Эллиот Кейт. Дитя пламени

   Ханна сильно потрясла головой, думая, что все это ей лишь показалось, и отползла еще назад, обнаружив укрытие неподалеку от рослого пони, слишком глупого, чтобы спрятаться. Она не могла отвести глаз от танцующего человека, от его коренастого, лишенного волос тела, мускулистых ног и сильных рук. Из мочки каждого уха у него свисала цепочка из трех человеческих носов. Золотая игла насквозь проходила через переносицу, на каждом ее конце было прикреплено по одному высушенному человеческому уху. Его руки были обтянуты кожей с человеческих ног, а ноги — кожей с человеческих рук.
   Булкезу увернулся, снова поймав крыльями град выпущенных в него стрел, и скрылся позади захваченной чахлой лошаденки. Шаман нагнулся к земле и продолжал петь. С каждой фразой он приседал все ниже и ниже, так что вскоре Ханне показалось, что он собирается полностью зарыться в снег. Белый туман поднялся над ним, словно ветер, сдувающий верхний слой снежного покрова, и все его рисунки просто соскользнули на снег и, подобно тысячам извивающихся червей, стали подниматься вверх по телу Булкезу и крупу лошади, распространяясь во все стороны и разрастаясь, пока сначала полдюжины людей, а затем еще столько же не запестрели этими магическими рисунками.
   Булкезу оседлал лошадь и отдал приказание своим войнам. Вооруженные луками, копьями и мечами, куманы начали взбираться на холм. На них обрушился град стрел, но ни Булкезу, ни его солдаты даже не вздрогнули. Когда в них попадали стрелы призрачных эльфов, нарисованные животные и воины хватали и проглатывали их, так что стрелы не успевали причинить куманам никакого вреда. Ни лошадь, ни всадник не могли быть ранены. Во главе с Булкезу они поднялись по склону и напали на тени эльфов.
   Битва проходила в глубине леса, среди деревьев, куда куманам удалось отбросить своих противников. Принца Булкезу нигде не было видно, дюжина воинов неслась к лагерю, пытаясь загнать в загон испуганных лошадей; шаман, поднявшись со снега, накинул свой цветастый плащ и с несколькими помощниками начал заниматься ранеными, в том числе и несчастным лордом Велфом.
   Никто не обращал внимания на Ханну, ни один человек.
   Госпожа Удача каким-то странным образом покровительствовала несчастным. Ханна добралась до первых деревьев, но, что удивительно, опять зацепилась ногой за ту же самую невидимую нить, что и в первый раз. Она тяжело упала, ветер сбил ее с ног. Раскалывалась голова, руки онемели от холода. Но с Божьей помощью она обязательно выберется отсюда… Она подтянула под себя локти и с усилием начала ползти вперед, как вдруг кто-то схватил ее за ноги.
   Ханна беспомощно что-то кричала, пока солдат тащил ее в лагерь. Все, на что хватило сил, это поднять голову над землей, чтобы не задохнуться в снегу. Воин, схвативший ее, не отпускал девушку, пока они не оказались у входа в главный шатер. Там он отпустил ее ноги и перекатил через порог — деревянный выступ, о который она ушибла руку и бедро, когда ее опрокинули, так что она оказалась на чудесном мягком ковре, где не было снега. Она лежала, хватая ртом воздух, а подтаявший снег просачивался сквозь складки одежды, обмораживая ей кожу. Хотелось плакать, но она не могла позволить себе такой роскоши.
   Минуту спустя Ханна оперлась на руки и колени и, пошатываясь, поднялась, осознавая, что около десятка мужчин набилось в шатер, желая посмотреть, чем закончится эта сцена.
   Булкезу сидел на стуле, посматривая на нее. Он все еще был в доспехах, но его крылья и шлем лежали в стороне, а на коже и одежде не осталось и следов от рисунков, защитивших его. Если схватка и встревожила его, то никаких признаков этого ни в его позе, ни в безмятежном выражении лица она не заметила. Он сказал несколько слов переводчику, который, как и Ханна, все не мог отдышаться, с облегчением осознавая, что удалось избежать гибели.
   — Его властность, князь Булкезу, просит вас не пытаться снова убегать. Он очарован вашими белокурыми волосами. И если вам повезет и вы очень понравитесь ему, он оставит вас для себя на некоторое время, прежде чем бросить на растерзание волкам.
   — Удивляюсь, как он не слышит, что вы негодяй, просто по тону вашего голоса, — ответила Ханна. — Буду вам благодарна, предатель, если вы передадите его великолепию, князю Булкезу, что ему лучше не трогать меня, потому что я королевская «орлица», я неприкосновенна.
   Переводчик фыркнул, затем повторил то, что, она надеялась, было ее словами. Булкезу только лишь рассмеялся, поднявшись на ноги, и приблизился к ней. Удивительно, но плащ не расстегнулся, несмотря на все, что с ней произошло. Он резко схватил брошь в форме орла, скрепляющую плащ, и оторвал ее. Плащ скользнул вниз по ее телу, приземлившись на ковер у ее ног. Через тунику, сбившуюся на сторону, порванную в нескольких местах, виднелась бледная кожа.
   Булкезу вздохнул, поднимая руку, чтобы коснуться ее волос.
   — Не хочу огорчать вас, — произнес переводчик, не сдвинувшись со своего места рядом со стулом принца. — Куманы верят, что белокурые волосы приносят удачу. Я видел, как убили человека в борьбе за обладание светловолосой рабыней.
   Теперь ей действительно стало страшно, когда она представила, как ужасно все может быть, и страх наполнил ее гневом и безрассудством. Она ненавидела то, как Булкезу касался ее волос, будто она была животным или его служанкой. Крепко сжав его запястье, она отвела его руку от своих волос.
   Он не ожидал неповиновения, так или иначе, всю жизнь она выполняла тяжелую работу и не была слабой. Они стояли друг напротив друга, она, удерживая его руку, он — упорно ей сопротивляясь. Они были практически одного роста. Находясь так близко, она заметила тень, проскользнувшую у него в глазах, вспышку гнева. Что-то изменилось, его поза, поворот головы, напряжение в плечах. Атмосфера в шатре накалилась до предела. Переводчик странным образом закряхтел, в страхе хватая ртом воздух.
   Ужасная сцена развернулась между ними.
   Булкезу медленно, с усилием опускал ее руку все ниже и ниже. Это было нелегко сделать, но в конце концов он оказался сильнее, хотя она все время достойно сопротивлялась ему. Он просто прижал ее руку к ее бедру, показывая, что теперь она в его власти, она проиграла и, что бы она ни сделала, ничто не изменит того, что теперь она принадлежит ему и он может сделать с ней все, что пожелает. Князь пристально смотрел на нее, подчиняя ее своей воле.
   Ханна не шевелилась. Он мог легко убить ее, если бы захотел, но ему никогда не одержать верх. Она отказывалась быть побежденной.
   И в этот ужасный момент из глубин памяти неожиданно всплыли слова брата Брешиуса.
   Не сводя глаз с князя куманов, Ханна произнесла уверенно и громко:
   — Прошу вас, предатель, передайте вашему господину, что лучше ему умереть, чем причинить мне боль. Я — удача шамана кераитов.
   Она заметила, что слово «кераитов» поразило Булкезу, подобно стреле, в самое сердце. На мгновение его хватка ослабла, но заминка всегда фатальна. Она резко вывернула руку, освобождаясь от его пальцев, и быстро отступила назад.
   Переводчик захрипел, будто ему в горло попала кость. Но тем не менее передал ее слова князю. Булкезу тут же отступил от нее на шаг, встревоженный и удивленный. Он отдал какой-то приказ на своем языке. Все мужчины, собравшиеся наблюдать происходящее, взглянули на нее, побледнев или переменившись в лице, и бросились прочь из шатра. Он быстро вернулся в сопровождении человека, одетого в цветастый плащ.
   Шаман запустил руку в один из своих мешочков и, достав пригоршню какого-то белого порошка, осыпал им Ханну. Кашляя, она стряхнула с себя белый порошок, осевший на волосы и плечи, он мягко осыпался на ковер. Его отвратительный запах впитался в нее и пробудил осиное жало в ее сердце. Глаза шамана расширились. Он бормотал что-то высоким, возбужденным голосом, выписывая руками какие-то знаки, похожие на те, что делают ведьмы, когда создают себе защиту, он становился все более взволнованным, изо рта полилась пена, так что большинство людей в спешке покинули шатер. Его серьги из человеческих носов непрестанно колебались, поскольку он дрожал и извивался. Наконец он без сил опустился на ковер посреди палатки. Должно быть, он тоже был истощен, после того как воины одержали победу над призрачными эльфами благодаря его магии.
   Наступила тишина. Ханне стало интересно, где мог быть Эккехард и был ли он еще жив.
   Вдруг, как всегда, князь Булкезу рассмеялся, будто только что услышал самую остроумную шутку в жизни. От этого непринужденного смеха она занервничала еще больше.
   Ныло запястье, живот и грудь болели оттого, что ее долго тащили по твердой земле. А ноги окоченели от холода, но сейчас она не могла выглядеть слабой.
   Удивленно улыбаясь, Булкезу вновь сел на свой походный стул, отдав несколько приказаний, из которых она ничего не поняла. Старый шаман пришел в себя, поднялся и поспешно вышел из палатки, словно с ним только что не было никакого приступа. Он вернулся, держа в руках прекрасную медную чашу, на которой было изображено, как грифон пожирает оленя, и медный кувшин, полный горячей воды. Откуда у них появилась горячая вода в этом забытом Богом месте, если у них не было даже походных костров, пламя которых отпугнуло бы диких животных?
   Он махнул в сторону занавески, тогда как Булкезу продолжал с интересом наблюдать за ней. Другой человек поспешно вышел исполнять какое-то поручение. Ханна позволила шаману провести себя за занавесь. Там было множество подушек и мехов, уютное спальное место князя кочевников. Шаман, не обратив на это никакого внимания, показал ей, чтобы она умылась.
   Почему нет? Ханна вымыла руки, ополоснула лицо, попыталась оттереть самые грязные пятна с одежды, потом, осмелев, сняла обувь и окатила замерзшие ноги теплой водой. Возможно, она никогда не испытывала ничего более чудесного в жизни, чем сейчас, когда вода стекала по ее пальцам. Ханна достала из мешочка свой деревянный гребень, расплела волосы, распустила и расчесала их, прежде чем вновь закрепить их шнурочком.
   Шаман смотрел на нее с интересом и уважением. Странно, но он не вызывал у нее чувства страха, несмотря на его ужасные украшения. Он обращался одинаково со своими ранеными и с лордом Велфом. Он не собирался наброситься на нее. И наконец, у него на поясе не болталась сморщенная голова, как у остальных воинов. Ужасно выглядели носы и уши, но она могла просто представить, что это сушеные абрикосы, отбеленные и вылепленные в определенные формы. Если и казался он слегка сумасшедшим, то так, будто вдохнул слишком много дыма и слишком часто обращался к богам.
   — Спасибо, — поблагодарила она его, когда закончила. Ханна собралась вновь одеть штаны, но он жестами показал, что лучше их повесить, чтобы они высохли. Он окинул взглядом разбросанные вещи князя и достал великолепную шелковую одежду. Ханна покачала головой, чувствуя, что кто-то подглядывал через занавесь. — Нет, благодарю вас. Если вы не против, я останусь в своей одежде. Я не хочу, чтобы его высочество князь Булкезу даже на минуту поверил, что я признаю его власть и принимаю что-то от него, я не могу быть ему чем-нибудь обязанной.
   Шаман блаженно улыбался, кивая головой в такт ее словам. Очевидно, он не мог понять ни слова из того, что она сказала. Ханна поднялась, подошла к занавеси и отдернула ее в сторону, увидев Булкезу, без дела бродившего в дальней стороне палатки. Он снял свои доспехи и теперь был в шелковых одеждах пурпурного цвета, оттеняющего цвет его глаз. Волосы, зачесанные назад, ниспадающим каскадом рассыпались по одежде во всем своем великолепии. На лице у него была все та же вызывающая улыбка. Неужели он смотрел, будет ли она раздеваться?
   «Если он засмеется, — подумала Ханна, — я задушу его».
   Едва заметным жестом князь указал на полукруг из мягких фетровых подушек в центре палатки. Там уже сидели принц Эккехард и его товарищи, стараясь выглядеть безмятежно и расслабленно, будто каждый день обедают у своего врага, человека, которого Боян ненавидел больше всех на свете. Даже лорд Велф, оправившись от ран, нанесенных эльфами, присоединился к ним, но был очень бледен.
   — Его светлость просит вас почтить его своим присутствием, Благочестивая, — обратился переводчик к Ханне, проявив определенно больше уважения, чем до этого. — Теперь, когда Проклятые разбиты, пришло время отпраздновать победу и вашу удачную встречу.
   — Интересно, для кого она удачна, — пробормотал лорд Бенедикт.
   — Призрачные эльфы, скорее всего, настигли бы нас и убили, если бы мы не столкнулись с князем Булкезу, — раздраженно ответил Эккехард своему товарищу. Он обернулся к переводчику. — «Орлица» будет сидеть с нами, словно она благородного происхождения?
   — На вашем месте, мой дорогой принц, — нагло ответил переводчик, — я бы и рта не раскрывал по поводу нее.
   — Князь Булкезу собирается сделать ее своей любовницей? Я видел и более симпатичных, но согласен, волосы у нее шикарные.
   — Вы невежественный юнец! Разве вы не знаете, кто она?
   — Она чертова «орлица», заслужившая уважение моего отца. Я узнал кольцо на ее руке, знак покровительства моего отца. Не могу поверить, что ваш жестокий господин до сих пор не отрубил ей пальцы вместе с изумрудом.
   — Или что все еще не отрубил вам голову за вашу наглость, — добавил лорд Фритурик.
   Князь Булкезу сопроводил Ханну и, словно услужливый придворный, указал на винно-розовую подушку, на которой были изображены столкнувшиеся в борьбе орлы. Когда она села, скрестив ноги, чувствуя себя неуютно рядом с вендийскими лордами, словно была им равной, Булкезу опустился на свободную подушку, между Ханной и Эккехардом. Он хлопнул в ладоши, и один из его солдат тут же появился рядом с ними с прекрасными деревянными подносами в руках, искусно вырезанными в виде виноградных лоз. Кубки были простые, керамические, но теплые на ощупь, и Ханна чуть не рассмеялась вслух, вдохнув аромат: горячее пряное вино.
   Острая боль пронзила ее сердце. Что же случилось с Готфридом и остальными? Спаслись ли они или лежат мертвые на снегу?
   Но Готфрид, конечно же, не стал бы завидовать ее мимолетным удовольствиям, после всего что они вместе пережили. Готфрид, возможно, первый сказал бы, что стоит наслаждаться тем, что имеешь, пока это у тебя есть, ведь неизвестно, как скоро все это могут у тебя отнять.
   Как говорил Боян, ни одна война не будет проиграна, если бочки будут полны вина, чтобы утолить жажду.
   Булкезу молчаливо изучал ее, пока они потягивали вино, утоляя голод твердыми пирожками с кориандром. Сейчас шла ожесточенная война на несколько фронтов, и Ханна не предполагала, что все это может быстро закончиться. В конце концов, несмотря на его панический страх перед кераитами, она все еще была его пленницей.
   Вошел солдат, сжимая в руках необычную двуструнную лютню. Он расположился в противоположной от них стороне и начал петь скрипучим, гнусавым голосом. Наконец он закончил, и им позволили идти спать. Несмотря на то что ей великодушно разрешили воспользоваться мехами Булкезу, она устроилась у противоположной стены палатки, рядом со входом, и тщательно завернулась в свой плащ. Ханна настолько устала за целый день, что мгновенно уснула.
   Она проснулась от раскатистого храпа. Не поднимая головы и стараясь ничем себя не выдать, девушка оценила окружающую обстановку. Принц Эккехард и его товарищи спали неподалеку, растянувшись на полу в неудобных позах. Рядом с каждым из лордов лежали воины-куманы, так что если бы пленники попытались вылезти из палатки, они бы тут же проснулись. А вот рядом с Ханной никого не было.
   Или все-таки ее охраняли?
   Только один человек не спал. В центре шатра, освещенный бледным светом единственного светильника, свисающего сверху, князь Булкезу все так же сидел на своей вышитой золотом подушке. Он удобно устроился: скрестив ноги, опираясь одной рукой о колено, другой рукой перебирая пальцами, князь поигрывал искусно сделанной керамической трубкой, из которой поднималось облачко дыма. Он глубоко затянулся и мягко выдохнул. Дымовая завеса укутала его, как вдруг он посмотрел на девушку. Знал ли он, что она не спит?
   Дым со странным запахом наполнил легкие, и ее сознание, подхваченное туманными потоками, воспарило вверх через дымовую завесу, зависнув над лагерем. Там, под ней, раскинулся шатер князя, мерцая призрачным золотым кольцом защиты, а вот остальные палатки, поставленные вокруг него, — кажется, будто над каждой из них произведен какой-то магический обряд. Невдалеке стоят лошади, беспокойно переступая от холода, рядом с ними люди, что их охраняют. С одной стороны — раньше она этого не замечала, — Ханна увидела небольшое отгороженное место, а за забором развевался цветастый плащ шамана. Он готовил мясо в котелке, заполненном углями, и вдруг резко поднял голову вверх, будто почувствовав ее присутствие. Но она уже пронеслась дальше, оставив его позади, к часовым на их скрытые посты, заметила блестящие нити, натянутые повыше и у самой земли; пара ястребов устроились на ветке, ожидая рассвета.
   То, что она увидела за небольшим лагерем Булкезу, поразило ее в самое сердце. Поднимаясь в своем сознании все выше, подхваченная эфирным легким ветерком, она увидела, что лагерь князя Булкезу был одним из несметного количества таких же — сколько их было, она даже не смогла сосчитать в темноте. Палатки куманов были разбросаны по лесу, словно бесчисленная галька.
   Это не маленький отряд налетчиков. Это вся армия куманов.
   Булкезу захватил большие территории вокруг Хайдельберга. Он оставил Бояна и его потрепанную беспомощную армию прятаться и скрываться на востоке, а сам обратил свои взоры на запад, желая захватить самое сердце Вендара.
   Куманы были не единственными, кто терпеливо ждал в холоде зимних ночей. Ужасные создания незаметно подбирались к Земле, настойчивые и целеустремленные. За невидимыми натянутыми нитями, и другими защитными преградами мелькали призрачные эльфы, выжидающие, собравшиеся в группы, их нестерпимая ярость и гнев, словно струны лютни, натянутые до предела, рассекали ночное небо. Неужели она никогда раньше с ними не встречалась? Почему они преследуют ее, ведь она никогда не видела этих созданий? Чем она могла разгневать их или обратить на себя внимание? Знают ли они, подобно отвратительным галла, ее имя?
   Дыхание ледяного воздуха коснулось ее губ, словно поцелуй, и она стремительно вернулась в свое тело, сердце было наполнено страхом. Но Ханна не двигалась, и никто не касался ее. Ночной ветер распахнул одну из створок двери. Через этот небольшой проем она увидела далекое открытое пространство между палатками. Снова шел снег. Следы битвы были похоронены под снежным покрывалом, белым и нетронутым.
   Невдалеке мелькнула сова, мягко опустившись в рыхлый снег. Она моргнула, и Ханна поняла, что она смотрит прямо на нее.
   Она уже видела эту сову. Именно эта роскошная птица появилась тогда в заброшенной деревеньке, две ночи назад, до того как их постигло несчастье. С этой совой разговаривала Лиат во дворце в Верлиде так, словно она могла понять ее.
   Теперь Ханна поняла, кто это. Это сова женщины-кентавра, которую Ханна видела во снах.
   Сова не двигалась, пристально вглядываясь золотыми глазами. Тишина, словно снег, окутала землю.
   Булкезу рассмеялся. Он затянулся, попыхивая трубкой, прежде чем заговорил на понятном вендийском языке.
   — Нет, Опасная, я не причиню вреда женщине с белокурыми волосами. Я слишком боюсь твоей силы и мощи. Но теперь она моя. Верни ее, если сможешь.

НЕВЕРОЯТНОЕ ПРОБУЖДЕНИЕ

1

   В первый чудесный весенний день Адика спустилась с каменного холма, где провела несколько часов в мучительных раздумьях. Даже прекрасная погода не помогла ей отвлечься, ни пение птиц, ни маленькие цветочки первоцвета и распустившегося льна, покрывшие землю пестрым ковром бледно-желтых, голубых и фиолетовых оттенков. Ее интересовало только одно — где был ее супруг и что он делал.
   Как обычно, ей не составило труда найти его. Ей только нужно было идти на звук заливистого смеха, спуститься к реке, где, казалось, собралась почти вся деревня и проходило забавное мужское состязание, сопровождаемое веселыми возгласами. Наступила весна, а это значило, что мужчин охватила жажда озорства и проказ Зеленого Человека.
   Алан стоял по колено в воде, приглашая всех желающих принять участие в борьбе. Она подошла как раз в тот момент, когда он столкнул бедного Кэла с отмели, слегка удерживая его. Кэл выскочил из ледяной воды, пронзительно крича. Полдюжины мужчин стояло на берегу, мокрых и трясущихся от холода, подбадривая своих ребят:
   — Бросай его в воду!
   — Держи его! Он этого не заслуживает!
   — Уф! Ха! Вода такая холодная, что теперь я, пожалуй, только летом смогу доставить удовольствие своей жене.
   — Что ж, ладно, — послышался голос жены из толпы собравшихся, — торговцы из племени Черного Оленя как раз приезжают в это время года. Придется мне утешиться тесным общением с ними, пока ты снова не будешь в форме.
   И она запела известную песенку «Мой муж не может идти по тропинке к своему собственному дому», и многие женщины поддержали ее.
   Алан рассмеялся, помогая Кэлу выбраться из воды. Он полностью разделся, оставшись в легкой набедренной повязке; сегодня был первый теплый день, когда можно было так сделать. Несмотря на то что к этому времени Адика уже хорошо изучила его тело, она не переставала восхищаться его стройными бедрами и широкими плечами. Обычно она расчесывала и заплетала ему волосы, но сейчас они рассыпались по плечам. За зиму отросла небольшая борода, как у многих мужчин, что послужило очередным доказательством для сомневающихся скептиков, которых было немало в деревне, что в его венах не течет ни капли крови Проклятых.
   Подошла Вейвара и встала рядом с ней. На руках у нее была старшая из близнецов, Синий Бутон. Адике очень захотелось подержать малышку, такую пухленькую и замечательную, но она не решилась спросить.
   — Можно было бы подумать, что вы поженились вчера, а не прошлой осенью, так влюбленно ты на него смотришь, — сказала Вейвара с улыбкой, пересаживая дочку на другую сторону. — Смотри, Беор идет сюда.
   Кэл, совершенно расстроенный, выбирался из реки и пытался хоть как-то согреться, завернувшись в плащ, когда к берегу подошел Беор и сбросил свою тунику, что была ему по колено.
   — Теперь вы увидите, на что способен настоящий мужчина, — прорычал Беор.
   Контраст между двумя противниками был просто поразителен: стройный, несколько худощавый Алан с гладкой кожей, и Беор, чья широченная грудь была плотно покрыта вьющимися волосками. Казалось, улыбка всегда озаряла лицо Алана, он выглядел, словно человек, не знающий забот и волнений, тогда как Беор постоянно ворчал и всегда был чем-то недоволен. Но за зиму Беор стал гораздо мягче, это действительно было так. Он больше не спорил и не ругался так часто, как раньше. Возможно, потому что зима была не такая суровая, деревенские жители не страдали от голода и лишений и не было необходимости сидеть дома взаперти долгие холодные месяцы. Быть может, все больше сплотились и начали жить в мире, несмотря на постоянную угрозу со стороны Проклятых, теперь, когда Алан жил с ними.
   — Я обещал победить всех мужчин, а не всех медведей, — выкрикнул Алан, вызвав взрыв смеха у присутствующих.
   Беор поднял руки, неуклюже шагая вперед, словно медведь, и с диким рыком набросился на Алана. Дети визжали от восторга. Алан отступил в сторону, но не успел увернуться. Беор схватил Алана за плечи, и они сцепились друг с другом, потом Беор развернул Алана, поднял его и бросил в речной поток. Огромный человек раскинул руки в стороны и издал победный рев, эхом раздавшийся далеко за курганами. Адика смеялась до слез вместе с остальными деревенскими жителями.
   Алан вынырнул из воды, отряхиваясь, совершенно мокрый.
   — Мир! — крикнул он. — Ты победил.
   И протянул руку. Когда Беор сжал ее, помогая ему выбраться на отмель, Алан с силой дернул руку на себя, так что Беор не удержался на ногах и оказался в ледяной воде рядом с ним. В это время две черные собаки громко лаяли на берегу, и когда двое мужчин поднялись из воды, отплевываясь и смеясь, собаки бросились на отмель и, ко всеобщему удовольствию, снова столкнули их обоих в воду.
   — Боже, как болит живот, — простонала Вейвара, утирая слезы, катившиеся по щекам, так много она смеялась.
   — В деревне будет пахнуть намного лучше! — крикнула сестра Беора, Этора, из толпы. — Ой! Посмотрите, как потемнела вода внизу по течению.
   Адика подняла шерстяную тунику Алана, оставленную на камнях. Когда он выбрался из воды, она набросила ее ему на плечи. Почти всю зиму они провели дома, поэтому ледяная вода немедленно возымела действие: он побледнел и покрылся гусиной кожей.
   — Холодно, — радостно заявил он, пока она закрепляла ему плащ на левом плече бронзовой булавкой. Алан нежно поцеловал ее в щеку.
   Губы были ледяными, словно неживые. Она вздрогнула.
   — Адика. — Всегда внимательный к переменам ее настроения, Алан взял жену за руку. Его кожа была холодная, словно у мертвого. Внезапно ей предстало видение, будто она с головой окунулась в ледяную воду.
   Шесть фигур, с трудом различимые в темноте, сидят, прижавшись к друг другу, в каменной комнате. Седьмой лежит на полу, спит, ранен или мертв, поверх толстой туники наброшена ткань с вышитым на ней львом. На грани тьмы и света, отбрасываемого чадящим факелом, находится каменная плита. На этом алтаре покоится королева. Ее кости были аккуратно уложены, с должной заботой и почтением; предметы одежды и драгоценности, соответствующие женщине ее положения, были разложены среди костей: отрезы полуистлевшей ткани, бусы, кольцо с лазуритом и золотая нарукавная повязка. Одна из фигур подняла факел, чтобы лучше видеть, и внезапно их взорам предстали золотые рога над черепом скелета.