Страница:
Запах шотландского виски ударил в ноздри Эйприл, когда та уселась у стойки бара. Господи, как она нуждалась в выпивке и сигарете, и именно в этом порядке. Хотя бы только сегодня.
– Содовую с лимоном, – попросила она плечистого молодого бармена, жадно втягивая ноздрями табачный дым. – Побалуйте меня и подайте воду в бокале для мартини.
Он улыбнулся, жадно разглядывая ее.
– Договорились.
Что же, она и на этот раз справилась с собой. Эйприл опустила взгляд на свои розовые лодочки от Марка Жакоба. На ногах у больших пальцев появились шишки.
«Моя жизнь в туфлях», – подумала она.
Пятидюймовые платформы, сапоги всех возможных фасонов, шпильки, шпильки, снова шпильки. А теперь – лодочки без каблуков.
Сегодня ей позарез требовалось убраться с фермы, подальше от Дина, его презрения и главное – подальше от Джека. Поэтому она уехала в другой округ, чтобы обрести одиночество в этом дорогом стейк-хаусе. И хотя она не планировала останавливаться у полупустой стойки бара, перед тем как сесть за столик, старые привычки умирают трудно.
Весь день она чувствовала себя связанным неумелыми руками свитером, медленно распускавшимся ряд за рядом. Само появление Дина оказалось крайне тяжелым испытанием, но сегодня, проведя несколько часов с Джеком за покраской кухни, она осознала всю меру допущенной ошибки. Водоворот непрошеных эмоций грозил захлестнуть и уничтожить с таким трудом обретенную безмятежность. К счастью, Джек был не более расположен к разговорам, чем она сама, и они специально включили музыку на полную громкость, так что все равно не услышали бы друг друга.
Зато все мужчины, коротавшие время у стойки бара, заметили ее появление. Под звуки пошлой мелодии в паршивом исполнении два японских бизнесмена внимательно изучали необычную женщину.
«Простите, парни, я больше не занимаюсь групповухой».
Мужчина лет пятидесяти, денег у которого было больше, чем вкуса, горделиво выпятил грудь.
«Увы, сегодня тебе не повезло, старина».
Что, если после всех ее усилий и наступившего, как награда, исцеления Джек Пэтриот снова ухитрился заманить ее в свои сети? Он был ее глупостью, ее безумием, началом крушения и краха. Что, если все начнется сначала? Нет, этого не может быть. Теперь она вертит мужчинами. Не они – ею.
– Не хотите чего-нибудь покрепче? – осведомился бармен.
– Не могу. Я за рулем.
Мальчик широко улыбнулся и добавил в бокал содовой.
– Понадобится что-то еще, дайте знать.
– Обязательно.
Именно в барах и клубах она растрачивала жизнь, и иногда приходилось туда возвращаться. Еще раз убеждаться, что вечно находящаяся под газом или кайфом тусовщица, протащившая себя через немыслимую грязь, ложившаяся под любого мужчину, на секунду привлекшего ее внимание, умерла. Больше ее не существует на свете.
И все же она сильно рисковала. Приглушенный свет, звяканье кубиков льда, заманчивый запах спиртного... К счастью, бар нельзя было назвать шикарным, а примитивная оркестровка «Поддержи меня» так действовала на нервы, что задерживаться здесь не хотелось. Того, кто записал это дерьмо, следовало бы бросить в тюрьму.
В кармане завибрировал сотовый. Она проверила номер звонившего и немедленно ответила:
– Марк!
– Господи, Эйприл, ты так мне нужна...
Эйприл вернулась в коттедж незадолго до полуночи. Раньше в это время веселье только начиналось. Теперь же она хотела только одного: поскорее уснуть. Но, выходя из машины, она услышала доносившуюся с заднего двора музыку. Одинокая гитара и хрипловатый баритон...
Когда ты одна в ночи,
Думаешь ли обо мне, дорогая,
Как я – о тебе?
Голос с годами стал более резким, а придыхание – более отчетливым. Слова срывались с губ с опозданием, словно певец не хотел выпускать их на волю.
Эйприл зашла в коттедж, поставила на стол сумку и несколько секунд не шевелилась, закрыв глаза, прислушиваясь, стараясь сдержаться. Не броситься навстречу мелодии.
Но потом поступила, как всегда, и последовала за музыкой.
Он сидел на берегу пруда. Вместо садового стула с металлическими подлокотниками он притащил сюда кухонный стул с прямой спинкой. В траве стояло блюдце с прилепленной к нему свечой. Рядом лежал блокнот, в котором Джек записывал стихи.
Беби, знай ты,
Какую боль мне причинила,
Лила бы слезы,
Как я – сейчас...
Прошедшие годы куда-то подевались. Он склонился над гитарой... совсем как тогда, проводя по струнам, убеждая, воспламеняя. Огонек свечи отражался в очках, лежавших поверх блокнота. Длинноволосый дикарь, бунтарь-рокер превратился в пожилого государственного мужа. Ей нужно бы... следовало вернуться в коттедж, но музыка неудержимо манила.
Призывала ли ты дождь,
Чтобы больше не знать одиночества?
Прогоняла ли солнце...
Джек увидел ее, но не остановился и продолжал играть для нее, как когда-то. Музыка умащивала ее кожу теплым, исцеляющим благовонным маслом. И когда в темноту поплыл последний аккорд, рука Джека упала на колено.
– Ну как?
Та буйная девчонка, какой она была когда-то, свернулась бы клубочком у его ног и приказала сыграть мелодию еще раз, посоветовала бы отказаться от смены аккорда в конце первого куплета, заметила бы, что в аккомпанементе слышатся отголоски «Хэм-монда БЗ»[28].
Взрослая женщина небрежно пожала плечами:
– Винтажный Пэтриот.
Более жестокой характеристики она не могла дать. Граничившая с одержимостью страсть Джека искать новые пути в музыке была так же легендарна, как презрение к ленивым рок-идолам, упорно повторявшим старые находки.
– Ты так считаешь?
– Хорошая песня, Джек, и ты это знаешь.
Он наклонился и положил гитару в футляр. Желтоватый отблеск пламени упал на орлиный нос с горбинкой.
– Помнишь, как было раньше? Стоило тебе однажды услышать песню, и ты сразу понимала, хороша она или плоха. Ты разбиралась в моей музыке лучше меня самого.
Эйприл зябко обхватила себя за плечи и уставилась на поверхность пруда.
– Я больше не могу слушать эти песни, они напоминают мне о том, чего давно не существует.
Его голос донесся сквозь тьму, как сигаретный дымок:
– Неужели вся необузданность осталась в прошлом?
– До последней капли. Теперь я скучная лос-анджелесская бизнесвумен.
– Ты не можешь быть скучной, даже если очень постараешься.
Глубочайшая усталость одолела ее.
– Почему ты не в доме?
– Люблю сочинять у воды.
– Это мало похоже на Лазурный Берег. Я слышала, у тебя там дом.
– Помимо всех прочих.
Нет, она больше не выдержит.
Эйприл разжала руки.
– Уходи. Джек. Я не хочу тебя здесь видеть. И не желаю находиться в твоем обществе.
– Подобную отповедь следовало бы адресовать тебе.
– Ты сам о себе позаботишься. – Застарелая обида наконец-то выплыла на поверхность. – Господи, какая злая ирония! Я столько раз пыталась поговорить с тобой, но ты не брал трубку. Теперь же, когда ты стал последним в мире человеком, который...
– Я не мог, Эйприл. Не мог набраться храбрости поговорить с тобой. Ты отравляла всю мою жизнь.
– Отравляла настолько, что твоя лучшая музыка написана, когда мы были вместе?
– И худшая тоже. – Джек встал. – Помнишь те дни? Я запивал таблетки водкой.
– Ты сидел на «колесах» и до встречи со мной.
– Я тебя не виню. Просто объясняю, что жизнь в аду ревности только усугубляла страсть к саморазрушению. Не важно, с кем бы я ни был, даже с собственными оркестрантами, я продолжал гадать, успела ли ты уже добраться и до них.
Эйприл судорожно сжала кулаки.
– Я любила тебя!
– И еще кучу мужиков. При условии, что они играли рок.
Неправда! Она любила только его... но сейчас не позволит втягивать себя в бессмысленный спор и не станет защищать давно забытые, неуместные сейчас чувства. Кроме того, она не позволитпозорить себя. Счет его побед на сексуальном фронте был так же велик, как ее собственный.
– Я сражаюсь со своими демонами, – признался он, – а на твоих меня не хватит. Помнишь те отвратительные драки? И не только наши. Я избивал фанатов. Фотографов. Сжигал себя заживо.
И утаскивал ее с собой.
Он прошел к краю воды. Только он двигался с такой же гибкой хищной грацией, как его сын. Стоит увидеть их вместе, и сразу станет понятно, что они родственники. Правда, они не похожи. Дин пошел в ее белокурых нордических предков. Джек был сама ночь, темная, как грех.
Эйприл глубоко вздохнула.
– Тогда мне было очень нужно поговорить о нашем сыне.
– Знаю. Но если бы мы еще раз встретились, я бы не выжил.
– Может быть. Поначалу. А потом? Через год-другой?
Он смело встретил ее взгляд.
– Пока я подписывал чеки вовремя, моя совесть была спокойна.
– Я так и не простила тебя за тот тест на отцовство.
Джек коротко, резко рассмеялся.
– Сама виновата. Сколько раз я ловил тебя на лжи? Ты была совершенно неуправляема.
– А Дин заплатил за все.
– Именно.
Она нервно растерла руки. Как утомительно, когда прошлое бесцеремонно вторгается в настоящее!
«Делай хорошую мину при плохой игре, пока не останешься одна».
Пора последовать собственному совету.
– Где Райли?
– Спит.
Она глянула на темные окна коттеджа.
– У меня?
– Нет. В большом доме.
– Мне казалось, что Дин и Блу уехали в город.
– Так и есть, – кивнул Джек, поднимая стул, чтобы отнести на кухню.
– Ты оставил Райли одну?
Он направился к черному ходу.
– Я же сказал, она спит.
– А если проснется?
Он ускорил шаги.
– Не проснется.
– Откуда ты знаешь? – не унималась Эйприл, следуя за ним. – Джек, нельзя оставлять своенравную одиннадцатилетнюю девочку одну в большом доме по ночам.
Джеку страшно не нравилось оправдываться, поэтому он с размаху поставил стул в траву.
– Ничего не случится! Здесь она в большей безопасности, чем в городе.
– А она так не считает.
– Полагаю, что могу судить о своем ребенке лучше, чем посторонние.
– Ты понятия не имеешь, что с ней делать.
– Ничего, соображу, – буркнул он.
– Соображай побыстрее. Пусть ей только одиннадцать, но поверь, время бежит быстро.
– С каких это пор ты стала так разбираться в детском воспитании?
Девятый вал гнева проделал очередную трещину в каменистом ландшафте ее безмятежности.
– С тех самых, Джек. Никто не может быть лучшим экспертом, чем та, которая умудрилась наделать все мыслимые и немыслимые ошибки в общении с сыном.
– Тут ты права.
Джек схватил стул и скрылся внутри.
Трещина разрослась до пропасти. Лишь один человек мог осуждать ее. И этот человек – Дин. Эйприл бросилась за Джеком.
– Не тебе меня судить! Только не тебе!
Но он не отступал.
– Я не нуждаюсь в твоих наставлениях и сам знаю, как заботиться о дочери!
– Это тебе только кажется.
Райли коснулась чего-то потаенного в ее душе, и она не могла с этим справиться, особенно когда на карте стояло будущее маленькой девочки, а Джек никак не хотел признаться в собственной правоте.
– Жизнь нечасто дает нам второй шанс, но ты его получил, когда Райли осталась без матери. Да вот беда, ты и на этот раз все профукаешь. Я уже вижу... Мистеру Рок-Звезде пятьдесят четыре года, а он по-прежнему слишком эгоистичен, чтобы впустить в свою жизнь девочку, которая так нуждается в любви.
– Не пытайся рисовать мой портрет красками собственных грехов, – жестко отрезал он.
Вот только тон был не слишком убедительным, значит, она попала в точку.
Джек задвинул стул под стол и протиснулся мимо нее. Дверь хлопнула. Эйприл подошла к окну и увидела, как он схватил футляр от гитары и нагнулся над свечой. Секунду спустя во дворе стало темно.
Дину ужасно нравилось, как Блу наслаждается«вэнкуишем». Поэтому, когда они возвращались домой, она по-прежнему сидела за рулем.
– Объясни мне еще раз, – попросила она. – Объясни, откуда ты знал, что меня не хватит паралич после драки с психопаткой, которая не только на голову выше меня, но и на пятьдесят фунтов тяжелее.
– Нечего преувеличивать, – отмахнулся Дин. – Разница между вами – всего дюйма четыре и фунтов тридцать. И я видел, как ты дерешься. Кроме того, она не психопатка, просто так надралась, что на ногах не стояла.
– Все же...
– Кто-то должен был научить ее приличным манерам. Но не я же?! В конце концов, мы – члены одной команды. И признайся, тебе понравилось, – ухмыльнулся он.
– Мне противно даже думать об этом.
– Ничего не поделаешь, Блу. Ты прирожденная преступница и скандалистка.
Похоже, она по достоинству оценила комплимент.
Дин вышел, чтобы открыть дверь сарая, где парковался «вэнкуиш». Он начинал потихоньку разбираться в образе мыслей своей странной спутницы. Девочка все свое детство провела без родителей и, привыкнув полагаться только на себя, стала отчаянно независимой. Именно поэтому ей было так неприятно быть всем обязанной Дину. Прежние подружки принимали ужины в роскошных ресторанах и дорогие подарки как должное. Но Блу раздражали даже эти дешевые серьги. Он замечал, как она украдкой смотрится в зеркальце заднего обзора: очевидно, серьги ей понравились. Но Дин также знал, что Блу немедленно вернула бы их, сумей она найти способ сделать это и сохранить свое достоинство.
Она загнала «вэнкуиш» в сарай и вышла. Сегодня Дин вывез из сарая и конюшни несколько тачек старых мешков из-под корма и другого мусора, чтобы освободить место для машины. К сожалению, он ничего не мог поделать с голубями, гнездившимися в потолочных балках, так что приходилось накрывать авто, но как только будет построен гараж, и эта проблема решится.
Дин закрыл дверь. Блу подошла к нему. Серьги из фиолетового стекла покачивались в ушах. Ему хотелось... много чего хотелось, в том числе спрятать ее в карман.
– Ты привык к этому, верно? – неожиданно пошла в атаку Блу. – Не только к дракам, но и к тому, что незнакомые люди покупают тебе выпивку, стараются влезть в доверие и стать твоими лучшими друзьями. Тебе, похоже, это нравится.
– Если принять во внимание те непристойные суммы, которые выплачивают мне за дуракаваляние на поле, у меня просто нет права отталкивать фанатов.
Он ожидал, что она согласится, но ошибся. Она так спокойно и пристально уставилась на него, что Дин заподозрил неладное. Неужели она точно знает, какую слепящую боль ему приходится выносить? Даже в межсезонье он смотрел столько записей игр, что потом видел их во сне.
– Профессиональный спорт – это развлечение, – объявил он. – Всякий, кто так не считает, просто обманывает себя.
– Но временами это должно ужасно надоедать.
Так оно и было.
– Ты разве слышала, чтобы я жаловался?
– Это одно из немногих качеств, которые мне в тебе нравятся.
Она дружески сжала его руку, отчего Дин мгновенно взбесился.
– В конце концов, в обожании фанатов больше позитивных, чем негативных сторон, – выпалил он с неожиданной злостью. – Просто люди тебя знают. Очень трудно уединяться, когда ты довольно известен.
Блу отняла руку.
– Наверное, ты прав. Потому что никогда не чувствуешь себя чужаком и не знаешь, что это такое, верно? – Она тяжело вздохнула. – Прости. Если вспомнить, как ты рос... ну, конечно, я ужасная дура. И наговорила тебе гадостей. – Она рассеянно потерла щеку. – Все потому, что я с ног падаю. Увидимся утром.
– Погоди. Я...
Но она уже зашагала к кибитке. Серебряные бусинки на сиреневом топе сверкали в темноте, как крохотные звездочки.
Ему хотелось крикнуть ей вслед, что он не нуждается ни в чьем сочувствии. Но Дин Робийар никогда не гонялся за женщинами, и даже Блу Бейли не заставит его отважиться на подобный идиотизм.
Поэтому он пошел к дому. Там было тихо. Он побродил по гостиной, открыл стеклянные двери и ступил на бетонную плиту, основание для будущего крытого крыльца, рядом с которым валялись связки досок, ожидавшие струсивших плотников.
Он пытался любоваться звездами, но на сердце было слишком тяжело. Ферма должна была стать его убежищем, местом, где он мог бы отрешиться от всех проблем и расслабиться, но наверху спали Безумный Джек и Райли, а его спину защищала одна лишь Блу. Все в его жизни разладилось, и он не знал, как вновь обрести равновесие.
Дин не привык ощущать отчаянную неуверенность в себе и поэтому вернулся в дом и направился к лестнице. Но, поднявшись на несколько ступенек, застыл как вкопанный.
Глава 16
– Содовую с лимоном, – попросила она плечистого молодого бармена, жадно втягивая ноздрями табачный дым. – Побалуйте меня и подайте воду в бокале для мартини.
Он улыбнулся, жадно разглядывая ее.
– Договорились.
Что же, она и на этот раз справилась с собой. Эйприл опустила взгляд на свои розовые лодочки от Марка Жакоба. На ногах у больших пальцев появились шишки.
«Моя жизнь в туфлях», – подумала она.
Пятидюймовые платформы, сапоги всех возможных фасонов, шпильки, шпильки, снова шпильки. А теперь – лодочки без каблуков.
Сегодня ей позарез требовалось убраться с фермы, подальше от Дина, его презрения и главное – подальше от Джека. Поэтому она уехала в другой округ, чтобы обрести одиночество в этом дорогом стейк-хаусе. И хотя она не планировала останавливаться у полупустой стойки бара, перед тем как сесть за столик, старые привычки умирают трудно.
Весь день она чувствовала себя связанным неумелыми руками свитером, медленно распускавшимся ряд за рядом. Само появление Дина оказалось крайне тяжелым испытанием, но сегодня, проведя несколько часов с Джеком за покраской кухни, она осознала всю меру допущенной ошибки. Водоворот непрошеных эмоций грозил захлестнуть и уничтожить с таким трудом обретенную безмятежность. К счастью, Джек был не более расположен к разговорам, чем она сама, и они специально включили музыку на полную громкость, так что все равно не услышали бы друг друга.
Зато все мужчины, коротавшие время у стойки бара, заметили ее появление. Под звуки пошлой мелодии в паршивом исполнении два японских бизнесмена внимательно изучали необычную женщину.
«Простите, парни, я больше не занимаюсь групповухой».
Мужчина лет пятидесяти, денег у которого было больше, чем вкуса, горделиво выпятил грудь.
«Увы, сегодня тебе не повезло, старина».
Что, если после всех ее усилий и наступившего, как награда, исцеления Джек Пэтриот снова ухитрился заманить ее в свои сети? Он был ее глупостью, ее безумием, началом крушения и краха. Что, если все начнется сначала? Нет, этого не может быть. Теперь она вертит мужчинами. Не они – ею.
– Не хотите чего-нибудь покрепче? – осведомился бармен.
– Не могу. Я за рулем.
Мальчик широко улыбнулся и добавил в бокал содовой.
– Понадобится что-то еще, дайте знать.
– Обязательно.
Именно в барах и клубах она растрачивала жизнь, и иногда приходилось туда возвращаться. Еще раз убеждаться, что вечно находящаяся под газом или кайфом тусовщица, протащившая себя через немыслимую грязь, ложившаяся под любого мужчину, на секунду привлекшего ее внимание, умерла. Больше ее не существует на свете.
И все же она сильно рисковала. Приглушенный свет, звяканье кубиков льда, заманчивый запах спиртного... К счастью, бар нельзя было назвать шикарным, а примитивная оркестровка «Поддержи меня» так действовала на нервы, что задерживаться здесь не хотелось. Того, кто записал это дерьмо, следовало бы бросить в тюрьму.
В кармане завибрировал сотовый. Она проверила номер звонившего и немедленно ответила:
– Марк!
– Господи, Эйприл, ты так мне нужна...
Эйприл вернулась в коттедж незадолго до полуночи. Раньше в это время веселье только начиналось. Теперь же она хотела только одного: поскорее уснуть. Но, выходя из машины, она услышала доносившуюся с заднего двора музыку. Одинокая гитара и хрипловатый баритон...
Когда ты одна в ночи,
Думаешь ли обо мне, дорогая,
Как я – о тебе?
Голос с годами стал более резким, а придыхание – более отчетливым. Слова срывались с губ с опозданием, словно певец не хотел выпускать их на волю.
Эйприл зашла в коттедж, поставила на стол сумку и несколько секунд не шевелилась, закрыв глаза, прислушиваясь, стараясь сдержаться. Не броситься навстречу мелодии.
Но потом поступила, как всегда, и последовала за музыкой.
Он сидел на берегу пруда. Вместо садового стула с металлическими подлокотниками он притащил сюда кухонный стул с прямой спинкой. В траве стояло блюдце с прилепленной к нему свечой. Рядом лежал блокнот, в котором Джек записывал стихи.
Беби, знай ты,
Какую боль мне причинила,
Лила бы слезы,
Как я – сейчас...
Прошедшие годы куда-то подевались. Он склонился над гитарой... совсем как тогда, проводя по струнам, убеждая, воспламеняя. Огонек свечи отражался в очках, лежавших поверх блокнота. Длинноволосый дикарь, бунтарь-рокер превратился в пожилого государственного мужа. Ей нужно бы... следовало вернуться в коттедж, но музыка неудержимо манила.
Призывала ли ты дождь,
Чтобы больше не знать одиночества?
Прогоняла ли солнце...
Джек увидел ее, но не остановился и продолжал играть для нее, как когда-то. Музыка умащивала ее кожу теплым, исцеляющим благовонным маслом. И когда в темноту поплыл последний аккорд, рука Джека упала на колено.
– Ну как?
Та буйная девчонка, какой она была когда-то, свернулась бы клубочком у его ног и приказала сыграть мелодию еще раз, посоветовала бы отказаться от смены аккорда в конце первого куплета, заметила бы, что в аккомпанементе слышатся отголоски «Хэм-монда БЗ»[28].
Взрослая женщина небрежно пожала плечами:
– Винтажный Пэтриот.
Более жестокой характеристики она не могла дать. Граничившая с одержимостью страсть Джека искать новые пути в музыке была так же легендарна, как презрение к ленивым рок-идолам, упорно повторявшим старые находки.
– Ты так считаешь?
– Хорошая песня, Джек, и ты это знаешь.
Он наклонился и положил гитару в футляр. Желтоватый отблеск пламени упал на орлиный нос с горбинкой.
– Помнишь, как было раньше? Стоило тебе однажды услышать песню, и ты сразу понимала, хороша она или плоха. Ты разбиралась в моей музыке лучше меня самого.
Эйприл зябко обхватила себя за плечи и уставилась на поверхность пруда.
– Я больше не могу слушать эти песни, они напоминают мне о том, чего давно не существует.
Его голос донесся сквозь тьму, как сигаретный дымок:
– Неужели вся необузданность осталась в прошлом?
– До последней капли. Теперь я скучная лос-анджелесская бизнесвумен.
– Ты не можешь быть скучной, даже если очень постараешься.
Глубочайшая усталость одолела ее.
– Почему ты не в доме?
– Люблю сочинять у воды.
– Это мало похоже на Лазурный Берег. Я слышала, у тебя там дом.
– Помимо всех прочих.
Нет, она больше не выдержит.
Эйприл разжала руки.
– Уходи. Джек. Я не хочу тебя здесь видеть. И не желаю находиться в твоем обществе.
– Подобную отповедь следовало бы адресовать тебе.
– Ты сам о себе позаботишься. – Застарелая обида наконец-то выплыла на поверхность. – Господи, какая злая ирония! Я столько раз пыталась поговорить с тобой, но ты не брал трубку. Теперь же, когда ты стал последним в мире человеком, который...
– Я не мог, Эйприл. Не мог набраться храбрости поговорить с тобой. Ты отравляла всю мою жизнь.
– Отравляла настолько, что твоя лучшая музыка написана, когда мы были вместе?
– И худшая тоже. – Джек встал. – Помнишь те дни? Я запивал таблетки водкой.
– Ты сидел на «колесах» и до встречи со мной.
– Я тебя не виню. Просто объясняю, что жизнь в аду ревности только усугубляла страсть к саморазрушению. Не важно, с кем бы я ни был, даже с собственными оркестрантами, я продолжал гадать, успела ли ты уже добраться и до них.
Эйприл судорожно сжала кулаки.
– Я любила тебя!
– И еще кучу мужиков. При условии, что они играли рок.
Неправда! Она любила только его... но сейчас не позволит втягивать себя в бессмысленный спор и не станет защищать давно забытые, неуместные сейчас чувства. Кроме того, она не позволитпозорить себя. Счет его побед на сексуальном фронте был так же велик, как ее собственный.
– Я сражаюсь со своими демонами, – признался он, – а на твоих меня не хватит. Помнишь те отвратительные драки? И не только наши. Я избивал фанатов. Фотографов. Сжигал себя заживо.
И утаскивал ее с собой.
Он прошел к краю воды. Только он двигался с такой же гибкой хищной грацией, как его сын. Стоит увидеть их вместе, и сразу станет понятно, что они родственники. Правда, они не похожи. Дин пошел в ее белокурых нордических предков. Джек был сама ночь, темная, как грех.
Эйприл глубоко вздохнула.
– Тогда мне было очень нужно поговорить о нашем сыне.
– Знаю. Но если бы мы еще раз встретились, я бы не выжил.
– Может быть. Поначалу. А потом? Через год-другой?
Он смело встретил ее взгляд.
– Пока я подписывал чеки вовремя, моя совесть была спокойна.
– Я так и не простила тебя за тот тест на отцовство.
Джек коротко, резко рассмеялся.
– Сама виновата. Сколько раз я ловил тебя на лжи? Ты была совершенно неуправляема.
– А Дин заплатил за все.
– Именно.
Она нервно растерла руки. Как утомительно, когда прошлое бесцеремонно вторгается в настоящее!
«Делай хорошую мину при плохой игре, пока не останешься одна».
Пора последовать собственному совету.
– Где Райли?
– Спит.
Она глянула на темные окна коттеджа.
– У меня?
– Нет. В большом доме.
– Мне казалось, что Дин и Блу уехали в город.
– Так и есть, – кивнул Джек, поднимая стул, чтобы отнести на кухню.
– Ты оставил Райли одну?
Он направился к черному ходу.
– Я же сказал, она спит.
– А если проснется?
Он ускорил шаги.
– Не проснется.
– Откуда ты знаешь? – не унималась Эйприл, следуя за ним. – Джек, нельзя оставлять своенравную одиннадцатилетнюю девочку одну в большом доме по ночам.
Джеку страшно не нравилось оправдываться, поэтому он с размаху поставил стул в траву.
– Ничего не случится! Здесь она в большей безопасности, чем в городе.
– А она так не считает.
– Полагаю, что могу судить о своем ребенке лучше, чем посторонние.
– Ты понятия не имеешь, что с ней делать.
– Ничего, соображу, – буркнул он.
– Соображай побыстрее. Пусть ей только одиннадцать, но поверь, время бежит быстро.
– С каких это пор ты стала так разбираться в детском воспитании?
Девятый вал гнева проделал очередную трещину в каменистом ландшафте ее безмятежности.
– С тех самых, Джек. Никто не может быть лучшим экспертом, чем та, которая умудрилась наделать все мыслимые и немыслимые ошибки в общении с сыном.
– Тут ты права.
Джек схватил стул и скрылся внутри.
Трещина разрослась до пропасти. Лишь один человек мог осуждать ее. И этот человек – Дин. Эйприл бросилась за Джеком.
– Не тебе меня судить! Только не тебе!
Но он не отступал.
– Я не нуждаюсь в твоих наставлениях и сам знаю, как заботиться о дочери!
– Это тебе только кажется.
Райли коснулась чего-то потаенного в ее душе, и она не могла с этим справиться, особенно когда на карте стояло будущее маленькой девочки, а Джек никак не хотел признаться в собственной правоте.
– Жизнь нечасто дает нам второй шанс, но ты его получил, когда Райли осталась без матери. Да вот беда, ты и на этот раз все профукаешь. Я уже вижу... Мистеру Рок-Звезде пятьдесят четыре года, а он по-прежнему слишком эгоистичен, чтобы впустить в свою жизнь девочку, которая так нуждается в любви.
– Не пытайся рисовать мой портрет красками собственных грехов, – жестко отрезал он.
Вот только тон был не слишком убедительным, значит, она попала в точку.
Джек задвинул стул под стол и протиснулся мимо нее. Дверь хлопнула. Эйприл подошла к окну и увидела, как он схватил футляр от гитары и нагнулся над свечой. Секунду спустя во дворе стало темно.
Дину ужасно нравилось, как Блу наслаждается«вэнкуишем». Поэтому, когда они возвращались домой, она по-прежнему сидела за рулем.
– Объясни мне еще раз, – попросила она. – Объясни, откуда ты знал, что меня не хватит паралич после драки с психопаткой, которая не только на голову выше меня, но и на пятьдесят фунтов тяжелее.
– Нечего преувеличивать, – отмахнулся Дин. – Разница между вами – всего дюйма четыре и фунтов тридцать. И я видел, как ты дерешься. Кроме того, она не психопатка, просто так надралась, что на ногах не стояла.
– Все же...
– Кто-то должен был научить ее приличным манерам. Но не я же?! В конце концов, мы – члены одной команды. И признайся, тебе понравилось, – ухмыльнулся он.
– Мне противно даже думать об этом.
– Ничего не поделаешь, Блу. Ты прирожденная преступница и скандалистка.
Похоже, она по достоинству оценила комплимент.
Дин вышел, чтобы открыть дверь сарая, где парковался «вэнкуиш». Он начинал потихоньку разбираться в образе мыслей своей странной спутницы. Девочка все свое детство провела без родителей и, привыкнув полагаться только на себя, стала отчаянно независимой. Именно поэтому ей было так неприятно быть всем обязанной Дину. Прежние подружки принимали ужины в роскошных ресторанах и дорогие подарки как должное. Но Блу раздражали даже эти дешевые серьги. Он замечал, как она украдкой смотрится в зеркальце заднего обзора: очевидно, серьги ей понравились. Но Дин также знал, что Блу немедленно вернула бы их, сумей она найти способ сделать это и сохранить свое достоинство.
Она загнала «вэнкуиш» в сарай и вышла. Сегодня Дин вывез из сарая и конюшни несколько тачек старых мешков из-под корма и другого мусора, чтобы освободить место для машины. К сожалению, он ничего не мог поделать с голубями, гнездившимися в потолочных балках, так что приходилось накрывать авто, но как только будет построен гараж, и эта проблема решится.
Дин закрыл дверь. Блу подошла к нему. Серьги из фиолетового стекла покачивались в ушах. Ему хотелось... много чего хотелось, в том числе спрятать ее в карман.
– Ты привык к этому, верно? – неожиданно пошла в атаку Блу. – Не только к дракам, но и к тому, что незнакомые люди покупают тебе выпивку, стараются влезть в доверие и стать твоими лучшими друзьями. Тебе, похоже, это нравится.
– Если принять во внимание те непристойные суммы, которые выплачивают мне за дуракаваляние на поле, у меня просто нет права отталкивать фанатов.
Он ожидал, что она согласится, но ошибся. Она так спокойно и пристально уставилась на него, что Дин заподозрил неладное. Неужели она точно знает, какую слепящую боль ему приходится выносить? Даже в межсезонье он смотрел столько записей игр, что потом видел их во сне.
– Профессиональный спорт – это развлечение, – объявил он. – Всякий, кто так не считает, просто обманывает себя.
– Но временами это должно ужасно надоедать.
Так оно и было.
– Ты разве слышала, чтобы я жаловался?
– Это одно из немногих качеств, которые мне в тебе нравятся.
Она дружески сжала его руку, отчего Дин мгновенно взбесился.
– В конце концов, в обожании фанатов больше позитивных, чем негативных сторон, – выпалил он с неожиданной злостью. – Просто люди тебя знают. Очень трудно уединяться, когда ты довольно известен.
Блу отняла руку.
– Наверное, ты прав. Потому что никогда не чувствуешь себя чужаком и не знаешь, что это такое, верно? – Она тяжело вздохнула. – Прости. Если вспомнить, как ты рос... ну, конечно, я ужасная дура. И наговорила тебе гадостей. – Она рассеянно потерла щеку. – Все потому, что я с ног падаю. Увидимся утром.
– Погоди. Я...
Но она уже зашагала к кибитке. Серебряные бусинки на сиреневом топе сверкали в темноте, как крохотные звездочки.
Ему хотелось крикнуть ей вслед, что он не нуждается ни в чьем сочувствии. Но Дин Робийар никогда не гонялся за женщинами, и даже Блу Бейли не заставит его отважиться на подобный идиотизм.
Поэтому он пошел к дому. Там было тихо. Он побродил по гостиной, открыл стеклянные двери и ступил на бетонную плиту, основание для будущего крытого крыльца, рядом с которым валялись связки досок, ожидавшие струсивших плотников.
Он пытался любоваться звездами, но на сердце было слишком тяжело. Ферма должна была стать его убежищем, местом, где он мог бы отрешиться от всех проблем и расслабиться, но наверху спали Безумный Джек и Райли, а его спину защищала одна лишь Блу. Все в его жизни разладилось, и он не знал, как вновь обрести равновесие.
Дин не привык ощущать отчаянную неуверенность в себе и поэтому вернулся в дом и направился к лестнице. Но, поднявшись на несколько ступенек, застыл как вкопанный.
Глава 16
На верхней ступеньке, съежившись в комочек, сидела Райли, сжимавшая в кулачке большой нож. Рядом примостилась Паффи. Нож самым странным образом контрастировал с розовой пижамой в сердечках и круглым детским личиком. Но Дин не желал разбираться еще и с этим. Почему здесь нет Блу? Она бы точно знала, что делать с Райли, и сказала бы девочке все, что та хотела слышать.
Но Дин заставил себя идти дальше. Добравшись до верхней площадки, он кивком показал на нож:
– Интересно, зачем это тебе?
– Я... я услышала шум. – Она подтянула колени ближе к груди. – Ну... и подумала... что вдруг это убийца или маньяк... то есть... не знаю.
– А это оказался я.
Он нагнулся и взял у нее нож. Паффи, выглядевшая куда чище и толще, чем в пятницу, с присвистом зевнула и закрыла глаза.
– Я слышала шум до того, как ты пришел, – пояснила она. глядя на проклятый нож с таким видом, словно Дин собирался воткнуть его ей в грудь.
– В десять тридцать две. Ава дала мне с собой будильник.
– И ты просидела здесь два часа?
– Кажется, я проснулась, когда ушел па.
– Его здесь нет?
– По-моему, он пошел к Эйприл.
Не требовалось особого воображения, чтобы представить, как проводят время Безумный Джек и его дорогая старенькая мамочка.
Дин устремился к комнате Джека и швырнул нож на кровать. Пусть поломает голову, как нож попал сюда.
Вернувшись, он обнаружил, что Райли не двинулась с места и по-прежнему обнимает свои колени. Даже собачка сбежала от нее.
– После ухода па я услышала потрескивание, будто кто-то пытался вломиться в дом... и, может, у них был пистолет или что-то в этом роде.
– Это старый дом. В таких всегда потрескивают стены и полы. Как ты раздобыла нож?
– Спрятала в спальне, перед тем как ложиться в постель. Мой дом... в Нашвилле у нас сигнализация. А здесь, наверное, ничего подобного нет.
Она два часа просидела здесь, вооруженная кухонным ножом? При мысли об этом он словно обезумел.
– Иди спать, – бросил он резче, чем намеревался. – Теперь я здесь, и тебе нечего бояться.
Девочка кивнула. Но не пошевелилась.
– Что-то не так?
Она принялась грызть ноготь.
– Ничего.
Он нашел ее с кухонным ножом, а перед этим разозлился на Блу и кипел от ярости, зная, что Эйприл сейчас трахается с Безумным Джеком, поэтому сорвал гнев на малышке.
– Говори же, Райли. Я не умею читать мысли.
– Мне нечего сказать.
Но она упрямо оставалась на месте. Почему девчонка не уйдет к себе?
Он, обладавший безграничным терпением по отношению к самым непонятливым новичкам, сейчас выходил из себя.
– Думаю, что есть. Выкладывай.
– Я ничего не хочу, – поспешно заверила она.
– Прекрасно. Вот и сиди здесь.
– Ладно...
Ее голова опустилась еще ниже. Спутанная масса локонов закрыла лицо, и ее беззащитность стала канатом, тащившим его обратно в самые темные углы детства. Горло Дина перехватило.
– Надеюсь, ты понимаешь, – выдавил он, – что ни в чем не можешь рассчитывать на Джека, если не считать денег, конечно. Его никогда не будет рядом. Если захочешь чего-то, придется самой всего добиваться. Он не станет решать твои проблемы. Если сама за себя не постоишь, мир обрушится на тебя.
– Так и будет, – жалко пролепетала девочка. – Я постараюсь.
В пятницу утром на кухне она прекрасно сумела постоять за себя. В отличие от него она дожала отца, подчинила своей воле, но сейчас, видя ее такой, он бесился и ничего не мог с собой поделать.
– Ты говоришь то, что, по-твоему, я хочу слышать.
– Прости.
– Не стоит извиняться. Просто объясни, черт побери, что тебе нужно.
Ее плечи дрогнули.
– Я хочу, чтобы ты посмотрел, не скрывается ли убийца в моей комнате, – выпалила она.
Он со свистом втянул в себя воздух.
Слеза шлепнулась на штанину ее пижамы, прямо рядом с красным сердечком с надписью «Зацелуй меня до безумия».
Он оказался самой большой сволочью на свете, но больше так продолжаться не будет. Он не может ожесточиться против нее только потому, что девочка ему мешает.
Он опустился на ступеньку рядом с ней. Из его спальни выскочила Паффи и устроилась между ними.
Всю свою взрослую жизнь он не давал детским горестям взять верх над настоящим. Только на футбольном поле он выпускал на свободу тот вихрь темных эмоций, которые в обычное время держал под спудом. А вот теперь позволил гневу излиться на человека, менее всего это заслужившего. Он наказывал этого сверхчувствительного, беззащитного ребенка за то, что напомнил ему о собственной былой беспомощности.
– Я идиот, – тихо признался Дин. – Мне не следовало орать на тебя.
– Все в порядке.
– Ничего не в порядке. Я злился не на тебя, а на себя и Джека. Ты ничего плохого не сделала.
Он прямо видел, как она вбирает его слова, пропускает через мозг и, возможно, все-таки находит способ во всем обвинить себя. Невыносимая девчонка!
– Давай, не стесняйся. Врежь мне, – попросил он.
Она вскинула голову, и полные слез глаза потрясенно раскрылись.
– Да у меня рука не поднимется.
– Еще как поднимется! Так... делают все сестры, когда их братья ведут себя как последние кретины.
Ему было нелегко выговорить такое, но настало время перестать вести себя как эгоистичный осел. Пора становиться взрослым.
Райли от удивления даже рот раскрыла. Неужели он наконец признал ее?
В мокрых глазах засветилась надежда. Она хотела, чтобы он соответствовал всем ее иллюзиям.
– Ты не идиот.
Он должен все исправить или не сможет примириться с собой. Дин обнял ее за плечи. Она мигом закаменела, словно боялась шевельнуться из страха, что он отстранится. Она уже начинает на него рассчитывать. Дин смирился и обреченно прижал ее к себе.
– Я не умею быть старшим братом, Райли. И сам еще в душе ребенок.
– Я тоже, – серьезно кивнула она. – Я тоже в душе ребенок.
– Я не хотел кричать на тебя. Просто... волновался. И многое знаю о том, что тебе пришлось вынести.
Больше он ничего не сумел сказать. Только встал и поднял ее с лестницы.
– Давай проверим, много ли убийц в твоей комнате, после чего ты ляжешь и заснешь.
– Мне уже лучше. И не думаю, что там прячутся убийцы.
– Я тоже не думаю, но лучше проверить.
И тут ему в голову пришла довольно глупая идея, как исцелить хотя бы часть боли, которую он ей причинил.
– Я должен предупредить тебя... все старшие братья, которых я знаю, ужасно обращаются с младшими сестрами. Делают им всякие гадости.
– Это еще как?
– Ну... иногда они открывают шкаф сестры и орут, словно увидели чудовище, только для того, чтобы ее напугать.
Райли счастливо улыбнулась.
– Ты на такое не способен.
– Еще как способен. Если только ты не успеешь раньше, – ухмыльнулся он в ответ.
И Райли успела.
Она с дикими воплями бросилась в спальню, не замолкая ни на секунду. Черт возьми, он обрел сестру, хочет того или нет.
К веселящейся парочке присоединилась Паффи, и за всем этим шумом Дин не услышал топота. В следующую минуту кто-то огрел его по спине, он потерял равновесие и упал. А перевернувшись, увидел нависшего над ним Джека, с искаженным от ярости лицом.
– Оставь ее в покое!
Джек схватил Райли, которая теперь вопила уже всерьез. А тут еще Паффи, визгливо тявкая, нарезала круги вокруг мужчин. Джек прижал дочь к груди.
– Ничего, ничего, девочка. Я больше не подпущу его к тебе, обещаю, – бормотал он, гладя спутанные волосы, – мы немедленно уберемся отсюда.
Невыносимая смесь ярости, неприязни и отвращения сжигала Дина. Этот хаос и есть то, что теперь считается его жизнью.
Он кое-как поднялся. Райли схватилась за рубашку Джека, глотая воздух и пытаясь объясниться, но истерический смех мешал ей говорить. Брезгливая гримаса Джека доставила Дину извращенное удовлетворение.
– Вот и хорошо. По крайней мере все ясно. Так даже лучше.
– Вон отсюда! – бушевал Джек.
Дину до смерти хотелось врезать ему, но Райли все еще судорожно цеплялась за рубашку отца. Наконец, она немного успокоилась.
– Это не... он не... это я виновата! Дин увидел... нож... и...
Джек сжал ладонями ее лицо.
– Какой нож?
– Я взяла его... на кухне.
Она икнула.
– Что ты делала с ножом? – удивился Джек, стараясь перекричать лай собаки.
– Я... я была...
– Она боялась.
Дин хотел, чтобы слова проникли в сознание Джека, но Райли уже понесло:
– Я проснулась, и в доме никого не было, и я испугалась...
Дин, не дослушав, ушел к себе. Его плечо уже ныло после драки с Ронни, и он только что снова на него упал!
Две драки за ночь. Блестяще.
Лай затих, как раз когда он проглотил две таблетки тайленола, после чего разделся, пошел в душ и включил горячую воду. А когда вышел, в спальне уже ждал Джек.
В доме вновь стало тихо. Райли и Паффи, вероятно, уже улеглись.
Джек кивком показал в сторону коридора.
Но Дин заставил себя идти дальше. Добравшись до верхней площадки, он кивком показал на нож:
– Интересно, зачем это тебе?
– Я... я услышала шум. – Она подтянула колени ближе к груди. – Ну... и подумала... что вдруг это убийца или маньяк... то есть... не знаю.
– А это оказался я.
Он нагнулся и взял у нее нож. Паффи, выглядевшая куда чище и толще, чем в пятницу, с присвистом зевнула и закрыла глаза.
– Я слышала шум до того, как ты пришел, – пояснила она. глядя на проклятый нож с таким видом, словно Дин собирался воткнуть его ей в грудь.
– В десять тридцать две. Ава дала мне с собой будильник.
– И ты просидела здесь два часа?
– Кажется, я проснулась, когда ушел па.
– Его здесь нет?
– По-моему, он пошел к Эйприл.
Не требовалось особого воображения, чтобы представить, как проводят время Безумный Джек и его дорогая старенькая мамочка.
Дин устремился к комнате Джека и швырнул нож на кровать. Пусть поломает голову, как нож попал сюда.
Вернувшись, он обнаружил, что Райли не двинулась с места и по-прежнему обнимает свои колени. Даже собачка сбежала от нее.
– После ухода па я услышала потрескивание, будто кто-то пытался вломиться в дом... и, может, у них был пистолет или что-то в этом роде.
– Это старый дом. В таких всегда потрескивают стены и полы. Как ты раздобыла нож?
– Спрятала в спальне, перед тем как ложиться в постель. Мой дом... в Нашвилле у нас сигнализация. А здесь, наверное, ничего подобного нет.
Она два часа просидела здесь, вооруженная кухонным ножом? При мысли об этом он словно обезумел.
– Иди спать, – бросил он резче, чем намеревался. – Теперь я здесь, и тебе нечего бояться.
Девочка кивнула. Но не пошевелилась.
– Что-то не так?
Она принялась грызть ноготь.
– Ничего.
Он нашел ее с кухонным ножом, а перед этим разозлился на Блу и кипел от ярости, зная, что Эйприл сейчас трахается с Безумным Джеком, поэтому сорвал гнев на малышке.
– Говори же, Райли. Я не умею читать мысли.
– Мне нечего сказать.
Но она упрямо оставалась на месте. Почему девчонка не уйдет к себе?
Он, обладавший безграничным терпением по отношению к самым непонятливым новичкам, сейчас выходил из себя.
– Думаю, что есть. Выкладывай.
– Я ничего не хочу, – поспешно заверила она.
– Прекрасно. Вот и сиди здесь.
– Ладно...
Ее голова опустилась еще ниже. Спутанная масса локонов закрыла лицо, и ее беззащитность стала канатом, тащившим его обратно в самые темные углы детства. Горло Дина перехватило.
– Надеюсь, ты понимаешь, – выдавил он, – что ни в чем не можешь рассчитывать на Джека, если не считать денег, конечно. Его никогда не будет рядом. Если захочешь чего-то, придется самой всего добиваться. Он не станет решать твои проблемы. Если сама за себя не постоишь, мир обрушится на тебя.
– Так и будет, – жалко пролепетала девочка. – Я постараюсь.
В пятницу утром на кухне она прекрасно сумела постоять за себя. В отличие от него она дожала отца, подчинила своей воле, но сейчас, видя ее такой, он бесился и ничего не мог с собой поделать.
– Ты говоришь то, что, по-твоему, я хочу слышать.
– Прости.
– Не стоит извиняться. Просто объясни, черт побери, что тебе нужно.
Ее плечи дрогнули.
– Я хочу, чтобы ты посмотрел, не скрывается ли убийца в моей комнате, – выпалила она.
Он со свистом втянул в себя воздух.
Слеза шлепнулась на штанину ее пижамы, прямо рядом с красным сердечком с надписью «Зацелуй меня до безумия».
Он оказался самой большой сволочью на свете, но больше так продолжаться не будет. Он не может ожесточиться против нее только потому, что девочка ему мешает.
Он опустился на ступеньку рядом с ней. Из его спальни выскочила Паффи и устроилась между ними.
Всю свою взрослую жизнь он не давал детским горестям взять верх над настоящим. Только на футбольном поле он выпускал на свободу тот вихрь темных эмоций, которые в обычное время держал под спудом. А вот теперь позволил гневу излиться на человека, менее всего это заслужившего. Он наказывал этого сверхчувствительного, беззащитного ребенка за то, что напомнил ему о собственной былой беспомощности.
– Я идиот, – тихо признался Дин. – Мне не следовало орать на тебя.
– Все в порядке.
– Ничего не в порядке. Я злился не на тебя, а на себя и Джека. Ты ничего плохого не сделала.
Он прямо видел, как она вбирает его слова, пропускает через мозг и, возможно, все-таки находит способ во всем обвинить себя. Невыносимая девчонка!
– Давай, не стесняйся. Врежь мне, – попросил он.
Она вскинула голову, и полные слез глаза потрясенно раскрылись.
– Да у меня рука не поднимется.
– Еще как поднимется! Так... делают все сестры, когда их братья ведут себя как последние кретины.
Ему было нелегко выговорить такое, но настало время перестать вести себя как эгоистичный осел. Пора становиться взрослым.
Райли от удивления даже рот раскрыла. Неужели он наконец признал ее?
В мокрых глазах засветилась надежда. Она хотела, чтобы он соответствовал всем ее иллюзиям.
– Ты не идиот.
Он должен все исправить или не сможет примириться с собой. Дин обнял ее за плечи. Она мигом закаменела, словно боялась шевельнуться из страха, что он отстранится. Она уже начинает на него рассчитывать. Дин смирился и обреченно прижал ее к себе.
– Я не умею быть старшим братом, Райли. И сам еще в душе ребенок.
– Я тоже, – серьезно кивнула она. – Я тоже в душе ребенок.
– Я не хотел кричать на тебя. Просто... волновался. И многое знаю о том, что тебе пришлось вынести.
Больше он ничего не сумел сказать. Только встал и поднял ее с лестницы.
– Давай проверим, много ли убийц в твоей комнате, после чего ты ляжешь и заснешь.
– Мне уже лучше. И не думаю, что там прячутся убийцы.
– Я тоже не думаю, но лучше проверить.
И тут ему в голову пришла довольно глупая идея, как исцелить хотя бы часть боли, которую он ей причинил.
– Я должен предупредить тебя... все старшие братья, которых я знаю, ужасно обращаются с младшими сестрами. Делают им всякие гадости.
– Это еще как?
– Ну... иногда они открывают шкаф сестры и орут, словно увидели чудовище, только для того, чтобы ее напугать.
Райли счастливо улыбнулась.
– Ты на такое не способен.
– Еще как способен. Если только ты не успеешь раньше, – ухмыльнулся он в ответ.
И Райли успела.
Она с дикими воплями бросилась в спальню, не замолкая ни на секунду. Черт возьми, он обрел сестру, хочет того или нет.
К веселящейся парочке присоединилась Паффи, и за всем этим шумом Дин не услышал топота. В следующую минуту кто-то огрел его по спине, он потерял равновесие и упал. А перевернувшись, увидел нависшего над ним Джека, с искаженным от ярости лицом.
– Оставь ее в покое!
Джек схватил Райли, которая теперь вопила уже всерьез. А тут еще Паффи, визгливо тявкая, нарезала круги вокруг мужчин. Джек прижал дочь к груди.
– Ничего, ничего, девочка. Я больше не подпущу его к тебе, обещаю, – бормотал он, гладя спутанные волосы, – мы немедленно уберемся отсюда.
Невыносимая смесь ярости, неприязни и отвращения сжигала Дина. Этот хаос и есть то, что теперь считается его жизнью.
Он кое-как поднялся. Райли схватилась за рубашку Джека, глотая воздух и пытаясь объясниться, но истерический смех мешал ей говорить. Брезгливая гримаса Джека доставила Дину извращенное удовлетворение.
– Вот и хорошо. По крайней мере все ясно. Так даже лучше.
– Вон отсюда! – бушевал Джек.
Дину до смерти хотелось врезать ему, но Райли все еще судорожно цеплялась за рубашку отца. Наконец, она немного успокоилась.
– Это не... он не... это я виновата! Дин увидел... нож... и...
Джек сжал ладонями ее лицо.
– Какой нож?
– Я взяла его... на кухне.
Она икнула.
– Что ты делала с ножом? – удивился Джек, стараясь перекричать лай собаки.
– Я... я была...
– Она боялась.
Дин хотел, чтобы слова проникли в сознание Джека, но Райли уже понесло:
– Я проснулась, и в доме никого не было, и я испугалась...
Дин, не дослушав, ушел к себе. Его плечо уже ныло после драки с Ронни, и он только что снова на него упал!
Две драки за ночь. Блестяще.
Лай затих, как раз когда он проглотил две таблетки тайленола, после чего разделся, пошел в душ и включил горячую воду. А когда вышел, в спальне уже ждал Джек.
В доме вновь стало тихо. Райли и Паффи, вероятно, уже улеглись.
Джек кивком показал в сторону коридора.