Филлипс Сьюзен Элизабет. Рожденный очаровывать

   – Я посылал ей цифровые снимки. Образцы краски. У нее прекрасный вкус и множество интересных идей. Так что все получится.
   – Все же это совсем не то, что быть рядом.
   – Вот поэтому я и решил сделать ей сюрприз своим неожиданным визитом.
   Он открыл очередное сообщение, нахмурился и выхватил «блэкберри».
   – Хитклиф, я получил твое «мыло» и вовсе не в восторге от одеколонного контракта. После «Энд зон» я надеялся покончить с подобными вещами. – Он поднялся и отошел на несколько шагов. – Я подумывал, что, может, спортивный напиток или... – Дин осекся и расплылся в медленной улыбке. – Так много? Черт, похоже, моя смазливая морда все равно что включенный кассовый аппарат.
   Собеседник, очевидно, пошутил, потому что Дин рассмеялся, громко и уверенно.
   – Мне пора, – объявил он, опершись ногой о пень. – Мой стилист ненавидит, когда я опаздываю. А сегодня мы будем делать мелирование. Передай спиногрызикам наилучшие пожелания и скажи жене, что я приглашаю ее переночевать у себя, как только
   вернусь в город. Только я и Аннабелла.
   Продолжая смеяться, он закрыл телефон и сунул обратно в карман.
   – Мой агент.
   – Хотела бы я иметь агента, – вздохнула Блу. – Чтобы и мне удалось вставить словечко в разговор. Но полагаю, я не из тех людей, кому суждено иметь агента.
   – Уверен, что у вас немало других хороших качеств.
   – Тонны, – угрюмо заверила она.
   Как только они уселись в машину, Дин направился к границе между штатами. Блу, осознав, что грызет ноготь, поспешно сложила руки на коленях. Дин ехал быстро, но при этом уверенно держал руль, именно так, как она сама любила управлять машиной.
   – Итак, где вас высадить? – осведомился он.
   Именно этого вопроса она ждала и боялась. И сейчас притворилась, что обдумывает ответ.
   – К сожалению, между Канзас-Сити и Денвером нет больших городов. Думаю, Канзас-Сити мне подойдет.
   Дин слегка усмехнулся. Судя по выражению глаз, он прекрасно понял ее уловки и не собирался дать себя одурачить.
   – Я скорее имел в виду первую попавшуюся стоянку для грузовиков достаточно приличного размера.
   Блу поперхнулась и закашлялась..
   – Видите ли, вы человек общительный, а одному ехать скучно... Постараюсь вас развлечь.
   Его взгляд скользнул по ее груди.
   – И каким образом вы собираетесь это сделать?
   – Автомобильные игры,– быстро ответила она – Я знаю, десятки игр.
   Он фыркнул, но ее уже несло.
   – Я к тому же прекрасная собеседница и могу защитить вас от фанатов. Постараюсь держать всех этих прилипчивых баб на расстоянии.
   Серо-голубые глаза Дина блеснули то ли раздраженно, то ли весело – она так и не поняла.
   – Я подумаю, – пообещал он.
   К некоторому удивлению Дина, вечером, когда он где-то в западном Канзасе съехал с шоссе между штатами и направился к гостинице «Мерри тайм инн», Бобри все еще была в его машине.
   Она пошевелилась, только когда он свернул на стоянку. Пока она спала, у него было достаточно времени наблюдать, как вздымается ее грудь под спортивной рубашкой. Большинство женщин из тех, с кем он обычно проводил время, накачивали груди до невероятных размеров. Но только не Бобри. Он знал, что некоторые парни обожают огромные титьки, – черт, да и сам он был таким любителем. – но Аннабелла Грейнджер Чампион испортила ему весь кайф.
   – Каждый раз, когда мужчина вроде тебя пожирает взглядом женщину с силиконовыми буферами размера «Е», этим он поощряет какую-нибудь наивную девчонку с идеальной грудью ложиться под нож. Женщинам следовало бы вместо этого расширять свое мировоззрение, – твердила она.
   Благодаря ей он чувствовал себя лично ответственным за грех увеличения груди, но что поделать с Аннабеллой: уж такая она уродилась. На все имеет твердое мнение, которого не скрывает, и не задумается высказать все, что думает, прямо в лицо любому и всякому. Аннабелла была его единственным настоящим другом из всех знакомых женщин. Но после свадьбы с Хитом Чампионом, его кровопийцей-агентом, которому родила двоих детей, у нее оставалось не слишком много времени на дружеские посиделки.
   Сегодня он много думал об Аннабелле. Может, потому, что у Бобри тоже на все было твердое мнение, и она, как и Аннабелла, не стремилась произвести на него впечатление. Конечно, Дин наврал, что он «голубой», но она поняла, что это чушь собачья, по крайней мере сотню миль назад. И все же пыталась манипулировать им. Но крошке Бо-Пип с ним не справиться.
   Ее рот застыл в полузевке, когда она разглядела хорошо освещенный трехэтажный отель. И хотя сегодня она то и дело выводила его из себя, он все еще не был готов вручить ей пару сотен баксов и вышвырнуть вон. Почему? Ну, во-первых, ему хотелось, чтобы она попросила денег. Во-вторых, она действительно оказалась неплохой собеседницей. И главной причиной была эрекция, терзавшая его последние двести миль.
   – Обычно здесь расплачиваются кредитными карточками. – объявил он.
   Дину следовало бы устыдиться такого откровенного припугивания, но она так драла нос, что ему нравилось ее дразнить.
   Бобри поджала губы.
   – К сожалению, у меня нет кредитки.
   – Что неудивительно.
   – Несколько лет назад я безнадежно превысила кредит и с тех пор не доверяю себе, – продолжала она, изучая вывеску отеля – Что вы собираетесь делать с машиной?
   – Дам денег охраннику, чтобы присмотрел за ней.
   – Сколько?
   – Почему это так тебя занимает?
   – Я художница. И всегда интересуюсь поведением окружающих.
   – Полагаю, пятьдесят долларов сейчас и столько же утром.
   – Превосходно, – кивнула она, протягивая руку – Договорились.
   – Я не позволю тебе следить за машиной.
   Девушка с трудом сглотнула, так что по горлу прокатился ко мок.
   – Почему бы нет? Не волнуйтесь, я сплю чутко И сразу проснусь, если кто-то подберется слишком близко.
   – И спать ты в ней не будешь.
   – Только не уверяйте, что вы один из тех жлобов-шовинистов, которые считают, что женщина не способна сделать работу, так же хорошо, как мужчина.
   – Ну а я думаю, что номер тебе просто не по карману. – бросил Дин, вылезая из машины. – Так и быть, я тебя проспонсирую.
   Она презрительно фыркнула и вздернула подбородок.
   – Не нуждаюсь я ни в каких спонсорах.
   – Неужели?
   – Лучше позвольте мне охранять машину.
   – Ни за что на свете.
   Очевидно, она пыталась обставить его, и он совсем не удивился, когда она стала перечислять цены на свои портреты.
   – Даже если учитывать стоимость номера и нескольких обедов, вы должны признать, что заключили выгодную сделку. Я начну рисовать вас с утра за завтраком.
   Еще один портрет! Только этого ему и не хватало! В действительности ему нужно совсем другое...
   – Можешь начать сегодня, – объявил он, открывая багажник.
   – Сегодня? Но сейчас... ужасно поздно.
   – Всего лишь начало десятого.
   В этой команде есть место только для одного ведущего игрока. То есть для него.
   Она что-то пробормотала себе под нос и подступила к багажнику. Он вытащил свой чемодан и ее голубой рюкзак. Она дотянулась до одного из деревянных чемоданчиков, содержавших принадлежности для рисования, и, все еще бормоча, последовала за ним к подъезду. Он договорился с единственным швейцаром гостиницы об охране машины и направился к стойке портье. Бобри держалась рядом. Судя по живой музыке, доносившейся из бара, и местным обитателям, высыпавшим в вестибюль, «Мерри тайм инн» по субботним вечерам становилась злачным местом маленького городка.
   Дин отметил, что кое-кто уже поворачивается в его сторону. Иногда ему удавалось оставаться неузнанным два дня подряд, но сегодня удача была не на его стороне. Несколько человек открыто глазели на него. Все эта чертова реклама «Энд зон»!
   Дин поставил вещи у стойки.
   Портье, серьезный молодой человек, типичный житель Среднего Запада, приветствовал его вежливо, но не называя по имени. Зато Бобри ткнула его локтем в ребра и кивком показала на бар.
   – Ваши фанаты, – прошипела она, словно он сам не заметил двух жирных типов средних лет, отделившихся от толпы и зашагавших к ним.
   На одном была гавайская рубашка, собравшаяся складками на толстом животе. Другой мог похвастаться длинными, подкрученными вверх усами и ковбойскими сапожками.
   – Пора приниматься за работу, – жизнерадостно объявила Бобри. – Я обо всем позабочусь.
   – Ни в коем случае. Я...
   – Привет, – начала Гавайская Рубашка, протягивая руку – Надеюсь, вы не обидитесь, что мы помешали, но мы с моим дружком Ноуменом поспорили, что вы и есть тот самый Дин Робийар.
   Ответить Дин не успел. Бобри загородила его худеньким тельцем и закатила речь с иностранным акцентом, звучавшим как почто среднее между сербохорватским и еврейским.
   – Э... этот самый Дин Роб... как его там, очень знаменит в Амевике, вевно? Мой бедный муж... – Она по-хозяйски сжала руку Дина. – Его аглиски оч-чень, оч-чень плох, и он ничего много не понимает. Но мой аглиски оч-чень, оч-чень ховош, пвавда? И куда бы мы ни пвиехали, люди вводе вас подходят к нему и называют Дином, Как-его-там. Но нет, мой муж в Амевике вовсе не знаменит. Зато оч-чень знаменит в нашей стване. Он оч-чень знаменитый... как это сказать? Повногваф.
   Дин едва не поперхнулся слюной.
   Бобри нахмурилась.
   – Да? Я что-то не так сказава? Он ставит гвязные фильмы.
   У Дина голова пошла кругом. Но Бобри все-таки заслужила его поддержку за столь титанический труд, пусть и не совсем удавшийся, поэтому он натянул вежливую улыбку и попытался сделать вид, что не знает английского.
   Она окончательно запутала приятелей, и те не знали, как выпутаться из положения.
   – Мы... э... то есть... Прошу прощения... мы думали...
   – Ничего ствашного, – твердо заверила она – Не в певвыи паз.
   Бедняги, путаясь в собственных ногах, поспешно отступили Бобри самодовольно уставилась на него.
   – Для столь одаренного человека я ужасно молода. Ну, разве мы не рады, что я решила остаться с вами?
   Он дал высокую оценку ее изобретательности, но поскольку как раз в этот момент передавал портье карточку «Виза», все усилия сохранить его инкогнито пошли прахом.
   – Я возьму ваш лучший номер-люкс.– объявил Дин. – И маленький номер возле лифта для своей безумной спутницы. Если с номерами проблемы, поместите ее рядом с любым старым автоматом для льда.
   Персонал гостиницы был идеально вышколен, и поэтому портье глазом не моргнул.
   – К сожалению, у нас много постояльцев, и номер-люкс уже занят.
   – Занят? – протянула Бобри. – Неужели эти ужасы никогда не кончатся?
   Портье с несчастным видом уставился в компьютер.
   – Боюсь, осталось всего два номера. Один, полагаю, вполне вас удовлетворит, но второй подготовлен к ремонту.
   – Черт с ним. Малышка не откажется там переночевать. Надеюсь, вы успели вывести кровавые пятна с ковра. Кроме того, порнозвезды способны спать где угодно. И я не шучу. Где угодно.
   Он веселился от души, но портье был слишком хорошо натренирован, чтобы улыбнуться.
   – Мы, разумеется, сделаем вам скидку.
   Блу небрежно оперлась о стойку.
   – Наоборот, удвойте цену, иначе он оскорбится.
   Как только все было улажено и Дин сумел заверить портье, что его спутница несет чушь, они направились к лифту. Не успели двери закрыться, как Бобри уставилась на него. В леденцовых глазах цвета незрелого винограда светилась сама невинность.
   – Те типы, что подошли к вам, знали ваше настоящее имя. Понятия не имела, что в мире столько геев.
   Он нажал кнопку лифта.
   – Честно говоря, я немного играю в профессиональный футбол под своим настоящим именем. Конечно, все это несерьезно. Чтобы занять время. Только до тех пор, пока не начну свою карьеру в кино.
   Физиономия Бобри приняла преувеличенно почтительное выражение.
   – Bay! He знала, что профессиональным футболом можно заниматься несерьезно.
   – Не хочу тебя обидеть, но ты не слишком много знаешь о спорте.
   – Все же... Гей – и футболист? Трудно представить.
   – О, нас там целая толпа. Возможно, добрая треть НФЛ.
   Он ждал, что она назовет его лжецом, примется разоблачать, но Бобри не спешила закончить игру.
   – – А люди еще считают педиков бесчувственными! – покачала она головой.
   – Мы просто не показываем свои переживания.
   – Я заметила, что у вас уши проколоты.
   – Грехи молодости.
   – Хотели повыпендриваться, верно? Выставить напоказ свои денежки?
   – По два карата в каждом ухе.
   – Клянусь, вы все еще иногда их надеваете.
   – Только, если день был урожайным.
   Двери лифта разомкнулись. Они пошли по коридору. Дин отметил, что для такой малышки шаг у Бобри достаточно широк. Он не привык к миниатюрным женщинам... впрочем, женщиной ее трудно назвать, несмотря на задорные маленькие грудки и его упорную эрекцию.
   Их номера оказались рядом. Он открыл первую дверь. Чистенько, но немного мрачно и без особых излишеств.
   Она протиснулась мимо.
   – В обычных обстоятельствах я предложила бы бросить монетку, но поскольку платите вы, это будет несправедливо.
   – Ну, если ты настаиваешь...
   Она взяла рюкзак и снова попыталась его отшить.
   – Лучше всего я рисую в естественном свете. Подождем до завтра.
   – Не знай я тебя лучше, вполне бы мог предположить, что ты боишься остаться со мной наедине.
   – О'кей, заметано. Но что, если я случайно встану между, вами и зеркалом? А вдруг вы прибегнете к насилию?
   – Увидимся через полчаса, – ухмыльнулся он.
   Зайдя в номер, он включил телевизор, где как раз передавали последний тайм игры с « Буллз», стащил ботинки и разложил вещи. У него уже имелось столько своих портретов, снимков и зарисовок, что он не знал, куда их девать, но дело было не в этом.
   Он выхватил из мини-бара пиво и банку с арахисом. Аннабела как-то предложила ему послать матери те снимки, которые годами публиковались в гламурных журналах, но он посоветовал ей заниматься своими делами и не лезть в чужие. Потому что никому не позволял совать нос в сложные отношения со своей семейкой.
   Дин растянулся на кровати в джинсах и белой рубашке с белым узором от Марка Жакоба, присланной ему пиар-отделом дизайнера пару недель назад.
   «Буллз» попросили тайм-аут.
   Еще одна ночь, еще одна гостиница...
   Дин владел двумя кондоминиумами в Чикаго: один почти рядом с озером и другой – в западном предместье, неподалеку от административного здания «Старз», на случай, если ему надоедало торчать в пробках по дороге к городу. Но поскольку Дин вырос в спальнях пансионов и интернатов, ни одна квартира не казалась ему настоящим домом.
   Спасибо мамочке.
   Теннессийская ферма имела историю и глубокие, надежно вросшие в землю корни. То есть все, чего ему недоставало. Обычно он не был столь импульсивен, чтобы покупать дом вдали от океана. Дом с сотнями акров земли обязывал к постоянству, которого он не знал и к которому не был готов. Все же дом предназначен исключительно для отдыха. Если ферма ему не понравится, ее всегда можно продать.
   Он услышал шум воды в соседнем номере. По телевизору показывали анонс будущей передачи о трагической смерти исполнительницы кантри-вестерн Марли Моффат, утонувшей на прошлой неделе. На экране мелькали кадры двенадцатилетней давности с изображением только что обвенчавшихся Марли и Джека Патриота, выходивших из часовни в Рино. Дин выключил звук.
   Ему не терпелось раздеть Бобри. Тот факт, что у него никогда еще не было подобной женщины, только усиливал желание.
   Дин бросил в рот горсть арахиса и напомнил себе, что давно перестал заниматься одноразовым сексом. Мысль о том, что он все больше походит на свою мать, женщину, которая была так занята кокаином и бесчисленными минетами для полузнакомых собутыльников, что совершенно забыла о сыне, становилась настолько угнетающей, что он старался ограничиться мимолетными подружками, романами, длившимися от двух недель до двух месяцев. Но сейчас он намеревался отказаться от надежной и испробованной стратегии и ничуть об этом не жалел. Да и Бобри ничем не напоминала дешевку, одну из вечно хихикающих футбольных фанаток. И хотя они провели вместе всего один день, несмотря на ее способность выводить его из себя, они вроде как даже подружились: вполне приемлемые отношения, основанные на интересной беседе, совместных обедах и одинаковых предпочтениях в музыке. И главное, Бобри умела держать удар.
   Последняя четверть игры едва началась, когда в смежную дверь постучали. Сегодняшняя ночь необходима для того, чтобы дать ей знать, кто сидит на месте водителя.
   – Я голый! – откликнулся он.
   – Вот и прекрасно. Я сто лет не рисовала ню. Мне необходима практика.
   Она не ехидничает!
   Дин ухмыльнулся и взял телевизионный пульт.
   – Не принимай близко к сердцу, но идея стоять голым перед женщиной совершенно омерзительна.
   – Я профессионал. Считайте меня доктором. Если вам так уж неудобно, можете задрапировать свои интимные места.
   Дин снова расплылся в улыбке. Его интимные места?
   – Если угодно, мы можем подождать до завтра, и у вас будет время привыкнуть к мысли.
   Игра окончена. Он глотнул пива.
   – Ничего страшного. Я сейчас кое-что натяну.
   Он расстегнул верхние пуговички рубашки, и, прежде чем выключить телевизор и пойти к двери, он еще успел увидеть, как новый защитник «Буллз» пропустил коварный удар.

Глава 3

   Пренебрежение модой отчетливо проявилось в домашнем наряде Бобри. На ней были мужская футболка цвета маренго и выцветшие черные тренировочные штаны, закрученные складками вокруг узких щиколоток. Ни малейшего намека на сексуальность, если не считать тайны, которая скрывалась под убогими тряпками.
   Дин отступил, чтобы пропустить ее. Она пахла мылом, а не парфюмерной фабрикой. Дин шагнул к мини-бару.
   – Налить что-нибудь?
   – Господи боже мой, – охнула она. – неужели вы действительно пользуетесь этой штукой?
   Дин невольно глянул на свою ширинку. И только потом обнаружил, что Бобри уставилась на мини-бар. Уронив блокнот, она ринулась к столу и схватила прайс-лист.
   – Да вы только взгляните! Два пятьдесят за крошечную бутылочку с водой. Три доллара за «Спикере»! «Сникерс»!
   – Ты платишь не только за конфету, – напомнил он, – а за то, что она оказалась здесь, именно в тот момент, когда захотелось сладкого.
   Но она уже заметила банку с арахисом и ничего не хотела слышать.
   – Семь долларов. Семь долларов! Как вы могли?!
   – Тебе не нужна кислородная подушка? Похоже, ты задыхаешься.
   – Проще было бы сразу отдать свой бумажник.
   – Я, как правило, предпочитаю не говорить о том, что богат.
   И, если не случится полного упадка американской экономики, всегда останется богатым.
   В детстве деньги поступали в виде значительной суммы алиментов. Став взрослым, он добывал их куда лучшим способом. Собственным неустанным трудом.
   – Плевать мне на ваше богатство. Семь долларов за банку арахиса – это вымогательство.
   Похоже, у Бобри серьезные проблемы с деньгами, но он не собирался в них вникать.
   – Вино или пиво? Выбирай. Или я выберу за тебя. Так или иначе, а бутылка будет открыта.
   Но она все еще шарила глазами по прайс-листу.
   – Не можете просто дать мне шесть баксов, а я сделаю вид, что выпила пиво?
   Дин взял ее за плечи и отодвинул в сторону, чтобы без помех добраться до мини-бара.
   – Советую не смотреть, если это так для тебя мучительно.
   Она схватила альбом и ретировалась к креслу в дальнем конце комнаты.
   – И это когда в мире столько голодающих!
   – Не будь жалким нытиком!
   Она неохотно взяла бутылку с пивом. К счастью, в комнате было только одно кресло, что дало ему прекрасный предлог растянуться на постели.
   – А теперь объясни, какую мне позу принять.
   Он понадеялся, что она снова предложит обнажиться, но этого не произошло.
   – Смотрю, вы удобно устроились.
   Она поставила бутылку за ковер, положила ногу на ногу в стиле лихого ковбоя и опустила блокнот на колено, но, несмотря на агрессивный вид, все же явно нервничала. Пока все идет как надо.Дин приподнялся на локте и принялся расстегивать рубашку. Он слишком часто позировал для пикантных фото «Энд зон», чтобы знать, что именно нравится женщинам, но все же не понимал, как они могут предпочитать эту слюнявую чушь снимкам, сделанным во время игры, где он идеальным броском забивает мяч в ворота. Женщины! Что с них взять!
   Прядка чернильно-темных волос снова выбилась из перманентно неряшливого хвостика Бобри и упала на острую скулу. Но она не отрывала глаз от блокнота. Дин позволил полочкам рубашки разойтись настолько, чтобы обнажить мускулы, накачанные более чем десятилетием тяжкого труда. Главное – чтобы она не увидела свежие шрамы на плече, оставшиеся после операции.
   – Собственно говоря... – пробормотал он, – я не совсем «голубой».
   – О, дорогуша, со мной нет нужды притворяться.
   – Дело в том...
   Сунув пальцы за пояс джинсов, он незаметно спустил их пониже.
   – Иногда, на людях, бремя славы становится слишком тяжелым. Поэтому приходится прибегать к крайним мерам, чтобы скрыть мою истинную сущность. Хотя, сказать по справедливости, я никогда не теряю достоинства. Я, например, никогда не дошел бы до того, чтобы появиться в костюме животного. Кстати, света тебе хватает?
   Ее карандаш продолжал скользить по странице.
   – Бьюсь об заклад, что вы справитесь с комплексами, если найдете себе подходящего друга. Истинная любовь творит чудеса.
   Значит, она по-прежнему хочет играть в игры? Дин, развеселившись, временно сменил тактику:
   – Именно это у тебя и было с добрым старым Монти? Истинная любовь?
   – О нет! Для этого у меня не хватает хромосомы. Но истинная дружба – да. Не сможете перевернуться на другой бок?
   То есть лицом к стене? Ни за что!
   – Прости, больное бедро, – почти простонал он, согнув колено. – И все эти истории Монти о доверии и проблемах одиночества, чушь собачья?
   – Послушайте, знаменитый психоаналитик, я пытаюсь сосредоточиться.
   – Значит, не чушь.
   Она по-прежнему не смотрела на него.
   – Лично я влюблялся раз десять. Правда, только до шестнадцати лет. Но все же.
   – Но с тех пор наверняка кто-то был.
   – Тут ты меня поймала.
   То обстоятельство, что он никогда не влюблялся, доводило Аннабеллу до белого каления. Она твердила, что даже ее муж Хит, тот еще псих, еще до встречи с ней узнал, что такое любовь.
   Рука Бобри прошлась по странице.
   – К чему довольствоваться кем-то одним, когда весь мир – ваша игровая площадка, верно?
   – У меня ногу свело. – соврал он. – Не возражаешь, если я потянусь?
   И, не ожидая ответа, свесил ноги с кровати, неспешно встал, потянулся, и незаметно втянул живот так, что джинсы сползли до самого верха серых стрейчевых трусов от «Энд зон».
   Глаза Бобри словно приклеились к блокноту.
   Может, он сделал тактическую ошибку, упомянув о Монти, но не представлял, как это женщина такого сильного характера связалась с подобной швалью.
   Дин положил руки на бедра, намеренно откинув рубашку так, чтобы как можно выгоднее выставить перед ней свои мышцы. Постепенно он начинал чувствовать себя кем-то вроде стриптизера. Но тут она подняла глаза. Его джинсы соскользнули вниз еще на дюйм, а ее блокнот свалился на пол. Она наклонилась, чтобы поднять блокнот, и ударилась подбородком о подлокотник кресла. Очевидно, требуется немного времени, чтобы привыкнуть к мысли о необходимости позволить ему исследовать части тела, некогда скрытые костюмом бобра.
   – Пойду ополоснусь, – сообщил Дин. – Смою дорожную пыль.
   Она положила блокнот на колено и махнула ему рукой.
   Дверь ванной закрылась. Блу застонала и закрыла руками лицо. Следовало притвориться, что у нее мигрень... или проказа… Все, что угодно, лишь бы убраться отсюда поскорее. Почему, когда она вышагивала по обочине дороги, возле нее не остановилась парочка славных пенсионеров на старой машине? Или парень, один из тех милых артистических натур, с которыми она чувствовала себя так свободно?
   Она снова глотнула из бутылки и напомнила себе, что Блу Бейли никогда не бежит от опасности. Пусть вид у нее такой, что любым порывом ветра сдует. Но характер у нес сильный, а воля – стальная, закаленная детскими скитаниями.
   Что значит счастье одной маленькой девочки, пусть даже и любимой, если жизням тысяч маленьких девочек каждодневно угрожают бомбы, войны, полевые мины...
   День сложился на редкость паршиво, и старые воспоминания нахлынули на Блу.
   «Блу, я и Том хотим с тобой поговорить».
   Тогда она жила в Сан-Франциско...
   Блу до сих пор помнила продавленный клетчатый диван в тесной квартирке Оливии и Тома и как Оливия похлопала по сиденью, приглашая ее сесть рядом. Для своих восьми лет Блу была мала и все же не настолько, чтобы сидеть на коленях Оливии, поэтому она устроилась рядом и прижалась к ней. Том сел сбоку и погладил колено Блу. Девочка любила их больше всех на свете, включая и мать, которую не видела почти год. Блу с семи лет жила с Оливией и Томом и собиралась навсегда остаться у них. Они обещали.
   Сегодня Оливия заплела светло-каштановые волосы в косу. От нее пахло порошком карри и пачулей, и она всегда давала Блу играть с глиной, когда лепила свои горшки. А вот у Тома была огромная мягкая прическа «афро». Том писал статьи для одного из изданий андерграунда. Он водил Блу в парк «Золотые Ворота», и сажал на плечи, когда они выходили на улицу. Если ей снился страшный сон, она забиралась к ним в постель и засыпала, прижавшись щекой к теплому плечу Тома и запутавшись пальцами в длинных волосах Оливии.