Мартин промолчал. Ли сделал глубокий вдох, отпер дверь и толчком открыл ее. В подвале было темно. Он почти ничего не видел, только какие-то неясные тени. Зато теперь он ясно слышал, что в подвале еще много птиц. Но теперь их движения были судорожными, а крики звучали скорее жалобно, нежели яростно. Газ хорошо поработал. Однако здесь его запах был гораздо сильнее, чем в угольном погребе. Они взялись за руки и пошли через подвал по направлению к лестнице. Под ногами у них хрустели птичьи тушки. Из угла, где стояла стиральная машина, доносилось шипение. В слабом свете, проникающем с улицы, Ли увидел медную газовую трубу. Птицы столкнули стоявшую у стены стремянку, и та, упав на трубу, пробила ее. Слава Богу, что не было искры.
   Шатаясь, они выбрались наверх. На первом этаже пахло газом так же сильно, как и в подвале. Пол бы устлан тушками птиц. Воробьи, дрозды, чайки. Среди них попадались даже летучие мыши. В доме был такой кавардак, будто там взорвалась бомба. Окна в гостиной были вдребезги разбиты, шторы разорваны в клочья. Но сквозняка не было, и газ почти не выветривался. Они прошли к задней двери и, открыв ее, вывалились на улицу. Ли судорожно глотал воздух, а Мартин рухнул на траву, и его вырвало.
   – Это ничего, – сказал Ли. – Теперь выживем…
   Мартин встал на колени и посмотрел вверх:
   – Ты уверен?
   Ли тоже задрал голову вверх. Небо было черно от птиц. Едва Мартин и Ли вышли наружу, они тут же начали снижаться, как будто только и ждали этого момента. Ли вздохнул:
   – Назад?
   Мартин слабо кашлянул и отрицательно качнул головой.
   – Мне тоже не хочется, – сказал Ли и снова взглянул наверх. Птицы продолжали снижаться. Несколько воробьев пронеслись по двору словно пули и врезались в стену дома. Ли достал сигареты и сунул одну в рот.
   – Бежать сможешь? – спросил он.
   – Ты что, рехнулся?
   – Есть другие предложения?
   Мартин промолчал. Ли чиркнул зажигалкой и прикрыл пламя ладонью. Он затянулся и держал зажигалку зажженной, пока табак и бумага не загорелись открытым пламенем.
   – Вот теперь самое время пробежаться, – сказал он и щелчком бросил сигарету в открытую дверь.
   Тысячи птиц, крича, пикировали на них, как самолеты. Ли проследил, как сигарета в брызгах искр покаталась по полу, повернулся к дому спиной и вслед за Мартином побежал в глубь двора. Раздался звук, как будто дом чихнул, и по двору прокатилась горячая взрывная волна. Она швырнула Ли на Мартина, и они оба повалились на землю. Ли взглянул на дом. Дом, казалось, поднимался в воздух. Вторая волна нестерпимого жара опалила ему лицо, и Ли, вскрикнув от боли, отвернулся. Когда он опять взглянул на дом, того уже не было – в небо поднимался оранжево-черный огненный шар, а из ямы на том месте, где когда-то был дом, бил фонтан голубого пламени. А потом с неба посыпались перья, куски дерева и штукатурки и, наконец, обугленные птичьи тушки.
   Когда дождь из жареных птиц прекратился, Ли посмотрел вверх. Огненный шар рассосался, зато небо значительно посветлело. И опять стало видно луну. Ли посмотрел на Мартина и захохотал: его лицо было черным от копоти. Мартин провел по лицу рукой, и Ли захохотал еще пуще: брови Мартина превратились в пепел, и он, стараясь стереть копоть, смахнул их. Завыли, приближаясь, сирены, а Ли продолжал хохотать.

22

   Удар был таким сильным, что у Ронни на миг прервалось дыхание. Она судорожно втянула в себя воздух, и в это мгновение ужас и паника, как по волшебству, оставили ее. Левая щека заныла и начала распухать.
   – Извини, Ронни, – сказал Бобби. – Ты как?
   Она глубоко вздохнула:
   – Ты меня ударил.
   – Прости, Ронни, у тебя была истерика.
   Он обнял ее и крепко прижал к себе. Она уткнулась ему в грудь и снова глубоко вздохнула.
   – Спасибо, – сказала она.
   – Все будет хорошо, вот увидишь. Это всего лишь маленькие паучки. А теперь постой спокойно, не двигайся.
   Он отпустил ее. Через несколько секунд она услышала, как открылась аптечка, потом закрылась. Затем начали открываться выдвижные ящики тумбочки под раковиной. Глубокий вздох облегчения – и луч света пронзил темноту, осветив пол у ее ног. Бобби нашел фонарь.
   – Я знал, что оставил его где-то здесь. Слава Богу.
   Он снова подошел к Ронни и отдал фонарь ей. На полу образовался круг света. Сотни крошечных черных пятнышек заползали в него и копошились в нем. Хотя Ронни ничего и не чувствовала, она знала, что пауки уже ползут по ее ногам и забираются все выше и выше. Она это просто знала. Но, направив луч света на себя, она поняла, что ошибалась. Пауки вообще до нее еще не добрались. Они продолжали вываливаться из вентиляции и расползались в разных направлениях. Казалось, у них нет определенной цели. Бобби снова открыл флакончик с репеллентом. Он описал струйкой жидкости круг и растер жидкость ногой, чтобы преграда была пошире. Потом налил «Москитол» себе на ладонь и стал натирать Ронни лицо.
   – Закрой глаза и не облизывай губы. На вкус он как кошачья моча.
   – Ты что, кошачью мочу пробовал?
   Он усмехнулся. Руки его были немного грубоваты, но отлично справились с работой. Он намазал ей лицо, шею и руки, затем то же самое проделал с собой. Во флакончике даже осталось немного жидкости. При нормальных обстоятельствах его хватило бы на несколько лет. Он налил себе на руки еще немного репеллента и наклонился к ногам Ронни. Он обработал составом обшлаги ее джинсов, ноги до колена и обувь. Остатки он растер по своим ногам и бросил пустой флакончик в мусорную корзину. Потом обнял Ронни за талию. Она улыбнулась ему; он наклонился и поцеловал ее в губы. И тут же у нее во рту возник привкус «Москитола». Она поперхнулась. Сплюнула, но это мало помогло.
   – Давай оставим поцелуи на потом. Ладно? – сказала она и снова стала отплевываться.
   – Прости, не мог удержаться.
   Пауки тем временем добрались до круга. Они ползали по периметру, но не переступали границы, как отдыхающие на пляже, боящиеся зайти в воду.
   – Смотри-ка, эта штука их все же задерживает, – сказал Бобби.
   – Интересно, надолго ли.
   Бобби пожал плечами и взял Ронни за руку. Другой рукой она направили фонарь на стену. На стене шевелились сотни пауков, ползущих вверх, к потолку. У нее екнуло сердце.
   – О черт, – сказала она и посветила на потолок.
   Пауки сгрудились в кучу прямо у них над головами. Бобби тоже поглядел вверх и от изумления даже открыл рот. Потом посмотрел на Ронни и тихо сказал:
   – Это по-прежнему всего только пауки, Ронни.
   – Я знаю.
   – Тем более мы с головы до ног вымазались этим дерьмом. Так что с нами ничего не случится.
   Она кивнула. Ей на плечо упал паук. Она вздрогнула и зажмурилась.
   – Выключи фонарь, – шепнул ей Бобби. – Нам совсем не обязательно на них смотреть.
   Ронни снова кивнула, и комната погрузилась в темноту. Бобби повернул ее лицом к себе и крепко сжал в объятиях. Не открывая глаз, она прижалась к нему всем телом. Пауки продолжали падать. Они падали ей на плечи, волосы, руки, Их крошечные лапки щекотали ей кожу. Ронни постаралась заставить себя не думать об этом. Она стала думать о Бобби. Она представила, что они с Бобби лежат в постели, обнаженные, крепко прижимаются друг к другу, ласкают друг друга, целуются. К этому времени по ней ползало уже такое количество пауков, что, казалось, шевелится кожа, что она хочет уползти от хозяйки и начать самостоятельную жизнь. «Всего лишь пауки. Это всего лишь пауки ползают по ней. Вот и все. Ничего страшного». Темнота поглотила ее, вобрала в себя и укрыла. И на сей раз темнота служила зашитой. Пощечина, которую влепил ей Бобби, сделала важное дело. Прорвав завесу тьмы, она вернула Ронни самообладание. Теперь она больше не боялась. Во всяком случае, темноты. Она чувствовала движение в волосах, на руках, чувствовала, как сотни крошечных ног маршируют по ее груди Она глубоко дышала и ни на секунду не ослабляла объятий. Бобби дышал хрипло, раз или два он тихонько застонал, но не отпустил ее от себя.
   Пауки не кусались. И на лицо не заползали. «Москитол» все-таки их отпугивал. Ронни не знала, сколько времени они так простояли. Минуту, час, целую ночь. Просто понятия не имела. Она потеряла чувство времени, перестала ощущать его течение, пропала в вечной тьме и мягком шелесте лапок. И в какой-то момент она перестала чувствовать пауков у себя на теле и в волосах. Она чувствовала только ровное и размеренное дыхание Бобби. Ронни ткнула его локтем:
   – Ты как?
   Он дернулся, кашлянул:
   – В порядке.
   – Я хочу включить фонарь и осмотреться, – сказала она.
   – Ну, давай.
   Ронни включила фонарь, и свет, отразившись от стен, больно ударил ей по глазам. Она зажмурилась. Открыв глаза, она посмотрела на пол. Он снова был белым. Черная линия из паучьих тел повторяла на полу круг, который Бобби очертил «Москитолом». Внутри круга, у самых их ног, в предсмертных конвульсиях шевелили лапками несколько пауков.
   – Они ушли, – сказал Бобби. Ронни повела фонарем, осветила стену рядом с зеркалом и остолбенела.
   – О Господи, – прошептал Бобби.
   Стена кишела пауками. Они сформировали правильный круг около метра в диаметре. Как только луч света остановился на них, они снова задвигались и нарисовали на стене огромное радостно улыбающееся лицо с белыми кругами глаз. Ронни изо всех сил швырнула фонарь прямо в это лицо. Оно осыпалось дождем паучьих тел, оставив на стене там, куда ударил фонарь, черное влажное пятно. По полу во все стороны расползались пауки. Это уже было слишком. Ужас, который Ронни пыталась в себе подавить, вновь ожил в ней. Она бросилась к двери, отперла ее и раскрыла настежь. Бобби не стал ее останавливать, наоборот, молча пошел за ней. С улицы проникало достаточно света, и они быстро убедились, что гостиная пуста. Кошки ушли. Пауков почти не было, да и те, что остались, стремились попрятаться. Ронни подбежала к двери в прихожую, открыла ее и вышла наружу. Одинокий паук на полу, больше ничего. На лестнице, там, где Бобби размазал «Москитол», валялась кучка дохлых пауков. У входной двери Бобби придержал Ронни за плечо:
   – Подожди.
   Он отстранил ее, сам осторожно приоткрыл дверь и выглянул на улицу. Было видно, как напряжение сразу покинуло его тело. Облегченно вздохнув, он широко распахнул дверь и дышел наружу. Ронни – за ним. На улице моросил дождик, было прохладно. Капли дождя приятно щекотали ей лицо и руки. Она огляделась.
   Двор был пуст. Ни кошек, ни пауков. Бобби обнял ее руками и прижал к себе. Они оба дрожали – естественная реакция большинства людей на прикосновение насекомых. Ронни прерывисто дышала, ее била крупная дрожь.
   – Это была шутка, – сказала она прерывающимся голосом.
   – Шутка?
   – Он решил поиграть с нами. Боже, а это лицо!
   Бобби крепче прижал ее к себе. Он не стал спрашивать, кто такой этот «он». Ему и так это было отлично известно.
 
   На площади Батлер Джек Конни не нашел. Там вообще не было ни души. Казалось, город внезапно опустел. Он слышал вдалеке шум машин, сирены, какие-то крики, но все равно никак не мог избавиться от ощущения, что остался в городе совсем один.
   По дороге он не раз видел животных, ведущих себя очень странно. Небо было заполнено птицами. Взглянув вверх, он увидел в высоте маленькое темное пятнышко. Орел или ястреб, подумал он. Возможно ли такое? Птица, казалось, преследовала его, но потом отстала и полетела в сторону. Дважды ему попадались стаи летучих мышей. Они вели себя так, как будто улицы города были их привычной средой обитания.
   Мыши, попискивая, пролетели мимо, не обратив на Джека никакого внимания. И на каждой улице ему попадались собаки, шныряющие в темноте. Откуда они все взялись? На вид все выглядели домашними. Значит, сбежали из ближайших домов. Но почему?
   В сточных желобах копошились крысы и мыши, высовывали, принюхиваясь, свои розовые носы. Но ни одна не бросилась на него. А Джек только крепче сжимал свое самодельное распятие. Когда он шел по Шестой улице к дому Конни, небо вдруг окрасилось мутно-оранжевым заревом. Он обернулся и увидел, как где-то за рекой поднимается оранжевый огненный шар. Джек сразу подумал о Ли. Шар рассосался, и небо опять стало темным. По небу бежали редкие облака. На востоке виднелась луна. Повсюду выли сирены. Подходя к дому Конни, Джек почувствовал облегчение. Поднявшись наверх, он постучал в ее квартиру, но ответа не получил. Он заколотил в дверь кулаками, и наконец напротив приоткрылась дверь. Из-за двери выглянула какая-то женщина.
   – Какого черта тебе здесь надо?
   – Я ищу Конни Хонунг.
   – Эта шлюха не работает дома, говнюк. Площадь Батлер.
   – Она что, сейчас на улице?
   – Да, и ушла довольно давно, – сказала женщина и захлопнула дверь.
   Джек спустился по лестнице и вышел на улицу. Моросил легкий дождик. Он поднял голову и, глубоко. дыша, подставил лицо под холодные капли. Мимо, направляясь на запад, пробежала собака, немецкая овчарка. Вид у нее был испуганный. Увидев Джека, она поджала хвост и боком, не сводя с него глаз, потрусила прочь. За ней появилась вторая собака, бегущая в том же направлении, потом – третья.
   – Господи, помоги, – взмолился Джек, предчувствуя недоброе.
   Он пошел в том направлении, откуда прибежали собаки. Он миновал еще один квартал, а собаки все продолжали бежать ему навстречу. Маленькие, большие, пудели, доберманы, лайки и спаниели. Все они были испуганы и растеряны, будто очнулись от кошмарного сна и оказались далеко от дома. Быть может, так оно и было. В конце квартала Джек увидел небольшой парк. Похоже, собаки появлялись оттуда. Когда он подошел ближе, из тени выскочил спаниель и торопливо прошмыгнул мимо. От неожиданности Джек вскрикнул. Собака тоже испуганно взвизгнула. Она повернула голову к Джеку, и он увидел, что в пасти у нее торчит что-то, похожее в полумраке ночной улицы на резиновую маску для Хэллоуина. Однако он сразу понял, что это вовсе не маска. Собака держала в зубах кусок рыжеволосого скальпа с человеческим ухом. Из пасти у нее капала кровь. Выронив свою страшную ношу, спаниель кинулся прочь. Джек отвернулся и, справившись с приступом тошноты, бегом кинулся через улицу в парк. Войдя в него, он побежал по дорожке, ведущей вдоль детской площадки в небольшую рощицу. Там, на лужайке, он увидел распростертое на серебристой от лунного света траве тело. Очень медленно Джек подошел ближе. Лежащий зашевелился и поднял руку ему навстречу, словно хотел защититься. Это была женщина. Она лежала на спине. Лица у нее больше не было. Кровавое месиво. Уцелевшее ухо висело на лоскуте кожи. Она снова подняла руку, и Джек увидел, что у нее нет пальцев. Вместо пальцев из окровавленной кисти торчало распятие.
   – О Боже! – простонал Джек. Он опустился рядом с ней на колени, но боялся коснуться изуродованного тела. На ней буквально не осталось живого места. Просто чудо, что она еще была жива.
   – Конни?
   В ответ раздался булькающий: звук. Oн нежно приподнял ей голову, положил ее себе на колени, наклонился и стал нашептывать ей в уцелевшее ухо:
   – Все в порядке, Конни, с тобой все будет хорошо. Я с тобой.
   Окровавленная плоть зашевелилась на том месте, где должен был быть рот. Неужели это попытка улыбнуться? Джек отвернулся, не в силах этого видеть. За его спиной послышались шаги, и к Джеку подошел мужчина, придерживая рукой полы купального халата. Его лицо было бледным.
   – Я видел собак. Что случилось?
   – Они на нее напали. Ей нужна срочная медицинская помощь.
   Мужчина посмотрел на Джека, потом на Конни.
   – О Боже! – воскликнул он. – Оставайтесь с ней, я вызову «скорую». Боже мой!
   Он повернулся и побежал. Из-за деревьев вышли и другие люди. Джек подумал, что всего лишь пять минут назад, когда на нее напали собаки, Конни была не одна. Эти люди были радом, они видели, что происходит, но стояли и наблюдали издалека, до тех пор, пока не стало слишком поздно. Он отвернулся от них, ему было противно их видеть. Внезапно Джеку показалось, что Конни что-то сказала. Он наклонился к ней ближе.
   – Что это было? – прошептала она. Казалось, ее рот набит сырым колбасным фаршем.
   – Думаю, – сказал Джек, с трудом сдерживая бешенство, – что нам только что преподали урок.
 
   Карниш разорвал связь с животными и втянул в себя свою тьму.
   И сразу почувствовал их смятение, их внезапный испуг. Да, даже звери боялись своей звериной натуры.
   Что ж, кампания прошла удачно. И хотя серьезно пострадал только один из его врагов, зато остальные испытали подлинный ужас.
   Карниш громко рассмеялся, потом встал и закрыл окно. Подоконник был влажным от дождя. Он задернул шторы, все еще ощущая свою связь с животными, чувствуя себя их всемогущим повелителем. Его страх стал заметно слабее. Животные не размышляют. Они просто существуют. Они – то, что они есть, ни больше, ни меньше. Какое счастье было бы быть, как они. Ни о чем не тревожиться, просто существовать, полностью покоряясь своей природе. Для хищника разум – проклятие. Он делает его похожим на жертву, пугает возмездием. А для животных возмездия не существует. Они охотятся, едят и не заботятся о последствиях. Их жизнь, если не считать сугубо биологического инстинкта самосохранения, не имеет для них значения. Жить, умереть или охотиться – все это для них одно и то же. И Карниш позволил себе еще немного понаслаждаться оставшимися после управления зверьем ощущениями.
   Но он был голоден. Очень голоден. Карниш взглянул на часы. Почти час. Ночь только началась. А благодаря его усилиям на улицах снова полно добычи.
   Он позвонил вниз. Только после десятого гудка заспанный Эдвард поднял трубку.
   – Мне нужно выехать в город, – сказал Карниш.
   – Сейчас? – спросил Эдвард, забывая о субординации.
   – Да, сейчас, – медленно произнес Карниш.
   Эдвард осекся:
   – Да, сэр, слушаюсь, сэр. Дайте мне пять минут, чтобы приготовить машину.
   – Готовьте.
   Карниш принялся размышлять, расхаживая по кабинету от книжного шкафа до письменного стола и обратно. Сегодня он послал сообщение, но пока не известно, получено ли оно адресатами. И он не узнает этого до завтра или даже до послезавтра. Он показал им, какого врага они себе нажили. Если они достаточно сообразительны, если они поняли, что он хотел им сказать, они уберутся с его дороги, и он вновь заживет привычной ему жизнью. А если нет, тогда…
   Карниш усмехнулся. Теперь он не чувствовал и тени страха. Если они будут продолжать преследовать его, им придется сполна узнать, на что он способен.
   Но это будет потом.
   Сегодняшняя ночь полностью и безраздельно принадлежит ему.
   Сегодня он наконец утолит свой голод.
   Сегодня он устроит себе настоящий пир.

23

   Удачно выбравшись из переделки в ночлежке, Саймон чувствовал в душе торжество. Но в течение следующих восьми часов это чувство все больше и больше отдавало горечью и пустотой. Все его тело, искусанное и исцарапанное крысами, болело. А утром, прослушав программу новостей, он узнал, что вчера в ночлежке погибли двенадцать человек: восемь были убиты крысами и четверо были задавлены, когда пытались выбраться на улицу. Раньше, слушая по телевизору сводки о количестве жертв, погибших в несчастных случаях, он не принимал это близко к сердцу. Но это известие потрясло Саймона до глубины души. Он сам был там, он видел, как умирали эти люди. И если бы не простое везение, он мог бы разделить их участь.
   Что касается Бекки, то она вообще находилась в состоянии шока – ведь теперь, несомненно, ночлежка будет закрыта. То, что она сама была на волосок от смерти, ее волновало гораздо меньше, чем судьба людей, которым после закрытия ночлежки некуда будет пойти переночевать. Скрестив на груди руки и нахохлившись, она молча сидела рядом с Саймоном. Он не пытался ее утешать, понимая, что утешить ее сейчас все равно невозможно. Остальные тоже выглядели подавленными. Бобби и Ронни сидели, прижавшись друг к другу, как будто им было холодно. Ронни старалась ни с кем не встречаться глазами и изредка о чем-то перешептывалась, с Бобби. Саймон узнал об их приключении от Джека. И подумал, что, будь у него выбор, он снова выбрал бы крыс. Джек потягивал из бокала виски и тоже помалкивал. Он рассказал им, что случилось с Конни, и теперь под его взглядом они чувствовали себя так, как будто в этом была и часть их вины.
   «Скорая» отвезла Конни в Генеральный окружной госпиталь Хеннепин. Для всех остальных вчерашняя ночь была скорее психологическим ударом. А вот Конни уже никогда не будет той Конни, которую они знали. У нее отняли прошлое. Оторвали по кусочкам.
   Наконец пришли Мартин и Ли. Саймон посмотрел на них и впервые за весь день улыбнулся. Ли сел напротив него, а Мартин – рядом с Бекки.
   – Чему ты, черт тебя побери, улыбаешься? – с угрозой в голосе спросил Ли.
   – Прости, но ты выглядишь…
   – Да, да, смешно до колик. Я сотру эту идиотскую улыбку с твоего лица, красавчик.
   Но Саймон не мог удержаться и продолжал улыбаться. Лицо Ли почти полностью было лишено волос. На месте бровей были только маленькие черные точки, а от лба до макушки простиралась широкая лысина, тоже испещренная черными точками. Мартин выглядел не лучше, но он относился к этому с юмором и тоже улыбнулся Саймону своей щербатой улыбкой.
   – Как Конни? – спросил Ли.
   – Она будет жить, – ответил Джек. – Но раны серьезные, хотя и не смертельные. Особенно пострадали лицо и руки. Ей будет теперь нелегко.
   – Придется искать другую работу, – сказал Ли, но не насмешливо, а вполне деловито.
   – Да, пожалуй, – согласился Джек.
   – Так что же черт побери, произошло вчера ночью? – спросил Ли. – Что означали все эти крысы, собаки, птицы и пауки?
   – Зависит от того, кого ты слушаешь, – сказал Джек.
   Газеты и телевидение провели ряд интервью с экспертами, и вот что они узнали. Сейсмологи из университета Миннесоты предположили, что на животных подействовали незарегистрированные подземные толчки. Эта теория была не так уж неправдоподобна. В Калифорнии и в других сейсмонеустойчивых районах Земли давно было замечено, что животные чувствуют приближающуюся катастрофу задолго до того, как о ней предупредят приборы. Где-то в глубине земной коры, под Миннесотой, утверждали специалисты, произошли какие-то сдвиги земной коры, на что и отреагировали животные. Ждите землетрясения, говорили они. У метеорологов из Национальной метеослужбы были на этот счет свои соображения. Климат Земли медленно меняется из-за так называемого парникового эффекта, и вчера ночью из-за геологической активности, а может, из-за промышленной деятельности человека случилось очередное изменение, достаточно крупное. И хотя ученые не зарегистрировали никаких значительных изменений погоды над американским Средним Западом, и в частности над Миннеаполисом, это отнюдь не значило, что животные, которые куда более чувствительны к подобным явлениям, чем люди или приборы, тоже ничего не заметили. Ждите сильных дождей, прогнозировали они.
   Общество защиты окружающей среды утверждало, что это матушка Земля наконец восстала против разрушительной деятельности человечества. Животные, мол, объявили человечеству войну, и ужасы минувшей ночи – это лишь начало конца владычества человека. Некий отец Пьетро Боно, протестантский священник из Сан-Августина, заявил, что настало время, когда лев должен возлечь рядом с агнцем. Представитель общества защиты животных сказал, что минувшей ночью от рук разъяренных хозяев погибло сорок три домашних животных, из них шестнадцать собак и двадцать семь кошек. Насчет птиц, крыс и пауков он информацией не располагал. Представитель полиции по связям с общественностью заявил, что погибло двенадцать человек и сто двадцать получили ранения, из которых тридцать – довольно серьезные.
   – Это был он, – сказала Ронни, не поднимая глаз от своих рук.
   – Эти крысы знали, что делают, – кивнула Бекки. – Их глаза…
   – Вот именно, их глаза, – перебил ее Ли. – У птиц тоже были такие глаза, что я готов поклясться: они пытались заговорить, когда старались выклевать глаза нам.
   Голосом таким, будто он сам не верил в то, что рассказывает, Бобби Боковски поведал о том, как пауки сформировали улыбающееся лицо на стене. Собрание проходило, как всегда, в задней комнате бара «У Мерфи».
   – Да, это был он, – сказал Ли. – Только зачем ему это понадобилось?
   – Это было послание, – медленно сказал Джек. – Он хотел дать нам понять, во что мы ввязались.
   – Ну что ж, его послание получено, – подытожил Ли.
   Джек пристально оглядел присутствующих. Когда его взгляд упал на Саймона, Саймон отвернулся.
   – Я надеюсь, теперь ни у кого не осталось сомнений по поводу того, с чем мы имеем дело.
   – С дерьмовым вампиром, мать его так! – объявил Ли. На сей раз в его голосе не было скептицизма, одна только ярость.
   – Точно, – подтвердил Джек. – Может, теперь кто-нибудь хочет выйти из игры?
   Никто не захотел.
   – Он сделал свой ход, – сказал Саймон, глядя на Джека. – Что предпримем мы?
   – Прежде всего я предлагаю навестить Конни и пожелать ей скорейшего выздоровления. Потом мы займемся приготовлением оружия, эффективного против этого существа.
   – А затем, – вмешался Ли Чэндлер, – я предлагаю надрать кое-кому его вампирскую задницу.
 
   Когда они приехали в госпиталь, у Конни уже был посетитель. Саймон приоткрыл дверь и, заглянув в палату, увидел, что рядом с кроватью Конни, наклонившись, стоит человек. Мужчина в черной кожаной куртке с зализанными черными волосами, невысокий, но гибкий и жилистый. В палате царил полумрак, жалюзи на окнах были опущены. Рядом с койкой стояла капельница с прозрачной жидкостью. Голова Конни была вся забинтована; руки, тоже все в бинтах, лежали поверх одеяла. Мужчина не заметил появления Саймона и продолжал говорить тихим, но злобным голосом: