— Да вот как-то раз выскочил у меня на заду прыщ, — ответила лягушка, — с того все и началось. Чем могу помочь?
   — Я ищу профессора Плюма.
   — А, литтехники. Это отдел бородатых анекдотов. Вам в другую дверь.
   Я поблагодарила ее и постучала в следующую дверь. В ответ донеслось распевное:
   — Во-ойди-ите!
   Я ожидала увидеть внутри какую-нибудь невероятную лабораторию, полную странных изобретений, но здесь ничем подобным и не пахло. За столом сидел человек в клетчатом костюме и читал какие-то бумаги. Он напомнил мне дядюшку Майкрофта, только чуть побойчее.
   — А! Мисс Нонетот, — поднял он взгляд. — Вы принесли шляпу?
   — Да, — ответила я, — но откуда…
   — Мисс Хэвишем сказала, — просто ответил он.
   Похоже, мало найдется таких, кто не говорил с мисс Хэвишем или с кем она не говорила сама.
   Я выложила на стол помятую шляпапульту. Плюм взял сломанный рычажок активатора, вставил в глаз увеличительное стекло и несколько минут взирал на оборванный конец.
    [63]
   — Ой, — сказала я. — Опять начинается!
   — Что?
   — Да в мой комментофон кто-то постоянно влезает!
   — Хотите, отслежу? Вот, наденьте это ведро с проводами на голову.
   — Только пару минут подождем, — попросила я. — Интересно, чем кончится.
   — Как вам будет угодно.
   Пока он обследовал мою шляпапульту, я слушала болтовню Веры и Софьи.
   — Ну вот, — сказал наконец мастер. — Выглядит так, будто шнур перетерся. Это модель старого образца, меня удивляет, что она вообще до сих пор в ходу.
   — Значит, сбой произошел из-за износа? — спросила я с облегчением.
   — Да. И этот сбой спас вам жизнь.
   — Что вы хотите сказать?
   Недолго же продержалась моя радость.
   Плюм показал мне шляпу. Внутри под изолирующей подкладкой помещались замысловатые проводки и маленькие мигающие огоньки.
   — Кто-то перемкнул ретекстуализационный замедлитель на детектор кодов ISBN. Если потянуть за шнур, в витках первичного мультипликатора начнется перегрев.
   — Перегрев? — спросила я. — У меня бы перегрелась голова?
   — Более того. Высвободилась бы энергия, достаточная для написания четырнадцати романов.
   — Я пока только стажер, Плюм. Растолкуйте попроще.
   Он серьезно посмотрел на меня.
   — От шляпы — и от того, кто ее носит, — мало что осталось бы. Такое иногда случается с четвертой моделью, поэтому происшедшее сочли бы техногенной аварией. Вам повезло, что шнур перетерся. — Он тихо присвистнул. — Однако изящная работа. Кто-то хорошо знал свое дело.
   — Очень интересно, — медленно проговорила я. — А вы не могли бы дать мне список людей, которые способны такое провернуть?
   — Это займет несколько дней.
   — Ничего, оно того стоит. Я вам позвоню.
 
   Я встретилась с мисс Хэвишем и Глашатаем в штабе беллетриции. Глашатай кивнул в знак приветствия и сверился со своей неизменной папкой.
   — Похоже, день предстоит поганый, милые дамы.
   — Опять в Тарбере что-то?
   — Да нет, в «Мэнсфилд-парке». [64]У леди Бертрам сбежал мопс, и его срочно надо заменить.
   — Опять? — уточнила Хэвишем. — Это уже шестой. Следила бы она за ним получше.
   — Седьмой. Возьмите со склада.
   Он обратился ко мне.
   — Мисс Хэвишем говорит, что вы готовы сдать практический экзамен и перейти из стажеров в полноправные агенты.
   — Готова, — ответила я, на деле понимая, что сказанное никак не соответствует действительности.
   — Я в этом уверен, — задумчиво ответил Глашатай, — хотя, по-моему, немного рановато, но мы вынуждены так поступить из-за ухода на пенсию мистера Накадзимы. Я думал, вы еще несколько месяцев походите в стажерах. Что ж, — вздохнул он, — ничего не поделаешь. Я просмотрел список нарядов и подобрал вам задание, на котором вы и пройдете проверку. Это приказ Совета жанров о внутренней отладке сюжета.
   Несмотря на природную осторожность, я, к стыду своему, дико обрадовалась возможности испытать свои способности. Куда меня отправят? В Диккенса? В Харди? Может, даже в Шекспира!
   — «Тень — пастуший пес», — прочел Глашатай. — Автор — Энид Блайтон. Там нужен хеппи-энд.
   — «Тень — пастуший пес», — медленно повторила я, силясь не показать разочарования. — Хорошо. Что я должна сделать?
   — Задача очень простая. В настоящий момент Тень ослеп из-за колючей проволоки, так что его никак нельзя продать американскому кинопродюсеру. То, что он еще не продан, это плюс, а что слеп и бесполезен — минус. Нам нужно только, чтобы он каким-нибудь чудесным образом прозрел, когда в следующий раз попадет к ветеринару на странице… — он сверился с папкой, — двести тридцать два.
   — И, — осторожно начала я, не желая показывать Глашатаю, насколько я не подготовлена, — какой у нас план?
   — Подменить собак, — просто ответил Глашатай. — Все колли выглядят одинаково.
   — А как насчет рудиментарной сюжетной памяти? — спросила Хэвишем. — Гладильщики не понадобятся?
   — Это в списке работ, — ответил Глашатай, вырывая листок бумаги и протягивая мне. — Вы, разумеется, знаете о гладильщиках все?
   — Безусловно! — ответила я.
   — Хорошо. Еще вопросы есть?
   Я помотала головой.
   — Ну и отлично! — воскликнул Глашатай. — Да, еще одно. Брэдшоу расследует смерть Перкииса. Не подготовите ли вы для него отчет как можно быстрее?
   — Конечно!
   — Ладно…
   Он пробормотал себе под нос несколько замечаний о том, что еще надо сделать и ушел.
   Как только он отбыл, я обратилась к Хэвишем:
   — Вы думаете, я уже готова?
   — Четверг, — самым серьезным своим тоном произнесла моя наставница, — послушай меня. В первую очередь беллетриции нужны агенты, которым можно доверять. — Она окинула комнату взглядом. — Порой трудно понять, кому можно верить, кому нет. Иногда до тошноты самоуверенные юнцы вроде тебя становятся последним оплотом против тех, кто хочет причинить Книгомирью зло.
   — То есть?
   — То есть кончай задавать вопросы и берись за дело: отправляйся на свою первую практику. Понятно?
   — Да, мисс Хэвишем.
   — Значит, с этим покончено, — сказала она. — Еще вопросы есть?
   — Да, — ответила я. — Что такое гладильщик?
   — Ты что, не читала Путеводитель?
   — Ой, он такой длинный, — заныла я. — Я сверяюсь с ним при каждом удобном случае, но прочла только введение.
   — Ну, — сказала она, когда мы перенеслись на склады Уэммика в кулуары Великой библиотеки, — сюжеты обладают чем-то вроде подавленных воспоминаний. И с поразительной легкостью вдруг возвращаются к своему первоначальному течению.
   — Как время, — прошептала я, думая об отце.
   — Можно и так сказать, — ответила мисс Хэвишем. — Потому на заданиях по внутренней отладке сюжета нам часто приходится использовать гладильщик — дополнительное приспособление, укрепляющее основной сюжет. Как ты знаешь, мы изменили финал конрадовского [65]«Лорда Джима». Первоначально Джим убегает. Слабовато. Мы подумали, что будет лучше, если он сдастся вождю Дорамину, как герой и просил после резни, устроенной Брауном.
   — И как, получилось?
   — Нет. Вождь все равно простил его. Уж как мы старались! И хамили вождю, и за нос его дергали! После сорок третьей попытки мы отчаялись. Брэдшоу чуть ли волосы на себе не рвал.
   — Так что же вы сделали?
   — Пришлось ретроспективно убить сына вождя во время резни. Это сработало. После этого вождь со спокойной совестью пристрелил Джима.
   Я задумалась на мгновение.
   — А как отреагировал Джим на то, что ему придется умереть? — спросила я.
   — Да он первый просил об отладке сюжета, — проворчала Хэвишем. — Он считал смерть единственным честным выходом. Но сын вождя, представь себе, не пришел в восторг от такого решения.
   — А, — ответила я, подумав, что в Книгомирье на другом конце карандаша жизни порой действительно имеется ластик.
   — Итак, дашь фермеру чек на сто фунтов и купишь его свиней по цене вдвое выше рыночной: тогда он не будет нуждаться в деньгах и не станет продавать Тень продюсеру. Понятно? Добрый день, мистер Уэммик.
   Мы пришли на склад. Уроженец «Больших надежд» Уэммик, коротышка лет сорока с побитым оспой лицом, радостно приветствовал нас.
   — Добрый день, мисс Хэвишем, мисс Нонетот! Надеюсь, все в порядке?
   — Все просто отлично, мистер Уэммик. Как я понимаю, у вас есть для нас несколько представителей семейства псовых?
   — Да, — ответил кладовщик, показывая на двух собак, чьи поводки были привязаны к торчащему из стены крюку. — На замену мопса леди Бертрам — один экземпляр. Зрячая, для замены Тени, слепой овчарки, — один экземпляр. Чек для фермера на сто фунтов стерлингов, одна штука. Наличные на покупку свиней — сорок два фунта, десять шиллингов и четыре пенса. Распишитесь вот здесь.
   Две собаки часто дышали и виляли хвостами. У колли глаза были завязаны.
   — Вопросы есть?
   — У нас есть легенда на этот чек? — спросила я.
   — Воспользуйся воображением. Уверена, ты что-нибудь придумаешь.
   — Минуточку! — воскликнула я. В голове у меня запищал сигнал тревоги. — А разве вы не идете со мной, чтобы наблюдать за выполнением задания?
   — Вовсе нет! — Хэвишем осклабилась со странным блеском в глазах. — Наряды исполняются самостоятельно. Я поставлю тебе зачет — или незачет — после твоего рапорта о перекройке сюжета внутри книги. Это так просто, что даже ты не провалишься.
   — А может, я лучше заменю мопса леди Бертрам? — спросила я, пытаясь выставить это задание более сложным и важным.
   — Ни в коем разе! Кроме того, я больше не занимаюсь детскими книгами после инцидента с ягненком Ларри. Но поскольку «Тень» не переиздавалась, никто не заметит, что ты там намухлевала. Помни: беллетриция — почтенное учреждение. Ты должна подтверждать это всем своим видом и поведением. Будь решительна, честна и справедлива в своем деле. Уничтожай граммазитов с особой безжалостностью и держись подальше от мужчин с «серьезными намерениями».
   Она на мгновение задумалась.
   — Кстати, о намерениях. Ты взяла Путеводитель, чтобы вернуться назад?
   Я похлопала себя по нагрудному карману, где лежала тоненькая книжица, и Хэвишем исчезла, чтобы спустя мгновение вернуться, взять собак и снова исчезнуть. Я уже готова была прыгнуть на второй этаж, когда знакомый голос за спиной заставил меня обернуться.
   — Привет! — мурлыкнул Чеширский Кот. — Все в порядке?
   Он сидел на верхушке Буджуммориала и расплывался в широчайшей улыбке.
   — Я отправляюсь на практический экзамен.
   — Великолепно! — обрадовался Кот. — И куда?
   — В «Тень — пастуший пес».
   — Энид Блайтон, издательство Коллинза, двести пятьдесят шесть страниц, с иллюстрациями, — пробормотал Кот, для которого всякая книга в Библиотеке являлась дорогим другом. — Если не считать слов на букву «с» и «п», то для Блайтон книга вовсе недурна. Продукт своего времени, можно сказать. И что ты собираешься в ней сделать?
   — Хеппи-энд, — объяснила я. — Надо подменить собак.
   — А! — сказал Кот, дрогнул усами и заулыбался еще шире. — Примерно как мы в прошлом году поступили с джипсоновским «Старым брехуном». [66]
   — «Старым брехуном»? — недоверчиво переспросила я. — И что, новый конец и правда счастливый?
   — Надо было тебе прочесть эту книгу до того, как мы ее изменили. Печально — не то слово. У детей она вызывала психологическую травму.
   Он громко фыркнул и исчез с легким хлопком.
   Я немного подождала, на случай если он снова возникнет, а потом старательно прочла путь на второй этаж Библиотеки и сняла с полки роман «Тень — пастуший пес». Постояла немного. От волнения у меня взмокли ладони. Я выругала себя. Насколько сложной может оказаться отладка сюжета в Энид Блайтон? Я глубоко вздохнула и, несмотря на простоту романа, открыла тоненькую книжечку с изрядной дрожью в руках, словно отправлялась в «Войну и мир».

Глава 19
Тень — пастуший пес

   «Тень — пастуший пес» — история о невероятно преданном и умном псе, живущем в предвоенной сельской местности, была напечатана издательством Коллинза в 1950 году. Энид Блайтон, страдавшая писательским недержанием с ранних лет, искала убежища от своего несчастливого детства в простых историях, которые сочиняла для детей. Ее не раз переиздавали, модернизируя под современный вкус, так что она оставалась популярной на протяжении пятидесяти лет. Самостоятельные дети ее повестей живут в идеализированном мире вечных летних каникул, приключений, ранних ужинов с чаем, имбирного лимонада, пирожных и таких тупых взрослых, что им постоянно приходится все объяснять, — последнее не так уж и далеко от истины.
МИЛЬОН ДЕ РОЗ
Энид Блайтон

   Я оказалась в книге на середине двести тридцать первой страницы. Джонни, второй главный герой книги, сын фермера и хозяин Тени, через несколько дней пойдет к ветеринару проверять овчарке зрение, так что краткая рекогносцировка на местности не помешает. Если мне удастся убедить ветеринара подменить собак, а не заставить в приказном порядке — тем лучше. Я очутилась в городе, представлявшем собой идиллическую смесь Уорикшира и Дейлса образца сороковых годов. Повсюду зеленая трава, выставочный скот, покрытые желтым лишайником каменные стены, солнце и здоровые, улыбающиеся люди. Лошади тянули телеги, тяжело груженные сеном, по главной улице изредка проползали блестящие машины. На подоконниках остывали пироги, дети гоняли обруч и играли с жестяными паровозиками. В воздухе стоял запах свежескошенной травы, чистого белья и выпечки. Это был мир плотных ужинов с чаем, вкусных бисквитов, отсутствия преступлений, вечного лета и беспредельного здоровья. Думаю, тут было бы приятно пожить — с недельку, не больше.
   Мне кивнула прохожая.
   — Прекрасный денек! — вежливо сказала она.
   — Да, — ответила я. — Не могли бы вы…
   — Видать, дождик собирается?
   Я посмотрела вверх на тянущиеся к горизонту маленькие пухлые облачка.
   — Мне так не кажется, — начала было я, — но не могли бы вы…
   — Что ж, до свидания! — вежливо сказала женщина и ушла.
   Я нашла тихий переулок и привязала собаку к водосточной трубе: незачем несколько часов таскать пса за собой по всему городу. Я осторожно двинулась по улице мимо семейной мясной лавки, кафе и кондитерской, которая торговала только тянучками, круглыми леденцами, имбирным лимонадом и лакричными конфетами. Чуть дальше я обнаружила газетный киоск и почту — два в одном. Внешняя стена маленького домика была щедро украшена глянцевыми вывесками, рекламирующими шоколад Фрая, крахмал Колмана, тоник Уинкарниса, овалтин и печенье «Лайонс». Маленькая табличка сообщала, что я могу воспользоваться телефоном, а стеллаж с открытками стоял на мостовой рядом с коробками со свежими овощами. Также на стеллаже лежали газеты, передовицы которых отражали политику предвоенного мира книги: «Британия в десятый раз проголосовала за любимую империю», — гласила одна. «Иностранцам нельзя доверять, как показывают исследования», — предостерегала другая. Третья рассказывала: «"Круто" — новое словечко, подхваченное всей нацией».
   Я отослала отцу Джонни чек с письмом, в котором говорилось, что это уплата старого долга. Почти сразу же на велосипеде подъехал почтальон, с великим почтением забрал письмо — единственное в ящике, как я заметила, — и отнес его на почту, откуда донеслись восторженные крики. Похоже, в «Тени» бывает не так много писем. Я немного постояла перед почтой, посмотрела, как снуют по своим делам горожане. Вдруг одна из ломовых лошадей решила навалить кучу навоза прямо посреди улицы. В мгновение ока прибежал местный житель с ведром и лопатой и убрал неприятный предмет. Я еще немного поглазела по сторонам, а потом отправилась разыскивать местных аукционистов.
 
   — Так что давайте сразу же расставим точки над «i», — сказал аукционист, крепкий и неулыбчивый мужчина с моноклем в глазу. — Вы хотите купить свиней по тройной цене? Почему?
   — Не чьих-нибудь свиней, — устало ответила я. Вот уже полчаса я безуспешно пыталась объяснить ему, что мне требуется. — Я хочу купить свиней отца Джонни.
   — И речи быть не может, — проговорил аукционист, вставая и подходя к окну.
   Судя по дорожке от его кресла до подоконника, вытоптанной в ковре аж до самых половиц, он часто прогуливался этим маршрутом. Имелась еще одна дорожка, от дверей до бокового столика, но я не могла понять, кто ее протоптал. Судя по ограниченности этого персонажа, аукционист являлся всего лишь генератом класса С9. Это объясняло, почему так трудно было убедить его изменить хоть что-нибудь.
   — Тут все идет по однажды заведенному порядку, — добавил аукционист, — и мы не очень любим перемены.
   Он подошел к столу, повернулся ко мне и погрозил пальцем.
   — И поверьте, если вы попробуете устроить что-нибудь на аукционе, я аннулирую вашу ставку.
   Мы уставились друг на друга. Мой план не срабатывал.
   — Чаю с пирожными? — предложил аукционист, снова подходя к окну.
   — Спасибо, — ответила я.
   — Отлично! — живо отозвался он, потирая руки и возвращаясь к столу. — Говорят, ничто так не освежает, как чашечка чая!
   Он нажал кнопку селектора и произнес:
   — Мисс Питтман, не принесете ли чашечку чаю? Дверь немедленно открылась и появилась секретарша с подносом, уставленным чайными принадлежностями. Английская роза лет двадцати семи, одетая в летнее платье в цветочек и бежевый кардиган.
   Мисс Питтман двинулась по вытертым до блеска половицам к боковому столику. Она сделала книксен и поставила поднос рядом точно с таким же, оставшимся с прошлого раза. Старый чайный поднос девушка выбросила в окно, и до моего слуха донесся слабый звон бьющейся посуды. Я заметила большую груду битой чайной посуды под окном, когда пришла. Секретарша постояла немного, стиснув руки.
   — Мне… мне налить вам чаю? — спросила она, вспыхнув.
   — Спасибо! — воскликнул мистер Филипс, возбужденно расхаживая между окном и столом. — С молоком и…
   — …и один кусочек сахару, — застенчиво улыбнулась девушка. — Да-да, я знаю.
   — Уж конечно! — улыбнулся он в ответ.
   Затем последовала очередная часть этой странной шарады. Аукционист и секретарь передвинулись к той точке, где две вытоптанные тропинки сходились ближе всего — на внешние границы своего существования. Мисс Питтман держала чашку за ручку, стоя на самой кромке между ковром и вытертыми до блеска половицами и вытянув руку вперед как можно дальше. Мистер Филипс сделал то же самое со своей стороны. Он мог коснуться чашечки кончиками пальцев, но, сколько ни тянулся, схватить ее ему не удавалось.
   — Позвольте, — сказала я, не в силах дольше выносить это жестокое зрелище, и передала чашку от одного к другому.
   Сколько чашек чаю бесполезно остыло за последние тридцать пять лет! Насколько же непреодолимы разделяющие их шесть футов пола! Кто бы в Кладезе ни занимался расстановкой событий в этой книге, он явно обладал недобрым чувство юмора.
   Мисс Питтман вежливо присела и удалилась. Аукционист проводил ее взглядом и сел за стол, жадно глядя на чашку. Облизнулся, потер в предвкушении кончики пальцев, затем сделал глоток и принялся с наслаждением смаковать напиток.
   — Боже мой! — бессвязно пробормотал он. — Даже лучше, чем я думал!
   Он отпил еще и зажмурился в полном блаженстве.
   — О чем бишь мы? — спросил он. Я глубоко вздохнула.
   — Я хочу, чтобы вы купили свиней отца Джонни по предложению неизвестного покупателя как можно ближе к началу двести тридцать второй страницы.
   — Это совершенно невозможно! — сказал аукционист. — Вы просите меня изменить действие! Мне придется обратиться к более высокому начальству.
   Я протянула ему беллетрицейское удостоверение. Не в моих правилах прибегать к такому, но я уже начала отчаиваться.
   — Я здесь по официальному делу, санкционированному Советом жанров через Главное текстораспределителыюе управление.
   По-моему, мисс Хэвишем вела бы себя именно так.
   — Вы забываете, что мы уже не подпадаем под модернизацию для переиздания, — отрезал он, бросая мне удостоверение через стол. — У вас нет здесь полномочий, стажерНонетот. По-моему, беллетриции следует очень хорошо подумать, прежде чем вносить изменения в книгу без одобрения ее обитателей. Так Глашатаю и передайте.
   Мы уставились друг на друга, зайдя в дипломатический тупик. Но тут мне в голову пришла идея, и я спросила:
   — Сколько вы служите аукционистом в этой книге?
   — Тридцать шесть лет.
   — И сколько чашек чаю вы за это время выпили?
   — Включая последнюю?
   Я кивнула.
   — Одну, — ответил он.
   Я подалась вперед.
   — В моих силах устроить так, что вы сможете пить сколько угодно чаю, мистер Филипс.
   — Да? — Он сузил глаза. — И как вы это сделаете? Вы исчезнете, как только добьетесь своего, и я никогда больше не сумею взять чашку у мисс Питтман!
   Я встала и подошла к столику с чайным подносом. Столик был маленький, лубовый и почти пустой. Кроме подноса на нем стояла только ваза с цветами. На глазах у мистера Филипса я взяла столик и переставила его ближе к окну. Аукционист потрясенно взглянул на меня, встал, подошел к окну и осторожно коснулся столика и подноса.
   — Оригинальная идея, — сказал он, ткнув в мою сторону сахарными щипчиками, — но это не поможет. Она D-7 — она неспособна изменить свой образ действий.
   — У D-7 не бывает имен, мистер Филипс.
   — Это я дал ей имя, — тихо ответил он. — Вы напрасно тратите время.
   — Давайте посмотрим, — ответила я и вызвала мисс Питтман по внутренней связи, попросив принести еще чаю.
   Дверь отворилась, как и прежде, и на лице девушки отразилось потрясение.
   — Столик! — ахнула она. — Он!..
   — Вы можете это сделать, мисс Питтман, — сказала я. — Просто поставьте на него чай, как всегда.
   Она двинулась вперед по протоптанной дорожке, дошла до места, где обычно стоял столик, и посмотрела на него. Злополучный предмет мебели стоял в двух шагах от прежнего места. Целехонький ковер представлялся ей чуждым и пугающим, словно бездонная пропасть. Она остановилась.
   — Я не понимаю!..
   На лице бедняжки был написан ужас, руки начали дрожать.
   — Скажите, чтобы она поставила поднос, — велела я аукционисту, который тоже разволновался, может, даже больше мисс Питтман. — СКАЖИТЕ ЕЙ!
   — Спасибо, мисс Питтман, — прошептал мистер Филипс севшим от волнения голосом. — Не будете ли вы так любезны поставить поднос вот сюда?
   Она закусила губу, закрыла глаза, подняла ногу и, трепеща, поставила ее на край тропинки, затем продвинула вперед на ровный ковер. Открыла глаза, посмотрела на нас и просияла.
   — Отлично! — сказала я. — Еще пару шагов. Исполнясь уверенности, она легко справилась с оставшимися двумя шагами и поставила поднос на столик. Теперь они с мистером Филипсом очутились гораздо ближе друг к другу, чем когда-либо прежде. Она протянула руку, чтобы коснуться лацкана его пиджака, но быстро опомнилась.
   — Мне… мне налить вам чаю? — спросила девушка, вспыхнув.
   — Спасибо! — воскликнул аукционист, возбужденно расхаживая между окном и столом. — С молоком и…
   — …и один кусочек сахару, — застенчиво улыбнулась его секретарша. — Да-да, я знаю.
   Она налила чаю и протянула ему чашечку и молочник. Он с благодарностью взял их.
   — Мистер Филипс?
   — Да?
   — У меня есть имя?
   — Конечно, — тихо и с большим чувством ответил он. — Я размышлял над ним больше тридцати лет. Ваше имя Аврора, как и подобает девушке, прекрасной, словно заря!
   Она прикрыла рот ладошкой, пряча улыбку, и густо покраснела. Мистер Филипс едва не коснулся ее щеки дрожащей рукой, но остановился, вспомнив, что я еще здесь. Он едва заметно кивнул мне и сказал:
   — Спасибо, мисс Питтман. Не могли бы вы попозже зайти ко мне, надо кое-что… продиктовать…
   — Буду с нетерпением ждать, мистер Филипс.
   Она повернулась, мягко прошла по ковру до двери, еще раз оглянулась и вышла. Когда я снова посмотрела на мистера Филипса, он сидел, опустошенный эмоциональным накалом момента.
   — Так мы договорились? — уточнила я. — Или мне поставить стол на место?
   Он в ужасе вскинул на меня глаза.
   — Вы не сделаете этого!
   — Сделаю.
   Аукционист мгновение раздумывал над своим положением, затем протянул руку-
   — Свиньи но тройной цене?
   — В начале двести тридцать второй страницы.
 
   Пока я была довольна собой. Забрала собаку и перепрыгнула в середину двести тридцать второй страницы. К этому времени продажа свиней Джонниного отца была на устах у всего города и даже попала в заголовок местной газеты: «Немыслимая цена на свиней потрясла город». Мне оставалось сделать только одно — подменить слепую колли зрячей.
   — Я ищу ветеринара, — обратилась я к идущей мимо женщине.
   — Неужели? — дружелюбно ответила та. — Удачи вам!
   И с этими словами она поспешила прочь.
   — Вы не могли бы подсказать, где найти ветеринара? — спросила я другого прохожего, бледного мужчину в твидовом костюме.
   Тот оказался не менее разговорчив.
   — Мог бы, — ответил он, не останавливаясь.
   Я попыталась поймать его за рукав, но промахнулась и схватила за руку. Он громко ахнул. Две женщины, увидевшие это, тоже заахали. Они тут же начали оживленно переговариваться. Я показала им мое удостоверение.