Но здесь, на земле, он оставил сокровище: под мертвым телом лежал бронзовый меч.
 
   Очень осторожно Адика провела рукой по его металлическому клинку. У этого оружия тоже был свой дух, свирепый и неумолимый. Этот меч оборвал жизни стольким людям и так много душ отправил с криком в высшие миры. Кто же возьмет на себя смелость обладать таким опасным и могущественным созданием? Ни у кого из народа Белого Оленя, ни у одного человека из всех девяти деревень, не было меча, подобного этому.
   Адика нашла в своей походной корзинке веточку вербены, покрутила ее некоторое время между ладонями и положила на меч, чтобы успокоить его мстительный дух и на время усмирить его жажду крови.
   Кроме бронзовой брони, шлема, меча, пояса и свободной льняной туники у мертвого воина был нож, а также мешочек с четырьмя обыкновенными речными камешками, пучок трав, морская раковина и маленький деревянный кубок с выгравированными на нем магическими символами.
   После того как она сняла с убитого одежду, Адика оттащила его в сожженный дом и сложила над ним погребальный костер. Она начертила непонятные волшебные знаки на полуразрушенной дверной перекладине и бросила в сторону воина его священный мешочек и звериную маску. Погребальный костер начал разгораться, сначала медленно, но с каждой минутой набирая силы.
   Заметив дым, Ульфрега вывела всех остальных из леса.
   — Никто больше никогда не поселится здесь, — произнесла она, окидывая взглядом все вокруг, после чего поспешила за Беором осматривать оставшиеся от убитого воина ценности.
   — Не трогайте ничего, — быстро сказала Адика. Клубы дыма взвивались вверх над погребальным костром, растворяясь высоко в небе. — Магия Проклятых все еще живет в этих вещах.
   — Но я уже столько времени пользуюсь этой алебардой, несмотря на то что тоже забрал ее у Проклятого. — Беор посматривал на бронзовый меч, не в силах скрыть своей жажды обладать им.
   Видение, словно молния, поразило Адику, так что она едва могла дышать.
   Впереди бежит Беор, сжимая в руке бронзовый меч, за ним следует толпа молодых мужчин с безумными, дикими глазами; они бегут на восток сражаться с такими же людьми, как они сами, жечь их дома и уводить их коров и коз.
   Проклятые заронили это безумие в их сердца!
   Судорожно вздохнув, Адика поняла, что сидит на земле, обхватив руками колени. Все отступили от нее в сторону. По спине струится пот, хотя солнце давно уже спряталось за набежавшей тучкой.
   Внезапно она заплакала, охваченная горем. Что будет с народом Белого Оленя после того, как ее не станет? Неужели среди них нет никого, кто был бы настолько силен, чтобы противостоять мстительному духу, обитающему в мече? Неужели это видение будущего, того, что может случиться с ее народом, охваченным яростью и жаждой убийства? Неужели они обречены на это наследие Проклятых, называемое войной?
   Отвратительный запах горящей плоти окутал Адику, одурманенная им, она погрузилась в иное, замысловатое видение без начала и конца.
   Будут мир и война, добро и жестокость. Будут слава и несмываемый позор.
   Все это познает человечество.
   То, что всегда было здесь.
   Возможно, это действительно было так, что их предки жили в мире и абсолютной доброте, которые неизвестны сейчас народу Белого Оленя. Или, быть может, их прародители сражались в каких-то своих битвах, незначительных, как несогласие между друзьями, или всепоглощающих, как старая вражда между племенами.
   То, что должно случиться, обязательно произойдет. Она лишь может следовать своей судьбе, исполняя свой долг здесь и сейчас. Именно об этом говорила Священная, и Адика согласилась, понимая, что только таким образом она может защитить своих людей.
   Видение растаяло. Дрожа всем телом, Адика поднялась на ноги и только тогда заметила, что остальные давно уже стоят внизу около нетронутого дома, пожевывая кусочки сушеного мяса и ожидая, пока она выйдет из охватившего ее транса. Адике никогда не нужно было объяснять свое поведение. Она спустилась к протекающему невдалеке водному потоку и срезала тростник своим каменным ножом, после чего свила его в прочную веревку, достаточно крепкую, чтобы обвязать и унести богатства мертвого воина. Перебросив этот увесистый сверток за спину и привязав к поясу свою походную корзинку, Адика вернулась обратно в Четыре Дома. Остальные следовали за ней на почтительном расстоянии, переговариваясь между собой, понизив голос.
   Они испытывали страх перед Адикой, потому что в ее руках была магия, а сами они ничего не знали, она могла видеть то, что им не дано было заметить. Так боги отмечали избранных, давая им какой-нибудь знак, а остальных оставляя слепыми.
   Адика знала, что иногда лучше и милосерднее быть незрячим.
 
3
   Наступившую ночь они провели в Четырех Домах. Люди старались как можно быстрее исчезнуть с ее пути, когда она приближалась к ним. Отцы скрывали своих детей за высокими заборами, окружавшими семейные дома с пристройками, так чтобы ее взгляд не коснулся и не обезобразил никого из самых молодых и красивых жителей деревни. Никто не приглашал ее пройти в дом, и Беор оказался настолько мудрым — или боялся того, что Адика могла сделать в гневе, — что весь их небольшой отряд тоже остался ужинать на улице, с благодарностью принимая ту пищу, которой с ними поделились жители Четырех Домов.
   Они плотно и с удовольствием поели: свежая оленина и мясо лебедя; солодовое пиво, настолько густое, что его можно было черпать пригоршней; сыр и поздние овощи, волокнистые и жестковатые. Люди Четырех Домов все это время держали собак на привязи, чтобы путники могли спокойно поужинать, без постоянно нависающей угрозы со стороны выпрашивающих еду псов.
   Эту ночь Адика провела одна на улице, укрывшись в одном из стогов сена. Она не могла не касаться мягкой одежды, которую когда-то носил Проклятый, не могла не прикладывать эту искусно сотканную вещь к своей щеке. Но даже это не утешало ее.
   С утра они вернулись в свою деревню, все жители которой страстно мечтали увидеть собственными глазами бронзовый меч, но Адика спрятала его. Мятежный дух меча продолжал стонать и звать своего прежнего хозяина, он до сих пор был в ярости. Она принесла все взятые у мертвеца ценности на вершину холма и завернула меч и броню в воловью шкуру, на которую прежде наложила заклинания и обереги из трав. Недалеко от каменного круга, в небольшом углублении в земле, Адика устроила удобное временное пристанище драгоценным трофеям.
   Долгое время сидела она на коленях у этой импровизированной могилы, но больше никакое видение ее не посетило. Наконец Адика спустилась к реке и прополоскала в воде льняную тунику, пока на той не осталось ни одного пятна крови Проклятого. Вернувшись наверх, она обнаружила у входа в укрытие кем-то оставленную тарелку с едой. Картофель уже успел остыть; на ровной поверхности кувшина с элем плавали листочки, палочки и пылинки, принесенные ветром. Адика развесила льняную тунику, чтобы она высохла, и принялась за еду. Никто не вернулся за тарелкой и кувшином. Никто больше не был обречен на ужин в одиночестве.
   Стоял теплый летний вечер, таивший в себе столько необычного и многообещающего, но холодная пустота разрывала сердце Адики на части.
   Облачившись в свои священные одежды, Адика прошла знакомой тропинкой к каменному кругу, как только спустилась ночь. Звезды сияли над головой, подобно глазам умерших. Была ли среди этого несметного количества звезд новая, дух Проклятого, который она изгнала вчера с земли? Адика не могла ответить на этот вопрос.
   Сделав руками определенные жесты, выражающие ритуальное уважение, Адика прошла в каменный круг. Казалось, древние камни наблюдают за ней. Встав на колени перед священным котлом, она отпила из него немного воды, после чего зачерпнула полную пригоршню и развеяла ее по ветру, орошая воздух святой водой. Скрестив руки на груди, Адика глубоко вздохнула и сосредоточилась, входя в состояние, необходимое для ее работы. Шаг за шагом она мысленно повторила все этапы великого плетения, чтобы не совершить ни малейшей ошибки, когда придет время и в действительности необходимо будет проделать эту работу. Пройдя мысленно весь путь без единой ошибки, Адика вновь и вновь повторила его.
   Но ей было трудно долгое время оставаться в таком состоянии глубокого транса, необходимом для работы. Через некоторое время она вышла из него; совершенно уставшая, но не засыпающая, Адика склонила голову и замерла в ожидании.
   Возможно, она ждала облегчения или хотя бы призрачной надежды. Быть может, прохладного, освежающего ветерка. Или смерти.
   Это была длинная ночь.
   Над камнями застыл туман, холодный и мягкий, словно покрывало, укутавший Адику. Высоко в небе мерцали далекие звезды — души умерших пытались отыскать свои дома. Раздались мелодичные трели соловья.
   Заухала сова.
   Адика пробудилась от охватившей ее дремоты. Нестерпимо болели колени, онемела левая нога, и когда Адика отодвинулась в сторону, пытаясь избавиться от острых игл злых духов, которые прилетели за время ее короткого сна и начали уже досаждать ей, она увидела огромную сову, приближающуюся к ней, мягко размахивая крыльями в беззвучном полете; роскошная птица устроилась на краю священного котла. Адика стремительно прикрыла глаза рукой.
   Рассвет окрасил в розовато-лиловые цвета восточную линию горизонта. Легкий туман отступал, подобно тому как животное отдергивает свои лапы, пока его бледные невесомые кольца не стали покрывать только камни, расположенные на западной стороне. Перед глазами Адики вспыхнул бело-голубой свет. Дыхание Священной коснулось ее щек, на Адику пахнуло ароматом лесных трав, послышался стук копыт по земле, когда Священная начала где-то вдалеке свой ритуальный танец.
   Земля задрожала у Адики под ногами, толкая ее назад. Какая-то неведомая сила проникла в ее тело и начала раскачивать ее в разные стороны, тогда как внешние силы двигали ее тело в противоположном направлении. Казалось, ее сейчас разорвет на куски, но до сих пор она была цела, лишь охвачена диким страхом и предельно напряжена. Язык ее раздулся, а голова нестерпимо кружилась, будто ее катили вниз с крутого холма, странное чувство не прекратилось, даже когда она, недвижима, замерла на Коленях около священного котла.
   Что-то в самых глубинах космоса осталось незавершенным. Мир вокруг нее бормотал на разные голоса, любопытный и неустроенный, Адика услышала пение птиц, пробудившихся в лесах, далекие завывания волков. Дыхание звезд обжигало ей шею, опаляя ее неистовым жаром, подобно неумолимым душам мечей. До ее слуха донесся чей-то вздох, как вдруг все стихло, только движения Священной, повторяющей едва слышно какие-то слова, нарушали покой природы.
   И еще чей-то голос, низкий и немного смущенный.
   И отвратительный запах крови и еще какой-то незнакомый запах, окутывавший ее, пока Адика не поняла, что это запах мокрой собаки.
   В изумлении она подняла глаза и увидела двух огромных псов — могучие, словно вековые утесы, они настороженно стояли по обе стороны каменного уступа. Адика осторожно поднялась на ноги, но собаки даже не двинулись в ее сторону, не залаяли и не зарычали.
   С другой стороны священного котла на земле лежал обнаженный человек, у него было стройное тело молодого мужчины, который еще несколько лет назад был беззаботным подростком.
   На расстоянии брошенного копья от распростертого тела стояла Священная, ничем не нарушая затянувшуюся тишину. Перед ней на земле возвышалась куча окровавленных одежд.
   Адика осторожно обошла священный котел, не переставая бормотать слова защиты. Был ли этот раненый человеком, пришедшим издалека со своими духовными проводниками?
   Собаки тщательно обнюхали тело, будто пытаясь понять, жив ли этот человек, после чего удовлетворенно сели по обе стороны от лежащего мужчины. Они даже не пытались укусить ее, когда она присела рядом с человеком и коснулась его плеча. Кожа его была мягкая, подобно лепесткам роз, и необыкновенно гладкая. На теле его было гораздо меньше волос, чем у мужчин племени Оленя, но лицо его было не бронзового оттенка, как у Проклятых. Бледный и стройный, он не был похож ни на одного человека, которого она когда-либо видела. Адика провела рукой по плечу, кожа у него была теплая, если не горячая. Он тихо вздохнул.
   — Вот муж, которого я тебе обещала, Адика, — произнесла Священная. — Он пришел из другого мира.
   Аромат, исходящий от него, был сладок, подобно дикой розе; его ухо, то, которое она видела, было небольшое и аккуратное, подобно прекрасной морской раковине, привезенной торговцами с севера; губы его были слегка лилового оттенка, будто недавно он очень сильно замерз.
   Адика заговорила очень тихо, боясь потревожить его.
   — Он пришел из мира мертвых?
   Поскольку он лежал полуотвернувшись от нее, трудно было определить форму его лица.
   — Он туда стремился. Но теперь он здесь.
   Адика нежно положила руку ему на плечо, у него были крепкие мужские бедра и ягодицы, но она до сих пор не могла осознать, что перед ней лежит мужчина. Только ее охваченное предчувствием сердце радостно затрепетало в груди. Ветер дул через камни, разгоняя клочки тумана, бесследно таявшие под яркими лучами солнца, все выше поднимающегося на небосклоне.
   Трудно было произнести даже слово, ведь и сейчас зародившаяся надежда разбивалась о крепкую стену ее страхов. Голос ее задрожал, когда она наконец, сделав над собой усилие, неуверенно спросила:
   — И он останется со мной до самой смерти, Великая?
   — Да, он останется с тобой до твоего последнего дня.
   Спокойные слова Священной поразили ее подобно неумолимой беде. Адика заплакала, присев на корточки, чтобы удержать равновесие, поэтому не заметила, как он приподнялся с земли, оперевшись на локти, и внимательно посмотрел на нее. Он выглядел таким же удивленным, как и она, но казался таким ошеломленным, словно его тяжело ударили по голове. Он был очень бледен, как человек, перенесший серьезное заболевание, а на левой щеке краснело небольшое пятнышко в форме розы, таким клеймом люди народа Лошади обычно отмечали свой домашний скот. Но несмотря на нездоровую бледность и красное пятнышко на щеке, у него было приятное лицо, яркое и выразительное.
   Прежде чем она поняла, что он собирается сделать, он мягко провел пальцем по шраму от огня на ее щеке и смахнул застывшую слезинку. Прозрачная влага настолько удивила его, что он громко вскрикнул и интуитивно прикоснулся пальцем к губам, пробуя на вкус соленую слезинку.
   — Кто ты? — спросила Адика. — Как тебя зовут? Скажи, если можешь.
   Его глаза широко распахнулись от изумления. Он ответил, но слова, что срывались с его губ, не были похожи ни на один язык, который она знала или когда-либо слышала. Быть может, на этом языке говорили в стране мертвых, и он был совершенно непонятен тем, кто пребывал в срединном мире, известном живым людям.
   Он неуверенно оттолкнулся руками и коленями от земли, сел на корточки и только тут осознал, что совершенно обнажен. Он схватил одну из вещей из кучи лежащих от него на расстоянии вытянутой руки, но как только пальцы его коснулись влажной ткани, пропитанной его кровью, он издал душераздирающий крик и отполз назад, оглядываясь по сторонам, будто искал поддержки Священной.
   Но среди камней не осталось и следа присутствия Священной. Ее сова тоже бесследно исчезла.
   — Пойдем, — сказала Адика, протягивая ему обе раскрытые руки с обращенными вверх ладонями в знак мира. — Никто не причинит тебе здесь вреда.
   Собаки даже не шевельнулись, а он продолжал сидеть на земле, скрестив ноги и скромно положив руки на колени. Желая показать ему, что она человеческая женщина, Адика сняла свои золотые рога, развязала бронзовый пояс и отложила их в сторону. Он смотрел на нее настороженно-почтительно, но в глазах его не было того страха, с которым посматривали на нее деревенские жители, среди которых она выросла и провела большую часть своей жизни. Либо он до сих пор был смущен, либо не испытывал перед ней страха. Если он шел по тропе, ведущей в земли мертвых, быть может, он больше не боялся никакой злой судьбы, которая могла нависнуть над ним в стране живых.
   В воздухе повис тяжелый запах крови. Ярко-алые пятна, которые покрывали одежду незнакомца, брошенную кучей на траве, только сейчас начали высыхать и темнеть. Несмотря на то что под ребрами у него краснел свежий шрам, рана была ужасной, но искусно залеченной и не кровоточила. Собаки были совершенно целы и невредимы.
   Откуда же появилась кровь?
   — Это принадлежит тебе? — спросила Адика, осторожно касаясь ближней к ней вещи. Шерсть засверкала мареновым золотом, и когда она встряхнула его тунику, то под расплывшимся кровавым пятном узнала изображение духа, запечатленного на золотом одеянии: грациозный и могущественный лев, вытканный черными нитями по золотой поверхности туники.
   Он отпрянул назад, разглядев изображение на одежде. Лицо его было настолько выразительным, будто душа наполнила собой все его физическое тело от самого сердца до поверхности кожи, а не была сокрыта где-то в потайных глубинах, что было характерно для большинства людей. Быть может, он никогда и не был человеком, но дух его, принявший сейчас человеческое обличье, был духом воина, который когда-то носил эти одежды и погиб в них. Возможно, он убил того человека, который был облачен в них, а теперь испытывал ужас от нахлынувших воспоминаний о своей жестокости.
   Адика осмотрела вторую вещь из окрашенной шерсти, еще больше пропитанную кровью, чем одежда с изображением льва, что, скомканная, лежала в стороне. Под ней Адика увидела кожаный пояс с выгравированными на нем маленькими львами, украшенный бронзовой пряжкой в виде оскаленной львиной морды. Его обувь, искусно сделанная из мягкой кожи, лежала в стороне вместе с двумя длинными кусками ткани с кожаными нашивками, что, как она догадалась, было хорошо сшитыми штанами.
   Откуда его люди знали и умели так искусно шить? Почему они не объединились с человечеством в борьбе против Проклятых?
   Под одеждой из тонкой шерсти лежало одеяние, сплетенное из маленьких металлических колечек, они были бледного цвета, но не из серебра, олова, бронзы или меди. Одеяние было тяжелое, колечки звенели множеством голосов, когда Адика подняла его с земли. У него был тяжелый, необычный запах. Подобно накидке с изображением льва, в этом одеянии тоже были отверстия для головы и рук, и оно ниспадало практически до колен взрослого человека. Быть может, это был и не металл, а магическое заклинание, облеченное в физическую форму с тем чтобы защищать тело воина. У Адики заболели плечи от усилий и напряжения, прилагаемых ею, чтобы удержать его на весу, она опустила одеяние на землю и взяла в руки нож, скрытый под кучей одежды.
   Не камень, не медь, не бронза: в металлической сущности этого ножа не было того непримиримого огня, таившегося в бронзовом мече, который она подобрала у тела мертвого Проклятого. Он был слеп, с бессердечной душой, холодный, словно зимние снега, безжалостный, подобно огромным змеям, которые извиваются в морских глубинах и целиком заглатывают суденышки рыбаков: испытывая голод, они устраивают себе кровавое пиршество, после чего замирают на некоторое время в безмолвном ожидании, пока жажда крови вновь не охватит их.
   Но каким же образом появилась кровь на одежде? Удивительно, но каждая из вещей была покрыта засохшими бурыми пятнами.
   Адика оглянулась назад, надеясь, но все же страшась найти ответ в выражении его лица. Но как любая молодая женщина, которая на протяжении долгого времени не испытывала наслаждения, обратила внимание на его тело.
   Он давно уже был не ребенок, чтобы спокойно бегать обнаженным под теплыми лучами летнего солнца.
   — Подожди здесь, — сказала Адика, жестами показывая, что она собирается уйти и тут же вернуться.
   Когда она поднялась, шнурки, из которых была сделана ее юбка, скользнули в сторону от дуновения ветерка, открывая стройные красивые ноги. Он покраснел, что легко было заметить на его бледной коже. Она быстро отвела глаза в сторону, пытаясь скрыть вспыхнувшую в них надежду. Считает ли он ее привлекательной? Действительно ли Священная привела ее будущего супруга? Адика поспешно собрала священные атрибуты и скрылась в своем шалаше, где сложила в кедровый сундук золотые рога и бронзовый пояс, после чего вернулась к нему, держа в руках льняную тунику.
   Он все так же сидел на земле со скрещенными ногами, склоненной головой опираясь на руки, и отдыхал. Услышав звуки ее шагов, он поднял голову, по щекам у него струились слезы. Он не был мертв, потому что умершие не могут плакать.
   Адика положила тунику перед ним на землю и отошла немного в сторону, повернувшись к нему спиной, так как, если у него были какие-то особые тайные ритуалы, которые он должен был исполнить, переступая черту между обнаженностью и необходимостью быть одетым, она не хотела ему мешать и смущать его. Наступила тишина, прерываемая завываниями ветра, шорохом листьев и звуками его движений. После чего он негромко закашлял, желая прочистить горло, и она обернулась.
   Туника свободно ниспадала у него с плеч, заканчиваясь как раз на уровне коленей. Удивительно, но он был такой же высокий, как Беор. Люди южных племен и Проклятые обычно были ниже ростом, чем народы Оленя. Только люди народа Лошади, чьи тела были наполовину человеческие, а наполовину конские, всегда были выше.
   С помощью сложного, несколько неуклюжего набора жестов он указал на себя и произнес какое-то слово. Она попыталась повторить его сначала на своем языке, затем на Другом, как вдруг он рассмеялся, звонко и добродушно, так что она посмотрела ему в глаза и улыбнулась, но вынуждена была первой отвести взгляд. Щеки ее вспыхнули огнем; сердце радостно зажглось в груди. Он был привлекателен, но совершенно не похож на тех мужчин, которых она знала. Черты его лица были несколько изящнее, лоб более плоский, на щеке краснело маленькое пятнышко, а волосы были иссиня-черные, как у Проклятых, но мягкие и блестящие, словно спряденный лен.
   Он вновь повторил свое имя, на этот раз медленно, и одна из больших собак громко залаяла, будто отвечая ему.
   — Халан, — сказала она.
   — Алан, — добродушно согласился он.
   — Меня зовут Адика, — произнесла она. — А-ди-ка.
   Ему было гораздо проще повторить ее имя, чем ей. Когда Адика улыбнулась ему, он покраснел и отвел глаза.
   — Что мы должны сделать с этим богатством, которое ты принес с собой? — Она указала в сторону наваленных кучей одежд. Маленький кожаный мешочек валялся в стороне с порванными тесемками, из-под него выглядывал не большой колышек длиной с палец, он был очень похож на деревянные иглы, которыми скрепляют вместе стыки в углах домов. Этот колышек был сделан из того же бессердечного металла, что и колечки в тунике.
   Ржавые пятна старой засохшей крови покрывали этот маленький гвоздь, подобно ножу, у него тоже была душа, ворчливая и неискренняя, даже немного плаксивая, словно капризный ребенок.
   У него из груди вырвался сдавленный крик, он отшатнулся назад и упал на колени. Испытал ли он страх перед духом гвоздя, или его сбило с ног невидимое, притаившееся в нем зло? Адика быстро убрала гвоздь в кожаный мешочек. Мужчина с трудом поднялся на ноги, но смог лишь отступить к краю каменного круга, как тут же привалился к одному из возвышающихся валунов, склонив плечи, будто под тяжестью обуревавших его эмоций.
   Адика собрала все окровавленные одежды и спрятала их в углубление в земле рядом с бронзовым мечом и броней, которые она забрала у Проклятого. Наконец она вернулась к нему.
   — Пойдем.
   Незнакомец покорно последовал за ней, время от времени обращаясь к своим верным псам, которые шли за ним по пятам, не отставая, но и не обгоняя их. Рядом с ее шалашом он остановился в нерешительности, осматривая сложную конструкцию из палок и веток, стены из шкур животных, соединительные колышки и кожаные ремни, удерживающие все на своих местах.
   — Здесь я сплю, — сказала она.
   Он так обезоруживающе улыбнулся, что она невольно отвела глаза в сторону.
   Неужели Священная заглянула в самые потаенные уголки ее сердца? Движимая охватившими ее чувствами, Адика прильнула к нему и коснулась щекой его нежной щеки. От него едва уловимо пахло кровью, но этот неприятный запах перекрывал аромат свежих, едва распустившихся роз, а его редкая бородка была мягкой, словно лепестки.
   Изумленный, он отпрянул назад, щеки его пылали огнем от смущения. Адика, сама ошеломленная своим напором и скоростью, с которой она чуть не потеряла голову при виде этого привлекательного человека, поспешно взобралась на ближайший к ней земляной укрепительный вал, с которого открывался прекрасный вид на деревню и поля, раскинувшиеся далеко внизу, реку и лесок, за которым чернел древний лес, обитель зверей и духов, диких волков и пугливых животных.
   Раздался громкий собачий лай. Адика обернулась посмотреть, что случилось, и увидела, что собаки лают за спиной Алана, подталкивая его к ней. Он добродушно потрепал их по мордам, совершенно не испытывая страха перед их огромными челюстями, и последовал за ней; остановившись на полпути, он внимательно осмотрел склон укрепленного вала и насыпанную землю, расположение холма и простирающиеся вокруг него земляные насыпи. После чего неуверенно шагнул к ней и окинул долгим взглядом расположенную внизу деревню, окруженную низким забором, работающих на полях людей, лениво текущую реку и виднеющееся вдалеке, на краю леса, небольшое стадо пасущихся животных. Это была либо юная Урта со стадом коз, либо Деила с отарой овец.