Страница:
— Давайте перейдем к делу, — занервничал гость, отводя взгляд от прозрачных, удивительно молодых глаз Паука.
— Вы торопитесь?
— М-м-м… да, в некотором роде.
— В таком случае давайте перейдем к делу, — наконец отвел свой вынимающий душу взгляд хозяин. — Вы не догадываетесь, зачем я вас пригласил.
— Наверное, чтобы поведать что-нибудь из своей чрезвычайно богатой биографии, — огрызнулся посетитель, снимая очки. — Только думаю, что вы обратились не по адресу — я не обладаю литературным даром и в качестве наемного мемуариста не гожусь.
— Бросьте ерничать, мистер…
— Только без имен! — торопливо перебил его «мемуарист». — Я вас внимательно слушаю.
— Вы — единственный остающийся у дел участник Спрингфилдского инцидента.
— У-у-у! Так вы решили послушать МОИ воспоминания?
— Я их знаю чуть ли не наизусть. Ваши отчеты двадцатипятилетней давности читаются, словно приключенческий роман. Отрицая литературный дар, вы клевещете на себя, мистер… э-э-э… не важно. Вообще, почему вы свое время пошли в армию вместо того, чтобы заняться беллетристикой?
— Не попалось ценителя вроде вас, — огрызнулся безымянный мистер. — И вообще, к чему эти дела давно минувших дней? Подобная чертовщина случается раз в сто лет. Нет, раз в тысячу лет… Если вообще не единственный раз в человеческой истории.
— Ошибаетесь.
— Неужели?… — подался вперед всем телом гость…
Почему пешком? Дело в том, что лифт не останавливался на нужном ему этаже, и поэтому гости отеля просто не подозревали о его существовании. Но он был.
Очутившись на этом самом безымянном этаже, расположенном между тридцатым и тридцать первым, лакей открыл неприметную дверь с табличкой «Служебные помещения» и прошел по неширокому коридору, в который выходили такие же двери. Освещался коридор только окном в дальнем его конце.
— Тук-тук, — произнес он, отворив одну из дверей и входя в просторную комнату, до отказа заполненную разнообразной электронной аппаратурой, помигивающей сотнями светящихся глазков, гудящей, стрекочущей и попискивающей на разные голоса. — Гостей принимаете?
— Бакшиш принес? — оторвался от дисплея персоналки худощавый, похожий на цыгана молодой человек в тельняшке без рукавов, чуть приподняв один из огромных наушников, украшающих кудрявую вороную голову. — Делись, делись…
— Влас, я в следующий раз объектив жвачкой залеплю!
— Залепи, залепи… Сразу по шеям от начальства получишь.
— На, держи свой полтинник, — принялся рыться в кармане форменной тужурки «бой».
— Брось, — отмахнулся «цыган», снова углубляясь в свое малопонятное несведущему человеку занятие. — Сменимся — пивка выпьем.
— Не лопнем, на рубль-то? — съязвил коридорный, прекращая поиски полтинника, которого в кармане, естественно, не было.
— Чего приперся? — буркнул Влас. — Колись, давай.
— Чего приперся?… — повторил парень, ероша пятерней соломенные волосы. — Не нравятся мне что-то эти американцы…
— Ну и что? Мне вот австрийцы не нравятся. Органически. Я же не впадаю в истерику при их виде.
— Слышь, Влас. Давай пощупаем их, а?
— Пощупаем? — поднял густую бровь электронщик. — МЫ пощупаем?
— Ну, ты, ты пощупаешь.
— То-то…
«Цыган» скользнул взглядом по огромному экрану, разбитому на несколько десятков клеток, показывающих совершенно разные сцены, достал из ящика стола план, закатанный в пластик, и принялся водить по нему ногтем длинного аристократического пальца.
— Тридцать четыре… тридцать четыре… Какой там номер, говоришь?
— Восемнадцатый.
— Тридцать четыре — восемнадцать… Ага!
Проворные пальцы запорхали по клавиатуре, на дисплее появилась стена гостиницы, медленно ползущая вниз. Наконец ярко-красные нити перекрестья уперлись в окно требуемой лоджии.
Где-то далеко, в нескольких километрах от «Гипербореи», в оконной нише ничем не примечательного здания, пришел в движение укрепленный на гибком кронштейне матово-серый цилиндр, от которого в закрытое плотными жалюзи окно уходил толстый, металлически поблескивающий коленчатый кабель. Мгновение, и невидимый в свете дня тончайший луч протянулся к цели. Сверхчуткий прибор, разработанный в недрах одного из научно-технических подразделений Корпуса, считывал с оконного стекла разговор, ведущийся сейчас в номере «3418».
— Ну, чего там? — не выдержал «коридорный», склонившийся над плечом «слухача», вглядываясь в бегущую внизу экрана сдвоенную синусоиду, мало что говорившую непосвященному.
— Да ерунда одна, — буркнул «цыган». — О бабах болтают, мазурики заморские. Отключаю?
— Слушай, Влас… Поставь им постоянную прослушку, а?
— Еще чего! Ты знаешь, сколько час работы микрофона стоит? Да и мало их… У меня вот всего восемь.
— Десять ведь было.
— Ага, десять… А профилактика? На будущей неделе обещали вернуть еще пару — тогда и приходи.
— Ну, все-таки!
— Тащи требование за подписью Табардина — поставлю. Хоть с двух точек, хоть круглосуточное. А так — извини.
— Ну, ты и гад, поручик!
— Подбирали бы выражения, штаб-ротмистр!
Влас протянул руку и тронул клавишу «Отбой». Нужная клетка экрана погасла.
«Бой» постоял еще пару минут за спиной упрямца, сжимая и разжимая кулаки, а потом вышел, мстительно хлопнув дверью, то есть, совершив деяние, которое поручик Констанди, равно как и все «слухачи», прямо-таки ненавидел всеми фибрами души. Сотрудники техотдела ему, штаб-ротмистру третьего отделения Колокольцеву, увы, напрямую не подчинялись.
Но отступать упрямый и деятельный жандарм не любил и не умел…
8
— Вы торопитесь?
— М-м-м… да, в некотором роде.
— В таком случае давайте перейдем к делу, — наконец отвел свой вынимающий душу взгляд хозяин. — Вы не догадываетесь, зачем я вас пригласил.
— Наверное, чтобы поведать что-нибудь из своей чрезвычайно богатой биографии, — огрызнулся посетитель, снимая очки. — Только думаю, что вы обратились не по адресу — я не обладаю литературным даром и в качестве наемного мемуариста не гожусь.
— Бросьте ерничать, мистер…
— Только без имен! — торопливо перебил его «мемуарист». — Я вас внимательно слушаю.
— Вы — единственный остающийся у дел участник Спрингфилдского инцидента.
— У-у-у! Так вы решили послушать МОИ воспоминания?
— Я их знаю чуть ли не наизусть. Ваши отчеты двадцатипятилетней давности читаются, словно приключенческий роман. Отрицая литературный дар, вы клевещете на себя, мистер… э-э-э… не важно. Вообще, почему вы свое время пошли в армию вместо того, чтобы заняться беллетристикой?
— Не попалось ценителя вроде вас, — огрызнулся безымянный мистер. — И вообще, к чему эти дела давно минувших дней? Подобная чертовщина случается раз в сто лет. Нет, раз в тысячу лет… Если вообще не единственный раз в человеческой истории.
— Ошибаетесь.
— Неужели?… — подался вперед всем телом гость…
* * *
Давешний «бой», не торопясь, спускался по покрытой дорогим ковром лестнице, и с каждым маршем простоватое выражение постепенно сползало с его лица, будто шкурка с линяющей змеи. Куда только девался глуповатый деревенский увалень…Почему пешком? Дело в том, что лифт не останавливался на нужном ему этаже, и поэтому гости отеля просто не подозревали о его существовании. Но он был.
Очутившись на этом самом безымянном этаже, расположенном между тридцатым и тридцать первым, лакей открыл неприметную дверь с табличкой «Служебные помещения» и прошел по неширокому коридору, в который выходили такие же двери. Освещался коридор только окном в дальнем его конце.
— Тук-тук, — произнес он, отворив одну из дверей и входя в просторную комнату, до отказа заполненную разнообразной электронной аппаратурой, помигивающей сотнями светящихся глазков, гудящей, стрекочущей и попискивающей на разные голоса. — Гостей принимаете?
— Бакшиш принес? — оторвался от дисплея персоналки худощавый, похожий на цыгана молодой человек в тельняшке без рукавов, чуть приподняв один из огромных наушников, украшающих кудрявую вороную голову. — Делись, делись…
— Влас, я в следующий раз объектив жвачкой залеплю!
— Залепи, залепи… Сразу по шеям от начальства получишь.
— На, держи свой полтинник, — принялся рыться в кармане форменной тужурки «бой».
— Брось, — отмахнулся «цыган», снова углубляясь в свое малопонятное несведущему человеку занятие. — Сменимся — пивка выпьем.
— Не лопнем, на рубль-то? — съязвил коридорный, прекращая поиски полтинника, которого в кармане, естественно, не было.
— Чего приперся? — буркнул Влас. — Колись, давай.
— Чего приперся?… — повторил парень, ероша пятерней соломенные волосы. — Не нравятся мне что-то эти американцы…
— Ну и что? Мне вот австрийцы не нравятся. Органически. Я же не впадаю в истерику при их виде.
— Слышь, Влас. Давай пощупаем их, а?
— Пощупаем? — поднял густую бровь электронщик. — МЫ пощупаем?
— Ну, ты, ты пощупаешь.
— То-то…
«Цыган» скользнул взглядом по огромному экрану, разбитому на несколько десятков клеток, показывающих совершенно разные сцены, достал из ящика стола план, закатанный в пластик, и принялся водить по нему ногтем длинного аристократического пальца.
— Тридцать четыре… тридцать четыре… Какой там номер, говоришь?
— Восемнадцатый.
— Тридцать четыре — восемнадцать… Ага!
Проворные пальцы запорхали по клавиатуре, на дисплее появилась стена гостиницы, медленно ползущая вниз. Наконец ярко-красные нити перекрестья уперлись в окно требуемой лоджии.
Где-то далеко, в нескольких километрах от «Гипербореи», в оконной нише ничем не примечательного здания, пришел в движение укрепленный на гибком кронштейне матово-серый цилиндр, от которого в закрытое плотными жалюзи окно уходил толстый, металлически поблескивающий коленчатый кабель. Мгновение, и невидимый в свете дня тончайший луч протянулся к цели. Сверхчуткий прибор, разработанный в недрах одного из научно-технических подразделений Корпуса, считывал с оконного стекла разговор, ведущийся сейчас в номере «3418».
— Ну, чего там? — не выдержал «коридорный», склонившийся над плечом «слухача», вглядываясь в бегущую внизу экрана сдвоенную синусоиду, мало что говорившую непосвященному.
— Да ерунда одна, — буркнул «цыган». — О бабах болтают, мазурики заморские. Отключаю?
— Слушай, Влас… Поставь им постоянную прослушку, а?
— Еще чего! Ты знаешь, сколько час работы микрофона стоит? Да и мало их… У меня вот всего восемь.
— Десять ведь было.
— Ага, десять… А профилактика? На будущей неделе обещали вернуть еще пару — тогда и приходи.
— Ну, все-таки!
— Тащи требование за подписью Табардина — поставлю. Хоть с двух точек, хоть круглосуточное. А так — извини.
— Ну, ты и гад, поручик!
— Подбирали бы выражения, штаб-ротмистр!
Влас протянул руку и тронул клавишу «Отбой». Нужная клетка экрана погасла.
«Бой» постоял еще пару минут за спиной упрямца, сжимая и разжимая кулаки, а потом вышел, мстительно хлопнув дверью, то есть, совершив деяние, которое поручик Констанди, равно как и все «слухачи», прямо-таки ненавидел всеми фибрами души. Сотрудники техотдела ему, штаб-ротмистру третьего отделения Колокольцеву, увы, напрямую не подчинялись.
Но отступать упрямый и деятельный жандарм не любил и не умел…
8
«Неужели я еще жив? На кущи небесные не похоже. На геенну огненную — тоже…»
Последним, что помнил Александр перед тем, как сознание окончательно его покинуло, был страшный удар, разом выбивший дух из тела и погасивший все краски. А перед ним — полубессознательное состояние, из которого вывела только ясная мысль: он падает. Падает в неуправляемом самолете, и до столкновения с землей, возможно, остаются секунды. И отчаянное, на пределе сил движение руки, масса которой, казалось, возросла многократно, к спуску катапульты… Взрыв пиропатрона под креслом снова вырвал недостаточно крепко держащееся сознание из тела, поэтому все, что было между, вспоминалось урывками: чередующаяся синь неба и буро-рыжая косая плоскость земли, свист ледяного ветра, старающегося сорвать комбинезон, оглушительный хлопок купола вверху…
«Успел я выбраться из кресла или нет, — почему-то крутилась и крутилась в мозгу мысль. — Наверное, успел… Только почему я всего этого не помню?…»
— Привет, — раздался где-то рядом голос, который Бежецкому показался странно знакомым. — С добрым утром!
Глаза открыть, хоть и не с первого раза, удалось. Но перед ними маячила лишь белая поверхность, и непонятно было — находится ли она рядом, или парит в недосягаемой высоте.
«Потолок, что ли… — с сомнением подумал Александр. — Хоть бы трещина какая или муха для масштаба… А может, и не потолок…»
Смотреть перед собой еще более-менее получалось, но вот малейшая попытка скосить глаза чуть-чуть в сторону — и голова взрывалась ослепительным фейерверком боли.
Но, как известно, если гора не идет к Магомету…
В поле зрения вплыло чье-то лицо. Сперва страдалец не мог различить черт: мешал контраст темного на фоне ослепительного потолка лица.
«Негр что ли…»
Но склонившийся над Александром человек оказался совсем не чернокожим…
— Что, близнец, не получилось у меня ничего?…
Александр полусидел в кровати с высоко поднятым хитрой механикой изголовьем, глядя на экран портативного компьютера (так и крутился в мозгу термин «ноутбук»), удобно расположившегося перед ним на откидном столике. Конечно, с закованной в сложную конструкцию из сверкающих трубок и стержней левой рукой управляться с капризной клавиатурой было сложно, но разве можно отказать себе в возможности хоть чуть-чуть ознакомиться с отличиями этого мира от другого, только что покинутого. Ставшего за несколько лет почти родным…
Шок от встречи с самим собой уже прошел… Нет, не просто с близнецом, к общению с которым давно привык «по ту сторону» — именно с самим собой! Собой во плоти и крови, своим слепком, идентичной копией. Просто с собой.
Как ни крути, а свой «родной» близнец, оставшийся там, за гранью, не отличаясь ничем внешне, все равно был другим человеком. Воспитание, сорок лет, проведенные в своем мире, пресловутую генетическую память, наконец, нельзя заменить никакой подготовкой, пусть даже по изрядно отдающим мистикой технологиям незабвенного Полковника. Абсолютно одинаковые снаружи, они оставались разными внутри. Как, собственно, и любые близнецы, которых в мире миллионы: подсознательно любой из них старался походить на свое «отражение» как можно меньше. Похожи в тонкостях, предпочтениях и привычках лишь близнецы, не знающие друг о друге, разлученные с рождения… Но и тут слишком многое должно совпасть, чтобы они стали идентичными. Такого не свете не бывает. Или почти не бывает…
Но теперь перед ним при встречах (или свиданиях?) сидел он сам, без всяких сознательных или подсознательных заморочек, комплексов или фобий. Человек, неотличимый от оригинала (а оригинал ли он сам?) ни внешне, ни внутренне.
Порой Александр чувствовал мистический ужас, видя, как улыбается близнец, как приглаживает ладонью волосы, поворачивает голову. Он и не он одновременно…
А ведь был еще один близнец. Тот самый… И еще один — его копия — оставшийся по другую сторону границы миров…
Четверо…
От всего этого могла поехать крыша и у совершенно здорового, не пережившего неудачного катапультирования человека. И последующего жесткого приземления.
Какими они там с Маргаритой были идиотами, забрасывая этот мир зондами-ракетами… Никто, конечно, не пытал пришельца, не допрашивал часами, выуживая нестыковки и несообразности в его рассказе, никто, похоже, не подозревал в нем злоумышленника… Но палата без решеток на окнах с пуленепробиваемым стеклом тщательно охранялась. Об этом пациент-заключенный мог судить по доносящимся до него из коридора разговорам. Чем может заниматься столько мужчин возле больничной палаты, причем не только днем, но и ночью, как не охраной ее закованного в гипс и металлические клетки-растяжки «содержимого». И разумеется, не столько его, сколько от него…
«Понятное дело. — Бежецкий передвинул курсор на новый столбец. — Можно подумать, я бы поступил иначе. Ничего личного — работа есть работа…»
Судя по всему, тот, его мир, «отпочковался» от этого (или наоборот) совсем недавно. Самое большее — три года назад, то есть уже после его «заброски», и никак не менее года, поскольку в своем ни покушения на Государя, ни Челкина у кормила власти он что-то припомнить не мог. Тем более своего участия в перевороте, с целью оного рыжеволосого господина от упомянутого кормила отстранить. Да какое там «участия»… Близнец, по сути, возглавил заговор гвардейской элиты против зарвавшегося временщика. Или оба возглавили?… Невнятно это как-то звучало в новейшей, можно сказать, свежайшей истории государства Российского. Как, впрочем, звучало бы и в истории любого другого в подобной ситуации… Оценки и акценты расставляются спустя годы, если не десятилетия, а по свежим следам всегда все сумбурно, противоречиво и неоднозначно… Однако недаром на плечи здешнего бывшего майора ВДВ спланировали золотые парчовые полоски с крупными звездами, да и титулы даются неспроста…
Нет, Александр совсем не завидовал своему «отражению»: стремление сделать карьеру ему, как и любому нормальному офицеру, конечно, чуждо не было, но… Кому-то дано, а кому-то нет. Радоваться нужно, что местный его аналог оказался в нужное время в нужном месте, да при этом — не ударил в грязь лицом.
«А интересно: смог бы я совершить нечто подобное, случись и мне тоже? Это ведь не скипетр маленького европейского государства вернуть с извинениями — тут кое-что иное требуется…»
И уже знал ответ…
Бежецкий вздохнул и открыл другое окошко сайта, посвященного перевороту, который здесь пока был нейтрально окрещен «весенними событиями». Возможно, в будущем их назовут и «славными», может, даже «великими», но любое дело, а особенно такое деликатное, как коррекция или реставрация власти, должно улежаться, обрести незыблемость, эпохальность. Вполне возможно, что будущие биографы «великого Бежецкого» еще бегают в гимназию или того пуще — возятся в песочке под бдительным присмотром нянечек или гувернанток… А то и не родились еще на свет. Поживем — увидим…
Курсор пробежался по столбцу имен наиболее активных участников, порой замирая на знакомых.
«Ого! Кирилл-то Ладыженский получил, наконец, ротмистра!.. Молодец, тоже не упустил шанса… А Вяземский — полковник… Эх, жаль Ганевича, погиб… А это что?…»
Стрелка замерла на единственной женской фамилии в длиннющем списке.
«Лопухина, Анастасия Дмитриевна, княжна…»
Палец сам собой нажал на клавишу, обведенная жирной траурной рамкой строчка подалась под стрелкой, и перед Александром появилась совсем куцая статейка, предваряемая не очень хорошего качества фотографией и двумя скорбными датами.
С черно-белого, так же, как и нажатая ссылка, окруженного траурной каймой фото, на него спокойно и чуть устало глядела Маргарита. Моложе нынешней лет на пятнадцать, но несомненно она — Маргарита. Маргарита фон Штайнберг…
Близнец пожал плечами, вынул из кармана портсигар, откинул крышку, провел пальцем по белоснежному рядку сигарет и с видимым сожалением захлопнул.
— Ты что — кури!
— Медики заругают, — смущенно улыбнулся второй Александр. — Врачи тут просто звери какие-то…
— Ты не ответил.
Генерал Бежецкий помолчал, глядя в окно:
— А что тут ответишь… Судя по всему, в ее особняке произошел локальный прокол между пространствами… Знаешь, вообще-то это секретная информация…
— Согласен. Но ты в общих чертах. Я ведь тоже в этих делах не новичок.
— В общих чертах не получится. Одним словом, то, что пришло оттуда, похоже, человеком не было. По крайней мере, с Маргаритой… Анастасией…
— Ничего, я привык называть ее Маргаритой.
— Так вот, он просто растерзал Маргариту, — жестко сказал Близнец. — Я своими глазами видел то, что от нее осталось. Это зрелище не для слабонервных. Она, конечно, пыталась обороняться, стреляла несколько раз в эту тварь, похоже, даже ранила…
— А близнец как отнесся к ее смерти?
— Как? Как… Ты ведь знаешь — он ее любил… Переживал. Замкнулся на какое-то время в себе… Но время лечит. Сейчас он в порядке, по крайней мере — внешне. Хотя мы с ним очень редко общаемся. У него свои дела, у меня — свои…
— Я тоже редко со своим общаюсь.
— С нашим.
— Ты прав, с нашим. А как ты вообще? В личном плане, например.
— В личном?… Да, знаешь, по-прежнему. Как-то все недосуг: работа, работа, работа… А ты?
— И у меня работа…
— Да, читал в твоем отчете про десант. Молодец, герой. Мне не довелось… Командир не имеет права. Отметили хоть?
— Владимир. Третья степень. Без мечей.
— Неплохо…
Два мужчины беседовали отрывисто, и случись рядом посторонний, ему бы показалось, будто разговор их тяготит. На самом же деле они просто понимали друг друга с полуслова, разве что не читали мысли. А может быть, и читали… Как тут разберешь?
— А ему скажешь? — спросил вдруг лежащий в постели, но посетитель даже не переспросил «О чем?» или «Кому?»
— Не знаю… А ты?
— И я не знаю…
Министр внутренних дел был непреклонен, словно скала. И его можно было понять: давно ли сам нынешний глава Шестого отделения пребывал в таком же шатком положении не то разоблаченного шпиона, не то — перебежчика из вражеского стана. Сидел бы да радовался монаршим милостям, просыпавшимся на него без особенной, на взгляд Аристарха Сергеевича, причины. Так нет: вступается за еще одну свою копию, свалившуюся буквальным образом с неба! Что с того, что этот, вновь прибывший, как две капли воды похож на шефа «шестерки»? Не ему, в конце концов, решать — представляет сей субъект угрозу для Империи или не представляет!
— Знаете, Аристарх Сергеевич, — пошевелился в кресле еще один «адвокат». — Мне кажется, что вы не правы…
— А вы-то здесь при чем, Александр Павлович? — взвился Штольц. — Каким образом это дело касается возглавляемого вами отделения? Почему борцы с распространением одурманивающих средств начинают вмешиваться в дела безопасности государства. С каких это пор Корпус…
— С одна тысяча девятьсот тридцать второго года, — веско вставил шеф четвертого отделения генерал Якушев, самый пожилой из собравшихся здесь офицеров. — С тех самых пор, когда Алексей Николаевич, мир его праху, вывел Корпус из состава вашего министерства и восстановил вековую справедливость, подчинив его себе лично.
Остальные собравшиеся согласно закивали, и под сводами Малой Приемной повис мелодичный звон орденов и медалей, в обилии украшавших голубые мундиры с эполетами и аксельбантами. Даже ростовые портреты покойных императоров, взирающие со стен на людей, выглядевших по сравнению с ними карликами, казалось, присоединились к своим верным слугам. Особенно осуждающе глядел на осекшегося министра упомянутый Якушевым Алексей II, по неведомой прихоти художника тоже облаченный в лазоревый мундир жандармского полковника.
— И все-таки… — начал Штольц, но закончить не успел.
— Господа!..
Голос тут же потонул в звоне регалий, парадных сабель и скрипе отодвигаемых кресел: высокие, изукрашенные золотом белоснежные двери распахнулись, и в приемную вошел…
— Я не опоздал, господа? — обвел присутствующих взглядом выпуклых светлых глаз Его Величество. — Прошу присаживаться…
Именно близнецы, потому что шеф Пятого отделения безоговорочно поддержал тезку, и авторитет тандема оказался настолько велик, что к концу совета на их стороне оказалось подавляющее большинство присутствующих, включая САМОГО. Это была победа.
— Что, Саша, — положил близнецу руку на плечо генерал Бежецкий, — отстояли мы твоего найденыша? Показал бы хоть разок… Очень похож?
— Как я… — пожал плечами Александр. — Или ты. Не отличишь.
— Здорово. Было нас двое, стало трое. Размножаемся, однако.
— Четверо.
— Что-что? — не понял генерал.
— Четверо, говорю, стало. Трое здесь, один — там.
— Черт побери! Не много ли генералов в нашем роду? Только отцу, смотри, не ляпни — опять взовьется.
— Не ляпну. Кстати, как… отец? И матушка…
Теперь пожал плечами другой:
— Не молодеют, знаешь ли… Матушка укатила в Германию к Ленке… Не доверяет немецкой бабке и многочисленным тетушкам. Говорит, что не даст вырастить из единственного внука немца.
— Она права.
— Вот и я про то же. А отец не угомонится никак… Так что не проговорись при случае.
— Да не проговорюсь я. Я же без тебя туда не показываюсь.
— И зря, между прочим. Старики к тебе относятся как ко мне. Почти…
— Вот именно, что почти… Третий наш, кстати, не генерал, а все еще ротмистр. Как я до того… Ну, сам знаешь.
— Что так?
Александр присел на подоконник и вынул из кармана портсигар. Проходивший мимо незнакомый придворный неодобрительно покосился в его сторону, но ничего не сказал. Кто из дворцовых обитателей не знал двух блистательных близнецов? Тень Императора, легшая на них, извинила бы все на свете… Да генерал и не думал закуривать: в последнее время он старался пореже предаваться этой пагубной привычке, хотя по-прежнему таскал в кармане изящную золотую вещицу, подаренную Самим.
— Этикет, Саша, — напомнил второй.
— Знаю… — портсигар занял свое законное место.
— Так почему он ротмистр?
— Потому же, почему твой аналог там — все еще командует уланским полком.
— Да ну? Эх, повезло! Я бы с ним поменялся… И что, тот мир настолько отличается от нашего?
— Совсем чуть-чуть, — скрывать что-то не было смысла: завтра-послезавтра вся Империя узнает об открытии своего зеркального отражения — на подготовку почвы для обнародования этого величайшего в истории России события уже дана высочайшая отмашка. — Разве что там не было «весенних событий».
— Не может быть? Как это?
— Так. Государь по-прежнему здоров — покушения на него просто не было, а…
— И Челкин у власти?
— Да, по-прежнему.
— Вот это новость!
— Погоди… Новости еще не все.
— Что же еще может быть сенсационнее? Мерзавец по-прежнему плетет сети! Эх…
— Маргарита…
— Что Маргарита? Стой… Раз переворота не было… Она что — жива?!
— По крайней мере, пока наш третий был там — на здоровье не жаловалась. Тебе привет передавала.
— Постой! — Бежецкий схватил своего двойника за рукав мундира, не обращая внимания на то, что комкает в кулаке ткань вместе с живой плотью, и, не замечая нахмуренных бровей собеседника. — Ты не пошутил сейчас?
— Насчет привета?
— Нет, вообще…
— Ни капельки.
— Ты… Ты знаешь, кто ты?
Генерал был возмущен. Генерал был взбешен. Генерал пылал яростью.
— Ты… Ты… Ты после этого…
— Успокойся. Я сам это узнал буквально вчера.
Бежецкий, опомнившись, выпустил из побелевших пальцев голубое сукно и осторожно провел по нему ладонью, будто стараясь разгладить уродливые складки. Он смотрел в пол, на щеках его играли пунцовые пятна.
— Прости.
— Ничего. Я понимаю.
— Как же быть?
— Откуда мне знать…
Сибирь, за год до описываемых событий
Сиреневое призрачное марево развеялось так же мгновенно, как и окутало Александра, а уже на следующем шагу он ощутил себя в темной комнате. Темной и очень холодной — стужа тут же запустила ледяные пальцы под «доспехи», вонзая когти в распаренное тело. Но автоматика, судя по замигавшему на забрале огоньку индикатора, сработала мгновенно, и поток теплого воздуха, поступающего через десятки отверстий внутри костюма, принялся вытеснять холод обратно. Заодно не давая проникнуть в негерметичный «скафандр» радиации, напоминавшей о себе помаргивающим красным глазком счетчика Гейгера и всякой, научным языком выражаясь, «патогенной микрофлоре», возможно присутствующей здесь в изобилии.
Но не это беспокоило сейчас Бежецкого: прямо перед собой на снегу он различил сразу две человеческие фигуры…
Остальное додумывалось уже в броске и перекате… Вернее, не успело еще оформиться, как автомат знакомо толкнулся в плечо, а тот из «аборигенов», что лежал лицом к «воротам», так и не успев выстрелить из чего-то похожего на пулемет Разинова, парой которых была укомплектована группа, крутнулся на снегу, словно кегля, и запрокинулся навзничь.
— Атас! — ввинтилось в уши, тут же захлебнувшись.
«Один есть!.. Теперь перекат за этот вот пенек и…»
Второй оказался проворнее. Басовитый грохот крупнокалиберной очереди на миг перекрыл свист и завывание метели, а в «пенек», за которым прятался Александр, оглушительно и дробно грохнуло несколько раз, заставив все укрытие содрогнуться и ответить каким-то жалобным металлическим лязгом и звоном.
«Что за напасть?…»
Вот это номер! «Пенек» оказался занесенным до половины и обросшим какой-то пушистой черной коростой зондом! Одним из утерянных в самом начале исследования «запределья» самоходных роботов. Точно! Вот и кабель тянется в сторону «ворот»…
— Колька, живой? — хрипнуло в наушниках удивительно знакомым голосом.
«Русские? Откуда они тут?…»
— Прикрой, — ответил второй голос, тоже знакомый. — Зацепило меня…
«Но ведь…»
— Лежнев, Решетов — это вы?
— Командир?… Какого же вы…
Ранение вахмистра оказалось пустяковым. Даже и не ранение вовсе, а так — ерунда: пуля чиркнула вскользь по шлему, даже не пробив верхний слой. Да и не могла пробить — «доспехи» разрабатывались с учетом характеристик всего известного легкого стрелкового оружия, и повредить их можно было только чем-то обладающим повышенной пробивной силой. Например, крупнокалиберной пулей из того же «Василиска» Решетова.
— Как же это, ваше благородие? — наперебой недоумевали десантники, заняв вместе с командиром оборону уже на три стороны горизонта. — Вы ж первым шли! Да и мы ровно через сто двадцать секунд после вас занырнули. А вы после нас оказались. Да еще минут через… Коль, сколько там было?
Последним, что помнил Александр перед тем, как сознание окончательно его покинуло, был страшный удар, разом выбивший дух из тела и погасивший все краски. А перед ним — полубессознательное состояние, из которого вывела только ясная мысль: он падает. Падает в неуправляемом самолете, и до столкновения с землей, возможно, остаются секунды. И отчаянное, на пределе сил движение руки, масса которой, казалось, возросла многократно, к спуску катапульты… Взрыв пиропатрона под креслом снова вырвал недостаточно крепко держащееся сознание из тела, поэтому все, что было между, вспоминалось урывками: чередующаяся синь неба и буро-рыжая косая плоскость земли, свист ледяного ветра, старающегося сорвать комбинезон, оглушительный хлопок купола вверху…
«Успел я выбраться из кресла или нет, — почему-то крутилась и крутилась в мозгу мысль. — Наверное, успел… Только почему я всего этого не помню?…»
— Привет, — раздался где-то рядом голос, который Бежецкому показался странно знакомым. — С добрым утром!
Глаза открыть, хоть и не с первого раза, удалось. Но перед ними маячила лишь белая поверхность, и непонятно было — находится ли она рядом, или парит в недосягаемой высоте.
«Потолок, что ли… — с сомнением подумал Александр. — Хоть бы трещина какая или муха для масштаба… А может, и не потолок…»
Смотреть перед собой еще более-менее получалось, но вот малейшая попытка скосить глаза чуть-чуть в сторону — и голова взрывалась ослепительным фейерверком боли.
Но, как известно, если гора не идет к Магомету…
В поле зрения вплыло чье-то лицо. Сперва страдалец не мог различить черт: мешал контраст темного на фоне ослепительного потолка лица.
«Негр что ли…»
Но склонившийся над Александром человек оказался совсем не чернокожим…
— Что, близнец, не получилось у меня ничего?…
* * *
«Подумать только…»Александр полусидел в кровати с высоко поднятым хитрой механикой изголовьем, глядя на экран портативного компьютера (так и крутился в мозгу термин «ноутбук»), удобно расположившегося перед ним на откидном столике. Конечно, с закованной в сложную конструкцию из сверкающих трубок и стержней левой рукой управляться с капризной клавиатурой было сложно, но разве можно отказать себе в возможности хоть чуть-чуть ознакомиться с отличиями этого мира от другого, только что покинутого. Ставшего за несколько лет почти родным…
Шок от встречи с самим собой уже прошел… Нет, не просто с близнецом, к общению с которым давно привык «по ту сторону» — именно с самим собой! Собой во плоти и крови, своим слепком, идентичной копией. Просто с собой.
Как ни крути, а свой «родной» близнец, оставшийся там, за гранью, не отличаясь ничем внешне, все равно был другим человеком. Воспитание, сорок лет, проведенные в своем мире, пресловутую генетическую память, наконец, нельзя заменить никакой подготовкой, пусть даже по изрядно отдающим мистикой технологиям незабвенного Полковника. Абсолютно одинаковые снаружи, они оставались разными внутри. Как, собственно, и любые близнецы, которых в мире миллионы: подсознательно любой из них старался походить на свое «отражение» как можно меньше. Похожи в тонкостях, предпочтениях и привычках лишь близнецы, не знающие друг о друге, разлученные с рождения… Но и тут слишком многое должно совпасть, чтобы они стали идентичными. Такого не свете не бывает. Или почти не бывает…
Но теперь перед ним при встречах (или свиданиях?) сидел он сам, без всяких сознательных или подсознательных заморочек, комплексов или фобий. Человек, неотличимый от оригинала (а оригинал ли он сам?) ни внешне, ни внутренне.
Порой Александр чувствовал мистический ужас, видя, как улыбается близнец, как приглаживает ладонью волосы, поворачивает голову. Он и не он одновременно…
А ведь был еще один близнец. Тот самый… И еще один — его копия — оставшийся по другую сторону границы миров…
Четверо…
От всего этого могла поехать крыша и у совершенно здорового, не пережившего неудачного катапультирования человека. И последующего жесткого приземления.
Какими они там с Маргаритой были идиотами, забрасывая этот мир зондами-ракетами… Никто, конечно, не пытал пришельца, не допрашивал часами, выуживая нестыковки и несообразности в его рассказе, никто, похоже, не подозревал в нем злоумышленника… Но палата без решеток на окнах с пуленепробиваемым стеклом тщательно охранялась. Об этом пациент-заключенный мог судить по доносящимся до него из коридора разговорам. Чем может заниматься столько мужчин возле больничной палаты, причем не только днем, но и ночью, как не охраной ее закованного в гипс и металлические клетки-растяжки «содержимого». И разумеется, не столько его, сколько от него…
«Понятное дело. — Бежецкий передвинул курсор на новый столбец. — Можно подумать, я бы поступил иначе. Ничего личного — работа есть работа…»
Судя по всему, тот, его мир, «отпочковался» от этого (или наоборот) совсем недавно. Самое большее — три года назад, то есть уже после его «заброски», и никак не менее года, поскольку в своем ни покушения на Государя, ни Челкина у кормила власти он что-то припомнить не мог. Тем более своего участия в перевороте, с целью оного рыжеволосого господина от упомянутого кормила отстранить. Да какое там «участия»… Близнец, по сути, возглавил заговор гвардейской элиты против зарвавшегося временщика. Или оба возглавили?… Невнятно это как-то звучало в новейшей, можно сказать, свежайшей истории государства Российского. Как, впрочем, звучало бы и в истории любого другого в подобной ситуации… Оценки и акценты расставляются спустя годы, если не десятилетия, а по свежим следам всегда все сумбурно, противоречиво и неоднозначно… Однако недаром на плечи здешнего бывшего майора ВДВ спланировали золотые парчовые полоски с крупными звездами, да и титулы даются неспроста…
Нет, Александр совсем не завидовал своему «отражению»: стремление сделать карьеру ему, как и любому нормальному офицеру, конечно, чуждо не было, но… Кому-то дано, а кому-то нет. Радоваться нужно, что местный его аналог оказался в нужное время в нужном месте, да при этом — не ударил в грязь лицом.
«А интересно: смог бы я совершить нечто подобное, случись и мне тоже? Это ведь не скипетр маленького европейского государства вернуть с извинениями — тут кое-что иное требуется…»
И уже знал ответ…
Бежецкий вздохнул и открыл другое окошко сайта, посвященного перевороту, который здесь пока был нейтрально окрещен «весенними событиями». Возможно, в будущем их назовут и «славными», может, даже «великими», но любое дело, а особенно такое деликатное, как коррекция или реставрация власти, должно улежаться, обрести незыблемость, эпохальность. Вполне возможно, что будущие биографы «великого Бежецкого» еще бегают в гимназию или того пуще — возятся в песочке под бдительным присмотром нянечек или гувернанток… А то и не родились еще на свет. Поживем — увидим…
Курсор пробежался по столбцу имен наиболее активных участников, порой замирая на знакомых.
«Ого! Кирилл-то Ладыженский получил, наконец, ротмистра!.. Молодец, тоже не упустил шанса… А Вяземский — полковник… Эх, жаль Ганевича, погиб… А это что?…»
Стрелка замерла на единственной женской фамилии в длиннющем списке.
«Лопухина, Анастасия Дмитриевна, княжна…»
Палец сам собой нажал на клавишу, обведенная жирной траурной рамкой строчка подалась под стрелкой, и перед Александром появилась совсем куцая статейка, предваряемая не очень хорошего качества фотографией и двумя скорбными датами.
С черно-белого, так же, как и нажатая ссылка, окруженного траурной каймой фото, на него спокойно и чуть устало глядела Маргарита. Моложе нынешней лет на пятнадцать, но несомненно она — Маргарита. Маргарита фон Штайнберг…
* * *
— Как это случилось?Близнец пожал плечами, вынул из кармана портсигар, откинул крышку, провел пальцем по белоснежному рядку сигарет и с видимым сожалением захлопнул.
— Ты что — кури!
— Медики заругают, — смущенно улыбнулся второй Александр. — Врачи тут просто звери какие-то…
— Ты не ответил.
Генерал Бежецкий помолчал, глядя в окно:
— А что тут ответишь… Судя по всему, в ее особняке произошел локальный прокол между пространствами… Знаешь, вообще-то это секретная информация…
— Согласен. Но ты в общих чертах. Я ведь тоже в этих делах не новичок.
— В общих чертах не получится. Одним словом, то, что пришло оттуда, похоже, человеком не было. По крайней мере, с Маргаритой… Анастасией…
— Ничего, я привык называть ее Маргаритой.
— Так вот, он просто растерзал Маргариту, — жестко сказал Близнец. — Я своими глазами видел то, что от нее осталось. Это зрелище не для слабонервных. Она, конечно, пыталась обороняться, стреляла несколько раз в эту тварь, похоже, даже ранила…
— А близнец как отнесся к ее смерти?
— Как? Как… Ты ведь знаешь — он ее любил… Переживал. Замкнулся на какое-то время в себе… Но время лечит. Сейчас он в порядке, по крайней мере — внешне. Хотя мы с ним очень редко общаемся. У него свои дела, у меня — свои…
— Я тоже редко со своим общаюсь.
— С нашим.
— Ты прав, с нашим. А как ты вообще? В личном плане, например.
— В личном?… Да, знаешь, по-прежнему. Как-то все недосуг: работа, работа, работа… А ты?
— И у меня работа…
— Да, читал в твоем отчете про десант. Молодец, герой. Мне не довелось… Командир не имеет права. Отметили хоть?
— Владимир. Третья степень. Без мечей.
— Неплохо…
Два мужчины беседовали отрывисто, и случись рядом посторонний, ему бы показалось, будто разговор их тяготит. На самом же деле они просто понимали друг друга с полуслова, разве что не читали мысли. А может быть, и читали… Как тут разберешь?
— А ему скажешь? — спросил вдруг лежащий в постели, но посетитель даже не переспросил «О чем?» или «Кому?»
— Не знаю… А ты?
— И я не знаю…
* * *
— Извините, Александр Павлович, но я не могу вам позволить принять этого, так сказать, незнакомца под свое крылышко…Министр внутренних дел был непреклонен, словно скала. И его можно было понять: давно ли сам нынешний глава Шестого отделения пребывал в таком же шатком положении не то разоблаченного шпиона, не то — перебежчика из вражеского стана. Сидел бы да радовался монаршим милостям, просыпавшимся на него без особенной, на взгляд Аристарха Сергеевича, причины. Так нет: вступается за еще одну свою копию, свалившуюся буквальным образом с неба! Что с того, что этот, вновь прибывший, как две капли воды похож на шефа «шестерки»? Не ему, в конце концов, решать — представляет сей субъект угрозу для Империи или не представляет!
— Знаете, Аристарх Сергеевич, — пошевелился в кресле еще один «адвокат». — Мне кажется, что вы не правы…
— А вы-то здесь при чем, Александр Павлович? — взвился Штольц. — Каким образом это дело касается возглавляемого вами отделения? Почему борцы с распространением одурманивающих средств начинают вмешиваться в дела безопасности государства. С каких это пор Корпус…
— С одна тысяча девятьсот тридцать второго года, — веско вставил шеф четвертого отделения генерал Якушев, самый пожилой из собравшихся здесь офицеров. — С тех самых пор, когда Алексей Николаевич, мир его праху, вывел Корпус из состава вашего министерства и восстановил вековую справедливость, подчинив его себе лично.
Остальные собравшиеся согласно закивали, и под сводами Малой Приемной повис мелодичный звон орденов и медалей, в обилии украшавших голубые мундиры с эполетами и аксельбантами. Даже ростовые портреты покойных императоров, взирающие со стен на людей, выглядевших по сравнению с ними карликами, казалось, присоединились к своим верным слугам. Особенно осуждающе глядел на осекшегося министра упомянутый Якушевым Алексей II, по неведомой прихоти художника тоже облаченный в лазоревый мундир жандармского полковника.
— И все-таки… — начал Штольц, но закончить не успел.
— Господа!..
Голос тут же потонул в звоне регалий, парадных сабель и скрипе отодвигаемых кресел: высокие, изукрашенные золотом белоснежные двери распахнулись, и в приемную вошел…
— Я не опоздал, господа? — обвел присутствующих взглядом выпуклых светлых глаз Его Величество. — Прошу присаживаться…
* * *
Бежецкий шел на совет с целью отстоять попавшего в переплет близнеца, вырвать его из цепких лап Министерства внутренних дел, а вышел, неся с собой полную для него индульгенцию. Милостью Государя пришелец «с того света» в одночасье из опасного шпиона, вражеского лазутчика превратился в полномочного посла своей державы со всеми вытекающими отсюда обстоятельствами. Видимо, местные близнецы еще не совсем растеряли кредит доверия, отпущенный им Императором.Именно близнецы, потому что шеф Пятого отделения безоговорочно поддержал тезку, и авторитет тандема оказался настолько велик, что к концу совета на их стороне оказалось подавляющее большинство присутствующих, включая САМОГО. Это была победа.
— Что, Саша, — положил близнецу руку на плечо генерал Бежецкий, — отстояли мы твоего найденыша? Показал бы хоть разок… Очень похож?
— Как я… — пожал плечами Александр. — Или ты. Не отличишь.
— Здорово. Было нас двое, стало трое. Размножаемся, однако.
— Четверо.
— Что-что? — не понял генерал.
— Четверо, говорю, стало. Трое здесь, один — там.
— Черт побери! Не много ли генералов в нашем роду? Только отцу, смотри, не ляпни — опять взовьется.
— Не ляпну. Кстати, как… отец? И матушка…
Теперь пожал плечами другой:
— Не молодеют, знаешь ли… Матушка укатила в Германию к Ленке… Не доверяет немецкой бабке и многочисленным тетушкам. Говорит, что не даст вырастить из единственного внука немца.
— Она права.
— Вот и я про то же. А отец не угомонится никак… Так что не проговорись при случае.
— Да не проговорюсь я. Я же без тебя туда не показываюсь.
— И зря, между прочим. Старики к тебе относятся как ко мне. Почти…
— Вот именно, что почти… Третий наш, кстати, не генерал, а все еще ротмистр. Как я до того… Ну, сам знаешь.
— Что так?
Александр присел на подоконник и вынул из кармана портсигар. Проходивший мимо незнакомый придворный неодобрительно покосился в его сторону, но ничего не сказал. Кто из дворцовых обитателей не знал двух блистательных близнецов? Тень Императора, легшая на них, извинила бы все на свете… Да генерал и не думал закуривать: в последнее время он старался пореже предаваться этой пагубной привычке, хотя по-прежнему таскал в кармане изящную золотую вещицу, подаренную Самим.
— Этикет, Саша, — напомнил второй.
— Знаю… — портсигар занял свое законное место.
— Так почему он ротмистр?
— Потому же, почему твой аналог там — все еще командует уланским полком.
— Да ну? Эх, повезло! Я бы с ним поменялся… И что, тот мир настолько отличается от нашего?
— Совсем чуть-чуть, — скрывать что-то не было смысла: завтра-послезавтра вся Империя узнает об открытии своего зеркального отражения — на подготовку почвы для обнародования этого величайшего в истории России события уже дана высочайшая отмашка. — Разве что там не было «весенних событий».
— Не может быть? Как это?
— Так. Государь по-прежнему здоров — покушения на него просто не было, а…
— И Челкин у власти?
— Да, по-прежнему.
— Вот это новость!
— Погоди… Новости еще не все.
— Что же еще может быть сенсационнее? Мерзавец по-прежнему плетет сети! Эх…
— Маргарита…
— Что Маргарита? Стой… Раз переворота не было… Она что — жива?!
— По крайней мере, пока наш третий был там — на здоровье не жаловалась. Тебе привет передавала.
— Постой! — Бежецкий схватил своего двойника за рукав мундира, не обращая внимания на то, что комкает в кулаке ткань вместе с живой плотью, и, не замечая нахмуренных бровей собеседника. — Ты не пошутил сейчас?
— Насчет привета?
— Нет, вообще…
— Ни капельки.
— Ты… Ты знаешь, кто ты?
Генерал был возмущен. Генерал был взбешен. Генерал пылал яростью.
— Ты… Ты… Ты после этого…
— Успокойся. Я сам это узнал буквально вчера.
Бежецкий, опомнившись, выпустил из побелевших пальцев голубое сукно и осторожно провел по нему ладонью, будто стараясь разгладить уродливые складки. Он смотрел в пол, на щеках его играли пунцовые пятна.
— Прости.
— Ничего. Я понимаю.
— Как же быть?
— Откуда мне знать…
Сибирь, за год до описываемых событий
Сиреневое призрачное марево развеялось так же мгновенно, как и окутало Александра, а уже на следующем шагу он ощутил себя в темной комнате. Темной и очень холодной — стужа тут же запустила ледяные пальцы под «доспехи», вонзая когти в распаренное тело. Но автоматика, судя по замигавшему на забрале огоньку индикатора, сработала мгновенно, и поток теплого воздуха, поступающего через десятки отверстий внутри костюма, принялся вытеснять холод обратно. Заодно не давая проникнуть в негерметичный «скафандр» радиации, напоминавшей о себе помаргивающим красным глазком счетчика Гейгера и всякой, научным языком выражаясь, «патогенной микрофлоре», возможно присутствующей здесь в изобилии.
Но не это беспокоило сейчас Бежецкого: прямо перед собой на снегу он различил сразу две человеческие фигуры…
Остальное додумывалось уже в броске и перекате… Вернее, не успело еще оформиться, как автомат знакомо толкнулся в плечо, а тот из «аборигенов», что лежал лицом к «воротам», так и не успев выстрелить из чего-то похожего на пулемет Разинова, парой которых была укомплектована группа, крутнулся на снегу, словно кегля, и запрокинулся навзничь.
— Атас! — ввинтилось в уши, тут же захлебнувшись.
«Один есть!.. Теперь перекат за этот вот пенек и…»
Второй оказался проворнее. Басовитый грохот крупнокалиберной очереди на миг перекрыл свист и завывание метели, а в «пенек», за которым прятался Александр, оглушительно и дробно грохнуло несколько раз, заставив все укрытие содрогнуться и ответить каким-то жалобным металлическим лязгом и звоном.
«Что за напасть?…»
Вот это номер! «Пенек» оказался занесенным до половины и обросшим какой-то пушистой черной коростой зондом! Одним из утерянных в самом начале исследования «запределья» самоходных роботов. Точно! Вот и кабель тянется в сторону «ворот»…
— Колька, живой? — хрипнуло в наушниках удивительно знакомым голосом.
«Русские? Откуда они тут?…»
— Прикрой, — ответил второй голос, тоже знакомый. — Зацепило меня…
«Но ведь…»
— Лежнев, Решетов — это вы?
— Командир?… Какого же вы…
Ранение вахмистра оказалось пустяковым. Даже и не ранение вовсе, а так — ерунда: пуля чиркнула вскользь по шлему, даже не пробив верхний слой. Да и не могла пробить — «доспехи» разрабатывались с учетом характеристик всего известного легкого стрелкового оружия, и повредить их можно было только чем-то обладающим повышенной пробивной силой. Например, крупнокалиберной пулей из того же «Василиска» Решетова.
— Как же это, ваше благородие? — наперебой недоумевали десантники, заняв вместе с командиром оборону уже на три стороны горизонта. — Вы ж первым шли! Да и мы ровно через сто двадцать секунд после вас занырнули. А вы после нас оказались. Да еще минут через… Коль, сколько там было?