Страница:
— Прекрасно, спасибо. Это мисс Нонетот, она здесь новенькая. Я хочу показать ей, как тут все работает.
Латальщик поклонился, пожал мне руку и что-то приветственно пробормотал.
— Мне однажды довелось латать дыроляп в «Больших надеждах», — сказала я ему. — Вы не работали в этом романе?
— Боже упаси! — воскликнул молодой человек. — Со времен Диккенса латание ушло очень далеко. Сейчас не найти мастера, который бы взялся за старье вроде: «Двери открываются, и входит пропавшая тетка/отец/торговый партнер/друг и так далее», чтобы объяснить, каким это образом они снова взялись в повествовании, когда двумястами страницами раньше чудесным образом оттуда исчезли. Сегодня у нас другая методология: мы просто отправляемся назад и латаем дыру в зародыше или, что еще проще, маскируем ее.
— Понятно.
— Да-да, — продолжал молодой человек, оживляясь при виде моего острого интереса, — я работаю по системе, которая скрывает дыры путем их освещения для читателя. Дырка словно сама говорит: «Эй, я дыра, не обращай на меня внимания», — но это немного чревато. Мне так кажется, — легкомысленно добавил мастер, — что в Кладезе вы не найдете более опытного латальщика. Я уже больше сорока лет этим занимаюсь.
— И когда же вы начали? — спросила я, с любопытством разглядывая юношу. — С пеленок, что ли?
Молодой человек начал стариться прямо на глазах, поседел и ссутулился, пока передо мной не оказался дядька лет шестидесяти с гаком. Он развел руками и эффектно провозгласил:
— Уа-уа!
— Никто не любит хвастунов, Ллистер, — заметил Брэдшоу, поглядывая на часы. — Не хочу подгонять вас, Четверг, старушка, но нам пора на поверку в Норленд-парк.
Он галантно подставил локоть, и я взяла его под руку.
— Спасибо, командор.
— Всегда к вашим услугам! — рассмеялся Брэдшоу и вчитал нас обоих в «Разум и чувство».
Глава 10
Офис беллетриции располагался в Норленд-парке, в доме Дэшвудов из «Разума и чувства». Семейство милостиво предоставило беллетриции бальную залу на условиях устной договоренности об особой защите книг Джейн Остин.
Поместье Норленд-парк раскинулось по пологим зеленым холмам, поросшим древними дубами. Близился вечер, как обычно в час нашего приезда, и на голубятне ворковали лесные голуби. Трава казалась теплой и мягкой, словно толстый ковер, и в воздухе стоял тонкий аромат хвои.
Но не все так ладно было в саду из прозы девятнадцатого столетия. Подходя к дому, мы заметили какую-то суматоху. Это оказалась настоящая демонстрация, к каким я привыкла у себя дома. Но митинг собрался не по поводу повышения цен на сыр или опасности правого уклона и антиваллийских настроений в партии вигов, даже не по вопросу о наличии у «Голиафа» права проталкивать закон, обязывающий всех есть шизбургеры по крайней мере два раза в неделю. Нет, такую демонстрацию можно увидеть только в вымышленном мире.
Глашатай, выборный глава беллетриции, одетый в платье городского вестника, сердито звенел колокольчиком, пытаясь утихомирить толпу.
— Опять! Только не это, — пробормотал Брэдшоу, когда мы приблизились. — Интересно, чего на сей раз хотят устники?
Термин был незнакомый, и, поскольку мне не хотелось показаться невеждой, я попыталась сама понять, о чем кричит толпа. Ближе всего стояла пастушка, хотя я лишь догадывалась, что она пастушка, потому как ни одной овцы при ней не наблюдалось, только огромный пастуший посох. Мальчик в голубом костюмчике с рожком топтался рядом с ней и обсуждал падение цен на ягнят, а дальше маячила дряхлая старуха с небольшой собачкой, которая скулила, прикидывалась мертвой, курила трубку и проделывала другие трюки. Рядом с ней громко зевал маленький человечек в длинной ночной сорочке и ночном колпаке. Может, я и тормоз, но кто они такие, я поняла, только когда увидела трех мышек, сидевших кружком и нервно поглядывавших на жену фермера, беседовавшую неподалеку с большим яйцом, у которого имелись ручки и ножки.
— Да это же персонажи из детских стишков! — воскликнула я.
— Шило в заднице, вот кто они, — пробормотал Брэдшоу, когда из толпы выскочил маленький мальчик, схватил поросенка и пустился наутек. Бо-Пип подцепила его крюком пастушьего посоха за ногу, и шалопай проехался носом по траве. Поросенок с испуганным визгом укатился в клумбу, а затем поспешно дал деру, когда здоровенный мужчина принялся вправлять мальчишке мозги самым традиционным способом.
[43]
— Мы всего лишь хотим равных прав с остальными персонажами Книгомирья, — говорил Шалтай-Болтай, и его яйцевидное лицо багровело. — Если мы работаем для детей и принадлежим устной традиции, это не значит, что нас можно задвигать!
Толпа одобрительно загудела и заворчала. Шалтай-Болтай продолжал, а я смотрела на него и не могла понять, пояс на нем или галстук. Как тут разобраться, если и шея, и талия отсутствуют как таковые?
— Нашу петицию подписали более тысячи устников, которые не смогли прийти сегодня сами, — говорило огромное яйцо, размахивая под крики толпы пачкой бумаг.
— На сей раз мы не шутим, мистер Глашатай, — добавил пекарь, который вместе с мясником и свечником стоял в деревянном бочонке. — Если наши требования не будут удовлетворены, мы готовы вообще изъять наши стишки!
Из толпы персонажей послышались одобрительные возгласы.
— Как хорошо было прежде, пока они не образовали собственный профсоюз, — прошептал мне на ухо Брэдшоу. — Пойдемте-ка с черного хода.
Мы обошли дом. Под ногами похрустывал гравий.
— Но почему героев устной традиции нельзя включить в Программу по обмену персонажами? — спросила я.
— И кто их заменит? — фыркнул Брэдшоу. — Вы?
— А нельзя ли, например, обучить генератов на временных заместителей? — предложила я.
— Давайте лучше оставим производственные вопросы тем, у кого все карты на руках, — ответил Брэдшоу. — Мы едва справляемся с томами новых материалов. Я не стал бы волноваться насчет мистера Болтая: он бузит уже не первый век. Не наша вина, что он и его дурно рифмующиеся друзья по-прежнему подпадают под старое соглашение по ТрадУстПлюс… Господи, мисс Дэшвуд! А ваша матушка знает, что вы курите?
За углом, куда мы свернули, стояла Марианна Дэшвуд и втихую дымила крохотной самокруткой. Она быстро выбросила бычок и изо всех сил задержала дыхание, но скоро закашлялась, выпустив большой клуб дыма.
— Командор! — засопела она, и в глазах ее блеснули слезы. — Обещайте, что никому не скажете!
— На устах моих замок, — сурово пообещал Брэдшоу, — но только на этот раз.
Марианна облегченно выдохнула и повернулась ко мне.
— Мисс Нонетот! — восторженно воскликнула она. — Добро пожаловать снова в нашу книжечку. Надеюсь, вы в добром здравии!
— В добром, — заверила я, протягивая ей маргарин «Мармайт», ментоловые конфеты и батарейки, обещанные еще в прошлый раз. — Пожалуйста, передайте это вашей сестре и матери.
Она радостно захлопала в ладоши и схватила подарки.
— Вы просто лапочка! — счастливым голосом воскликнула она. — Как мне вас отблагодарить?
— Не допустите, чтобы в фильме вас играла Лола Вавум.
— Увы, это не в моих силах, — горестно ответила барышня, — но если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам!
Мы поднялись по черной лестнице и попали в зал, где нас встретил сильно помятый Глашатай. Он качал головой, держа в руках требования, насильно всунутые ему в руки Шалтаем-Болтаем.
— Эти устники наглеют с каждым днем, — пропыхтел он. — На завтра они планируют сорокавосьмичасовую забастовку.
— И что мы в результате получим? — спросила я.
— Понятно что, — проворчал Глашатай. — Никто не сможет вспомнить детские стишки. На Той Стороне многие подумают, что их подвела память. Но это делу не поможет — всегда можно найти книгу сказок, где эти стишки есть.
— А, — отозвалась я.
— Самая большая проблема заключается в том, — продолжал Глашатай, утирая лоб, — что если мы уравняем персонажей детских стишков в правах с остальными, то ведь и все прочие захотят пересмотреть свои соглашения — от персонажей народных сказок до анекдотов! Иногда я рад, что мне скоро в отставку: тогда на мое место сядет кто-то другой, вроде вас, командор Брэдшоу.
— Только не я! — мрачно ответил тот. — По второму разу я не пойду в Глашатаи за все «др-тр» в «на дворе трава, на траве дрова», хоть трижды подряд произнеси!
Глашатай рассмеялся, и мы вошли в танцевальный зал Норленд-парка.
— Вы слышали? — с тревогой в голосе обратился к нам молодой человек. — Красная Королева была вынуждена пойти на ампутацию ноги! Доктор сказал мне, что у нее артериальный тромбоз.
— Неужели? — удивилась я. — Когда?
— На прошлой неделе. И это еще не все! — Он понизил голос. — Глашатай отравился!
— Да мы только что говорили с ним! — ответила я.
— Ой. — Молодой человек лихорадочно соображал. — Я хотел сказать, что Перкинс отравился.
К нам подошла мисс Хэвишем.
— Билли! — сварливо крикнула она. — Хватит! Отвали, или схлопочешь по уху!
Молодой человек на мгновение сник, затем снова взбодрился, надменно заявил, что его попросили написать дополнительный диалог для Джона Стейнбека, и зашагал прочь. Мисс Хэвишем печально покачала головой.
— Никогда не верь ему, даже если он просто говорит «доброе утро», — сказала она. — Все в порядке, Траффорд?
— Все прекрасно, Эстелла, старушка, все прекрасно. Я наткнулся в Кладезе на Четверг.
— Уж не книгу ли свою по частям распродавал? — коварно подкусила она.
— Господи ты боже мой, нет! — ответил Брэдшоу, изображая искреннее потрясение и удивление. — Бог мой, — добавил он, оглядывая зал в поисках какого-нибудь предлога смыться. — Мне надо поговорить с Чеширским Котом! Всего хорошего!
И, вежливо приподняв свой пробковый шлем, он удалился.
— Брэдшоу, Брэдшоу, — вздохнула мисс Хэвишем, печально покачав головой. — Скоро в «Брэдшоу против кайзера» окажется столько дырок, что он сгодится вместо дуршлага.
— Он хотел купить платье для миссис Брэдшоу, — объяснила я.
— Ты еще с ней не знакома?
— Пока нет.
— Ну, когда встретишься, не пяль на нее глаза, это очень невежливо.
— А почему…
— Идем! — перебила меня наставница. — Поверка вот-вот начнется!
Бальный зал в Норленд-парке уже давно использовался только для нужд беллетриции. Пол был заставлен столами и картотечными шкафами, а на столах громоздились перехваченные бечевкой стопки бумаг. С одной стороны зала располагался накрытый стол, и нас ждал — точнее, не нас, а Глашатая — штат беллетриции. В списке значилось около тридцати оперативников, но, поскольку человек десять обычно находились на задании и еще около пяти были заняты в активном действии в собственных книгах, в офисе одновременно никогда не собиралось больше пятнадцати человек.
Вернхэм Дин весело махнул мне рукой, когда мы вошли. В романе Дафны Фаркитт «Сквайр из Хай-Поттерньюс» он представал хамом и развратником, но при разговоре с ним этого никак нельзя было заподозрить: со мной Верн всегда вел себя галантно. Рядом с ним стоял Харрис Твид, который только вчера помог мне в «Убиенном агнце».
— Мисс Хэвишем! — воскликнул он, выходя вперед и разводя руки, чтобы обнять нас обеих. — У меня ваша премия за убитых граммазитов. Делить пополам?
Он подмигнул мне и ушел прежде, чем Хэвишем успела что-нибудь ответить.
— Четверг! — воскликнул Острей Ньюхен. — Извини, что мне пришлось вчера вот так сорваться. Привет, мисс Хэвишем. Я слышал, вы прикончили немало граммазитов. Еще никто не укладывал по шесть вербофагов за раз!
— Это было сплошное удовольствие, — ответила я. — Кстати, Острей, у меня до сих пор лежит… э… ваша покупка.
— Покупка? Какая еще покупка?
— Вспомните, — настаивала я, понимая, что попытки влиять на собственное повествование находятся под строжайшим запретом. — Покупка. В мешке. Сами знаете.
— О! Ах да, — сказал он, сообразив наконец, о чем я. — Та штука. Я заберу ее после работы, ладно?
— Острей снова покупает из-под полы? — тихонько спросила Хэвишем, как только он ушел.
— Боюсь, что так.
— Живи я в таком же поганом романе, как у него, делала бы то же самое.
Я окинула помещение взглядом, чтобы увидеть, кто еще пришел. Присутствовали сэр Джон Фальстаф, король Пеллинор, Дин, леди Кэвендиш, миссис Ухти-Тухти вместе с императором Зарком, Гулли Фойл [44]и Перкинс.
— Кто это, спросила я у мисс Хэвишем, указывая на двух незнакомых агентов.
— Вон тот, с тыквой, слева, Икабод Крейн, [45]— объяснила она. — Дальше Беатриче. На мой взгляд чересчур шумлива, но дело свое знает хорошо.
Я поблагодарила ее и поискала взглядом Красную Королеву, чья откровенная неприязнь к Хэвишем составляла наименее скрываемый секрет беллетриции. Монархини нигде не было видно.
— Привет вам, мисс Нонетот! — пророкотал Фальстаф, ковыляя к нам и глядя на меня мутным взглядом из клубов винных паров.
Он пил, крал и волочился за юбками первую и вторую части «Генриха IV», затем перебрался в «Виндзорских насмешниц». Некоторые видят в нем симпатичного жулика, а мне он был попросту отвратителен, хотя действительно являлся образцом симпатичных дебоширов для всей литературы. И я решила немного сбить с него спесь.
— Доброе утро, сэр Джон. Вежливость прежде всего.
— Это тебе доброе утро, прелестница, — радостно воскликнул он. — Ты ездишь верхом?
— Немного.
— Тогда, может, не откажешься прокатиться вдоль и поперек по моей старой доброй Англии? Я бы много чего тебе показал…
— Увы, вынуждена почтительнейше отказаться, сэр Джон.
Он заржал мне прямо в лицо. Я ощутила, как внутри поднимается волна гнева, но, к счастью, Глашатай, не желая попусту тратить время, поднялся на свою маленькую кафедру и позвонил в колокольчик.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, — пробормотал он. — Как вы сами заметили, снаружи имеет место небольшая заварушка. Но я рад увидеть здесь столь многих. Кто-нибудь еще будет?
— Может, подождем Годо? [46] — спросил Дин.
— А кто-нибудь знает, где он? — спросил Глашатай. — Беатриче, разве не вы с ним работаете?
— Не я, — ответила девушка. — Можете спросить об этом Бенедикта, [47]если он удосужится прийти, но это будет все равно что говорить с козлом, причем с тупым козлом, попомните мое слово.
— Язычок милой леди режет наши уши, — сказал Бенедикт, который сидел так, что нам его не было видно. Теперь он встал и гневно воззрился на Беатриче. — Когда источник вашего разума прояснится, сударыня, я смогу напоить из него осла.
— Ах! — засмеялась в ответ Беатриче. — Смотрите, он заводит будильник своего остроумия! Теперь все время будет трезвонить!
— Дражайшая Беатриче, — низко поклонился Бенедикт, — я искал дуру — и вот встретил вас.
— О, Бенедикт, неужели у вас мозгов не больше, чем серы в ушах?
Сузив глаза, они уставились друг на друга, а затем разошлись с вежливо-враждебными улыбками.
— Ладно-ладно, — перебил их Глашатай. — Тихо вы оба. Вы знаете, где агент Годо, или нет?
Беатриче ответила отрицательно.
— Хорошо, — сказал Глашатай. — Приступим. Заседание беллетриции номер сорок тысяч триста девятнадцать объявляю открытым.
Он снова позвонил в колокольчик, кашлянул и сверился с папкой.
— Пункт первый. Наши поздравления мистеру Дину и леди Кэвендиш за то, что они выследили выхоластов в Чосере.
Послышались отдельные одобрительные возгласы и хлопанье по плечам.
— Сектанты успели нанести вред, но небольшой, так что следует присматривать за ними в будущем. Пункт второй. — Он положил папку и оперся руками на кафедру. — Помните то безумие, охватившее Книгомирье несколько лет назад, когда по цепочке рассылались буквы? «Получите и отошлите десяти друзьям»? Ну, кое-кто переборщил с буквой «е». Я получил послание от Агентства по охране окружающей Текстовое море среды. Они говорят, что запасы буквы «е» упали до опасного уровня — нам придется снизить потребление этой буквы, пока популяция снова не увеличится. Есть предложения?
— А как насчет использования положенной набок «ш»? — подал голос Бенедикт.
— Мы пытались проделывать подобное с цифрой три и «з» во время Великой миграции «ш» тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Переворачивали их на спину. Не помогло.
— А если изменить правописание? — высказался король Пеллинор, дергая себя за длинный белый ус. — Любое слово с «е» писать через «и» — как слышится, так и пишется.
— То есть «зиленый» вместо «зеленый»?
— Неплохая идея, — сказал Ньюхен. — Бириговой, раниный, кирамика, диталь — таких слов наберутся сотни. А если мы ограничимся одним географическим регионом, то вообще сойдет за местное произношение.
— Хм-м, — протянул Глашатай, крепко задумавшись. — А знаете, ведь может сработать.
Он снова заглянул в папку.
— Пункт третий. Твид, вы здесь?
Харрис Твид поднял руку, показывая, где он сидит.
— Хорошо, — продолжил Глашатай. — Я понял так, что вы преследовали книгобежца, который поселился По Ту Сторону?
Твид глянул на меня и встал.
— Тип по имени Хоули Ган. По Ту Сторону он важная шишка. Возглавляет «Ган паблишинг» и завел себе собственную политическую партию…
— Да-да, — нетерпеливо сказал Глашатай, — и еще он украл «Карденио». Я знаю. Но вот в чем вопрос — где он сейчас?
— Он вернулся на Ту Сторону, там я его и потерял, — ответил Твид.
— Совет жанров не слишком охотно дает санкции на работу в реальном мире, — медленно проговорил Глашатай. — Слишком уж это рискованно. Мы даже не знаем, из какой книги взялся этот Ган, и поскольку он не сделал пока ничего против нас, думаю, пусть он По Ту Сторону и остается.
— Но Ган реально угрожает нашему миру, — воскликнула я.
Учитывая ультраправую политику Гана, формулировка более чем сдержанная.
— Он уже раз совершил кражу из Великой библиотеки, — продолжала я. — Откуда нам знать, что он не повторит этого? Разве в наши обязанности не входит защита читателей от одержимых текстонавтов…
— Мисс Нонетот, — перебил меня Глашатай, — я понимаю вас, но не собираюсь санкционировать операции на Той Стороне. Увы, но так и должно быть. Он в списке книгобежцев. Мы установили текстуальные сита на всех этажах Библиотеки на случай, если он вознамерится вернуться. По Ту Сторону делайте, что хотите, но здесь будете делать, что вам скажут.
Я мгновенно ощетинилась, но мисс Хэвишем стиснула мою руку, и я промолчала.
— Хорошо, — кивнул Глашатай, снова сверяясь с папкой. — Пункт четвертый. Главное текстораспределительное управление сигнализирует о нескольких попытках вторжения с Той Стороны. Ничего серьезного, но достаточно, чтобы создать небольшое возмущение на фазовой границе между Книгомирьем и Той Стороной. Мисс Хэвишем, это ведь вы докладывали о том, что некая потусторонняя компания проводит какие-то исследования по проникновению в литературу?
Это соответствовало истине. «Голиаф» много лет пытался проникнуть в Книгомирье, но без особого успеха. Им удалось только извлечь вязкий осадок из девяти томов «Мира сыра». Дядя Майкрофт спрятался от них в «Записках о Шерлоке Холмсе».
— Она называлась «Корпорация "Как-ее-там"», — задумчиво ответила Хэвишем.
— «Голиаф» она называлась, — сказала я. — Корпорация «Голиаф».
— «Голиаф». Именно. Я заглядывала туда, когда выручала Путеводитель мисс Нонетот.
— По-вашему, потусторонняя технология продвинулась настолько далеко? — спросил Глашатай.
— Нет. Им еще начать и кончить. Они пытаются запустить управляемый зонд в «Слушателей», но, судя по тому, что я видела, безуспешно.
— Отлично, — ответил Глашатай, — мы понаблюдаем за ними. Еще раз, как они себя называют?
— «Голиаф», — ответила я. Он сделал пометку.
— Пункт пятый. Из заключительной главы «Улисса» украдены все знаки препинания. Около пяти сотен отборных точек, запятых, апострофов и двоеточий. — Он на мгновение умолк. — Верн, не вы ли с этим разбирались?
— Действительно, я, — ответил сквайр, выступая вперед и открывая записную книжку. — Мы засекли кражу два дня назад. Я поговорил с Котом, и он заверил, что никто в книгу не входил, следовательно, остается допустить проникновение в литературную интерпретацию Дублина, а это дает нам несколько тысяч подозреваемых. Мне думается, вор считал, что никто не обратит на это внимания, поскольку большинство читателей так далеко в «Улиссе» не заходят: помните, как была украдена шестьдесят вторая глава «Моби Дика», чего никто не заметил? Но нынешнюю кражу мы обнаружили, хотя, судя по первичным отчетам, читатели сочли отсутствие знаков препинания не катастрофической ошибкой, а печатью великой гениальности, так что у нас образовалась фора по времени.
— А это точно вор? — усомнилась Беатриче. — Вдруг это просто граммазиты?
— Не думаю, — ответил Перкинс, который довел литзоологию почти до уровня науки. — Пунктуазавры очень редки, а сожрать такую прорву знаков препинания — это целое стадо понадобится. К тому же вряд ли они оставили бы последнюю точку. Это, скорее, похоже на издевательство со стороны вора.
— Понятно, — сказал Глашатай. — Так что делать-то будем?
— Единственный рынок краденых знаков препинания находится в Кладезе.
— Беллетрицейский агент там будет светиться, как духовой оркестр на похоронах, — задумчиво проговорил председатель. — Нам нужен кто-то под прикрытием. Добровольцы есть?
— Это как раз для меня, — ответил Вернхэм Дин. — Я пойду. Если, конечно, никто не считает свою кандидатуру более подходящей.
Молчание было ему ответом.
— Похоже, тебе и придется! — радостно воскликнул Глашатай и сделал пометку в папке. — Пункт шестой. Как вы помните, Дэвид и Катриона Бальфур были несколько недель назад убуджумлены. Поскольку от «Похищенного» и «Катрионы» без них мало что осталось, а Роберт Льюис Стивенсон по-прежнему является популярным автором, Совет жанров выдал двум А-генератам четвертого класса лицензию на их замену. Они получат неограниченный доступ к книгам Стивенсона, и я надеюсь, мы все постараемся, чтобы они чувствовали себя уютно.
Агенты зашептались.
— Да, — решительно сказал Глашатай, — я знаю, они никогда не станут в точности такими же, но если повезет, все обойдется. Никто на Той Стороне не заметил, когда заменили Дэвида Копперфильда.
Присутствующие не стали ничего говорить.
— Хорошо. Пункт седьмой. Все знают, что я через две недели ухожу в отставку, и Совету жанров понадобится другой Глашатай. Кандидатуры следует направлять для рассмотрения прямо в Совет.
Он снова помолчал.
— Пункт восьмой. Как вам известно, Главное текстораспределительное управление последние пятьдесят лет работало над усовершенствованием книжной операционной системы…
Агенты застонали. Эта тема явно была болезненной. Ньюхен в целом объяснил мне технологию передачи вымысла, но как именно это работает, я понятия не имела. И, честно говоря, до сих пор не в курсе.
— А вы знаете, что случилось, когда попытались усовершенствовать программу СВИТОК? — подал голос Брэдшоу. — Сбой системы уничтожил всю библиотеку в Александрии — пришлось сжечь ее, чтобы предотвратить распространение вируса!
— С тех пор мы гораздо больше узнали об операционных системах, командор, — примирительно сказал Глашатай. — Хочу вас успокоить: ранние проблемы усовершенствования не остались без внимания. Многие из нас питают сомнения насчет стандартной версии системы КНИГА, в которой записаны все наши любимые произведения, и, я думаю, мы должны радоваться последнему усовершенствованию — КНИГЕ 9.0.
Мы молча слушали его.
— Хорошо. Я мог бы разглагольствовать тут целый день, но, по-моему, лучше передать слово магистру Либрису, который прибыл прямо из Главного текстораспределительного управления. Он сам вам все расскажет. Ксавье, прошу!
Глава 11
Латальщик поклонился, пожал мне руку и что-то приветственно пробормотал.
— Мне однажды довелось латать дыроляп в «Больших надеждах», — сказала я ему. — Вы не работали в этом романе?
— Боже упаси! — воскликнул молодой человек. — Со времен Диккенса латание ушло очень далеко. Сейчас не найти мастера, который бы взялся за старье вроде: «Двери открываются, и входит пропавшая тетка/отец/торговый партнер/друг и так далее», чтобы объяснить, каким это образом они снова взялись в повествовании, когда двумястами страницами раньше чудесным образом оттуда исчезли. Сегодня у нас другая методология: мы просто отправляемся назад и латаем дыру в зародыше или, что еще проще, маскируем ее.
— Понятно.
— Да-да, — продолжал молодой человек, оживляясь при виде моего острого интереса, — я работаю по системе, которая скрывает дыры путем их освещения для читателя. Дырка словно сама говорит: «Эй, я дыра, не обращай на меня внимания», — но это немного чревато. Мне так кажется, — легкомысленно добавил мастер, — что в Кладезе вы не найдете более опытного латальщика. Я уже больше сорока лет этим занимаюсь.
— И когда же вы начали? — спросила я, с любопытством разглядывая юношу. — С пеленок, что ли?
Молодой человек начал стариться прямо на глазах, поседел и ссутулился, пока передо мной не оказался дядька лет шестидесяти с гаком. Он развел руками и эффектно провозгласил:
— Уа-уа!
— Никто не любит хвастунов, Ллистер, — заметил Брэдшоу, поглядывая на часы. — Не хочу подгонять вас, Четверг, старушка, но нам пора на поверку в Норленд-парк.
Он галантно подставил локоть, и я взяла его под руку.
— Спасибо, командор.
— Всегда к вашим услугам! — рассмеялся Брэдшоу и вчитал нас обоих в «Разум и чувство».
Глава 10
Заседание беллетриции номер 40319
Литтехи: распространенное сокращенное название технического отдела беллетриции. Это конструкторское бюро работает исключительно на беллетрицию и финансируется Советом жанров через Главное текстораспределительное управление. Благодаря зачастую жестким и узкоспециализированным акциям, предпринимаемым оперативниками прозоресурса, литтехам разрешается создавать устройства, не укладывающиеся в рамки обычных законов физики, и это единственный отдел (кроме отдела научной фантастики), имеющий лицензию на подобные вещи. Стандартным снаряжением литтеха является Путеводитель (в четверть листа), который содержит прочие литтехнические изобретения вроде шляпапульты Мартина-Бикона, антиочепяточновирусный респиратор, текстовый маркер, Строка™ и текстуальные сита различной пористости, не говоря уже об остальном.
ЕДИНСТВЕННЫЙ И ПОЛНОМОЧНЫЙ ПРЕДСТАВИТЕЛЬ УОРРИНГТОНСКИХ КОТОВБеллетрицейский путеводитель по Великой библиотеке(глоссарий)
Офис беллетриции располагался в Норленд-парке, в доме Дэшвудов из «Разума и чувства». Семейство милостиво предоставило беллетриции бальную залу на условиях устной договоренности об особой защите книг Джейн Остин.
Поместье Норленд-парк раскинулось по пологим зеленым холмам, поросшим древними дубами. Близился вечер, как обычно в час нашего приезда, и на голубятне ворковали лесные голуби. Трава казалась теплой и мягкой, словно толстый ковер, и в воздухе стоял тонкий аромат хвои.
Но не все так ладно было в саду из прозы девятнадцатого столетия. Подходя к дому, мы заметили какую-то суматоху. Это оказалась настоящая демонстрация, к каким я привыкла у себя дома. Но митинг собрался не по поводу повышения цен на сыр или опасности правого уклона и антиваллийских настроений в партии вигов, даже не по вопросу о наличии у «Голиафа» права проталкивать закон, обязывающий всех есть шизбургеры по крайней мере два раза в неделю. Нет, такую демонстрацию можно увидеть только в вымышленном мире.
Глашатай, выборный глава беллетриции, одетый в платье городского вестника, сердито звенел колокольчиком, пытаясь утихомирить толпу.
— Опять! Только не это, — пробормотал Брэдшоу, когда мы приблизились. — Интересно, чего на сей раз хотят устники?
Термин был незнакомый, и, поскольку мне не хотелось показаться невеждой, я попыталась сама понять, о чем кричит толпа. Ближе всего стояла пастушка, хотя я лишь догадывалась, что она пастушка, потому как ни одной овцы при ней не наблюдалось, только огромный пастуший посох. Мальчик в голубом костюмчике с рожком топтался рядом с ней и обсуждал падение цен на ягнят, а дальше маячила дряхлая старуха с небольшой собачкой, которая скулила, прикидывалась мертвой, курила трубку и проделывала другие трюки. Рядом с ней громко зевал маленький человечек в длинной ночной сорочке и ночном колпаке. Может, я и тормоз, но кто они такие, я поняла, только когда увидела трех мышек, сидевших кружком и нервно поглядывавших на жену фермера, беседовавшую неподалеку с большим яйцом, у которого имелись ручки и ножки.
— Да это же персонажи из детских стишков! — воскликнула я.
— Шило в заднице, вот кто они, — пробормотал Брэдшоу, когда из толпы выскочил маленький мальчик, схватил поросенка и пустился наутек. Бо-Пип подцепила его крюком пастушьего посоха за ногу, и шалопай проехался носом по траве. Поросенок с испуганным визгом укатился в клумбу, а затем поспешно дал деру, когда здоровенный мужчина принялся вправлять мальчишке мозги самым традиционным способом.
[43]
— Мы всего лишь хотим равных прав с остальными персонажами Книгомирья, — говорил Шалтай-Болтай, и его яйцевидное лицо багровело. — Если мы работаем для детей и принадлежим устной традиции, это не значит, что нас можно задвигать!
Толпа одобрительно загудела и заворчала. Шалтай-Болтай продолжал, а я смотрела на него и не могла понять, пояс на нем или галстук. Как тут разобраться, если и шея, и талия отсутствуют как таковые?
— Нашу петицию подписали более тысячи устников, которые не смогли прийти сегодня сами, — говорило огромное яйцо, размахивая под крики толпы пачкой бумаг.
— На сей раз мы не шутим, мистер Глашатай, — добавил пекарь, который вместе с мясником и свечником стоял в деревянном бочонке. — Если наши требования не будут удовлетворены, мы готовы вообще изъять наши стишки!
Из толпы персонажей послышались одобрительные возгласы.
— Как хорошо было прежде, пока они не образовали собственный профсоюз, — прошептал мне на ухо Брэдшоу. — Пойдемте-ка с черного хода.
Мы обошли дом. Под ногами похрустывал гравий.
— Но почему героев устной традиции нельзя включить в Программу по обмену персонажами? — спросила я.
— И кто их заменит? — фыркнул Брэдшоу. — Вы?
— А нельзя ли, например, обучить генератов на временных заместителей? — предложила я.
— Давайте лучше оставим производственные вопросы тем, у кого все карты на руках, — ответил Брэдшоу. — Мы едва справляемся с томами новых материалов. Я не стал бы волноваться насчет мистера Болтая: он бузит уже не первый век. Не наша вина, что он и его дурно рифмующиеся друзья по-прежнему подпадают под старое соглашение по ТрадУстПлюс… Господи, мисс Дэшвуд! А ваша матушка знает, что вы курите?
За углом, куда мы свернули, стояла Марианна Дэшвуд и втихую дымила крохотной самокруткой. Она быстро выбросила бычок и изо всех сил задержала дыхание, но скоро закашлялась, выпустив большой клуб дыма.
— Командор! — засопела она, и в глазах ее блеснули слезы. — Обещайте, что никому не скажете!
— На устах моих замок, — сурово пообещал Брэдшоу, — но только на этот раз.
Марианна облегченно выдохнула и повернулась ко мне.
— Мисс Нонетот! — восторженно воскликнула она. — Добро пожаловать снова в нашу книжечку. Надеюсь, вы в добром здравии!
— В добром, — заверила я, протягивая ей маргарин «Мармайт», ментоловые конфеты и батарейки, обещанные еще в прошлый раз. — Пожалуйста, передайте это вашей сестре и матери.
Она радостно захлопала в ладоши и схватила подарки.
— Вы просто лапочка! — счастливым голосом воскликнула она. — Как мне вас отблагодарить?
— Не допустите, чтобы в фильме вас играла Лола Вавум.
— Увы, это не в моих силах, — горестно ответила барышня, — но если вам что-нибудь понадобится, я к вашим услугам!
Мы поднялись по черной лестнице и попали в зал, где нас встретил сильно помятый Глашатай. Он качал головой, держа в руках требования, насильно всунутые ему в руки Шалтаем-Болтаем.
— Эти устники наглеют с каждым днем, — пропыхтел он. — На завтра они планируют сорокавосьмичасовую забастовку.
— И что мы в результате получим? — спросила я.
— Понятно что, — проворчал Глашатай. — Никто не сможет вспомнить детские стишки. На Той Стороне многие подумают, что их подвела память. Но это делу не поможет — всегда можно найти книгу сказок, где эти стишки есть.
— А, — отозвалась я.
— Самая большая проблема заключается в том, — продолжал Глашатай, утирая лоб, — что если мы уравняем персонажей детских стишков в правах с остальными, то ведь и все прочие захотят пересмотреть свои соглашения — от персонажей народных сказок до анекдотов! Иногда я рад, что мне скоро в отставку: тогда на мое место сядет кто-то другой, вроде вас, командор Брэдшоу.
— Только не я! — мрачно ответил тот. — По второму разу я не пойду в Глашатаи за все «др-тр» в «на дворе трава, на траве дрова», хоть трижды подряд произнеси!
Глашатай рассмеялся, и мы вошли в танцевальный зал Норленд-парка.
— Вы слышали? — с тревогой в голосе обратился к нам молодой человек. — Красная Королева была вынуждена пойти на ампутацию ноги! Доктор сказал мне, что у нее артериальный тромбоз.
— Неужели? — удивилась я. — Когда?
— На прошлой неделе. И это еще не все! — Он понизил голос. — Глашатай отравился!
— Да мы только что говорили с ним! — ответила я.
— Ой. — Молодой человек лихорадочно соображал. — Я хотел сказать, что Перкинс отравился.
К нам подошла мисс Хэвишем.
— Билли! — сварливо крикнула она. — Хватит! Отвали, или схлопочешь по уху!
Молодой человек на мгновение сник, затем снова взбодрился, надменно заявил, что его попросили написать дополнительный диалог для Джона Стейнбека, и зашагал прочь. Мисс Хэвишем печально покачала головой.
— Никогда не верь ему, даже если он просто говорит «доброе утро», — сказала она. — Все в порядке, Траффорд?
— Все прекрасно, Эстелла, старушка, все прекрасно. Я наткнулся в Кладезе на Четверг.
— Уж не книгу ли свою по частям распродавал? — коварно подкусила она.
— Господи ты боже мой, нет! — ответил Брэдшоу, изображая искреннее потрясение и удивление. — Бог мой, — добавил он, оглядывая зал в поисках какого-нибудь предлога смыться. — Мне надо поговорить с Чеширским Котом! Всего хорошего!
И, вежливо приподняв свой пробковый шлем, он удалился.
— Брэдшоу, Брэдшоу, — вздохнула мисс Хэвишем, печально покачав головой. — Скоро в «Брэдшоу против кайзера» окажется столько дырок, что он сгодится вместо дуршлага.
— Он хотел купить платье для миссис Брэдшоу, — объяснила я.
— Ты еще с ней не знакома?
— Пока нет.
— Ну, когда встретишься, не пяль на нее глаза, это очень невежливо.
— А почему…
— Идем! — перебила меня наставница. — Поверка вот-вот начнется!
Бальный зал в Норленд-парке уже давно использовался только для нужд беллетриции. Пол был заставлен столами и картотечными шкафами, а на столах громоздились перехваченные бечевкой стопки бумаг. С одной стороны зала располагался накрытый стол, и нас ждал — точнее, не нас, а Глашатая — штат беллетриции. В списке значилось около тридцати оперативников, но, поскольку человек десять обычно находились на задании и еще около пяти были заняты в активном действии в собственных книгах, в офисе одновременно никогда не собиралось больше пятнадцати человек.
Вернхэм Дин весело махнул мне рукой, когда мы вошли. В романе Дафны Фаркитт «Сквайр из Хай-Поттерньюс» он представал хамом и развратником, но при разговоре с ним этого никак нельзя было заподозрить: со мной Верн всегда вел себя галантно. Рядом с ним стоял Харрис Твид, который только вчера помог мне в «Убиенном агнце».
— Мисс Хэвишем! — воскликнул он, выходя вперед и разводя руки, чтобы обнять нас обеих. — У меня ваша премия за убитых граммазитов. Делить пополам?
Он подмигнул мне и ушел прежде, чем Хэвишем успела что-нибудь ответить.
— Четверг! — воскликнул Острей Ньюхен. — Извини, что мне пришлось вчера вот так сорваться. Привет, мисс Хэвишем. Я слышал, вы прикончили немало граммазитов. Еще никто не укладывал по шесть вербофагов за раз!
— Это было сплошное удовольствие, — ответила я. — Кстати, Острей, у меня до сих пор лежит… э… ваша покупка.
— Покупка? Какая еще покупка?
— Вспомните, — настаивала я, понимая, что попытки влиять на собственное повествование находятся под строжайшим запретом. — Покупка. В мешке. Сами знаете.
— О! Ах да, — сказал он, сообразив наконец, о чем я. — Та штука. Я заберу ее после работы, ладно?
— Острей снова покупает из-под полы? — тихонько спросила Хэвишем, как только он ушел.
— Боюсь, что так.
— Живи я в таком же поганом романе, как у него, делала бы то же самое.
Я окинула помещение взглядом, чтобы увидеть, кто еще пришел. Присутствовали сэр Джон Фальстаф, король Пеллинор, Дин, леди Кэвендиш, миссис Ухти-Тухти вместе с императором Зарком, Гулли Фойл [44]и Перкинс.
— Кто это, спросила я у мисс Хэвишем, указывая на двух незнакомых агентов.
— Вон тот, с тыквой, слева, Икабод Крейн, [45]— объяснила она. — Дальше Беатриче. На мой взгляд чересчур шумлива, но дело свое знает хорошо.
Я поблагодарила ее и поискала взглядом Красную Королеву, чья откровенная неприязнь к Хэвишем составляла наименее скрываемый секрет беллетриции. Монархини нигде не было видно.
— Привет вам, мисс Нонетот! — пророкотал Фальстаф, ковыляя к нам и глядя на меня мутным взглядом из клубов винных паров.
Он пил, крал и волочился за юбками первую и вторую части «Генриха IV», затем перебрался в «Виндзорских насмешниц». Некоторые видят в нем симпатичного жулика, а мне он был попросту отвратителен, хотя действительно являлся образцом симпатичных дебоширов для всей литературы. И я решила немного сбить с него спесь.
— Доброе утро, сэр Джон. Вежливость прежде всего.
— Это тебе доброе утро, прелестница, — радостно воскликнул он. — Ты ездишь верхом?
— Немного.
— Тогда, может, не откажешься прокатиться вдоль и поперек по моей старой доброй Англии? Я бы много чего тебе показал…
— Увы, вынуждена почтительнейше отказаться, сэр Джон.
Он заржал мне прямо в лицо. Я ощутила, как внутри поднимается волна гнева, но, к счастью, Глашатай, не желая попусту тратить время, поднялся на свою маленькую кафедру и позвонил в колокольчик.
— Прошу прощения, что заставил вас ждать, — пробормотал он. — Как вы сами заметили, снаружи имеет место небольшая заварушка. Но я рад увидеть здесь столь многих. Кто-нибудь еще будет?
— Может, подождем Годо? [46] — спросил Дин.
— А кто-нибудь знает, где он? — спросил Глашатай. — Беатриче, разве не вы с ним работаете?
— Не я, — ответила девушка. — Можете спросить об этом Бенедикта, [47]если он удосужится прийти, но это будет все равно что говорить с козлом, причем с тупым козлом, попомните мое слово.
— Язычок милой леди режет наши уши, — сказал Бенедикт, который сидел так, что нам его не было видно. Теперь он встал и гневно воззрился на Беатриче. — Когда источник вашего разума прояснится, сударыня, я смогу напоить из него осла.
— Ах! — засмеялась в ответ Беатриче. — Смотрите, он заводит будильник своего остроумия! Теперь все время будет трезвонить!
— Дражайшая Беатриче, — низко поклонился Бенедикт, — я искал дуру — и вот встретил вас.
— О, Бенедикт, неужели у вас мозгов не больше, чем серы в ушах?
Сузив глаза, они уставились друг на друга, а затем разошлись с вежливо-враждебными улыбками.
— Ладно-ладно, — перебил их Глашатай. — Тихо вы оба. Вы знаете, где агент Годо, или нет?
Беатриче ответила отрицательно.
— Хорошо, — сказал Глашатай. — Приступим. Заседание беллетриции номер сорок тысяч триста девятнадцать объявляю открытым.
Он снова позвонил в колокольчик, кашлянул и сверился с папкой.
— Пункт первый. Наши поздравления мистеру Дину и леди Кэвендиш за то, что они выследили выхоластов в Чосере.
Послышались отдельные одобрительные возгласы и хлопанье по плечам.
— Сектанты успели нанести вред, но небольшой, так что следует присматривать за ними в будущем. Пункт второй. — Он положил папку и оперся руками на кафедру. — Помните то безумие, охватившее Книгомирье несколько лет назад, когда по цепочке рассылались буквы? «Получите и отошлите десяти друзьям»? Ну, кое-кто переборщил с буквой «е». Я получил послание от Агентства по охране окружающей Текстовое море среды. Они говорят, что запасы буквы «е» упали до опасного уровня — нам придется снизить потребление этой буквы, пока популяция снова не увеличится. Есть предложения?
— А как насчет использования положенной набок «ш»? — подал голос Бенедикт.
— Мы пытались проделывать подобное с цифрой три и «з» во время Великой миграции «ш» тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Переворачивали их на спину. Не помогло.
— А если изменить правописание? — высказался король Пеллинор, дергая себя за длинный белый ус. — Любое слово с «е» писать через «и» — как слышится, так и пишется.
— То есть «зиленый» вместо «зеленый»?
— Неплохая идея, — сказал Ньюхен. — Бириговой, раниный, кирамика, диталь — таких слов наберутся сотни. А если мы ограничимся одним географическим регионом, то вообще сойдет за местное произношение.
— Хм-м, — протянул Глашатай, крепко задумавшись. — А знаете, ведь может сработать.
Он снова заглянул в папку.
— Пункт третий. Твид, вы здесь?
Харрис Твид поднял руку, показывая, где он сидит.
— Хорошо, — продолжил Глашатай. — Я понял так, что вы преследовали книгобежца, который поселился По Ту Сторону?
Твид глянул на меня и встал.
— Тип по имени Хоули Ган. По Ту Сторону он важная шишка. Возглавляет «Ган паблишинг» и завел себе собственную политическую партию…
— Да-да, — нетерпеливо сказал Глашатай, — и еще он украл «Карденио». Я знаю. Но вот в чем вопрос — где он сейчас?
— Он вернулся на Ту Сторону, там я его и потерял, — ответил Твид.
— Совет жанров не слишком охотно дает санкции на работу в реальном мире, — медленно проговорил Глашатай. — Слишком уж это рискованно. Мы даже не знаем, из какой книги взялся этот Ган, и поскольку он не сделал пока ничего против нас, думаю, пусть он По Ту Сторону и остается.
— Но Ган реально угрожает нашему миру, — воскликнула я.
Учитывая ультраправую политику Гана, формулировка более чем сдержанная.
— Он уже раз совершил кражу из Великой библиотеки, — продолжала я. — Откуда нам знать, что он не повторит этого? Разве в наши обязанности не входит защита читателей от одержимых текстонавтов…
— Мисс Нонетот, — перебил меня Глашатай, — я понимаю вас, но не собираюсь санкционировать операции на Той Стороне. Увы, но так и должно быть. Он в списке книгобежцев. Мы установили текстуальные сита на всех этажах Библиотеки на случай, если он вознамерится вернуться. По Ту Сторону делайте, что хотите, но здесь будете делать, что вам скажут.
Я мгновенно ощетинилась, но мисс Хэвишем стиснула мою руку, и я промолчала.
— Хорошо, — кивнул Глашатай, снова сверяясь с папкой. — Пункт четвертый. Главное текстораспределительное управление сигнализирует о нескольких попытках вторжения с Той Стороны. Ничего серьезного, но достаточно, чтобы создать небольшое возмущение на фазовой границе между Книгомирьем и Той Стороной. Мисс Хэвишем, это ведь вы докладывали о том, что некая потусторонняя компания проводит какие-то исследования по проникновению в литературу?
Это соответствовало истине. «Голиаф» много лет пытался проникнуть в Книгомирье, но без особого успеха. Им удалось только извлечь вязкий осадок из девяти томов «Мира сыра». Дядя Майкрофт спрятался от них в «Записках о Шерлоке Холмсе».
— Она называлась «Корпорация "Как-ее-там"», — задумчиво ответила Хэвишем.
— «Голиаф» она называлась, — сказала я. — Корпорация «Голиаф».
— «Голиаф». Именно. Я заглядывала туда, когда выручала Путеводитель мисс Нонетот.
— По-вашему, потусторонняя технология продвинулась настолько далеко? — спросил Глашатай.
— Нет. Им еще начать и кончить. Они пытаются запустить управляемый зонд в «Слушателей», но, судя по тому, что я видела, безуспешно.
— Отлично, — ответил Глашатай, — мы понаблюдаем за ними. Еще раз, как они себя называют?
— «Голиаф», — ответила я. Он сделал пометку.
— Пункт пятый. Из заключительной главы «Улисса» украдены все знаки препинания. Около пяти сотен отборных точек, запятых, апострофов и двоеточий. — Он на мгновение умолк. — Верн, не вы ли с этим разбирались?
— Действительно, я, — ответил сквайр, выступая вперед и открывая записную книжку. — Мы засекли кражу два дня назад. Я поговорил с Котом, и он заверил, что никто в книгу не входил, следовательно, остается допустить проникновение в литературную интерпретацию Дублина, а это дает нам несколько тысяч подозреваемых. Мне думается, вор считал, что никто не обратит на это внимания, поскольку большинство читателей так далеко в «Улиссе» не заходят: помните, как была украдена шестьдесят вторая глава «Моби Дика», чего никто не заметил? Но нынешнюю кражу мы обнаружили, хотя, судя по первичным отчетам, читатели сочли отсутствие знаков препинания не катастрофической ошибкой, а печатью великой гениальности, так что у нас образовалась фора по времени.
— А это точно вор? — усомнилась Беатриче. — Вдруг это просто граммазиты?
— Не думаю, — ответил Перкинс, который довел литзоологию почти до уровня науки. — Пунктуазавры очень редки, а сожрать такую прорву знаков препинания — это целое стадо понадобится. К тому же вряд ли они оставили бы последнюю точку. Это, скорее, похоже на издевательство со стороны вора.
— Понятно, — сказал Глашатай. — Так что делать-то будем?
— Единственный рынок краденых знаков препинания находится в Кладезе.
— Беллетрицейский агент там будет светиться, как духовой оркестр на похоронах, — задумчиво проговорил председатель. — Нам нужен кто-то под прикрытием. Добровольцы есть?
— Это как раз для меня, — ответил Вернхэм Дин. — Я пойду. Если, конечно, никто не считает свою кандидатуру более подходящей.
Молчание было ему ответом.
— Похоже, тебе и придется! — радостно воскликнул Глашатай и сделал пометку в папке. — Пункт шестой. Как вы помните, Дэвид и Катриона Бальфур были несколько недель назад убуджумлены. Поскольку от «Похищенного» и «Катрионы» без них мало что осталось, а Роберт Льюис Стивенсон по-прежнему является популярным автором, Совет жанров выдал двум А-генератам четвертого класса лицензию на их замену. Они получат неограниченный доступ к книгам Стивенсона, и я надеюсь, мы все постараемся, чтобы они чувствовали себя уютно.
Агенты зашептались.
— Да, — решительно сказал Глашатай, — я знаю, они никогда не станут в точности такими же, но если повезет, все обойдется. Никто на Той Стороне не заметил, когда заменили Дэвида Копперфильда.
Присутствующие не стали ничего говорить.
— Хорошо. Пункт седьмой. Все знают, что я через две недели ухожу в отставку, и Совету жанров понадобится другой Глашатай. Кандидатуры следует направлять для рассмотрения прямо в Совет.
Он снова помолчал.
— Пункт восьмой. Как вам известно, Главное текстораспределительное управление последние пятьдесят лет работало над усовершенствованием книжной операционной системы…
Агенты застонали. Эта тема явно была болезненной. Ньюхен в целом объяснил мне технологию передачи вымысла, но как именно это работает, я понятия не имела. И, честно говоря, до сих пор не в курсе.
— А вы знаете, что случилось, когда попытались усовершенствовать программу СВИТОК? — подал голос Брэдшоу. — Сбой системы уничтожил всю библиотеку в Александрии — пришлось сжечь ее, чтобы предотвратить распространение вируса!
— С тех пор мы гораздо больше узнали об операционных системах, командор, — примирительно сказал Глашатай. — Хочу вас успокоить: ранние проблемы усовершенствования не остались без внимания. Многие из нас питают сомнения насчет стандартной версии системы КНИГА, в которой записаны все наши любимые произведения, и, я думаю, мы должны радоваться последнему усовершенствованию — КНИГЕ 9.0.
Мы молча слушали его.
— Хорошо. Я мог бы разглагольствовать тут целый день, но, по-моему, лучше передать слово магистру Либрису, который прибыл прямо из Главного текстораспределительного управления. Он сам вам все расскажет. Ксавье, прошу!
Глава 11
Презентация СуперСлова™
Сначала появилась система ТрадУст, которая через десять тысяч лет была усовершенствована путем введения рифмы (для облегчения запоминания) в систему ТрадУстПлюс. На протяжении многих тысячелетий существовала только Повествовательная операционная система, которая дожила и до наших дней. Она распалась надвое около двадцати тысяч лет назад: первая ветвь представляла собой Настеннопись (предшественник РисПлюс 2.3, ГрекАмфора 1.2, МрамоРез 1.4 и позднейшая всеобъемлющая СуперИзоХуд 5.0). Вторая ветвь, Пиктофонная повествовательная система, началась с КлиноПис 2.1 и развилась в группу конкурирующих систем (ВоскоПис, Папирус, ПергамПлюс), которые потом слились во всемирно признанную СВИТОК. Последняя усовершенствовалась восемь раз до версии 3.5, прежде чем ее вытеснила совершенно новая и явно превосходящая ее КНИГА 1. Стабильная, удобная для создания и передачи повествования, компактная, с удобным указателем, КНИГА открыла себе путь около восемнадцати столетий назад.