Эллиот Кейт. Дитя пламени

   Антония вздохнула, как и Маркус, она не хотела покидать уютный дворец скопоса и отправляться в путь. Она так хорошо поужинала сегодня на празднике в честь святой Джоанны Вестницы. Но она хорошо подумала, прежде чем возразить.
   — Что я должна буду сделать там?
   — Добиться полного доверия со стороны сестер. Войти в женский монастырь под видом гостьи. Узнать все, что получится. Когда появится возможность, убить мою мать.
   Больше Анна их не задерживала. Антония всего лишь отложила момент охоты, а не оставила это дело, отказавшись от него. Когда все разошлись спать, она направилась в покои, отведенные для скопоса.
   Мягкие ковры в передней комнате, ведущей в спальню скопос, заглушали ее шаги, она неслышно прошла и остановилась за потайной деревянной ширмой. В воздухе витал аромат миндаля, она поняла, что в комнате проводят магические ритуалы. Антония всегда носила с собой несколько амулетов, чтобы защититься от возможных «привязываний» и «воздействий», то, что она называла обычной магией, легко доступной как старой колдунье, так и благородному священнослужителю. Любовные заклинания, сонные и позволяющие стать невидимым — этого она не боялась, поэтому запах миндаля несколько насторожил ее. То, что она почувствовала, подобно обоюдоострому мечу, можно было использовать в своих интересах. Если Хью обращается к обычной магии, чтобы скрыть свои интриги, он достаточно самонадеян, полагая, что ни один человек во дворце скопоса не может противостоять им. За исключением Анны.
   Она заглянула в комнату. Пресвитер, присутствующий там вместе с Хью, заснул в кресле, стоящем напротив дальней стены. Хью находился наедине с умирающей женщиной.
   Сначала Антонии показалось, будто он вытягивает душу из истощенного тела Матери Клементин, бледная нить извивалась у него в руках. Но она слишком долго прожила в Берне, поэтому узнала одну из эфирных форм дэймона. Маркус был прав: Хью вызвал дэймона и с его помощью управлял скопос.
   Она не могла не восхищаться его смелостью и умением. В конце концов, он использовал свою силу во благо. Поэтому разве имело значение, какими средствами он пользовался?
   Мать Клементия вздохнула во сне. Бледный румянец сошел с ее щек, когда Хью обратил сопротивляющегося дэймона в красную ленту. Лицо скопоса поблекло и стало серым. Она умирала. Только дэймон поддерживал в ней жизнь так долго.
   Наконец Хью закончил и сел. Красная лента извивалась и трепетала в его руках, словно живая, возможно, сейчас в ней находился дэймон. Священник спрятал ленту в рукав рясы и, к большому изумлению Антонии, достал книгу, которая была спрятана под периной скопос. Антония отступила в тень своего укрытия, когда Хью прошел мимо нее к двери, он был погружен в свои мысли, поэтому даже не посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают.
   Он скрылся из виду в передней комнате. Она услышала приглушенные голоса. Зашел брат Исмундус и сел в кресло Хью; похрапывающий пресвитер проснулся, счастливо улыбаясь, будто ему приснился сладкий сон.
   Антония незаметно удалилась. Передняя комната уже была пуста, но она знала, куда Хыо мог пойти.
   Она нашла его в часовне святой Теклы: стоя на коленях, он усердно молился. На этот раз она тщательно осмотрела обе смежные двери, ведущие на хоры. Он пошел гораздо дальше примитивных привязываний на одежду сушеных трав, которые простой народ использует, чтобы защитить курятники от лис или приворожить ничего не подозревающего возлюбленного. Подобно всем дверям во дворце скопос, на которых были изображения, прославляющие Господа, на этих дверях узоры были сделаны искусными художниками. В часовне святой Теклы двери украшали вырезанные кубки и накидки, символы святой мученицы.
   Но когда Антония провела пальцем по одному из кубков, она почувствовала, как кожу слегка защипало. Хью покрыл яркие вырезанные изображения слоем волшебного глянца. От него пахло лавандой и нарциссом, растениями, которые навевали сон и рассеивали внимание. Хью превратил их в густую массу и нанес поверх изображений, чтобы таким образом помешать любому человеку, который мог бы подняться на хоры и наблюдать за ним.
   Но сознание Антонии по-прежнему было ясным. Она медленно поднялась по узкой лестнице, осторожно переступив одиннадцатую ступеньку, которая скрипела. На хорах было пусто; все спали или веселились на празднике.
   Но она была не одна. Внизу, освещенный единственным светильником, коленопреклоненно стоял пресвитер Хью, склонив свою золотую голову в молитве.
   Быть может, она стала несколько одержима молодым пресвитером. Ей нужно было быть осторожнее. Она немного скучала по Хериберту. У нее всегда был кто-то, кем можно было управлять, ожидая беспрекословного подчинения, но, конечно, не стоило тешить себя надеждой, что Хью будет столь же послушен, как Хериберт. Но Хериберт в конце концов утратил свою сговорчивость и смирение — проклятый принц Санглант.
   Внизу Хью едва слышно шептал какие-то слова, так что смысл их Антония не могла уловить. Лента извивалась и просачивалась сквозь его пальцы в чувственном танце, который на мгновение напомнил ей об одном увлечении — трех месяцах чувственного удовольствия, роскошного, словно шелк…
   Как вдруг лента безжизненно повисла у него на руке. Дэймон оставил ее. Но Хью продолжал молчать. Долгое время он стоял на коленях, предельно сосредоточившись и закрыв глаза.
   Снова и снова Антония ловила обрывки слов, обращенных к невидимому собеседнику.
   — Изменения в жизни не даются легко… Позволь мне не говорить о муках, тому, кто так сильно согрешил… Движения ее зависят от предначертанной судьбы…
   Внезапно он откинул назад голову. В неясном свете единственного светильника Антония увидела, что лицо его преобразилось, он блаженно улыбался, так, будто она застала его во время любовных ласк.
   О Боже, если бы она только знала, как собрать и сохранить для себя все подобные эмоции. Люди так слабы и так предсказуемы. Даже такой хитрый человек, как Хью, в конце концов растратил себя впустую, отдавшись мукам экстаза. Его тоска была необъятной, и она ничего другого не могла сделать, только как испить ее до дна через его разомкнутые губы… Он вздохнул, как человек, который наконец достиг того, чего больше всего желает сердце — и мечта его исполнилась.
   — О, Лиат, — прошептал он, будто лаская ее. Антония облизала пересохшие губы.
   Неожиданно он дернулся назад, широко распахнув глаза. Он выглядел удивленным, будто сбитым с толку, но мгновение спустя его лицо исказилось гримасой отчаяния, он крепко схватил ленту и вновь закрыл глаза, пытаясь справиться с собой. Лента слабо извивалась в его руках. Бледная нить эфирного света стремительно спустилась вниз, будто с небес, проскользила по его руке и соединилась с лентой. Пламя вспыхнуло ярче, и он поморщился от боли.
   — Проклятие! — вскричал он, когда лента в его руках вновь ожила, извиваясь и сражаясь с ним, подобно змее, пытаясь вырваться из его пальцев, но он слишком крепко держал ее, бормоча заклинание «привязывания». Долю секунды Антония видела дэймона, извивающегося в ленте, прежде чем он убрал ее в рукав рясы.
   Когда Хью поднимался, его трясло, он дрожал всем телом после этой невидимой встречи; слишком взволнованный, чтобы обращать внимание на происходящее вокруг, он взял книгу и поспешил прочь из часовни, будто бежал из преисподней.
   Он давно научился скрывать от окружающих те чувства, что кипели в его сердце. Но Антония знала, как смотреть, чтобы увидеть, как слушать, чтобы услышать и узнать те тайны, которые могут хорошо ей послужить, когда придет время, ее время действовать. Возможности Анны, несмотря на все ее силы, были ограничены. Анна думала только о надвигающейся катастрофе, а не о том, что можно было бы построить на дымящихся руинах.
   Антония не собиралась делать подобной ошибки, но она знала, что ей нужны будут союзники, добровольные или нет.
   Хью не вернулся в личные покои скопоса. Он блуждал окольными путями, прошел какой-то замысловатой дорогой, которая вела по самому краю утеса и, наконец, поднялся на вершину холма Амуррине, на котором возвышались два дворца, символизирующие вечную борьбу духовного и королевского правления в Дарре.
   Шли последние дни уходящего года, воздух был насыщен ароматами грядущих перемен. В Аосте скоро должны были закончиться дожди. На смену дождливому сезону придет долгий период засушья, знаменующий собой наступление лета и ранней осени. А пока в горшочках, расставленных на некотором расстоянии друг от друга вдоль всего моста, начинали распускаться лилии, розы и фиалки. Кто-то украсил миртой треноги для светильников, чье пламя колыхалось на ветру, освещая дорогу тем, кто собирался пересечь границу на рассвете.
   Пресвитер Хью подошел к одной стороне моста и перегнулся через парапет, находящийся на уровне талии, так сильно, будто хотел проверить, умеет ли он летать. Ветер развевал полы его рясы; словно живые, они поднимались и вновь прижимались к его ногам, а быть может, в них тоже был дэймон, призванный из высших сфер.
   Колокол возвестил о смене караула, но здесь его звон казался совершенно незначительным по сравнению со славным творением Господа, раскинувшимся перед ним. Облака рассеялись, представив небеса во всем их величии.
   Антония остановилась, скрытая тенью, и взглянула вниз на реку, лентой извивающуюся у подножия холма. Сверху были видны серебристые отблески лунного света на ровной глади воды. На небе была почти полная луна. Антония посмотрела на звезды и быстро определила несколько созвездий. Соморхас находилась на пересечении Целителя и Кающегося, яркая утренняя звезда. Красный Джеду недоброжелательно мерцал выше, пойманный в сети Сестер, плетущих интриги, но верный Атурна сиял в их доме, привнося мудрость и справедливость, противостоящие их коварству.
   Внезапно Хью заговорил, не отрывая взгляда от воздушного потока.
   — Нет, не нужно выходить на свет. Я знаю, что ты пришла от сестры Анны. Идет король, и лучше, если он не будет нас видеть.
   Так внезапно он разрушил все ее планы. Сердце бешено колотилось в груди, и на мгновение она почувствовала себя, как, должно быть, чувствует себя заяц, встретившись лицом к лицу с коварной лисой. Неужели он все время знал, что она следует за ним и внимательно наблюдает? Она дотронулась до амулетов, висящих на груди, скрытых под рясой, и глубоко вздохнула. Нет, он не обратился к ней по имени. Возможно, он услышал, что она идет за ним, но не видел ее. Он точно не знал, кто она. У нее все еще была возможность осуществить свой коварный план, пока Анна не начала ее подозревать.
   Не говоря ни слова, Антония стояла, скрытая тенью от его взгляда.
   — Будьте добры, передайте сестре Анне, что я обдумал то, что она сказала. Но она должна понимать, что я предан своему королю.
   Послышались громкие звуки шагов поспешно приближающегося человека. Кто-то поднимался по внешней лестнице. Она отступила еще больше в тень. Вновь зазвонил колокол, отбивая семь ударов, зов смерти. Вдали послышался ответный звон — удар, второй, третий, эхом отдавались в городе, раскинувшемся внизу, мрачном и зловещем.
   Айронхед, тяжело дыша, шагнул на мост.
   — Мать Клементия умерла! — Остановившись перед Хью, он сжал кулаки, будто надеясь, что Хью возьмет за это вину на себя. — Что теперь делать? Мне необходима скопос, которая бы стала меня поддерживать! Вы знаете, как все благородные лорды ненавидят меня.
   — Милорд, для вас было бы лучше, если бы вы усмиряли свой пыл и не позволяли себе приставать к тринадцатилетней девочке в присутствии ваших знатных лордов и сотни церковных служителей.
   Айронхед сплюнул на деревянный парапет.
   — Мне никогда не завоевать их любовь, зачем же тогда пытаться усмирять себя?
   — Действительно, бастард не может надеяться на всеобщую любовь, — мягко согласился Хью, — но возможно завоевать уважение.
   — Неужели уважение людей обеспечит мне поддержку со стороны новой Матери, кем бы она ни была.
   — Не гневайтесь, мой король. В качестве скопос будет избран именно тот человек, который вас поддержит.
   — Действительно ли? То же самое вы обещали мне и прежде.
   — Разве я не выполнил все то, что обещал вам в Капардии, в монастыре?
   Айронхед, что-то раздраженно бормоча, начал ходить кругами по небольшой площадке, ограниченной перилами с одной стороны и лестницей — с другой.
   — Вы обещали мне, что корона будет моя и мать Клементия сама возложит венец мне на голову.
   — Что вас беспокоит, мой король?
   — У меня достаточно золота, чтобы взять несколько тысяч наемных солдат в свою армию, но король Генрих тоже богат. Скоро придет весна. Дороги будут свободны. Если он пойдет на Аосту, он может подкупить мою армию вендийским золотом, и что тогда будет со мной? Без поддержки скопос я не смогу долго оставаться в Дарре, а еще меньше в Аосте.
   Он с такой силой бросился на перила, что Антония вздрогнула, испугавшись, что дерево не выдержит и король полетит вниз с моста, все ниже и ниже, пока не сломает себе шею, упав на крыши домов, построенных у основания утеса.
   Но деревянные перила выдержали.
   — Ходят слухи, что Генрих женился на Адельхейд, — прорычал Айронхед.
   Мягкий свет озарил лицо Хью, когда он с едва заметной улыбкой смотрел на город, раскинувшийся под ними. Вдалеке факелы освещали гавань.
   — До меня дошли слухи, что за гаванью, в открытом море, в глубоких водах видели морских жителей, людей с рыбьими хвостами. Вы верите всему, что слышите, мой король?
   — Я был бы большим глупцом, если бы дело обстояло так, но еще большим, если бы не допускал мысли о том, что Адельхейд может предложить себя в обмен на помощь Генриха. Последний раз ее видели в Новомо, известно, что она поехала на север, через горы, вместе со своей немногочисленной свитой и в сопровождении принцессы Теофану. Что, если знать поддержит королеву Адельхейд? Что, если Генрих потребует королевский трон Аосты, женившись на королеве?
   Колокола перестали звонить. В полной тишине Антония слышала шепот ветра, пролетавшего под мостом, и чувствовала запах миртовых венков. Пламя светильника задрожало, потускнело и погасло.
   — Я на вашей стороне, мой король, — мягко проговорил Хью, — вам не нужно бояться короля Генриха.

ВИДЕНИЕ ДАВНО ПРОШЕДШИХ ВРЕМЕН

1

   Она слышала необыкновенные истории о королевах пустынь, которые рассказывали ночью у костра. Многие создания встречаются на диких землях, куда не ступала нога человека. Но она никогда не думала, что увидит их собственными глазами.
   Все же, или ей снится сон, что она действительно видит их, или только мечтает и тем самым наблюдает за этими обитателями диких местностей? Быть может, это видение давно прошедших времен, и вскоре пред ней предстанет королева Ясная Стрела, молодая и раскованная, верхом на королеве львов, ступающей по пескам пустыни, желающая изучить тайны охоты с помощью тех, кто давно считаются повелительницами искусства выслеживания и убийства.
   Должно быть, это видение, поскольку даже когда она смотрит, то видит небольшую человеческую фигурку, выступающую из-за огромной каменной глыбы с поднятыми в знак мира руками. Две черные собаки, совсем крохотные по сравнению с величественными сфинксами, негромко рычат позади него.
   — Алан! — Адика дернулась, и на плечо ей легла чья-то рука.
   — Тише, — прошептала Лаоина.
   Адика лежала в тени, отбрасываемой огромным валуном. Камни врезались ей в плечо и ногу, но у нее Не было сил подняться. Усилием воли она заставила себя протянуть руку вверх и коснулась свертка, на котором покоилась ее голова. Адика поняла, что это ее меховой плащ. Немного выше, но так, что ей удалось дотронуться пальцами, она нащупала сверток со своими драгоценными атрибутами.
   Лаоина с трудом дышала, резко и возбужденно. Земля задрожала. Спасительная тень внезапно ушла в сторону, и яркий солнечный свет ослепил Адику. Лаоина без сил упала на землю. Перевернувшись на спину, Адика посмотрела вверх на бесчувственное лицо женщины, склонившейся над ней. Передними лапами женщина-львица откатила в сторону каменный валун, за которым они прятались. Камень оказался у нее под лапой, в любой момент готовый покатиться вперед по одному лишь ее повелению.
   Серебристая грива струилась каскадом по плечам, будто ветер пригладил ее. Женщина-львица смотрела на них глазами цвета янтаря. Из-за узких зрачков ее взгляд казался более жестоким, чем у людей народа Лошади. У женщины-львицы было человеческое лицо, но за ним не скрывались присущие людям ум и понимание.
   — Прошу вас, — из-за сфинкса раздался голос Алана, — мы пришли с миром. Мы не хотим причинить вам никакого вреда.
   Женщина-львица оттолкнула камень в сторону. Он покатился, громыхая и поднимая клубы песка, вниз по склону. Вдали виднелся каменный круг, расположенный в широком углублении у основания холма. Адика не могла вспомнить, как она добралась сюда. От жары колыхался воздух. Лаоина лежала без движения, и тут женщина-львица небрежно поставила лапу ей на спину, все еще не выпуская когтей, и перевернула женщину Акка.
   Адика с трудом поднялась на колени.
   — Прошу вас, госпожа королева. — Голос ее звучал хрипло, будто был выжжен неумолимым солнцем. — Мы ищем племя людей, возглавляет которых святая женщина по имени Сияние-Слышит-Меня.
   Женщина-львица склонила голову набок, прислушиваясь к звуку, которого Адика не могла слышать, и уселась на задние лапы. Она убрала лапу со спины Лаоины и глубокомысленно начала ее вылизывать. У нее были плохие зубы, но острые, и их было превеликое множество. После мучительно долгих минут, которые она провела, ухаживая за своими лапами, женщина-львица поднялась и пошла в сторону, будто забыла о своих пленниках. Возможно, она просто не была голодна.
   Лаоина с трудом поднялась на ноги. Она что-то пробормотала на своем языке, наверно, молитву, прежде чем обратилась к Адике.
   — Никогда не думала, что маоисину настолько огромна.
   — Что это?! — воскликнул Алан, присев рядом с Адикой. — О Боже, тебе нужно быстрее укрыться в тени.
   Превозмогая боль и головокружение, оставшееся еще с того момента, когда они пробуждали драконов, Адика поднялась на ноги.
   — Ты измерила камни? — обратилась она к Лаоине. — Где же мы найдем племя святой Сияние-Слышит-Меня?
   Лаоина лишь указала на небольшой зеленый островок посреди песков пустыни, виднеющийся вдали.
   — Пойдемте быстрее, быстрее.
   С поддержкой Алана и опираясь на широкую спину Ярости, Адике удалось спуститься с холма и пройти по пескам, плавно переходящим в выжженную солнцем землю, усыпанную галькой. Их путешествие казалось бесконечным, как будто зеленый оазис постоянно перемещался все дальше от них. Женщина-львица исчезла из виду. Быть может, она была просто миражом.
   Путники почувствовали запах воды. Из последних сил они поспешили вперед, мечтая укрыться в тени деревьев, чьи ветви покачивались от нежного ветерка. Под сенью деревьев их встретила приятная прохлада. Они отдыхали, наслаждаясь живительной водой, с каждым новым глотком которой к ним возвращались силы. До них долетали звуки от невидимого глазу небольшого лагеря людей: пение, стук молотка по металлу, рев осла и возмущенное блеяние коз.
   — Смотри! — воскликнул Алан.
   К ним осторожно приближалась человеческая фигура, с ног до головы закутанная в широкие одежды, обе руки с раскрытыми ладонями были подняты вверх в знак мира. Ладони были украшены спиралями и рисунками темно-синего цвета. Адика тоже подняла руки вверх, показывая, что они пришли с миром. Оли последовали за своим проводником по узкой тропинке, извивающейся между плотными зарослями кустарников и деревьев, усыпанных множеством крошечных зеленых плодов. Большие сиренево-белые цветы, размером с ладонь, свисали до самой земли. По берегам небольшого водного канала, настолько узенького, что его легко можно было переступить, возвышались заросли тростника, который скользил и цеплялся за одежду, когда они проходили через него. Пот струился по спине Адики. Ее ноги горели от нестерпимой жары.
   Они перешли второй водный канал, он был гораздо шире предыдущего, поэтому Адика с радостью ступила ногами в прохладную спасительную воду. Наконец они дошли до середины сада, где раскинулся небольшой пруд, но едва ли можно было добросить камень до противоположного берега, он был окружен каменными валунами и из него, подобно шести спицам колеса, отходили водные протоки. Горе и Ярость бросились к воде, чтобы попить. На другой стороне этого водного оазиса возвышались небольшие сады, в которых росли зеленые ароматные травы, молодые побеги диковинных растений, деревья, усыпанные красными, как яблоки, фруктами, но большими по размеру и круглыми. Виноградные лозы поднимались над земляными холмиками. Дальше, за прекрасными садами, раскинулись многочисленные палатки, их было так много, что Адике не удалось сосчитать их с первого взгляда. Среди палаток возвышался шатер, он был гораздо больше остальных, сшитый из такой белой ткани, что Адике пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть от его сияния. Вокруг них сновали люди народа Эссит, занятые каждый своей работой. Большинство из них с ног до головы были закутаны в просторные одеяния, из-под которых были видны только их руки и глаза. Несколько из них, чьи руки были украшены медными браслетами,
   работали на открытом солнце, на них тоже были свободные одежды, на головы наброшены покрывала; на щеках у всех этих людей было выжжено клеймо. Вокруг, повизгивая и смеясь, бегали голенькие дети, остановившись немного в стороне, они внимательно смотрели на незнакомцев, перешептываясь друг с другом. Невдалеке от лагерной стоянки послышалось возбужденное блеяние овец и коз.
   Проводник любезно подвел их к священной палатке. Они тут же окунулись в спасительную прохладу полосатого шатра; пока они уютно устраивались на мягких подушках, два молодых человека принесли золотые кубки с вином и корзинку, полную коричневых фруктов, похожих на орехи. Из-под свободных одежд были видны только руки, молодые и нежные, украшенные рисунками из хны. Раздались мелодичные звуки четырехструнной арфы. Трудно было сказать, играет ли молодой человек или девушка, поскольку у юного музыканта были карие глаза, густые ресницы и утонченные черты лица. Небольшое медное колечко украшало его нос; на запястьях виднелись браслеты, а на ее — или его — щеке горело клеймо.
   Под покровом журчащей мелодии Алан наклонился вперед.
   — Из палатки за нами наблюдает женщина.
   — Где? Я никого не вижу у входа. — Адика откусила диковинный фрукт коричневого цвета. Он был сладкий и совершенно не похожий на орех. — Восхитительно.
   — Она наблюдает за нами, — повторил Алан. Мокрые Горе и Ярость вернулись с пруда, мельчайшие капельки воды брызнули во все стороны, когда они упали на землю в тени, положив головы на передние лапы, совершенно довольные таким отдыхом. — Зачем нужно было измерять камни, чтобы найти это племя? Разве каменный круг, где волшебники могут создать сотканные врата, не находится всегда в одном и том же месте?
   — Племя святой Сияние-Слышит-Меня не живет в домах, подобно нам. На их земле расположено несколько каменных кругов, где возможно соткать волшебные врата. Когда они переезжают на другое место, Почитаемая отмечает ближайший к их лагерю каменный круг, чтобы мы могли выйти из сотканных врат именно там. Камни расположены таким образом, что если между ними провести линию, она укажет на водный оазис, где укрывается племя.
   Когда они отдохнули и освежились, их проводник пригласил Адику и Лаоину пройти внутрь палатки. Алан поднялся, чтобы пойти с ними, но Адика отрицательно покачала головой.
   — Ни один мужчина не может зайти в шатер Сияние-Слышит-Меня. Таков закон их племени.
   — Ты будешь в безопасности? — спросил он, понизив голос. — Мне бы не хотелось оставлять тебя одну.
   — Да, любимый, здесь мне ничто не угрожает.
   Алан замер в нерешительности, но тут же сел обратно, хотя больше не мог расслабиться, утопая в мягких подушках.
   В палатке было достаточно светло, поскольку с нескольких сторон материал был убран, поэтому солнечный свет проникал внутрь шатра. Плотно утрамбованный песок служил полом. В песок были врыты шесть столбиков, к которым были привязаны жерди, так что получалось два треугольника, перекрещивающихся друг с другом. На этих треугольниках, подобно тому как Адика ткала из нити звездного света волшебные врата над каменными кругами, шесть женщин ткали замысловатую ткань из синих, фиолетовых и темно-красных нитей. Ткань начала принимать какие-то очертания, но Адика все еще не могла понять, что должно было получиться. Лица женщин ничем не были прикрыты, хотя легкие платки спускались с головы на плечи. У женщин был темный цвет лица и ясные темно-карие глаза. Их руки тоже были украшены рисунками-точками и зигзагами, как руки тех людей, что встретились на улице. Мелодия их едва слышного разговора то повышалась, то вновь опускалась, будто непрерывную нить беседы они тоже вплетали в ткань. Самая юная из женщин подняла глаза и смело посмотрела на Адику, но тут же потупила взор, когда ее соседка толкнула ее в бок.