Страница:
Но Маргариту это совсем не волновало.
Она стояла, обратив лицо к бескрайней сини и, молитвенно сложив руки на груди, шевелила губами, даже не пытаясь унять слез…
— Е-ка-лэ-мэ-нэ! — пробормотал полковник Левченко, и так обычно не слишком-то галантный, а сейчас от волнения вообще позабывший, что рядом дама. — Чего же он так движок-то насилует! Кто его самолетом управлять учил?
— Ваш инструктор, — не удержалась от колкости Маргарита, тоже вся не своя от волнения.
Долгожданный «Сапсан» с бортовым номером «33» встречали во всеоружии. Кто бы мог подумать, что за какие-то пару десятков минут у полосы может оказаться столько народа, все пожарные машины аэродрома и медики из развернутого неподалеку, но до сих пор, слава Богу, так и не пригодившегося госпиталя. Толпа напирала, оттесняя редкую цепочку техников, приказом полковника превратившихся в импровизированных полицейских, на самую «взлетку».
— Еще немного, — Левченко склонился к уху баронессы, — и тридцать третьему просто некуда будет садиться. Моих людей не хватает, чтобы сдержать этих зевак. Прикажите своим, что ли…
К техникам присоединился десяток крепких парней из «группы обеспечения», и общими усилиями им удалось освободить место, достаточное для посадки стратегического ракетоносца, не то что довольно компактного по габаритам перехватчика.
И как раз вовремя.
В дальнем конце «бетонки» «Сапсан» уже почти касался земли выпущенным шасси, погасив скорость, насколько это было возможно, и сопровождавший его эскорт из шести собратьев, не в состоянии сделать то же, с ревом промчался над самыми людьми, взъерошив им волосы, посрывав порывом ветра головные уборы и заставив многих испуганно пригнуться.
— Право, полковник, — недовольно проворчала Маргарита, едва успев придержать шляпку. — Ваши подчиненные — ужасные лихачи…
— Воздушная гвардия-с, мадам! — даже в такую минуту счел возможным приосаниться Левченко, гордый за своих «мальчишек».
А истребитель уже бежал по полосе, постепенно гася скорость. Какие-то мгновения, и вот он уже вальяжно вырулил к невольно попятившимся «встречающим». Кто-то нервно захлопал в ладоши, кто-то поддержал его, и вот уже вся толпа зарукоплескала в едином порыве отважному разведчику, в буквальном смысле этого слова возвратившемуся с «того света».
Турбины взревели в последний раз и стихли, а после некоторой задержки колпак кабины медленно открылся. Люди уже буквально отбивали ладоши на грани истерики, когда пилот поднялся во весь рост и помахал собравшимся рукой, словно дирижер, одним жестом обрывающий концерт.
— Чего ждете, сучьи дети? — рявкнул полковник, с некоторым недоумением разглядывая покрасневшие ладони. — Трап ротмистру!
Опомнившиеся техники тут же приволокли трап, и пилот, освобождаясь на ходу от шлема, легко сбежал на потрескавшийся бетон аэродрома. Он оглядывался по сторонам с таким любопытством, что казался не возвратившимся путешественником, а пришельцем, изумляющимся увиденным. Но быстро справился с собой и бодро зашагал к встречающим.
— Александр… — порывисто шагнула вперед баронесса, — Павлович. Вам не кажется, что вы несколько задержались?
Бежецкий словно споткнулся на ровном месте, по лицу у него пробежал странный тик, но…
— Я спешил. Здравствуйте, господа!
«Что нужно сделать? — бежали в голове бедной женщины мысли, сталкиваясь и меняя направление. — Пожать руку?… Обнять?…»
А он смотрел на нее не как обычно: так, как смотрят немного уставшие от начальства подчиненные, тем не менее слишком дисциплинированные, чтобы нарушить субординацию. Он просто пожирал глазами ее лицо, словно пытаясь разглядеть в нем что-то новое, появившееся за короткое время его отлучки. И глаза его…
Взгляд баронессы вдруг задержался на его скуле, порезанной незадолго до «отъезда», как он утверждал, при неудачном бритье. Чему Маргарита не поверила ни на йоту.
«Тут что-то не так… Такой глубокий порез не мог исчезнуть без следа настолько быстро… В любом случае остался бы шрам…»
Словно не замечая протянутой руки, она, к изумлению полковника Левченко и всех остальных, сделала шаг назад.
— Кто вы такой? — слова прозвучали резко, как удар хлыста. — Вы не Бежецкий. Арестовать его!
Гамму чувств, отраженных лицом пришельца трудно было передать словами. В ней смешались и разочарование, и обида, и раздражение…
— Постойте, — остановил он жестом военных, двинувшихся к нему, на ходу расстегивая кобуры. — А вы ошибаетесь, мадам, — обратился он к баронессе фон Штайнберг. — Я не самозванец. Я действительно Александр Павлович Бежецкий.
Заставив офицеров рефлекторно выхватить оружие, он рывком расстегнул комбинезон и извлек изрядно помятый пакет.
— Генерал Бежецкий, к вашим услугам. — Офицер впечатал подбородок в воротник. — Полномочный посол Российской Империи в этом мире.
Оглушенные новостью, все потрясенно молчали. Стволы пистолетов подрагивали, направленные на огорошившего всех своим признанием пилота.
— Да он с ума сошел! — первым пришел в себя Левченко. — Вы только посмотрите на этого генерала! Он же повредился от переживаний! Ему же в «желтый дом» надо…
— Постойте, полковник, — одернула его Маргарита и протянула руку. — Дайте сюда пакет… Бежецкий.
— Нет, — покачал головой тот. — Я не могу вручить свои верительные грамоты лицу, не обладающему достаточными полномочиями. Я сожалею… Маргарита…
И твердый взгляд офицера говорил, что он не намерен шутить.
Еще менее способствовала шутливому настрою алая сургучная печать, скрепляющая конверт из прочной желтоватой бумаги.
Большая государственная печать Российской Империи…
13
14
Она стояла, обратив лицо к бескрайней сини и, молитвенно сложив руки на груди, шевелила губами, даже не пытаясь унять слез…
* * *
Истребитель тяжело и неуверенно заходил на посадку, волоча за собой шлейф отработанных газов.— Е-ка-лэ-мэ-нэ! — пробормотал полковник Левченко, и так обычно не слишком-то галантный, а сейчас от волнения вообще позабывший, что рядом дама. — Чего же он так движок-то насилует! Кто его самолетом управлять учил?
— Ваш инструктор, — не удержалась от колкости Маргарита, тоже вся не своя от волнения.
Долгожданный «Сапсан» с бортовым номером «33» встречали во всеоружии. Кто бы мог подумать, что за какие-то пару десятков минут у полосы может оказаться столько народа, все пожарные машины аэродрома и медики из развернутого неподалеку, но до сих пор, слава Богу, так и не пригодившегося госпиталя. Толпа напирала, оттесняя редкую цепочку техников, приказом полковника превратившихся в импровизированных полицейских, на самую «взлетку».
— Еще немного, — Левченко склонился к уху баронессы, — и тридцать третьему просто некуда будет садиться. Моих людей не хватает, чтобы сдержать этих зевак. Прикажите своим, что ли…
К техникам присоединился десяток крепких парней из «группы обеспечения», и общими усилиями им удалось освободить место, достаточное для посадки стратегического ракетоносца, не то что довольно компактного по габаритам перехватчика.
И как раз вовремя.
В дальнем конце «бетонки» «Сапсан» уже почти касался земли выпущенным шасси, погасив скорость, насколько это было возможно, и сопровождавший его эскорт из шести собратьев, не в состоянии сделать то же, с ревом промчался над самыми людьми, взъерошив им волосы, посрывав порывом ветра головные уборы и заставив многих испуганно пригнуться.
— Право, полковник, — недовольно проворчала Маргарита, едва успев придержать шляпку. — Ваши подчиненные — ужасные лихачи…
— Воздушная гвардия-с, мадам! — даже в такую минуту счел возможным приосаниться Левченко, гордый за своих «мальчишек».
А истребитель уже бежал по полосе, постепенно гася скорость. Какие-то мгновения, и вот он уже вальяжно вырулил к невольно попятившимся «встречающим». Кто-то нервно захлопал в ладоши, кто-то поддержал его, и вот уже вся толпа зарукоплескала в едином порыве отважному разведчику, в буквальном смысле этого слова возвратившемуся с «того света».
Турбины взревели в последний раз и стихли, а после некоторой задержки колпак кабины медленно открылся. Люди уже буквально отбивали ладоши на грани истерики, когда пилот поднялся во весь рост и помахал собравшимся рукой, словно дирижер, одним жестом обрывающий концерт.
— Чего ждете, сучьи дети? — рявкнул полковник, с некоторым недоумением разглядывая покрасневшие ладони. — Трап ротмистру!
Опомнившиеся техники тут же приволокли трап, и пилот, освобождаясь на ходу от шлема, легко сбежал на потрескавшийся бетон аэродрома. Он оглядывался по сторонам с таким любопытством, что казался не возвратившимся путешественником, а пришельцем, изумляющимся увиденным. Но быстро справился с собой и бодро зашагал к встречающим.
— Александр… — порывисто шагнула вперед баронесса, — Павлович. Вам не кажется, что вы несколько задержались?
Бежецкий словно споткнулся на ровном месте, по лицу у него пробежал странный тик, но…
— Я спешил. Здравствуйте, господа!
«Что нужно сделать? — бежали в голове бедной женщины мысли, сталкиваясь и меняя направление. — Пожать руку?… Обнять?…»
А он смотрел на нее не как обычно: так, как смотрят немного уставшие от начальства подчиненные, тем не менее слишком дисциплинированные, чтобы нарушить субординацию. Он просто пожирал глазами ее лицо, словно пытаясь разглядеть в нем что-то новое, появившееся за короткое время его отлучки. И глаза его…
Взгляд баронессы вдруг задержался на его скуле, порезанной незадолго до «отъезда», как он утверждал, при неудачном бритье. Чему Маргарита не поверила ни на йоту.
«Тут что-то не так… Такой глубокий порез не мог исчезнуть без следа настолько быстро… В любом случае остался бы шрам…»
Словно не замечая протянутой руки, она, к изумлению полковника Левченко и всех остальных, сделала шаг назад.
— Кто вы такой? — слова прозвучали резко, как удар хлыста. — Вы не Бежецкий. Арестовать его!
Гамму чувств, отраженных лицом пришельца трудно было передать словами. В ней смешались и разочарование, и обида, и раздражение…
— Постойте, — остановил он жестом военных, двинувшихся к нему, на ходу расстегивая кобуры. — А вы ошибаетесь, мадам, — обратился он к баронессе фон Штайнберг. — Я не самозванец. Я действительно Александр Павлович Бежецкий.
Заставив офицеров рефлекторно выхватить оружие, он рывком расстегнул комбинезон и извлек изрядно помятый пакет.
— Генерал Бежецкий, к вашим услугам. — Офицер впечатал подбородок в воротник. — Полномочный посол Российской Империи в этом мире.
Оглушенные новостью, все потрясенно молчали. Стволы пистолетов подрагивали, направленные на огорошившего всех своим признанием пилота.
— Да он с ума сошел! — первым пришел в себя Левченко. — Вы только посмотрите на этого генерала! Он же повредился от переживаний! Ему же в «желтый дом» надо…
— Постойте, полковник, — одернула его Маргарита и протянула руку. — Дайте сюда пакет… Бежецкий.
— Нет, — покачал головой тот. — Я не могу вручить свои верительные грамоты лицу, не обладающему достаточными полномочиями. Я сожалею… Маргарита…
И твердый взгляд офицера говорил, что он не намерен шутить.
Еще менее способствовала шутливому настрою алая сургучная печать, скрепляющая конверт из прочной желтоватой бумаги.
Большая государственная печать Российской Империи…
13
Генерал Бежецкий оторвал взгляд от стола, девственно-чистую поверхность которого изучал уже несколько минут, и буркнул, глядя мимо закончившего доклад офицера:
— Вы свободны ротмистр.
Это была катастрофа.
Нет, катастрофа — это слабо сказано. Объем случившегося просто не укладывался в мозгу. Мысли плясали, как пылинки в луче света, не желая складываться хоть в какие-то конструкции, смысл ускользал, трансформировался, плыл…
«Неужели я ошибся? — в сотый раз задавал себе риторический в данном случае вопрос Александр. — Неужели я клюнул на специально подброшенную мне наживку и собственными руками отправил близнеца на верную гибель? Даже хуже, чем на гибель…»
Он пытался разложить факты по полочкам, взглянуть на получившуюся мозаику бесстрастно и не мог, потому что разгулявшаяся фантазия подбрасывала версии одна другой краше, и остановиться на чем-нибудь одном было просто нереально.
В чем же он ошибся? Неужели третий близнец — враг, «засланный казачок»?…
«Возьми себя в руки, тряпка! — одернул себя генерал. — Раскудахтался тут: „Ошибся, ошибся…“»
Действительно, та версия, что все было задумано лишь ради того, чтобы заманить «на ту сторону» шефа Пятого отделения, трещала по всем швам. Как ни крути, а затратить титанические усилия ради одного человека вряд ли счел бы целесообразным даже Полковник, не к ночи он будь помянут. Рассеченный вдоль «Святогор», несколько выпавших из пустоты научных зондов, взявшийся ниоткуда «Сапсан», заводской номер которого недвусмысленно утверждал, что сошел он с конвейера Харьковского авиазавода два года назад и немыслимым образом раздвоился… Да и сам близнец, он же — ротмистр Воинов, никоим образом не мог быть подделкой.
Да, клонирование здесь существовало. Ученые России и других стран мира успешно создавали более-менее точные копии крыс, овечек, даже редких животных, задумывались о восстановлении вымерших вроде мамонтов, дронта, стеллеровой коровы… [8] Кое-где велись опыты по производству дубликатов человека, правда, официально преданные анафеме властями и церковью, не первый год ломались копья из-за пресловутого «медицинского клонирования», призванного обеспечить нуждающихся органами для пересадки. Но такой финт, как выращивание идентичного слепка взрослого человека, до сих пор оставался под силу лишь авторам фантастических романов. Еще один параллельный мир? Но тогда зачем имитация отражения Имперской России? Может быть, она все же существует реально? Во плоти, а не только в рассказах исчезнувшего «третьего»?
Но почему тогда близнец сбежал? Сбежал сразу после отправки на ту сторону посла. Выполнил свою задачу? А какая задача-то? Ввести всех в заблуждение и заполучить на ту сторону шефа «пятерки»? Абсурд…
Но факт оставался фактом: два аккуратно спеленатых сотрудника, исчезновение с тщательно охраняемой территории… Это возможно в принципе?
Александр нажал нужную клавишу интеркома и буркнул в микрофон:
— Начальника технической службы ко мне.
Те десять минут, пока означенный сотрудник мчался к нему (а иного и быть не могло — сотрудники давно уяснили, что если шеф вызвал — лететь нужно со всех ног), он пробарабанил пальцами по столу, не отрывая взгляда от циферблата часов, вмонтированных в письменный прибор.
— Штаб-ротмистр Тер-Саркисян…
— Присаживайтесь, штаб-ротмистр, — через силу улыбнулся Бежецкий, кивнув на кресло для посетителей, и сразу перешел к делу: — Вы не подскажете мне, Рубен Аванесович, может ли посторонний человек, не занесенный в базу допусков, миновать стандартный сканер?
— Ни в коем случае. — Тер-Саркисян, невысокий лысоватый толстячок в очках с толстенными линзами, даже отшатнулся и прижал пухлые ладошки почему-то не к груди, а к объемистому животику. — Даже если отклонение от нормы составляет полпроцента — система выдает отказ доступа. Это нечасто, но бывает — некоторые заболевания, тяжелое отравление… Похмелье, например.
— Хорошо. Почему же тогда она дала сбой двадцать четвертого апреля?
— Сбоя не было.
— Был.
— Не было, Александр Павлович! — Рубен Аванесович даже вспотел и, вытащив из кармана большой платок в синюю клетку, принялся вытирать лысину. — Я могу доказать вам!
— Докажите. Сколько вам потребуется времени?
— Нисколько, — засуетился петербургский армянин в незапамятном поколении, вскакивая на ноги. — Позвольте, Александр Павлович? — Пухлый, поросший черным курчавым волосом пальчик указывал на стоящую на углу стола портативную «персоналку». Местный «ноутбук».
Поощренный пожатием плеч хозяина начальник техотдела быстренько развернул прибор монитором к себе, обежал взглядом подсоединенные кабели, выхватил из нагрудного кармана и воткнул в свободный порт плоский стерженек съемного накопителя, пробежал пальцами по клавиатуре…
— Вот — убедитесь сами! — победным жестом развернул он персоналку обратно. — Вся информация по задействованным на двадцать четвертое апреля сканерам. Как видите — ни одного сбоя!
Список поражал своей длиной и однообразием. Дата, точное, до секунды время, шестизначный номер лица, миновавшего сканер, естественно, без имен и чинов — секретность прежде всего. Кто имеет соответствующие полномочия, легко установит нужное ему имя по коду. Если обладает нужной степенью допуска, естественно.
— А вводов спецкода с клавиатуры или проходов по карточке не зафиксировано?
— На двадцать четвертое — нет, — развел руками ротмистр. — Вообще дело это не слишком практикуется и всегда строго учитывается. Проще получить обычный допуск, чем право разового прохода.
— Хорошо, — не сдавался Александр. — Сузьте мне диапазон до одного сто восемнадцатого объекта.
— М-м-м… — Тер-Саркисян вскинул глаза к потолку и руки его вихрем пронеслись по клавишам.
«Пароль не менее тридцати знаков, — с уважением подумал генерал, даже не пытаясь уследить за неуклюжими на вид пальцами. — И все без записей — на память! Я бы ни за что не запомнил…»
Список радикально сократился.
— Отлично. А теперь — вскройте именные коды.
Что даст эта процедура, Александр не представлял, но нужно же было делать хоть что-нибудь.
— Но… — попытался барахтаться Рубен Аванесович. — Это секретная информация…
— Вы сомневаетесь в моих полномочиях? Вам продиктовать уровень моего допуска?
— Нет, конечно… — «сник технарь», исполняя новую «фугу» на клавишах.
Теперь все коды заменяли имена. Почти все.
— А этот? — тронул ногтем одинокое шестизначное число Бежецкий, пытаясь разглядеть крошечные цифирки: он не признавался даже себе, но зрение заметно ослабело — возраст…
— Увы, моего допуска тут недостаточно, — поджал пухлые губы Тер-Саркисян. — Не мой уровень.
Но генералу уже и не требовалась его помощь.
Он превосходно знал этот код…
Георгий Петрович был грустен. Георгий Петрович был печален. Георгий Петрович скорбел.
— Я бы рад был сказать что-нибудь другое, но Его Величество разочарован.
— Позвольте, Георгий Петрович…
Князь Харбинский словно не заметил попытки генерала оправдаться. Он мерил просторный кабинет шагами, время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть на одну из картин, в изобилии украшавших стены, тронуть пальцем мраморную статуэтку, погладить изящную бронзовую безделушку.
— Сложилась очень неприятная ситуация, генерал, — мягко продолжил он. — Базируясь на одних лишь домыслах, ни чем материальным не подкрепленных, Империя отправила в никуда одного из своих сыновей. Более того — весьма высокого ранга. Можете ли вы поручиться за его возвращение? За то, что он хотя бы жив в настоящий момент?
— Уверен, — твердо ответил Александр. — Вторая Россия существует, и мой… генерал Бежецкий в данный момент находится там и выполняет возложенную на него Государем высокую обязанность. Смею надеяться — с честью.
Князь пытливо взглянул ему в глаза и покивал.
— Хорошо. Но вы в курсе, что ваши противники при Дворе сейчас торжествуют? Определенные лица — я не буду сейчас перечислять кто именно — требуют вашей отставки и предания суду. Если бы не ваши заслуги, дорогой мой Александр Павлович, Император так бы и поступил. Без всякого сомнения.
— Я готов…
— Подать в отставку? Предстать перед судом? Увы, Александр Павлович, это выглядит красиво, но не более того. Реальной пользы от этого шага не больше, чем если бы вы извлекли из ящика ствола револьвер и… Вы меня понимаете?
— Я понимаю…
— Что вы понимаете? — остановился прямо перед сидящим генералом вельможа. — Вы НИЧЕГО не понимаете.
— Почему же?
— Потому что у вас нет полной картины произошедшего.
Теперь Бежецкий действительно ничего не понимал.
Дядя Императора помолчал и продолжил:
— Вряд ли для вас станет новостью, Александр Павлович, что Его Величество изъявил желание, чтобы ваш покорный слуга взял на себя нелегкую обязанность — курировать ВСЮ деятельность Корпуса.
Это было новостью, но Александр не подал вида.
— Я ни в коем случае не претендую на роль вашего непосредственно начальника, генерал, — это остается неотъемлемым правом одного лишь Государя, и никого более, но… Его Величество не Господь Бог, чтобы заниматься всем на свете. Тем более после известных вам событий и перенесенного им тяжкого удара.
Георгий Петрович наконец позволил себе сесть в кресло напротив Бежецкого:
— Его Величество как-то в разговоре посетовал мне, что отделения Корпуса недостаточно плотно сотрудничают друг с другом. Отсюда проистекают всяческие нестыковки, часть работы дублируется, тогда как иными участками вообще не занимается никто… И попросил меня… Нет, не управлять шестью отделениями, упаси Боже! Всего лишь координировать их работу.
«Хорошо, — мысленно спросил Александр, не решаясь спросить вслух. — А я-то здесь при чем?»
— Вы — мой, так сказать, дебют, — улыбнулся князь, будто подслушав мысли генерала. — Я буду рад, если это вам хоть чем-то поможет. Рядом с вами в коробочке…
Ничего не понимая, Бежецкий взял в руки плоский футляр для компакт-дисков.
— Я вас более не задерживаю, генерал…
— Лев Сергеевич, — начал Бежецкий. — Хорошо, я не требую от вас подробностей. Но вы хотя бы можете сейчас объяснить мне цель операции, в которую без моего ведома была вовлечена подчиненная мне структура?
Шеф третьего отделения сидел, опустив голову.
— Я слушаю вас, генерал, — напомнил о своем существовании Александр.
— Мне непросто сформулировать все это, — поднял на него прозрачные северные глаза барон Финкельсдорф.
— Вы все же попытайтесь, барон.
Генерал долго не поднимал глаз, и Бежецкий уже начал закипать, когда молчание наконец было нарушено.
— Хорошо. Как вам известно, князь, мое отделение отвечает за безопасность Империи.
— Согласен. Точно так же, как и мое, и остальные.
— Понимаете, Александр Павлович, более года назад наши службы зафиксировали утечку информации из закрытой сети. Небольшую утечку, практически незаметную. Скорее всего — следы деятельности одного из тех юных дарований, которым тесно в рамках закона. Но практически одновременно с этим один из наших глубоко законспирированных агентов по ту сторону Английского Канала сообщил, что ряд сведений стал достоянием наших «партнеров». Юное дарование, похоже, отличалось не только любопытством, но и практичностью… Упускать такой случай было грешно. Утечку оперативно локализовали и приняли решение начать с противником игру, обеспечив через найденное слабое звено слив дезинформации в интересах России. Вам, конечно же, хорошо известен этот распространенный метод…
— Да, в общих чертах. Но при чем здесь я?
— Если бы знали не в общих чертах, — тяжело вздохнул Финкельсдорф, — то понимали бы, что дезинформация не может быть сплошной. Необходимы вкрапления достоверных сведений для того, чтобы создать у партнера по игре впечатление реальности всех полученных им данных без исключения.
— Так. И эти вкрапления касались работы моего сектора.
— Совершенно верно… Было решено, что частичное разглашение информации о вашей работе не нанесет особенного ущерба безопасности Империи.
— И кто это решение принимал?
— Я, князь Щербатов…
— Отлично! Естественно — без шефа информационной безопасности вы обойтись не могли… Да и похозяйничать в моем секторе — тоже.
— Не иронизируйте, Александр Павлович… Мне и без того тяжело…
— А мне — легко. На ваши… э-э-э… действия было получено высочайшее одобрение?
— Частично, — честно признался барон.
— Чудненько…
— Генерал, если бы я знал…
— Конечно. Наркотики, сектантские дела, внутренние настроения — это гораздо выше по значимости, чем мои сопредельные пространства.
— Александр Павлович!..
— Да-да! Фантастика в чистом виде. Синекура для взявшегося ниоткуда выскочки. Так?
— В общих чертах — да, — не стал спорить Лев Сергеевич.
Остзейский барон был невозмутим, и в его тевтонских глазах читалась такая незыблемая уверенность в своей правоте, что Александр внезапно остыл.
«Какого черта… Закончится вся эта заварушка, и сразу — в отставку. Но сперва — дело…»
— Я требую полного отчета о слитой информации, — отчеканил он, глядя куда-то выше переносицы своего визави. — И надеюсь, что вы не будете спорить или ссылаться на секретность…
— Вы свободны ротмистр.
Это была катастрофа.
Нет, катастрофа — это слабо сказано. Объем случившегося просто не укладывался в мозгу. Мысли плясали, как пылинки в луче света, не желая складываться хоть в какие-то конструкции, смысл ускользал, трансформировался, плыл…
«Неужели я ошибся? — в сотый раз задавал себе риторический в данном случае вопрос Александр. — Неужели я клюнул на специально подброшенную мне наживку и собственными руками отправил близнеца на верную гибель? Даже хуже, чем на гибель…»
Он пытался разложить факты по полочкам, взглянуть на получившуюся мозаику бесстрастно и не мог, потому что разгулявшаяся фантазия подбрасывала версии одна другой краше, и остановиться на чем-нибудь одном было просто нереально.
В чем же он ошибся? Неужели третий близнец — враг, «засланный казачок»?…
«Возьми себя в руки, тряпка! — одернул себя генерал. — Раскудахтался тут: „Ошибся, ошибся…“»
Действительно, та версия, что все было задумано лишь ради того, чтобы заманить «на ту сторону» шефа Пятого отделения, трещала по всем швам. Как ни крути, а затратить титанические усилия ради одного человека вряд ли счел бы целесообразным даже Полковник, не к ночи он будь помянут. Рассеченный вдоль «Святогор», несколько выпавших из пустоты научных зондов, взявшийся ниоткуда «Сапсан», заводской номер которого недвусмысленно утверждал, что сошел он с конвейера Харьковского авиазавода два года назад и немыслимым образом раздвоился… Да и сам близнец, он же — ротмистр Воинов, никоим образом не мог быть подделкой.
Да, клонирование здесь существовало. Ученые России и других стран мира успешно создавали более-менее точные копии крыс, овечек, даже редких животных, задумывались о восстановлении вымерших вроде мамонтов, дронта, стеллеровой коровы… [8] Кое-где велись опыты по производству дубликатов человека, правда, официально преданные анафеме властями и церковью, не первый год ломались копья из-за пресловутого «медицинского клонирования», призванного обеспечить нуждающихся органами для пересадки. Но такой финт, как выращивание идентичного слепка взрослого человека, до сих пор оставался под силу лишь авторам фантастических романов. Еще один параллельный мир? Но тогда зачем имитация отражения Имперской России? Может быть, она все же существует реально? Во плоти, а не только в рассказах исчезнувшего «третьего»?
Но почему тогда близнец сбежал? Сбежал сразу после отправки на ту сторону посла. Выполнил свою задачу? А какая задача-то? Ввести всех в заблуждение и заполучить на ту сторону шефа «пятерки»? Абсурд…
Но факт оставался фактом: два аккуратно спеленатых сотрудника, исчезновение с тщательно охраняемой территории… Это возможно в принципе?
Александр нажал нужную клавишу интеркома и буркнул в микрофон:
— Начальника технической службы ко мне.
Те десять минут, пока означенный сотрудник мчался к нему (а иного и быть не могло — сотрудники давно уяснили, что если шеф вызвал — лететь нужно со всех ног), он пробарабанил пальцами по столу, не отрывая взгляда от циферблата часов, вмонтированных в письменный прибор.
— Штаб-ротмистр Тер-Саркисян…
— Присаживайтесь, штаб-ротмистр, — через силу улыбнулся Бежецкий, кивнув на кресло для посетителей, и сразу перешел к делу: — Вы не подскажете мне, Рубен Аванесович, может ли посторонний человек, не занесенный в базу допусков, миновать стандартный сканер?
— Ни в коем случае. — Тер-Саркисян, невысокий лысоватый толстячок в очках с толстенными линзами, даже отшатнулся и прижал пухлые ладошки почему-то не к груди, а к объемистому животику. — Даже если отклонение от нормы составляет полпроцента — система выдает отказ доступа. Это нечасто, но бывает — некоторые заболевания, тяжелое отравление… Похмелье, например.
— Хорошо. Почему же тогда она дала сбой двадцать четвертого апреля?
— Сбоя не было.
— Был.
— Не было, Александр Павлович! — Рубен Аванесович даже вспотел и, вытащив из кармана большой платок в синюю клетку, принялся вытирать лысину. — Я могу доказать вам!
— Докажите. Сколько вам потребуется времени?
— Нисколько, — засуетился петербургский армянин в незапамятном поколении, вскакивая на ноги. — Позвольте, Александр Павлович? — Пухлый, поросший черным курчавым волосом пальчик указывал на стоящую на углу стола портативную «персоналку». Местный «ноутбук».
Поощренный пожатием плеч хозяина начальник техотдела быстренько развернул прибор монитором к себе, обежал взглядом подсоединенные кабели, выхватил из нагрудного кармана и воткнул в свободный порт плоский стерженек съемного накопителя, пробежал пальцами по клавиатуре…
— Вот — убедитесь сами! — победным жестом развернул он персоналку обратно. — Вся информация по задействованным на двадцать четвертое апреля сканерам. Как видите — ни одного сбоя!
Список поражал своей длиной и однообразием. Дата, точное, до секунды время, шестизначный номер лица, миновавшего сканер, естественно, без имен и чинов — секретность прежде всего. Кто имеет соответствующие полномочия, легко установит нужное ему имя по коду. Если обладает нужной степенью допуска, естественно.
— А вводов спецкода с клавиатуры или проходов по карточке не зафиксировано?
— На двадцать четвертое — нет, — развел руками ротмистр. — Вообще дело это не слишком практикуется и всегда строго учитывается. Проще получить обычный допуск, чем право разового прохода.
— Хорошо, — не сдавался Александр. — Сузьте мне диапазон до одного сто восемнадцатого объекта.
— М-м-м… — Тер-Саркисян вскинул глаза к потолку и руки его вихрем пронеслись по клавишам.
«Пароль не менее тридцати знаков, — с уважением подумал генерал, даже не пытаясь уследить за неуклюжими на вид пальцами. — И все без записей — на память! Я бы ни за что не запомнил…»
Список радикально сократился.
— Отлично. А теперь — вскройте именные коды.
Что даст эта процедура, Александр не представлял, но нужно же было делать хоть что-нибудь.
— Но… — попытался барахтаться Рубен Аванесович. — Это секретная информация…
— Вы сомневаетесь в моих полномочиях? Вам продиктовать уровень моего допуска?
— Нет, конечно… — «сник технарь», исполняя новую «фугу» на клавишах.
Теперь все коды заменяли имена. Почти все.
— А этот? — тронул ногтем одинокое шестизначное число Бежецкий, пытаясь разглядеть крошечные цифирки: он не признавался даже себе, но зрение заметно ослабело — возраст…
— Увы, моего допуска тут недостаточно, — поджал пухлые губы Тер-Саркисян. — Не мой уровень.
Но генералу уже и не требовалась его помощь.
Он превосходно знал этот код…
* * *
— Александр Павлович, мне тяжело говорить об этом, но…Георгий Петрович был грустен. Георгий Петрович был печален. Георгий Петрович скорбел.
— Я бы рад был сказать что-нибудь другое, но Его Величество разочарован.
— Позвольте, Георгий Петрович…
Князь Харбинский словно не заметил попытки генерала оправдаться. Он мерил просторный кабинет шагами, время от времени останавливаясь, чтобы взглянуть на одну из картин, в изобилии украшавших стены, тронуть пальцем мраморную статуэтку, погладить изящную бронзовую безделушку.
— Сложилась очень неприятная ситуация, генерал, — мягко продолжил он. — Базируясь на одних лишь домыслах, ни чем материальным не подкрепленных, Империя отправила в никуда одного из своих сыновей. Более того — весьма высокого ранга. Можете ли вы поручиться за его возвращение? За то, что он хотя бы жив в настоящий момент?
— Уверен, — твердо ответил Александр. — Вторая Россия существует, и мой… генерал Бежецкий в данный момент находится там и выполняет возложенную на него Государем высокую обязанность. Смею надеяться — с честью.
Князь пытливо взглянул ему в глаза и покивал.
— Хорошо. Но вы в курсе, что ваши противники при Дворе сейчас торжествуют? Определенные лица — я не буду сейчас перечислять кто именно — требуют вашей отставки и предания суду. Если бы не ваши заслуги, дорогой мой Александр Павлович, Император так бы и поступил. Без всякого сомнения.
— Я готов…
— Подать в отставку? Предстать перед судом? Увы, Александр Павлович, это выглядит красиво, но не более того. Реальной пользы от этого шага не больше, чем если бы вы извлекли из ящика ствола револьвер и… Вы меня понимаете?
— Я понимаю…
— Что вы понимаете? — остановился прямо перед сидящим генералом вельможа. — Вы НИЧЕГО не понимаете.
— Почему же?
— Потому что у вас нет полной картины произошедшего.
Теперь Бежецкий действительно ничего не понимал.
Дядя Императора помолчал и продолжил:
— Вряд ли для вас станет новостью, Александр Павлович, что Его Величество изъявил желание, чтобы ваш покорный слуга взял на себя нелегкую обязанность — курировать ВСЮ деятельность Корпуса.
Это было новостью, но Александр не подал вида.
— Я ни в коем случае не претендую на роль вашего непосредственно начальника, генерал, — это остается неотъемлемым правом одного лишь Государя, и никого более, но… Его Величество не Господь Бог, чтобы заниматься всем на свете. Тем более после известных вам событий и перенесенного им тяжкого удара.
Георгий Петрович наконец позволил себе сесть в кресло напротив Бежецкого:
— Его Величество как-то в разговоре посетовал мне, что отделения Корпуса недостаточно плотно сотрудничают друг с другом. Отсюда проистекают всяческие нестыковки, часть работы дублируется, тогда как иными участками вообще не занимается никто… И попросил меня… Нет, не управлять шестью отделениями, упаси Боже! Всего лишь координировать их работу.
«Хорошо, — мысленно спросил Александр, не решаясь спросить вслух. — А я-то здесь при чем?»
— Вы — мой, так сказать, дебют, — улыбнулся князь, будто подслушав мысли генерала. — Я буду рад, если это вам хоть чем-то поможет. Рядом с вами в коробочке…
Ничего не понимая, Бежецкий взял в руки плоский футляр для компакт-дисков.
— Я вас более не задерживаю, генерал…
* * *
Два генерала сидели напротив друг друга, будто шахматисты над своей черно-белой доской. Вот только ни доски, ни фигур между ними не было. Хотя ситуация весьма напоминала патовую.— Лев Сергеевич, — начал Бежецкий. — Хорошо, я не требую от вас подробностей. Но вы хотя бы можете сейчас объяснить мне цель операции, в которую без моего ведома была вовлечена подчиненная мне структура?
Шеф третьего отделения сидел, опустив голову.
— Я слушаю вас, генерал, — напомнил о своем существовании Александр.
— Мне непросто сформулировать все это, — поднял на него прозрачные северные глаза барон Финкельсдорф.
— Вы все же попытайтесь, барон.
Генерал долго не поднимал глаз, и Бежецкий уже начал закипать, когда молчание наконец было нарушено.
— Хорошо. Как вам известно, князь, мое отделение отвечает за безопасность Империи.
— Согласен. Точно так же, как и мое, и остальные.
— Понимаете, Александр Павлович, более года назад наши службы зафиксировали утечку информации из закрытой сети. Небольшую утечку, практически незаметную. Скорее всего — следы деятельности одного из тех юных дарований, которым тесно в рамках закона. Но практически одновременно с этим один из наших глубоко законспирированных агентов по ту сторону Английского Канала сообщил, что ряд сведений стал достоянием наших «партнеров». Юное дарование, похоже, отличалось не только любопытством, но и практичностью… Упускать такой случай было грешно. Утечку оперативно локализовали и приняли решение начать с противником игру, обеспечив через найденное слабое звено слив дезинформации в интересах России. Вам, конечно же, хорошо известен этот распространенный метод…
— Да, в общих чертах. Но при чем здесь я?
— Если бы знали не в общих чертах, — тяжело вздохнул Финкельсдорф, — то понимали бы, что дезинформация не может быть сплошной. Необходимы вкрапления достоверных сведений для того, чтобы создать у партнера по игре впечатление реальности всех полученных им данных без исключения.
— Так. И эти вкрапления касались работы моего сектора.
— Совершенно верно… Было решено, что частичное разглашение информации о вашей работе не нанесет особенного ущерба безопасности Империи.
— И кто это решение принимал?
— Я, князь Щербатов…
— Отлично! Естественно — без шефа информационной безопасности вы обойтись не могли… Да и похозяйничать в моем секторе — тоже.
— Не иронизируйте, Александр Павлович… Мне и без того тяжело…
— А мне — легко. На ваши… э-э-э… действия было получено высочайшее одобрение?
— Частично, — честно признался барон.
— Чудненько…
— Генерал, если бы я знал…
— Конечно. Наркотики, сектантские дела, внутренние настроения — это гораздо выше по значимости, чем мои сопредельные пространства.
— Александр Павлович!..
— Да-да! Фантастика в чистом виде. Синекура для взявшегося ниоткуда выскочки. Так?
— В общих чертах — да, — не стал спорить Лев Сергеевич.
Остзейский барон был невозмутим, и в его тевтонских глазах читалась такая незыблемая уверенность в своей правоте, что Александр внезапно остыл.
«Какого черта… Закончится вся эта заварушка, и сразу — в отставку. Но сперва — дело…»
— Я требую полного отчета о слитой информации, — отчеканил он, глядя куда-то выше переносицы своего визави. — И надеюсь, что вы не будете спорить или ссылаться на секретность…
14
— А что это за груз? — Финн подозрительно осмотрел длинный деревянный ящик, слегка напоминающий гроб — в таких обычно перевозилось военное снаряжение.
— Какая вам разница? — вопросом на вопрос ответил хозяин ящика, человек ничем не примечательной внешности. — Вы что, имеете отношение к таможенной службе Российской Империи?
К таможенной службе Российской Империи или любой другой страны мира Тойво Айкинен касательства не имел. Даже совсем наоборот. Поэтому он пожал плечами:
— Разницы никакой, собственно…
— Вот именно. Вам заплачено за доставку данного груза за пределы территориальных вод России. В идеале — до побережья Швеции. И неплохо заплачено, как мне кажется. Я прав или нет?
— Да, конечно… — вынужден был признать контрабандист и это. — Начинайте погрузку! — прикрикнул он на выжидающе замерших у ящика подручных. — Чего встали, рыбьи дети?
«Какая мне, в самом деле, разница? — подумал он про себя. — Да хоть бы в этом гробу был сам наследник престола или сверхсекретная ракета. Десять тысяч рублей — сумма достаточная для того, чтобы вывезти самого Государя Императора… Старею, наверное, просто…»
Тойво Айкинен действительно вырос, возмужал и начал стариться, шныряя на своей моторной лайбе по Ботническому заливу и перевозя из Великого Княжества в Королевство Шведское разного рода товары, преимущественно такие, за которые по законам обеих стран некогда полагалась высшая мера наказания. По странному стечению обстоятельств — петля. А до него тем же самым занимался его отец, а еще раньше — дед. И его отец и дед. И их тоже… Примерно три четверти предков Тойво не дожили до старости. Одних приняли стылые воды по естественным, так сказать, причинам — шторма, трюмные течи, подводные камни… Других — по не совсем естественным. Например, когда лайба превращалась в дуршлаг под огнем шведского или российского сторожевика. Третьи, и их, к счастью, было совсем немного, взошли на эшафот… Давно, еще до принятия современных мягких законов. Да и принято было в роду Айкиненов (а также Куусиненов, Райвиненов и прочих соседей и старинных приятелей) философски относиться к подобным мелочам. Ходить в море вообще опасно, а жить как-то нужно…
Наверняка любой другой, получив столь лакомый куш, задумался бы о том, как бы отойти от опасного занятия, начать жизнь законопослушного человека, но старый Тойво был слеплен не из того теста. Он думал лишь о том, как бы прикупить еще одно суденышко и отделить наконец старшего сына Урхо. Две лайбы — в два раза больше товара. А может быть, и младшим сыновьям что-нибудь останется…
Здесь, в окрестностях Аландских островов, где берега изобиловали шхерами, контрабандистский промысел процветал веками. По крайней мере — последние двести лет, с тех пор когда два противоположных берега залива внезапно стали принадлежать разным державам [9] — точно. Никаких ресурсов береговых охран обоих государств не хватало, чтобы прекратить это выгодное занятие раз и навсегда. И облавы проводились, и авиация патрулировала прибрежные районы, и негласный приказ вести огонь на поражение имелся у моряков, а желающие заработать на нелегальном импорте-экспорте не переводились. И как, спрашивается, могло быть иначе, если рыбные богатства Балтики скудели с каждым годом все больше, а на лесоповал подмявшие под себя все на свете корпорации и синдикаты предпочитали нанимать заокеанских гостей, поднаторевших на рубке канадских кедров и елей? Не на бумагоделательные же фабрики устраиваться потомкам гордых викингов?
— А это еще чего? — дернул за рукав «заказчик» капитана, когда следом за сгинувшем в трюме ящиком матросы потащили на борт другие ящики, кули и бочонки. — Что это значит?
— Другой груз, — не моргнув глазом ответил Тойво. — Вы же один такой заказчик.
— Мы так не договаривались!
— А вы что хотели — чтобы я вышел в море с одним-единственным ящиком? — опешил контрабандист. — Да где такое видано? Продолжайте, лентяи, — махнул он рукой остановившимся на сходнях подчиненным. — До заката нужно управиться.
— Стойте! Выгружайте все обратно!
— Невозможно, господин. Мне за этот товар тоже заплачено, и я его перевезу. С вашим ящиком, без него — в любом случае.
«Черт знает что! — кипел заказчик. — Этот старый тюлень хочет нагрузить свое корыто так, что оно будет сидеть в воде по самые борта! Что с того, что это самая быстроходная лайба на всем побережье, а шкипер — самый опытный моряк? Перегруженному суденышку в случае чего нипочем не уйти от сторожевика!..»
— Я заплачу вам, чтобы груз остался на берегу!
— Заказчики будут возражать…
— Не волнуйтесь за заказчиков. Пятнадцать тысяч.
— Но среди них есть постоянные клиенты…
— Двадцать!
— Хорошо, но вон те десять ящиков все равно придется взять…
— Двадцать пять!!!
— Идет, — легко согласился финн. — К чему так волноваться? Отвезу этот груз в следующий раз. Но задаток тоже нужно соответственно пересчитать.
— Хорошо… — прорычал сквозь зубы Тревис, у которого русская земля горела под ногами.
«Тоже неплохо, — подумал Айкинен, делая знак матросам выгрузить то, что они успели затащить на борт. — Значит, хватит на лайбы Райво и Пааво. Вот что значит уметь торговаться…»
Тем более что в выбрасываемых сейчас на причал ящиках был один лишь хлам — битый кирпич, пустые бутылки, морская галька да гнилые тросы. Зачем случайному здесь человеку знать, что между дружными и всегда готовыми выручить друг друга в быту аборигенами в делах существует не меньшая конкуренция, чем между воротилами бизнеса? Да и жирные заказы на берегу не валяются. Жизнь такая…
— Какая вам разница? — вопросом на вопрос ответил хозяин ящика, человек ничем не примечательной внешности. — Вы что, имеете отношение к таможенной службе Российской Империи?
К таможенной службе Российской Империи или любой другой страны мира Тойво Айкинен касательства не имел. Даже совсем наоборот. Поэтому он пожал плечами:
— Разницы никакой, собственно…
— Вот именно. Вам заплачено за доставку данного груза за пределы территориальных вод России. В идеале — до побережья Швеции. И неплохо заплачено, как мне кажется. Я прав или нет?
— Да, конечно… — вынужден был признать контрабандист и это. — Начинайте погрузку! — прикрикнул он на выжидающе замерших у ящика подручных. — Чего встали, рыбьи дети?
«Какая мне, в самом деле, разница? — подумал он про себя. — Да хоть бы в этом гробу был сам наследник престола или сверхсекретная ракета. Десять тысяч рублей — сумма достаточная для того, чтобы вывезти самого Государя Императора… Старею, наверное, просто…»
Тойво Айкинен действительно вырос, возмужал и начал стариться, шныряя на своей моторной лайбе по Ботническому заливу и перевозя из Великого Княжества в Королевство Шведское разного рода товары, преимущественно такие, за которые по законам обеих стран некогда полагалась высшая мера наказания. По странному стечению обстоятельств — петля. А до него тем же самым занимался его отец, а еще раньше — дед. И его отец и дед. И их тоже… Примерно три четверти предков Тойво не дожили до старости. Одних приняли стылые воды по естественным, так сказать, причинам — шторма, трюмные течи, подводные камни… Других — по не совсем естественным. Например, когда лайба превращалась в дуршлаг под огнем шведского или российского сторожевика. Третьи, и их, к счастью, было совсем немного, взошли на эшафот… Давно, еще до принятия современных мягких законов. Да и принято было в роду Айкиненов (а также Куусиненов, Райвиненов и прочих соседей и старинных приятелей) философски относиться к подобным мелочам. Ходить в море вообще опасно, а жить как-то нужно…
Наверняка любой другой, получив столь лакомый куш, задумался бы о том, как бы отойти от опасного занятия, начать жизнь законопослушного человека, но старый Тойво был слеплен не из того теста. Он думал лишь о том, как бы прикупить еще одно суденышко и отделить наконец старшего сына Урхо. Две лайбы — в два раза больше товара. А может быть, и младшим сыновьям что-нибудь останется…
Здесь, в окрестностях Аландских островов, где берега изобиловали шхерами, контрабандистский промысел процветал веками. По крайней мере — последние двести лет, с тех пор когда два противоположных берега залива внезапно стали принадлежать разным державам [9] — точно. Никаких ресурсов береговых охран обоих государств не хватало, чтобы прекратить это выгодное занятие раз и навсегда. И облавы проводились, и авиация патрулировала прибрежные районы, и негласный приказ вести огонь на поражение имелся у моряков, а желающие заработать на нелегальном импорте-экспорте не переводились. И как, спрашивается, могло быть иначе, если рыбные богатства Балтики скудели с каждым годом все больше, а на лесоповал подмявшие под себя все на свете корпорации и синдикаты предпочитали нанимать заокеанских гостей, поднаторевших на рубке канадских кедров и елей? Не на бумагоделательные же фабрики устраиваться потомкам гордых викингов?
— А это еще чего? — дернул за рукав «заказчик» капитана, когда следом за сгинувшем в трюме ящиком матросы потащили на борт другие ящики, кули и бочонки. — Что это значит?
— Другой груз, — не моргнув глазом ответил Тойво. — Вы же один такой заказчик.
— Мы так не договаривались!
— А вы что хотели — чтобы я вышел в море с одним-единственным ящиком? — опешил контрабандист. — Да где такое видано? Продолжайте, лентяи, — махнул он рукой остановившимся на сходнях подчиненным. — До заката нужно управиться.
— Стойте! Выгружайте все обратно!
— Невозможно, господин. Мне за этот товар тоже заплачено, и я его перевезу. С вашим ящиком, без него — в любом случае.
«Черт знает что! — кипел заказчик. — Этот старый тюлень хочет нагрузить свое корыто так, что оно будет сидеть в воде по самые борта! Что с того, что это самая быстроходная лайба на всем побережье, а шкипер — самый опытный моряк? Перегруженному суденышку в случае чего нипочем не уйти от сторожевика!..»
— Я заплачу вам, чтобы груз остался на берегу!
— Заказчики будут возражать…
— Не волнуйтесь за заказчиков. Пятнадцать тысяч.
— Но среди них есть постоянные клиенты…
— Двадцать!
— Хорошо, но вон те десять ящиков все равно придется взять…
— Двадцать пять!!!
— Идет, — легко согласился финн. — К чему так волноваться? Отвезу этот груз в следующий раз. Но задаток тоже нужно соответственно пересчитать.
— Хорошо… — прорычал сквозь зубы Тревис, у которого русская земля горела под ногами.
«Тоже неплохо, — подумал Айкинен, делая знак матросам выгрузить то, что они успели затащить на борт. — Значит, хватит на лайбы Райво и Пааво. Вот что значит уметь торговаться…»
Тем более что в выбрасываемых сейчас на причал ящиках был один лишь хлам — битый кирпич, пустые бутылки, морская галька да гнилые тросы. Зачем случайному здесь человеку знать, что между дружными и всегда готовыми выручить друг друга в быту аборигенами в делах существует не меньшая конкуренция, чем между воротилами бизнеса? Да и жирные заказы на берегу не валяются. Жизнь такая…