Страница:
Эрик тоже узнал давешнего капрала, а тот, указывая на Эрика и Ру, рявкнул:
— Вы, двое, барон желает с вами потолковать. Ру закатил глаза к небу и ощупал карман куртки, чтобы убедиться, что королевское помилование на месте.
— А подождать он не может?
— Нет! Выбирай: поедешь на собственной лошади, или моя поволочет тебя за собой по земле.
— Поеду на своей, — сказал Ру.
Через несколько минут Ру и Эрик были уже в седлах и выехали за ворота.
— Эй, эй! — закричал капрал, пускаясь вдогонку. — Куда вы должны ехать, по-вашему?
Они придержали коней, и, когда капрал поравнялся с ними, Эрик ответил:
— Вы прискакали галопом, но ваши кони ничуть не вспотели. Значит, вы проехали не больше мили. Манфред разбил лагерь на старом овечьем пастбище на окраине города.
На лице капрала отразилось удивление, но прежде чем он успел что-то сказать, Эрик вновь пустил лошадь в галоп. Ру поскакал за ним, а следом — капрал и его солдаты.
Через несколько минут они миновали дома на восточной окраине. Как и предсказывал Эрик, на старом овечьем пастбище, там, где Королевский тракт пересекался с дорогой, ведущей на юг, стояла походная палатка Манфреда, барона фон Даркмура.
Спрыгнув с коня, Эрик бросил поводья часовому у входа и взглянул на подъехавшего капрала.
— Как тебя звать?
— Альфред, — ответил тот. — А что?
Эрик улыбнулся:
— Просто хотел узнать. Пригляди за моей лошадью.
Он и Ру подошли к палатке; часовой откинул полог. Внутри они увидели сводного брата Эрика, Манфреда. — Должен признаться, не мог представить, что увижу вас снова, учитывая обстоятельства, при которых состоялась наша последняя встреча, — произнес барон, жестом предлагая им сесть.
— В то время и я думал так же, — ответил Эрик.
Ру украдкой приглядывался к ним, сравнивая сводных братьев. Манфред был совсем не похож на Эрика, который, кстати, имел удивительное сходство с отцом. Манфред был сыном своей матери. Он был смуглый, сильный, красивый, но красота эта была какой-то нервической. В соответствии с последней модой он носил аккуратно подстриженную бородку, которая, на взгляд Ру, придавала ему глуповатый вид; впрочем, Ру оставил это мнение при себе. — Мой сюзерен, герцог Саладорский, который, как вам известно, приходится кузеном королю, велел мне отправить в Крондор нескольких моих людей. Ничего о том, надолго ли и зачем, он не сказал. Тебе об этом что-нибудь известно?
Эрик кивнул:
— Кое-что.
— Расскажешь мне?
— Не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— И то и другое, — сказал Эрик. — Я служу принцу и обязан не говорить ничего до тех пор, пока мне не прикажут это сделать.
— Хорошо. Так вот, если у тебя нет возражений, я бы хотел, чтобы они отправились в Крондор вместе с тобой и твоим другом.
Эрик слегка выпрямился на стуле.
— Эскорт?
Манфред улыбнулся, и на мгновение выражение его лица напомнило Эрику человека, который был их общим отцом.
— В каком-то смысле. Поскольку ты — человек принца, я отдам их под твою команду. И поскольку ты — солдат, верный долгу, я не сомневаюсь, что ты приведешь отряд в целости и сохранности к нашему благороднейшему повелителю.
Эрик наклонился вперед:
— Если бы я мог сказать тебе, Манфред, я бы это сделал. Ты вряд ли когда-нибудь поймешь до конца, как много значил для меня твой приход ко мне в тюрьму; ты был очень добр. Но здесь есть разница. В конце концов ты узнаешь, зачем принц набирал утих рекрутов, и поймешь, почему я не мог сказать тебе этого. Поверь лишь, что речь идет о деле величайшей важности.
Манфред вздохнул:
— Ладно, пусть будет так. Надеюсь, ни ты, ни твой друг не задержитесь в Равенсбурге?
Эрик пожал плечами:
— Я обязан возвратиться в Крондор в течение этого месяца, но Ру сам себе хозяин и может сделать иной выбор.
Манфред улыбнулся.
— Твой друг вправе выбирать все, что пожелает, но если он умен, то покинет город как можно быстрее. — Барон взглянул на Ру. — Моя мать не простила вас, и хотя я не держу на вас зла, от нее я вас защитить не в состоянии. Если вы хотите дожить до старости, постарайтесь сделать это в любом другом месте. — Нагнувшись к Эрику, он понизил голос:
— Надев этот мундир, ты обрел неплохую защиту, Эрик. Даже здесь, в сонном Даркмуре, известно о Крондорском Орле. Но у твоего друга Руперта нет покровителя и мало друзей. Будет лучше для всех, если ты заберешь его с собой.
— Я закупаю груз и через пару дней уеду вместе со своим кузеном, — сказал Ру.
Манфред встал.
— Решай сам, как поступить. Но в ваших интересах было бы покинуть город до того, как моей матери станет известно, что вы живы и находитесь в пределах ее досягаемости. Даже в Крондоре почаще оглядывайтесь и смотрите, что происходит у вас за спиной, — проговорил он, в упор глядя на Эрика и Ру.
— А что с ребенком? — спросил Эрик.
— Пока мать не знает о нем, — сказал Манфред, — и мне бы хотелось, чтобы так продолжалось как можно дольше. — У него был встревоженный вид. — С ним дело обстоит немного иначе, нежели с тобой, Эрик. Это ребенок Стефана, а не ее блудливого мужа; он — ее собственный внук. С другой стороны, он — незаконнорожденный, и поскольку я еще не женился…
— Понимаю.
— Узнав о том, что вы в Равенсбурге, она может возненавидеть ребенка; ты об этом не задумывался?
Эрик пожал плечами:
— С такой точки зрения нет. Сказать по правде, Манфред, за последние два года я вообще думал мало. Слишком много было дел. Времени на раздумья не оставалось.
— Ты изменился, — произнес, покачав головой, Манфред. — Когда мы встретились, ты был обычным городским парнем, а теперь… теперь тебе палец в рот не клади, Эрик.
— Думаю, и тебе тоже, — ответил Эрик, внимательно глядя на брата.
— Я не участвую в охоте, — сказал Манфред, вставая. — А надо показать что-нибудь матери, когда я вернусь вечером в замок. Отправляйся на постоялый двор, который ты считаешь своим родным домом, и завтра жди рекрутов.
Вслед за бароном Эрик и Ру вышли наружу.
— Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся в более приятной обстановке, — сказал Эрик.
Манфред засмеялся, и снова между ними стало заметно сходство.
— Сомневаюсь. У нас совсем разные судьбы, брат. Пока ты жив, а у меня нет детей, мать считает тебя угрозой фамилии Даркмуров. Это же понятно.
— Так женись и заведи их, — сухо заметил Ру.
— Если бы это было так просто, — сказал Манфред. — Я повинуюсь воле короля и прихотям герцога Саладорского. Им еще предстоит указать мне, какая благородная девушка достойна того, чтобы стать моей женой. — Он вздохнул — легонько, но Эрик это заметил. — И, говоря по чести, я вовсе не настаиваю, чтобы они поторопились с этим решением. Общество женщин я нахожу… затруднительным.
— У тебя кто-нибудь есть? спросил Эрик, внезапно почувствовав, что его сводный брат, почти незнакомый ему, таит в душе печаль.
Манфред напустил на себя безразличный вид.
— Я предпочел бы об этом не говорить, — произнес он.
Сказать Эрику больше было нечего, а Манфред не протянул ему руки на прощание. Тогда Эрик по-военному отдал честь и пошел туда, где оставил коня. Но неожиданно с полпути он повернул обратно.
— Этот капрал, Альфред, — сказал он Манфреду.
— Что с ним такое?
— Отправь его вместе с рекрутами.
Слегка улыбнувшись, Манфред покачал головой:
— У тебя с ним счеты?
— В каком-то смысле, — сказал Эрик.
Манфред пожал плечами:
— Не могу сказать, что он заслуживает рекомендации. Он скандалист и горлопан. Поэтому он никогда не станет сержантом.
— Скандалисты — это неплохо, — сказал Эрик. — В один прекрасный день их отучают скандалить, и тогда они превращаются в людей, которые нам нужны.
— Можешь его взять, — буркнул Манфред и скрылся в палатке.
Ру и Эрик возвратились к лошадям. Усевшись в седло, Эрик посмотрел сверху вниз на Альфреда и сказал:
— Счастливо оставаться, капрал.
— Мы еще встретимся, ублюдок, — злобно глядя на него, процедил Альфред.
— Не сомневайся, — хмуро ответил Эрик.
— И скорее, чем ты думаешь, — с дьявольской усмешкой добавил Ру.
Они ударили лошадей каблуками и поскакали обратно в Равенсбург.
— А я тебе говорю, что если ты погрузишь в этот фургон еще хоть щепку, то сломаешь оси! — крикнул Том Эйвери.
Ру стоял лицом к лицу со своим отцом, который был лишь ненамного выше его ростом. Мгновение помолчав, Ру сказал:
— Ты прав.
Том растерянно поморгал, потом кивнул и отрывисто произнес:
— Конечно, я прав.
Два фургона, стоящие у Гастона на заднем дворе, были доверху нагружены маленькими бочонками вина. Дункан уже в третий или четвертый раз проверил крепления: его терзали сомнения, удастся ли им довезти такое количество груза в целости и сохранности.
Ру пробегал весь день и на все свои деньги, а также на те, что дал ему Эрик, накупил вина среднего качества, которое он надеялся с большой прибылью продать в Крондоре.
Ру не был специалистом, но, как всякий, кто вырос в Равенсбурге, знал о вине больше, чем большинство крондорских торговцев. Еще он знал, что высокие цены на вино в столице объясняются сложностью его перевозки в бутылках. В бочках туда везли лишь вино самого низкого сорта, а маленькие бочонки, содержащие вино среднего качества, которое было самым популярным в придорожных харчевнях, никогда не отправлялись дальше соседних деревень. И хотя этому вину было далеко до тех, которые пила знать, в крондорских трактирах оно должно было найти спрос. Ру подсчитал, что если ему удастся уговорить хозяев трактиров и таверн, завсегдатаями которых были коммерсанты из Купеческого квартала, купить его вино, то он получит триста процентов прибыли на вложенный капитал, даже с учетом стоимости фургонов и лошадей.
— Ты уверен, что сможешь с ними управиться? — спросил Дункан.
— Ру — возчик что надо, — обернувшись к племяннику, ответил Том. — И ты тоже мог бы таким стать, если бы не сбежал, когда та девчонка…
Дункан улыбнулся этому воспоминанию.
— Элис, — подсказал он. — Это длилось недолго. Кроме того, — он положил руку на эфес своей шпаги, — вот чем я зарабатывал на жизнь последние пятнадцать лет.
— Отлично, она нам пригодится, — сказал Том, потирая разбитую челюсть. Проснувшись, он по старой привычке начал задирать Ру. Трижды старик пытался ударить сына и трижды оказывался лежащим на земле и глядящим на него снизу вверх. В последний раз Ру потерял терпение и ударил. После этого Том Эйвери стал смотреть на сына с новообретенным уважением.
— Ты точно знаешь дорогу, о которой мне говорил? — спросил он у Ру.
Ру кивнул. На этой дороге, проходящей в стороне от других трактов и деревень, они с Эриком встретили Гельмута Гриндаля, купца из Крондора. Он сказал Ру, что по этой дороге можно добраться из Равенсбурга в Крондор, не уплачивая сбора, который взимался на Королевском тракте. К сожалению, Эрик и его отряд рекрутов не могли ехать с фургонами, потому что они должны были быть в Крондоре неделей раньше, чем туда доползли бы груженые фургоны.
Ру понимал, что в глухих лесах, что тянулись между Даркмуром и побережьем, их подстерегает немало опасностей. Но если его план осуществится, у него появится достаточно капитала, чтобы организовать какое-нибудь более серьезное предприятие, и он надеялся, что эта поездка положит начало его успешной карьере.
— Ну, — произнес Ру, — нет смысла задерживаться. Чем скорее отправимся в путь, тем скорее будем на месте.
Ру ничего не сказал папаше и кузену о предупреждении Манфреда насчет баронессы. Он не настолько доверял Дункану и не хотел лишний раз пугать отца: что бы там ни болтали о Томе Эйвери, тот, когда был трезв, работал на совесть, но в бою он был бесполезен, несмотря на бахвальство и угрозы, которые Том щедро рассыпал в подпитии.
— Садись со мной, — предложил Ру Дункану. — Я снова научу тебя править упряжкой.
Дункан выразительно закатил глаза, но полез на козлы. Продав коня, он внес свой пай и стал младшим партнером Ру в компании, владевшей фургоном, четырьмя лошадьми и огромным количеством вина. Том Эйвери потребовал для себя обычную плату, ни монетой больше, чему Ру в глубине души обрадовался. Отчасти он был даже польщен тем, что отец отнесся к нему, как к любому другому торговцу.
Гастон помахал им вслед, когда они выезжали из его двора на булыжную мостовую. Фургоны скрипели и стонали под тяжестью груза, лошади недовольно фыркали, но, так или иначе, путешествие началось, и Ру испытывал острое чувство предвкушения удачи.
— И постарайтесь, чтобы вас не убили! — крикнул Гастон им вслед, закрывая ворота.
Ру нырнул за фургон за мгновение до того, как вторая стрела пронзила воздух там, где он только что был. Когда первая вонзилась в нескольких дюймах от его головы, он заорал, предупреждая отца и Дункана, а сам пополз под фургоном, нашаривая меч и одновременно пытаясь определить, откуда стрела прилетела. После третьего выстрела ему это удалось. Он жестом показал Дункану, что хочет проскочить между фургонами и зайти в тыл сидящим в засаде. Дункан кивнул и описал рукой в воздухе круг, показывая, что будет вести наблюдение.
Почти неделю они ехали по открытой равнине, держась левее Королевского тракта и направляясь к той западной узкой дороге, по которой Ру и Эрик два года назад бежали из этих мест.
За это время не случилось никаких происшествий, фургоны были в порядке, лошади — тоже, и с каждым днем надежды Ру становились все радужнее. Если отец и считал его безумцем за эту затею, то держал свое мнение при себе. Он был старый возчик, но никогда еще не возил такое количество маленьких бочонков с вином.
Каждый вечер сразу после захода солнца они разбивали лагерь и пускали лошадей пастись, привязав их к вбитому в землю колу. К траве они добавляли немного зерна, смешанного с медом и орехами, чтобы лошади сохраняли выносливость. На Новиндусе Ру нахватался кое-каких познаний в этой области и теперь применял их, как мог, жалея в душе, что рядом нет Эрика. Впрочем, к немалому своему удивлению, он обнаружил, что отец, во всяком случае о тягловых лошадях, знает столько же, сколько и Эрик.
Оказавшись между фургонами, Ру вскочил и кинулся в лес. Второй бандит едва не зацепил его кончиком своего меча, но два года сражений и тренировок не пропали для Ру даром. Единственное, что удалось разбойнику, — это молча умереть: увернувшись, Ру пронзил его насквозь и помчался, петляя, в глубь леса.
Под прикрытием деревьев он остановился. Его окружала тишина. Выровняв дыхание, он огляделся. После захода прошло меньше часа, и небо на западе еще светилось, но здесь, в чаще, было уже темно, как ночью. Ру прислушался. Через несколько мгновений он услышал, как просвистела еще одна стрела, и двинулся в том направлении, откуда, как ему показалось, она была выпущена.
Стараясь ступать как можно тише, он описал в темноте круг и вышел туда, где, по его расчетам, скрывался стрелявший. Сначала было тихо, но потом Ру уловил какое-то движение в кустах впереди. Он вломился в кусты и, словно кот на мышь, бросился на второго бандита. Схватка была короткой. Бандит, услышав сзади треск веток, отбросил лук и схватился за нож.
Он умер прежде, чем успел вытащить его из-за пояса.
— Готов, — произнес Ру.
Минутой позже из темноты, будто призраки, возникли Дункан и Том.
— Всего двое? — сказал Дункан.
— Если третий и был, то он уже на полпути в Крондор, — проворчал Том. Вся левая сторона его тела была в грязи, и на щеке виднелся кровоподтек. Правой рукой он осторожно поддерживал левую.
— Что случилось? — спросил Ру.
— Упал чертовски неловко, — буркнул Том. — Вся рука онемела. — Он часто дышал. — Честно сказать, я слегка испугался.
Опустившись на колени, Дункан перевернул труп.
— Вид как у старьевщика, — сказал он.
— Немногие честные торговцы и чуть больше нечестных отваживаются ездить по этой дороге, — заметил Том. — а о богатом разбойнике я никогда не слышал, тем более в здешних местах. — Он потряс рукой, словно хотел ее оживить.
Дункан поднялся, держа в руке кошелек.
— Может, он не богат, но не так уж и беден. — В кошельке обнаружились пара медяков и драгоценный камень. Вернувшись к костру, Дункан внимательно его рассмотрел. — Ничего сногсшибательного, но пару монет за него получить можно.
— Пойду взгляну на другого, — сказал Ру.
Перевернув труп второго бандита, он увидел, что это почти мальчик. У него не было ни кошелька, ни даже простой дорожной сумки, которая нашлась у его товарища.
Вернувшись к фургонам, Ру увидел, что его кузен разглядывает лук первого бандита.
— Дерьмо, — подвел итог Дункан и бросил лук в костер. — Да и стрел к нему нет.
Ру уселся с тяжелым вздохом.
— Как по-вашему, что они делали бы с нашим вином? — спросил Дункан.
— Я думаю, выпили бы, — сказал Том. — Но ведь им бы достались и лошади, и кое-какие деньги, и ваши мечи, и еще много чего, что можно продать.
— Похороним их? — спросил Дункан. Ру покачал головой.
— Нам бы они не оказали этой услуги. К тому же у нас нет лопаты. Я не собираюсь копать им могилу голыми руками. — Он снова вздохнул. — Будь они настоящими бандитами, завтра пищей для ворон стали бы мы. Впредь надо быть настороже.
— Ну что ж, тогда я — спать, — сказал Дункан.
Том и Ру остались у костра. Как самого старшего, Тома назначили караулить в первую смену, поскольку вторая смена самая тяжелая, а третья, перед рассветом, — самое подходящее время для нападения, и в этот час от Тома было бы мало проку.
— Когда-то у меня был такой же драгоценный камень, как тот, что принес Дункан, — сказал Том.
Ру промолчал. С самого детства отец редко с ним разговаривал. Даже во время самых долгих поездок, из Равенсбурга в Саладор и обратно, отец, уча сына править упряжкой, за весь путь не произносил и десятка слов. Вернувшись, Том напивался в стельку, но когда работал, не брал в рот ни капли.
— Я добыл его для твоей матери, — негромко продолжал Том.
Ру сразу стал слушать внимательнее. Если со всеми остальными Том вел себя мирно, только когда бывал трезв, то с матерью Ру он был тих всегда, трезвый или пьяный. Об этом Ру говорили соседи, так как его мать умерла во время родов.
— Она была совсем крошечная, — сказал Том. О том, что ростом Ру пошел в мать, ему не раз говорила Фрейда. — Но сильная, — добавил Том.
Ру удивился.
— У нее был твердый характер, — продолжал Том. В его глазах отражался огонь костра. — Знаешь, ты похож на нее. — Осторожно поглаживая левое предплечье, он уставился на огонь, словно что-то искал в пляшущем пламени.
Ру боялся сказать лишнее и потому просто молча кивнул. После того как он ударил отца и сбил его с ног, старик стал относиться к сыну с уважением, которого Ру прежде не замечал.
Том вздохнул.
— Она хотела сына, мой мальчик. Жрец-лекарь говорил ей, что это опасно, ведь она слишком хрупкая. — Он вытер правой рукой лицо, потом посмотрел на свои руки, большие, мозолистые, все покрытые шрамами. — Понимаешь, я боялся к ней прикоснуться; она была такая маленькая, а у меня не хватало мягкости. Я боялся, что сломаю ее. Но она оказалась крепче, чем выглядела.
Ру проглотил комок в горле и, внезапно почувствовав, что ему тяжело, с трудом прошептал:
— Ты никогда об этом мне не рассказывал.
Том кивнул.
— В жизни у меня было так мало радости, мальчик. И каждой частичкой этой радости была она. Я встретил ее на празднике; она стояла в стороне, похожая на пугливую птичку. Я только что вернулся из Саладора, привел оттуда фургон для моего дяди, деда Дункана. Я был навеселе и ужасно важничал. И тут она возникла прямо передо мной и сказала: «Потанцуй со мной». — Он вздохнул. — И мы станцевали. — Том замолчал. Он обхватил себя руками и дышал с трудом. Было видно, что ему очень тяжело говорить. — Она была похожа на тебя, не шибко красивая, с худым лицом и неровными зубами, но когда она улыбалась — тогда ее лицо загоралось и она становилась красавицей. Я привез ей тот камень на нашу свадьбу. Вправил его в кольцо.
— Как для дворянки, — сказал Ру, стараясь, чтобы голос его прозвучал веселее.
— Как для самой королевы, — ответил Том с натужным смехом и хрипло откашлялся. — Она сказала, что я сошел с ума, хотела, чтобы я его продал и купил себе новый фургон, но я ни за что не соглашался, и кольцо осталось у нее.
— Ты никогда не говорил мне об этом, — тихо произнес Ру. Том пожал плечами и, глубоко вздохнув, сказал:
— Теперь ты стал мужчиной. Я понял это, когда проснулся у Гастона и увидел, что ты стоишь надо мной. Никогда не думал, что ты взлетишь так высоко, но в уме тебе не откажешь, и если ты сумел одолеть королевского палача и научился владеть своим телом так, что я не смог проучить тебя, то, разрази гром, у тебя и дальше все будет в порядке. — Том улыбнулся. — В этом ты похож на нее: ты крепче, чем кажешься.
С минуту Ру молчал, не зная, что сказать.
— Ложись-ка спать, отец, — произнес он наконец. — Мне надо кое о чем подумать.
Том кивнул:
— Сейчас лягу. Шея болит. — Он подвигал левым плечом. — Наверное, вывихнул, когда упал. Ноет от запястья до челюсти. — Он вытер со лба пот. — Еще и испарина. — Он втянул в себя воздух и с шумом выдохнул. — Стар я становлюсь для таких дел. Когда разбогатеешь, вспомни своего старого отца, слышишь меня, Ру?
Ру улыбнулся и хотел что-то сказать, но в это мгновение глаза отца закатились и он лицом вниз рухнул в костер.
— Дункан! — крикнул Ру, бросаясь к отцу и вытаскивая его.
Прибежавший Дункан сразу заметил восковую бледность на лице Тома, белые глаза и дымящиеся ожоги у него на щеке и шее. Он опустился рядом с Ру на колени и тихо сказал:
— Он умер.
Ру не шелохнулся; он лишь молча смотрел на человека, который был его отцом и умер, так и оставшись для него чужим.
ГЛАВА 4. НЕУДАЧА
— Вы, двое, барон желает с вами потолковать. Ру закатил глаза к небу и ощупал карман куртки, чтобы убедиться, что королевское помилование на месте.
— А подождать он не может?
— Нет! Выбирай: поедешь на собственной лошади, или моя поволочет тебя за собой по земле.
— Поеду на своей, — сказал Ру.
Через несколько минут Ру и Эрик были уже в седлах и выехали за ворота.
— Эй, эй! — закричал капрал, пускаясь вдогонку. — Куда вы должны ехать, по-вашему?
Они придержали коней, и, когда капрал поравнялся с ними, Эрик ответил:
— Вы прискакали галопом, но ваши кони ничуть не вспотели. Значит, вы проехали не больше мили. Манфред разбил лагерь на старом овечьем пастбище на окраине города.
На лице капрала отразилось удивление, но прежде чем он успел что-то сказать, Эрик вновь пустил лошадь в галоп. Ру поскакал за ним, а следом — капрал и его солдаты.
Через несколько минут они миновали дома на восточной окраине. Как и предсказывал Эрик, на старом овечьем пастбище, там, где Королевский тракт пересекался с дорогой, ведущей на юг, стояла походная палатка Манфреда, барона фон Даркмура.
Спрыгнув с коня, Эрик бросил поводья часовому у входа и взглянул на подъехавшего капрала.
— Как тебя звать?
— Альфред, — ответил тот. — А что?
Эрик улыбнулся:
— Просто хотел узнать. Пригляди за моей лошадью.
Он и Ру подошли к палатке; часовой откинул полог. Внутри они увидели сводного брата Эрика, Манфреда. — Должен признаться, не мог представить, что увижу вас снова, учитывая обстоятельства, при которых состоялась наша последняя встреча, — произнес барон, жестом предлагая им сесть.
— В то время и я думал так же, — ответил Эрик.
Ру украдкой приглядывался к ним, сравнивая сводных братьев. Манфред был совсем не похож на Эрика, который, кстати, имел удивительное сходство с отцом. Манфред был сыном своей матери. Он был смуглый, сильный, красивый, но красота эта была какой-то нервической. В соответствии с последней модой он носил аккуратно подстриженную бородку, которая, на взгляд Ру, придавала ему глуповатый вид; впрочем, Ру оставил это мнение при себе. — Мой сюзерен, герцог Саладорский, который, как вам известно, приходится кузеном королю, велел мне отправить в Крондор нескольких моих людей. Ничего о том, надолго ли и зачем, он не сказал. Тебе об этом что-нибудь известно?
Эрик кивнул:
— Кое-что.
— Расскажешь мне?
— Не могу.
— Не можешь или не хочешь?
— И то и другое, — сказал Эрик. — Я служу принцу и обязан не говорить ничего до тех пор, пока мне не прикажут это сделать.
— Хорошо. Так вот, если у тебя нет возражений, я бы хотел, чтобы они отправились в Крондор вместе с тобой и твоим другом.
Эрик слегка выпрямился на стуле.
— Эскорт?
Манфред улыбнулся, и на мгновение выражение его лица напомнило Эрику человека, который был их общим отцом.
— В каком-то смысле. Поскольку ты — человек принца, я отдам их под твою команду. И поскольку ты — солдат, верный долгу, я не сомневаюсь, что ты приведешь отряд в целости и сохранности к нашему благороднейшему повелителю.
Эрик наклонился вперед:
— Если бы я мог сказать тебе, Манфред, я бы это сделал. Ты вряд ли когда-нибудь поймешь до конца, как много значил для меня твой приход ко мне в тюрьму; ты был очень добр. Но здесь есть разница. В конце концов ты узнаешь, зачем принц набирал утих рекрутов, и поймешь, почему я не мог сказать тебе этого. Поверь лишь, что речь идет о деле величайшей важности.
Манфред вздохнул:
— Ладно, пусть будет так. Надеюсь, ни ты, ни твой друг не задержитесь в Равенсбурге?
Эрик пожал плечами:
— Я обязан возвратиться в Крондор в течение этого месяца, но Ру сам себе хозяин и может сделать иной выбор.
Манфред улыбнулся.
— Твой друг вправе выбирать все, что пожелает, но если он умен, то покинет город как можно быстрее. — Барон взглянул на Ру. — Моя мать не простила вас, и хотя я не держу на вас зла, от нее я вас защитить не в состоянии. Если вы хотите дожить до старости, постарайтесь сделать это в любом другом месте. — Нагнувшись к Эрику, он понизил голос:
— Надев этот мундир, ты обрел неплохую защиту, Эрик. Даже здесь, в сонном Даркмуре, известно о Крондорском Орле. Но у твоего друга Руперта нет покровителя и мало друзей. Будет лучше для всех, если ты заберешь его с собой.
— Я закупаю груз и через пару дней уеду вместе со своим кузеном, — сказал Ру.
Манфред встал.
— Решай сам, как поступить. Но в ваших интересах было бы покинуть город до того, как моей матери станет известно, что вы живы и находитесь в пределах ее досягаемости. Даже в Крондоре почаще оглядывайтесь и смотрите, что происходит у вас за спиной, — проговорил он, в упор глядя на Эрика и Ру.
— А что с ребенком? — спросил Эрик.
— Пока мать не знает о нем, — сказал Манфред, — и мне бы хотелось, чтобы так продолжалось как можно дольше. — У него был встревоженный вид. — С ним дело обстоит немного иначе, нежели с тобой, Эрик. Это ребенок Стефана, а не ее блудливого мужа; он — ее собственный внук. С другой стороны, он — незаконнорожденный, и поскольку я еще не женился…
— Понимаю.
— Узнав о том, что вы в Равенсбурге, она может возненавидеть ребенка; ты об этом не задумывался?
Эрик пожал плечами:
— С такой точки зрения нет. Сказать по правде, Манфред, за последние два года я вообще думал мало. Слишком много было дел. Времени на раздумья не оставалось.
— Ты изменился, — произнес, покачав головой, Манфред. — Когда мы встретились, ты был обычным городским парнем, а теперь… теперь тебе палец в рот не клади, Эрик.
— Думаю, и тебе тоже, — ответил Эрик, внимательно глядя на брата.
— Я не участвую в охоте, — сказал Манфред, вставая. — А надо показать что-нибудь матери, когда я вернусь вечером в замок. Отправляйся на постоялый двор, который ты считаешь своим родным домом, и завтра жди рекрутов.
Вслед за бароном Эрик и Ру вышли наружу.
— Надеюсь, когда-нибудь мы встретимся в более приятной обстановке, — сказал Эрик.
Манфред засмеялся, и снова между ними стало заметно сходство.
— Сомневаюсь. У нас совсем разные судьбы, брат. Пока ты жив, а у меня нет детей, мать считает тебя угрозой фамилии Даркмуров. Это же понятно.
— Так женись и заведи их, — сухо заметил Ру.
— Если бы это было так просто, — сказал Манфред. — Я повинуюсь воле короля и прихотям герцога Саладорского. Им еще предстоит указать мне, какая благородная девушка достойна того, чтобы стать моей женой. — Он вздохнул — легонько, но Эрик это заметил. — И, говоря по чести, я вовсе не настаиваю, чтобы они поторопились с этим решением. Общество женщин я нахожу… затруднительным.
— У тебя кто-нибудь есть? спросил Эрик, внезапно почувствовав, что его сводный брат, почти незнакомый ему, таит в душе печаль.
Манфред напустил на себя безразличный вид.
— Я предпочел бы об этом не говорить, — произнес он.
Сказать Эрику больше было нечего, а Манфред не протянул ему руки на прощание. Тогда Эрик по-военному отдал честь и пошел туда, где оставил коня. Но неожиданно с полпути он повернул обратно.
— Этот капрал, Альфред, — сказал он Манфреду.
— Что с ним такое?
— Отправь его вместе с рекрутами.
Слегка улыбнувшись, Манфред покачал головой:
— У тебя с ним счеты?
— В каком-то смысле, — сказал Эрик.
Манфред пожал плечами:
— Не могу сказать, что он заслуживает рекомендации. Он скандалист и горлопан. Поэтому он никогда не станет сержантом.
— Скандалисты — это неплохо, — сказал Эрик. — В один прекрасный день их отучают скандалить, и тогда они превращаются в людей, которые нам нужны.
— Можешь его взять, — буркнул Манфред и скрылся в палатке.
Ру и Эрик возвратились к лошадям. Усевшись в седло, Эрик посмотрел сверху вниз на Альфреда и сказал:
— Счастливо оставаться, капрал.
— Мы еще встретимся, ублюдок, — злобно глядя на него, процедил Альфред.
— Не сомневайся, — хмуро ответил Эрик.
— И скорее, чем ты думаешь, — с дьявольской усмешкой добавил Ру.
Они ударили лошадей каблуками и поскакали обратно в Равенсбург.
— А я тебе говорю, что если ты погрузишь в этот фургон еще хоть щепку, то сломаешь оси! — крикнул Том Эйвери.
Ру стоял лицом к лицу со своим отцом, который был лишь ненамного выше его ростом. Мгновение помолчав, Ру сказал:
— Ты прав.
Том растерянно поморгал, потом кивнул и отрывисто произнес:
— Конечно, я прав.
Два фургона, стоящие у Гастона на заднем дворе, были доверху нагружены маленькими бочонками вина. Дункан уже в третий или четвертый раз проверил крепления: его терзали сомнения, удастся ли им довезти такое количество груза в целости и сохранности.
Ру пробегал весь день и на все свои деньги, а также на те, что дал ему Эрик, накупил вина среднего качества, которое он надеялся с большой прибылью продать в Крондоре.
Ру не был специалистом, но, как всякий, кто вырос в Равенсбурге, знал о вине больше, чем большинство крондорских торговцев. Еще он знал, что высокие цены на вино в столице объясняются сложностью его перевозки в бутылках. В бочках туда везли лишь вино самого низкого сорта, а маленькие бочонки, содержащие вино среднего качества, которое было самым популярным в придорожных харчевнях, никогда не отправлялись дальше соседних деревень. И хотя этому вину было далеко до тех, которые пила знать, в крондорских трактирах оно должно было найти спрос. Ру подсчитал, что если ему удастся уговорить хозяев трактиров и таверн, завсегдатаями которых были коммерсанты из Купеческого квартала, купить его вино, то он получит триста процентов прибыли на вложенный капитал, даже с учетом стоимости фургонов и лошадей.
— Ты уверен, что сможешь с ними управиться? — спросил Дункан.
— Ру — возчик что надо, — обернувшись к племяннику, ответил Том. — И ты тоже мог бы таким стать, если бы не сбежал, когда та девчонка…
Дункан улыбнулся этому воспоминанию.
— Элис, — подсказал он. — Это длилось недолго. Кроме того, — он положил руку на эфес своей шпаги, — вот чем я зарабатывал на жизнь последние пятнадцать лет.
— Отлично, она нам пригодится, — сказал Том, потирая разбитую челюсть. Проснувшись, он по старой привычке начал задирать Ру. Трижды старик пытался ударить сына и трижды оказывался лежащим на земле и глядящим на него снизу вверх. В последний раз Ру потерял терпение и ударил. После этого Том Эйвери стал смотреть на сына с новообретенным уважением.
— Ты точно знаешь дорогу, о которой мне говорил? — спросил он у Ру.
Ру кивнул. На этой дороге, проходящей в стороне от других трактов и деревень, они с Эриком встретили Гельмута Гриндаля, купца из Крондора. Он сказал Ру, что по этой дороге можно добраться из Равенсбурга в Крондор, не уплачивая сбора, который взимался на Королевском тракте. К сожалению, Эрик и его отряд рекрутов не могли ехать с фургонами, потому что они должны были быть в Крондоре неделей раньше, чем туда доползли бы груженые фургоны.
Ру понимал, что в глухих лесах, что тянулись между Даркмуром и побережьем, их подстерегает немало опасностей. Но если его план осуществится, у него появится достаточно капитала, чтобы организовать какое-нибудь более серьезное предприятие, и он надеялся, что эта поездка положит начало его успешной карьере.
— Ну, — произнес Ру, — нет смысла задерживаться. Чем скорее отправимся в путь, тем скорее будем на месте.
Ру ничего не сказал папаше и кузену о предупреждении Манфреда насчет баронессы. Он не настолько доверял Дункану и не хотел лишний раз пугать отца: что бы там ни болтали о Томе Эйвери, тот, когда был трезв, работал на совесть, но в бою он был бесполезен, несмотря на бахвальство и угрозы, которые Том щедро рассыпал в подпитии.
— Садись со мной, — предложил Ру Дункану. — Я снова научу тебя править упряжкой.
Дункан выразительно закатил глаза, но полез на козлы. Продав коня, он внес свой пай и стал младшим партнером Ру в компании, владевшей фургоном, четырьмя лошадьми и огромным количеством вина. Том Эйвери потребовал для себя обычную плату, ни монетой больше, чему Ру в глубине души обрадовался. Отчасти он был даже польщен тем, что отец отнесся к нему, как к любому другому торговцу.
Гастон помахал им вслед, когда они выезжали из его двора на булыжную мостовую. Фургоны скрипели и стонали под тяжестью груза, лошади недовольно фыркали, но, так или иначе, путешествие началось, и Ру испытывал острое чувство предвкушения удачи.
— И постарайтесь, чтобы вас не убили! — крикнул Гастон им вслед, закрывая ворота.
Ру нырнул за фургон за мгновение до того, как вторая стрела пронзила воздух там, где он только что был. Когда первая вонзилась в нескольких дюймах от его головы, он заорал, предупреждая отца и Дункана, а сам пополз под фургоном, нашаривая меч и одновременно пытаясь определить, откуда стрела прилетела. После третьего выстрела ему это удалось. Он жестом показал Дункану, что хочет проскочить между фургонами и зайти в тыл сидящим в засаде. Дункан кивнул и описал рукой в воздухе круг, показывая, что будет вести наблюдение.
Почти неделю они ехали по открытой равнине, держась левее Королевского тракта и направляясь к той западной узкой дороге, по которой Ру и Эрик два года назад бежали из этих мест.
За это время не случилось никаких происшествий, фургоны были в порядке, лошади — тоже, и с каждым днем надежды Ру становились все радужнее. Если отец и считал его безумцем за эту затею, то держал свое мнение при себе. Он был старый возчик, но никогда еще не возил такое количество маленьких бочонков с вином.
Каждый вечер сразу после захода солнца они разбивали лагерь и пускали лошадей пастись, привязав их к вбитому в землю колу. К траве они добавляли немного зерна, смешанного с медом и орехами, чтобы лошади сохраняли выносливость. На Новиндусе Ру нахватался кое-каких познаний в этой области и теперь применял их, как мог, жалея в душе, что рядом нет Эрика. Впрочем, к немалому своему удивлению, он обнаружил, что отец, во всяком случае о тягловых лошадях, знает столько же, сколько и Эрик.
Оказавшись между фургонами, Ру вскочил и кинулся в лес. Второй бандит едва не зацепил его кончиком своего меча, но два года сражений и тренировок не пропали для Ру даром. Единственное, что удалось разбойнику, — это молча умереть: увернувшись, Ру пронзил его насквозь и помчался, петляя, в глубь леса.
Под прикрытием деревьев он остановился. Его окружала тишина. Выровняв дыхание, он огляделся. После захода прошло меньше часа, и небо на западе еще светилось, но здесь, в чаще, было уже темно, как ночью. Ру прислушался. Через несколько мгновений он услышал, как просвистела еще одна стрела, и двинулся в том направлении, откуда, как ему показалось, она была выпущена.
Стараясь ступать как можно тише, он описал в темноте круг и вышел туда, где, по его расчетам, скрывался стрелявший. Сначала было тихо, но потом Ру уловил какое-то движение в кустах впереди. Он вломился в кусты и, словно кот на мышь, бросился на второго бандита. Схватка была короткой. Бандит, услышав сзади треск веток, отбросил лук и схватился за нож.
Он умер прежде, чем успел вытащить его из-за пояса.
— Готов, — произнес Ру.
Минутой позже из темноты, будто призраки, возникли Дункан и Том.
— Всего двое? — сказал Дункан.
— Если третий и был, то он уже на полпути в Крондор, — проворчал Том. Вся левая сторона его тела была в грязи, и на щеке виднелся кровоподтек. Правой рукой он осторожно поддерживал левую.
— Что случилось? — спросил Ру.
— Упал чертовски неловко, — буркнул Том. — Вся рука онемела. — Он часто дышал. — Честно сказать, я слегка испугался.
Опустившись на колени, Дункан перевернул труп.
— Вид как у старьевщика, — сказал он.
— Немногие честные торговцы и чуть больше нечестных отваживаются ездить по этой дороге, — заметил Том. — а о богатом разбойнике я никогда не слышал, тем более в здешних местах. — Он потряс рукой, словно хотел ее оживить.
Дункан поднялся, держа в руке кошелек.
— Может, он не богат, но не так уж и беден. — В кошельке обнаружились пара медяков и драгоценный камень. Вернувшись к костру, Дункан внимательно его рассмотрел. — Ничего сногсшибательного, но пару монет за него получить можно.
— Пойду взгляну на другого, — сказал Ру.
Перевернув труп второго бандита, он увидел, что это почти мальчик. У него не было ни кошелька, ни даже простой дорожной сумки, которая нашлась у его товарища.
Вернувшись к фургонам, Ру увидел, что его кузен разглядывает лук первого бандита.
— Дерьмо, — подвел итог Дункан и бросил лук в костер. — Да и стрел к нему нет.
Ру уселся с тяжелым вздохом.
— Как по-вашему, что они делали бы с нашим вином? — спросил Дункан.
— Я думаю, выпили бы, — сказал Том. — Но ведь им бы достались и лошади, и кое-какие деньги, и ваши мечи, и еще много чего, что можно продать.
— Похороним их? — спросил Дункан. Ру покачал головой.
— Нам бы они не оказали этой услуги. К тому же у нас нет лопаты. Я не собираюсь копать им могилу голыми руками. — Он снова вздохнул. — Будь они настоящими бандитами, завтра пищей для ворон стали бы мы. Впредь надо быть настороже.
— Ну что ж, тогда я — спать, — сказал Дункан.
Том и Ру остались у костра. Как самого старшего, Тома назначили караулить в первую смену, поскольку вторая смена самая тяжелая, а третья, перед рассветом, — самое подходящее время для нападения, и в этот час от Тома было бы мало проку.
— Когда-то у меня был такой же драгоценный камень, как тот, что принес Дункан, — сказал Том.
Ру промолчал. С самого детства отец редко с ним разговаривал. Даже во время самых долгих поездок, из Равенсбурга в Саладор и обратно, отец, уча сына править упряжкой, за весь путь не произносил и десятка слов. Вернувшись, Том напивался в стельку, но когда работал, не брал в рот ни капли.
— Я добыл его для твоей матери, — негромко продолжал Том.
Ру сразу стал слушать внимательнее. Если со всеми остальными Том вел себя мирно, только когда бывал трезв, то с матерью Ру он был тих всегда, трезвый или пьяный. Об этом Ру говорили соседи, так как его мать умерла во время родов.
— Она была совсем крошечная, — сказал Том. О том, что ростом Ру пошел в мать, ему не раз говорила Фрейда. — Но сильная, — добавил Том.
Ру удивился.
— У нее был твердый характер, — продолжал Том. В его глазах отражался огонь костра. — Знаешь, ты похож на нее. — Осторожно поглаживая левое предплечье, он уставился на огонь, словно что-то искал в пляшущем пламени.
Ру боялся сказать лишнее и потому просто молча кивнул. После того как он ударил отца и сбил его с ног, старик стал относиться к сыну с уважением, которого Ру прежде не замечал.
Том вздохнул.
— Она хотела сына, мой мальчик. Жрец-лекарь говорил ей, что это опасно, ведь она слишком хрупкая. — Он вытер правой рукой лицо, потом посмотрел на свои руки, большие, мозолистые, все покрытые шрамами. — Понимаешь, я боялся к ней прикоснуться; она была такая маленькая, а у меня не хватало мягкости. Я боялся, что сломаю ее. Но она оказалась крепче, чем выглядела.
Ру проглотил комок в горле и, внезапно почувствовав, что ему тяжело, с трудом прошептал:
— Ты никогда об этом мне не рассказывал.
Том кивнул.
— В жизни у меня было так мало радости, мальчик. И каждой частичкой этой радости была она. Я встретил ее на празднике; она стояла в стороне, похожая на пугливую птичку. Я только что вернулся из Саладора, привел оттуда фургон для моего дяди, деда Дункана. Я был навеселе и ужасно важничал. И тут она возникла прямо передо мной и сказала: «Потанцуй со мной». — Он вздохнул. — И мы станцевали. — Том замолчал. Он обхватил себя руками и дышал с трудом. Было видно, что ему очень тяжело говорить. — Она была похожа на тебя, не шибко красивая, с худым лицом и неровными зубами, но когда она улыбалась — тогда ее лицо загоралось и она становилась красавицей. Я привез ей тот камень на нашу свадьбу. Вправил его в кольцо.
— Как для дворянки, — сказал Ру, стараясь, чтобы голос его прозвучал веселее.
— Как для самой королевы, — ответил Том с натужным смехом и хрипло откашлялся. — Она сказала, что я сошел с ума, хотела, чтобы я его продал и купил себе новый фургон, но я ни за что не соглашался, и кольцо осталось у нее.
— Ты никогда не говорил мне об этом, — тихо произнес Ру. Том пожал плечами и, глубоко вздохнув, сказал:
— Теперь ты стал мужчиной. Я понял это, когда проснулся у Гастона и увидел, что ты стоишь надо мной. Никогда не думал, что ты взлетишь так высоко, но в уме тебе не откажешь, и если ты сумел одолеть королевского палача и научился владеть своим телом так, что я не смог проучить тебя, то, разрази гром, у тебя и дальше все будет в порядке. — Том улыбнулся. — В этом ты похож на нее: ты крепче, чем кажешься.
С минуту Ру молчал, не зная, что сказать.
— Ложись-ка спать, отец, — произнес он наконец. — Мне надо кое о чем подумать.
Том кивнул:
— Сейчас лягу. Шея болит. — Он подвигал левым плечом. — Наверное, вывихнул, когда упал. Ноет от запястья до челюсти. — Он вытер со лба пот. — Еще и испарина. — Он втянул в себя воздух и с шумом выдохнул. — Стар я становлюсь для таких дел. Когда разбогатеешь, вспомни своего старого отца, слышишь меня, Ру?
Ру улыбнулся и хотел что-то сказать, но в это мгновение глаза отца закатились и он лицом вниз рухнул в костер.
— Дункан! — крикнул Ру, бросаясь к отцу и вытаскивая его.
Прибежавший Дункан сразу заметил восковую бледность на лице Тома, белые глаза и дымящиеся ожоги у него на щеке и шее. Он опустился рядом с Ру на колени и тихо сказал:
— Он умер.
Ру не шелохнулся; он лишь молча смотрел на человека, который был его отцом и умер, так и оставшись для него чужим.
ГЛАВА 4. НЕУДАЧА
Ру подал сигнал.
Дункан, который правил второй упряжкой, натянул вожжи. Встав на козлах, Ру обернулся к нему и крикнул:
— Крондор!
Они похоронили Тома в могиле, которую Ру вырыл голыми руками, а сверху навалили камни, чтобы тело не сгрызли шакалы.
За время пути Дункан стал превосходным возчиком. Он вспомнил кое-что из того, чему его учил когда-то Том, а Ру преподал ему тонкости этого искусства и перестал наконец каждую минуту тревожиться о втором фургоне.
Смерть отца долго не давала покоя Ру. Он никак не мог избавиться от ощущения, что упустил что-то, когда Том рассказывал ему о матери. Вспоминая собственное детство, Ру видел много такого, что было ему непонятно.
Трезвый, отец всегда держался с ним отчужденно, а напившись, бывал оскорбительно груб. Теперь Ру отчасти понимал почему: глядя на сына, он вспоминал жену, которую любил безмерно и потерял из-за рождения Ру.
Но были и другие неясности, десятки вопросов, на которые отец уже никогда не сможет ответить. Ру поклялся себе, что по возвращении в Равенсбург постарается разыскать тех немногих жителей города, которых Том мог называть друзьями, и задаст эти вопросы им. Может быть, придется съездить в Саладор, чтобы навестить семейство Дункана. Ему нужны были ответы. С внезапной ясностью Ру понял, что, в сущности, не знает, кто он такой. Впрочем, он постарался отбросить эту мысль, сказав себе, что важно не то, кем ты был, а то, кем ты стал, и дал себе слово стать богатым и уважаемым человеком. Дункан подвязал поводья и, спрыгнув на землю, направился к первому фургону. Ру пришелся по душе его кузен, хотя тот по-прежнему не внушал ему особого доверия. Тем не менее ему нравился этот человек, и он считал, что опыт Дункана в области хороших манер и разговоров со знатью может ему пригодиться.
Взобравшись на козлы, Дункан посмотрел на лежащий вдали город.
— До темноты будем там?
— Вряд ли, — взглянув на заходящее солнце, ответил Ру. — До городских ворот еще больше часа езды. Остановимся и с рассветом въедем в город, чтобы успеть продать что-нибудь до того, как в трактиры набьется народ.
Разбив лагерь, они поели холодного мяса, а лошадей пустили пастись на обочину. Ру скормил им остатки зерна, на что они отозвались довольным ржанием.
— Что ты будешь делать с фургонами? — спросил Дункан.
— Продам, наверное. — Хотя Ру не хотелось от кого-то зависеть, он считал неразумным гонять пустые фургоны между Равенсбургом и Крондором. — А может, найму возчика и пошлю тебя за новой партией, после того как мы продадим эту.
Дункан пожал плечами:
— По дороге не было никаких приключений, если не считать тех несчастных мальчишек.
— Один из этих мальчишек, если ты помнишь, чуть не пробил мне стрелой голову, — возразил Ру, похлопав себя по виску.
— Чему быть, того не миновать, — вздохнул Дункан. — Вообще-то я мечтаю о женщинах и выпивке.
— Что-то из этого завтра вечером ты получишь. — Ру поглядел вокруг. — Иди спать, в первую смену буду я караулить.
Дункан зевнул:
— Возражений нет.
Ру уселся у костра, а его кузен, захватив с собой одеяло, забрался под фургон, чтобы обезопасить себя от утренней росы. В такой близости к океану роса должна была быть обильной, и просыпаться мокрым ему не хотелось.
Оставшись один, Ру принялся размышлять о том, что надо сделать утром в первую очередь, и готовить свою рекламную речь. Он переставлял фразы и перебирал варианты, стараясь понять, какой из них сработает эффективнее. В юности он никогда не умел сосредоточиваться на чем-то одном, но теперь так углубился в свои мысли, что не замечал времени. Увидев, что костер почти погас, он хотел было разбудить Дункана, но вместо этого решил поразмышлять еще и только подкинул веток в огонь.
Дункан, который правил второй упряжкой, натянул вожжи. Встав на козлах, Ру обернулся к нему и крикнул:
— Крондор!
Они похоронили Тома в могиле, которую Ру вырыл голыми руками, а сверху навалили камни, чтобы тело не сгрызли шакалы.
За время пути Дункан стал превосходным возчиком. Он вспомнил кое-что из того, чему его учил когда-то Том, а Ру преподал ему тонкости этого искусства и перестал наконец каждую минуту тревожиться о втором фургоне.
Смерть отца долго не давала покоя Ру. Он никак не мог избавиться от ощущения, что упустил что-то, когда Том рассказывал ему о матери. Вспоминая собственное детство, Ру видел много такого, что было ему непонятно.
Трезвый, отец всегда держался с ним отчужденно, а напившись, бывал оскорбительно груб. Теперь Ру отчасти понимал почему: глядя на сына, он вспоминал жену, которую любил безмерно и потерял из-за рождения Ру.
Но были и другие неясности, десятки вопросов, на которые отец уже никогда не сможет ответить. Ру поклялся себе, что по возвращении в Равенсбург постарается разыскать тех немногих жителей города, которых Том мог называть друзьями, и задаст эти вопросы им. Может быть, придется съездить в Саладор, чтобы навестить семейство Дункана. Ему нужны были ответы. С внезапной ясностью Ру понял, что, в сущности, не знает, кто он такой. Впрочем, он постарался отбросить эту мысль, сказав себе, что важно не то, кем ты был, а то, кем ты стал, и дал себе слово стать богатым и уважаемым человеком. Дункан подвязал поводья и, спрыгнув на землю, направился к первому фургону. Ру пришелся по душе его кузен, хотя тот по-прежнему не внушал ему особого доверия. Тем не менее ему нравился этот человек, и он считал, что опыт Дункана в области хороших манер и разговоров со знатью может ему пригодиться.
Взобравшись на козлы, Дункан посмотрел на лежащий вдали город.
— До темноты будем там?
— Вряд ли, — взглянув на заходящее солнце, ответил Ру. — До городских ворот еще больше часа езды. Остановимся и с рассветом въедем в город, чтобы успеть продать что-нибудь до того, как в трактиры набьется народ.
Разбив лагерь, они поели холодного мяса, а лошадей пустили пастись на обочину. Ру скормил им остатки зерна, на что они отозвались довольным ржанием.
— Что ты будешь делать с фургонами? — спросил Дункан.
— Продам, наверное. — Хотя Ру не хотелось от кого-то зависеть, он считал неразумным гонять пустые фургоны между Равенсбургом и Крондором. — А может, найму возчика и пошлю тебя за новой партией, после того как мы продадим эту.
Дункан пожал плечами:
— По дороге не было никаких приключений, если не считать тех несчастных мальчишек.
— Один из этих мальчишек, если ты помнишь, чуть не пробил мне стрелой голову, — возразил Ру, похлопав себя по виску.
— Чему быть, того не миновать, — вздохнул Дункан. — Вообще-то я мечтаю о женщинах и выпивке.
— Что-то из этого завтра вечером ты получишь. — Ру поглядел вокруг. — Иди спать, в первую смену буду я караулить.
Дункан зевнул:
— Возражений нет.
Ру уселся у костра, а его кузен, захватив с собой одеяло, забрался под фургон, чтобы обезопасить себя от утренней росы. В такой близости к океану роса должна была быть обильной, и просыпаться мокрым ему не хотелось.
Оставшись один, Ру принялся размышлять о том, что надо сделать утром в первую очередь, и готовить свою рекламную речь. Он переставлял фразы и перебирал варианты, стараясь понять, какой из них сработает эффективнее. В юности он никогда не умел сосредоточиваться на чем-то одном, но теперь так углубился в свои мысли, что не замечал времени. Увидев, что костер почти погас, он хотел было разбудить Дункана, но вместо этого решил поразмышлять еще и только подкинул веток в огонь.