Страница:
— Правда? — Ей стало не по себе. Потерпевший Неудачу обладал даром видеть пророческие сны, и если он скажет что-то против присутствия Алана в деревне, матушка Орла может с этим согласиться.
— Он видел, как чужеземец, в слезах, спотыкаясь, проходил через ворота голубого огня, за ним следовали две собаки. Рядом с ним было создание с пылающими крыльями, один из слуг бога.
— Он прошел сюда через сотканные на каменном станке врата. Священная привела его.
— Верно. Потерпевший Неудачу не знает, было ли это видение из прошлого или из будущего. Он сказал, что я непременно должен прибыть сюда и сам взглянуть на этого чужеземца и передать вам сообщение.
Адика не смотрела на Алана. Ей это было не нужно. Она точно знала, где он стоял; она чувствовала, что он принял кубок пива, предложенный внучкой матушки Орлы, Джести, и ощущала его горький привкус на своих губах, пока он пил.
— Какое сообщение?
Доррен успокоился и продолжал оставаться таким все время разговора. На его лице четко проявлялись те качества, которые привлекали ее в нем — мягкость, смышленость, остроумие, но, казалось, он словно находится в тени, особенно теперь, когда она видела Алана. Когда Доррен заговорил, то произносил слова нараспев, как все Блуждающие, припоминая сообщение. Руками он изображал небольшую пантомиму, помогающую ему вспомнить.
— Потерпевший Неудачу из Болотного племени передает эти слова Адике из народа Белого Оленя. Шу-Ша из Медного народа посылает это предупреждение своим сестрам и братьям. — Его рука затрепетала подобно журавлю, который легко летает и на которого невозможно напасть внезапно из-за его настороженного нрава. — Проклятые обнаружили, что мы объединились против них. Они могут напасть в любое время, откуда угодно. Будьте бдительны. — И он сделал знак рукой, изображая внезапно нападающего ястреба. — Хорна считает, что Проклятые знают тайну сотканных врат, но хранят ее до тех пор, пока все вместе не нападут на нас, но Сияние-Слышит-Меня не согласна с этим; мужчина может видеть, как святая кровь исходит из женщины, но это не значит, что он может сделать так, чтобы святая кровь исходила из его тела. Двупалый видел, какие творятся беспорядки в глубинных местах. Остерегайтесь, на земле и под землей, поскольку Проклятые настолько сильны, что могут нанести удар в любом месте. Укрепите ваши деревни, и пусть дома ваши будут прочными. Пользуйтесь каменными ткацкими станками только при крайней необходимости. Если Проклятые знают тайну сотканных врат, то ни один человек, проходящий сквозь врата, не защищен от них. Отправьте Блуждающих, если нужно будет передать сообщение. Будьте, как грифоны, которые бдительно охраняют свои яйца от львов. Хорошо защищайте себя, пока не наступит день, когда мы начнем действовать.
Она разрешила ему выпить пива после того, как он закончил говорить, но сама нетерпеливо переступала с ноги на ногу, ожидая, когда он осушит кубок и поставит его на стол. Когда он оправился, она заговорила:
— Все же Проклятые уже напали на нас здесь. Если бы они хотели забрать кого-то в рабство, то ничто не мешало им сделать это. Но они похитили только меня.
— Тогда то, чего боялась Шу-Ша, уже произошло, — произнес Доррен. — Когда я покинул болота, до нас еще не дошли слухи о каких-либо беспорядках. Но, судя по луне, я бы сказал, что провел в пути три дня, прежде чем прошел через сотканные врата.
— Вы должны быстрее вернуться, проверить, не случилось ли что-нибудь с Потерпевшим Неудачу. Расскажите ему о том, что произошло здесь. И отправьте Блуждающих к моим сестрам и братьям, чтобы они знали, какая опасность поджидает нас.
— Я передам ваши слова Потерпевшему Неудачу. Но что вы можете сказать о наших союзниках, людях из племени Лошади?
— Священная иногда приходит сюда при полной луне. Я дождусь ее. — Доррен кивнул. Она обернулась, удивляясь полной тишине за ее спиной, и увидела Алана, внимательно вслушивающегося в ее слова. Выражение его лица выдавало крайнее расстройство, он покачал головой и взял свой кубок.
— Позвольте мне посидеть с ним, пока не пришло время уезжать, — сказал Доррен. — Я могу немного обучить его нашему языку. Блуждающий, который был моим учителем, раскрыл мне несколько секретов того, как быстрее выучить языки наших союзников.
— Хорошо, я буду вам очень благодарна. Он как-то странно посмотрел на нее.
— Истинно ли то, что Священная отправила его сюда, чтобы он стал вашим супругом?
Она вынуждена была отвести глаза в сторону. Сушеная рыба и травы свисали с полок; дым сгустился в стропилах.
— Я преклоняюсь перед волей Священной. — Подумали бы они, что это непристойно, если бы узнали, как быстро она попала под обаяние Алана? Стали бы они подозревать, что Священная воспользовалась магией, чтобы привязать ее к чужеземцу? Не все верили в шаманскую силу людей племени Лошади, но только не она. На нее нельзя было воздействовать никакой магией. Иногда страсть захватывает людей, словно ястреб, напавший внезапно.
Доррен внимательно осмотрел дом совета, прежде чем выразить свое уважение к матушке Орле.
— Где моя ученица Дагфа? Она не сопровождает Почитаемую, как ей надлежит это делать.
— Ее мать умерла, как только пришло время собирать урожай ячменя. Она вынуждена была вернуться в Грязную Дорогу, чтобы помочь проложить тропу, по которой дух ее матери перелетит на Другую Сторону. Ваш учитель слишком стар, чтобы пройти весь путь от Старого Форта, и его другая ученица ушла изучать язык народа Черного Оленя.
— Совсем не подходящее для этого время, когда нужно, чтобы кто-то постоянно находился с Почитаемой, — произнес Доррен, нахмурившись. — Отправьте Быстрого вернуть Дагфу назад. Ее сестра сможет сама дорисовать последнюю спираль. Когда я уйду, Дагфа сможет заниматься с чужеземцем, чтобы научить его говорить. Потерпевший Неудачу не видел бы вещие сны о нем, если бы он не был так важен. Что, если он принес сообщение с Другой Стороны? Что, если боги хотят говорить через него, а мы его не понимаем?
— Да будет так, — сказала матушка Орла, признавая обоснованность его доводов.
Все же Алан мог общаться, пусть не всегда с помощью слов. В тот вечер, когда Адика должна была провести Доррена через сотканные врата, Алан пошел вместе с ней, хотя никто из обычных жителей деревни не осмелился присутствовать при этом из страха перед ветрами и водоворотами судьбы, вызванными магией.
Она провела полдня с Пуром, мастером по камню, восстанавливая свое зеркало. Он собирался сделать новое, но у него оказался клей, сваренный из копыт зубров, с помощью которого он восстановил зеркало, так что можно было соткать врата этой ночью.
Когда на закате Адика встретила Доррена и Алана, он очень красиво ее поприветствовал, хотя, конечно, гораздо легче было повторить за Дорреном набор слов, которым он его обучил, чем понять ее ответ. Деревня осталась позади, а они медленно приближались через насыпи к кургану.
— Я помню, как мой отец трудился на этих насыпях, — сказал Доррен. — Он верил, что такие укрепления защитят народ Белого Оленя от нападений Проклятых, но разве станут они каким-то препятствием, если Проклятые узнали, как проходить через сотканные врата?
Они остановились посмотреть на деревню, раскинувшуюся далеко внизу. Длинные стены домов были обращены на юг, чтобы получать как можно больше тепла от зимнего солнца, садовые участки, лишенные растительности, кроме последней покрытой листвой репы, оставленной на семена, беспокойная отара овец, собранных вместе на ночь. Взрослые возились около внешнего ограждения, возводя столбы.
— Каждая деревня должна защищать себя, — мягко произнесла Адика, — до тех пор, пока мы не избавимся от Проклятых.
Доррен мельком взглянул на нее, помня о том, какая судьба уготована ей.
Рядом с ней Алан опустился на колени и набрал пригоршню земли.
— Это называется «земля», — сказал он, тщательно проговаривая слова, хотя и не всегда верно. Он махнул в сторону ближайшей насыпи. — А это называется «стена земли».
Доррен засмеялся.
— Ты быстро выучишь язык с хорошим учителем.
— Хороший учитель, — словно эхо, повторил Алан, вытирая руки о траву.
Они добрались до места, когда уже спустилась ночь. Каменный круг, как всегда, лежал в тишине. Адика встала на земляные выступы, Доррен знал, что должен стоять справа от нее, Алана она поставила слева. На мгновение ей показалось, будто он сам сейчас уйдет через сотканные врата.
Облака закрыли часть неба, что значительно затрудняло задачу Адики. Поскольку Точило было скрыто облаками, она вынуждена была ткать врата с помощью Тесла и Зубра, на чьи неподвижные плечи она могла набросить врата, открывающиеся на запад.
Подняв зеркало, она начала молиться, чтобы пробудить камни:
«Обратите меня на то, что откроется на востоке.
Обратите меня на то, что откроется на западе».
Алан не задрожал от страха и не убежал прочь, как это сделали бы многие, столкнувшись с волшебством, какое она ткала сейчас из звездного света и камней. Холм пробудился под ней. Знания древних королев сжали ее сердце, будто они протянули руки сквозь камни, землю и смерть, чтобы прикоснуться к своей живой наследнице и захватить ее для своих, одним им ведомых целей.
Звездный свет поднимался из камней, и она вплетала его во врата, сотканные из света. Она едва расслышала шепот Доррена: «Прощайте!» — прежде, чем он отошел от нее, ступил во врата… и исчез из виду.
Алан сделал два шага вперед, чтобы следовать за ним. Адика схватила его за руку.
— Нет. Не нужно идти за ним.
Он больше не двигался, но лицо его побелело, когда он пристально смотрел на врата, сотканные из света, будто мысли, душа, сердце оставили его и перешли в неизвестную страну, куда она не могла следовать за ним. Неожиданно ее голос сломался.
— Я бы не хотела, чтобы ты меня оставил, Алан.
Свет исчез, ворота раскололись и распались на части, и она заплакала.
Одна из собак заскулила. Ее челюсти сжались мягко, но крепко на ее руке; не появилось ни капли крови, но собака упорно тянула ее вперед. Алан взял из ее рук зеркало и закрепил ей на поясе. Он отругал собаку и освободил руку Адики, но вместо этого сам крепко сжал ее ладонь.
— Пойдем, — сказал он нежно, но твердо. — Я должен отдать бездыханным Королевам. — Он с трудом вспоминал слова, которым его научил Доррен. — Я должен отдать Королевам пожертвование.
Королевам. Они все еще были в ней. Эхом пульсирующей мелодии отдавалось их присутствие в ее сердце. Королевы требуют пожертвования только от тех, кто прибегнул к их помощи. Неважно, какую горькую цену придется заплатить тому, кто пришел на святые земли с просьбой к ним, если сделка была заключена, условия придется выполнить. Даже она, особенно она, не могла избежать выполнения того, что было обещано мертвым святым.
Подобно палке, брошенной в реку, Адика пошла туда, куда поток тянул ее. Алан провел ее вниз по восточному склону кургана, к каменному своду, обозначающему священный вход в могилу королев, святое место, по имени которого была названа деревня. Они двигались по проходу, который вел в тайную комнату, где покоились древние королевы. Облака наползли на небо, скрывая звезды одну за~ другой.
Алан пошарил рукой и нашел факел. Адика ударила кремнем о кремень и зажгла его. Дым от факела оседал на выступах потолка, открывая их взорам символы власти, высеченные на камнях: корабли, тянущие солнце в подземный мир; витая тропинка, по которой мертвые переходят на Другую Сторону; руки Святых, протянутые к четырем жезлам знаний. Сначала пробираясь почти ползком, вскоре они могли уже двигаться нормально, поскольку потолок поднялся вверх. Они вышли в низкую комнату, где находились в трех нишах могилы королев.
Каждая гробница была отмечена отличительными знаками одной из королев. На гробнице Ясной Стрелы, расположенной на западе, были изображены два сфинкса — женщины-львицы, от которых она узнала секретные тропы Охотницы. В южной нише находилась гробница Золотой Жницы, она переливалась золотом, выплавленным из перьев феникса, на камне было высечено изображение священной свиньи — духовного проводника королевы, благодаря волшебству которой все женщины ее племени родили здоровых детей. Последней, в нише, обращенной к северу, располагалась гробница Беззубой, более примитивная, чем остальные, поскольку эта королева правила в те далекие времена, когда тайны волшебной обработки металла не были распространены среди человечества.
Здесь, глубоко под землей, не было слышно даже ветра.
Адика ступила вперед, чтобы начать молитву, но Алан вернул ее назад, заняв ее место. Он выглядел гордым и бесстрашным, когда начал говорить какие-то слова на родном языке, которых она не понимала.
Что он говорил им? Она знала, что они слушали, потому что мертвые всегда слушают.
Факел погас, оставив ее в звенящей тишине. Она не чувствовала успокаивающего присутствия Алана, не слышала лая собак.
Видение подобно яркой молнии ослепило ее.
Алан, облаченный в одежды, которых она прежде никогда не видела, стоит рядом с каменным склепом, так превосходно высеченным в форме лежащего на спине человека, что ей кажется, будто через секунду камень оживет и человек сядет. Каменные собаки лежат около него, одна у головы, вторая в ногах. Алан безмолвно плачет, слезы сбегают по его щекам. Несколько женщин входят в дом, стоящий позади него, только это не дом, а огромное сооружение причудливой формы, вершина его почти касается небес. Алан поворачивается к той, что идет впереди всех, королева настолько худа и истощена, что выглядит уродливой; верно, Толстушка не одобрила бы такого. В сердце этой королевы жесткая пружина, завязанные петли, скрученные и обернутые вокруг ослабленного духа, исполненного страха. Но Алан любит ее. Молодая королева ничего не предлагает ему в ответ, но он все равно ее любит.
Адика горько плачет, и слезы ее смывают это видение, пока она не оказывается плывущей по бескрайним водам. Со всех сторон ее окружает пена, будто она следует за каким-то животным, гладким, словно дракон, и быстрым, как змея, пересекающим морской простор. Сначала она думает, что это живое существо, тонкое и длинное, но вот она замечает, что это корабль. Он совершенно не похож на низкие, грубо сколоченные суденышки, на которых местные племена выходят в море за рыбой. Голова дракона, вырезанная из дерева, украшает нос корабля. Существо, похожее на человека, но все же не человек, стоит на носу корабля, ищет что-то, а вокруг него сгущается туман. Что это за существо? Что оно ищет?
Но как только она задает себе эти вопросы, она знает уже ответы на них, поскольку она способна заглянуть внутрь тела этого существа, увидеть камень в груди, камень вместо сердца. Неизвестное создание тоже ищет Алана.
Туман захлестывает, подобно морским волнам, ослепляя ее. Усики, которые извиваются вокруг нее, начинают ярко светиться, словно они созданы из огненных частичек. Она видит их и сквозь них.
В воздухе кружат призраки с огненными крыльями и глазами блестящими, как ножи. Но вот один из них снижается под тяжестью смертной. Он падает, сверкая, в тоннель, соединяющий миры, преддверие которого сияет голубым огнем. Сквозь ворота эта падающая женщина видит средний мир, известный человечеству: там, в среднем, мире, в тишине возвышается огромный курган, окруженный полуразрушенными земляными валами. Убитые воины лежат вдоль стен валов и дорог. Убийственный ветер отнес каждого из них на его путь. Подобно листьям, мертвые разбросаны напротив кольца из упавших камней, расположенного в руинах на вершине холма, какие-то из них разрушены, некоторые разломаны посредине.
Адика молит Толстушку о защите и Королеву Диких о даровании мужества, но ни одно слово не срывается с ее губ — или она их просто не слышит. Она знает этот холм и эти валы, теперь разрушенные рукой незримой силы, иия которой она не может назвать. Она узнает кольцо упавших камней, покрытых мхом и утопленных в землю прошедшими веками. Это Могила Королев, но не та Могила, которую знает она, с недавно возведенными валами вокруг королевского холма и каменным кругом, установленным на месте встреч времен ее родителей.
Эта Могила Королев выглядит как беззубая, древняя колдунья. Ее юность и зрелость давно стерты временем, ветрами и холодными дождями. Она похожа на престарелую женщину, древняя, разрушенная, всеми забытая.
Но один камень все еще стоит в каменном кругу. Пылая бело-голубым огнем, он защищает умирающего воина, облаченного в одеяние, сотканное из металлических колец. Он падает на землю около пылающего камня и ждет смерти, сопровождаемый двумя духами в облике собак. Падающая женщина с пылающими крыльями из эфирного огня проносится мимо Адики. Она опускается рядом с умирающим воином, хватает его и пытается тащить, тут Адика узнает, в нем Алана. Но сверкающая женщина не может больше держать и отпускает его плечо; итак, он потерян, он сошел с дороги, ведущей в земли мертвых, поэтому он не возвращается в тот мир, где он жил, и не встает на тропу, ведущую на Другую Сторону. Он потерян, вместе с его духовными проводниками, собравшимися у его ног, в пространстве дыхания и биения сердца, пока волшебством Великой — такая способность дана всему племени Лошади — он не связан и не принесен сюда. Он лежит на земле, истекая кровью, умирая, он потерян в огромных покоях королев.
Она задохнулась от осознания происходящего, и в этот самый момент его рука тяжело легла ей на плечо. Он назвал ее по имени и упал на колени рядом с ней, касаясь мокрым лицом ее щей.
— Алан, — прошептала она. Она повернулась к нему лицом, также стоя на коленях, и он прижался к ней, или она к нему — трудно было сказать, возможно, они оба прижались друг к другу, словно щепки, выброшенные на берег огромной морской волной.
Ей казалось, что они стоят на коленях не на камнях, а на мягкой траве, под звездным ночным небом, окутанные тайной. Со всех сторон их окружали деревья. Невдалеке водопад мягко струился по покрытым мхом скалам. Она не знала, как они оказались здесь, только слышала тонкий, очаровывающий шепот ветра. Он крепко держал ее, и когда она нежно гладила его по спине, его руки мягко блуждали по ее телу. Он что-то бормотал про себя, но слова его все еще оставались для нее тайной, язык тела не нуждался в словах.
Он говорил по-другому, без слов: я не должен, но я хочу. Я неуверен, обеспокоен, но мое желание сильно.
Это было приношение даров. Хотя он все еще колебался.
Для Почитаемой мысли слишком медленно текли в ее голове. Адика нашла веревку, которой была перехвачена его льняная туника на талии, и, когда он поцеловал ее, она развязала этот грубый пояс так, что полотно упало с него на землю. Она скользнула пальцами вниз по его ладони, так что руки их соединились, и свободной рукой она перевязала веревкой их сцепленные руки, раз, второй, третий. Она хорошо знала слова:
Скрепленные так, мы будем всегда вместе.
Пусть Толстушка благословит наш союз.
Пусть Зеленый Человек принесет нам счастье и другие блага.
Пусть Королева Диких откроет нам, что значит идти вместе.
Подобно углям, положенным в полое дерево, он загорелся и стал застенчив. Но все же королевы поступили, как желали. Несомненно, в своих тихих могилах они все еще мечтали о том собрании, столь же сладком, как луговые цветы. Она чувствовала, как они наполняли ее тело, так же как их сила начала сверкать в ней с этого момента, заключенная в неестественное очарование их создания. Действительно, какой мужчина сейчас мог противиться ей?
Не он.
Часть третья
КУСОЧЕК ЯБЛОКА
Теперь все изменилось. Даже в мертвый зимний сезон люди прогуливались по замерзшей улице вдоль недавно побеленной стены дворца бургомистра. На противоположной стороне улицы возвышался забор. На этой территории жили и работали зажиточные ремесленники и семейства торговцев. Коробейник подкатил свою телегу к одним воротам и подозвал человека, надеясь, что тот пустит его внутрь. Появился молодой служащий и после внимательного досмотра коробейника, одетого в тяжелую зимнюю тунику и матерчатую обувь, наполненную соломой, пропустил его внутрь. Анна все еще удивлялась таким признакам процветания. Меньше двух лет назад, после поражения эйка, беженцы и новые поселенцы заполонили весь город Гент.
Анна научилась коротать время, думая об этом, когда брала с собой Хелен по разным делам, поскольку неизбежно приходилось долго ждать. Руки ее всегда были заняты отрезом шерстяной ткани, поэтому она не могла просто взять малышку за руку и вести за собой. Хелен не понимала, зачем так спешить, и совершенно не ощущала мороза, хотя пальцы Анны уже давно окоченели от холода, даже несмотря на шерстяные перчатки. Хелен пела, подобно птичке, слова взлетали вверх и скатывались вниз, когда она оставляла следы своих ножек на замерзших лужах, причудливо изукрашенных морозом, по которым разбегались тонкие трещинки, и вот льдинка разлеталась с громким хрустом на тысячи маленьких кусочков.
— Малышка, сейчас не время играть детям на улице. — раздался голос позади нее. Хелен продолжала петь и топать, не обращая внимания.
Анна обернулась и увидела настоятеля Хумиликуса, прогуливающегося в сопровождении нескольких служащих. Башня собора возвышалась позади него, бросая тень на городскую площадь, раскинувшуюся перед северо-западным краем дворца главы города. В эти дни в городе часто можно было встретить настоятеля нового монастыря святой Перпетуи, особенно с тех пор, как аббат, принц Эккехард, уехал с лордом Уичманом сражаться на восток. Хумиликус навещал епископа каждый день, несмотря на превратности погоды.
— О, — обратился он к Анне, осматривая ее тяжелую ношу. — Вы племянница ткачихи. — Подобно всем знатным людям, он имел привычку хватать ткань без разрешения. Он тут же снял свои овчинные рукавицы и в восхищении указал на рулон ткани. — Прекрасно, в самом деле. Такой насыщенный красный цвет. Неужели госпожа Сюзанна сама окрашивала эту шерсть?
Анна кивнула. Хелен приблизилась к последней на ее пути луже и разламывала шероховатый лед, от которого оставались лишь небольшие кусочки по краям.
Худое лицо настоятеля напряглось, губы сжались в тонкую нить.
— Вы немая? Конечно, Господь дважды подвергал вашу семью испытаниям.
Анне не понравилось, как он смотрит на Хелен. Из оборванного, брошенного, полуголодного малыша она превратилась в чудесную маленькую девочку четырех-шести лет.
— У нее замечательный голос, — размышлял он. — Интересно, можно ли ее обучить пению гимнов.
Он пристально смотрел куда-то впереди Хелен. Длинная стена дворца правителя города когда-то была расписана яркими сценами жизни и смерти блаженного Дайсана, но три дня назад ее вновь перекрасили. Хумиликус поднял заледеневшую розу и стал медленно рассматривать поникший цветок испытующим взглядом, подобно личинке мухи, ползающей по тухлому мясу. — Думаю, все эти остатки сорваны на прошлой неделе.
— Так и есть, настоятель, — проговорил старший монах, чей тонкий нос посинел от холода. Порыв ветра подхватил флаги, укрепленные на стенах дворца, и заставил Анну поежиться от холода. — Клирики епископа каждую неделю ходят по округе и подбирают такие пожертвования. Вчера они принесли два венка, одну вырезанную доску и четыре свечи.
Хелен бросилась вперед, выхватила розу из рук настоятеля Хумиликуса и спряталась за спиной Анны.
— Теперь здесь! — проговорил тонконосый человек.
— Нет, не трогай ее, — сказал настоятель Хумиликус. — Побелить стены не значит стереть все из памяти людей. Если они до сих пор подносят сюда приношения, то, отругай мы глупую девчонку, это ничего не изменит. Все недоразумения идут от того крепкого парня, от него и его безъязыкого сообщника. — Несмотря на мрачные взгляды, у него был мягкий характер. Он замолчал, иронически посматривая на стену. — Умного и учтивого парня звали брат Эрменрих. Мне трудно представить, что Господь позволяет посланникам Врага принимать такую прекрасную форму.
— Пути Господни неисповедимы, настоятель, — согласился его служащий. — Хорошо, что те молодые монахи уехали вместе с принцем Эккехардом.
Хумиликус склонил голову в беспрекословном принятии непостижимых дел Господа. И процессия монахов двинулась дальше вниз по улице.
Анна дважды грозно топнула ногой, чтобы привлечь внимание Хелен. Маленькая девочка следовала за ней, счастливая, подпрыгивая на ходу и напевая. Они прошли к воротам, за которыми простиралась река, и дальше во двор к сукновалам. Хозяйка разрешила им посидеть на плащах у очага, пока она проверит каждую пядь ткани, выискивая недостатки, но Анна была не против того, чтобы подождать, ведь здесь было так тепло. Она взяла с собой прялку и веретено и начала потихоньку сучить пряжу. Хелен оторвала все шипы от розы и вдела ее за ухо, как украшение. Сонная, она зевала, широко разевая ротик. Несколько девочек сидели в комнате и пряли, хотя большинство детей в это время дня бегали во дворе или на поле за городскими стенами.
— Он видел, как чужеземец, в слезах, спотыкаясь, проходил через ворота голубого огня, за ним следовали две собаки. Рядом с ним было создание с пылающими крыльями, один из слуг бога.
— Он прошел сюда через сотканные на каменном станке врата. Священная привела его.
— Верно. Потерпевший Неудачу не знает, было ли это видение из прошлого или из будущего. Он сказал, что я непременно должен прибыть сюда и сам взглянуть на этого чужеземца и передать вам сообщение.
Адика не смотрела на Алана. Ей это было не нужно. Она точно знала, где он стоял; она чувствовала, что он принял кубок пива, предложенный внучкой матушки Орлы, Джести, и ощущала его горький привкус на своих губах, пока он пил.
— Какое сообщение?
Доррен успокоился и продолжал оставаться таким все время разговора. На его лице четко проявлялись те качества, которые привлекали ее в нем — мягкость, смышленость, остроумие, но, казалось, он словно находится в тени, особенно теперь, когда она видела Алана. Когда Доррен заговорил, то произносил слова нараспев, как все Блуждающие, припоминая сообщение. Руками он изображал небольшую пантомиму, помогающую ему вспомнить.
— Потерпевший Неудачу из Болотного племени передает эти слова Адике из народа Белого Оленя. Шу-Ша из Медного народа посылает это предупреждение своим сестрам и братьям. — Его рука затрепетала подобно журавлю, который легко летает и на которого невозможно напасть внезапно из-за его настороженного нрава. — Проклятые обнаружили, что мы объединились против них. Они могут напасть в любое время, откуда угодно. Будьте бдительны. — И он сделал знак рукой, изображая внезапно нападающего ястреба. — Хорна считает, что Проклятые знают тайну сотканных врат, но хранят ее до тех пор, пока все вместе не нападут на нас, но Сияние-Слышит-Меня не согласна с этим; мужчина может видеть, как святая кровь исходит из женщины, но это не значит, что он может сделать так, чтобы святая кровь исходила из его тела. Двупалый видел, какие творятся беспорядки в глубинных местах. Остерегайтесь, на земле и под землей, поскольку Проклятые настолько сильны, что могут нанести удар в любом месте. Укрепите ваши деревни, и пусть дома ваши будут прочными. Пользуйтесь каменными ткацкими станками только при крайней необходимости. Если Проклятые знают тайну сотканных врат, то ни один человек, проходящий сквозь врата, не защищен от них. Отправьте Блуждающих, если нужно будет передать сообщение. Будьте, как грифоны, которые бдительно охраняют свои яйца от львов. Хорошо защищайте себя, пока не наступит день, когда мы начнем действовать.
Она разрешила ему выпить пива после того, как он закончил говорить, но сама нетерпеливо переступала с ноги на ногу, ожидая, когда он осушит кубок и поставит его на стол. Когда он оправился, она заговорила:
— Все же Проклятые уже напали на нас здесь. Если бы они хотели забрать кого-то в рабство, то ничто не мешало им сделать это. Но они похитили только меня.
— Тогда то, чего боялась Шу-Ша, уже произошло, — произнес Доррен. — Когда я покинул болота, до нас еще не дошли слухи о каких-либо беспорядках. Но, судя по луне, я бы сказал, что провел в пути три дня, прежде чем прошел через сотканные врата.
— Вы должны быстрее вернуться, проверить, не случилось ли что-нибудь с Потерпевшим Неудачу. Расскажите ему о том, что произошло здесь. И отправьте Блуждающих к моим сестрам и братьям, чтобы они знали, какая опасность поджидает нас.
— Я передам ваши слова Потерпевшему Неудачу. Но что вы можете сказать о наших союзниках, людях из племени Лошади?
— Священная иногда приходит сюда при полной луне. Я дождусь ее. — Доррен кивнул. Она обернулась, удивляясь полной тишине за ее спиной, и увидела Алана, внимательно вслушивающегося в ее слова. Выражение его лица выдавало крайнее расстройство, он покачал головой и взял свой кубок.
— Позвольте мне посидеть с ним, пока не пришло время уезжать, — сказал Доррен. — Я могу немного обучить его нашему языку. Блуждающий, который был моим учителем, раскрыл мне несколько секретов того, как быстрее выучить языки наших союзников.
— Хорошо, я буду вам очень благодарна. Он как-то странно посмотрел на нее.
— Истинно ли то, что Священная отправила его сюда, чтобы он стал вашим супругом?
Она вынуждена была отвести глаза в сторону. Сушеная рыба и травы свисали с полок; дым сгустился в стропилах.
— Я преклоняюсь перед волей Священной. — Подумали бы они, что это непристойно, если бы узнали, как быстро она попала под обаяние Алана? Стали бы они подозревать, что Священная воспользовалась магией, чтобы привязать ее к чужеземцу? Не все верили в шаманскую силу людей племени Лошади, но только не она. На нее нельзя было воздействовать никакой магией. Иногда страсть захватывает людей, словно ястреб, напавший внезапно.
Доррен внимательно осмотрел дом совета, прежде чем выразить свое уважение к матушке Орле.
— Где моя ученица Дагфа? Она не сопровождает Почитаемую, как ей надлежит это делать.
— Ее мать умерла, как только пришло время собирать урожай ячменя. Она вынуждена была вернуться в Грязную Дорогу, чтобы помочь проложить тропу, по которой дух ее матери перелетит на Другую Сторону. Ваш учитель слишком стар, чтобы пройти весь путь от Старого Форта, и его другая ученица ушла изучать язык народа Черного Оленя.
— Совсем не подходящее для этого время, когда нужно, чтобы кто-то постоянно находился с Почитаемой, — произнес Доррен, нахмурившись. — Отправьте Быстрого вернуть Дагфу назад. Ее сестра сможет сама дорисовать последнюю спираль. Когда я уйду, Дагфа сможет заниматься с чужеземцем, чтобы научить его говорить. Потерпевший Неудачу не видел бы вещие сны о нем, если бы он не был так важен. Что, если он принес сообщение с Другой Стороны? Что, если боги хотят говорить через него, а мы его не понимаем?
— Да будет так, — сказала матушка Орла, признавая обоснованность его доводов.
Все же Алан мог общаться, пусть не всегда с помощью слов. В тот вечер, когда Адика должна была провести Доррена через сотканные врата, Алан пошел вместе с ней, хотя никто из обычных жителей деревни не осмелился присутствовать при этом из страха перед ветрами и водоворотами судьбы, вызванными магией.
Она провела полдня с Пуром, мастером по камню, восстанавливая свое зеркало. Он собирался сделать новое, но у него оказался клей, сваренный из копыт зубров, с помощью которого он восстановил зеркало, так что можно было соткать врата этой ночью.
Когда на закате Адика встретила Доррена и Алана, он очень красиво ее поприветствовал, хотя, конечно, гораздо легче было повторить за Дорреном набор слов, которым он его обучил, чем понять ее ответ. Деревня осталась позади, а они медленно приближались через насыпи к кургану.
— Я помню, как мой отец трудился на этих насыпях, — сказал Доррен. — Он верил, что такие укрепления защитят народ Белого Оленя от нападений Проклятых, но разве станут они каким-то препятствием, если Проклятые узнали, как проходить через сотканные врата?
Они остановились посмотреть на деревню, раскинувшуюся далеко внизу. Длинные стены домов были обращены на юг, чтобы получать как можно больше тепла от зимнего солнца, садовые участки, лишенные растительности, кроме последней покрытой листвой репы, оставленной на семена, беспокойная отара овец, собранных вместе на ночь. Взрослые возились около внешнего ограждения, возводя столбы.
— Каждая деревня должна защищать себя, — мягко произнесла Адика, — до тех пор, пока мы не избавимся от Проклятых.
Доррен мельком взглянул на нее, помня о том, какая судьба уготована ей.
Рядом с ней Алан опустился на колени и набрал пригоршню земли.
— Это называется «земля», — сказал он, тщательно проговаривая слова, хотя и не всегда верно. Он махнул в сторону ближайшей насыпи. — А это называется «стена земли».
Доррен засмеялся.
— Ты быстро выучишь язык с хорошим учителем.
— Хороший учитель, — словно эхо, повторил Алан, вытирая руки о траву.
Они добрались до места, когда уже спустилась ночь. Каменный круг, как всегда, лежал в тишине. Адика встала на земляные выступы, Доррен знал, что должен стоять справа от нее, Алана она поставила слева. На мгновение ей показалось, будто он сам сейчас уйдет через сотканные врата.
Облака закрыли часть неба, что значительно затрудняло задачу Адики. Поскольку Точило было скрыто облаками, она вынуждена была ткать врата с помощью Тесла и Зубра, на чьи неподвижные плечи она могла набросить врата, открывающиеся на запад.
Подняв зеркало, она начала молиться, чтобы пробудить камни:
«Обратите меня на то, что откроется на востоке.
Обратите меня на то, что откроется на западе».
Алан не задрожал от страха и не убежал прочь, как это сделали бы многие, столкнувшись с волшебством, какое она ткала сейчас из звездного света и камней. Холм пробудился под ней. Знания древних королев сжали ее сердце, будто они протянули руки сквозь камни, землю и смерть, чтобы прикоснуться к своей живой наследнице и захватить ее для своих, одним им ведомых целей.
Звездный свет поднимался из камней, и она вплетала его во врата, сотканные из света. Она едва расслышала шепот Доррена: «Прощайте!» — прежде, чем он отошел от нее, ступил во врата… и исчез из виду.
Алан сделал два шага вперед, чтобы следовать за ним. Адика схватила его за руку.
— Нет. Не нужно идти за ним.
Он больше не двигался, но лицо его побелело, когда он пристально смотрел на врата, сотканные из света, будто мысли, душа, сердце оставили его и перешли в неизвестную страну, куда она не могла следовать за ним. Неожиданно ее голос сломался.
— Я бы не хотела, чтобы ты меня оставил, Алан.
Свет исчез, ворота раскололись и распались на части, и она заплакала.
Одна из собак заскулила. Ее челюсти сжались мягко, но крепко на ее руке; не появилось ни капли крови, но собака упорно тянула ее вперед. Алан взял из ее рук зеркало и закрепил ей на поясе. Он отругал собаку и освободил руку Адики, но вместо этого сам крепко сжал ее ладонь.
— Пойдем, — сказал он нежно, но твердо. — Я должен отдать бездыханным Королевам. — Он с трудом вспоминал слова, которым его научил Доррен. — Я должен отдать Королевам пожертвование.
Королевам. Они все еще были в ней. Эхом пульсирующей мелодии отдавалось их присутствие в ее сердце. Королевы требуют пожертвования только от тех, кто прибегнул к их помощи. Неважно, какую горькую цену придется заплатить тому, кто пришел на святые земли с просьбой к ним, если сделка была заключена, условия придется выполнить. Даже она, особенно она, не могла избежать выполнения того, что было обещано мертвым святым.
Подобно палке, брошенной в реку, Адика пошла туда, куда поток тянул ее. Алан провел ее вниз по восточному склону кургана, к каменному своду, обозначающему священный вход в могилу королев, святое место, по имени которого была названа деревня. Они двигались по проходу, который вел в тайную комнату, где покоились древние королевы. Облака наползли на небо, скрывая звезды одну за~ другой.
Алан пошарил рукой и нашел факел. Адика ударила кремнем о кремень и зажгла его. Дым от факела оседал на выступах потолка, открывая их взорам символы власти, высеченные на камнях: корабли, тянущие солнце в подземный мир; витая тропинка, по которой мертвые переходят на Другую Сторону; руки Святых, протянутые к четырем жезлам знаний. Сначала пробираясь почти ползком, вскоре они могли уже двигаться нормально, поскольку потолок поднялся вверх. Они вышли в низкую комнату, где находились в трех нишах могилы королев.
Каждая гробница была отмечена отличительными знаками одной из королев. На гробнице Ясной Стрелы, расположенной на западе, были изображены два сфинкса — женщины-львицы, от которых она узнала секретные тропы Охотницы. В южной нише находилась гробница Золотой Жницы, она переливалась золотом, выплавленным из перьев феникса, на камне было высечено изображение священной свиньи — духовного проводника королевы, благодаря волшебству которой все женщины ее племени родили здоровых детей. Последней, в нише, обращенной к северу, располагалась гробница Беззубой, более примитивная, чем остальные, поскольку эта королева правила в те далекие времена, когда тайны волшебной обработки металла не были распространены среди человечества.
Здесь, глубоко под землей, не было слышно даже ветра.
Адика ступила вперед, чтобы начать молитву, но Алан вернул ее назад, заняв ее место. Он выглядел гордым и бесстрашным, когда начал говорить какие-то слова на родном языке, которых она не понимала.
Что он говорил им? Она знала, что они слушали, потому что мертвые всегда слушают.
Факел погас, оставив ее в звенящей тишине. Она не чувствовала успокаивающего присутствия Алана, не слышала лая собак.
Видение подобно яркой молнии ослепило ее.
Алан, облаченный в одежды, которых она прежде никогда не видела, стоит рядом с каменным склепом, так превосходно высеченным в форме лежащего на спине человека, что ей кажется, будто через секунду камень оживет и человек сядет. Каменные собаки лежат около него, одна у головы, вторая в ногах. Алан безмолвно плачет, слезы сбегают по его щекам. Несколько женщин входят в дом, стоящий позади него, только это не дом, а огромное сооружение причудливой формы, вершина его почти касается небес. Алан поворачивается к той, что идет впереди всех, королева настолько худа и истощена, что выглядит уродливой; верно, Толстушка не одобрила бы такого. В сердце этой королевы жесткая пружина, завязанные петли, скрученные и обернутые вокруг ослабленного духа, исполненного страха. Но Алан любит ее. Молодая королева ничего не предлагает ему в ответ, но он все равно ее любит.
Адика горько плачет, и слезы ее смывают это видение, пока она не оказывается плывущей по бескрайним водам. Со всех сторон ее окружает пена, будто она следует за каким-то животным, гладким, словно дракон, и быстрым, как змея, пересекающим морской простор. Сначала она думает, что это живое существо, тонкое и длинное, но вот она замечает, что это корабль. Он совершенно не похож на низкие, грубо сколоченные суденышки, на которых местные племена выходят в море за рыбой. Голова дракона, вырезанная из дерева, украшает нос корабля. Существо, похожее на человека, но все же не человек, стоит на носу корабля, ищет что-то, а вокруг него сгущается туман. Что это за существо? Что оно ищет?
Но как только она задает себе эти вопросы, она знает уже ответы на них, поскольку она способна заглянуть внутрь тела этого существа, увидеть камень в груди, камень вместо сердца. Неизвестное создание тоже ищет Алана.
Туман захлестывает, подобно морским волнам, ослепляя ее. Усики, которые извиваются вокруг нее, начинают ярко светиться, словно они созданы из огненных частичек. Она видит их и сквозь них.
В воздухе кружат призраки с огненными крыльями и глазами блестящими, как ножи. Но вот один из них снижается под тяжестью смертной. Он падает, сверкая, в тоннель, соединяющий миры, преддверие которого сияет голубым огнем. Сквозь ворота эта падающая женщина видит средний мир, известный человечеству: там, в среднем, мире, в тишине возвышается огромный курган, окруженный полуразрушенными земляными валами. Убитые воины лежат вдоль стен валов и дорог. Убийственный ветер отнес каждого из них на его путь. Подобно листьям, мертвые разбросаны напротив кольца из упавших камней, расположенного в руинах на вершине холма, какие-то из них разрушены, некоторые разломаны посредине.
Адика молит Толстушку о защите и Королеву Диких о даровании мужества, но ни одно слово не срывается с ее губ — или она их просто не слышит. Она знает этот холм и эти валы, теперь разрушенные рукой незримой силы, иия которой она не может назвать. Она узнает кольцо упавших камней, покрытых мхом и утопленных в землю прошедшими веками. Это Могила Королев, но не та Могила, которую знает она, с недавно возведенными валами вокруг королевского холма и каменным кругом, установленным на месте встреч времен ее родителей.
Эта Могила Королев выглядит как беззубая, древняя колдунья. Ее юность и зрелость давно стерты временем, ветрами и холодными дождями. Она похожа на престарелую женщину, древняя, разрушенная, всеми забытая.
Но один камень все еще стоит в каменном кругу. Пылая бело-голубым огнем, он защищает умирающего воина, облаченного в одеяние, сотканное из металлических колец. Он падает на землю около пылающего камня и ждет смерти, сопровождаемый двумя духами в облике собак. Падающая женщина с пылающими крыльями из эфирного огня проносится мимо Адики. Она опускается рядом с умирающим воином, хватает его и пытается тащить, тут Адика узнает, в нем Алана. Но сверкающая женщина не может больше держать и отпускает его плечо; итак, он потерян, он сошел с дороги, ведущей в земли мертвых, поэтому он не возвращается в тот мир, где он жил, и не встает на тропу, ведущую на Другую Сторону. Он потерян, вместе с его духовными проводниками, собравшимися у его ног, в пространстве дыхания и биения сердца, пока волшебством Великой — такая способность дана всему племени Лошади — он не связан и не принесен сюда. Он лежит на земле, истекая кровью, умирая, он потерян в огромных покоях королев.
Она задохнулась от осознания происходящего, и в этот самый момент его рука тяжело легла ей на плечо. Он назвал ее по имени и упал на колени рядом с ней, касаясь мокрым лицом ее щей.
— Алан, — прошептала она. Она повернулась к нему лицом, также стоя на коленях, и он прижался к ней, или она к нему — трудно было сказать, возможно, они оба прижались друг к другу, словно щепки, выброшенные на берег огромной морской волной.
Ей казалось, что они стоят на коленях не на камнях, а на мягкой траве, под звездным ночным небом, окутанные тайной. Со всех сторон их окружали деревья. Невдалеке водопад мягко струился по покрытым мхом скалам. Она не знала, как они оказались здесь, только слышала тонкий, очаровывающий шепот ветра. Он крепко держал ее, и когда она нежно гладила его по спине, его руки мягко блуждали по ее телу. Он что-то бормотал про себя, но слова его все еще оставались для нее тайной, язык тела не нуждался в словах.
Он говорил по-другому, без слов: я не должен, но я хочу. Я неуверен, обеспокоен, но мое желание сильно.
Это было приношение даров. Хотя он все еще колебался.
Для Почитаемой мысли слишком медленно текли в ее голове. Адика нашла веревку, которой была перехвачена его льняная туника на талии, и, когда он поцеловал ее, она развязала этот грубый пояс так, что полотно упало с него на землю. Она скользнула пальцами вниз по его ладони, так что руки их соединились, и свободной рукой она перевязала веревкой их сцепленные руки, раз, второй, третий. Она хорошо знала слова:
Скрепленные так, мы будем всегда вместе.
Пусть Толстушка благословит наш союз.
Пусть Зеленый Человек принесет нам счастье и другие блага.
Пусть Королева Диких откроет нам, что значит идти вместе.
Подобно углям, положенным в полое дерево, он загорелся и стал застенчив. Но все же королевы поступили, как желали. Несомненно, в своих тихих могилах они все еще мечтали о том собрании, столь же сладком, как луговые цветы. Она чувствовала, как они наполняли ее тело, так же как их сила начала сверкать в ней с этого момента, заключенная в неестественное очарование их создания. Действительно, какой мужчина сейчас мог противиться ей?
Не он.
Часть третья
ЛЕДЯНАЯ ДОЛИНА
КУСОЧЕК ЯБЛОКА
1
Зима вступила в свои права. В течение трех дней дул сильный холодный ветер с севера, облачая берега и отмели реки Везер в ледяные одежды. Каждая лужа на улицах Гента промерзла до самого основания, что в какой-то мере казалось Анне не так и плохо. Это значило, что зловонные сточные канавы покроются коркой льда, дождевая вода и грязь превратятся в хрустящие кусочки под ножками маленькой Хелен, которая так любит топать по ним, прислушиваясь к их веселому треску. Время от времени, как сейчас, Анна вспоминала месяцы, в течение которых они с ее братом Маттиасом прятались в кожевенных рядах: город был гораздо чище, когда эйка населили его, но, возможно, так было потому, что он был покинут тогда практически всеми.Теперь все изменилось. Даже в мертвый зимний сезон люди прогуливались по замерзшей улице вдоль недавно побеленной стены дворца бургомистра. На противоположной стороне улицы возвышался забор. На этой территории жили и работали зажиточные ремесленники и семейства торговцев. Коробейник подкатил свою телегу к одним воротам и подозвал человека, надеясь, что тот пустит его внутрь. Появился молодой служащий и после внимательного досмотра коробейника, одетого в тяжелую зимнюю тунику и матерчатую обувь, наполненную соломой, пропустил его внутрь. Анна все еще удивлялась таким признакам процветания. Меньше двух лет назад, после поражения эйка, беженцы и новые поселенцы заполонили весь город Гент.
Анна научилась коротать время, думая об этом, когда брала с собой Хелен по разным делам, поскольку неизбежно приходилось долго ждать. Руки ее всегда были заняты отрезом шерстяной ткани, поэтому она не могла просто взять малышку за руку и вести за собой. Хелен не понимала, зачем так спешить, и совершенно не ощущала мороза, хотя пальцы Анны уже давно окоченели от холода, даже несмотря на шерстяные перчатки. Хелен пела, подобно птичке, слова взлетали вверх и скатывались вниз, когда она оставляла следы своих ножек на замерзших лужах, причудливо изукрашенных морозом, по которым разбегались тонкие трещинки, и вот льдинка разлеталась с громким хрустом на тысячи маленьких кусочков.
— Малышка, сейчас не время играть детям на улице. — раздался голос позади нее. Хелен продолжала петь и топать, не обращая внимания.
Анна обернулась и увидела настоятеля Хумиликуса, прогуливающегося в сопровождении нескольких служащих. Башня собора возвышалась позади него, бросая тень на городскую площадь, раскинувшуюся перед северо-западным краем дворца главы города. В эти дни в городе часто можно было встретить настоятеля нового монастыря святой Перпетуи, особенно с тех пор, как аббат, принц Эккехард, уехал с лордом Уичманом сражаться на восток. Хумиликус навещал епископа каждый день, несмотря на превратности погоды.
— О, — обратился он к Анне, осматривая ее тяжелую ношу. — Вы племянница ткачихи. — Подобно всем знатным людям, он имел привычку хватать ткань без разрешения. Он тут же снял свои овчинные рукавицы и в восхищении указал на рулон ткани. — Прекрасно, в самом деле. Такой насыщенный красный цвет. Неужели госпожа Сюзанна сама окрашивала эту шерсть?
Анна кивнула. Хелен приблизилась к последней на ее пути луже и разламывала шероховатый лед, от которого оставались лишь небольшие кусочки по краям.
Худое лицо настоятеля напряглось, губы сжались в тонкую нить.
— Вы немая? Конечно, Господь дважды подвергал вашу семью испытаниям.
Анне не понравилось, как он смотрит на Хелен. Из оборванного, брошенного, полуголодного малыша она превратилась в чудесную маленькую девочку четырех-шести лет.
— У нее замечательный голос, — размышлял он. — Интересно, можно ли ее обучить пению гимнов.
Он пристально смотрел куда-то впереди Хелен. Длинная стена дворца правителя города когда-то была расписана яркими сценами жизни и смерти блаженного Дайсана, но три дня назад ее вновь перекрасили. Хумиликус поднял заледеневшую розу и стал медленно рассматривать поникший цветок испытующим взглядом, подобно личинке мухи, ползающей по тухлому мясу. — Думаю, все эти остатки сорваны на прошлой неделе.
— Так и есть, настоятель, — проговорил старший монах, чей тонкий нос посинел от холода. Порыв ветра подхватил флаги, укрепленные на стенах дворца, и заставил Анну поежиться от холода. — Клирики епископа каждую неделю ходят по округе и подбирают такие пожертвования. Вчера они принесли два венка, одну вырезанную доску и четыре свечи.
Хелен бросилась вперед, выхватила розу из рук настоятеля Хумиликуса и спряталась за спиной Анны.
— Теперь здесь! — проговорил тонконосый человек.
— Нет, не трогай ее, — сказал настоятель Хумиликус. — Побелить стены не значит стереть все из памяти людей. Если они до сих пор подносят сюда приношения, то, отругай мы глупую девчонку, это ничего не изменит. Все недоразумения идут от того крепкого парня, от него и его безъязыкого сообщника. — Несмотря на мрачные взгляды, у него был мягкий характер. Он замолчал, иронически посматривая на стену. — Умного и учтивого парня звали брат Эрменрих. Мне трудно представить, что Господь позволяет посланникам Врага принимать такую прекрасную форму.
— Пути Господни неисповедимы, настоятель, — согласился его служащий. — Хорошо, что те молодые монахи уехали вместе с принцем Эккехардом.
Хумиликус склонил голову в беспрекословном принятии непостижимых дел Господа. И процессия монахов двинулась дальше вниз по улице.
Анна дважды грозно топнула ногой, чтобы привлечь внимание Хелен. Маленькая девочка следовала за ней, счастливая, подпрыгивая на ходу и напевая. Они прошли к воротам, за которыми простиралась река, и дальше во двор к сукновалам. Хозяйка разрешила им посидеть на плащах у очага, пока она проверит каждую пядь ткани, выискивая недостатки, но Анна была не против того, чтобы подождать, ведь здесь было так тепло. Она взяла с собой прялку и веретено и начала потихоньку сучить пряжу. Хелен оторвала все шипы от розы и вдела ее за ухо, как украшение. Сонная, она зевала, широко разевая ротик. Несколько девочек сидели в комнате и пряли, хотя большинство детей в это время дня бегали во дворе или на поле за городскими стенами.