Страница:
— Беллетриция, — сказала я и добавила, чтобы они поняли как следует: — По официальному делу.
Но что-то случилось. Жители деревни, которые до того момента бродили по улицам, как роботы, вдруг словно ожили, стали разговаривать, шептаться, тыкать в меня пальцем. Я была чужой в чужом городе, и, хотя жители не казались мне враждебными, моя персона определенно сделалась предметом повышенного интереса с их стороны.
— Мне нужен ветеринар, — громко произнесла я. — Кто-нибудь может показать мне, где он живет?
Две оживленно болтавшие дамы вдруг заулыбались и кивнули друг другу.
— Мы покажем вам, где он работает.
Я оставила мужчину, который все еще пялился на свою руку и как-то странно посматривал на меня.
Следом за дамами я дошла до небольшого здания в стороне от дороги. Поблагодарила их. Одна из них, как я заметила, осталась у дверей, в то время как вторая целеустремленно зашагала прочь. Я позвонила в дверь.
— Добрый день! — удивленно приветствовал меня ветеринар, отворяя дверь.
В книге у него на сегодня был один клиент — Джонни с Тенью. Ветеринар должен был сказать пареньку, что его собака останется слепой навсегда.
— Этот пес, — автоматически произнес доктор, — никогда не будет видеть. Мне очень жаль, но я ничего не могу поделать.
— Беллетриция, — сказала я ему, показывая удостоверение. — Изменение сюжета.
— Если вы меняете пупсов на плюшевых медвежат, то вы не в ту книгу попали, — ответил он.
— Это не «Нодди», [67]— заверила я его.
— Тогда что за обмен? — спросил он, когда я ненавязчиво протиснулась в дверь и закрыла ее. — Неужели вы пришли изменить более чем благостные описания стереотипных цыган в главах с тринадцатой по пятнадцатую?
— И до них доберемся, будьте покойны.
Я не собиралась полагаться на удачу и тянуть кота за хвост, как с мистером Филипсом, так что украдкой огляделась по сторонам и с заговорщическим видом зашептала:
— Мне не следует вам этого говорить, но… злые люди хотят похитить Тень и продать его в клинику для медицинских экспериментов!
— Не может быть! — выкатив глаза, ахнул ветеринар.
— Да-да, — подтвердила я и шепотом добавила: — И что еще хуже, мы думаем, что эти люди — иностранцы.
— Вы хотите сказать… Джонни Чужакинсы? — спросил явно потрясенный доктор.
— Возможно, Французаны. Итак, вы на моей стороне?
— Конечно! — выдохнул он. — Что мы должны сделать?
— Подменить собак. Когда Джонни придет, вы скажете, чтобы он на минутку вышел, мы подменим собак, а когда он вернется, вы снимете повязку, собака будет видеть, а вы произнесете вот этот монолог.
Я протянула ему листок. Он задумчиво посмотрел на него.
— Значит, Тень останется здесь, а подмененный Тень будет похищен Джонни Чужакинсами и использован для медицинских экспериментов?
— Что-то вроде. Но никому ни намека, вы поняли?
— Слово чести! — ответил ветеринар.
Я передала ему колли, и, конечно, когда Джонни привел слепого пса, ветеринар велел ему выйти и немного подождать, подменил собак, а когда Джонни вернулся — оп-па! — Тень опять стал зрячим! Ветеринар изобразил полнейшее удивление, а Джонни, конечно, был счастлив. Вскоре они ушли.
Я вышла из кабинета врача, где все это время пряталась.
— Ну, как я справился? — спросил он, моя руки.
— Отлично. Вам могут дать медаль.
Все шло как по маслу. Я боялась поверить своей удаче. Более того, мне казалось, что Хэвишем может гордиться своей ученицей: это было меньшее, чем я могла отплатить ей за свое спасение от граммазитов. Довольная собой, я открыла дверь и с удивлением обнаружила толпу местных. Все они не сводили с меня глаз. Эйфория от удачно выполненного поручения мигом испарилась, и меня охватило беспокойство.
— Пора! Пора! Пора! — заявила одна из виденных мною раньше дам.
— Куда пора?
— На свадьбу!
— Чью? — опрометчиво поинтересовалась я.
— Да твою, конечно же! — радостно ответила она. — Ты взяла за руку мистера Горожанинса! Теперь вы жених и невеста. Таков закон!
Толпа бросилась ко мне, и я потянулась, но не за пистолетом, а за Путеводителем, чтобы поскорее убраться отсюда. Это оказалось ошибкой. В мгновение ока меня скрутили, отняли пистолет и книжку и, крепко держа, поволокли к близлежащему дому, где силой запихнули в видавшее виды подвенечное платье, которое к тому же было мне велико на несколько размеров.
— Вам это с рук не сойдет! — твердила я, пока меня торопливо причесывали и заплетали, причем двое мужчин удерживали мою голову. — Беллетриция знает, где я, и за мной придут, будьте уверены!
— Ты привыкнешь к замужней жизни, — воскликнула одна из женщин, держа во рту шпильки. — Поначалу все сопротивляются, а к вечеру становятся кроткими, как овечки. Правда, мистер Мужлане?
— Да, миссис Прохожи, — сказал один из мужчин, державших меня за руки.
— Что, и другие были?
— Нет ничего лучше свадьбы, — сказал другой мужчина. — Ничего, кроме…
Мистер Мужлане ткнул его локтем, и тот замолк.
— Кроме чего? — спросила я, снова начиная вырываться.
— Да тихо вы! — прикрикнула миссис Прохожи. — Я шпильку уронила! Вы что, хотите выглядеть пугалом на собственной свадьбе?
— Да!
Через десять минут меня, причесанную, со связанными за спиной руками и в криво сидящем на голове венке, отконвоировали к маленькой деревенской церквушке. Через мгновение я стояла у алтаря с мистером Горожанинсом, который, в отличие от меня, был в опрятном костюме. Он счастливо улыбнулся мне, а я в ответ скорчила рожу.
— Мы собрались сегодня перед очами Господа нашего, дабы соединить этого мужчину и эту женщину…
Я сопротивлялась, но безрезультатно.
— Это венчание незаконно! — крикнула я, пытаясь переорать священника.
Тот дал знак служителю, и мне заклеили рот пластырем. Я снова принялась брыкаться, но на мне повисли четверо крепких фермеров, и ничего не вышло. Словно под гипнозом я наблюдала за процедурой венчания, за счастливо всхлипывающими под сводами церкви деревенскими жителями. Когда дошло до обетов, моей головой кивнули и вдвинули палец в кольцо.
— Ныне объявляю вас мужем и женой! Можете поцеловать невесту.
Мистер Горожанине наклонился ко мне. Я попыталась отодвинуться, но меня крепко держали. Новобрачный горячо поцеловал меня в пластырь. По толпе прокатился восхищенный шепот.
Под аплодисменты меня поволокли к выходу, осыпая конфетти и устанавливая для фотографирования. Для этого пластырь сняли, так что я смогла выразить свой протест.
— Насильственное венчание законом не признается! — возопила я. — Отпустите меня немедленно, и я, может быть, не донесу на вас!
— Не беспокойтесь, миссис Горожанине, — сказала мне миссис Прохожи. — Десять минут — это такая малость! Понимаете, нам так редко выпадает возможность отпраздновать свадьбу. Ведь здесь никто никогда не женится — Кладезь не предоставляет нам такой роскоши.
— А что случилось с другими? — спросила я. Меня охватило нехорошее предчувствие. — Где остальные насильственно обвенчанные невесты?
Все помрачнели, сцепили перед собой руки и уставились в пол.
— Что происходит? — спросила я. — Что случится через десять минут?
Я повернулась, когда четверо работников отпустили меня, и снова увидела священника. Но на сей раз он не лучился радостью. Он был полон скорби. У его ног зияла свежевырытая могила.
— О господи! — прошептала я.
— Возлюбленные братья и сестры, мы собрались… — начал священник, а горожане снова зашмыгали в платки.
Я выругала себя за беспечность. У мистера Горожанинса был мой пистолет. Он снял его с предохранителя. Я в отчаянии огляделась по сторонам. Даже сумей я сейчас отправить сообщение мисс Хэвишем, вряд ли она успеет вовремя.
— Мистер Горожанинс, — спокойно, глядя ему в глаза, спросила я, — муж мой, неужели ты убьешь свою жену?
Он вздрогнул и бросил взгляд на миссис Прохожи.
— Б-боюсь, да, дорогая. — Голос его сорвался.
— Почему? — спросила я, чтобы потянуть время.
— Нам нужно… нужно…
— Во имя Большой Шишки, покончим с этим! — рявкнула миссис Прохожи, явно местная заводила. — Я хочу получить свои эмоции!
— Стойте! — воскликнула я. — Так вы гоняетесь за эмоциями?
— Они называют нас сентиментальным хламом, — нервно сказал мистер Горожанине. — Мы не виноваты. Мы генераты от С-7 до Д-3, у нас мало собственных эмоций, но мы достаточно умны, чтобы понимать, чего лишены.
— Если ты ее не убьешь, то это сделаю я! — проворчал мистер Мужланс, дергая моего мужа за рукав.
Тот отдернул руку.
— Она имеет право знать. В конце концов, она моя жена.
Он неуверенно заозирался.
— Продолжай.
— Мы начали с шуточек, которые давали нам небольшую встряску. Продержались несколько месяцев, но вскоре нам захотелось большего — смеха, радости, счастья в любом доступном виде. Раз в три месяца фестивали садов, еженедельные праздники урожая и лотерея четыре раза в день. Но этого оказалось недостаточно — нам хотелось чего-то… посильнее.
— Горя, — прошептала миссис Прохожи. — Печали, скорби, потери. Мы хотели всего этого, но только сильного! Вы читали когда-нибудь «На тайной службе ее величества»?
— Мы хотели такого же. Наши сердца распирало от радости венчания, а затем сжимало от горя из-за внезапной смерти невесты!
Я уставилась на слегка помешанных генератов. Неспособные порождать эмоции в рамках своей сельской идиллии, они принялись систематически устраивать насильственные свадьбы и похороны, дабы получить то, чего им так не хватало. Я окинула взглядом могилы в церковном дворе и подумала: сколько же еще невест встретили тут свою судьбу?
— Мы все будем очень горевать о вашей смерти, конечно же, — шептала миссис Прохожи, — но мы справимся с горем, и чем позже, тем лучше.
— Стойте! — крикнула я. — У меня идея!
— Нам не идеи нужны, любовь моя, — возразил мистер Горожанинс, наводя на меня пистолет. — Нам нужны эмоции.
— И надолго вам их хватит? — осадила я его. — На день? Как долго вы сможете горевать по тому, кого едва знали?
Они переглянулись. Правда была на моей стороне. Встряска, которую они получат, убив и закопав меня, продлится не дольше полдника, да и то если повезет.
— У тебя есть вариант лучше?
— Я могу дать вам больше эмоций, чем вы в состоянии испытать, — сказала я. — Таких сильных, что вы не будете знать, куда от них деться.
— Она врет! — хладнокровно повысила голос миссис Прохожи. — Убейте ее сейчас же. Я не могу больше ждать! Я хочу скорби! Дайте же ее мне!
— Я из беллетриции, — напомнила я. — И мне по силам внести в эту книгу столько опасностей, сколько тысяча Блайтон за всю жизнь не придумает!
— Можете? — возбужденно загомонили местные, упиваясь порожденным моими словами предвкушением.
— Да. И могу это доказать. Миссис Прохожи…
— Да?
— Мистер Горожанинс сказал мне, что у вас толстая задница.
— Что-о?! — гневно возопила она. Ее лицо вспыхнуло от радостного упоения страстями, разбуженными в ней моей фразой.
— Да ничего я такого не говорил! — вскинулся мистер Горожанине, явно чувствуя себя задетым.
— И нам, нам тоже! — завопили горожане, жаждая увидеть, что еще у меня есть в запасе.
— Сначала развяжите!
Они торопливо освободили меня. Скорбь и счастье подпитывали их довольно долго, но уже приелись, а я предлагала совершенно новый товар.
Я потребовала свой пистолет, и мне его вернули. Горожане смотрели на меня с такой же надеждой, как дронт в ожидании зефира.
— Для начала, — сказала я, растирая запястья и бросая наземь венчальное кольцо, — я не знаю, от кого я беременна!
Повисла внезапная тишина.
— Неслыханно! — воскликнул священник. — Безобразно, аморально… ахххх!
— Но что еще лучше, — продолжала я, — если бы вы меня убили, вы убили бы и моего нерожденного ребенка, а вот такое чувство вины могло бы терзать вас в течение долгих месяцев!
— Да! — взревел мистер Мужланс. — Убейте ее сейчас же!
Я наставила на него пистолет, и толпа замерла.
— Вы будете вечно сожалеть, что не убили меня, — проговорила я.
Горожане притихли, раздумывая над моими словами, пока чувство упущенной возможности растекалось по их жилам.
— Восхитительно! — выдохнул один из работников, опускаясь на траву, чтобы лучше сосредоточиться на странном эмоциональном коктейле, создаваемом ощущением упущенной возможности совершить двойное убийство.
Но я еще не закончила.
— Я собираюсь сообщить о вас Совету жанров и рассказать, как вы пытались убить меня. Вас могут закрыть и разобрать на текст!
Это сразило их насмерть. Все позакрывали глаза и повалились на траву, слабо постанывая.
— Или, может, — добавила я, отступая, — не сообщу.
Сбросив венчальное платье, я повесила его на кладбищенскую ограду и оглянулась. Жители городка с закрытыми глазами лежали на траве, купаясь в мешанине собственных эмоций. Теперь они долго не заскучают.
По дороге к ветеринару, где ждал меня слепой Тень, я подобрала свою куртку и достала Путеводитель. Задание выполнено, хотя агент был на волосок от печального конца. Могла бы справиться получше… и справлюсь, дайте только время. Поблизости раздался негромкий рокочущий голос:
— Что будет со мной? Меня разберут на текст? Это был Тень.
— Официально — да.
— Понял, — ответил пес. — А неофициально?
Я задумалась на минутку.
— Тебе нравятся кролики?
— Еще бы!
Я достала Путеводитель.
— Вот и хорошо. Дай лапу. Мы отправляемся в Главное кроликонадзорное управление.
Глава 20
Прошло два дня. Я только что, как водится, отблевала поутру и снова завалилась в постель, разглядывая бабушкину записку и пытаясь понять, что бы это значило. Там было одно-единственное слово: «Помни». Что помнить-то? Ба еще не вернулась от двора Медичи, и хотя записка могла оказаться плодом бабушкиных «затмений», мне все равно было не по себе. Что-то тут не так. У моей постели на столе лежал набросок привлекательного мужчины лет под сорок. Я понятия не имела, кто это, что выглядело странно, поскольку набросок был сделан мной.
В дверь забарабанили. Это заявился Ибб. В течение недели он становился все более женственным и так преуспел в этом, что в среду целый день проходил, задрав нос. Обб, со своей стороны, постоянно талдычил, что во всем прав и все знает, и дулся, когда я доказывала ему, как он ошибается. И все мы понимали, к чему идет дело.
— Привет, Ибб, — сказала я, кладя листок на стол. — Как дела?
Ибб в ответ дернула молнию и расстегнула комбинезон.
— Гляди! — возбужденно сказала она, демонстрируя грудь.
— Поздравляю, — протянула я, все еще чувствуя себя немного мутно. — Значит, ты — она.
— Я знаю! — воскликнула Ибб, едва сдерживая восторг. — Хочешь увидеть остальное?
— Нет, спасибо, — ответила я. — Я тебе верю.
— Можно позаимствовать у тебя лифчик? — спросила она, поднимая и опуская плечи. — Эти штуки не очень удобны.
— Вряд ли мой тебе подойдет, — торопливо сказала я. — Ты куда крупнее меня.
— Ох, — немного удрученно откликнулась генератка. — А резинки и щетки для волос у тебя не найдется? Ничего не могу поделать с этими патлами. Наверх заберешь — не то, распустишь — опять плохо. Может, подстричься? И я хочу, чтобы они кудрявились!
— Ибб, у тебя чудесные волосы, честное слово.
— Лола, — поправила она меня. — Я хочу, чтобы с нынешней минуты ты называла меня Лола.
— Хорошо, Лола, — сказала я. — Сядь на постель.
Лола уселась. Я принялась расчесывать ей волосы, а она все болтала об идее похудания, которая, похоже, сводилась к тому, чтобы взвешиваться, стоя одной ногой на весах, а другой — на полу. Согласно этой идее, как она мне сказала, можно похудеть на сколько хочешь, не отказываясь от пирожных. Потом она принялась щебетать о новой замечательной штуке, которую для себя открыла, и как это здорово, и как ей хочется заниматься этим побольше, и похвасталась, что мужчины никогда не отказываются ей в этом помочь.
— Ты поосторожнее, — сказала я ей. — Прежде чем заняться этим, подумай, что ты делаешь и с кем.
— Непременно, — заверила меня Лола. — Я буду очень осторожна — я всегда буду спрашивать, как их зовут.
Когда я закончила ее причесывать, Лола посмотрела на себя в зеркало, горячо обняла меня и выскользнула из комнаты. Я медленно оделась и побрела на кухню.
За столом сидел Обб и раскрашивал фигурку наполеоновского кавалерийского офицера. Он не сводил с миниатюры глаз и даже раскраснелся от усердия. За последние несколько дней он превратился в красивого темноволосого мужчину по меньшей мере шести футов трех дюймов ростом, с низким голосом и размеренной речью. На вид ему было около пятидесяти. Я подозревала, что теперь-то он уже определенно «он», но надеялась, что он не станет мне этого демонстрировать тем же способом, что и Лола.
— С утречком, Обб, — сказала я. — Завтракать будешь?
Обб уронил всадника на пол.
— Посмотри, что ты натворила! — прорычал он. — Пожалуйста, тосты и кофе. Кстати, меня зовут Рэндольф, а не Обб.
— Поздравляю, — сказала я, но он только проворчал что-то в ответ, подобрал с полу кавалерийского офицера и снова принялся за раскрашивание.
Лола влетела в гостиную, увидела Рэндольфа и замерла, украдкой поглядывая на свои ноготки, надеясь, что он обернется и увидит ее. Он не обернулся. Она подошла ближе и сказала:
— Доброе утро, Рэндольф.
— Доброе, — проворчал он, не оборачиваясь. — Как спалось?
— Плохо.
— А ты чего хотела?
Она пропустила грубость мимо ушей и защебетала дальше:
— Может, желтенький будет посимпатичнее?
Рэндольф оторвался и посмотрел на нее.
— Цвет мундира наполеоновского кавалерийского офицера — синий, Лола. Желтый — цвет яичного желтка и банана!
Она повернулась ко мне и, скривившись, произнесла одними губами «дубина», а затем налила себе кофе.
— Может, пройдемся по магазинам? — спросила она меня. — Если уж надо купить белье, то почему бы не запастись заодно косметикой и духами? Мы могли бы примерять платья и делать то, что девушки обычно делают за компанию: я сводила бы тебя пообедать, мы бы посплетничали, сходили в парикмахерскую, потом опять по магазинам, поболтали бы о парнях, а там двинули бы в тренажерный зал…
— Это не совсем мой образ жизни, — протянула я, пытаясь сообразить, для какой книги готовили Лолу в колледже Святого Табулараса.
Я не могла припомнить, когда в последний раз шастала по девичьим делам. Вряд ли мне выпадал такой день за последние десять лет. Большую часть одежды я заказывала по почте — никак не находилось времени пробежаться по магазинам.
— Ну, давай же! — подзуживала Лола. — Отдохни денек. Что ты делала вчера?
— Сидела на лекции по применению системы межтекстового позиционирования ISBN в книгопрыгании.
— А позавчера?
— На практических занятиях по использованию текстуальных сит для отлова книгобежцев.
— А до того?
— Безуспешно искала Минотавра.
— Вот именно потому тебе и нужен выходной. Нам даже не надо покидать Кладезь: сейчас как раз собирают новейшие каталоги «Граттан»! Мы можем туда пробраться, я знакома с одним человечком, который по совместительству подрабатывает правкой текста. Ну пожалуйста, не отказывайся! Это для меня так много значит!
Я вздохнула.
— Ладно, но только после обеда. Мне еще все утро изображать Мэри Джонс в «Кэвершемских высотах».
Она запрыгала и радостно захлопала в ладоши. Я не смогла сдержать улыбки при виде ее детского восторга.
— Отлично, так и вес сбросишь, — заметил Рэндольф.
Она обернулась к нему, сузив глаза.
— Ты что хотел этим сказать?
— Что хотел, то и сказал.
— Что я толстая?
— Это не я сказал, а ты, — ответил Рэндольф, сосредоточившись на своем оловянном солдатике.
Она схватила стакан воды и выплеснула ему на колени.
— Ты что, обалдела? — заорал он, вскакивая и хватая полотенце.
— Вот тебе наука! — завопила Лола, грозя ему пальчиком. — Чтобы не болтал что попало кому попало!
И с этими словами она удалилась.
— Да что я ей сказал-то? — раздраженно воскликнул Рэндольф. — Ты видела? Ни с того ни с сего!
— Думаю, ты еще легко отделался, — сказала я. — На твоем месте я бы пошла и извинилась.
Он раздумывал над этим несколько минут, затем, опустив плечи, поплелся искать Лолу, которая рыдала где-то в хвосте самолета.
— Первая любовь! — послышался сзади голос. — Нелегко впихнуть восемнадцать лет эмоций в одну неделю.
— Бабуля! — обрадовалась я. — Когда ты вернулась?
— Только что, — ответила она, снимая синюю шляпу и перчатки и протягивая мне какие-то деньги.
— Это что еще?
— Д3 генераты жуткие буквоеды, но это приносит дивиденды. Я попросила таксиста ехать всю дорогу задним ходом, и под конец поездки он остался мне еще и должен. Как дела?
Я вздохнула.
— Представь, что у тебя в доме два подростка.
— Смотри на это как на школу воспитания твоего будущего ребенка, — сказала бабушка, садясь и пробуя мой кофе.
— Ба…
— Да?
— Как ты сюда попала? Ведь ты тут, правда? Ты же не воспоминание или что-нибудь в этом роде?
— О нет, я настоящая, — рассмеялась она. — Просто за тобой надо немного присматривать, пока мы не разберемся с Аорнидой.
— С Аорнидой? — переспросила я.
— Да, — вздохнула бабушка. — Задумайся как следует на минутку.
Я покрутила имя в голове, и Аорнида вынырнула из мрака, словно корабль из тумана. Но туман был густым, и в нем скрывалось еще многое — я просто чувствовала это.
— Ах да, — прошептала я, — эта. Что еще мне полагалось помнить?
— Лондэна.
Он тоже выступил из тумана. Человек с рисунка. Я села и уронила голову на руки. Я не могла поверить, что забыла его.
— Относись к этому как к разновидности кори, — погладила меня по спине бабушка. — Мы вылечим тебя от нее, не бойся.
— Но ведь тогда мне снова придется сражаться с ней в реальном мире?
— Мнемоморфов всегда легче посадить под замок на физическом плане, — заметила она. — Как только ты одолеешь ее у себя в голове, остальное не составит труда.
Я подняла глаза.
— Расскажи мне еще раз о Лондэне.
И бабушка принялась рассказывать. Она говорила целый час, пока мне снова не пришла пора выступать в роли Мэри Джонс.
Я ехала в Рединг на машине Мэри в потоке синих «моррис-марина» и вездесущих фургонов «Пемзса». Мне не раз доводилось посещать настоящий Рединг по разным оказиям, и, хотя его побратим из «Высот» был выписан неплохо, многие детали отсутствовали. Недоставало некоторых улиц, на месте библиотеки высился супермаркет, район Кэвершем походил скорее на Беверли-хиллз, чем на картинку из моей памяти, а грязный центр больше напоминал Нью-Йорк семидесятых годов. По-моему, я догадывалась, где автор черпал воображение. Наверняка у него имелась хуллицензия — такая штука для усиления драматизма.
Я застряла в пробке и теперь сидела, барабаня пальцами по рулевому колесу. Расследование смерти Перкинса продвигалось плохо. Брэдшоу обнаружил в развалинах башни расплавленный замок и ключ, но ничего нового это не дало. Нам с Хэвишем тоже не особенно повезло: три дня кропотливых расследований принесли всего два обрывка информации. Первый: в «Меч зеновийцев» имели доступ всего восемь членов беллетриции, и одним из них был Вернхэм Дин. Я говорю об этом потому, что он числился среди пропавших, после того как отправился на разведку в «Улисса», дабы прояснить судьбу похищенных из последней главы знаков препинания. С тех пор его никто не видел. Повторные прочесывания «Улисса» не позволили установить, побывал ли он там вообще. В отсутствие иных данных мы с Хэвишем начали обсуждать вероятность того, что Перкинс сам снял замок, чтобы почистить клетку или еще зачем, хотя это было сомнительно. И как тогда объяснить мою заминированную шляпапульту? Ни я, ни Хэвишем не могли понять, кто мог счесть меня опасной. Как не раз с удовольствием повторяла моя наставница, я была совершенным «пустым местом».
Но самой большой новостью последних дней стало назначение даты запуска СуперСлова™. Главное текстораспределительное управление сдвинуло срок на две недели, дабы приурочить данное событие к девятьсот двадцать третьей ежегодной церемонии вручения Букверовской премии. Во время церемонии Либрис торжественно введет новую систему в действие на глазах у семи миллионов приглашенных персонажей. Глашатай хвастался, что побывал в Главном текстораспределителыюм управлении и своими глазами видел действующие части программы. Самое потрясающее, что каждая часть была способна читать одновременно до тысячи книг — аналогичные устройства версии 8.3 давали в лучшем случае сотню одновременных прочтений.
Но что-то случилось. Жители деревни, которые до того момента бродили по улицам, как роботы, вдруг словно ожили, стали разговаривать, шептаться, тыкать в меня пальцем. Я была чужой в чужом городе, и, хотя жители не казались мне враждебными, моя персона определенно сделалась предметом повышенного интереса с их стороны.
— Мне нужен ветеринар, — громко произнесла я. — Кто-нибудь может показать мне, где он живет?
Две оживленно болтавшие дамы вдруг заулыбались и кивнули друг другу.
— Мы покажем вам, где он работает.
Я оставила мужчину, который все еще пялился на свою руку и как-то странно посматривал на меня.
Следом за дамами я дошла до небольшого здания в стороне от дороги. Поблагодарила их. Одна из них, как я заметила, осталась у дверей, в то время как вторая целеустремленно зашагала прочь. Я позвонила в дверь.
— Добрый день! — удивленно приветствовал меня ветеринар, отворяя дверь.
В книге у него на сегодня был один клиент — Джонни с Тенью. Ветеринар должен был сказать пареньку, что его собака останется слепой навсегда.
— Этот пес, — автоматически произнес доктор, — никогда не будет видеть. Мне очень жаль, но я ничего не могу поделать.
— Беллетриция, — сказала я ему, показывая удостоверение. — Изменение сюжета.
— Если вы меняете пупсов на плюшевых медвежат, то вы не в ту книгу попали, — ответил он.
— Это не «Нодди», [67]— заверила я его.
— Тогда что за обмен? — спросил он, когда я ненавязчиво протиснулась в дверь и закрыла ее. — Неужели вы пришли изменить более чем благостные описания стереотипных цыган в главах с тринадцатой по пятнадцатую?
— И до них доберемся, будьте покойны.
Я не собиралась полагаться на удачу и тянуть кота за хвост, как с мистером Филипсом, так что украдкой огляделась по сторонам и с заговорщическим видом зашептала:
— Мне не следует вам этого говорить, но… злые люди хотят похитить Тень и продать его в клинику для медицинских экспериментов!
— Не может быть! — выкатив глаза, ахнул ветеринар.
— Да-да, — подтвердила я и шепотом добавила: — И что еще хуже, мы думаем, что эти люди — иностранцы.
— Вы хотите сказать… Джонни Чужакинсы? — спросил явно потрясенный доктор.
— Возможно, Французаны. Итак, вы на моей стороне?
— Конечно! — выдохнул он. — Что мы должны сделать?
— Подменить собак. Когда Джонни придет, вы скажете, чтобы он на минутку вышел, мы подменим собак, а когда он вернется, вы снимете повязку, собака будет видеть, а вы произнесете вот этот монолог.
Я протянула ему листок. Он задумчиво посмотрел на него.
— Значит, Тень останется здесь, а подмененный Тень будет похищен Джонни Чужакинсами и использован для медицинских экспериментов?
— Что-то вроде. Но никому ни намека, вы поняли?
— Слово чести! — ответил ветеринар.
Я передала ему колли, и, конечно, когда Джонни привел слепого пса, ветеринар велел ему выйти и немного подождать, подменил собак, а когда Джонни вернулся — оп-па! — Тень опять стал зрячим! Ветеринар изобразил полнейшее удивление, а Джонни, конечно, был счастлив. Вскоре они ушли.
Я вышла из кабинета врача, где все это время пряталась.
— Ну, как я справился? — спросил он, моя руки.
— Отлично. Вам могут дать медаль.
Все шло как по маслу. Я боялась поверить своей удаче. Более того, мне казалось, что Хэвишем может гордиться своей ученицей: это было меньшее, чем я могла отплатить ей за свое спасение от граммазитов. Довольная собой, я открыла дверь и с удивлением обнаружила толпу местных. Все они не сводили с меня глаз. Эйфория от удачно выполненного поручения мигом испарилась, и меня охватило беспокойство.
— Пора! Пора! Пора! — заявила одна из виденных мною раньше дам.
— Куда пора?
— На свадьбу!
— Чью? — опрометчиво поинтересовалась я.
— Да твою, конечно же! — радостно ответила она. — Ты взяла за руку мистера Горожанинса! Теперь вы жених и невеста. Таков закон!
Толпа бросилась ко мне, и я потянулась, но не за пистолетом, а за Путеводителем, чтобы поскорее убраться отсюда. Это оказалось ошибкой. В мгновение ока меня скрутили, отняли пистолет и книжку и, крепко держа, поволокли к близлежащему дому, где силой запихнули в видавшее виды подвенечное платье, которое к тому же было мне велико на несколько размеров.
— Вам это с рук не сойдет! — твердила я, пока меня торопливо причесывали и заплетали, причем двое мужчин удерживали мою голову. — Беллетриция знает, где я, и за мной придут, будьте уверены!
— Ты привыкнешь к замужней жизни, — воскликнула одна из женщин, держа во рту шпильки. — Поначалу все сопротивляются, а к вечеру становятся кроткими, как овечки. Правда, мистер Мужлане?
— Да, миссис Прохожи, — сказал один из мужчин, державших меня за руки.
— Что, и другие были?
— Нет ничего лучше свадьбы, — сказал другой мужчина. — Ничего, кроме…
Мистер Мужлане ткнул его локтем, и тот замолк.
— Кроме чего? — спросила я, снова начиная вырываться.
— Да тихо вы! — прикрикнула миссис Прохожи. — Я шпильку уронила! Вы что, хотите выглядеть пугалом на собственной свадьбе?
— Да!
Через десять минут меня, причесанную, со связанными за спиной руками и в криво сидящем на голове венке, отконвоировали к маленькой деревенской церквушке. Через мгновение я стояла у алтаря с мистером Горожанинсом, который, в отличие от меня, был в опрятном костюме. Он счастливо улыбнулся мне, а я в ответ скорчила рожу.
— Мы собрались сегодня перед очами Господа нашего, дабы соединить этого мужчину и эту женщину…
Я сопротивлялась, но безрезультатно.
— Это венчание незаконно! — крикнула я, пытаясь переорать священника.
Тот дал знак служителю, и мне заклеили рот пластырем. Я снова принялась брыкаться, но на мне повисли четверо крепких фермеров, и ничего не вышло. Словно под гипнозом я наблюдала за процедурой венчания, за счастливо всхлипывающими под сводами церкви деревенскими жителями. Когда дошло до обетов, моей головой кивнули и вдвинули палец в кольцо.
— Ныне объявляю вас мужем и женой! Можете поцеловать невесту.
Мистер Горожанине наклонился ко мне. Я попыталась отодвинуться, но меня крепко держали. Новобрачный горячо поцеловал меня в пластырь. По толпе прокатился восхищенный шепот.
Под аплодисменты меня поволокли к выходу, осыпая конфетти и устанавливая для фотографирования. Для этого пластырь сняли, так что я смогла выразить свой протест.
— Насильственное венчание законом не признается! — возопила я. — Отпустите меня немедленно, и я, может быть, не донесу на вас!
— Не беспокойтесь, миссис Горожанине, — сказала мне миссис Прохожи. — Десять минут — это такая малость! Понимаете, нам так редко выпадает возможность отпраздновать свадьбу. Ведь здесь никто никогда не женится — Кладезь не предоставляет нам такой роскоши.
— А что случилось с другими? — спросила я. Меня охватило нехорошее предчувствие. — Где остальные насильственно обвенчанные невесты?
Все помрачнели, сцепили перед собой руки и уставились в пол.
— Что происходит? — спросила я. — Что случится через десять минут?
Я повернулась, когда четверо работников отпустили меня, и снова увидела священника. Но на сей раз он не лучился радостью. Он был полон скорби. У его ног зияла свежевырытая могила.
— О господи! — прошептала я.
— Возлюбленные братья и сестры, мы собрались… — начал священник, а горожане снова зашмыгали в платки.
Я выругала себя за беспечность. У мистера Горожанинса был мой пистолет. Он снял его с предохранителя. Я в отчаянии огляделась по сторонам. Даже сумей я сейчас отправить сообщение мисс Хэвишем, вряд ли она успеет вовремя.
— Мистер Горожанинс, — спокойно, глядя ему в глаза, спросила я, — муж мой, неужели ты убьешь свою жену?
Он вздрогнул и бросил взгляд на миссис Прохожи.
— Б-боюсь, да, дорогая. — Голос его сорвался.
— Почему? — спросила я, чтобы потянуть время.
— Нам нужно… нужно…
— Во имя Большой Шишки, покончим с этим! — рявкнула миссис Прохожи, явно местная заводила. — Я хочу получить свои эмоции!
— Стойте! — воскликнула я. — Так вы гоняетесь за эмоциями?
— Они называют нас сентиментальным хламом, — нервно сказал мистер Горожанине. — Мы не виноваты. Мы генераты от С-7 до Д-3, у нас мало собственных эмоций, но мы достаточно умны, чтобы понимать, чего лишены.
— Если ты ее не убьешь, то это сделаю я! — проворчал мистер Мужланс, дергая моего мужа за рукав.
Тот отдернул руку.
— Она имеет право знать. В конце концов, она моя жена.
Он неуверенно заозирался.
— Продолжай.
— Мы начали с шуточек, которые давали нам небольшую встряску. Продержались несколько месяцев, но вскоре нам захотелось большего — смеха, радости, счастья в любом доступном виде. Раз в три месяца фестивали садов, еженедельные праздники урожая и лотерея четыре раза в день. Но этого оказалось недостаточно — нам хотелось чего-то… посильнее.
— Горя, — прошептала миссис Прохожи. — Печали, скорби, потери. Мы хотели всего этого, но только сильного! Вы читали когда-нибудь «На тайной службе ее величества»?
— Мы хотели такого же. Наши сердца распирало от радости венчания, а затем сжимало от горя из-за внезапной смерти невесты!
Я уставилась на слегка помешанных генератов. Неспособные порождать эмоции в рамках своей сельской идиллии, они принялись систематически устраивать насильственные свадьбы и похороны, дабы получить то, чего им так не хватало. Я окинула взглядом могилы в церковном дворе и подумала: сколько же еще невест встретили тут свою судьбу?
— Мы все будем очень горевать о вашей смерти, конечно же, — шептала миссис Прохожи, — но мы справимся с горем, и чем позже, тем лучше.
— Стойте! — крикнула я. — У меня идея!
— Нам не идеи нужны, любовь моя, — возразил мистер Горожанинс, наводя на меня пистолет. — Нам нужны эмоции.
— И надолго вам их хватит? — осадила я его. — На день? Как долго вы сможете горевать по тому, кого едва знали?
Они переглянулись. Правда была на моей стороне. Встряска, которую они получат, убив и закопав меня, продлится не дольше полдника, да и то если повезет.
— У тебя есть вариант лучше?
— Я могу дать вам больше эмоций, чем вы в состоянии испытать, — сказала я. — Таких сильных, что вы не будете знать, куда от них деться.
— Она врет! — хладнокровно повысила голос миссис Прохожи. — Убейте ее сейчас же. Я не могу больше ждать! Я хочу скорби! Дайте же ее мне!
— Я из беллетриции, — напомнила я. — И мне по силам внести в эту книгу столько опасностей, сколько тысяча Блайтон за всю жизнь не придумает!
— Можете? — возбужденно загомонили местные, упиваясь порожденным моими словами предвкушением.
— Да. И могу это доказать. Миссис Прохожи…
— Да?
— Мистер Горожанинс сказал мне, что у вас толстая задница.
— Что-о?! — гневно возопила она. Ее лицо вспыхнуло от радостного упоения страстями, разбуженными в ней моей фразой.
— Да ничего я такого не говорил! — вскинулся мистер Горожанине, явно чувствуя себя задетым.
— И нам, нам тоже! — завопили горожане, жаждая увидеть, что еще у меня есть в запасе.
— Сначала развяжите!
Они торопливо освободили меня. Скорбь и счастье подпитывали их довольно долго, но уже приелись, а я предлагала совершенно новый товар.
Я потребовала свой пистолет, и мне его вернули. Горожане смотрели на меня с такой же надеждой, как дронт в ожидании зефира.
— Для начала, — сказала я, растирая запястья и бросая наземь венчальное кольцо, — я не знаю, от кого я беременна!
Повисла внезапная тишина.
— Неслыханно! — воскликнул священник. — Безобразно, аморально… ахххх!
— Но что еще лучше, — продолжала я, — если бы вы меня убили, вы убили бы и моего нерожденного ребенка, а вот такое чувство вины могло бы терзать вас в течение долгих месяцев!
— Да! — взревел мистер Мужланс. — Убейте ее сейчас же!
Я наставила на него пистолет, и толпа замерла.
— Вы будете вечно сожалеть, что не убили меня, — проговорила я.
Горожане притихли, раздумывая над моими словами, пока чувство упущенной возможности растекалось по их жилам.
— Восхитительно! — выдохнул один из работников, опускаясь на траву, чтобы лучше сосредоточиться на странном эмоциональном коктейле, создаваемом ощущением упущенной возможности совершить двойное убийство.
Но я еще не закончила.
— Я собираюсь сообщить о вас Совету жанров и рассказать, как вы пытались убить меня. Вас могут закрыть и разобрать на текст!
Это сразило их насмерть. Все позакрывали глаза и повалились на траву, слабо постанывая.
— Или, может, — добавила я, отступая, — не сообщу.
Сбросив венчальное платье, я повесила его на кладбищенскую ограду и оглянулась. Жители городка с закрытыми глазами лежали на траве, купаясь в мешанине собственных эмоций. Теперь они долго не заскучают.
По дороге к ветеринару, где ждал меня слепой Тень, я подобрала свою куртку и достала Путеводитель. Задание выполнено, хотя агент был на волосок от печального конца. Могла бы справиться получше… и справлюсь, дайте только время. Поблизости раздался негромкий рокочущий голос:
— Что будет со мной? Меня разберут на текст? Это был Тень.
— Официально — да.
— Понял, — ответил пес. — А неофициально?
Я задумалась на минутку.
— Тебе нравятся кролики?
— Еще бы!
Я достала Путеводитель.
— Вот и хорошо. Дай лапу. Мы отправляемся в Главное кроликонадзорное управление.
Глава 20
Ибб и Обб получают имена. И снова «Кэвершемские высоты»
Книгоукладчики: Для уничтожения забравшегося в книгу очепяточного вируса в пострадавший роман сбрасывают словари и складывают их стеной вокруг поврежденного отрывка, создавая преграду для распространения заразы. Потом словарная стена начинает сдвигаться, загоняя вирус абзац за абзацем сначала в одно предложение, затем в слово, в итоге уничтожая его окончательно. Эту работу выполняют Книгоукладчики, как правило D-генераты, хотя в течение многих лет Антиочепяточная группа быстрого реагирования (АОГБР) состояла из шести тысяч избыточных миссис Денверс. (Смотри: Дэнверс, миссис, перепроизводство.)
ЕДИНСТВЕННЫЙ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ УОРРИНГТОНСКИХ КОТОВБеллетрицейский путеводитель по Великой библиотеке(глоссарий)
Прошло два дня. Я только что, как водится, отблевала поутру и снова завалилась в постель, разглядывая бабушкину записку и пытаясь понять, что бы это значило. Там было одно-единственное слово: «Помни». Что помнить-то? Ба еще не вернулась от двора Медичи, и хотя записка могла оказаться плодом бабушкиных «затмений», мне все равно было не по себе. Что-то тут не так. У моей постели на столе лежал набросок привлекательного мужчины лет под сорок. Я понятия не имела, кто это, что выглядело странно, поскольку набросок был сделан мной.
В дверь забарабанили. Это заявился Ибб. В течение недели он становился все более женственным и так преуспел в этом, что в среду целый день проходил, задрав нос. Обб, со своей стороны, постоянно талдычил, что во всем прав и все знает, и дулся, когда я доказывала ему, как он ошибается. И все мы понимали, к чему идет дело.
— Привет, Ибб, — сказала я, кладя листок на стол. — Как дела?
Ибб в ответ дернула молнию и расстегнула комбинезон.
— Гляди! — возбужденно сказала она, демонстрируя грудь.
— Поздравляю, — протянула я, все еще чувствуя себя немного мутно. — Значит, ты — она.
— Я знаю! — воскликнула Ибб, едва сдерживая восторг. — Хочешь увидеть остальное?
— Нет, спасибо, — ответила я. — Я тебе верю.
— Можно позаимствовать у тебя лифчик? — спросила она, поднимая и опуская плечи. — Эти штуки не очень удобны.
— Вряд ли мой тебе подойдет, — торопливо сказала я. — Ты куда крупнее меня.
— Ох, — немного удрученно откликнулась генератка. — А резинки и щетки для волос у тебя не найдется? Ничего не могу поделать с этими патлами. Наверх заберешь — не то, распустишь — опять плохо. Может, подстричься? И я хочу, чтобы они кудрявились!
— Ибб, у тебя чудесные волосы, честное слово.
— Лола, — поправила она меня. — Я хочу, чтобы с нынешней минуты ты называла меня Лола.
— Хорошо, Лола, — сказала я. — Сядь на постель.
Лола уселась. Я принялась расчесывать ей волосы, а она все болтала об идее похудания, которая, похоже, сводилась к тому, чтобы взвешиваться, стоя одной ногой на весах, а другой — на полу. Согласно этой идее, как она мне сказала, можно похудеть на сколько хочешь, не отказываясь от пирожных. Потом она принялась щебетать о новой замечательной штуке, которую для себя открыла, и как это здорово, и как ей хочется заниматься этим побольше, и похвасталась, что мужчины никогда не отказываются ей в этом помочь.
— Ты поосторожнее, — сказала я ей. — Прежде чем заняться этим, подумай, что ты делаешь и с кем.
— Непременно, — заверила меня Лола. — Я буду очень осторожна — я всегда буду спрашивать, как их зовут.
Когда я закончила ее причесывать, Лола посмотрела на себя в зеркало, горячо обняла меня и выскользнула из комнаты. Я медленно оделась и побрела на кухню.
За столом сидел Обб и раскрашивал фигурку наполеоновского кавалерийского офицера. Он не сводил с миниатюры глаз и даже раскраснелся от усердия. За последние несколько дней он превратился в красивого темноволосого мужчину по меньшей мере шести футов трех дюймов ростом, с низким голосом и размеренной речью. На вид ему было около пятидесяти. Я подозревала, что теперь-то он уже определенно «он», но надеялась, что он не станет мне этого демонстрировать тем же способом, что и Лола.
— С утречком, Обб, — сказала я. — Завтракать будешь?
Обб уронил всадника на пол.
— Посмотри, что ты натворила! — прорычал он. — Пожалуйста, тосты и кофе. Кстати, меня зовут Рэндольф, а не Обб.
— Поздравляю, — сказала я, но он только проворчал что-то в ответ, подобрал с полу кавалерийского офицера и снова принялся за раскрашивание.
Лола влетела в гостиную, увидела Рэндольфа и замерла, украдкой поглядывая на свои ноготки, надеясь, что он обернется и увидит ее. Он не обернулся. Она подошла ближе и сказала:
— Доброе утро, Рэндольф.
— Доброе, — проворчал он, не оборачиваясь. — Как спалось?
— Плохо.
— А ты чего хотела?
Она пропустила грубость мимо ушей и защебетала дальше:
— Может, желтенький будет посимпатичнее?
Рэндольф оторвался и посмотрел на нее.
— Цвет мундира наполеоновского кавалерийского офицера — синий, Лола. Желтый — цвет яичного желтка и банана!
Она повернулась ко мне и, скривившись, произнесла одними губами «дубина», а затем налила себе кофе.
— Может, пройдемся по магазинам? — спросила она меня. — Если уж надо купить белье, то почему бы не запастись заодно косметикой и духами? Мы могли бы примерять платья и делать то, что девушки обычно делают за компанию: я сводила бы тебя пообедать, мы бы посплетничали, сходили в парикмахерскую, потом опять по магазинам, поболтали бы о парнях, а там двинули бы в тренажерный зал…
— Это не совсем мой образ жизни, — протянула я, пытаясь сообразить, для какой книги готовили Лолу в колледже Святого Табулараса.
Я не могла припомнить, когда в последний раз шастала по девичьим делам. Вряд ли мне выпадал такой день за последние десять лет. Большую часть одежды я заказывала по почте — никак не находилось времени пробежаться по магазинам.
— Ну, давай же! — подзуживала Лола. — Отдохни денек. Что ты делала вчера?
— Сидела на лекции по применению системы межтекстового позиционирования ISBN в книгопрыгании.
— А позавчера?
— На практических занятиях по использованию текстуальных сит для отлова книгобежцев.
— А до того?
— Безуспешно искала Минотавра.
— Вот именно потому тебе и нужен выходной. Нам даже не надо покидать Кладезь: сейчас как раз собирают новейшие каталоги «Граттан»! Мы можем туда пробраться, я знакома с одним человечком, который по совместительству подрабатывает правкой текста. Ну пожалуйста, не отказывайся! Это для меня так много значит!
Я вздохнула.
— Ладно, но только после обеда. Мне еще все утро изображать Мэри Джонс в «Кэвершемских высотах».
Она запрыгала и радостно захлопала в ладоши. Я не смогла сдержать улыбки при виде ее детского восторга.
— Отлично, так и вес сбросишь, — заметил Рэндольф.
Она обернулась к нему, сузив глаза.
— Ты что хотел этим сказать?
— Что хотел, то и сказал.
— Что я толстая?
— Это не я сказал, а ты, — ответил Рэндольф, сосредоточившись на своем оловянном солдатике.
Она схватила стакан воды и выплеснула ему на колени.
— Ты что, обалдела? — заорал он, вскакивая и хватая полотенце.
— Вот тебе наука! — завопила Лола, грозя ему пальчиком. — Чтобы не болтал что попало кому попало!
И с этими словами она удалилась.
— Да что я ей сказал-то? — раздраженно воскликнул Рэндольф. — Ты видела? Ни с того ни с сего!
— Думаю, ты еще легко отделался, — сказала я. — На твоем месте я бы пошла и извинилась.
Он раздумывал над этим несколько минут, затем, опустив плечи, поплелся искать Лолу, которая рыдала где-то в хвосте самолета.
— Первая любовь! — послышался сзади голос. — Нелегко впихнуть восемнадцать лет эмоций в одну неделю.
— Бабуля! — обрадовалась я. — Когда ты вернулась?
— Только что, — ответила она, снимая синюю шляпу и перчатки и протягивая мне какие-то деньги.
— Это что еще?
— Д3 генераты жуткие буквоеды, но это приносит дивиденды. Я попросила таксиста ехать всю дорогу задним ходом, и под конец поездки он остался мне еще и должен. Как дела?
Я вздохнула.
— Представь, что у тебя в доме два подростка.
— Смотри на это как на школу воспитания твоего будущего ребенка, — сказала бабушка, садясь и пробуя мой кофе.
— Ба…
— Да?
— Как ты сюда попала? Ведь ты тут, правда? Ты же не воспоминание или что-нибудь в этом роде?
— О нет, я настоящая, — рассмеялась она. — Просто за тобой надо немного присматривать, пока мы не разберемся с Аорнидой.
— С Аорнидой? — переспросила я.
— Да, — вздохнула бабушка. — Задумайся как следует на минутку.
Я покрутила имя в голове, и Аорнида вынырнула из мрака, словно корабль из тумана. Но туман был густым, и в нем скрывалось еще многое — я просто чувствовала это.
— Ах да, — прошептала я, — эта. Что еще мне полагалось помнить?
— Лондэна.
Он тоже выступил из тумана. Человек с рисунка. Я села и уронила голову на руки. Я не могла поверить, что забыла его.
— Относись к этому как к разновидности кори, — погладила меня по спине бабушка. — Мы вылечим тебя от нее, не бойся.
— Но ведь тогда мне снова придется сражаться с ней в реальном мире?
— Мнемоморфов всегда легче посадить под замок на физическом плане, — заметила она. — Как только ты одолеешь ее у себя в голове, остальное не составит труда.
Я подняла глаза.
— Расскажи мне еще раз о Лондэне.
И бабушка принялась рассказывать. Она говорила целый час, пока мне снова не пришла пора выступать в роли Мэри Джонс.
Я ехала в Рединг на машине Мэри в потоке синих «моррис-марина» и вездесущих фургонов «Пемзса». Мне не раз доводилось посещать настоящий Рединг по разным оказиям, и, хотя его побратим из «Высот» был выписан неплохо, многие детали отсутствовали. Недоставало некоторых улиц, на месте библиотеки высился супермаркет, район Кэвершем походил скорее на Беверли-хиллз, чем на картинку из моей памяти, а грязный центр больше напоминал Нью-Йорк семидесятых годов. По-моему, я догадывалась, где автор черпал воображение. Наверняка у него имелась хуллицензия — такая штука для усиления драматизма.
Я застряла в пробке и теперь сидела, барабаня пальцами по рулевому колесу. Расследование смерти Перкинса продвигалось плохо. Брэдшоу обнаружил в развалинах башни расплавленный замок и ключ, но ничего нового это не дало. Нам с Хэвишем тоже не особенно повезло: три дня кропотливых расследований принесли всего два обрывка информации. Первый: в «Меч зеновийцев» имели доступ всего восемь членов беллетриции, и одним из них был Вернхэм Дин. Я говорю об этом потому, что он числился среди пропавших, после того как отправился на разведку в «Улисса», дабы прояснить судьбу похищенных из последней главы знаков препинания. С тех пор его никто не видел. Повторные прочесывания «Улисса» не позволили установить, побывал ли он там вообще. В отсутствие иных данных мы с Хэвишем начали обсуждать вероятность того, что Перкинс сам снял замок, чтобы почистить клетку или еще зачем, хотя это было сомнительно. И как тогда объяснить мою заминированную шляпапульту? Ни я, ни Хэвишем не могли понять, кто мог счесть меня опасной. Как не раз с удовольствием повторяла моя наставница, я была совершенным «пустым местом».
Но самой большой новостью последних дней стало назначение даты запуска СуперСлова™. Главное текстораспределительное управление сдвинуло срок на две недели, дабы приурочить данное событие к девятьсот двадцать третьей ежегодной церемонии вручения Букверовской премии. Во время церемонии Либрис торжественно введет новую систему в действие на глазах у семи миллионов приглашенных персонажей. Глашатай хвастался, что побывал в Главном текстораспределителыюм управлении и своими глазами видел действующие части программы. Самое потрясающее, что каждая часть была способна читать одновременно до тысячи книг — аналогичные устройства версии 8.3 давали в лучшем случае сотню одновременных прочтений.