Страница:
Кбаадэ. Что долина Псоу - место последнего сопротивления горцев Шатилову, а
имя Чугуш - предмет монархических возмущений Старка. И все горы вокруг -
арена эпических событий прошлого...
Сначала я изучал пространство Западного Кавказа. Теперь он предстал
передо мной еще в одном измерении - во времени - и стал еще ближе, понятнее.
Разве не более дорогими становятся все эти лучезарные пляжи Черноморья, все
кручи, леса, реки, когда знаешь его прошлое? Не только для меня. И другие
посетители этого края, познав минувшее, будут лишь сильнее ценить и любить
его землю.
Пройти все тропы - в чащах, в глубях лет, Всю высь и даль запомнить и
обрамить. Срастись с землей, понять в ней каждый след и ощутить, и чтить как
свой обет: Я сам-земли родной глаза и память.
ПЕРВЫЕ ОСЕЧКИ
СОЧИ на этот раз оживленнее: леса строек, рытвины и котлованы,
спрямляется береговое шоссе, создается комфортабельная автострада. И снова
автобус в Поляну - но теперь я гляжу на весь путь по-хозяйски: знаю названия
селений - Первинка, Молдовка, Казачий Брод. Знаю, что не случайно шоссе
забирает левее на водораздельный кряж: это объезд нижнего ущелья Мзымты -
Ахштырской теснины. Вон она, эта дикая поперечная расселина в первой от моря
продольной горной гряде. А жаль, что шоссе прошло не по ней - туристы
увидели бы уголок, по красоте мало уступающий Ахцу!
Радуюсь, что легко опознаю на местности многое из того, о чем читал в
книгах или изучал по картам.
Вот под пологом леса Мелькают узенькие деревца С кремово-розоватыми
стволами и мелкокожистой листвой. Это самшит, знаменитая "кавказская
пальма". Тороплюсь рассказать об этом соседям - по виду туристам, едущим к
нам на турбазу,- удобный случай показать им уже в пути то, о чем завтра
придется упоминать в беседе на базе.
- Самшит узок и мелок не потому, что хил. Медленность роста возмещается
редкой твердостью и прочностью его древесины. Он так тяжел, что тонет в
воде. Из самшита изготовляют подшипники, ткацкие челноки, клише... Больше
пяти миллионов пудов самшитовой древесины было вывезено из Абхазии за
границу в царское время всего за полвека...
У петли перед подъемом к Голицынке шофер останавливает автобус и
предлагает прогуляться. Я рад и смущен: меня уже принимают за экскурсовода,
а я этой тропки не знаю. По счастью, все вокруг так зелено, так ново, что
все лишь любуются и ни о чем не спрашивают. Мой престиж сохранен.
Метров двести тропы, и мы над обрывами Ахштырской расселины.
Известняковые кручи, где-то под ногами неведомые пещеры. Излучины
Мзымты видны вплоть до моря. Какая прелесть в двух шагах от торной дороги! А
многие в автомобилях мчат мимо и не знают об этом. Как просто было бы
подвести шоссе к самому обрыву.
Перед въездом в Ахцу находится новый повод выступить в роли гида: слева
от нас остаются развалины Свято-Троицкого монастыря. К рассказу об этом
прислушиваются не только туристы, но и другие пассажиры, видимо, местные
жители. Возможно, и они не все знают, что монастырь основан в 1902 году
староафонским отцом Маркианом. Душ тридцать монашеской братии прельстилось
тогда этим, как думали, сулившим выгоды "предприятием" - ведь монастырь
строился у дороги, ведущей к "царскому курорту" - Романовску. "Место
бойкое,- рассудили монахи,- будут заезжать именитые гости, перепадут и
царские милости". Но надежды не оправдались. Курорт, не развившись, захирел,
и монахи оказались в глуши, в стороне от дорог,- никакого потока
постояльцев. Пришлось в поте лица добывать себе пропитание - заготовлять
лес, ухаживать за садами, разводить пчел.
Не понравилась такая жизнь, и отшельники, бросив свою обитель,
разбежались.
Но вот и ущелье. Как приятно говорить о его природе и истории, когда
находишься вместе со слушателями в самой теснине! За рассказами о
строительстве дороги ловлю себя на том, что не сразу замечаю новую для меня
июньскую красоту и свежесть ущелья - зелень на его кручах буквально облита
белой пеной цветущего жасмина.
Кто-то из пассажиров показывает вверх на отвесы:
- Вон, вон!
Что там? Где? Говорят о каких-то ломах. Да, я тоже читал, что на скалах
на большой высоте над шоссе рабочими были оставлены два лома. Одни авторы
утверждали, что это было сделано напоказ: дескать, вот над какой высью и
кручей люди трудились. По другим объяснениям, ломы остались в скалах потому,
что рабочие сорвались в пропасть.
Я это помню, но - первый конфуз - на быстром ходу машины сам не могу
рассмотреть ломов. Где уж показывать их спутникам! Зато скоро туннель, и я
повторяю рассказы Энгеля о фостиковском походе и о схватке в ущелье Ахцу.
Ведь именно здесь у памятника и липы-плахи разыгралась трагедия гибели
двадцати восьми красноармейцев.
Неожиданно местный житель, сидящий рядом с шофером, словно обливает
меня ушатом холодной воды.
- Неправильно, товарищ, ты говоришь. Хвостиков не только с Псеашхо шел,
а двумя перевалами сразу - часть с Псеашхо, а часть с Аишха. У него было
двадцать тысяч, а в Поляне стоял только батальон красных, да и у того первую
заставу - целую роту - белые захватили в Эстонке. И неверно, что от Поляны
до ущелья без боя отступили. У Девичьих Слез * дали бой.
Второй бой дали у Кепши, тут много потеряли пленными. Никакого обхода с
предательством не было. Просто белые часть перестреляли за туннелем, а часть
порубили выше туннеля - на липе. И было их не двадцать восемь, а тридцать
семь человек, а спасся тридцать восьмой, Гусев. Он к нам на Кепшу приполз,
мы его лечили и прятали...
*"Девичьими слезами" здесь давно уже окрестили ажурный струйчатый
водопад, брызжущий с обрыва на шоссе неподалеку от Греческого мостика.
Это уже похуже, чем не заметить двух ломов.
Я сконфуженно бормочу благодарность, пытаюсь узнать фамилию нежданного
оппонента, ссылаюсь, что черпал сведения из рукописи краеведа Берсенева. Но
житель Кепши даже не удостаивает меня ответом.
Забегая вперед, скажу, что вечером я поведал об этом казусе Энгелю, и
он меня успокоил: по его мнению, в цифрах опровергавший, быть может, и был
прав, что же касается предательства, то, вероятно, не случайно именно житель
Кепши отрицал его: там могут жить люди, связанные с этим делом и до сих пор
заметающие следы. Но все это я узнал лишь вечером; а пока - каково сидеть,
поперхнувшись, не раскрывая рта, и не говорить соседям ' ни о том, что
проехали эту самую Кепшу, ни о Девичьих Слезах (их показывает сам шофер), ни
даже о Греческом мостике...
Временами в просветах между ближними лесными хребтами появляются
высокие горы. Среди них я узнаю лишь трапецию и пирамиду Псеашхо - они, как
и осенью, сверкают снегами. А что это за гора с плоской луговой вершиной
высовывается справа? Меня спрашивают, но я не знаю. Обращаются еще к одному
местному жителю (опровергший меня пассажир сошел в Кепше). Этот уверенно и
даже несколько пренебрежительно говорит:
- То Аибга.
Что? Эта тупая лысая вершина - Аибга? Пятиглавая краснополянская
красавица? . Не смею ни возразить, ни высказать недоверие. А вдруг и
действительно отсюда Аибга выглядит так неказисто?
Нет, даже хорошо, что столькими неудачами встречает меня сегодня
Поляна! Новичку, еще так мало знающему район, грозила опасность зазнаться,
удовлетвориться дешевыми успехами Клеопатры Васильевны. А нужно еще многому
учиться, разузнавать, сопоставлять.
И кто бы он ни был, сегодняшний критик из местных жителей, нужно
использовать и такой источник сведений об истории края.
Энгель встречает меня деловой, озабоченный и буквально забрасывает
рекомендациями и поручениями. Его база в прорыве, прошлогодние экскурсоводы
разбежались.
Нет и славной Нины - она переехала куда-то в Ростов, и Энгель потерял
ее из виду.
Обязанности методиста: вести вступительные беседы, организовывать
дальние походы самодеятельных туристов, управлять штатом экскурсоводов
(которых нет!) и проводников, пополнять туркабинет коллекциями, схемами,
описаниями маршрутов...
Что ж, это мне по душе. Только не буду ли я ежедневно прикован к базе,
и не выйдет ли так, что опять не придется увидеть ни Кардывача, ни Рицы? И
как справляться без таких ботаников, как водивший меня на Ачишхо Георгий
Владимирович или Кожевников? Кто будет сопровождать группы на Ачишхо?
Фемистокл, у которого "дальше никакой красота нет"? Разве можно допустить,
чтобы люди недополучали стольких удовольствий, ходили, не обогащаясь
знаниями? Нет. База должна работать с прежней славой.
Между делом решаю вопрос, где мне жить. Хотелось поселиться на даче
"Чайка", но теперь она уже не принадлежит турбазе. Дачу заняла контора
изыскателей Гидроэлектропроекта (строительство электростанции на Мзымте
становилось реальностью).
Мне давно нравилась трехэтажная белая дача с черной готической крышей,
когда-то принадлежавшая артисту Собинову. Ее так и называли "Собиновка".
Великий артист побывал в Красной Поляне незадолго перед первой мировой
войной и полюбил этот уголок. В 1914-1915 годах и была выстроена для него
эта поэтическая вилла с башней. Подобно Охотничьему дворцу, она прилепилась,
как на балконе, в выемке крутого склона на отроге Ачишхо. Можно представить
себе, как красиво и свободно мог литься голос певца с террас этой дачи над
тихой Поляной...
Но Энгель берег комнатки Собиновки на случай приезда каких-либо
почетных гостей. Впрочем, у дачи есть еще башня, образующая в сущности ее
четвертый этаж.
Прошу у Энгеля разрешения жить в этой чудесной скворешнице. Он
улыбается:
- Голубчик, но ведь там нет двери. Башня не запирается.
- Да так ли для меня это важно?
Поднимаюсь по деревянной лесенке. Просторная комната с окнами на все
четыре стороны. Четыре окна - четыре дивных картины. Там сияют еще не
стаявшими снегами Аишхи, тут Аибга, рядом вся Поляна и вид вниз по Мзымте к
Ахцу. Это же наслаждение жить здесь, в полном смысле слова над Красной
Поляной!
Переехал и чудесно зажил в башне без дверей и замков. И никто не обидел
меня, не обманул... Только облака навещали Собиновку без спроса. Сколько
раз, просыпаясь на рассвете, когда Поляну охватывало прилегшее в долине на
ночь облачко, я ловил руками космы тумана, заглядывавшие прямо в окна и
падавшие росой на подушку.
Первое, что мне захотелось изменить в прежней туристической практике -
это все прогулочные маршруты превратить в кольцевые.
На пути туда и обратно туристы не должны ни километра идти по одной и
той же дороге. Отправляясь на экскурсии по ближайшим маршрутам, включаю в
поиски троп самих подопечных. Веду их на Греческий мостик, а при
возвращении, не скрывая, что сам недавно в этих местах, приглашаю свернуть
на какую-нибудь тропку, чтобы разведать новый, более интересный путь.
Нередко мои спутники так увлекались поисками, что чувствовали себя чуть
ли не землепроходцами, прокладывающими пути в неведомых странах, хотя все
это и происходило в ближайших окрестностях Красной Поляны.
Почему мы водили на Греческий мостик и туда и обратно по пыльному
шоссе? Ведь от "Чайки" можно спускаться живописной тропкой вдоль Бешенки.
Эта своенравная речонка пенится, над ней смыкаются купы деревьев, образуя
зеленый туннель. Путь на километр короче, а насколько приятнее! И как хороши
еще одни пороги на Мзымте, там, где вода Бешенки, словно спрыгивая с
трамплина, образует устьевые каскады?
А экскурсия по самой Красной Поляне? Энгель любил заканчивать ее выше
"Чайки", на кругозоре у дачи Кулаковка. Но водил он экскурсантов к этому
кругозору улицами. А насколько живее, интереснее другой путь! От базы - по
Дворцовому ручью. За школой мост через Бешенку, и уже вне поселка - чудесная
карнизная дорога
по лесистому склону отрога Ачишхо. С нее хороши и виды Красной Поляны и
панорама Псеашхо. И совсем не заметен подъем. Спускаясь с кругозор.} к
"Чайке", туристы всегда удивляются, что успели так высоко подняться.
С одной из групп устраиваю более дальний поиск по той же верхней
косогорной дороге, но не спускаясь к Кулаковке. Это старинная, вероятно еще
черкесская, дорога на Медовеевку. Держим путь к обособленной лесистой
вершинке, что видна прямо из поселка. На маковке лес прорублен, и там
установлен геодезистами тригонометрический знак. С седловины, обособившей
вершинку, открывается долина речки Монашки, сестры нашей Бешенки. Все
поймут, если и безыменную вершину с вышкой назвать горкой Монашкой.
На седловине бросаем торную дорогу и сворачиваем влево по хребтику.
Пять минут хода по устлавшей гребень прошлогодней листве, и мы у треноги -
именно такой широкий обзор и нужен геодезистам.
Как на ладони лежит вдалеке Красная Поляна. Вырос, словно вознесся,
ансамбль обоих Псеашхо и луговых Аишха. А от всех пирамид Аибги осталась
лишь одна, передняя,- это "торец" многоглавого хребта. Верх правой части
пирамиды безлесный, светло-зеленый. Так вот какую лысую гору мы видели из
автобуса! Хорошо, что я не оспаривал тогда пассажира, правильно назвавшего
ее Аибгой.
Надо развить особую пространственную память и стереометрическое
воображение, чтобы предугадывать, как может меняться облик одного и того же
хребта, если смотреть на него с разных сторон. Луга, видные справа на
Аибге,- это, видимо, уже тыльная сторона горы по отношению к Красной Поляне.
Милая горка Монашка! Как я полюбил этот ясный кругозор! Не мною он
найден, расчистили его геодезисты. Но оценка его "полезности" для туристов -
моя, и радость сотен людей, которые будут посещать его в последующие годы,
всегда будет в какой-то мере и моей радостью. К тому же ведь это вершина,
хоть маленькая, а все-таки вершина. Она доступна туристам любого возраста.
Пожилые и даже сердечно больные люди пройдут сюда без труда и смогут
испытать наслаждение - находиться над Красной Поляной, хотя бы на такой
небольшой высоте.
Как бы посмотрев на себя со стороны, я вдруг ощутил себя...
коллекционером!
Мало ли что любят коллекционировать люди - марки, спичечные коробки,
монеты. В детстве я коллекционировал трамвайные билеты, потом более полезные
предметы - растения, репродукции картин, портреты. А разве не правомерно
"коллекционирование" не писанных маслом, а реально существующих живописных
пейзажей? И разве не обязан я знать наперечет все панорамные точки, откуда
так же хорошо или еще лучше видна полюбившаяся мне Поляна?
С плеча у Хомяковки... С Чайкинского кругозора под Кулаковкой... С
Южного кругозора у метеостанции... Теперь с горки Монашки... Растет моя
коллекция драгоценных, не втиснутых ни в какие рамки ландшафтов! И эта
коллекция - не в подвалах скупого рыцаря и не у спекулянта для перепродажи.
Вся она - людям, чтобы больше видели, лучше знали, полнее наслаждались. Как,
наверное, хороша Красная Поляна при взгляде с Аибги? Не знать, не видеть
такой картины - ведь это же растрата радости! Нет, я побываю на всех
окружающих высотах, учту все бельведеры (бельведер - прекрасный вид), создам
исчерпывающую их коллекцию и помогу тысячам туристов, не меньше чем
устроитель художественного музея своим посетителям.
Без троп, хватаясь за стволы деревьев, спускаемся с вершины Монашки по
направлению к Мзымте. Неплохая тренировка для туристов перед большими
подъемами. Здесь можно испытать людей на отсев. Тех, кто запищит на этом
спуске, не следует брать с собой и на Ачишхо.
На ногах съезжаем вниз по склону вместе с оползнями прошлогодней
листвы. У некоторых ноги дрожат, приходится подавать руку - видимо, им не
участвовать в восхождении на Ачишхо. Вскоре "сваливаемся" на карнизную
тропку, которая выбегает к площадке над страшным отвесом. Мы оказались
высоко над шоссе (слышим гудки машин). В бездне под нами Мзымта и Греческий
мостик. Вот и еще один эффектный пейзаж для моей коллекции.
Теперь уж без тропы не спустишься. Подчиняемся тропке, и вскоре она
выводит нас в обход отвеса к знакомому изгибу шоссе.
Итак, разведан большой круговой маршрут по окрестностям Красной Поляны.
Часть его - от базы к Охот-
ничьему дворцу и спуск в Поляну - известна мне еще с первого сезона.
Теперь я знаю, что его стоит продлить: путь к горке Монашке, спуск в лоб к
Греческому мостику и возврат в поселок по Бешенке. Большой путь. Старикам
он, пожалуй, не под силу, а молодые туристы прошагают по нему с
удовольствием.
Как приятно сознавать, что теперь не я подчинен ранее разработанным
маршрутам, а сам намечаю, совершенствую, сам варьирую и комбинирую их!
На базу прибывают так называемые радиальные туристы. У них путевки на
десять дней, чтобы совершать экскурсии по радиусам от базы. Но многие из них
рассматривают базу как дом отдыха и не собираются ни в какие походы. Так
напомним им, что они все же туристы! Ведь даже самым малоподвижным из них
доступны такие близкие и несложные маршруты.
Пробую отправлять в подобные прогулки туристов одних, без
сопровождения, дав им лишь беглые наброски - кроки пути. Первые же такие
попытки привели к прекрасным результатам. Люди возвращались не только
довольные виденным, но и гордые тем, что самостоятельно ориентировались в
пути. Это повлекло за собой далеко идущие последствия.
Легкие азбучные маршруты заражали людей туризмом. После первого
самостоятельного путешествия они обычно просили дать им кроки других
направлений. Раззадоренные первыми успехами, решались с чертежами в руках
идти даже на Ачишхо и Псеашхо.
Я почувствовал, что, инструктируя таким образом самостоятельно идущие
группы, могу и один, без экскурсоводов, справиться с множеством туристов.
Заочное вождение экскурсий! Это было что-то новое и с первых же шагов
приносило неплохие плоды. Попробую посылать людей и выше в горы. Если, не
имея никакого опыта, нахожу дорогу в горах я сам, то почему ее не найдут
проинструктированные мною туристы? Ведь они будут смотреть на все как бы
моими глазами!
Сказано - сделано! При первом же в этом сезоне подъеме на еще седой от
раннелетнего снега Ачишхо начинаю глазомерную съемку тропы. Слежу за
приметами и
ориентирами, за всем, что может смутить экскурсантов. Моя собственная
неопытность в туризме, пожалуй, даже помогает мне легко представить себе их
сомнения. После моста через Бешенку следует держаться правых троп. Наношу на
чертеж два опасных развилка, Сосновую скалу, жердочки двух переправ через
Бешенку. Изображаю все извивы тропы, прослеживаю все спрямления. Вот и
первый карниз с широким видом на Аибгу, Ахаг и Повяну. Так и пишу на схеме:
вид на Ахаг. Полянка с камнем, лес "с лебедиными шеями"... На верхних
полянах правые тропы, особенно заманчивые на спуске. Здесь ставлю
запретительный знак: не сворачивать - ведь я еще и сам не знаю, куда они
ведут. Озерцо, метеостанция. Наношу на чертеж кругозоры. Почему они не имеют
названий? Нужно навести порядок в хозяйстве! Договариваюсь с метеорологами
(живут какие-то новые старички супруги), что будем впредь именовать обе их
вершинки Северным и Южным кругозорами. У Южного подписываю: вид на Аибгу,
Поляну и море; у Северного - на Чугуш и на Фишт с Оштеном...
Чертеж готов! На обратном пути проверяю себя, кое-что поправляю. Завтра
с таким же листком в руках пущу сюда первую группу туристов.
Вечером, несмотря на усталость, облюбовываю симпатичную супружескую
пару, уже ходившую со мною с Монашки по трудному спуску, и уговариваю их
идти на Ачишхо без сопровождения. Наизусть черчу кроки, предупреждаю о
запрещенных развилках, и туристы, вначале было колебавшиеся, соглашаются. Им
сообщены и имена вершин, и названия деревьев и кустарников, и сведения о
лавинах. Я буду как бы незримо сопровождать людей в пути и даже заочно
обогащать путешественников познавательным материалом.
Выписываю у Энгеля продукты (он сначала сомневается - отпускать ли? -
приходится и его уговаривать), заказываю кухне оставить на вечер обед,
выправляю пропуск в заповедник, утром сам бужу, тороплю и не без волнения
отправляю супругов в путь.
День провожу за оборудованием туркабинета: прибиваю плитки из сланца,
пишу плакат с перечнем экскурсионных объектов, составляю глазомерный план
Красной Поляны с трассами ближних маршрутов, а мысль то и дело устремляется
к людям, которые никогда не бывали
в горах и идут по заповедному лесу на высокий хребет с одной моей
бумажкой в руках. Найдут ли? Вернутся ли? Не случится ли чего с ними? День
ясный, и даже по вечно мокрому Ачишхо ползают только разрозненные
перемежающиеся облака.
На шумной веранде столовой ужин. За столами только что приехавшая
группа радиальников, уже знающая, что двое отпущены в горы без проводника, с
одним чертежиком. И когда появляются эти двое - веселые, бодрые, светящиеся
от полученных впечатлений, всем становится ясно - это они, с Ачишхо. На
веранде вспыхивают аплодисменты.
Путешественники тут же рассказывают, что видели, где шли.
- Как все совпадало с планом! Нас как за руку провели,- говорили они,-
мы все поняли, все увидели.
Результат превзошел мои ожидания. Радиальники, которые еще сегодня
считали, что приехали на десять дней в "дом отдыха" и не помышляли ни о
каких восхождениях, выражают бурное желание завтра же отправиться на Ачишхо
и, конечно, самостоятельно.
Наутро группа уходит. Я снова волнуюсь: тогда было двое, а сейчас в
горах без проводника сразу пятнадцать человек! Но вечером все повторяется.
За ужином очередная партия приехавших видит, как пятнадцать туристов
возвращаются с Ачишхо с песней и - везет же людям - сообщают, что только что
на спуске повстречали медведя!
На базе создается особая атмосфера: прибывающие сами тянутся в горы, и
вскоре я чувствую, что непозволительно мало знаю. Гости того и гляди
потребуют кроки и на другие хребты. Значит, скорее искать, разведывать новые
тропы!
Прежде всего надо закончить покорение Ачишхо - ведь и на этом ближайшем
хребте я знаю всего один стандартный маршрут.
В конце июня поднимаюсь на Ачишхо с группой экскурсоводов из Сочи.
Собратья по работе - с ними надо делиться всем, что знаешь. Привез их сам
Лев Николаевич Берсенев, сочинский краевед. Это участник гражданской войны
(все тело в убедительных шрамах), друг
Николая Островского. Берсеневский труд о Поляне я читал в позапрошлом
году еще в рукописи, а год назад он вышел отдельной книжкой. Теперь сам
автор присутствует на моей беседе о Поляне, слушает с интересом и
недоверием: много нового, такого, чего не знают сочинские краеведы.
Берсенев старый охотник. Не удивительно поэтому, что он указывает мне
на некоторые неточности в моем рассказе о животных заповедника. Поправляет
кое-что в сообщаемых мной сведениях о гражданской войне на Кавказе - ведь он
живой свидетель и участник этих событий. Но по истории Черкесии и особенно
поляны Кбаадэ мне есть что возразить на его замечания. Спорим прямо при
слушателях - сочинским экскурсоводам это тоже полезно. Показываю свои
конспекты статей Торнау, Духовского, Старка. Берсенев набрасывается на них,
жадно делает выписки...
Утро хмурое, и значительная часть прибывших уклоняется от похода. Иду с
немногими. У Берсенева далеко зашедший туберкулез, этот человек уже отходил
по высоким горам.
Теперь, когда в памяти больше тридцати подъемов на Ачишхо, трудно
вспомнить, при каком восхождении что случалось, какая была погода, сколько
радостей приносили кругозоры, как портили или как украшали их облака,
наконец, какие когда были спутники. А спутники бывали разные: то
восторженные, восприимчивые к окружающей их красоте, то угрюмые,
раздосадованные тем, что полезли "на эту проклятую гору". Чаще так думали
"туристы поневоле": под видом путевок в дом отдыха людей премировали
путевками на радиальные маршруты турбаз. Общий дух восхождений заражал и
таких "туристов", но бывало, что премированный шел вместе с другими в горы,
пыхтя и кряхтя, а на привалах отдувался и ворчал:
- Вот это наградили! Самим бы им такую премию!
Бывали туристы и такого узкоспортивного склада, которых интересовали
только километраж, метраж, темп ходьбы и которые были безразличны к
достоинствам пейзажей и к загадкам природы. Такими оказались и некоторые
гости-экскурсоводы. Мой план разведывать с ними вместе новые тропы их совсем
не увлек. Невольно думалось: какие же они краеведы? Чем они могут
заинтересовать, увлечь своих экскурсантов, если сами ничем не интересуются,
ничему не удивляются? Механизированные манекены со счетчиками метраж" на
ногах. Пришлось опять ограничиться той же дорогой. Нам не повезло - на
гребне стлался туман. К счастью, большинство спутников решили уже от
метеостанции вернуться на базу, и я лишь с тремя более живыми и
интересующимися ребятами пошел дальше. Ведь водопады хороши и в тумане.
Упорство наше было вознаграждено. Водопады в начале лета полноводны и
шумны. Полюбовались нижними каскадами, поднимаемся к вышележащей ступени.
Рушащаяся пенная вода - как она бодрит, как поднимает настроение,
снимает усталость. Хочется что-то совершить, куда-то подняться, чего-то
достичь...
Оставляю спутников над обрывом, ведущим к нижним водопадам, и беру на
подъем по покатому снежнику - захотелось взобраться хоть немного повыше.
имя Чугуш - предмет монархических возмущений Старка. И все горы вокруг -
арена эпических событий прошлого...
Сначала я изучал пространство Западного Кавказа. Теперь он предстал
передо мной еще в одном измерении - во времени - и стал еще ближе, понятнее.
Разве не более дорогими становятся все эти лучезарные пляжи Черноморья, все
кручи, леса, реки, когда знаешь его прошлое? Не только для меня. И другие
посетители этого края, познав минувшее, будут лишь сильнее ценить и любить
его землю.
Пройти все тропы - в чащах, в глубях лет, Всю высь и даль запомнить и
обрамить. Срастись с землей, понять в ней каждый след и ощутить, и чтить как
свой обет: Я сам-земли родной глаза и память.
ПЕРВЫЕ ОСЕЧКИ
СОЧИ на этот раз оживленнее: леса строек, рытвины и котлованы,
спрямляется береговое шоссе, создается комфортабельная автострада. И снова
автобус в Поляну - но теперь я гляжу на весь путь по-хозяйски: знаю названия
селений - Первинка, Молдовка, Казачий Брод. Знаю, что не случайно шоссе
забирает левее на водораздельный кряж: это объезд нижнего ущелья Мзымты -
Ахштырской теснины. Вон она, эта дикая поперечная расселина в первой от моря
продольной горной гряде. А жаль, что шоссе прошло не по ней - туристы
увидели бы уголок, по красоте мало уступающий Ахцу!
Радуюсь, что легко опознаю на местности многое из того, о чем читал в
книгах или изучал по картам.
Вот под пологом леса Мелькают узенькие деревца С кремово-розоватыми
стволами и мелкокожистой листвой. Это самшит, знаменитая "кавказская
пальма". Тороплюсь рассказать об этом соседям - по виду туристам, едущим к
нам на турбазу,- удобный случай показать им уже в пути то, о чем завтра
придется упоминать в беседе на базе.
- Самшит узок и мелок не потому, что хил. Медленность роста возмещается
редкой твердостью и прочностью его древесины. Он так тяжел, что тонет в
воде. Из самшита изготовляют подшипники, ткацкие челноки, клише... Больше
пяти миллионов пудов самшитовой древесины было вывезено из Абхазии за
границу в царское время всего за полвека...
У петли перед подъемом к Голицынке шофер останавливает автобус и
предлагает прогуляться. Я рад и смущен: меня уже принимают за экскурсовода,
а я этой тропки не знаю. По счастью, все вокруг так зелено, так ново, что
все лишь любуются и ни о чем не спрашивают. Мой престиж сохранен.
Метров двести тропы, и мы над обрывами Ахштырской расселины.
Известняковые кручи, где-то под ногами неведомые пещеры. Излучины
Мзымты видны вплоть до моря. Какая прелесть в двух шагах от торной дороги! А
многие в автомобилях мчат мимо и не знают об этом. Как просто было бы
подвести шоссе к самому обрыву.
Перед въездом в Ахцу находится новый повод выступить в роли гида: слева
от нас остаются развалины Свято-Троицкого монастыря. К рассказу об этом
прислушиваются не только туристы, но и другие пассажиры, видимо, местные
жители. Возможно, и они не все знают, что монастырь основан в 1902 году
староафонским отцом Маркианом. Душ тридцать монашеской братии прельстилось
тогда этим, как думали, сулившим выгоды "предприятием" - ведь монастырь
строился у дороги, ведущей к "царскому курорту" - Романовску. "Место
бойкое,- рассудили монахи,- будут заезжать именитые гости, перепадут и
царские милости". Но надежды не оправдались. Курорт, не развившись, захирел,
и монахи оказались в глуши, в стороне от дорог,- никакого потока
постояльцев. Пришлось в поте лица добывать себе пропитание - заготовлять
лес, ухаживать за садами, разводить пчел.
Не понравилась такая жизнь, и отшельники, бросив свою обитель,
разбежались.
Но вот и ущелье. Как приятно говорить о его природе и истории, когда
находишься вместе со слушателями в самой теснине! За рассказами о
строительстве дороги ловлю себя на том, что не сразу замечаю новую для меня
июньскую красоту и свежесть ущелья - зелень на его кручах буквально облита
белой пеной цветущего жасмина.
Кто-то из пассажиров показывает вверх на отвесы:
- Вон, вон!
Что там? Где? Говорят о каких-то ломах. Да, я тоже читал, что на скалах
на большой высоте над шоссе рабочими были оставлены два лома. Одни авторы
утверждали, что это было сделано напоказ: дескать, вот над какой высью и
кручей люди трудились. По другим объяснениям, ломы остались в скалах потому,
что рабочие сорвались в пропасть.
Я это помню, но - первый конфуз - на быстром ходу машины сам не могу
рассмотреть ломов. Где уж показывать их спутникам! Зато скоро туннель, и я
повторяю рассказы Энгеля о фостиковском походе и о схватке в ущелье Ахцу.
Ведь именно здесь у памятника и липы-плахи разыгралась трагедия гибели
двадцати восьми красноармейцев.
Неожиданно местный житель, сидящий рядом с шофером, словно обливает
меня ушатом холодной воды.
- Неправильно, товарищ, ты говоришь. Хвостиков не только с Псеашхо шел,
а двумя перевалами сразу - часть с Псеашхо, а часть с Аишха. У него было
двадцать тысяч, а в Поляне стоял только батальон красных, да и у того первую
заставу - целую роту - белые захватили в Эстонке. И неверно, что от Поляны
до ущелья без боя отступили. У Девичьих Слез * дали бой.
Второй бой дали у Кепши, тут много потеряли пленными. Никакого обхода с
предательством не было. Просто белые часть перестреляли за туннелем, а часть
порубили выше туннеля - на липе. И было их не двадцать восемь, а тридцать
семь человек, а спасся тридцать восьмой, Гусев. Он к нам на Кепшу приполз,
мы его лечили и прятали...
*"Девичьими слезами" здесь давно уже окрестили ажурный струйчатый
водопад, брызжущий с обрыва на шоссе неподалеку от Греческого мостика.
Это уже похуже, чем не заметить двух ломов.
Я сконфуженно бормочу благодарность, пытаюсь узнать фамилию нежданного
оппонента, ссылаюсь, что черпал сведения из рукописи краеведа Берсенева. Но
житель Кепши даже не удостаивает меня ответом.
Забегая вперед, скажу, что вечером я поведал об этом казусе Энгелю, и
он меня успокоил: по его мнению, в цифрах опровергавший, быть может, и был
прав, что же касается предательства, то, вероятно, не случайно именно житель
Кепши отрицал его: там могут жить люди, связанные с этим делом и до сих пор
заметающие следы. Но все это я узнал лишь вечером; а пока - каково сидеть,
поперхнувшись, не раскрывая рта, и не говорить соседям ' ни о том, что
проехали эту самую Кепшу, ни о Девичьих Слезах (их показывает сам шофер), ни
даже о Греческом мостике...
Временами в просветах между ближними лесными хребтами появляются
высокие горы. Среди них я узнаю лишь трапецию и пирамиду Псеашхо - они, как
и осенью, сверкают снегами. А что это за гора с плоской луговой вершиной
высовывается справа? Меня спрашивают, но я не знаю. Обращаются еще к одному
местному жителю (опровергший меня пассажир сошел в Кепше). Этот уверенно и
даже несколько пренебрежительно говорит:
- То Аибга.
Что? Эта тупая лысая вершина - Аибга? Пятиглавая краснополянская
красавица? . Не смею ни возразить, ни высказать недоверие. А вдруг и
действительно отсюда Аибга выглядит так неказисто?
Нет, даже хорошо, что столькими неудачами встречает меня сегодня
Поляна! Новичку, еще так мало знающему район, грозила опасность зазнаться,
удовлетвориться дешевыми успехами Клеопатры Васильевны. А нужно еще многому
учиться, разузнавать, сопоставлять.
И кто бы он ни был, сегодняшний критик из местных жителей, нужно
использовать и такой источник сведений об истории края.
Энгель встречает меня деловой, озабоченный и буквально забрасывает
рекомендациями и поручениями. Его база в прорыве, прошлогодние экскурсоводы
разбежались.
Нет и славной Нины - она переехала куда-то в Ростов, и Энгель потерял
ее из виду.
Обязанности методиста: вести вступительные беседы, организовывать
дальние походы самодеятельных туристов, управлять штатом экскурсоводов
(которых нет!) и проводников, пополнять туркабинет коллекциями, схемами,
описаниями маршрутов...
Что ж, это мне по душе. Только не буду ли я ежедневно прикован к базе,
и не выйдет ли так, что опять не придется увидеть ни Кардывача, ни Рицы? И
как справляться без таких ботаников, как водивший меня на Ачишхо Георгий
Владимирович или Кожевников? Кто будет сопровождать группы на Ачишхо?
Фемистокл, у которого "дальше никакой красота нет"? Разве можно допустить,
чтобы люди недополучали стольких удовольствий, ходили, не обогащаясь
знаниями? Нет. База должна работать с прежней славой.
Между делом решаю вопрос, где мне жить. Хотелось поселиться на даче
"Чайка", но теперь она уже не принадлежит турбазе. Дачу заняла контора
изыскателей Гидроэлектропроекта (строительство электростанции на Мзымте
становилось реальностью).
Мне давно нравилась трехэтажная белая дача с черной готической крышей,
когда-то принадлежавшая артисту Собинову. Ее так и называли "Собиновка".
Великий артист побывал в Красной Поляне незадолго перед первой мировой
войной и полюбил этот уголок. В 1914-1915 годах и была выстроена для него
эта поэтическая вилла с башней. Подобно Охотничьему дворцу, она прилепилась,
как на балконе, в выемке крутого склона на отроге Ачишхо. Можно представить
себе, как красиво и свободно мог литься голос певца с террас этой дачи над
тихой Поляной...
Но Энгель берег комнатки Собиновки на случай приезда каких-либо
почетных гостей. Впрочем, у дачи есть еще башня, образующая в сущности ее
четвертый этаж.
Прошу у Энгеля разрешения жить в этой чудесной скворешнице. Он
улыбается:
- Голубчик, но ведь там нет двери. Башня не запирается.
- Да так ли для меня это важно?
Поднимаюсь по деревянной лесенке. Просторная комната с окнами на все
четыре стороны. Четыре окна - четыре дивных картины. Там сияют еще не
стаявшими снегами Аишхи, тут Аибга, рядом вся Поляна и вид вниз по Мзымте к
Ахцу. Это же наслаждение жить здесь, в полном смысле слова над Красной
Поляной!
Переехал и чудесно зажил в башне без дверей и замков. И никто не обидел
меня, не обманул... Только облака навещали Собиновку без спроса. Сколько
раз, просыпаясь на рассвете, когда Поляну охватывало прилегшее в долине на
ночь облачко, я ловил руками космы тумана, заглядывавшие прямо в окна и
падавшие росой на подушку.
Первое, что мне захотелось изменить в прежней туристической практике -
это все прогулочные маршруты превратить в кольцевые.
На пути туда и обратно туристы не должны ни километра идти по одной и
той же дороге. Отправляясь на экскурсии по ближайшим маршрутам, включаю в
поиски троп самих подопечных. Веду их на Греческий мостик, а при
возвращении, не скрывая, что сам недавно в этих местах, приглашаю свернуть
на какую-нибудь тропку, чтобы разведать новый, более интересный путь.
Нередко мои спутники так увлекались поисками, что чувствовали себя чуть
ли не землепроходцами, прокладывающими пути в неведомых странах, хотя все
это и происходило в ближайших окрестностях Красной Поляны.
Почему мы водили на Греческий мостик и туда и обратно по пыльному
шоссе? Ведь от "Чайки" можно спускаться живописной тропкой вдоль Бешенки.
Эта своенравная речонка пенится, над ней смыкаются купы деревьев, образуя
зеленый туннель. Путь на километр короче, а насколько приятнее! И как хороши
еще одни пороги на Мзымте, там, где вода Бешенки, словно спрыгивая с
трамплина, образует устьевые каскады?
А экскурсия по самой Красной Поляне? Энгель любил заканчивать ее выше
"Чайки", на кругозоре у дачи Кулаковка. Но водил он экскурсантов к этому
кругозору улицами. А насколько живее, интереснее другой путь! От базы - по
Дворцовому ручью. За школой мост через Бешенку, и уже вне поселка - чудесная
карнизная дорога
по лесистому склону отрога Ачишхо. С нее хороши и виды Красной Поляны и
панорама Псеашхо. И совсем не заметен подъем. Спускаясь с кругозор.} к
"Чайке", туристы всегда удивляются, что успели так высоко подняться.
С одной из групп устраиваю более дальний поиск по той же верхней
косогорной дороге, но не спускаясь к Кулаковке. Это старинная, вероятно еще
черкесская, дорога на Медовеевку. Держим путь к обособленной лесистой
вершинке, что видна прямо из поселка. На маковке лес прорублен, и там
установлен геодезистами тригонометрический знак. С седловины, обособившей
вершинку, открывается долина речки Монашки, сестры нашей Бешенки. Все
поймут, если и безыменную вершину с вышкой назвать горкой Монашкой.
На седловине бросаем торную дорогу и сворачиваем влево по хребтику.
Пять минут хода по устлавшей гребень прошлогодней листве, и мы у треноги -
именно такой широкий обзор и нужен геодезистам.
Как на ладони лежит вдалеке Красная Поляна. Вырос, словно вознесся,
ансамбль обоих Псеашхо и луговых Аишха. А от всех пирамид Аибги осталась
лишь одна, передняя,- это "торец" многоглавого хребта. Верх правой части
пирамиды безлесный, светло-зеленый. Так вот какую лысую гору мы видели из
автобуса! Хорошо, что я не оспаривал тогда пассажира, правильно назвавшего
ее Аибгой.
Надо развить особую пространственную память и стереометрическое
воображение, чтобы предугадывать, как может меняться облик одного и того же
хребта, если смотреть на него с разных сторон. Луга, видные справа на
Аибге,- это, видимо, уже тыльная сторона горы по отношению к Красной Поляне.
Милая горка Монашка! Как я полюбил этот ясный кругозор! Не мною он
найден, расчистили его геодезисты. Но оценка его "полезности" для туристов -
моя, и радость сотен людей, которые будут посещать его в последующие годы,
всегда будет в какой-то мере и моей радостью. К тому же ведь это вершина,
хоть маленькая, а все-таки вершина. Она доступна туристам любого возраста.
Пожилые и даже сердечно больные люди пройдут сюда без труда и смогут
испытать наслаждение - находиться над Красной Поляной, хотя бы на такой
небольшой высоте.
Как бы посмотрев на себя со стороны, я вдруг ощутил себя...
коллекционером!
Мало ли что любят коллекционировать люди - марки, спичечные коробки,
монеты. В детстве я коллекционировал трамвайные билеты, потом более полезные
предметы - растения, репродукции картин, портреты. А разве не правомерно
"коллекционирование" не писанных маслом, а реально существующих живописных
пейзажей? И разве не обязан я знать наперечет все панорамные точки, откуда
так же хорошо или еще лучше видна полюбившаяся мне Поляна?
С плеча у Хомяковки... С Чайкинского кругозора под Кулаковкой... С
Южного кругозора у метеостанции... Теперь с горки Монашки... Растет моя
коллекция драгоценных, не втиснутых ни в какие рамки ландшафтов! И эта
коллекция - не в подвалах скупого рыцаря и не у спекулянта для перепродажи.
Вся она - людям, чтобы больше видели, лучше знали, полнее наслаждались. Как,
наверное, хороша Красная Поляна при взгляде с Аибги? Не знать, не видеть
такой картины - ведь это же растрата радости! Нет, я побываю на всех
окружающих высотах, учту все бельведеры (бельведер - прекрасный вид), создам
исчерпывающую их коллекцию и помогу тысячам туристов, не меньше чем
устроитель художественного музея своим посетителям.
Без троп, хватаясь за стволы деревьев, спускаемся с вершины Монашки по
направлению к Мзымте. Неплохая тренировка для туристов перед большими
подъемами. Здесь можно испытать людей на отсев. Тех, кто запищит на этом
спуске, не следует брать с собой и на Ачишхо.
На ногах съезжаем вниз по склону вместе с оползнями прошлогодней
листвы. У некоторых ноги дрожат, приходится подавать руку - видимо, им не
участвовать в восхождении на Ачишхо. Вскоре "сваливаемся" на карнизную
тропку, которая выбегает к площадке над страшным отвесом. Мы оказались
высоко над шоссе (слышим гудки машин). В бездне под нами Мзымта и Греческий
мостик. Вот и еще один эффектный пейзаж для моей коллекции.
Теперь уж без тропы не спустишься. Подчиняемся тропке, и вскоре она
выводит нас в обход отвеса к знакомому изгибу шоссе.
Итак, разведан большой круговой маршрут по окрестностям Красной Поляны.
Часть его - от базы к Охот-
ничьему дворцу и спуск в Поляну - известна мне еще с первого сезона.
Теперь я знаю, что его стоит продлить: путь к горке Монашке, спуск в лоб к
Греческому мостику и возврат в поселок по Бешенке. Большой путь. Старикам
он, пожалуй, не под силу, а молодые туристы прошагают по нему с
удовольствием.
Как приятно сознавать, что теперь не я подчинен ранее разработанным
маршрутам, а сам намечаю, совершенствую, сам варьирую и комбинирую их!
На базу прибывают так называемые радиальные туристы. У них путевки на
десять дней, чтобы совершать экскурсии по радиусам от базы. Но многие из них
рассматривают базу как дом отдыха и не собираются ни в какие походы. Так
напомним им, что они все же туристы! Ведь даже самым малоподвижным из них
доступны такие близкие и несложные маршруты.
Пробую отправлять в подобные прогулки туристов одних, без
сопровождения, дав им лишь беглые наброски - кроки пути. Первые же такие
попытки привели к прекрасным результатам. Люди возвращались не только
довольные виденным, но и гордые тем, что самостоятельно ориентировались в
пути. Это повлекло за собой далеко идущие последствия.
Легкие азбучные маршруты заражали людей туризмом. После первого
самостоятельного путешествия они обычно просили дать им кроки других
направлений. Раззадоренные первыми успехами, решались с чертежами в руках
идти даже на Ачишхо и Псеашхо.
Я почувствовал, что, инструктируя таким образом самостоятельно идущие
группы, могу и один, без экскурсоводов, справиться с множеством туристов.
Заочное вождение экскурсий! Это было что-то новое и с первых же шагов
приносило неплохие плоды. Попробую посылать людей и выше в горы. Если, не
имея никакого опыта, нахожу дорогу в горах я сам, то почему ее не найдут
проинструктированные мною туристы? Ведь они будут смотреть на все как бы
моими глазами!
Сказано - сделано! При первом же в этом сезоне подъеме на еще седой от
раннелетнего снега Ачишхо начинаю глазомерную съемку тропы. Слежу за
приметами и
ориентирами, за всем, что может смутить экскурсантов. Моя собственная
неопытность в туризме, пожалуй, даже помогает мне легко представить себе их
сомнения. После моста через Бешенку следует держаться правых троп. Наношу на
чертеж два опасных развилка, Сосновую скалу, жердочки двух переправ через
Бешенку. Изображаю все извивы тропы, прослеживаю все спрямления. Вот и
первый карниз с широким видом на Аибгу, Ахаг и Повяну. Так и пишу на схеме:
вид на Ахаг. Полянка с камнем, лес "с лебедиными шеями"... На верхних
полянах правые тропы, особенно заманчивые на спуске. Здесь ставлю
запретительный знак: не сворачивать - ведь я еще и сам не знаю, куда они
ведут. Озерцо, метеостанция. Наношу на чертеж кругозоры. Почему они не имеют
названий? Нужно навести порядок в хозяйстве! Договариваюсь с метеорологами
(живут какие-то новые старички супруги), что будем впредь именовать обе их
вершинки Северным и Южным кругозорами. У Южного подписываю: вид на Аибгу,
Поляну и море; у Северного - на Чугуш и на Фишт с Оштеном...
Чертеж готов! На обратном пути проверяю себя, кое-что поправляю. Завтра
с таким же листком в руках пущу сюда первую группу туристов.
Вечером, несмотря на усталость, облюбовываю симпатичную супружескую
пару, уже ходившую со мною с Монашки по трудному спуску, и уговариваю их
идти на Ачишхо без сопровождения. Наизусть черчу кроки, предупреждаю о
запрещенных развилках, и туристы, вначале было колебавшиеся, соглашаются. Им
сообщены и имена вершин, и названия деревьев и кустарников, и сведения о
лавинах. Я буду как бы незримо сопровождать людей в пути и даже заочно
обогащать путешественников познавательным материалом.
Выписываю у Энгеля продукты (он сначала сомневается - отпускать ли? -
приходится и его уговаривать), заказываю кухне оставить на вечер обед,
выправляю пропуск в заповедник, утром сам бужу, тороплю и не без волнения
отправляю супругов в путь.
День провожу за оборудованием туркабинета: прибиваю плитки из сланца,
пишу плакат с перечнем экскурсионных объектов, составляю глазомерный план
Красной Поляны с трассами ближних маршрутов, а мысль то и дело устремляется
к людям, которые никогда не бывали
в горах и идут по заповедному лесу на высокий хребет с одной моей
бумажкой в руках. Найдут ли? Вернутся ли? Не случится ли чего с ними? День
ясный, и даже по вечно мокрому Ачишхо ползают только разрозненные
перемежающиеся облака.
На шумной веранде столовой ужин. За столами только что приехавшая
группа радиальников, уже знающая, что двое отпущены в горы без проводника, с
одним чертежиком. И когда появляются эти двое - веселые, бодрые, светящиеся
от полученных впечатлений, всем становится ясно - это они, с Ачишхо. На
веранде вспыхивают аплодисменты.
Путешественники тут же рассказывают, что видели, где шли.
- Как все совпадало с планом! Нас как за руку провели,- говорили они,-
мы все поняли, все увидели.
Результат превзошел мои ожидания. Радиальники, которые еще сегодня
считали, что приехали на десять дней в "дом отдыха" и не помышляли ни о
каких восхождениях, выражают бурное желание завтра же отправиться на Ачишхо
и, конечно, самостоятельно.
Наутро группа уходит. Я снова волнуюсь: тогда было двое, а сейчас в
горах без проводника сразу пятнадцать человек! Но вечером все повторяется.
За ужином очередная партия приехавших видит, как пятнадцать туристов
возвращаются с Ачишхо с песней и - везет же людям - сообщают, что только что
на спуске повстречали медведя!
На базе создается особая атмосфера: прибывающие сами тянутся в горы, и
вскоре я чувствую, что непозволительно мало знаю. Гости того и гляди
потребуют кроки и на другие хребты. Значит, скорее искать, разведывать новые
тропы!
Прежде всего надо закончить покорение Ачишхо - ведь и на этом ближайшем
хребте я знаю всего один стандартный маршрут.
В конце июня поднимаюсь на Ачишхо с группой экскурсоводов из Сочи.
Собратья по работе - с ними надо делиться всем, что знаешь. Привез их сам
Лев Николаевич Берсенев, сочинский краевед. Это участник гражданской войны
(все тело в убедительных шрамах), друг
Николая Островского. Берсеневский труд о Поляне я читал в позапрошлом
году еще в рукописи, а год назад он вышел отдельной книжкой. Теперь сам
автор присутствует на моей беседе о Поляне, слушает с интересом и
недоверием: много нового, такого, чего не знают сочинские краеведы.
Берсенев старый охотник. Не удивительно поэтому, что он указывает мне
на некоторые неточности в моем рассказе о животных заповедника. Поправляет
кое-что в сообщаемых мной сведениях о гражданской войне на Кавказе - ведь он
живой свидетель и участник этих событий. Но по истории Черкесии и особенно
поляны Кбаадэ мне есть что возразить на его замечания. Спорим прямо при
слушателях - сочинским экскурсоводам это тоже полезно. Показываю свои
конспекты статей Торнау, Духовского, Старка. Берсенев набрасывается на них,
жадно делает выписки...
Утро хмурое, и значительная часть прибывших уклоняется от похода. Иду с
немногими. У Берсенева далеко зашедший туберкулез, этот человек уже отходил
по высоким горам.
Теперь, когда в памяти больше тридцати подъемов на Ачишхо, трудно
вспомнить, при каком восхождении что случалось, какая была погода, сколько
радостей приносили кругозоры, как портили или как украшали их облака,
наконец, какие когда были спутники. А спутники бывали разные: то
восторженные, восприимчивые к окружающей их красоте, то угрюмые,
раздосадованные тем, что полезли "на эту проклятую гору". Чаще так думали
"туристы поневоле": под видом путевок в дом отдыха людей премировали
путевками на радиальные маршруты турбаз. Общий дух восхождений заражал и
таких "туристов", но бывало, что премированный шел вместе с другими в горы,
пыхтя и кряхтя, а на привалах отдувался и ворчал:
- Вот это наградили! Самим бы им такую премию!
Бывали туристы и такого узкоспортивного склада, которых интересовали
только километраж, метраж, темп ходьбы и которые были безразличны к
достоинствам пейзажей и к загадкам природы. Такими оказались и некоторые
гости-экскурсоводы. Мой план разведывать с ними вместе новые тропы их совсем
не увлек. Невольно думалось: какие же они краеведы? Чем они могут
заинтересовать, увлечь своих экскурсантов, если сами ничем не интересуются,
ничему не удивляются? Механизированные манекены со счетчиками метраж" на
ногах. Пришлось опять ограничиться той же дорогой. Нам не повезло - на
гребне стлался туман. К счастью, большинство спутников решили уже от
метеостанции вернуться на базу, и я лишь с тремя более живыми и
интересующимися ребятами пошел дальше. Ведь водопады хороши и в тумане.
Упорство наше было вознаграждено. Водопады в начале лета полноводны и
шумны. Полюбовались нижними каскадами, поднимаемся к вышележащей ступени.
Рушащаяся пенная вода - как она бодрит, как поднимает настроение,
снимает усталость. Хочется что-то совершить, куда-то подняться, чего-то
достичь...
Оставляю спутников над обрывом, ведущим к нижним водопадам, и беру на
подъем по покатому снежнику - захотелось взобраться хоть немного повыше.