающей вздрагивать серной на
плечах. Он кидает тушу в лодку и без того уже предельно нагруженную. Рогатую
головку, из которой хлещет кровь, опускает в воду, и теперь за лодкой
тянется красный след.
Какою глушью встретила нас Рица! Серны и медведи ходят на водопой...
Выстрел Диго прозвучал резким диссонансом в этой тишине. Больно было видеть
умирающее животное. Сказочно замкнутый мир Рицы так соответствовал понятию
"заповедник", казалось таким естественным, что человек обязан обеспечить
неприкосновенность этой природы. Потом мы узнали, что Рицынский заповедник
на бумаге уже существовал. Однако мы видели, как соблюдал эту "заповедность"
сам лодочник-комендант.
На западе открылась совсем неожиданная картина. Нам стал виден
противоположный конец озера, к которому примыкала более светлая по сравнению
с пихтовой зелень соснового леса. А над Сосновой рощей высился страшный
отвес - огромная двугорбая гора, ее словно топором обрубили по фасаду,
обращенному к озеру. Ничего похожего на нее не было на всем Западном
Кавказе. Сколько сотен метров в этой пепельно-серой стене? Над отвесом
правой горбины виднелось наклоннее плато, белое от молодого снега. На гребне
левого горба торчал пальцевидный останец.
- Смотрите-ка, гора показывает кукиш: поди-ка влезь,- шутит впервые
проявляющий склонность к юмору Гоша.
- Как называется эта вершина?
- Пшегишхва,-отвечает Дпго. - А вон то - Ацетаква *.
Из-за ближайшего справа мыса показывается целая гряда гор, блещущих
белизною. Они высятся над Рицей

*Абхазское произношение имеющегося на картах названия Ацетука.

с севера. Горы тоже покрыты молодыми снегами. В устье еще одной долины
появляется окруженный высокими пихтами домик метеостанции. На ней уже не
один год обитают метеорологи - супруги Новопокровские, Николай Васильевич и
Ольга Петровна.

МЕТЕОРОЛОГИ

Кто они? Вдвоем на дивном озере (Диго бывает здесь лишь изредка).
Представлялась некая романтическая идиллия. Наверное, обрадуются нам - ведь
не так часто бывают у них люди...
Однако, когда лодка причалила к домику метеостанции, нас никто не
встретил. Из-за ближайших деревьев послышались звуки пилы; оба жителя Рицы
распиливали огромную, недавно поваленную пихту.
Положив рюкзаки у домика, пошли к ним поздороваться. Как раз в это
время метеорологи перестали пилить, и Николай Васильевич, взглянув на часы,
заторопился - ему надо было спешить к приборам - наступал срок вечерних
наблюдений.
Перед нами был просто одетый пожилой человек, бритый, с небольшими
усиками и чуть отекающими щеками. Легче всего его было бы представить в
бухгалтерском кресле. Он лишь суховато кивнул в ответ на наше приветствие.
Не менее сдержанно поздоровалась с нами и жена, пожилая, худая женщина. Она
взялась за лежавший тут же топор и начала с большой сноровкой обрубать ветви
с верхнего, необчищенного еще конца пихты. Было видно, что такая работа для
нее вполне привычна.
Всеволод первым догадался помочь ей.
- Ольга Петровна,- имя мы знали уже от Диго,- давайте мы вам подсобим!
Она с недоверием взглянула на него и улыбнулась:
- Буду очень рада.
Беремся с Всеволодом за пилу и дорезаем ствол, от него отваливается
двухобхватная колода. Лена отобрала у хозяйки топор и взялась за очистку
верхушки.
Вот с какой романтикой связано житье этой четы на уединенном озере:
сами валят лес, сами его пилят-рубят, складывают в штабеля на долгую снежную
зиму, живут но нескольку месяцев вовсе отрезанные от мира (Диго
покинет их в конце октября и вернется в мае) *. Сами себе и пекари, и
повара, и доктора. Почему-то нет радио - это уже от головотяпства
начальников метеосети: могли бы раскошелиться на аккумуляторы.
Идем к домику. На крыльце сидят Гоша и Сюзя и недовольно произносят:
- Ну что же они нас не устраивают?
Ольга Петровна, пока мы допиливали, успела уже сказать нам, что их
достаточно часто посещают туристы, и можно было понять, что гости порядком
надоели метеорологам. Приходят усталые, требовательные, точно явились в
гостиницу. В словах хозяйки прозвучало раздражение.
- Влезают и в нашу комнату, и в нашу душу, точно мы здесь выставлены
напоказ, как дикие звери.
Действительно, ведь это рядовые служащие на нелегком посту и, может
быть, без всякой потребности в актерском самопоказе. А их допекают
вопросами:
"А где вы спите"? "А как вы варите"? "А бывает ли у вас грипп"?
И это помимо естественного круга географических вопросов, которые любой
турист все равно задает, если ему не читают обзорной лекции. Без этого не
обходимся и мы. Но вернувшийся с площадки Николай Васильевич уже
почувствовал в моих вопросах профессиональный интерес краеведа - поэтому
отвечает охотно.
Мы приглашены к топящейся печке, и вскоре Всеволод с Леной угощают и
гостей и хозяев вкусным ужином и крепким чаем.
Проверяю, не врет ли мой высотомер? Расхождение с приборами Рицы
пустяшное. В чем же дело, почему он показывает давление, свойственное высоте
в девятьсот с лишним метров, а на карте у Рицы показана отметка всего около
пятисот? К озеру спускаются пихты - это тоже признак того, что уровень озера
в действительности намного выше.
Николай Васильевич смеется.
- Вы еще не знаете о нашей беде. Непостижимое дело - как и кто наносил
на карту наше озеро. Оно сдвинуто с места на несколько километров вниз по
Лашипсе, вытянуто вместо широтного в меридиональном направлении и к тому же
потеряло четыреста метров высоты. Либо топографы были пьяны, либо вообще
наносили Рицу по расспросным данным. Ведь об этом знали еще до революции,
писали в печати.

* Впрочем, в апреле 1934 года их навестила группа смелых
туристов-лыжников.

- В печати? Где? - В своих поисках я еще не сталкивался ни с какими
материалами о Рице.
- Ну как же. Была тут в 1913 году экспедиция Крымско-Кавказского
горного клуба (сразу вспоминаю надпись на зарубке). Руководила ею Евгения
Морозова. Ее-то статья о Рице и напечатана в журнале "Землеведение" за 1914
год. Там приложена и исправленная карта озера, и об ошибках старой съемки
сказано.
..."Землеведение". Впервые слышу это название. Какое хорошее слово!
"Ведать Землю"... До сих пор я чувствовал себя краеведом Красной Поляны,
"ведал" совсем маленький край. Сейчас этот край стал расширяться, я
почувствовал потребность ведать и Рицу, и Аватхару, и Юпшару. А какая
захватывающая мечта - ведать Землю!
Милая неизвестная мне Евгения Морозова - она свыше двадцати лет назад
стремилась на совсем неведомые тогда озера Кардывач и Рицу, изучала их,
исправляла карты, печатала о них статьи.
Спрашиваю Николая Васильевича:
- Успели ли вы пройти по Юпшаре?
- Нет еще, только слышал, что это ущелье замечательной красоты. Раньше
редкий охотник дерзал по нему пролезть до половины - и то лишь в малую воду.
Прямой короткий обход над ущельем знает один Диго - там так трудно идти, что
мы и не пробовали. А теперь у нас будет совсем другая жизнь, летом, конечно
(на зиму будем все равно отрезаны). Теперь до Бзыби всего двадцать два
километра - без единого перевала. Это совсем не то, что сюда мы шли - с
вьюками, через тяжелые хребты, через Эпир на Хырке, по Геге...
- А сколько же километров по Бзыби до Гагр?
- Девятнадцать уже готового шоссе до Калдахвар, а там по береговому
шоссе подсадит любая попутная. Да и по Бзыби лесовозные машины подвезут.
Сейчас мы за один день можем оказаться в Гаграх.
Меня осеняет превосходная мысль. Наш маршрут рассчитан на шесть дней, а
завтра всего лишь пятый. К морю можно выйти за день. Неужели мы не заслужили
дневку на Рице?
Всеволод и Лена радостно соглашаются, а Гоша и Сюзя смущены и испуганы.
Они так надеялись, что завтра же окунутся в море, выйдут "из этих гор"...
Просим у хозяев разрешения передневать, они охотно соглашаются, а Гошу
и Сюзю вызывается прихватить с собою Диго - он завтра уходит по Юпшаре на
Бзыбь. Диго угощает нас шашлыком из только что убитой серны.

РОЖДЕНИЕ РИЦЫ

Как жаль, что в таком путешествии вообще приходится спать. Ведь
неповторимо, невосстановимо каждое утраченное мгновение.
Проспал ночную Рицу. А она ли не хороша, не загадочна? А какие на ней
рассветы?
Диго будит спутников рано. Николай Васильевич уже на ногах, у приборов.
Говорит нам:
- Поезжайте-ка к истоку Юпшары, да попробуйте пройти через Сосновую
рощу к Малой Рице.
- К Малой?
- Да, есть тут еще одно озеро. Я на нем и сам еще не был, дорога
трудная, и между наблюдениями туда-обратно не уложиться. Но те, кто там
побывал, приходят очарованные.
- А как искать это озеро?
На карте западнее Рицы действительно показано крохотное безыменное