Страница:
Ее глаза слегка расширились; темные зрачки казались островками, окруженными морем белизны. Она кивнула и все внимание сосредоточила на дороге. Путь от аэропорта до отеля занял полчаса, но Карниш не скучал, увлеченный рассматриванием окрестностей. «Здесь, – думал он, – кто-то бродит, как я, в темноте. Кто-то похожий на меня». Он отвергал общепринятую версию о маньяке, разыгрывавшем вампира, потому что ему была необходима хотя бы маленькая надежда. Он попытался представить себе, каково это – жить здесь. В отличие от Миннеаполиса, не совсем еще прогнившего, этот город был похож на разлагающийся труп, и каждый угол его буквально кишел отбросами общества. Просто какой-то «шведский стол», прямо «пир горой».
– Я найду тебя, – сказал он, обращаясь к городу. – Я буду искать, и мы наконец встретимся, мой друг. Кем бы ты ни был, я обещаю тебе это.
Он не стал трогать сознание Виллы. Она и так была достаточно напряжена и напугана, а замечание Карниша и его манеры поставили ее на грань нервного срыва. Кроме того, сейчас Карниша куда больше занимал план его ночной кампании. О Вилле он вообще не думал, не замечал ее присутствия, если не считать ощущения, что рядом находится комок напряженных нервов и страха. Такой ничтожный, такой человеческий.
Когда они подъехали к отелю, этому островку богатства и процветания посреди всеобщего моря убожества, Карниш вылез из машины прежде, чем Вилла успела открыть для него дверцу. Она улыбнулась нервной, вымученной улыбкой. Он сделал вид, что жалеет ее.
– Все в порядке, Вилла, успокойтесь. Я не кусаюсь.
Она начала было что-то говорить, но Карниш ее перебил:
– Что вы собираетесь делать?
– Ну, мне сказали, миссис Герберт сказала, чтобы я была рядом, на случай, если вам вдруг понадобится машина. Знаете, я буду прямо здесь, внизу. Вот, возьмите эту карточку. Здесь номер телефона, в машине. Позвоните, и я тут же подам автомобиль.
Она говорила так быстро, что Карнишу не удалось вставить ни слова. Когда она умолкла, он взял карточку и сказал:
– Сегодня вы мне не понадобитесь. Возьмите машину и поезжайте домой Вернетесь завтра вечером, часиков, скажем, в семь. Не раньше, понятно?
– Но мне сказали…
– А теперь я вам говорю… И им я тоже скажу. Сегодня ночью и завтра днем у вас свободное время.
И тут он почувствовал истинную причину ее растерянности. Они с мужем экономили каждый цент, и почти все, что зарабатывали, откладывали на первый взнос за небольшой, но зато собственный дом. Она не могла позволить себе выходной.
– Не волнуйтесь, вам заплатят. Просто сделайте, как я говорю. Завтра вечером, в семь. Я понятно выразился?
– Да, сэр. В смысле, если, конечно, вы уверены, сэр.
– Все, отправляйтесь.
Вилла кивнула и пошла к передней дверце. Подождав, пока швейцар вытащит вещи, она села в машину и уехала. Карниш прошел за швейцарам в отель. Швейцар передал багаж коридорному, а Карниш подошел к столу регистрации, чтобы получить свой ключ. Его уже ждали, и симпатичная девушка по имени Сандра Истман проводила его в номер на двенадцатом этаже.
– Надеюсь, вам у нас понравится, – сказала она, и прежде чем Карниш успел ответить, вышла и закрыла за собой дверь.
Отличная работа, подумал он. Ее предупредили о его замкнутости, и она действовала в соответствии с этим. Он даже не успел дать на чай коридорному. Но ничего, он вознаградит его при выезде из отеля. И щедро. Ему доставляло большое удовольствие наблюдать, как люди пресмыкаются из-за денег.
Номер оказался вполне приличным. Две комнаты, гостиная и спальня, огромная ванная с джакузи и сауной В мини-баре имелся широкий ассортимент напитков, но, конечно, пить Карниш не собирался. Кровать, поистине королевского размера, была покрыта бордовым парчовым покрывалом, отороченным золотом. Очеь мило.
Было 11.56, когда Карниш позвонил портье и сказал, чтобы ни при каких обстоятельствах, кто бы ни позвонил, никого не соединяли с его номером до девяти утра. Затем он подошел к окну, раздвинул шторы того же дизайна, что покрывало, и выглянул наружу. Ему не удалось как следует осмотреться, так как высотки загораживали обзор, но убедиться, что повсюду тени и темнота, они не мешали. Небо было затянуто тучами; впрочем, это не имело особого значения, так как свет, источаемый городом, отражаясь от туч, наполнял небо болезненным желтоватым мерцанием.
В дверь постучали, и он улыбнулся про себя. Карниш ждал этого стука. Это миссис Герберт. Напустив на себя хмурый вид, он открыл дверь.
– Мистер Карниш?
Она оказалась в точности такой, какой он ее себе представлял. Блондинка, во многом очень похожая на Катрин Коломбо. Приблизительно того же возраста, но на вид, если можно так выразиться, более хищная. Ее волосы были стянуты в экстравагантный плетеный пучок. Слишком много макияжа, но, признаться, сделанного мастерски. Большие голубые глаза, чувственный алый рот. Алые, будто их окунули в кровь, ногти, на длинных тонких пальцах ничего похожего на обручальное кольцо. Только ее одежда его удивила. Она была одета в черное облегающее вечернее платье без бретелек, по контрасту с которым ее кожа выглядела очень бледной.
– Миссис Герберт?
– О, пожалуйста, зовите меня Кэрол.
– Хорошо, Кэрол.
– Надеюсь, вы не сочтете меня бестактной. Можно войти? – сказала она, входя и закрывая за собой дверь. – О, здесь очень мило. Я просто хотела убедиться, что вам предоставят все самое лучшее. Вы довольны? Я знаю, вы только что вошли и, наверное, устали с дороги, но я просто хотела удостовериться, что все в порядке. Прошу извинить мой внешний вид. Я была на вечеринке и ушла пораньше, чтобы забежать сюда и проверить, как вас устроили.
Вот интересно, одна или с мужем, подумал Карниш, а вслух сказал:
– Мне очень жаль.
– Да нет, что вы, мистер Карниш, там была такая скучища! Значит, вы всем довольны?
– Да, все в порядке.
Он чувствовал запах ее духов, но они были ему незнакомы. Что-то вязкое, мускусное и явно в большом количестве. Он непроизвольно сморщил нос.
– О мистер Карниш, вы не представляете себе, как я рада наконец-то встретиться с вами! Мы годами мечтали, что вы приедете в детройтский офис, но я даже представить себе не могла, что это случится так внезапно.
– Боюсь, что не обрадую вас визитом в офис. Я здесь по сугубо личному делу.
– Да, конечно, я понимаю. А миссис Карниш прилетела с вами?
Плутовка. Она прекрасно знает, что никакой миссис Карниш не существует. Он улыбнулся ей, принимая ее игру. Выбор у него был невелик.
– Нет никакой миссис Карниш.
– Я удивлена, что такой мужчина, как вы, и холостой.
Он не стал спрашивать ее о мистере Герберте.
– Миссис Герберт, Кэрол, уже поздно.
– Да, конечно, извините меня. Я просто хотела… По правде говоря, я просто хотела, чтобы ваше пребывание в Детройте надолго вам запомнилось.
– Вам это уже удалось.
– Это правда? Вы так добры.
Она подошла ближе, и запах духов стал таким сильным, что у Карниша зачесалось в носу. Она взяла его руку и прижала к своей груди.
– Я просто хотела рассказать вам, как я вами восхищаюсь и как я счастлива, что работаю у вас.
– Я тоже очень этому рад.
– И если я могу еще что-нибудь для вас сделать, что-нибудь, чтобы ваше пребывание здесь было более запоминающимся…
Карниш ощущал под платьем ее упругую грудь. Он был несколько удивлен скоростью, с которой развивались события. Он не знал, насколько далеко она собиралась зайти, и немного подтолкнул ее дальше, по выбранному ею пути.
– Кэрол…
– Мистер Карниш…
Она прижалась к нему, ее губы обхватили его губы, а ее язык страстно протиснулся между ними. Она издала низкий стон, и ему показалось, что сейчас она упадет ему на, руки.
– О мистер Карниш, я так давно хотела встретиться с вами. Я… я просто не знаю, что на меня нашло.
При этих словах он чуть было не рассмеялся. Ее намерения были очевидны, и он всего лишь заставил ее действовать более быстро, чем она намеревалась вначале.
– Вы очень привлекательная женщина, – сказал он.
После этих слов она едва не упала в обморок. Ее губы покрыли его шею жаркими поцелуями. Карниш закрыл глаза. Не то чтобы ему было совсем скучно, но почти. Секс не являлся частью его жизни. Иногда он использовал его, чтобы усилить чувство обладания жертвой, но от чисто физического акта не получал никакого удовольствия. Миссис Герберт со стоном опустилась на колени, расстегнула ремень на его брюках и потянула их вниз. Потом аккуратно взяла его пенис обеими руками, открыв рот, подышала на него и затем зажала в губах. В ее глазах застыло такое выражение, словно она не совсем понимает, что делает и зачем, но не может остановиться. Она наращивала темп, но Карниш не чувствовал ни возбуждения, ни удовольствия. Впрочем, он знал, каков должен быть результат ее действий, и воспроизвел его. Ее глаза расширились, когда член у нее во рту стал толще и длиннее, упершись ей прямо в горло.
Она издала удивленный звук, но не отстранилась.
"Интересно, – подумал Карниш, – нравится ли ей это на самом деле?" Он сделал свой пенис ещё больше и толще, чтобы ее губам стало больно. Он не был уверен, ждет ли она от него каких-либо звуков, но, подумав, что это весьма вероятно, застонал. Она подняла на него свои широко раскрытые глаза, почти так же широко раскрытые, как ее губы вокруг его члена. На мгновение ему показалось, что он увидел выражение страха на ее лице, и его удовольствие, если это чувство можно так называть, на мгновение стало подлинным. Она издала наполовину задыхающийся, наполовину скулящий звук, и Карниш понял, что пришло время. Он кончил прямо ей в рот, контролируя поток семени так, чтобы выбросы были долгими и сильными. Ее рот и глотка работали, как насос, и он заметил, что выражение невероятности происходящего в ее глазах стало еще сильнее. Впрочем, эта игра захватила его, и он гораздо дольше, чем должен был бы на самом деле, продолжал изливать свое семя ей в рот, пока она непроизвольно не отстранилась, едва не захлебнувшись. Он обратил внимание, что, не желая обидеть его, она не выплюнула сперму, а с громким звуком проглотила.
– Мистер Карниш, – прошептала она с благоговейным ужасом.
– Спасибо Кэрол, – все еще поддерживая эрекцию, сказал Карниш.
Кое-как ей удалось подняться на ноги. Ее глаза были наполнены страхом. Он положил ей руку на шею.
– Надеюсь, ты придешь еще, когда я буду менее утомлен, – сказал он.
Ее глаза стали еще шире, хотя он думал, что это уже невозможно. У двери она повернулась, слабо улыбаясь.
– Спокойной ночи, Кэрол, – сказал Карниш.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но лишь кивнула, открыла дверь и выскользнула в коридор. Только после того как дверь за ней закрылась, Карниш снял эрекцию, застегнул брюки и подошел к окну. Его не покидало острое чувство, что он приехал как раз вовремя, что сегодня здесь произойдет еще одно убийство и он наконец-то встретит себе подобное существо. «Поверь в это, – сказал он сам себе, – поверь всей своей сущностью». Он подошел к двери, повесил на ручку табличку с надписью «НЕ БЕСПОКОИТЬ» и вышел.
7
– Я найду тебя, – сказал он, обращаясь к городу. – Я буду искать, и мы наконец встретимся, мой друг. Кем бы ты ни был, я обещаю тебе это.
Он не стал трогать сознание Виллы. Она и так была достаточно напряжена и напугана, а замечание Карниша и его манеры поставили ее на грань нервного срыва. Кроме того, сейчас Карниша куда больше занимал план его ночной кампании. О Вилле он вообще не думал, не замечал ее присутствия, если не считать ощущения, что рядом находится комок напряженных нервов и страха. Такой ничтожный, такой человеческий.
Когда они подъехали к отелю, этому островку богатства и процветания посреди всеобщего моря убожества, Карниш вылез из машины прежде, чем Вилла успела открыть для него дверцу. Она улыбнулась нервной, вымученной улыбкой. Он сделал вид, что жалеет ее.
– Все в порядке, Вилла, успокойтесь. Я не кусаюсь.
Она начала было что-то говорить, но Карниш ее перебил:
– Что вы собираетесь делать?
– Ну, мне сказали, миссис Герберт сказала, чтобы я была рядом, на случай, если вам вдруг понадобится машина. Знаете, я буду прямо здесь, внизу. Вот, возьмите эту карточку. Здесь номер телефона, в машине. Позвоните, и я тут же подам автомобиль.
Она говорила так быстро, что Карнишу не удалось вставить ни слова. Когда она умолкла, он взял карточку и сказал:
– Сегодня вы мне не понадобитесь. Возьмите машину и поезжайте домой Вернетесь завтра вечером, часиков, скажем, в семь. Не раньше, понятно?
– Но мне сказали…
– А теперь я вам говорю… И им я тоже скажу. Сегодня ночью и завтра днем у вас свободное время.
И тут он почувствовал истинную причину ее растерянности. Они с мужем экономили каждый цент, и почти все, что зарабатывали, откладывали на первый взнос за небольшой, но зато собственный дом. Она не могла позволить себе выходной.
– Не волнуйтесь, вам заплатят. Просто сделайте, как я говорю. Завтра вечером, в семь. Я понятно выразился?
– Да, сэр. В смысле, если, конечно, вы уверены, сэр.
– Все, отправляйтесь.
Вилла кивнула и пошла к передней дверце. Подождав, пока швейцар вытащит вещи, она села в машину и уехала. Карниш прошел за швейцарам в отель. Швейцар передал багаж коридорному, а Карниш подошел к столу регистрации, чтобы получить свой ключ. Его уже ждали, и симпатичная девушка по имени Сандра Истман проводила его в номер на двенадцатом этаже.
– Надеюсь, вам у нас понравится, – сказала она, и прежде чем Карниш успел ответить, вышла и закрыла за собой дверь.
Отличная работа, подумал он. Ее предупредили о его замкнутости, и она действовала в соответствии с этим. Он даже не успел дать на чай коридорному. Но ничего, он вознаградит его при выезде из отеля. И щедро. Ему доставляло большое удовольствие наблюдать, как люди пресмыкаются из-за денег.
Номер оказался вполне приличным. Две комнаты, гостиная и спальня, огромная ванная с джакузи и сауной В мини-баре имелся широкий ассортимент напитков, но, конечно, пить Карниш не собирался. Кровать, поистине королевского размера, была покрыта бордовым парчовым покрывалом, отороченным золотом. Очеь мило.
Было 11.56, когда Карниш позвонил портье и сказал, чтобы ни при каких обстоятельствах, кто бы ни позвонил, никого не соединяли с его номером до девяти утра. Затем он подошел к окну, раздвинул шторы того же дизайна, что покрывало, и выглянул наружу. Ему не удалось как следует осмотреться, так как высотки загораживали обзор, но убедиться, что повсюду тени и темнота, они не мешали. Небо было затянуто тучами; впрочем, это не имело особого значения, так как свет, источаемый городом, отражаясь от туч, наполнял небо болезненным желтоватым мерцанием.
В дверь постучали, и он улыбнулся про себя. Карниш ждал этого стука. Это миссис Герберт. Напустив на себя хмурый вид, он открыл дверь.
– Мистер Карниш?
Она оказалась в точности такой, какой он ее себе представлял. Блондинка, во многом очень похожая на Катрин Коломбо. Приблизительно того же возраста, но на вид, если можно так выразиться, более хищная. Ее волосы были стянуты в экстравагантный плетеный пучок. Слишком много макияжа, но, признаться, сделанного мастерски. Большие голубые глаза, чувственный алый рот. Алые, будто их окунули в кровь, ногти, на длинных тонких пальцах ничего похожего на обручальное кольцо. Только ее одежда его удивила. Она была одета в черное облегающее вечернее платье без бретелек, по контрасту с которым ее кожа выглядела очень бледной.
– Миссис Герберт?
– О, пожалуйста, зовите меня Кэрол.
– Хорошо, Кэрол.
– Надеюсь, вы не сочтете меня бестактной. Можно войти? – сказала она, входя и закрывая за собой дверь. – О, здесь очень мило. Я просто хотела убедиться, что вам предоставят все самое лучшее. Вы довольны? Я знаю, вы только что вошли и, наверное, устали с дороги, но я просто хотела удостовериться, что все в порядке. Прошу извинить мой внешний вид. Я была на вечеринке и ушла пораньше, чтобы забежать сюда и проверить, как вас устроили.
Вот интересно, одна или с мужем, подумал Карниш, а вслух сказал:
– Мне очень жаль.
– Да нет, что вы, мистер Карниш, там была такая скучища! Значит, вы всем довольны?
– Да, все в порядке.
Он чувствовал запах ее духов, но они были ему незнакомы. Что-то вязкое, мускусное и явно в большом количестве. Он непроизвольно сморщил нос.
– О мистер Карниш, вы не представляете себе, как я рада наконец-то встретиться с вами! Мы годами мечтали, что вы приедете в детройтский офис, но я даже представить себе не могла, что это случится так внезапно.
– Боюсь, что не обрадую вас визитом в офис. Я здесь по сугубо личному делу.
– Да, конечно, я понимаю. А миссис Карниш прилетела с вами?
Плутовка. Она прекрасно знает, что никакой миссис Карниш не существует. Он улыбнулся ей, принимая ее игру. Выбор у него был невелик.
– Нет никакой миссис Карниш.
– Я удивлена, что такой мужчина, как вы, и холостой.
Он не стал спрашивать ее о мистере Герберте.
– Миссис Герберт, Кэрол, уже поздно.
– Да, конечно, извините меня. Я просто хотела… По правде говоря, я просто хотела, чтобы ваше пребывание в Детройте надолго вам запомнилось.
– Вам это уже удалось.
– Это правда? Вы так добры.
Она подошла ближе, и запах духов стал таким сильным, что у Карниша зачесалось в носу. Она взяла его руку и прижала к своей груди.
– Я просто хотела рассказать вам, как я вами восхищаюсь и как я счастлива, что работаю у вас.
– Я тоже очень этому рад.
– И если я могу еще что-нибудь для вас сделать, что-нибудь, чтобы ваше пребывание здесь было более запоминающимся…
Карниш ощущал под платьем ее упругую грудь. Он был несколько удивлен скоростью, с которой развивались события. Он не знал, насколько далеко она собиралась зайти, и немного подтолкнул ее дальше, по выбранному ею пути.
– Кэрол…
– Мистер Карниш…
Она прижалась к нему, ее губы обхватили его губы, а ее язык страстно протиснулся между ними. Она издала низкий стон, и ему показалось, что сейчас она упадет ему на, руки.
– О мистер Карниш, я так давно хотела встретиться с вами. Я… я просто не знаю, что на меня нашло.
При этих словах он чуть было не рассмеялся. Ее намерения были очевидны, и он всего лишь заставил ее действовать более быстро, чем она намеревалась вначале.
– Вы очень привлекательная женщина, – сказал он.
После этих слов она едва не упала в обморок. Ее губы покрыли его шею жаркими поцелуями. Карниш закрыл глаза. Не то чтобы ему было совсем скучно, но почти. Секс не являлся частью его жизни. Иногда он использовал его, чтобы усилить чувство обладания жертвой, но от чисто физического акта не получал никакого удовольствия. Миссис Герберт со стоном опустилась на колени, расстегнула ремень на его брюках и потянула их вниз. Потом аккуратно взяла его пенис обеими руками, открыв рот, подышала на него и затем зажала в губах. В ее глазах застыло такое выражение, словно она не совсем понимает, что делает и зачем, но не может остановиться. Она наращивала темп, но Карниш не чувствовал ни возбуждения, ни удовольствия. Впрочем, он знал, каков должен быть результат ее действий, и воспроизвел его. Ее глаза расширились, когда член у нее во рту стал толще и длиннее, упершись ей прямо в горло.
Она издала удивленный звук, но не отстранилась.
"Интересно, – подумал Карниш, – нравится ли ей это на самом деле?" Он сделал свой пенис ещё больше и толще, чтобы ее губам стало больно. Он не был уверен, ждет ли она от него каких-либо звуков, но, подумав, что это весьма вероятно, застонал. Она подняла на него свои широко раскрытые глаза, почти так же широко раскрытые, как ее губы вокруг его члена. На мгновение ему показалось, что он увидел выражение страха на ее лице, и его удовольствие, если это чувство можно так называть, на мгновение стало подлинным. Она издала наполовину задыхающийся, наполовину скулящий звук, и Карниш понял, что пришло время. Он кончил прямо ей в рот, контролируя поток семени так, чтобы выбросы были долгими и сильными. Ее рот и глотка работали, как насос, и он заметил, что выражение невероятности происходящего в ее глазах стало еще сильнее. Впрочем, эта игра захватила его, и он гораздо дольше, чем должен был бы на самом деле, продолжал изливать свое семя ей в рот, пока она непроизвольно не отстранилась, едва не захлебнувшись. Он обратил внимание, что, не желая обидеть его, она не выплюнула сперму, а с громким звуком проглотила.
– Мистер Карниш, – прошептала она с благоговейным ужасом.
– Спасибо Кэрол, – все еще поддерживая эрекцию, сказал Карниш.
Кое-как ей удалось подняться на ноги. Ее глаза были наполнены страхом. Он положил ей руку на шею.
– Надеюсь, ты придешь еще, когда я буду менее утомлен, – сказал он.
Ее глаза стали еще шире, хотя он думал, что это уже невозможно. У двери она повернулась, слабо улыбаясь.
– Спокойной ночи, Кэрол, – сказал Карниш.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но лишь кивнула, открыла дверь и выскользнула в коридор. Только после того как дверь за ней закрылась, Карниш снял эрекцию, застегнул брюки и подошел к окну. Его не покидало острое чувство, что он приехал как раз вовремя, что сегодня здесь произойдет еще одно убийство и он наконец-то встретит себе подобное существо. «Поверь в это, – сказал он сам себе, – поверь всей своей сущностью». Он подошел к двери, повесил на ручку табличку с надписью «НЕ БЕСПОКОИТЬ» и вышел.
7
Когда Бекки, положив наконец трубку, взглянула на часы, висевшие на стене прямо над Генри, было уже тринадцать минут первого. Невозможно поверить, но она проговорила с Саймоном по телефону больше трех часов. Еще сегодня утром и даже уже вчера ночью она знала, что он ей нравится, но даже не подозревала, что это чувство настолько в ней сильно. До того как она услышала по телефону его голос, она даже не представляла себе, как сильно хочет с ним поговорить, как ей нужен такой разговор. И они поговорили! Обо всем! О них самих, об их жизни, об их надеждах, мечтах и страхах.
Уже много лет она так не откровенничала с людьми, и, разумеется, результат можно было легко предсказать. Возникло ощущение близости. Даже по телефону. Нежелание повесить трубку, страх прервать только-только установившиеся отношения. Казалось, они ждали чего-то похожего очень долго и наконец их ожидание было вознаграждено.
Прошлое Саймона, как она и думала, было связано со средним классом. Но он застрял меж двух миров, страшась жить жизнью своих родителей, но еще больше, страшась выбрать другой путь. В результате он остался плыть по течению, одинокий, ни к чему не привязанный, сторонний наблюдатель жизни. Когда она рассказала, что в прошлом была сравнительно богата, он лишь слегка удивился. Но ее ситуация в корне отличалась от его положения. И всегда отличалась. Она сознательно оставила одну жизнь, чтобы жить другой. У нее было кое-что, во что она верила. И она твердо стояла на своем пути.
Но в одном их с Джеком Холденом мнение о Саймоне совпадало – это был хороший, честный и искренний парень. После трехчасового разговора по телефону ей не оставалось ничего другого, как лишь окончательно в это поверить. Саймон еще находился в поиске, но она верила, что однажды он найдет себя, и надеялась, что будет рядом, когда это случится.
Саймон произвел на нее неизгладимое впечатление. На это раз он был с ней более откровенен, чем вчера ночью, и рассказал ей без утайки, что именно он видел в переулке за книжным магазином. И теперь, когда она как следует узнала его и стала ему доверять, она уже не имела права сомневаться в его словах. Он стал свидетелем чего-то необъяснимого, чего-то ужасного.
Генри открыл глаза и посмотрел на нее. Бекки улыбнулась.
– Он, наверное, хороший парень, – почти дружелюбно сказал он.
– Да, – ответила она, продолжая улыбаться, и покраснела.
Генри обернулся, посмотрел на часы, встал и зевнул:
– Пойду проверю «президентский» номер.
– Сиди, Генри, я сделаю обход.
– Ты серьезно?
– Вполне, я и так слишком долго бездельничала.
– Ну, если ты хочешь…
Он снова сел, скрестил руки на груди и опустил голову. Бекки открыла нижний ящик стола и достала оттуда фонарик. Проверив, работает ли он, она направилась к двери в спальню, которую Генри с сарказмом назвал «президентским» номером.
Это было помещение примерно в сотню футов длиной и тридцать футов шириной – меньше, чем гимнастический зал, но больше, чем площадь среднего городского дома. Там стояли четыре ряда кроватей, по тридцать в каждом – возможность приютить на ночь сто двадцать человеческих существ, которым больше совершенно некуда пойти. Зал был погружен во тьму, горели только надписи «Выход» в дальнем конце, да свет из конторы проникал через открытую дверь. У входа Бекки на полминуты остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте, а потом начала обход по первому ряду. Темные прямоугольники кроватей были похожи на ряды свежих могил. Она постаралась избавиться от подобных сравнений: они были совсем некстати, особенно после рассказа Саймона. Кроме того, некоторые из этих могильных холмов шевелились, а зал был наполнен храпом, стонами, сопением и кашлем, и воняло здесь не смертью, а, наоборот, жизнью. Немытыми человеческими телами. Бекки наморщила нос, вдохнув эту ужасную смесь мочи, пота и кала, и черт знает чего еще.
Вот уже два года она занимала эту единственную в ночлежке полно оплачиваемую должность и достаточно хорошо знала многих из своих ночных гостей. Очертания тел пригорков на кроватях казались знакомыми, так же, как казались знакомыми и некоторые звуки. Однако лица менялись. Два года назад ночлежкой в основном пользовались мужчины, женщин было совсем немного, и они по большей части приходили одни. Теперь они приходят с детьми. С двумя, а то и тремя. Иногда дети спят вместе с матерью, но все-таки отдельно, потому что спать двоим на одной кровати запрещено распорядком. Бекки не знала, чем вызвана эта перемена, – то ли тем, что стало больше бездомных женщин и детей, то ли тем, что они постепенно начинают понимать пользу ночлежек. Многие выглядели довольно прилично и, на первый взгляд, особенно не голодали. Произошло то, что происходит с любым видом помощи бездомным и неимущим: этими услугами начали пользоваться те, на кого эти услуги ориентированы не были. Избитая мужем женщина убегает из дома и внезапно понимает, что пойти-то ей некуда. Мужчины, перебрав на вечеринке, решали, что лучше провести ночь в ночлежке, чем тащиться домой. Пока оставались свободные места, любой мог прийти сюда и остаться на ночь. Обычно люди, у которых был дом, проведя здесь одну ночь, больше не возвращались. Ночлежка – не то место, куда ходят ради удовольствия. А тем временем всякие политики, видя, что происходит, начинают болтать, что найдена панацея от любых социальных недугов:
«Вы только взгляните на ночлежку на Одиннадцатой улице. Содержится на пожертвования частных лиц, делает большое дело. Правительству нет нужды вмешиваться».
И в конце концов ночлежка превратится в отдушину для всех, кому нынче не повезло, и тогда от нее уже будет мало толку для тех, кому она действительно необходима. Дойдя до конца спальни, Бекки развернулась и пошла назад по другому ряду. Женщины и дети сбились в одном углу, как будто в толпе они получали хотя бы иллюзию защищенности от хищников, которые тоже могли скрываться в этом убежище.
При мысли о хищниках она вспомнила о Саймоне, о том, что, по его словам, произошло с Филом. Завтра они вместе собирались пойти искать Фила. Что, если вместо Фила они наткнутся на того, кто на него напал? У Бекки вдруг пропало желание заниматься этими поисками. Она дошла до двери, обернулась и окинула взглядом зал. Все было тихо и спокойно. Внезапно один из холмиков на кровати где-то посередине ряда приподнялся и повернулся на другой бок. Бекки была уверена, что лицо человека теперь обращено в ее сторону. Она не могла различить черт, видела лишь какую-то пеструю тень да два словно бы жидких пятна, которые были, а может, и не были, глазами. Вздрогнув, она быстро повернулась и вышла из спальни.
Карниш не торопясь шел прочь от отеля. Путь его пролегал по довольно преуспевающей части города. Отель был окружен дорогими ресторанами, бутиками, магазинами дорогой одежды и прочих товаров, которые могут понадобиться путешествующему бизнесмену. По дороге ему встретились несколько прохожих – по всей видимости, все они были постояльцами отеля. Ярко освещенные улицы выглядели празднично, однако через пару кварталов все это великолепие кончилось, и Карниш оказался в районе, застроенном деловыми зданиями. Здесь было довольно светло, но прохожих не было совсем. В темноте подъездов ему пару раз почудились какие-то тени, но это могли быть как люди, так и просто мешки с мусором.
Карниш бесстрашно шагал вперед. Он окружил себя такой аурой абсолютной безопасности в сочетании с угрозой, что потребовался бы поистине «крепкий орешек» – а таких он еще не встречал, – чтобы преодолеть эту ауру и приблизиться к нему. Он не был знаком с Детройтом, но, пройдя еще несколько кварталов, понял, что двигается поперек основного направления уличного движения. Фонари попадались все реже, ухудшилось и состояние зданий. Начались пустыри – некоторые заасфальтированные, а некоторые просто заваленные кусками бетона и кучами грязи вперемешку со строительным мусором. Карниш не смотрел на названия улиц, ему это было не нужно. Он ориентировался, полагаясь на абсолютно иные чувства.
По улице, вдоль которой шел Карниш, то и дело проезжали автомобили. И водители, и пассажиры бледнели, глядя на него, и на их лицах читалось неприкрытое изумление тем, что в такой час и в этой части города прогуливается столь респектабельный господин. Однажды мимо пронесся старый громыхающий рыдван. Из окон свешивались визжащие подростки. Девочка лет тринадцати выкрикнула в сторону Карниша оскорбление и истерически захохотала. Карниш послал ей вдогонку и плотно закрепил в ее сознании леденящую душу мысль о том, что ее влагалище кишит опарышами. Теперь ее ждет немало неприятных минут, пока она избавится от этой мысли. Он почувствовал ее внезапный ужас и усмехнулся про себя. На следующем перекрестке он повернул налево и быстро пошел, стараясь держаться в тени, ближе к зданиям» потом свернул направо, в переулок. Здесь, в темноте переулка, он позволил себе расслабиться и выпустил из себя свое покрывало из теней, которое было такой же его частью, как руки или ноги. И сразу же темнота в переулке заметно сгустилась. К его огромному огорчению, в переулке он был один, и некому было оценить этот внезапный наплыв устрашающей тьмы.
Переулок окончился пустырем, заваленным зазубренными обломками бетонных плит, ржавыми балками и арматурой. Острые тени перемежались с лужами чернильной тьмы. Карниш постоял на краю пустыря и осмотрелся.
Да, его коллега – парень с воображением. Именно здесь произошло первое убийство. Карниш чувствовал это, чувствовал витающие в воздухе остатки ужаса жертвы. Он хорошо поработал, тот, другой. Дорис Робинсон испустила свой последний вздох в окружении невыразимо жуткого кошмара. Разве под силу простому смертному убийце вызвать у жертвы подобный ужас? Карниш предпочитал думать, что нет. А это значило – да, это значило, что наконец он стоит на пороге встречи со своим собратом. Карниш задрал голову и испустил долгий радостный вопль, почти вой, который, отражаясь от каменных коридоров зданий, унесся прочь и затих где-то в ночи. Карниш двинулся вперед, осторожно ступая по осколкам бетона. Всего минута потребовалась ему, чтобы отыскать точное место, где произошло убийство; это случилось почти в самом центре пустыря, за кучей грязи, окруженной бетонными плитами, которые, как он предположил, были некогда стенами или перекрытиями какого-то здания.
Она умерла здесь. Некоторое время убийца сидел с ней на холодной жесткой земле, Карниш чувствовал это, какое-то время они были совсем рядом друг с другом. «Интересно, чем он ее сюда заманил? – подумал Карниш. – Обещанием денег, бессмертия или того и другого?»
Ах ты, бессердечное существо! Я хочу тебя встретить. Я хочу, чтобы мы были вместе.
Как же он ее убил? Очевидно, это был не обычный процесс насыщения. Впрочем, Карниш не понимал до конца, как происходит его собственное насыщение. Разумеется, не было никаких клыков, никаких укусов в шею, никакой струящейся крови. Это был одновременно и физический, и духовный. процесс. Он завертывал жертву в свое собственное тело и поглощал целиком, не оставляя ничего, кроме воды, этой основы жизни, насыщаясь страданиями жертвы так же, как и ее телом.
За последние пятьдесят лет Карниш сам четыре раза пытался привлечь внимание себе подобных и, так же как тот, кого он сейчас искал, оставлял следы, руководствуясь сказками и фантастикой. В 1964 году он провел неделю во Флориде и убил там шесть молодых проституток. Он изготовил себе протез с клыками, неделями тренировался кусать им кусочки мяса и в конце концов стал прямо-таки специалистом по прокусыванию и сосанию, хотя все это выглядело для него целиком и полностью ненатурально. Он начинал с того, что ослаблял жертв в своей обычной манере, обволакивая их своим телом, высасывая из них жизнь, а когда они становились совершенно неподвижными и бесчувственными, заставлял себя прервать процесс насыщения. Он бесился от того, что приходится это делать, и не получал от этого ни малейшего удовлетворения. Прокусывая шеи, он обнаружил, что крови вытекает слишком мало, а то количество, которое ему удавалось выпить, подобно горячему соусу или подливе, лишь вызывало у него тошноту. Это был ненастоящий и абсолютно неэффективный способ насыщения, но Карниш терпеливо продолжал в том же духе и оставил вокруг Форт Лодерсдейла шесть обескровленных трупов. Газеты принялись за дело только после его вмешательства. Полиция отказалась предоставить какую-либо информацию по делу, и Карниш, по телефону раскрывая ему одному известные подробности, стал для местной прессы и телевидения тайным источником информации. Газеты запестрели заголовками вроде «Вампир охотится на пляжах» или «Кровосос подстерегает женщин». Но все равно статьи были написаны с прохладным цинизмом: газетные трюки, не более того. Все знали, что убийца – обычный психопат.
Его зов остался без ответа. Карниш терпеливо ждал, но никто не явился, и он вернулся в. Миннеаполис, подавленный и расстроенный, решив, что он всегда был, есть и будет единственным в своем роде. Десять лет он пребывал в отчаянии и избавился от него только в 1975 году, когда предпринял безумную попытку заявить о себе в Миннеаполисе. К счастью для него, эта попытка провалилась, и в 1976 году он обратил внимание на Париж. Его французский оставлял желать лучшего, но, собственно, он и не был ему нужен. Карниш поведал французам о своем существовании на языке смерти – языке, который понимают во всем мире. На сей раз он уже не стал пользоваться клыками. Он совершенно справедливо рассудил, что подобное ему существо скорее всего будет и жизнь вести, подобную его собственной. А именно: жить тихо и незаметно, ограничивая свою деятельность таким образом, чтобы обнаружить его было как можно труднее. В Париже он убивал в своей обычной манере, и ему стоило немалых хлопот доставлять полиции и средствам массовой информации сведения о пропавших бездомных или бродягах. Пару месяцев освещение этих событий в печати было вполне удовлетворительным, но полиция, как водится, предположила, что большинство пропавших просто-напросто перебралось на «более тучные пастбища». Карниш сочинял и распространял истории о том, что по ночным улицам Парижа, в темноте, бродит ужасное нечеловеческое существо в поисках очередной жертвы. Слово «вампир» ни разу не употреблялось. Но и в этот раз на его зов никто не откликнулся. Он снова терпеливо ждал, каждую ночь отправлялся на поиски себе подобных, но все безрезультатно. И вновь он вернулся в Миннеаполис, подавленный и расстроенный.
Уже много лет она так не откровенничала с людьми, и, разумеется, результат можно было легко предсказать. Возникло ощущение близости. Даже по телефону. Нежелание повесить трубку, страх прервать только-только установившиеся отношения. Казалось, они ждали чего-то похожего очень долго и наконец их ожидание было вознаграждено.
Прошлое Саймона, как она и думала, было связано со средним классом. Но он застрял меж двух миров, страшась жить жизнью своих родителей, но еще больше, страшась выбрать другой путь. В результате он остался плыть по течению, одинокий, ни к чему не привязанный, сторонний наблюдатель жизни. Когда она рассказала, что в прошлом была сравнительно богата, он лишь слегка удивился. Но ее ситуация в корне отличалась от его положения. И всегда отличалась. Она сознательно оставила одну жизнь, чтобы жить другой. У нее было кое-что, во что она верила. И она твердо стояла на своем пути.
Но в одном их с Джеком Холденом мнение о Саймоне совпадало – это был хороший, честный и искренний парень. После трехчасового разговора по телефону ей не оставалось ничего другого, как лишь окончательно в это поверить. Саймон еще находился в поиске, но она верила, что однажды он найдет себя, и надеялась, что будет рядом, когда это случится.
Саймон произвел на нее неизгладимое впечатление. На это раз он был с ней более откровенен, чем вчера ночью, и рассказал ей без утайки, что именно он видел в переулке за книжным магазином. И теперь, когда она как следует узнала его и стала ему доверять, она уже не имела права сомневаться в его словах. Он стал свидетелем чего-то необъяснимого, чего-то ужасного.
Генри открыл глаза и посмотрел на нее. Бекки улыбнулась.
– Он, наверное, хороший парень, – почти дружелюбно сказал он.
– Да, – ответила она, продолжая улыбаться, и покраснела.
Генри обернулся, посмотрел на часы, встал и зевнул:
– Пойду проверю «президентский» номер.
– Сиди, Генри, я сделаю обход.
– Ты серьезно?
– Вполне, я и так слишком долго бездельничала.
– Ну, если ты хочешь…
Он снова сел, скрестил руки на груди и опустил голову. Бекки открыла нижний ящик стола и достала оттуда фонарик. Проверив, работает ли он, она направилась к двери в спальню, которую Генри с сарказмом назвал «президентским» номером.
Это было помещение примерно в сотню футов длиной и тридцать футов шириной – меньше, чем гимнастический зал, но больше, чем площадь среднего городского дома. Там стояли четыре ряда кроватей, по тридцать в каждом – возможность приютить на ночь сто двадцать человеческих существ, которым больше совершенно некуда пойти. Зал был погружен во тьму, горели только надписи «Выход» в дальнем конце, да свет из конторы проникал через открытую дверь. У входа Бекки на полминуты остановилась, чтобы глаза привыкли к темноте, а потом начала обход по первому ряду. Темные прямоугольники кроватей были похожи на ряды свежих могил. Она постаралась избавиться от подобных сравнений: они были совсем некстати, особенно после рассказа Саймона. Кроме того, некоторые из этих могильных холмов шевелились, а зал был наполнен храпом, стонами, сопением и кашлем, и воняло здесь не смертью, а, наоборот, жизнью. Немытыми человеческими телами. Бекки наморщила нос, вдохнув эту ужасную смесь мочи, пота и кала, и черт знает чего еще.
Вот уже два года она занимала эту единственную в ночлежке полно оплачиваемую должность и достаточно хорошо знала многих из своих ночных гостей. Очертания тел пригорков на кроватях казались знакомыми, так же, как казались знакомыми и некоторые звуки. Однако лица менялись. Два года назад ночлежкой в основном пользовались мужчины, женщин было совсем немного, и они по большей части приходили одни. Теперь они приходят с детьми. С двумя, а то и тремя. Иногда дети спят вместе с матерью, но все-таки отдельно, потому что спать двоим на одной кровати запрещено распорядком. Бекки не знала, чем вызвана эта перемена, – то ли тем, что стало больше бездомных женщин и детей, то ли тем, что они постепенно начинают понимать пользу ночлежек. Многие выглядели довольно прилично и, на первый взгляд, особенно не голодали. Произошло то, что происходит с любым видом помощи бездомным и неимущим: этими услугами начали пользоваться те, на кого эти услуги ориентированы не были. Избитая мужем женщина убегает из дома и внезапно понимает, что пойти-то ей некуда. Мужчины, перебрав на вечеринке, решали, что лучше провести ночь в ночлежке, чем тащиться домой. Пока оставались свободные места, любой мог прийти сюда и остаться на ночь. Обычно люди, у которых был дом, проведя здесь одну ночь, больше не возвращались. Ночлежка – не то место, куда ходят ради удовольствия. А тем временем всякие политики, видя, что происходит, начинают болтать, что найдена панацея от любых социальных недугов:
«Вы только взгляните на ночлежку на Одиннадцатой улице. Содержится на пожертвования частных лиц, делает большое дело. Правительству нет нужды вмешиваться».
И в конце концов ночлежка превратится в отдушину для всех, кому нынче не повезло, и тогда от нее уже будет мало толку для тех, кому она действительно необходима. Дойдя до конца спальни, Бекки развернулась и пошла назад по другому ряду. Женщины и дети сбились в одном углу, как будто в толпе они получали хотя бы иллюзию защищенности от хищников, которые тоже могли скрываться в этом убежище.
При мысли о хищниках она вспомнила о Саймоне, о том, что, по его словам, произошло с Филом. Завтра они вместе собирались пойти искать Фила. Что, если вместо Фила они наткнутся на того, кто на него напал? У Бекки вдруг пропало желание заниматься этими поисками. Она дошла до двери, обернулась и окинула взглядом зал. Все было тихо и спокойно. Внезапно один из холмиков на кровати где-то посередине ряда приподнялся и повернулся на другой бок. Бекки была уверена, что лицо человека теперь обращено в ее сторону. Она не могла различить черт, видела лишь какую-то пеструю тень да два словно бы жидких пятна, которые были, а может, и не были, глазами. Вздрогнув, она быстро повернулась и вышла из спальни.
Карниш не торопясь шел прочь от отеля. Путь его пролегал по довольно преуспевающей части города. Отель был окружен дорогими ресторанами, бутиками, магазинами дорогой одежды и прочих товаров, которые могут понадобиться путешествующему бизнесмену. По дороге ему встретились несколько прохожих – по всей видимости, все они были постояльцами отеля. Ярко освещенные улицы выглядели празднично, однако через пару кварталов все это великолепие кончилось, и Карниш оказался в районе, застроенном деловыми зданиями. Здесь было довольно светло, но прохожих не было совсем. В темноте подъездов ему пару раз почудились какие-то тени, но это могли быть как люди, так и просто мешки с мусором.
Карниш бесстрашно шагал вперед. Он окружил себя такой аурой абсолютной безопасности в сочетании с угрозой, что потребовался бы поистине «крепкий орешек» – а таких он еще не встречал, – чтобы преодолеть эту ауру и приблизиться к нему. Он не был знаком с Детройтом, но, пройдя еще несколько кварталов, понял, что двигается поперек основного направления уличного движения. Фонари попадались все реже, ухудшилось и состояние зданий. Начались пустыри – некоторые заасфальтированные, а некоторые просто заваленные кусками бетона и кучами грязи вперемешку со строительным мусором. Карниш не смотрел на названия улиц, ему это было не нужно. Он ориентировался, полагаясь на абсолютно иные чувства.
По улице, вдоль которой шел Карниш, то и дело проезжали автомобили. И водители, и пассажиры бледнели, глядя на него, и на их лицах читалось неприкрытое изумление тем, что в такой час и в этой части города прогуливается столь респектабельный господин. Однажды мимо пронесся старый громыхающий рыдван. Из окон свешивались визжащие подростки. Девочка лет тринадцати выкрикнула в сторону Карниша оскорбление и истерически захохотала. Карниш послал ей вдогонку и плотно закрепил в ее сознании леденящую душу мысль о том, что ее влагалище кишит опарышами. Теперь ее ждет немало неприятных минут, пока она избавится от этой мысли. Он почувствовал ее внезапный ужас и усмехнулся про себя. На следующем перекрестке он повернул налево и быстро пошел, стараясь держаться в тени, ближе к зданиям» потом свернул направо, в переулок. Здесь, в темноте переулка, он позволил себе расслабиться и выпустил из себя свое покрывало из теней, которое было такой же его частью, как руки или ноги. И сразу же темнота в переулке заметно сгустилась. К его огромному огорчению, в переулке он был один, и некому было оценить этот внезапный наплыв устрашающей тьмы.
Переулок окончился пустырем, заваленным зазубренными обломками бетонных плит, ржавыми балками и арматурой. Острые тени перемежались с лужами чернильной тьмы. Карниш постоял на краю пустыря и осмотрелся.
Да, его коллега – парень с воображением. Именно здесь произошло первое убийство. Карниш чувствовал это, чувствовал витающие в воздухе остатки ужаса жертвы. Он хорошо поработал, тот, другой. Дорис Робинсон испустила свой последний вздох в окружении невыразимо жуткого кошмара. Разве под силу простому смертному убийце вызвать у жертвы подобный ужас? Карниш предпочитал думать, что нет. А это значило – да, это значило, что наконец он стоит на пороге встречи со своим собратом. Карниш задрал голову и испустил долгий радостный вопль, почти вой, который, отражаясь от каменных коридоров зданий, унесся прочь и затих где-то в ночи. Карниш двинулся вперед, осторожно ступая по осколкам бетона. Всего минута потребовалась ему, чтобы отыскать точное место, где произошло убийство; это случилось почти в самом центре пустыря, за кучей грязи, окруженной бетонными плитами, которые, как он предположил, были некогда стенами или перекрытиями какого-то здания.
Она умерла здесь. Некоторое время убийца сидел с ней на холодной жесткой земле, Карниш чувствовал это, какое-то время они были совсем рядом друг с другом. «Интересно, чем он ее сюда заманил? – подумал Карниш. – Обещанием денег, бессмертия или того и другого?»
Ах ты, бессердечное существо! Я хочу тебя встретить. Я хочу, чтобы мы были вместе.
Как же он ее убил? Очевидно, это был не обычный процесс насыщения. Впрочем, Карниш не понимал до конца, как происходит его собственное насыщение. Разумеется, не было никаких клыков, никаких укусов в шею, никакой струящейся крови. Это был одновременно и физический, и духовный. процесс. Он завертывал жертву в свое собственное тело и поглощал целиком, не оставляя ничего, кроме воды, этой основы жизни, насыщаясь страданиями жертвы так же, как и ее телом.
За последние пятьдесят лет Карниш сам четыре раза пытался привлечь внимание себе подобных и, так же как тот, кого он сейчас искал, оставлял следы, руководствуясь сказками и фантастикой. В 1964 году он провел неделю во Флориде и убил там шесть молодых проституток. Он изготовил себе протез с клыками, неделями тренировался кусать им кусочки мяса и в конце концов стал прямо-таки специалистом по прокусыванию и сосанию, хотя все это выглядело для него целиком и полностью ненатурально. Он начинал с того, что ослаблял жертв в своей обычной манере, обволакивая их своим телом, высасывая из них жизнь, а когда они становились совершенно неподвижными и бесчувственными, заставлял себя прервать процесс насыщения. Он бесился от того, что приходится это делать, и не получал от этого ни малейшего удовлетворения. Прокусывая шеи, он обнаружил, что крови вытекает слишком мало, а то количество, которое ему удавалось выпить, подобно горячему соусу или подливе, лишь вызывало у него тошноту. Это был ненастоящий и абсолютно неэффективный способ насыщения, но Карниш терпеливо продолжал в том же духе и оставил вокруг Форт Лодерсдейла шесть обескровленных трупов. Газеты принялись за дело только после его вмешательства. Полиция отказалась предоставить какую-либо информацию по делу, и Карниш, по телефону раскрывая ему одному известные подробности, стал для местной прессы и телевидения тайным источником информации. Газеты запестрели заголовками вроде «Вампир охотится на пляжах» или «Кровосос подстерегает женщин». Но все равно статьи были написаны с прохладным цинизмом: газетные трюки, не более того. Все знали, что убийца – обычный психопат.
Его зов остался без ответа. Карниш терпеливо ждал, но никто не явился, и он вернулся в. Миннеаполис, подавленный и расстроенный, решив, что он всегда был, есть и будет единственным в своем роде. Десять лет он пребывал в отчаянии и избавился от него только в 1975 году, когда предпринял безумную попытку заявить о себе в Миннеаполисе. К счастью для него, эта попытка провалилась, и в 1976 году он обратил внимание на Париж. Его французский оставлял желать лучшего, но, собственно, он и не был ему нужен. Карниш поведал французам о своем существовании на языке смерти – языке, который понимают во всем мире. На сей раз он уже не стал пользоваться клыками. Он совершенно справедливо рассудил, что подобное ему существо скорее всего будет и жизнь вести, подобную его собственной. А именно: жить тихо и незаметно, ограничивая свою деятельность таким образом, чтобы обнаружить его было как можно труднее. В Париже он убивал в своей обычной манере, и ему стоило немалых хлопот доставлять полиции и средствам массовой информации сведения о пропавших бездомных или бродягах. Пару месяцев освещение этих событий в печати было вполне удовлетворительным, но полиция, как водится, предположила, что большинство пропавших просто-напросто перебралось на «более тучные пастбища». Карниш сочинял и распространял истории о том, что по ночным улицам Парижа, в темноте, бродит ужасное нечеловеческое существо в поисках очередной жертвы. Слово «вампир» ни разу не употреблялось. Но и в этот раз на его зов никто не откликнулся. Он снова терпеливо ждал, каждую ночь отправлялся на поиски себе подобных, но все безрезультатно. И вновь он вернулся в Миннеаполис, подавленный и расстроенный.