Филлипс Сьюзен Элизабет. Рожденный очаровывать

   Гаражная группа тем временем принялась исполнять оглушительный рэп.
   Из-за кустов появился Джек и, усевшись рядом, вздохнул.
   – Останови этих мальчишек, пока они не покалечат невинных детей, – попросил он, делая вид, что не замечает ее покрасневших глаз.
   – Обещай, что никогда не станешь рэпером, – потребовала она.
   – Только в душе. Хотя...
   – Обещай.
   – Так и быть!
   Он взял ее за руку, но она не пыталась отстраниться.
   – Я видел тебя с Дином
   Ее глаза снова повлажнели.
   – Он назвал меня матерью... перед всеми. Представляешь? Это... это так чудесно.
   – Правда? – улыбнулся Джек. – Я рад.
   – Надеюсь, что когда-нибудь и вы двое...
   – Мы над этим работаем.
   Он пощекотал ее ладонь большим пальцем.
   – Я тут думал о твоем отвращении к одноразовому сексу. Выводы таковы: мы должны встречаться, как нормальные взрослые люди.
   – Хочешь попробовать?
   – Прошлой ночью я уже говорил, что привык к реальным отношениям. Теперь, когда Райли будет жить со мной, мне нужен постоянный дом. Почему бы не поселиться в Лос-Анджелесе?
   Он играл с ее пальцами, наполняя Эйприл сладостным, ноющим напряжением.
   – Кстати, я считаю это нашим первым свиданием. Это даст мне лучший шанс получить преимущество и набрать очки, когда мы встретимся в следующий раз.
   – Благоразумно.
   Ей не следовало бы улыбаться.
   – Я никак не могу быть благоразумным в твоем присутствии,
   даже если бы и пытался.
   Веселые искорки в его глазах потухли.
   – Я хочу тебя, Эйприл. Каждый дюйм тебя. Хочу видеть тебя. Касаться. Пробовать на вкус. Хочу быть в тебе. Хочу всего.
   Эйприл наконец отняла руку.
   – А потом что?
   – Сделаем это еще раз.
   – Вот для этого Бог создал фанаток, Джек. Мне нужно что-то более основательное.
   – Эйприл...
   Она встала и отправилась искать Райли.
   Дину все-таки удалось оттеснить Блу от толпы и затащить за угол, на старое кладбище рядом с баптистской церковью. Он остановился только в тени впечатляющего памятника: высокого обелиска из черного гранита, поставленного на могиле Маршалла Гаррисона. Судя по всему, она нервничала, но пыталась это скрыть.
   – Откуда все узнали, что Эйприл – твоя мать? – спросила она – Только и разговоров что об этом.
   – Сейчас речь не об Эйприл, а о том, что случилось вчера.
   Блу отвела взгляд.
   – Да, какое облегчение, верно? Можешь представить меня с младенцем на руках?
   Как ни странно, он мог. Из Блу получится удивительная мать, готовая свирепо наброситься на всякого, кто обидит ее ребенка.
   Но сейчас не время для всяких глупостей.
   Дин поспешно отрешился от неуместных мыслей.
   – Я говорю о твоем идиотском плане убраться из города в понедельник.
   – Почему идиотском? Собираешься же ты уехать на тренировочную базу в следующую пятницу, и никто не находит это идиотизмом. Почему тебе можно, а мне – нельзя?
   Сегодня она чересчур походила на взрослую.
   Дину стало не по себе. Он хотел вернуть прежнюю мисс Маффет.
   – Потому что между нами ничего еще не кончено, вот почему. И нет никакой причины торопить конец того, чем наслаждаемся мы оба.
   – Ошибаешься. Все кончено. Навсегда. Я по природе своей бродяжка, и мне пора в путь.
   – Прекрасно. Составишь мне компанию, когда вернусь в Чикаго. Тебе там понравится.
   Она погладила грань обелиска Маршалла.
   – Осеныо там слишком холодно.
   – Без проблем. В обоих моих домах есть камины и печи, которые прекрасно работают, можешь переселяться, – выпалил он и в первый момент сам не понял, кто из них больше удивлен.
   Блу превратилась в соляной столп. Наконец фиолетовые сережки резко качнулись.
   – Хочешь, чтобы я поселилась с тобой?
   – Почему нет?
   – Хочешь, чтобы мы жили вместе?!
   До этой минуты он никогда не позволял ни одной женщине поселиться в его доме. Но почему-то при мысли о Блу, порхающей по комнатам, на душе становилось тепло.
   – Ну да. А что тут такого?
   – Два дня назад ты не соизволил познакомить меня с друзьями. Теперь хочешь, чтобы мы жили вместе?
   Она явно растерялась. И вообще не выглядела такой несгибаемой как прежде. Может, все дело в платье или мягких локонах, обрамлявших маленькое личико с острым подбородком. Или тоска, светившаяся в ее глазах пастушки Бо-Пип.
   Он осторожно отвел завиток с ее щеки.
   – Два дня назад я был совершенно сбит е толку. Теперь все встало на свои места.
   – Понимаю. Наконец я выгляжу достаточно респектабельно для того чтобы выводить меня на люди.
   – Твоя внешность не имеет со всем этим ничего общего! – взорвался он.
   – Значит всего лишь совпадение? – Она смело взглянула ему в глаза – Немного трудно поверить, уж не обижайся.
   – Каким же мерзавцем ты меня считаешь? – выпалил Дин, но не дожидаясь ответа, добавил: – Я хочу показать тебе Чикаго, вот и все. И получить шанс спокойно подумать над нашими отношениями, не обращая внимания на тиканье часов.
   – Стоп! Придержи коней. Из нас двоих мозги есть только у меня, следовательно, думать – моя обязанность. Ты – тот, кто красуется в универмагах и раздает пробники духов.
   – Прекрати! Прекрати отделываться шуточками! Речь идет о серьезных вещах!
   – Кто бы говорил...
   Его нынешняя тактика не срабатывала. Чувствуя, что теряет самообладание, он выложил последнюю карту.
   – У нас еще есть незаконченное дельце. Я заплатил тебе за фрески, но еще их не одобрил.
   Блу потерла виски.
   – Я предупреждала, что тебе не понравится. Должно быть, возненавидел их с первого взгляда.
   – Как я могу ненавидеть то, о чем понятия не имею?
   – Но... но я сняла пластик с дверей два дня назад!
   – Я не смотрел. Ведь это ты должна была показать мне фрески, помнишь? Как часть нашей сделки. Я вложил в эти стены столько, что достоин впервые увидеть их в компании автора.
   – Пытаешься манипулировать мною?
   – Бизнес есть бизнес, Блу. Учись отделять бизнес отличного.
   – Ты меня просветил, – отрезала она. – Завтра загляну.
   – Сегодня вечером. Я ждал достаточно долго.
   – Их лучше смотреть днем.
   – Но почему? – удивился он. – Я в основном буду там ужинать.
   Блу отвернулась от памятника, от Дина и направилась к воротам.
   – Мне нужно отвезти Ниту домой. У меня нет времени.
   – Я заеду за тобой в восемь.
   – Не стоит. Я возьму машину Ниты.
   Оборка на подоле хлопала ее по коленям. Дин тупо прислушивался к шелесту ткани.
   Дождавшись ее ухода, он немного побродил по кладбищу среди надгробных плит. Голова по-прежнему была тяжелой, и просветление не наступало. Он предложил ей то, чего ни разу не предлагал другой женщине, а она швырнула ему в лицо отказ, как грязную тряпку. Все пытается играть в куотербека, но лидер из нее вшивый. Она не умеет позаботиться о команде, не говоря уже о себе. И он каким-то образом должен это изменить, а времени почти не остается.
   Райли выбросила гору бумажных тарелок в мусорную урну и вернулась к миссис Гаррисон. Многие уже расходились, но вечеринка удалась, и миссис Гаррисон была необычайно вежлива со всеми и, очевидно, счастлива, что так много народа явилось поздравить ее.
   – Заметили, как сегодня все были приветливы с вами? – спросила она, желая убедиться, что все в порядке.
   – Знают, с какой стороны маслом хлеб намазан, – буркнула миссис Гаррисон.
   Ее передние зубы были вымазаны помадой. Но у Райли было кое-что на уме, поэтому она промолчала насчет помады.
   – Блу объяснила мне, что происходит с городом. Мы живем в Америке и думаю, вам стоит позволить людям делать все, что они хотят со своими магазинами и вообще с бизнесом, – объявила она. – И еще я думаю, что вам стоит бесплатно преподавать балет детям, которым не по карману платить за такую роскошь.
   – Балет? Кто ко мне придет? Нынешних деточек ничего, кроме хип-хопа не интересует.
   Сегодня она познакомилась с двумя очень славными школьницами, которые и подали ей идею.
   – Вижу ты уже решила, чем мне следует заниматься, но как насчет того, что хочу я? Это мой день рождения, и я просила только одного.
   Райли уже пожалела, что затронула тему.
   – Не могу я петь на людях. Да и на гитаре играю плохо.
   – Вздор. Я давала тебе уроки балета, а ты не хочешь сделать для меня такого пустяка!
   – Это не пустяк!
   – Ты поешь лучше, чем все эти бандиты из так называемого оркестра, вместе взятые. В жизни не слышала таких гнусных воплей.
   – Я спою для вас, когда вернемся домой и останемся вдвоем.
   – Думаешь, я не боялась, когда в первый раз танцевала на публике? Да я едва в обморок не падала от страха! Но это меня не остановило!
   – Я не захватила с собой гитару.
   – У них полно гитар, – возразила Нита, ткнув пальнем в сторону музыкантов.
   – Они электрические.
   – Все, кроме одной!
   Райли и представить не могла, что Нита заметит тот момент, когда соло-гитарист поменяет электрическую гитару на акустическую, перед тем как попытаться изобразить жалкую пародию на песню группы «Грин дей» «Лучше время в твоей жизни».
   – Я не могу взять чужую гитару. Мне просто не дадут.
   – Hу это мы еще посмотрим.
   К ужасу Райли, Нита оттолкнулась от скамьи и, шаркая ногами, поплелась к оркестру. К этому часу осталось менее половины присутствующих: в основном семьи, ожидавшие, пока ребятишки наиграются в парке, и болтающиеся по аллеям подростки. Заметив, что в боковую калитку вошел Дин, Райли в отчаянии бросилась к нему:
   – Миссис Гаррисон пытается заставить меня петь! Говорит, что это подарок ей на день рождения!
   Дин терпеть не мог миссис Гаррисон, и Райли ожидала, что брат обозлится, но он, похоже, думал о чем-то своем.
   – И ты споешь?
   – Нет! Ты же знаешь, я не могу! Здесь слишком много людей.
   Он смотрел поверх ее головы, словно кого-то искал.
   – Не так уж много.
   – Я не могу петь на людях.
   – Поешь же ты для меня и миссис Гаррисон.
   – Это совсем другое. И очень личное. А тут все незнакомые.
   Он наконец услышал ее!
   – Не можешь петь перед чужими людьми или не можешь петь в присутствии Джека?
   Как-то она излила перед ним душу, но заставила дать слово никогда не упоминать о том разговоре. Теперь он использовал ее откровенность против нее же самой.
   – Ты не понимаешь.
   – Понимаю, – кивнул он, обнимая сестру за плечи. – Прости, Райли. Ты все должна решить для себя.
   – В моем возрасте ты тоже не стал бы петь.
   – Просто потому, что у меня нет голоса.
   – Ты неплохо поешь, – возразила она.
   – Пойми, Джек старается. Если ты споешь, его чувства к тебе не изменятся.
   – Откуда ты знаешь?
   – Не знаю. Как и ты. Может, давно пора убедиться?
   – Я уже во всем убедилась.
   Его улыбка выглядела несколько натянутой, и Райли подумала, что он, типа как, разочарован в ней.
   – Как хочешь, – пожал он плечами. – Посмотрим, смогу ли я уговорить старую ведьму оставить тебя в покое.
   Когда он ушел, у Райли закружилась голова. Раньше, до приезда на ферму, ей приходилось самой заботиться о себе. Но теперь Дин всегда защищал ее, даже когда отец хотел забрать ее в Нашвилл. И не он один. Эйприл и Блу заступались за нее перед миссис Гаррисон, хотя в этом не было необходимости. А отец едва не убил Дина, вообразив, что тот всерьез за ней гоняется.
   Дин подошел к миссис Гаррисон как раз в тот момент, когда она разговаривала с соло-гитаристом. Райли прикусила ноготь. Ее отец стоял в одиночестве у забора, но она видела, как люди бросают на него любопытные взгляды. Эйприл помогала убирать одноразовые тарелки и стаканчики, а Блу заворачивала остатки торта для миссис Гаррисон. Та говорила, что если прятать свой свет под спудом, свеча погаснет и Райли превратится в ничто, если не будет верна себе.
   Под мышками стало мокро. Кажется, ее вот-вот вырвет. Что, если она начнет петь и окончательно провалится?
   Райли уставилась на отца.
   И хуже всего – что, если она вовсе не провалится?
   Джек резко выпрямился, заметив, что дочь с гитарой в руке подходит к микрофону. Даже с того места, где он стоял, было видно, как она напугана.
   – Меня зовут Райли, – прошептала она в микрофон.
   Девочка выглядела маленькой и беззащитной. Он не знал, почему она это делает. Но чувствовал, что ни за что не позволит обидеть ее. Он шагнул к возвышению, но она уже начала играть. Никто не позаботился включить акустическую гитару в усилитель и сначала собравшиеся ее игнорировали. Но Джек услышал, и хотя вступление было очень тихим, он узнал «Почему не улыбнуться?».
   У него сжалось сердце, когда Райли запела:
   Помнишь, когда мы были молоды
   И каждая мечта казалась первой...
   Плевать, если он себя обнаружит! Ему нужно быть рядом с дочерью! Это песня не для одиннадцатилетней девочки, и он не позволит ей опозориться.
   Не жду, что ты поймешь,
   Когда уже увидела так много.
   И не прошу тебя понять...
   Мягкий мелодичный голос так контрастировал с фальшивым подвыванием оркестра, что шум постепенно смолк. Если они начнут смеяться, девочка будет раздавлена.
   Он ускорил шаг, но появившаяся рядом Эйприл положила руку ему на плечо.
   – Слушай ее, Джек. Слушай.
   Он остановился.
   Я знаю, жизнь жестока.
   Ты знаешь это лучше меня...
   Райли позабыла сменить аккорд, но голос ни разу не дрогнул.
   Беби, почему не улыбнуться?
   Беби, почему не улыбнуться?
   Беби, почему не улыбнуться?
   В парке стояла мертвая тишина, и ехидные ухмылки музыкантов как-то померкли. И хотя девочка, серьезно выговаривавшая слова взрослой песни, должна была казаться забавной, никто не улыбнулся. Исполнение Джеком этой песни выливалось в гневное, оскорбленное противостояние. Райли была олицетворением разбитого сердца.
   Она закончила песню, сыграв «фа» вместо «до». Бедняжка так старалась брать верные аккорды, что ни разу не посмотрела на толпу и ужасно растерялась, когда раздались аплодисменты. Джек ожидал, что она сбежит. Но она подступила ближе к микрофону и тихо объявила:
   – Эта песня посвящалась моему другу миссис Гаррисон.
   Люди стали просить ее спеть еще. Дин улыбнулся. Блу облегченно вздохнула. Райли зажала губами медиатор, настроила гитару и без всякого уважения к авторским правам или секретности, всегда окружавшей выпуск нового альбома Пэтриота, запела «Плачь со мной», одну из песен, над которой он работал в коттедже. Джек задыхался от радости и гордости. Под конец, когда толпа устроила овацию, она спела песню Моффатов «Мрачный и грязный». Джек неожиданно понял, что выбор песен скорее основывался на ее умении брать аккорды, чем на красоте музыки или стихов.
   На этот раз, закончив песню, она просто поблагодарила присутствующих и отдала гитару, несмотря на все просьбы продолжать концерт. Как всякий великий исполнитель, она оказалась достаточно умна, чтобы оставить публику неудовлетворенной и желающей большего.
   Дин добрался до нее первым и стоял сбоку, когда люди стали подходить и осыпать ее похвалами. Райли боялась поднять глаза. Миссис Гаррисон выглядела такой самодовольной, словно пела вместо Райли. Блу сияла, как новенькая монетка, а Эйприл безудержно смеялась. Райли не смотрела на отца. Он вспомнил е-мейл, посланный Дину, когда пытался понять, почему она не соглашается петь в его присутствии.
   – Догадайся сам, – ответил тогда Дин.
   В то время он посчитал, что Райли боится потерять его любовь, если будет плохо петь, но сейчас он лучше понимал дочь. Она прекрасно знала цену своему голосу и хотела совсем другого.
   Кое-кто из толпы открыто пялился на Джека. Одна женщина достала фотоаппарат. Другая робко подобралась к нему:
   – П-простите, но... вы не Джек Пэтриот?
   Дин предвидел, что сейчас произойдет, поэтому поспешил подойти к отцу.
   – Может, оставите его в покое?
   Женщина покраснела.
   – Я просто не поверила, что это он. Здесь, в Гаррисоне! Что вы здесь делаете, мистер Пэтриот?
   – Это славный город.
   Он глянул поверх ее головы и увидел, что Райли уже стоит между Нитой и Блу.
   – Джек – мой друг. Он гостит у меня на ферме, – пояснил Дин. – И больше всего в Гаррисоне ему нравится возможность побыть одному.
   – Конечно, я понимаю.
   Дину каким-то образом удалось удержать на расстоянии самых любопытных зевак. Блу и Эйприл повели Ниту к машине. Дин подтолкнул Райли к отцу и исчез, не оставив ей иного выбора, кроме как подойти ближе. Девочка выглядела такой встревоженной, что сердце Джека заныло. Что, если он ошибается?
   Но гадать не было времени.
   Он чмокнул ее в макушку. От нее пахло именинным тортом.
   – Ты молодец. Здорово пела. Но мне нужна дочь, а не малолетняя хиппи, мечтающая стать рок-звездой.
   Райли резко вскинула голову. Джек затаил дыхание. Ее глаза превратились в озера неверия.
   –Пра-авда? – выдохнула она.
   Они далеко продвинулись этим летом. Но единственный ложный шаг мог все испортить.
   – Не подумай, будто я не хочу, чтобы ты пела, – решение зависит только от тебя. При этом ты должна твердо знать одно: у тебя изумительный голос, но твои друзья – это люди, которые будут тебя любить, даже если не сможешь взять ни единой ноты, – пояснил он и, помедлив, добавил: – И я тоже вхожу в их число.
   Ее темно-карие глаза, так похожие на его собственные, широко раскрылись.
   – А еще Дин и Эйприл, – продолжал Джек. – Блу. Даже миссис Гаррисон.
   Он слишком спешил, но нужно было убедиться, что она поняла.
   – Совсем не обязательно петь, чтобы заслужить чью-то дружбу. Или любовь.
   – Ты знаешь, – прошептала она. Он сделал вид, что не понял.
   – Я слишком долго был в шоу-бизнесе и много повидал.
   Теперь она заволновалась.
   – Но я все же могу петь для людей, правда? Когда научусь лучше играть на гитаре.
   – Только если захочешь. И если не позволишь никому судить о себе исключительно по голосу.
   – Обещаю.
   Он обнял ее за плечи и привлек к себе.
   – Я люблю тебя, Райли.
   Ее щека прижалась к его груди.
   – Я тоже люблю тебя, па.
   Она впервые сказала это отцу. Взявшись за руки, они пошли к машине.
   – Не могли бы мы поговорить о моем будущем? – робко спросила Райли. – Не о пении. О школе, о том, где я буду жить, и все такое.
   Теперь Джек точно знал, что нужно делать.
   – Поздно! – мрачно провозгласил он. – Я уже все решил.
   Былая настороженность застыла в глазах девочки.
   – Это несправедливо! – запротестовала она.
   – Я твой отец, значит, я принимаю решения. Жаль, что придется огорчить тебя, но, как бы ты ни умоляла, я и близко не подпущу свою единственную дочь к тетушке Гейл и Тринити.
   – Правда? – ахнула девочка.
   – Детали плана еще не до конца ясны, но мы летим в Лос-Анджелес вместе. Найдем тебе хорошую школу. Не пансион. Я хочу, чтобы ты была рядом. Должен же отец присматривать за дочерью. Наймем экономку, которая понравится нам обоим, чтобы с тобой кто-то оставался, когда мне придется уезжать в турне. Иногда ты сможешь видеться с Эйприл, над этим я пока работаю. Ну, что ты думаешь?
   – Думаю... думаю, что это здорово!
   – Вполне согласен.
   Садясь в машину, он улыбнулся себе под нос. Рок-н-ролл способен сохранить молодость любому, но все же стать наконец взрослым – тоже совсем неплохо.

Глава 24

   Блу прибыла на ферму через час. Она успела переодеться в простой белый топ и новые шорты хаки, и то, и другое, как ни странно, вполне по размеру. Дин надеялся, что Джек и Райли будут заняты своими делами и не посмеют лезть в столовую.
   – Не хочу это делать, – взбунтовалась Блу, входя в дом.
   Дин едва удержался от поцелуя и закрыл дверь.
   – Советую быстрее с этим покончить. Иди вперед и включи в столовой все светильники, чтоб я сразу оценил всю бездарность твоей мазни.
   Но на этот раз он не смог вызвать даже тени улыбки. Как странно видеть Блу не в своей тарелке!
   – Ты прав.
   Фиолетовые босоножки протопали мимо него в столовую. Он хотел сорвать с ее ног эту гнусную обувку и заставить надеть уродливые байкерские ботинки.
   Свет в столовой зажегся.
   – Ты возненавидишь их с первого взгляда.
   – По-моему, это я уже слышал, – улыбнулся Дин. – Может, стоило сначала напиться.
   Он переступил порог столовой, и улыбка растаяла. Он был готов ко многому, но только не к тому, что предстало перед ним.
   Блу создала лесную долину из тумана и фантазии. Лучи бледного желтоватого света проникали сквозь кружевную листву деревьев. Качели, увитые цветущими лозами, свисали с изогнутой ветви. Не существующие в природе цветы ярким ковром стелились перед цыганской кибиткой, примостившейся на краю фантастического пруда.
   Дин не знал, что сказать, а когда немного опом0ился, выпалил нечто, совершенно неуместное:
   – Это фея?
   – Э... то есть очень маленькая, – пробормотала Блу, глядя на крохотное создание, смотревшее на них из переднего окна кибитки.
   Дин молчал. Блу закрыла лицо руками.
   – Знаю! Это кошмар! Мне не следовало браться за это, а кисти словно обрели собственную жизнь и не слушались меня. Мне нужно было закрасить эту фею... и других тоже.
   – А есть и еще?
   – Их не сразу видно.
   Она рухнула на кресло, стоявшее между окнами и едва слышно призналась:
   – Прости, я не хотела. Это столовая. А такие фрески уместны в... детской или в игровой комнате. Но стены были такими ровными, и освещение здесь замечательное, и... я не сознавала, как хочу написать все это.
   Дин никак не мог охватить фрески одним взглядом. Куда бы он ни взглянул, всюду видел что-то новое. Летевшую по небу птичку с увитой лентами корзинкой в клюве. Облако с лицом круглощекой румяной старушки, смотревшее сверху на кибитку. На самой длинной стене красовался единорог, сунувший морду в воду на краю пруда. Неудивительно, что Райли влюбилась в фрески. И неудивительно, что Эйприл выглядела такой встревоженной, когда он спросил, понравилось ли ей. Как могла его несгибаемая, жесткая, острая на язык Блу создать нечто столь нежное и волшебное?
   Да потому что она вовсе не была жесткой и несгибаемой. Ее суровость и несговорчивость – своего рода доспехи, помогавшие выжить. В душе она также хрупка и непрочна, как нарисованные ею капли росы, свисающие с кустика синих колокольчиков.
   Он осторожно погладил ее по голове.
   – Они ужасны. Я знала, что творю немыслимое, еще когда рисовала все это, но не смогла остановиться. Внутри словно лопнуло что-то и вылилось в эти фрески. Я верну твой чек и, если дашь мне несколько месяцев, возмещу стоимость повторной покраски стен.
   Дин встал перед ней на колени и силой оторвал ладони от ее лица.
   – Никто ничего не станет перекрашивать, – пообещал он, глядя ей в глаза. – Я влюбился в них.
   «И люблю тебя».
   Сознание этого пронизало его внезапно. И пришло так же легко, как воздух, который он жадно глотал. Он встретил свою судьбу, когда остановился на шоссе неподалеку от Денвера. Блу бросала ему вызов, занимала, поражала, околдовывала, заводила... О Господи, как же она его заводила! А еще понимала его. И он ее понимал. Эти фрески позволили ему увидеть душу мечтательницы. Женщины, твердо решившей сбежать от него в понедельник утром.
   – Не стоит притворяться, – всхлипнула она. – Я же говорила, как ненавижу, когда ты бываешь милым и уступчивым. Если бы твои друзья увидели это...
   – Когда мои друзья увидят это, в темах для разговоров недостатка не будет, уж это точно.
   – Они подумают, что ты спятил.
   «Ни за что! Особенно после того, как увидят тебя!»
   Блу, мрачно хмурясь, запустила руку в его волосы.
   – У тебя безупречный вкус, Дин. Это дом мужчины. И пропитан мужским духом. Ты и сам видишь, как неуместны здесь эти фрески.
   – Абсолютно неуместны. И невероятно красивы.
   «Совсем как ты».
   –Я уже говорил, как ты удивительна?
   Блу жадно всматривалась в его лицо. Она всегда обладала способностью видеть его насквозь, и сейчас глаза постепенно наполнялись потрясенным изумлением.
   – Тебе действительно нравится? Ты не хочешь меня утешить?
   – Я бы никогда не солгал тебе в таком важном деле. Они великолепны. Ты великолепна.
   Он стал целовать ее: уголки глаз, изгиб щеки.
   Чары комнаты возымели свое действие, и скоро она очутилась в его объятиях.
   Он подхватил ее на руки и перенес из одного магического мира в другой: в укрытие их цыганской кибитки.
   Они любили друг друга под нарисованными лозами и причудливыми цветами. Нежно. Самозабвенно.
   Блу наконец принадлежала ему.
   Пустая подушка рядом с его головой на следующее утро была доказательством его вины в том, что так и не собрался поставить в кибитке биотуалет. Дин натянул шорты и футболку. Пусть только попробует не сварить ему кофе!
   Он намеревался посидеть с ней на крыльце, выпить целый кофейник и поговорить об их дальнейшей жизни. Вернее, о последующих годах их совместной жизни.
   Но, пройдя через двор, он заметил, что красный «корветт» исчез.
   Дин ворвался в дом, где его приветствовал телефонный звонок.
   – Немедленно сюда! – закричала Нита, не потрудившись поздороваться. – Блу уезжает!
   – О чем вы?!
   – Она водила нас за нос! Твердила, что уедет в понедельник, а сама все это время намеревалась улизнуть сегодня! Чанси Кроул отправился с ней, чтобы забрать прокатную машину, и она сейчас направляется в гараж, чтобы погрузить вещи. Я так и знала: что-то неладно. Она...