Эллис Джек. Ночная Жизнь

   Саймон вздохнул.
   – Не нравится мне здесь, – тихо сказал он.
   – Можем вернуться.
   Он покачал головой.
   – А что потом?
   Бекки пожала плечами.
   – Не знаю, это было твое предложение.
   – Я славлюсь дурацкими предложениями, – буркнул Саймон и зашагал вниз, к кладбищу ржавого металла.
   Тропинка вилась меж разбитых, покореженных машин, старых бочек из-под масла и деталей каких-то экзотических механизмов, которые вполне могли, на взгляд Саймона, быть останками потерпевшей крушение летающей тарелки. Повсюду, сверкая на солнце как драгоценные камни, валялись разбитые бутылки, шприцы, упаковки от презервативов и прочие отходы жизнедеятельности отбросов общества, о которых Саймон не хотел даже и думать, не то что рассматривать. Они с Бекки осторожно продвигались вперед, внимательно глядя под ноги.
   – Боже, Саймон, просто не верится, что совсем рядом с центром есть такое ужасное место.
   – Эй!
   Саймон замер с поднятой ногой. Бекки, не успев остановиться, резко дернула его за руку, и он едва не упал. Какая-то тень мелькнула между двумя машинами и тут же исчезла. Саймон уже наполовину поверил, что сейчас увидит то существо из переулка, и его лоб покрылся испариной. Тень снова возникла, на сей раз в двери покореженного вагона. Это был мужчина, но не тот, не из переулка. Он был одет в грязные, засаленные джинсы, рваную нейлоновую куртку, и тощий, как лезвие ножа.
   Саймон отступил на шаг.
   – Что вам здесь нужно?
   У мужчины оказался совершенно не вяжущийся с его телосложением густой тенор. Казалось, он вот-вот рассмеется. Саймон молчал, не зная, что сказать.
   – Мы ищем одного человека, – пришла ему на помощь Бекки.
   – Друга, – с трудом сумел выдавить Саймон.
   – Здесь нет ваших друзей.
   – Откуда ты знаешь?
   – Знаю, потому что я – хранитель ворот ада, и я не позволю вам пройти. Так что катитесь отсюда, – сказал тощий и наконец рассмеялся.
   – Послушай, нам очень важно найти этого человека. Его зовут Фил.
   – Фил, а как дальше?
   – Просто Фил. Ты его наверняка знаешь. У него всегда с собой книга.
   – В жизни не видел никого похожего.
   – Ты уверен? Нам сказали, что он часто здесь бывает.
   – Кто вам сказал?
   – Одна женщина, э, Конни, Конни с площади Батлер.
   Человек в вагоне мгновение помолчал, затем спрыгнул вниз. Он двинулся в их сторону, как большой кот, плавный, поджарый. Но его худоба была явно следствием болезни. Саймон понял это по глазам, по сухой, будто пергаментной коже и по ввалившимся рябым щекам.
   – Ну, чего уставился?
   – Ничего.
   – Нет здесь вашего друга.
   – Так ты его все-таки знаешь?…
   – Фил-Книголюб. Конечно, знаю. Но, как я уже сказал, здесь его нет.
   Саймон вздохнул и начал было что-то говорить, но тут же остановился. Не было смысла спорить. Они были здесь чужаками, и встретили их неприветливо.
   – Ладно, спасибо и на этом. А что сказать Конни, как тебя зовут?
   Мужчина заулыбался. На месте верхнего переднего зуба у него во рту торчал коричневый осколок, но улыбка сияла юмором.
   – Скажите Конни, что встретили Мартина Бадза, мы с ней знакомы.
   – Ладно. – Саймон взял Бекки за руку, и они пошли обратно.
   – Эй! – услышал он сзади.
   Саймон повернулся. Мартин больше не улыбался.
   – Деньги есть? – спросил он.
   – Зачем? – спросила Бекки.
   – Пожрать купить, зачем же еще?
   Саймон полез в карман, но Бекки остановила его руку:
   – Если вы пойдете с нами, мы купим вам еды.
   Улыбка окончательно покинула лицо Мартина. Он не моргая уставился на Бекки.
   – Да пошли вы… – сказал он и отвернулся.
   – Постой.
   – Саймон, не надо. Если он хочет есть, мы купим ему еды, но если ты дашь ему денег, он истратит их на выпивку или наркотики.
   Саймон посмотрел на нее и кивнул:
   – Я знаю, но это его жизнь, и я не берусь его судить.
   Он сунул руку в задний карман, вытащил пятидолларовую бумажку и протянул ее Мартину. По-прежнему не улыбаясь, но слегка удивленный, он подошел и взял у Саймона деньги. Рука его была красной и шершавой, с траурной каймой грязи под синеватыми ногтями.
   – Будь здоров, – сказал Саймон.
   – Подождите. – Мартин посмотрел на Бекки, потом на Саймона, пососал губу и сплюнул на землю. – Здесь кое-кто кое-что знает. Пошли.
   Он быстро пошел вдоль вагона и лишь на миг остановился посмотреть, идут ли они за ним. Саймон пожал плечами и пошел следом; рядом, не отпуская его руки, шла Бекки. За вагоном оказался небольшой закуток. В центре стояла бочка, в которой горел огонь, вокруг нее сидели пять человек. Все такие же оборванные, грязные и тощие, как Мартин. Саймон не сразу сообразил, что среди них есть женщина. Она посмотрела на него и улыбнулась беззубым ртом, похожим на красную рану. Саймон огляделся, Мартин куда-то пропал. Он досмотрел на старуху.
   – Мартин сказал, что кто-то из вас что-то знает о Филе. О Филе-Книголюбе.
   Женщина сплюнула на бочку и встала. Она была одета в длинное пальто, которое, казалось, было намазано каким-то жиром. Она запахнула его у шеи и медленно подошла к Бекки и Саймону. Остальные четверо даже не заметили появления гостей.
   «Торчат наглухо», – подумал Саймон.
   Старуха остановилась в метре от них. От нее пахло потом и мочой. Она прокашлялась и сплюнула на землю. Ее плевок приземлился почти у самых ног Саймона. Беловато-серый сгусток мокроты. Она посмотрела через плечо Саймона. Тот обернулся и увидел Мартина, который кивнул ей. Когда Саймон повернулся обратно, женщина протянула ему холщовую сумку, в которой он тут же узнал сумку Фила. Он взял ее в руки.
   – Она нашла это вчера, в «Дамстере», за Пятой улицей, – сказал Мартин. – Это его сумка.
   – Да, я знаю.
   – Фил пропал, – продолжал Мартин. – Его никто не видел.
   Саймон кивнул.
   – И он бы не оставил свою сумку валяться на улице, если бы с ним чего-нибудь не случилось.
   – Я знаю, – снова сказал Саймон. – Можно мне ее взять?
   – Денег там нет.
   – Я понимаю, просто Фил был моим другом. Я думал…
   – Бери, – сказал Мартин. Он прошел мимо Саймона, приобнял женщину за плечи и повел ее назад к огню. Они сели рядом. С дороги послышался нетерпеливый гудок автомобиля.
   – Спасибо вам, – сказал Саймон.
   Мартин посмотрел на него снизу вверх:
   – Проваливайте.
   Саймон взял Бекки за руку, и они пошли обратно к такси.

9

   Ли Чэндлер уже развернул машину и, высунувшись из окошка, высматривал своих пассажиров. Когда Саймон и Бекки вышли из-за вагона, он отшвырнул сигарету и приветственно закивал.
   – Вы опоздали, – сказал он.
   – Извини, – ответил Саймон. Он открыл заднюю дверцу, пропустил Бекки и вслед за ней забрался в машину. Ли повернулся к ним и положил руку на спинку водительского сиденья.
   – Ну как, нашли своего друга?
   – Не совсем, но выяснили, что хотели.
   – Всякие подонки не приставали?
   – Нет, все обошлось.
   Ли Чэндлер усмехнулся и, повернувшись, посмотрел на Саймона в зеркало заднего вида:
   – Куда поедем?
   Саймон повернулся к Бекки. Та пожала плечами.
   – Давай поедем куда-нибудь перекусим, – предложил Саймон.
   – Хорошо, – сказала Бекки.
   – Но сначала заскочим на площадь Батлер, надо передать кое-кому сообщение.
   Ли кивнул, и машина тронулась. Саймон посмотрел вниз, на холщовую сумку, лежащую у него на коленях. Всю в пятнах, в нескольких местах рваную. На коже, в том месте, где крепится ремень, были выцарапаны инициалы: Ф.У. Саймон провел по ним пальцем и глубоко вздохнул. Бекки взяла его за руку и крепко сжала.
   – По крайней мере теперь ты точно знаешь, – сказала она.
   – Я и так знал, – был ответ.
   Чэндлер въехал в деловую часть города, повернул на Седьмую улицу, пересек Хеннепин и оказался на площади Батлер. В послеполуденном свете этот исторический район выглядел очень старым. Старые складские помещения, а ныне офисные здания, нависали над площадью, казалось, сопротивляясь дальнейшим переменам. Чэндлер медленно повел машину вокруг площади.
   – А кого конкретно мы ищем? – спросил он.
   – Одну женщину, – сказал Саймон.
   – Женщину? Ты имеешь в виду шлюху?
   – Да.
   – Чертову шлюху?
   – Тот, кого мы искали, был нашим общим другом. Мы просто хотим сказать ей о том, что сами узнали, вот и все.
   – Господи Боже. – Ли вздохнул и покачал головой. – Вы бы хоть заранее предупредили. А вы уверены, что она работает именно здесь, а не на Риверплац или еще где?
   – Она сама нам сказала, что будет на площади Батлер.
   – Она сказала, надо же. Значит, это не классная шлюха.
   Он выехал на улицу и свернул в узкий переулок. Когда они проезжали мимо стоявшего там «Дамстера», Саймону показалось, что они неминуемо его заденут. Такси выехало на другую улицу, и. Саймон сразу принялся разглядывать медленно прохаживающихся по тротуару и стоящих в подъездах женщин. Они стояли с опущенными головами, курили и исподлобья следили за проезжающими такси. Некоторые томились на автобусных остановках, время от времени выходя на проезжую часть, как будто расстроенные и обеспокоенные долгим ожиданием. Были и такие, что не стесняясь подходили к машинам.
   – Ты ее видишь?
   – Не знаю.
   – Вряд ли она здесь, еще слишком рано.
   – Вон она. – Саймон указал на двух женщин, стоящих около входа в подъезд.
   Ли посмотрел, нет ли машин, развернулся и подъехал к обочине с другой стороны улицы. Одна из женщин пошла в их сторону. Ее рыжие волосы напоминали отполированную бронзу. Морщинки вокруг глаз и рта были уже не видны под толстым слоем краски. Она была похожа не на живого человека, а на какую-то раскрашенную куклу из мужского журнала. Джинсы и сапожки она сменила на чулки и туфли на шпильке. На ней были синяя кожаная юбка и такая же кожаная куртка. В руке торчала неизменная сигарета. Улыбаясь, она наклонилась к окну, но, когда внутри увидела Саймона, улыбка исчезла с ее лица.
   – Привет, – сказал он.
   – Не облокачивайся, пожалуйста, на машину, дорогуша, ты поцарапаешь краску, – попросил Ли как можно жалостливее.
   – Пошел ты, – был ответ. Ли надул щеки и пожал плечами.
   Конни посмотрела на Бекки, потом на Саймона.
   – Ну что, нашли вы его? – спросила она.
   Саймон покачал головой и показал ей холщовую сумку.
   – Это его сумка. Я думаю, если бы с ним все было в порядке, он бы ее не бросил.
   Конни затянулась и, отвернувшись от окна, выпустила дым. Несмотря на это, дым, вместе с сильным запахом ее духов, все же проник в машину.
   – Итак, Фил умер, – сказала она.
   – Думаю, да.
   Она потерла переносицу, посмотрела вдоль улицы, потом снова повернулась к Саймону.
   – Вот дерьмо, – сказала она, выпрямилась и пошла назад, ни разу и не оглянувшись.
   – Ну и друзья у тебя, приятель, – сказал Ли Саймону. – Куда теперь?
   – Недалеко от ночлежки есть бар, называется «У Мерфи», там неплохо кормят.
   – Я знаю, где это, – сказал Ли, и они поехали. Через пять минут он свернул на Одиннадцатую улицу и остановил машину.
   – Сколько мы тебе должны?
   Ли постучал по счетчику и с виноватой улыбкой повернулся к Саймону:
   – Вот дерьмо, представляешь, забыл включить счетчик, а мне нельзя брать деньги, если он не работал.
   – Как насчет двадцати долларов?
   – Как-нибудь в другой раз.
   – Ты уверен?
   – Как и в том, что сижу за рулем этого такси.
   – Тогда спасибо.
   – Просто не суйтесь больше к реке.
   Саймон вышел из машины, помог выйти Бекки. Ли высунулся из окна и сказал:
   – Мне жаль, что с вашим другом так вышло.
   Саймон кивнул. Ли уехал, и они с Бекки, держась за руки, пошли в бар.
 
   Они заказали два чизбургера и два пива «Басс». Саймон все время чувствовал на себе взгляд Бекки. Он старался не показывать беспокойства, старался улыбаться. Они сидели в небольшом, непритязательном баре, длинном и узком. Стены, отделанные темными деревянными панелями, были украшены старыми фотографиями, которые в наши дни стали, казалось, обязательным атрибутом почти любого бара. В углу, у туалета, стоял музыкальный автомат. Но громкость была приглушена, и подборкой репертуара явно никто не занимался. В настоящий момент Патси Клайн сетовала на жизнь, любовь и преследующие ее несчастья. Посетителей было немного. За стойкой, грея в руках бокал с пивом, сидел мужчина и смотрел телевизор поверх кассового аппарата. Напротив двери, через несколько столиков от Бекки и Саймона, сидели двое юных влюбленных. Они шептались, низко наклонившись друг к другу. В баре было светло, но освещение не было излишне ярким. Лампочки с прикрепленными к отражателям маленькими бронзовыми ангелочками освещали каждую кабинку. Было тихо и уютно. Саймон подумал, что в будние дни здесь, должно быть, полно посетителей.
   – Эй, – сказала Бекки.
   Саймон посмотрел на нее и улыбнулся.
   – Прости, – сказал он. – Я задумался.
   – Это ничего, я тоже задумалась. Знаешь, я думала о том, каким ты был молодцом сегодня.
   – Ты это о чем?
   – У тебя есть способность вызывать доверие у людей, которые не хотят никому доверять.
   – Они называют меня мистер Клевый Парень.
   – Нет, я серьезно. Вот, например, Конни, или Мартин, да хотя бы тот же таксист.
   – Они же были друзьями Фила, по крайней мере, Конни и Мартин.
   – Да, но дело не в этом. Я уже два года работаю в ночлежке и знаю, как трудно сходиться с людьми, которые живут на улице. Они этого боятся. Они столько раз обжигались, пытаясь ухватить руку помощи. А ты ты умеешь все сделать правильно.
   Саймон отхлебнул пива.
   – Наверное, мне просто везет, – сказал он.
   – Нет, я так не думаю. Вспомни Мартина. Ты знаешь, я никогда не давала нищим денег. Я все время покупала еду тем, кто у меня ее просил, если у меня самой были деньги, понимаешь? Я вела их в кофейню и что-нибудь покупала, а ты поступил иначе.
   – Это его жизнь, Бекки, и жизнь довольно безрадостная. Если он хочет как-то скрасить свое существование с помощью алкоголя или наркотиков, то это его личное дело. Но, может быть, ты была права.
   – Нет, нет, я была неправа. Дело в том, что я отнимала у них возможность самим принимать решения. Просто я никогда раньше не задумывалась над этим.
   – Я тоже не задумывался над этим, Бекки.
   – В том-то и дело, ты это понял интуитивно.
   – Ну и к чему ты мне это говоришь?
   Она пожала плечами, на мгновение отвела взгляд, потом снова посмотрела на Саймона:
   – Ты мог бы сделать много. добра, работая с этими людьми. Не заработать кучу денег, но творить добро.
   Саймон снова отпил из бокала.
   – Ты заблуждаешься на мой счет, Бекки. Я не странствующий рыцарь, я всего лишь недоучка без определенных планов на будущее.
   – Это не значит, что так и должно оставаться всегда, не правда ли?
   Саймон пожал плечами:
   – Давай оставим этот разговор.
   Бекки кивнула; казалось, она не обиделась. Она протянула руку и пожала Саймону пальцы. Потом кивнула на сумку:
   – Ты не хочешь ее открыть?
   – Не знаю… Мне кажется, это как рыться в чужих вещах.
   – Я думаю, Фил не стал бы возражать. Кто-то же должен это сделать. Может, он оставил какую-нибудь записку или не отосланное письмо. Может, у него есть родственники, которым надо сообщить о том, что случилось.
   С большой неохотой Саймон положил сумку на стол.
   – Если хочешь, я открою и посмотрю.
   – Нет, я сам.
   Он отстегнул застежки и, глубоко вздохнув, перевернул сумку вверх дном. Ее содержимое вывалилось на стол. В сумке был кожаный бумажник, блокнот, несколько фотографий, серебряное распятие величиной с большой палец, швейцарский армейский нож, две шариковые ручки, цепочка от ключей и пара отрывных корешков от билетов на игры «Твинс» двухлетней давности.
   – Это все, что у него было, – сказал Саймон, пораженный этим открытием.
   – Путешествовать налегке не так уж и плохо.
   – Нам-то легко говорить.
   – Ты прав, конечно, но я действительно так думаю.
   Саймон не стал спорить и взял в руки распятие. Оно было тяжелым и плотным. Иисус был похож на оловянного солдатика. Он перевернул его и увидел с другой стороны полустертую надпись, прочитать которую ему не удалось.
   – Я и не подозревал, что он верит в Бога.
   – Чужая душа потемки.
   Саймон отложил распятие и раскрыл бумажник. Мартин оказался прав. Денег не было. Во всяком случае, теперь. По правде говоря, Саймон сильно сомневался, что они там вообще когда-то были. Он верил, что Мартин не солгал, сказав, что в сумке не было денег, когда ее нашли. В отделении для документов он нашел водительское удостоверение штата Миннесота, карточку социального страхования, библиотечную карточку и кредитную карту «Виза». Водительское удостоверение было датировано 1986 годом. Там стояло имя Филипп Уокер и дата рождения: двадцать шестое июля 1939 года. Рост: шесть футов, два дюйма. Вес: сто девяносто пять фунтов. Волосы: каштановые. Глаза: голубые. Проживает в Сент-Пол. Саймон с удивлением рассматривал фотографию на водительском удостоверении. На фотографии Фил был в белой рубашке с галстуком, чисто выбрит. Не улыбается, но, очевидно, настроение великолепное.
   – Он здесь такой же, как все, – с изумлением проговорил Саймон и, передав водительское удостоверение Бекки, взял карточку «Виза».
   Срок ее действия истек в мае 1987 года. Карточка была в превосходном состоянии, как будто ею совсем не пользовались. Воспоминания о лучших днях. Саймон тоже передал ее Бекки вместе с карточкой социального страхования. Срок действия библиотечной карточки закончился в апреле этого года. Саймон покачал головой:
   – И эти сволочи отказались продлить ему единственную карточку. Единственную, которой он еще мог пользоваться.
   Он бросил карточку на стол перед Бекки и сделал большой глоток пива. Потом взял блокнот и просмотрел его. Блокнот оказался пуст, только на первом листе был составлен список книг с фамилиями авторов и индексами Библиотеки Конгресса. Половина названий была зачеркнута или рядом с ними стояли галочки. Последней помеченной книгой был «Даниель Мартин» Фаулза. Следующей в списке стояла «Дорога доблести» Хайнлайна, а потом – «Война миров» Уэллса. Фил собирался просветиться по части научной фантастики. Саймон аккуратно разгладил список на столе, пододвинул его Бекки, которая все еще смотрела на водительское удостоверение, и взял фотографии. Их было пять штук, скрепленных вместе скрепкой. Саймон снял скрепку и просмотрел фотографии. За одним исключением это были фотографии детей, двух дочерей Фила, которым в то время, когда делались снимки, было от шестнадцати до девятнадцати лет. Они стояли опершись на машины или улыбались в камеру из-за столика на пикнике. На одной фотографии старшая из дочерей была одета в вечернее платье. Выпускной вечер. Только на одной из фотографий был сам Фил. Он был снят рядом с полноватой печальной женщиной, а по обе стороны от них стояли их дочери. Саймон отложил фотографии, поднял распятие и провел пальцами по холодному металлу. Потом положил его обратно на стол.
   – Я и не подозревал, что он верующий, – снова сказал он.
   – Люди долго помнят свои привычки, – ответила Бекки.
   – У него были мечты. Прошлое. Будущее.
   – Они у каждого есть, Саймон. У каждого, кого ты встречаешь на улице. И надо все время помнить об этом.
   Принесли чизбургеры. Бекки убрала вещи Фила обратно в сумку. Саймону есть не хотелось, но он заставил себя взять сандвич и откусить кусочек. Бекки пристально посмотрела на него, но ничего не сказала. Они молча поели. Потом заказали еще пару пива. На улице быстро темнело. Зажглись фонари.
   – Что ты собираешься делать? – спросила Бекки, потягивая пиво.
   – По поводу чего?
   – Ну, я имела в виду сегодня, после того как мы допьем?
   – Еще не знаю.
   – Если хочешь, можем пойти ко мне. Это недалеко, всего несколько кварталов.
   – Отлично, – сказал Саймон и отхлебнул из бокала.
 
   Ровно в семь часов вечера Ричард Карниш поднялся с кровати и подошел к телефону. Он позвонил портье и спросил, не было ли ему в течение дня телефонных звонков. «Да, сэр», – был ответ. Звонила Вилла Джеймс, чтобы предупредить его, что машина готова и ждёт. Карниш взял с ночного столика карточку, которую дала ему Вилла, и набрал номер телефона в машине. Вилла взяла трубку после второго звонка.
   – Вилла, это Ричард Карниш.
   – О, добрый вечер, мистер Карниш. Как вы себя чувствуете?
   – Когда вы приехали?
   – Минут пятнадцать назад, сэр, как вы велели. Все в порядке, сэр?
   – Да, все в порядке. А теперь вы опять можете уезжать.
   – Что?
   – Вы не понадобитесь мне до завтрашнего утра, но утром будете нужны мне очень рано. Мой самолет вылетает в пять утра, и я должен быть в аэропорту самое позднее без пятнадцати четыре. Поэтому вы должны подать машину к отелю не позднее четырех часов утра.
   – Да, конечно, мистер Карниш, я это сделаю, но я не могу просто так уехать… Если вы хотите…
   – Я хочу, чтобы вы уехали.
   – Но, сэр, видите ли, сэр, миссис Герберт была здесь и она сказала…
   – Где она сейчас?
   – Я вижу, как она ходит туда-сюда в холле отеля. Ее, наверное, не соединяют с вашим номером, и…
   – Приведите ее к телефону.
   – Сейчас?
   – Да, сейчас. Мне надо с ней поговорить.
   – Одну минуту, сэр. Подождите у телефона. Карниш подошел к окну и отдернул занавески. На улице быстро темнело. Он почувствовал, как у него учащается пульс.
   Сегодня! Да, это случится сегодня!
   – Мистер Карниш?
   – Миссис Герберт, я попросил Виллу взять сегодня выходной. Она приедет завтра утром и отвезет меня в аэропорт.
   – Вот как?
   – Вы что-то хотели мне сказать?
   – Я… я думала… Я хотела поговорить с вами о событиях вчерашней ночи, я надеялась, что, если у вас нет других планов, мы могли бы пообедать вместе и…
   – У меня есть другие планы.
   – Понятно. – Она совсем не умела скрывать разочарование. – Что ж, тогда я попрошу Виллу отвезти меня домой.
   – Нет. Я попросил Виллу заехать кое-куда по моим личным делам. Мне очень жаль.
   – О…
   – Передайте трубку Вилле, будьте добры.
   Послышались какие-то звуки, потом голос Виллы:
   – Мистер Карниш?
   – Никуда и ни при каких обстоятельствах не подвозите миссис Герберт. Ночь в вашем распоряжении. Только будьте у отеля не позднее четырех утра. Если вы опоздаете, я очень рассержусь.
   – Я буду вовремя, но миссис Герберт, сэр… Она очень расстроена.
   – Это не ваша забота. Спокойной ночи.
   Он, улыбаясь, положил трубку, потом снова поднял ее, позвонил портье и распорядился насчет телефонных звонков. Затем подошел к окну и открыл его. Остатки солнечного света на небе больно ударили по глазам, но он заставил себя смотреть. Глубоко вздохнул. На улице включили освещение. Он чувствовал вибрации города, чувствовал его пульс, ощущал темноту, заполняющую пустоту между зданиями, и нависшее над городом насилие. Сегодня его детройтский коллега убьет свою очередную жертву. Ему говорили об этом инстинкты. Он прижался лицом к холодному стеклу и, закрыв глаза, потянулся своей тьмой, словно щупальцами, туда, где ощущался очаг насилия. Дотянувшись до него, Карниш стал всячески его подогревать, подстрекать, подталкивать к осуществлению.
   «Сегодня ночью мы встретимся, мой друг, – проговорил он про себя. – Сегодня мы объединим наши силы. Вместе нас ничто не устрашит! Вместе мы завладеем миром!»
   Ричард Карниш рассмеялся. Он втянул в себя свою тьму и сделал глубокий вдох. Эта ночь обещала быть более удачной.

10

   Сегодня, бродя по темным переулкам, пустырям, замусоренным улицам Детройта, Карниш чувствовал себя так уверенно и уютно, будто всю жизнь прожил здесь. Это была его ночь, и он наслаждался этим. Двигаясь вдоль захудалых круглосуточных баров и видеосалонов, ом рассылал вокруг себя волны тьмы и страха, которые расходились от него подобно кругам на поверхности затхлого стоячего пруда от брошенного туда камня. У входа в один переулок он наткнулся на наркоманов; они курили из стеклянных трубочек, которые прикрыли ладонями, когда Карниш проходил мимо. Он чувствовал их тягу к наркотику, похожую на прилив, почти такую же сильную и во многом напоминающую его собственный голод. Крошечные белые кристаллы, дым от которых они вдыхали, мало помогали утихомирить это влечение. Эффект от наркотика кончался с выдохом.
   Карниш наслал на них еще большую одержимость наркотиком, одержимость, не знающую удовлетворения. Им никогда не утолить этот голод, никогда! За несколько дней они укурятся до смерти, стараясь его утолить. Он улыбнулся, услышав, как один из них застонал, словно вдруг понял, что с ними только что сделали. Проходя мимо проституток, он видел их горящие глаза, алчные рты. Одна даже осмелилась приблизиться к нему, не устрашенная аурой враждебности, исходящей от Карниша. Высокая, худая, не старше шестнадцати лет, с болезненным лицом, пылающими глазами. На ней было столько косметики, что она казалась вылепленной из воска. Ее кожа была похожа на белый плачущий сыр.
   – Дай я тебе отсосу, – хрипло сказала она.
   Карниш остановился и посмотрел на нее. В эту минуту он испытывал к ней и таким, как она, столь сильную ненависть, что на миг ему стало дурно. Он ненавидел ее за то, что ему приходится питаться такими отбросами. И все же эти подонки даже в таком положении оставались людьми, очень похожими на своих более преуспевающих соплеменников, людьми, полными надежд, мечтаний и неисполнимых желаний. За это он тоже их ненавидел. Ненавидел за их чувства. За их сущность. Ненавидел за их смертность, за их эмоции, за их способность любить. Ненавидел за то, что не был и никогда не смог бы стать одним из них. Ненавидел, потому что даже эти отбросы общества были в этом обществе не такими чужаками, как он, единственный в своем роде, единственный во всем мире. Он ненавидел их так, как ненавидит консервированную рыбу любой нормальный человек, вынужденный в течение двух сотен лет питаться сардинами. Но обычному человеку не дано было понять эту ненависть, помноженную на зависимость от тех, кого он ненавидел, и ставшую от этого вдвое сильнее. Едва взглянув на проститутку, он узнал про нее буквально все. Ее зовут Сэнди, почти год назад она сбежала из дома, познакомилась с сутенером по имени Рэнди, тот ее избивал, насиловал и пичкал таким количеством разных наркотиков, что она потеряла всякое представление о том, что ей нужно в данный момент. Она очень скучает по родителям, по ласковой руке отца, милому голосу сестры и без конца мечтает вернуться к ним, если только удастся накопить достаточно денег и пару недель воздержаться от наркотиков.