Райли совершенно не хотелось ходить с книгой на голове, но она подступила к столу с позолоченными ножками в виде лебединых шей и осторожно положила книгу на макушку. Книга немедленно соскользнула. Она подняла книгу и повторила попытку уже с большим успехом.
   – Поверни большие пальцы так, чтобы они смотрели вперед, – велела миссис Гаррисон. – Это расширит грудную клетку и отведет плечи назад.
   Райли так и сделала и решила, что чувствует себя выше ростом и почти взрослой.
   – Ну вот. Ты наконец выглядишь как человек, уважающий себя. Я хочу, чтобы ты отныне всегда так ходила, ясно?
   – Да, мэм.
   В комнату заглянула Эйприл.
   – Нам пора, Райли.
   Книга снова соскользнула, и Райли нагнулась за ней. Глаза Нити превратились в узенькие щелки, словно ее так и подмывало сказать очередную пакость насчет жирных и неуклюжих девчонок. Но, как ни удивительно, старуха смолчала.
   – Хочешь получить работу, девчонка? – выпалила она неожиданно.
   – Работу?
   – Прочисти уши! Возвращайся на следующей неделе, поможешь выгуливать Танго. Блу абсолютно никчемна. Говорит, что выгуливает его, но на самом деле заходит за угол и позволяет ему спать сколько угодно.
   – Потому что он слишком стар, чтобы ходить! – отозвалась Блу из кухни.
   Между бровями миссис Гаррисон залегли глубокие морщинки, словно она подумала, что тоже слишком стара для прогулок, и Райли почему-то поняла, что уже не так боится миссис Гаррисон. Ей даже понравилось все, что она сказала. Вроде бы Райли наконец выглядит как человек, уважающий себя. Эйприл, Дин и отец всегда хвалили Райли, но они просто пытались повысить ее самооценку, и она им не верила.
   Миссис Гаррисон было плевать на самооценку, но если она говорила тебе что-то хорошее, значит, возможно, не лгала. Райли решила еще попрактиковаться с книгой, когда вернется на ферму.
   – Блу, принеси мою сумку.
   – В ней что, пистолет? – огрызнулась Блу.
   Райли ушам не верила. Откуда Блу набралась храбрости разговаривать с миссис Гаррисон в подобном тоне?! Должно быть, та действительно нуждается в ней, иначе наверняка прогнала бы Блу. Интересно, понимает ли это сама Блу?
   Получив сумку, Нита выудила из кошелька пять долларов и протянула Райли.
   – Только не покупай конфеты и чипсы. И вообще такого, от чего толстеют.
   Па всегда давал Райли двадцатку, так что деньги ей были не нужны, но отказываться неприлично.
   – Спасибо, миссис Гариссон.
   – Только помни, что я говорила об осанке, – окликнула миссис Гаррисон, закрывая сумку. – На той неделе Блу приедет за тобой на ферму.
   – Может, к тому времени меня здесь не будет, – нерешительно пробормотала Райли.
   Отец не сказал, когда они уезжают, а она боялась спрашивать, потому что больше всего на свете хотела остаться на ферме навсегда.
   По дороге домой Эйприл ободряюще потрепала Райли по ноге, но ничего не сказала. Кроме того, она то и дело обнимала Райли, гладила по голове и заставляла танцевать с собой. Иногда она вела себя совсем как мама, только та в отличие от Эйприл постоянно толковала о мальчиках и калориях. Кроме того, мама Райли не знала таких ругательств, как Эйприл. Но больше всего Райли нравилось, как пахло от Эйприл: деревом, цветами и блокнотом на спиральке. Райли никогда не говорила об этом вслух, но иногда с Эйприл ей было даже лучше, чем с Дином, потому что с ней не приходилось все время бегать за футбольным мячом.
   Райли даже заулыбалась, хотя ей было о чем тревожиться. Скорее бы рассказать Дину, что она оставалась наедине с миссис Гаррисон и при этом почти ее не боялась.

Глава 18

   Комната Блу на втором этаже была не только самой маленькой, но и расположенной в самом дальнем углу от спальни Ниты, а кроме того, имела крошечный балкончик, выходивший на задний двор.
   Блу сидела со скрещенными ногами на розовом плюшевом ковре, прислонившись к пушистому покрывалу в цветочек и изучала только что законченный рисунок. Но здесь у Ниты глаза, как у хорька. Нужно это исправить. А может, не стоит.
   Позолоченные часы на тумбочке показывали полночь.
   Блу отложила альбом с набросками, зевнула, закрыла глаза и мысленно представила стоявшую среди деревьев кибитку и свет, мерцающий в окне. Зовущий ее домой. Но кибитка – не ее дом, а она просто скучает по нему, как и по тем местам, где когда-то бывала. По людям, которых там оставила.
   Что-то ударилось в балконную дверь, и Блу подскочила от неожиданности. Вытянув шею, она заметила маячившую на балконе фигуру. Сердце куда-то покатилось. Безумная мешанина эмоций: предвкушение, досада, тоска, гнев – нахлынула на нее. Оттолкнувшись от ковра, она потопала к балкону и распахнула дверь.
   – И что на тебя нашло! Меня чуть инфаркт не хватил!
   – Я всегда произвожу такой эффект на женщин.
   Дин ступил в комнату. От него пахло экзотическими пряностями. А вот она, должно быть, пропахла хэш-браунами.
   Дин оглядел ее помятую футболку с рекламой шин «Гудийр» с пятнами краски на логотипе. Сегодня утром она даже не вымыла голову, потому что Нита непрерывно колотила тростью в дверь ванной, требуя завтрак. Все же сплошь розовая спальня не понравилась ему куда больше, чем ее растрепанный вид.
   – Где хранишь своих Барби?
   – Мог бы и позвонить, – парировала она. – А еще лучше продолжать меня игнорировать.
   Она невольно приняла тон надутой дурочки, отставной подружки, одной из многих, и сейчас от унижения сводило скулы. Но выяснилось, что все это время ее больно ранило его отсутствие, хотя она с самого начала добивалась именно этого.
   – Звонить заранее? Неинтересно, – отрезал он, прислонившись к стене. На нем были выцветшие джинсы на пуговицах и облегающая черная рубашка с передом, заложенным в мелкую складку. Кто, кроме него, способен сочетать несочетаемое? И кому еще это удается так блестяще?
   – Откуда ты знал, что это моя комната?
   Он подцепил пальцем задравшийся рукав ее футболки, и потянул вниз.
   – Единственное помещение, где еще горит свет.
   Не будь так поздно, не действуй ей Нита на нервы так нестерпимо, не приди ее терпению конец... не скучай она по нему, так сильно, наверное, смогла бы лучше скрыть свои обиды. Но они рассерженно отдернула руку.
   – Ты игнорировал меня всю неделю, а теперь, среди ночи вдруг решил объявиться.
   – Я знал, что, если оставить тебя в покое, сразу поймешь, как я тебе нужен.
   – Убирайся.
   Глядя на нее мечтательными голубовато-серыми глазами, он легонько провел ладонью по ее щеке.
   – Ты на ногах не стоишь. По-моему, с тебя хватит.
   Блу отвела глаза от загорелого треугольника, видневшегося и распахнутом вороте рубашки.
   – Более чем.
   – Вот и прекрасно. Я позволю тебе вернуться.
   Блу ничего не могла поделать с собой. И вероятно, только поэтому цыкнула зубом.
   Дин насмешливо скривил губы.
   – Или опять будешь упрямиться? Твое обычное состояние...
   – По-другому не умею.
   Она схватила стопку чистого белья и ожесточенно запихнула в комод.
   – Говорю же, проваливай! Я никого сюда не приглашала и не собираюсь пикироваться с тобой.
   – Началось.
   Он устроился в огромном мягком розовом кресле с оборочками и бахромой, в котором должен был бы выглядеть глупо, но почему-то казался еще более мужественным.
   – Понимаешь, Блу, не хочу сказать, что ты эгоистка, но считаю, что иногда тебе следует подумать о ком-то другом, кроме себя самой, —лениво заметил он, вытягивая и скрещивая ноги. – Например, о Райли. С самого твоего ухода она ни разу не поела по-человечески.
   – Найми повара.
   Блу встала на колени, чтобы собрать разбросанные по ковру рисунки.
   – Сама знаешь, что это невозможно, пока Безумный Джек не уберется с фермы. Он, видите ли, решил, что сам хочет сколотить чертово крыльцо. Пока что рабочие его не узнали, но это только потому, что он держится в стороне. Да и никто не ожидает увидеть рок-звезду на стремянке с молотком в руках. Но напять кухарку или горничную означает напрашиваться на неприятности.
   Блу ловко выхватила карандаш из-под самого каблука Дина.
   – Джек и Райли скоро уедут. И твоя проблема сама рассосется.
   А вот я в этом не слишком уверен, – буркнул он, подбирая ноги, – Пойми я не так часто прошу об одолжениях, но нам не помешала бы помощь.
   Блу дотянулась до последнего рисунка.
   – У меня уже есть работа.
   – Которая доводит тебя до белого каления.
   Дин пожал плечами и поднялся. Комната сразу показалась ей еще меньше. Ничего, есть один верный способ убрать его отсюда.
   – Сколько будешь платить?
   Блу ожидала, что он, как обычно, станет выхватывать из кармана стодолларовые банкноты, так что можно будет с чистой совесть вышибить его за дверь. Вместо этого он провел пальцем по бинту на своем запястье.
   – Ничего. Говорю же, я прошу сделать мне одолжение. Приготовить воскресный ужин.
   Вот так, одним рывком, он выдернул почву у нее из-под ног и расправился с моральными принципами.
   – Понимаю, что прошу слишком много, – продолжал он, – Но мы все будем крайне тебе благодарны. Если дашь список, я куплю все необходимое.
   Она была так уверена, что он снова начнет откупаться деньгами! Это дало бы ей прекрасный предлог швырнуть его воскресный обед ему в физиономию. Но Дин перехитрил ее, и теперь, если она откажется, почувствует себя невоспитанной грубиянкой.
   Она бросила наброски на кровать, думая, как сильно соскучилась по ферме. Ей хотелось поговорить с Райли. Хотелось посмотреть на новую мебель, проведать Паффи и в который раз сконфузиться в присутствии Джека. Хотелось снова стать частью этой странной семейки. Ее вечная слабость: пытается найти себе дом там, где его быть не может.
   – А там действительно будут все?
   Дин раздраженно передернул плечами.
   – Хочешь получить очередную возможность разыгрывать идиотку в присутствии Безумного Джека?
   – С тех пор я повзрослела.
   – Ну как же!
   Он поднял наброски с кровати.
   – Да, если так уж хочешь знать, все будут там. Скажи, что тебе понадобится.
   Главное – не оставаться с ним наедине. В этом случае она вполне может согласиться. Только один раз.
   Блу мысленно перебрала содержимое кладовой и дала ему короткий заказ, который он не позаботился записать.
   – Вот это здорово, – заметил он, поднимая последний набросок. – Но я думал, что ты пишешь портрет ее собаки.
   – Нита решила, что тоже должна быть на портрете.
   Больше всего Нита желала удерживать ее в доме на правах крепостной. Но портрет ей, похоже, был ни к чему.
   – Надеюсь, теперь ты уходишь?
   Его взгляд переместился на постель.
   – Определенно нет.
   Блу привычно подбоченилась.
   – Значит, я должна раздеться только потому, что ты от скуки решил перепрыгнуть через перила моего балкона? Я так не считаю.
   Дин хмуро свел брови.
   – Злишься потому, что я не приходил? Он яростно ткнул в нее пальцем.
   – Так вот, не тебе одной позволено лезть в бутылку.
   – Я ничего тебе не сделала! Мне была нужна работа, и не говори, что я работала на тебя, потому что этого не было.
   – Я рассчитывал на тебя, а ты повернулась ко мне спиной. Очевидно, тебе плевать на мои чувства.
   Он изображал неподдельный гнев, вот только она ему не верила.
   – Ты– суперпривилегированный, сверхизбалованный и вполне способный отстоять свои интересы тип. Тебя просто задевает, что вышло не по-твоему.
   Она промаршировала к балконной двери, чтобы вышвырнуть его, и уже повернула ручку, но представила это совершенное тело, распростертое на земле, бездыханное, с раскинутыми ногами и отступила.
   – На самом деле меня задевает совершенно другое обстоятельство. К сожалению, я ошибся, думая, что могу на тебя рассчитывать.
   Она постаралась не обращать внимания на уколы совести и пересекла комнату.
   – Ты выйдешь через переднюю дверь. Только не шуми, а то скандалам конца не будет.
   Он послал ей мрачный взгляд, шагнул вперед и сам открыл дверь. Она проводила его в коридор, застланный розовым ковровым покрытием, мимо невероятно уродливой картины с видом венецианского канала и на первый этаж, чтобы запереть за ним дверь. Но на нижней ступеньке он на секунду замер и повернулся. Она стояла ступенькой выше, и их глаза встретились. В свете пыльной хрустальной люстры его лицо казалось одновременно знакомым и таинственным. Она притворялась, будто понимает его, но разве это возможно? Он жил на звездах, она – на земле.
   И все же она не шевельнулась, не запротестовала, когда он поднял руки и запустил пальцы в ее волосы. Резинка, едва удерживавшая ее хвостик, соскользнула, когда его руки стали смелее.
   Его поцелуй был грубым и невероятно волнующим. И Блу, мгновенно позабыв обо всем, обняла его за шею, привстала на носочки и приоткрыла губы. Он стиснул ее попку. Она прижалась теснее и потерлась о его бедра своими.
   Он отстранился так неожиданно, что кровь прилила к ее голове. Блу схватилась за перила, и он, конечно, все заметил.
   Она тряхнула волосами, послав в воздух резинку.
   – Ты, кажется, устал от самого себя.
   – А я так не чувствую.
   Его тихий, хриплый голос царапал кожу наждачной бумагой.
   – Я чувствую...
   Он сжал ее голое бедро, чуть пониже линии шортов.
   – Я чувствую... горячее, податливое, маленькое тело.
   Внутри взорвался фонтан искр. Блу облизнула губы и ощутила его вкус.
   – Прости. Теперь, когда я тебя заполучила, мое любопытство удовлетворено. Мне неинтересно, что будет дальше. Только не обижайся.
   Он прямо смотрел ей в глаза. Долго. Медленно провел тыльной стороной ладони по ее груди.
   – Не обижусь.
   И, дождавшись, пока она вздрогнет, он наградил ее крайне недружелюбной улыбкой и исчез за дверью.
   На утро, выйдя к обочине за воскресной газетой для Ниты, Блу испытывала настоящее похмелье, словно надралась накануне. Дин пытался изменить правила игры. Он не имел права злиться только потому, что она не собирается ползать перед ним на коленях, обожать и поклоняться футбольному божеству. Ничего, сегодня на ферме она устроит ему веселую жизнь!
   Нагнувшись, чтобы поднять газету, она услышала в кустах живой изгороди какое-то шипение. Подняла глаза и увидела Сил, владелицу местного магазинчика секонд-хенд, смотревшую на нее из-за кустов сквозь круглые очки-хамелеоны. У Сил были короткие русые волосы с проседью и тонкие губы, которые она увеличивала темно-красным карандашом. В тот вечер, когда они встретились после драки в «Барн грилл», Блу искренне наслаждалась ее грубоватыми шутками, но сейчас у Сил был самый что ни на есть деловитый вид. Мало того, она шипела, как садовый шланг, и манила к себе Блу.
   – Идите сюда. Нам нужно поговорить с вами.
   Блу сунула газету под мышку и вместе с Сил свернула за угол. Золотистый «импала» был припаркован на противоположной стороне улицы. Оттуда выбрались две женщины: риелтор Дина, Моника Дойл, и худенькая афроамериканка средних лет, которую Сил тут же представила как Пенни Уинтерс, владелицу «Ант Миртлз аттик», местного антикварного магазинчика.
   – Мы всю неделю пытались застать вас одну, – пояснила Сил, когда женщины встали в кружок. – Но, когда бы вы ни появились в городе, она всегда рядом, вот мы и решили осадить дом с утра пораньше, перед церковной службой.
   – Все знают, что Ниту хватит удар, если она первым делом не получит свою воскресную газету.
   Моника вынула бумажный носовой платок из голубой с желтым сумочки от Веры Брэдли, в тон своему нарядному голубому костюму.
   Вы наша последняя надежда, Блу. Постарайтесь повлиять на нее.
   – Но я не имею никакого влияния на миссис Гаррисон, – возразила Блу. – Она меня не выносит.
   Пенни нервно теребила золотой крестик в вырезе красного платья.
   – Будь это правдой, она уже давно избавилась бы от вас. Как и от всех остальных.
   – Но я прожила у нее всего четыре дня!
   – Рекорд, – объявила Моника, деликатно сморкаясь в платочек. – Вы не представляете, как изобретательно она изводит окружающих.
   Представляла. И еще как!
   – Вам следует убедить Ниту поддержать «Гаррисон гроуз», – вставила Сил, насадив на нос очки-хамелеоны. – Это единственный способ спасти город.
   Блу уже знала, что «Гаррисон гроуз» – план возрождения, составленный первыми лицами города.
   – Туристы постоянно проезжают через город по пути к горам Смоукиз, – продолжала Моника, – но тут нет ни приличных ресторанов, ни гостиниц, почти никакого шопинга, так что они никогда не останавливаются в Гаррисоне. Если Нита позволит нам разрабатывать план, мы можем все изменить.
   Пенни потянула за маленькую черную пуговку между грудями.
   – Поскольку государственных льгот нам не дождаться, мы могли бы сыграть на факторе ностальгии и сделать все, чтобы это место выглядело как воспоминание о маленьких американских городках до появления жареных цыплят по-кентуккийски.
   Моника повесила сумку на плечо.
   – Нита, естественно, и слышать ни о чем не хочет.
   – Нам было бы легче легкого привлечь туристов, создав для них минимальные удобства, – поддакнула Сил. – Но Нита отказывается выложить хотя бы десятицентовик на расходы.
   – Сил пять лет пыталась открыть сувенирный магазин рядом со своим нынешним. – вздохнула Пенни. – но Нита ненавидела ее мать и отказалась сдать помещение в аренду.
   Под звон церковных колоколов женщины продолжали излагать остальные пункты плана, включавшего открытие «ББ»[31], преобразование «У Джози» в приличный ресторан, а также разрешение некоему Энди Берильо пристроить к пекарне кафетерий.
   – Нита считает, что кафетерии годны только для коммунистов, – негодующе выпалила Сил. – Интересно, что коммунистам
   нужно в восточном Теннесси?
   Моника решительно сложила руки на груди.
   – И вообще кому в наши дни интересны коммунисты?
   – Она просто хочет, чтобы все жители города терпели и молчали, – бросила Пенни. – Не хочу ни о ком говорить плохо, но она исключительно из-за собственной злобы позволяет этому городу медленно умирать.
   Блу вспомнилась почти угодливая улыбка Ниты на ранних гаррисонских снимках. Интересно, как сложились бы обстоятельства, если бы местные дамы сразу же приняли ее в свой круг, вместо того чтобы остерегаться, как чумы. Что бы там ни болтала Нита, Блу не верила, что она действительно намеревается продать город. Пусть она ненавидит Гаррисон, но больше ей некуда деваться.
   Сил стиснула руку Блу.
   – Вы единственная, к кому она прислушивается. Убедите ее, что эти улучшения принесут неплохие доходы. Она обожает деньги.
   – Я бы помогла,– нерешительно пробормотала Блу,– но она и держит меня рядом только затем, чтобы изводить. И ни за что не станет слушать.
   – Хотя бы попытайтесь, – уговаривала Пенни. – О большем мы не спросим.
   – Старайтесь получше, – уже тверже добавила Моника.
   Нита устроила истерику, когда Блу объявила, что уезжает, но та не сдалась и часа в четыре, под аккомпанемент угроз вызвать полицию, взяла «родстер» и уехала на ферму. В ее отсутствие пастбища были скошены, а заборы и палисадники починены. Она припарковалась у сарая, рядом с машиной Джека. Теплый ветер трепал ее хвостик, когда она шла к дому.
   На крыльцо выскочила широко улыбавшаяся Райли. До чего же она не походила на несчастную девчонку, которую Блу нашла спящей на крыльце всего чуть больше недели назад.
   – Угадай, что?! – взвизгнула она. – Завтра мы не едем домой. Па сказал, что придется остаться на пару дней, чтобы закончить крыльцо.
   – О, Райли, вот здорово! Я так рада!
   Райли потянула ее к входной двери.
   – Эйприл хочет, чтобы ты зашла отсюда и увидела все сразу. И знаешь, что еще? Эйприл накормила Паффи сыром, и та ужасно навоняла, а Дин во всем винит меня, хотя я ничего такого не делала.
   – Ну да, как же, – ухмыльнулась Блу. – Вали все на несчастную собачку.
   – Нет, правда! Я и сыр не люблю.
   Блу рассмеялась и обняла девочку.
   Эйприл и Паффи встречали их на пороге. Прихожая сияла на солнце свежей краской цвета яичной скорлупы. По коридору бежала ковровая дорожка с узором из коричневых спиралей. Эйприл показала на яркую абстракцию, которую Блу нашла в ноксвиллской галерее.
   – Смотри, как потрясающе выглядит здесь картина! Ты была права, советуя чередовать современное искусство с антиквариатом.
   На стоявшем под картиной сундуке уже поблескивал деревянный с медью поднос, на котором лежали бумажник и ключи Дина вместе с его детской фотографией в рамке. На ней Дин был в шортах и футбольном шлеме, таком большом, что он лежал на ключицах мальчика. Рядом с сундуком высилась вешалка кованого железа. В старой тростниковой корзине валялись кроссовки и футбольный мяч. Крепкий стул красного дерева с резной спинкой был самым подходящим местом, чтобы сменить обувь или просмотреть почту.
   – Весь дизайн построен так, чтобы ему было удобно. Он заметил, насколько обстановка приспособлена к его привычкам?
   – Сомневаюсь – вздохнула Эйприл.
   Блу посмотрелась в овальное стенное зеркало в резной деревянной раме.
   – Остается повесить полочку для его увлажняющего креме и щипцов для завивки ресниц.
   – Веди себя прилично. Неужели не заметила, что он почти не подходит к зеркалу?
   – Заметила. Просто не хочу, чтобы он это видел.
   Остальная часть дома тоже ей понравилась, особенно гостиная, которая совершенно преобразилась, когда стены выкрасили в желтоватый цвет, а на пол постелили большой восточный ковер. Старинный пейзаж, который обнаружила Блу в недрах антикварного магазина, прекрасно сочетался со смелым современным холстом, повешенным Эйприл над камином. Потертые кожаные мягкие кресла с невысокими переходящими в подлокотники спинками, найденные Эйприл, уже стояли на месте, как и резной шкаф орехового дерева, где находилась стереосистема. В ящиках большого журнального столика хранились кассеты с фильмами и пульты дистанционного управления. На столешнице тоже были расставлены снимки: Дин со школьными друзьями, на отдыхе и в колледже. Блу почему-то показалось, что идея принадлежала не ему.
   Дин машинально подпевал мелодии группы «Блэк Айд Пис», доносившейся из кухни. Они с Джеком почти весь день трудились над крытым крыльцом. Стены уже были возведены, а завтра они примутся за крышу.
   Он глянул в кухонное окно. При встрече Блу кивнула ему, но не вышла поздороваться, а он не входил на кухню. Дин был зол на себя за то, что проиграл очередную схватку прошлой ночью, но по крайней мере теперь она была на его территории, а преимуществ игры на собственном поле еще никто не оспаривал. Блу полюбила ферму, и, если она слишком упряма, чтобы вернуться, он мог напомнить ей о том, что она теряет. Но так или иначе, он был полон решимости добиться своего – тех отношений, которых оба заслуживали.
   В доме кто-то прибавил громкости. Эйприл и Райли, по идее, должны были помогать Блу, но Эйприл не любила готовить. Мало того, оторвала Райли от чистки картофеля и уволокла танцевать. Блу отставила миску и присоединилась к ним, прыгая вокруг и размахивая руками, как миниатюрная дриада. Хвостик задорно подскакивал в такт музыке. Будь она одна, он, возможно, сам потанцевал бы с ней. Но не сейчас, когда Эйприл и Джек торчат рядом.
   – Я думал, у тебя с Блу все кончено, – раздался за спиной голос Джека.
   Дин дернулся от неожиданности. Весь день они не разговаривали, если не считать просьбы передать инструмент или придержать доску.
   – Не совсем, – буркнул Дин, забивая очередной гвоздь.
   Он весь день тренировал плечо и наконец немного его разработал.
   – Мы сейчас на переходном этапе, только и всего.
   – Переходном? Но к чему?
   – Вот это мы и решаем.
   – Бред собачий! – бросил Джек, вытирая лицо рукавом. – Не думаю, что ты относишься к ней серьезно. Так, очередное увлечение.
   Блу твердила то же самое практически со дня их встречи, и Дин был вынужден признать, что какая-то доля правды в этом есть. Если бы он увидел ее на улице или в клубе, попросту не заметил бы. Да она и сама не подошла бы к нему. И немудрено столько красивых женщин пытались привлечь его внимание! Как ему заметить эту серую мышку!
   – Будь с ней поосторожнее, – посоветовал Джек. – Она изображает из себя непробиваемую личность, но глаза ее выдают.
   Дин тяжело вздохнул:
   – Не путай реальность со своими песнями, Джек. Блу точно известны правила игры.
   Джек пожал плечами:
   – Полагаю, ты знаешь ее лучше меня.
   Больше они не обменялись ни словом, пока Дин не отправился в душ.
   Поглядев вслед Дину, Джек снова вытер капли пота со лба. Хотя сначала он намеревался провести на ферме неделю, пока что он здесь побудет. У Эйприл свой метод покаяния, у него свой. Строительство крыльца вместе с Дином. В юности Джек проводил летние каникулы, работая с отцом, а теперь он и Дин делали то же самое. Правда, Дин плевать хотел на всякие ритуалы общения с отцом. В отличие от Джека. И результат ему нравился. Все выходило крепким, солидным, прочным. Его старик был бы доволен сыном.
   Блу распахнула кухонное окно. Джек засмотрелся на грациозные, чувственные движения Эйприл. На острые лезвия длинных волос, как ножи, летавших вокруг ее головы.
   – Никто из тех, кому за тридцать, не смог бы танцевать, как ты, – услышал он голос Блу, когда песня кончилась.
   – А папе пятьдесят четыре, и он классно танцует, – вставила задыхающаяся Райли. – Во всяком случае, на сцене. По-моему, больше он нигде этим не занимается.