Фейст Раймонд. Восход короля торговцев

   — Уже пытались, — последовал ответ. — Однако Мошенники по-прежнему живехоньки.
   Повисла долгая пауза. Наконец Джеймс произнес:
   — Я все еще помню дорогу к «Мамане». Если я крикну, то прежде чем ты успеешь достать из сапога кинжал, ты будешь мертв, а спустя еще полчаса твоего Господина Ночи арестуют, а Господина Дня вытащат из постели и посадят под замок. «Маманю» оцепят, и с ней будет покончено еще до восхода солнца. Я прикажу схватить всех воров, известных моим агентам, и пусть даже поймать мне удастся только половину, этого будет вполне достаточно. Воры и нищие в Крондоре останутся, Брайан, но Мошенников здесь больше не будет.
   — Тогда почему ты нас не прихлопнешь?
   — Мне выгоднее было держать вас под наблюдением. Но, как я уже сказал, теперь мне кое-что потребуется. Мы оба понимаем, что раз я сижу в этой лавке и разговариваю с тобой, мне известно, кто является преемником Честнейшего; если я тебя убью, мне, возможно, придется потратить годы, чтобы найти нового главу для Гильдии воров.
   Помолчав, Джеймс добавил:
   — Забавно, что я тебя вычислил благодаря тому, что мы чертовски похожи.
   В ответ раздался протяжный вздох.
   — Я часто думал об этом. Ты считаешь, что мы родственники?
   — У меня есть одна гипотеза, — сказал Джеймс, но в детали вдаваться не пожелал. — Просто, ради нас с тобой, держи своих животных на коротком поводке. Можете себе позволить несколько скромных грабежей или вымогательство, похищение каких-нибудь товаров из порта, подкуп таможенников. У меня, возможно, даже будет для вас работа, которая гарантирует тебе и твоему братству оборванцев определенный доход — нечто вроде комиссионных, — но массовым преступлениям пора положить конец и убийства надо сегодня же прекратить; если мне придется начать войну, я ее начну. Ясно?
   — Я все еще не убежден, но обещаю подумать.
   Джеймс рассмеялся, но Ру показалось, что в смехе герцога звучит горечь.
   — Подумать? Это вряд ли. Либо ты согласишься немедленно, либо не выйдешь отсюда живым.
   — Выбор небогатый, — раздраженно ответил его собеседник. Было понятно, что он с трудом держит себя в руках.
   Ру огляделся вокруг. Этот разговор продолжался всего несколько минут, но ему казалось, что он подслушивает уже несколько часов. На улице все выглядело поразительно обычным, хотя он знал, что два десятка людей принца находятся на расстоянии ста футов от того места, где стоят они с де Лонгвилем.
   — Ты должен понять, — сказал Джеймс, — что, когда я говорю, что Крондор должен стать спокойным и богатым, мною движет вовсе не желание заработать побольше денег для кучки купцов или обеспечить исправную выплату повышенных налогов — вообще-то говоря, это тоже было бы неплохо, — просто от этого зависит безопасность моего города. Больше ничего я не скажу, но ты учти: если я получу приказ тебя уничтожить, то выполню его с наслаждением. Мы достигли взаимопонимания?
   — Да, — сказал купец. В его голосе звучали и гнев, и смирение.
   — Тогда позволь сообщить тебе и хорошие новости. — Слова герцога сопровождались звуком отодвигаемого стула. — Через десять минут после моего ухода дверь в одну из твоих лазеек — ту, что ведет в канализационный коллектор, — останется открытой. Один я знаю, кто ты такой. Смени личину, а когда остынешь и обдумаешь мои слова, дай мне знать. Если ты меня понял верно, тогда тебе достаточно шепнуть, что Прозорливец исчез, а Честнейший вернулся; скажи своим Господам Дня и Ночи, что таким образом ты хочешь внушить властям, будто им удалось тебя изгнать. Если я не получу от тебя известия в течение суток, это будет означать, что либо тебя предали твои люди, либо ты не воспринял мое предупреждение всерьез. В любом случае Мошенникам следует тщательнейшим образом подготовиться к войне.
   После нескольких секунд многозначительного молчания Джеймс произнес:
   — Хорошо. Думаю, что если бы я оказался на твоем месте, то в первое мгновение я бы тоже потянулся за кинжалом, но все же я знал, что ты не станешь его применять. Дурак не смог бы руководить Мошенниками.
   — Ты был на волосок от гибели.
   — Тебя бы уже не было в живых, поверь мне. Ну а теперь, как я и говорил, у тебя есть десять минут, чтобы смыться. Отправляйся в «Маманю» и реши, какую внешность тебе хотелось бы иметь; те мои агенты, что знают тебя в лицо, не знают, кто ты есть на самом деле. Они знают только, что ты купец, за которым я установил слежку. Некоторые считают, что ты агент Великого Кеша или другого враждебного нам государства. Те, кому известны твоя репутация и твои деяния, не знают, как ты выглядишь. Я сам в душе достаточно Мошенник, чтобы оказать тебе такую милость. Но я всегда смогу тебя найти. Никогда ни на минуту не сомневайся в этом, Лайл, — я всегда повторяю эти слова, когда думаю о тебе.
   — Я не сомневаюсь ни на мгновение, Джимми Рука. Только скажи мне еще одну вещь.
   — Какую?
   — Правда ли все то, что о тебе рассказывают?
   Послышался иронический смех.
   — Даже не полуправда, Лайл. Я был хороший вор — лучше, чем сам о себе думал, хотя вполовину хуже, чем говорил другим. Но мне удавалось то, чего ни один Мошенник даже не пытался сделать, не говоря уже о том, чтобы добиться успеха.
   — Клянусь, это правда, — завистливо сказал Лайл. — Никто с этим спорить не станет; никогда не было другого вора, который поднялся бы до титула проклятого герцога и самого могущественного человека в Королевстве после самого короля.
   — А теперь — где Таннерсон?
   — Скорее всего ты найдешь его у шлюх у Сабеллы.
   Де Лонгвиль повернулся и, свистнув в темноту, прошептал:
   — У Сабеллы.
   Фигура, которую Ру еще за мгновение до этого не видел, растворилась во мраке.
   — Я знаю, где это, — сказал Джеймс. — А утром мне первым делом нужна свидетельница.
   — Ты же понимаешь, что она умрет. Если какая-нибудь девчонка выдаст Таннерсона или любого другого из нас, я буду обязан отправить ей черную метку. Закон Мошенников тебе известен.
   — Найди помоложе, — сказал Джеймс. — Если она будет недурна собой и умна, я поселю ее вдали от столицы, а может быть, даже пристрою в семейство какого-нибудь нобиля в качестве гувернантки. Впрочем, ты никогда не узнаешь об этом. И хорошо бы, чтобы она не успела погрязнуть в ваших делишках. — Он помолчал и добавил:
   — Ведь в конце концов, мне было четырнадцать лет, когда я встретил Аруту. И я этого не забыл.
   — Это святая правда, Джимми, — сказал Лайл.
   Внезапно дверь отворилась, и лорд Джеймс, по-прежнему закутанный в широкий плащ, спустился по ступенькам. На мгновение задержавшись около Робера, он спросил:
   — Ты слышал?
   — Слышал. Приказ уже отдан, — это было все, что ответил де Лонгвиль, и герцог Крондорский исчез в ночи. Через минуту улица опустела.
   Ру взглянул на де Лонгвиля; тот поднял руку в знак того, что нужно ждать. Прошло минут десять. Неожиданно де Лонгвиль поднес ко рту два пальца и пронзительно свистнул. Из переулка примчалась группа солдат, а с противоположной стороны улицы прибежали Джедоу и Эрик.
   Солдатам де Лонгвиль сказал:
   — Войдите в это здание и арестуйте всех, кого там найдете. Конфискуйте все документы, опечатайте вход и не позволяйте никому входить в здание и выходить из него.
   Ру, Джедоу и Эрику он сказал:
   — Пойдете со мной.
   — К Сабелле? — спросил Ру.
   — Да. И если нам повезет, то твой друг Таннерсон окажет сопротивление при аресте.
   — И что? — спросил Джедоу.
   — У нас слишком долго не было хорошего оправдания, чтобы кого-нибудь убить, — пояснил де Лонгвиль.
   В молчании они быстро двинулись в глубь Бедного квартала.
   Ру шел сразу за де Лонгвилем. Публичный дом Сабеллы занимал целую треть квартала.
   — Люди на месте? — шепотом спросил де Лонгвиль у человека, стоящего на углу.
   — Ждем только вас, — был ответ. — По-моему, пару минут назад я видел кого-то вон там, на крыше, но, может, это была кошка. Все тихо.
   Де Лонгвиль, едва различимый во мраке, кивнул:
   — Пошли!
   Они ворвались в публичный дом словно во вражеский лагерь. Вышибала даже не успел сделать попытки их остановить. Джедоу нанес ему сокрушительный удар, и парень упал на колени. Эрик ударил его еще раз, и вышибала потерял сознание.
   Обогнав де Лонгвиля, Ру промчался мимо двух девиц, застывших с раскрытыми ртами. У лестницы дородная матрона еще только поворачивалась, чтобы посмотреть, что произошло у парадной двери, когда кинжал Ру оказался у ее подбородка.
   — Таннерсон? — произнес он тихо, но в голосе его прозвучала угроза.
   — Наверху, первая дверь справа, — прошептала она, побледнев.
   — Если врешь, тебе смерть, — сказал Ру.
   Тут она увидела Джедоу с Эриком и, впервые осознав, что ей грозит, сразу поправилась:
   — Нет-нет, я хотела сказать: первая дверь слева!
   Ру бросился наверх. Де Лонгвиль отставал от него лишь на шаг. Он обернулся и велел Эрику и Джедоу оставаться у лестницы. Когда де Лонгвиль повернулся назад, Ру был уже на верхней ступеньке. Подбежав к двери, Ру жестом показал де Лонгвилю, чтобы тот вышиб ее, а сам припал к полу.
   Де Лонгвиль врезал ногой по двери, и Ру, пригнувшись, влетел в комнату с мечом на изготовку. Но он напрасно нервничал. Сэм Таннерсон лежал на кровати. Пустые глаза уставились в потолок, а из перерезанного горла струилась кровь.
   — Что? — только и смог сказать де Лонгвиль, увидев эту картину.
   Ру кинулся к открытому окну и выглянул наружу. Кто-то был здесь за несколько минут до их появления. Повернувшись, Ру внезапно расхохотался.
   — Что тут смешного? — спросил Эрик, который уже поднялся наверх.
   Ру показал на труп:
   — Какая-то шлюха прикончила Таннерсона и, готов спорить, еще и свистнула мое золото.
   Де Лонгвиль обыскал мертвеца.
   — Ни кошелька, ни монет, — сказал он.
   — Проклятие! — воскликнул Ру. — Значит, теперь все мое золото у какой-то шлюхи!
   Де Лонгвиль выпрямился и взглянул на труп.
   — Возможно. Но лучше нам отсюда уйти и поговорить обо всем где-нибудь в другом месте.
   Ру кивнул, сунул меч в ножны и вслед за де Лонгвилем вышел из комнаты.
   Девушка смотрела, как на противоположной стороне улицы люди, которые хотели схватить Таннерсона, выходят из дома, выгоняя оттуда картежников с первого этажа. Она была уверена, что никто не видел, как она выскочила из комнаты Таннерсона. Она взглянула на свои руки, ожидая, что они будут дрожать, и поразилась тому, как крепко ее пальцы держатся за карниз крыши, где она спряталась. До этого она никогда не убивала, но никто до сих пор не убивал и ее сестру. Холодная ярость, овладевшая ею после того, как она узнала об этом, не уменьшилась со смертью Таннерсона. Ничто не могло утолить ее месть, ибо ничто не могло вернуть ей сестру.
   Потом волнение уступило место любопытству; ей захотелось узнать, кто эти люди. Не прошло и пяти минут, как она удрала из публичного дома, услышав на улице гневные голоса. Сумку с одеждой, чтобы сменить окровавленные штаны и рубашку, она заранее спрятала за трубой на крыше здания напротив публичного дома, который Таннерсон использовал в качестве своей штаб-квартиры. Решив отомстить за Бетси, она поклялась, что либо ей, либо Таннерсону сегодня ночью суждено умереть.
   В «Сабеллу» она проникла легко; подкупить проститутку, чтобы та провела ее в комнату Таннерсона и шепнула ему, что кто-то специально ждет его в той комнате, тоже оказалось нетрудно. Шлюшка, по своей прирожденной глупости, думала лишь о том, как бы Сабелла не отняла у нее кошелек, полный золота. Она будет молчать.
   В первые минуты после бегства страх едва не парализовал девушку. Она была слишком ошеломлена, чтобы двигаться. Наконец она сняла с себя испачканную кровью одежду и уже хотела удрать, но внизу, на улице, появились прохожие, и это ее удержало. Внезапно на нее навалилась усталость, и она задремала — на минуту или на час, она и сама не могла бы сказать, — а затем было нападение.
   Теперь усталость вытеснил страх: если люди, ворвавшиеся в «Сабеллу», посланы Господином Ночи, ей конец. Одно дело, если на тебя охотится Городская стража, и совсем другое, если это Мошенники. Едва она подумала об этом, ею овладело единственное желание: сбежать как можно дальше — в Ла-Мут или даже в Империю Кеша.
   Она поползла по крыше туда, где оставила веревку. Отбросив в сторону сумку, в которой раньше находились ее обычные штаны, рубашка, жилет, кинжал и башмаки, а теперь лежали окровавленный нож и испачканные в крови рубашка и брюки, она заглянула через карниз.
   Мимо здания, на крыше которого она пряталась, прошли последние двое мужчин; она переползла к другому концу крыши и оттуда увидела остальных. Они уходили. Девушка уселась на корточки и задумалась. Никто из этих людей не был ей даже отдаленно знаком, а если бы это были Мошенники, она узнала хотя бы одного. Те, кто ворвался в «Сабеллу», без сомнения, были людьми принца, ибо больше никто в этом городе не сумел бы устроить такую облаву, тем более с участием людей, умеющих появляться и исчезать в темноте, как лучшие из Мошенников.
   Наверняка это какой-то особый отряд принца.
   «Но что им понадобилось от Таннерсона и его банды убийц?» — подумала девушка. Ей не хватало опыта, но она была умна и любознательна. Прикинув на глаз расстояние до следующей крыши, она разбежалась и ловко прыгнула на нее, а потом тем же путем продолжила путешествие по «воровской дороге», следуя за людьми, которые шли внизу. Когда квартал кончился, она начала отставать, но быстро нашла водосточную трубу и спустилась на землю.
   В этот час улицы были почти пусты, и потому, чтобы привлекать меньше внимания, она старалась держаться темных мест. Дважды она замечала часовых, выставленных для того, чтобы не допустить преследования, и, дождавшись, пока они уйдут, продолжала свой путь.
   До самого рассвета она шла по пятам. Они путали след и сделали все, чтобы избежать преследования, но она не теряла головы, не спешила и в конце концов убедилась, что они направляются прямо к дворцу.
   Остановившись, она огляделась. Улицы казались пустыми, но отчего-то ей внезапно захотелось броситься наутек. На нее снова навалилась усталость, а меньше чем через два часа она была обязана предстать перед Господином Дня. Она была карманницей, и стоило ей хотя бы день не поработать, как ее постигало наказание, правда, не слишком суровое: брань или оплеуха. Но после убийства Таннерсона нельзя было ничем привлекать к себе ненужное внимание.
   Таннерсон был жесток, и друзей у него было мало; зато он имел много сторонников и сумел стать главарем той группы Мошенников, члены которой именовались «убийцами» и занимались вооруженным грабежом и вымогательством под видом «покровительства». Проницательный и его приближенные, Господин Дня и Господин Ночи, закрывали на это глаза, поскольку имели с этого хорошую прибыль. Маленькое царство Таннерсона, терроризировавшего торговцев в районе порта и в Бедном квартале, принесло вдвое больше денег, чем то, что было выручено гильдией за «покровительство» в прошлом году.
   Но если бы она сумела подробно рассказать о людях, за которыми сейчас следила, ей бы удалось отвести от себя подозрения. Надо полагать, Проницательного больше беспокоит работа секретной службы принца, чем проделки какой-то девчонки-карманницы. Она даже могла бы представить все в таком свете, что это именно люди принца перерезали Таннерсону глотку.
   То ли от усталости, то ли от переживаний, внимание девушки притупилось. Она даже не заметила, как рядом с ней возник какой-то человек, а когда попыталась бежать, было уже поздно. Она выхватила кинжал, но мужская рука вцепилась в ее запястье железной хваткой. Она взглянула в синие глаза мужчины, и тотчас же его вторая рука заставила ее застыть в неподвижности. Такого могучего человека она еще никогда не встречала, и как она ни извивалась, освободиться не сумела. А он оказался еще и проворен: когда она попыталась ударить его ногой в пах, он легко увернулся, и ее удар пришелся ему в бедро, твердое, как деревяшка.
   Тут подбежали другие и окружили ее.
   — Что тут такое? — спросил приземистый мужчина с уродливой физиономией, оглядев ее с ног до головы, и вынул из ее онемевшей руки кинжал.
   Еще один, которого она не успела рассмотреть, сказал:
   — Это она шла за нами.
   — Кто ты, девочка? — спросил Робер де Лонгвиль.
   — Мне кажется, у нее на руках кровь, — сказал тот, кто держал ее.
   Вспыхнул фонарь, и девушка наконец разглядела лица окруживших ее людей. Тот, кто ее поймал, был еще почти мальчик, приблизительно ее возраста. И хотя его меч был длиной с ее ногу, в лице было что-то мальчишеское. Однако в его глазах она заметила выражение, от которого ей стало не по себе.
   Приземистый мужчина, который, видно, был у них за главного, поглядел на ее руки:
   — У тебя зоркие глаза, Эрик. Она пыталась стереть кровь, но не нашла, чем ее смыть. — Он повернулся к одному из своих товарищей:
   — Возвращайся к «Сабелле» и обшарь все крыши и закоулки. Уверен, ты найдешь там ее оружие и одежду, которая была на ней, когда она убила Таннерсона. Бросить все это в море у нее не было времени.
   Парень, который был еще ниже, чем командир, и очень худой, но жилистый, приблизил к ней лицо:
   — Что ты сделала с моим золотом?
   Вместо ответа девушка фыркнула ему в лицо. Ру хотел ее ударить, но де Лонгвиль его остановил.
   — Светает, и скоро здесь будет слишком людно, — сказал он. — Тащи ее прямо во дворец, Эрик. Там и допросим.
   Девушка решила, что пора принимать активные меры. Она завопила что есть мочи, в расчете, что силач, который ее держит, от неожиданности ослабит хватку. Однако добилась она лишь того, что широкая ладонь зажала ей рот.
   — Еще раз раскроешь пасть, и я заткну ее дубинкой, — лениво проговорил командир. — Я не собираюсь с тобой нянчиться.
   Увидев, что кто-то, разбуженный ее криком, зажег лампу, а из соседнего переулка выглянули два оборванца, девушка поняла, что достигла своей цели. Еще до того, как ее приведут во дворец. Господин Дня узнает, что воровка по имени Китти попалась, и у нее будет сносное объяснение, почему она не явилась сегодня на сбор в «Маманю». А к тому времени, когда ее отпустят, она придумает более выгодное для себя объяснение.
   Парень по имени Эрик потащил ее по предрассветным улицам, и девушка внесла поправку в свою последнюю мысль: если она вообще вернется в «Маманю».
   Ближе ко дворцу все повеселели, за исключением Ру, который желал знать, где его золото. Он кипел от возмущения и с подозрением поглядывал на девушку.
   Во дворец они вошли через малые ворота и в молчании спустились на нижние этажи. Де Лонгвиль велел уйти всем, кроме Эрика, Ру, Дункана и Джедоу.
   В камере для допросов Эрик отпустил Китти. Со стен свисали кандалы, и если бы у девушки было время рассмотреть их как следует, она бы увидела, что они заржавели от того, что ими давно уже не пользовались. Но она съежилась, как попавший в ловушку зверек, и не смотрела по сторонам.
   — Крепкая, правда? — спросил де Лонгвиль.
   — Где мое золото? — потребовал Ру.
   — Какое золото? — не поняла девушка.
   — Хватит! — оборвал их де Лонгвиль. — Как нам тебя называть? — спросил он у воровки.
   — Как хотите, — огрызнулась она. — Какая разница?
   — Ты спутала нам все карты, девочка, — сказал де Лонгвиль. Он сделал знак, и Джедоу принес маленькую табуретку. Де Лонгвиль со вздохом уселся. — Я устал. Это была длинная ночь, и произошло многое, что мне совсем не нравится. И меньше всего меня радует, что ты убила человека, которого я собирался утром повесить. Не знаю, за что ты прирезала Таннерсона, но он был мне нужен для публичной казни. — Он посмотрел на своих людей, стоящих у стены:
   — Нам необходимо кого-нибудь вздернуть.
   — Может быть, нарядим ее в мужскую одежду и обрежем ей волосы? — предложил Джедоу.
   Если девушка и сообразила, что это значит, то ничем этого не показала. Она просто оглядывала мужчин, одного за другим, очень внимательно, словно запоминала их лица, чтобы потом отомстить.
   — Он убил мою сестру, — наконец произнесла она.
   — Кем была твоя сестра? — спросил де Лонгвиль.
   — Служанкой… проституткой в «Семи цветах». Ее звали Бетси.
   Ру покраснел. Теперь он увидел сходство, хотя эта девушка была намного красивее своей сестры. Он смутился; ему не хотелось, чтобы эта девушка узнала, что он был с ее сестрой перед тем, как ее убили.
   — Так как твое имя? — снова спросил де Лонгвиль.
   — Кэтрин, — услышали они голос позади себя, и, обернувшись, Ру увидел у двери лорда Джеймса. — Карманница. — Обойдя де Лонгвиля, он подошел к девушке и посмотрел ей в лицо. — Они зовут тебя Китти, не так ли?
   Девушка кивнула. Остальных она просто боялась, но это были обычные люди, хотя, несомненно, опасные. А этот человек был одет как нобиль и говорил так, словно ждал, что ему будут повиноваться. Еще раз вглядевшись в ее лицо, он сказал:
   — Я знал твою бабушку.
   На мгновение Китти смутилась. Потом глаза ее стали круглыми, и она побледнела.
   — Боги и демоны, вы — «кровавый» герцог?
   Джеймс кивнул и повернулся к де Лонгвилю:
   — Как ты поймал эту рыбку?
   Де Лонгвиль объяснил, что один из его людей, находившихся в арьергарде, заметил ее, когда она спускалась по водосточной трубе, дал знать, что их преследуют, и тогда для нее была приготовлена западня.
   — Я просто поставил Эрика в тень. Она проходила мимо, и он ее схватил, — закончил де Лонгвиль.
   Он встал и предложил герцогу свою табуретку.
   — Расскажи поточнее о том, что произошло, — спокойно сказал Джеймс, усевшись.
   Китти рассказала, как узнала, что Таннерсон со своими убийцами зарезал ее сестру, и как ей удалось пробраться в его комнату. Она погасила лампу и легла на кровать. Когда Таннерсон вошел, он увидел красивую девушку, и пока кинжал не вонзился в его горло, ничего не заподозрил.
   Когда он упал на кровать, она выбралась из-под трупа и убежала через окно, перед этим попытавшись стереть кровь с одежды и рук.
   — Так ты не забрала у него золото? — перебил ее Ру.
   — У него не было кошелька, — сказала она. — По крайней мере я так думаю; у меня не было времени посмотреть.
   Ру выругался.
   — Кто-то услышал, как ты убежала, заглянул в комнату и взял золото.
   — А как же запертая дверь? — спросил де Лонгвиль.
   — Нередко бывает, что замки оказываются не такими надежными, как полагают, — сказал герцог Джеймс. — Твое золото, Ру, вероятно, взял один из служителей. Он знал, как сделать так, чтобы в тот момент, когда дверь закрылась, замок защелкнулся. Появись вы пятью минутами раньше, вор был бы пойман с поличным. Теперь мы можем привязать каждого в этом притоне к вертелу и поджаривать его на медленном огне, но золота не найдем.
   Ру снова выругался, а Джеймс повернулся к девушке.
   — Ты создаешь нам определенные трудности, Китти. Мы с Проницательным пришли к соглашению относительно Таннерсона и его товарищей, а ты ухитрилась все испортить. — Он потер подбородок. — Ну что ж, твоя карьера у Мошенников завершилась.
   — Что вы хотите делать? — спросила она севшим от страха голосом.
   — Дать тебе другую работу, — ответил Джеймс. Он встал и сказал де Лонгвилю:
   — Нам нужны женщины в качестве соглядатаев, Бобби. Но подержи ее некоторое время на коротком поводке. Если она окажется ненадежной, ее всегда можно будет убить.
   Он вышел из комнаты, а де Лонгвиль подошел к Китти и взял ее за подбородок.
   — Под слоем грязи ты довольно хорошенькая, — сказал он.
   — Хотите позабавиться, а? — спросила она с вызовом.
   — А что, если так? — жестко ответил Робер. Он притянул ее к себе и быстро поцеловал, но при этом внимательно следил за выражением ее лица.
   Она отпрянула.
   — Ладно, вы будете не первым, кто ко мне пристает, — спокойно сказала она. — Меня использовали чуть ли не с детства, и мне все равно. Разница между теми, кто тебя лапает, невелика.
   Отойдя на шаг, она сбросила жилет. Затем расстегнула рубашку, сняла ее, а за ней — штаны и башмаки.
   Де Лонгвиль обернулся к остальным и махнул им рукой, чтобы они уходили. Некоторое время он рассматривал девушку. У нее было гибкое тело, маленькая грудь, узкие бедра, длинная шея и большие глаза.
   — Да, ты достаточно симпатична. А теперь одевайся, — сказал он, отворачиваясь. — Я пришлю тебе поесть. Пока отдыхай, а попозже мы поговорим более подробно. И запомни: отныне ты работаешь на меня, и если понадобится, я перережу тебе глотку с таким же удовольствием, с каким затащил бы тебя к себе в постель.
   Не оглядываясь, он вышел из камеры, закрыл за собой дверь и запер ее. В коридоре его ждали остальные. Де Лонгвиль сказал Эрику и Джедоу: