Герасимов Сергей Владимирович. Изобретение зла

   Физики и химики исследовали проводки и нашли, что они не повреждены. Конечно, проводки соединились неверно, потому никто и не мог дозвониться, но как они могли остаться неповрежденными в неповрежденном кабеле?
   Еще одно интересное происшествие наблюдал старик, косивший траву на лесной поляне. Косить траву запрещалось, потому старик начал ещё ночью и не заметил, что поляна выглядит странно. Утром был туман и старик снова ничего не заметил.
   Но точно в момент последнего убийства (плюс-минут несколько минут) он увидел, что деревья по краю поляны начали двигаться и даже сел от удивления. Деревья плыли сквозь туман, раздвигаясь. Найдя свои привычные места, они остановились.
   Всю ночь деревья стояли неверно, слишком густой стеной.
   Физики и химики сказали, что все произошедшее похоже на местное искривление пространства. Но так как искривление пространства есть штука чисто теоретическая, какие-либо пояснения давать отказались.
   Юристы тем временем пытались разобраться в мотивах. Человек, убивший восьмерых подростков, последние семь лет проработал на одном месте. Он был на хорошем счету. Никаких отклонений не замечено. Иногда пил, но никогда не напивался. Ухаживал за сотрудницами, но не был женат. В его квартире не нашли ничего предосудительного. Документы в порядке. Родителей или иных родственников нет. На месте рождения не осталось записи о рождении - там был пожар. Нет ни одного человека, кто бы помнил маньяка молодым. Хотя его лицо очень запоминается - не у каждого ведь такая переносица. С такой травмой обязательно попадают в больницу - но документов об этом нет. Все нити обрываются восемь лет назад. Тюремная картотека ничего не дала маньяк не был судим. Предположили было пластическую операцию и даже вырыли тело. Нет, все в порядке. Восемь лет назад человек с вполне исправными документами появился неизвестно откуда, устроился на руботу, прилежно работал, а потом зарезал восьмерых. Никаких зацепок, что уже само по себе очень подозрительно. А с холодным оружием маньяк обращался так, будто родился со сталью в руках.
   Арнольд Августович снова вернулся к протоколам.
   ПРОТОКОЛ
   Врач: Ты говорил, что даже разговаривал с ней. Ты слышал
   голос?
   Больной: Я разговаривал с ним. Я слышал его голос.
   Врач: Голос был мужским?
   Больной: Почти мужским. Или детским, вроде как у меня. Но не
   женским. Он сказал, что его зовут Манус.
   Врач: Ты и сейчас слышишь голоса?
   Больной: Не надо делать из меня психа! Я не слышу никакие
   голоса! Это был только голос! (Истерика, укол в вену,
   разговор продолжен через двадцать минут).
   Врач: Итак, ты сказал, что слышишь голоса.
   Больной: Голос.
   Врач: Как часто ты слышишь этот голос? Раз в день или три
   раза в день? Может быть, перед сном? Или после еды?
   Больной: Я уже говорил, что слышу, слышал этот голос только
   один раз, тогда.
   Врач: Тогда это был шок.
   Больной: Вам лучше знать. Нечего меня спрашивать.
   Врач: Может быть, ты поговоришь с ним сейчас? Что для этого
   нужно сделать?
   Больной: Позвать его.
   Врач: По имени?
   Больной: Можно и по имени.
   Врач: И кто же он такой? Он это Машина?
   Больной: Он не машина, он играет в эту игру.
   Врач: Не вижу логики, ты говорил...
   Больной: Не видишь, и не надо. Я хочу спать.
   Арнольд Августович отложил протоколы. Интересный какой бред, - подумал он,
   - я ещё с таким не встречался. Машина, допустим, что существовала бы Машина,
   Машина создает людей настолько реальных, что они становятся реальными и именно нами. Где грань между реальностью и вымыслом, бесконечно похожим на реальность?
   И кто сказал, что эта грань не зыбка?
   - Манус! - позвал он. - Манус, ответь мне! Ты меня видишь сейчас?
   Никто не ответил. Никто и не мог ответить.
   13
   Манус Ястинский пока не включил игру.
   Он проходил по коридору, остановился, подошел к окну и высунулся, чтобы увидеть, кто выйдет из автомобиля. Так и есть, Магдочка!
   - Отец, - позвал он, - Магдочка приехала. Ты сейчас занят?
   Двенадцатилетняя Магдочка была официальной сожительницей отца; она приезжала к генералу Ястинскому почти каждый день. Такие вещи могли бы удивить лишь жутко закомплексованных людей прошлой эры - те неизвестно почему и для чего сами на себя накладывали уйму запретов; особенно много запретов было сексуальных. Новая эра, наконец-то пришла к единственно правильной морали: если это хочешь ты и хочу я, значит, это хорошо. Если это не нравится ни тебе, ни мне, это мерзко. Девяносто девять процентов людей минувшей эры жили именно в таком мерзком состоянии - они хотели друг друга, но не могли, потому что сами себе запретили. Для просвещенного жителя современности состояние "хочу, но не позволяю себе", было примерно таким же диким, как отрезание собственного уха в жертву идолу. Собственно говоря, "хочу, но не позволяю себе" и на самом деле было последним эхом древнейших человеческих жертвоприношений. Вначале жертвенного человека заменили жертвенным животным, потом приносили в жертву свою плоть, умервщляя её, потом стали умерщвлять собственные желания. Но суть ведь одна: жертва человека во имя неизвестно чего и кого. Во имя чего-то выдуманного. Во всяком случае, так объясняла Машина, а ей можно верить.
   - Я освобожусь через час, - ответил голос отца.
   Машина, пронизавшая все предметы, позволяла удобно связываться с кем угодно и когда угодно. Достаточно было позвать человека и он отвечал.
   - Я займу её пока, ладно?
   - Чем ты можешь её занять?
   - Я покажу ей свои игры.
   Голос отца помедлил.
   - Ладно.
   Манус Ястинский потряс кулаками над головой; этот жест означал предельно сильную радость. Еще час с Машиной! Расцеловал бы Магдочку, если бы не папаша!
   Старики слишком ревнивы.
   В этот раз Магдочка приехала в темно-голубом прозрачном сари. Она всходила на крыльцо и шофер провожал наглым взглядом её маленькую фигурку. Магдочка чувствовала этот взгляд и медлила. Взгляд был теплым.
   - Где папа? - спросила она Мануса. - Все воюет?
   - Да, как раз сегодня объявил новую мировую, - звонко пошутил Манус и будущее снова оставило без внимания его слова. Только всколыхнулись верхушки магнолий, разбуженные порывом теплого ветра. Их большие блестящие цветки почти не пахли в тот день. За семьсот тысяч километров от дома и парка с магнолиями хорошо вооруженный человек сделал первый выстрел первый выстрел величайшей и последней войны. Первый десяток тел подброшен в воздух. Впрочем, история не утверждаяет, что шутка Мануса и первый выстрел прозвучали одновременно, ведь сигнал проходит семьсот тысяч километров за две с половиной секунды, и тут в дело вступает теория относительности очень мутная штука.
   - Я как раз хотел показать тебе мои игры.
   - Игры? Я уже большая, чтобы играть, - сказала Магдочка и взяла на руки подбежавшего Тобика, натуральную собачку породы Йет, - мне не интересно играться.
   - Ну пошли.
   Они ушли. Шофер совсем разомлел на солнце и попросил машину откатиться в тень. Автомобиль откатился.
   14
   Машина включилась и экран заиграл сплетениями разноцветных линий, похожими на паучков, сросшихся лапками.
   - Так она откликается на имя? - спросила Магдочка, оглядывая комнату.
   - Да, но только если это имя говорит кто-нибудь из своих. Если ты будешь его звать, он и ухом не поведет.
   - Подумаешь, мой Тобик тоже так умеет.
   - Тобик! - позвал Манус.
   Натуральная собачка породы Йет подбежала и запрыгала, стараясь лизнуться в щеку. Достала только до ладони.
   - Это потому что он тебя знает, - объяснила Магдочка.
   Манус показывал чудеса.
   - Джинн, сделай меня!
   - Джинн? - удивилась Магдочка.
   На экране показался сам Манус, уменьшенный, но вполне натуральный, даже натуральнее чем оригинал. Манус с экрана сидел за столиком, а на столике стояли два зеркала под углом. Голова виртуального Мануса отражалась в каждом зеркале.
   - Я тебе нужен? - спросил Манус с экрана.
   - Подойди, покажись. А что это ты делал?
   - Смотрел, что будет, если посмотреть в два зеркала сразу - тогда получается не обратное изображение, а прямое. Привет!
   - Привет! - сказала Магдочка. - Ты разве меня видишь?
   - Конечно вижу, я же не слепой.
   - Он видет сквозь экран? На нашу сторону?
   - Он видит, если я этого хочу, - ответил Манус.
   - Интересно, - сказала Магдочка, - а меня ты тоже сможешь посадить в машину?
   - Запросто.
   - А как?
   - Теперь стань здесь, - сказал Манус. - Так. Теперь повернись, чтобы он смог рассмотреть тебя со всех сторон.
   - Может, я распущу волосы? - спросила Магдочка. - Мне с распущенными лучше.
   - Он тебе сам распустит, если ты его попросишь. Теперь пройдись, попрыгай, покривляйся. Он должен все запомнить. Теперь скажи что-нибудь, чтобы он запомнил твой голос.
   - Кто такой он?
   - Я называю его Джинн. Он умеет все.
   - А, Машина, значит.
   - Этого хватит, - сказал Манус, - он уже запомнил твой голос. Теперь нажми вот эту кнопку.
   Магдочка нажала кнопку и увидела на экране сама себя.
   - Плохо волосы лежат.
   - Тогда поправь.
   - Как же я поправлю?
   - Смотри! - Манус дунул на изображение и девочка на экране прикрылась рукой. Ее волосы шевелились.
   - Дурак! - сказала девочка с экрана вполне натуральным голосом.
   - Вот видишь, она все чувствует. Протяни руку и поправь ей волосы. То есть себе, а не ей.
   Магдочка нерешительно протянула руку и рука прошла сквозь стекло.
   Изображение руки продолжало вдвигаться. Она посмотрела на свою руку, попавшую внутрь экрана:
   - Как это сделано?
   - Очень просто: ты же вся сосканирована, Джинн видит по напряжению твоих мышц куда ты собираешься двинуть руку и строит изображение на экране. Поэтому ты очень просто можешь причесать сама себя.
   - А куда делась моя настоящая рука?
   - Молекулы стекла перестаиваются, пропуская её. Они создадут и осязательную иллюзию: когда ты коснешься своих волос, то почувствуешь, что коснулась именно волос. И именно своих.
   - А ты?
   - И я могу.
   Манус вдвинул руку в экран и потянул Магдочку за сари.
   - Я твоему папе расскажу! - сказала компьютерная девочка.
   Настоящая Магдочка подумала, что сама сказала бы те же самые слова.
   - Ничего интересного, - сказала она. - Что я, Машины не видела?
   - Тогда спроси себя что-нибудь. Спроси себя о себе.
   - Что я ела вчера на завтрак? - спросила настоящая Магдочка.
   - Липетили с помпсом, - ответила виртуальная.
   - Правильно. А куда я загнала занозу?
   - В попку. Ты плакала целый час.
   - Это ты можешь просто знать, - сказала Магдочка. - Машина помогала мне её вытягивать. А ты и есть Машина. А скажи, что я подумала, когда перестала плакать?
   Виртуальная Магдочка поморщилась.
   - Я сначала подумала, что не хочу принимать ванну и не хочу ложиться спать грязной. Еще я подумала что смерть как явление бессмысленна и её нужно отменить. Если бы я была бессмертна, я бы сто тысяч лет чему-нибудь училась и потом изобрела бессмертность, потому что стала бы очень умной. Поэтому надо дать мне бессмертность взаймы, я обязательно отдам. Мне эта идея так понравилась, что сразу захотелось спать.
   - Правильно, - сказала Магдочка, - только не "я подумала", а "ты подумала".
   Не забывай, кто из нас настоящий.
   - Тю-тю-тю! - сказала виртуальная. - Смотри, как бы я тебя не стерла!
   - Она думает, что она настоящая, - пояснил Манус и создал на экране летающий кулак объемом примерно кубометр. Кулак, по-видимому, был тяжел, потому что расплющил виртуальную Магдочку одним ударом.
   - Зачем?
   - Чтобы не зазнавалась, - пояснил Манус и быстро создал ещё одну Магдочку, точную копию предыдущей. - Я раньше пробовал тигров или львов, но они не умеют съесть быстро. Надоедает на это смотреть и приходится стирать стирать всю компанию. А динозавры справляются за секунду, но не всегда едят чисто.
   - Но она же считала себя живой?
   - Конечно, считала. За что и получила. Наверное, она видела нас на экране своей Машины.
   - Подожди, сказала Магдочка, - если я считаю себя живой и вижу её на экране, а она считает себя живой и видит меня на экране, то кто из нас настоящая?
   - Но ведь я же её убил, а не она меня? Значит, она не существовала.
   - А если бы она первая нажала кнопку? И здесь бы тоже появился летающий кулак?
   - У неё бы не получилось. Мои программы слушаются только меня. Забудь эти глупости.
   - Хорошо, - сказала Магдочка, - теперь пускай мне будет восемнадцать лет.
   Нет, лучше семнадцать с половиной.
   Она превратилась в худую миловидную девушку высокого роста. Девушка была одета в тяжеловатые черные туфли и в очень пушистую белую кофту. Ниже - короткая юбка, тоже белая.
   - А зачем мне этот бант в волосах? - спросила Магдочка.
   - Значит, он тебе будет нравиться тогда.
   - Да, но этот бант я сожгла. Твоя картинка неточная.
   Магдочка присмотрелась и осталась довольна всем, кроме носа. Нос был слишком острым.
   - А теперь посмотри, каким я стану в будущем, - сказал Манус. - Через двадцать лет.
   Он превратился в довольно некрасивого мужчину с залысинами и тонированными очками на носу. Волосы уже начинали седеть. Мужчина был в белой рубашке, под которой заметно круглился живот. Под животом был ремень, небрежно застегнутый.
   В руках мужчина держал чемоданчик: одной рукой за ручку, выставив указательный палец, а второй за застежку, - просто, чтобы держаться за что-то. Мужчина стоял, широко расставив ноги и чуть покачивался. Потом он потряс левой рукой, чтобы рукав рубашки сполз вниз, и этой же рукой расстегнул кармашек на груди, но ничего из кармашка не достал. Кармашек был застегнут на маленькую медную пуговицу с надписью по кругу. Приблизив лицо к экрану, можно было даже прочитать надпись.
   - Это точный портрет? - спросил он.
   Четыре секунды тишины.
   - Нет, - ответила Машина.
   - Покажи точный.
   Еще четыре секунды тишины. Машина медлила.
   - Может быть, не стоит? - предположила Машина.
   - Покажи.
   Экран потемнел и показал нечто, напоминающее горстку пыли.
   - Это я через двадцать лет?
   - Прости, но это точный портрет, - извинилась Машина, - через двадцать лет ты будешь мертв.
   - Не верь ты ей. Никто не может знать на двадцать лет вперед. А ты испугался? Какие игры у тебя есть? - спросила Магдочка.
   - Одна очень интересная. Я играл уже тринадцать раз. Сейчас мы с тобой сыграем в четырнадцатый. Чем больше раз ты играешь, тем интереснее играть. Ты можешь выбрать любое время и пространство, любой размер и скорость, можешь выбрать даже что-нибудь выдуманное. Называется "Девять и один".
   - Ничего не поняла, - сказала Магдочка.
   - Ну, например, ты можешь попасть к динозаврам, если выберешь двести миллионов лет назад. А если ты боишься динозавров, то можешь сделать их маленькими, как ящериц.
   - Спасибочки, чтобы они меня за ногу укусили, как эту виртуальную, ненадушки мне такого.
   - Я же сказал, ты можешь выбрать скорость - ты можешь двигаться в десять раз быстрее любого динозавра, он тебя не поймает.
   - А если их будет много?
   - Не хочешь динозавров, тогда отправимся к рыцарям.
   - Хорошо, тогда я буду прекрасной дамой, - согласилась Магдочка.
   - Прекрасные дамы были грязнулями и сморкались в рукава.
   - Все равно. Я буду ходить среди рыцарей, а они...
   - Нет, все так не бывает. Ты будешь только наблюдать и чуть-чуть вмешиваться. Тебя никто не заметит.
   - Так же не интересно!
   - Это все равно, что смотреть фильм. Но самое главное то, как сжимается время. Ты, например, можешь прожить с динозаврами неделю, для тебя это точно будет кино длиной в целую неделю. А когда ты выйдешь обратно, пройдет всего минута. Ты представляешь как можно наиграться?
   Магдочка представила.
   - А это не вредно для зрения? - спросила она.
   - Нет, ты просто надеваешь шлем и смотришь. Вообще-то, эта система была сделана для обучения. Ты надеваешь шлем и попадаешь на урок. Ты сидишь целый день в школе и учишься, а потом снимашеь шлем, а прошла только одна минута. Ты можешь за один день пройти целый семестр.
   - Тогда почему тебя не учат на этой штуке?
   - Потому что спрашивать в такой школе не могут. Тебя ведь нет. И делать мне больше нечего, как только проходить за один день целый семестр. Я лучше поиграю. Сейчас я обьясню тебе правила.
   - Ну-ну.
   - Ты попадаешь куда-нибудь и выбираешь людей, которые участвуют в игре. Не людей, так динозавров или вообще что попало. Можно блох, если ты хочешь уменьшиться в размерах. Но людей интереснее. Выбираешь их штук десять. В игре есть четыре уровня: нулевой - это обычная жизнь; первый уровень - это у них все начинает не получаться и слышно гудение, которое действует им на нервы - они начинают злиться и драться, и сильные побеждают; потом есть второй уровень - на втором они начинают драться ещё сильнее и остаются самые сильные; а на третьем уровне - там начинаются такие ужастики, что я даже пересказать не могу. Поседеешь, когда увидишь. Потом из всех остается в живых только один. И этот один все помнит. Он потом переходит в следующую игру. Он называется черным человечком. Он одет во все черное.
   - А остальные?
   - Остальные одеты в разные цвета, но у каждого свой цвет. Те, которые одеты нормально, те в игре не участвуют. Поэтому ты своих игроков увидишь сразу.
   - А почему следующую игру интереснеее играть? - спросила Магдочка.
   - Потому что черный человечек все помнит. Никто ещё ничего не знает, а он уже все помнит. Он знает, что должен всех победить и остаться один. Он начинает драться ещё на нулевом уровне. Там такая начинается заварушка! И, главное, никто же ничего не понимает.
   - Тогда черный человечек должен во всех играх оставаться один и тот же?
   - Не-а. Обычно кто-нибудь его разгадывает и убивает. Это намного интереснее, чем фильм. И главное, намного длинее. Пока они друг друга все побьют проходит недели две, а то и больше - а у тебя проходит только несколько минут. Ты все это видишь. Самое интересное знаешь что? Они все уверены, что они настоящие. Они по-настоящему боятся умереть! Они даже на меня злятся. Они не могут понять простой логики: если я заставляю их играть, а они подчиняются, то это я настоящий, а они нет. Я пробовал объяснить им, что они смоделированы, но они не верят.
   - Может, Машина слишком хорошо моделирует?
   - Еще бы!
   - Это для мальчиков игра, - сказала Магдочка, - ничего интересного смотреть, как люди дерутся. Вот если бы была любовь!
   - А мы любовь тоже можем смоделировать.
   Манус поудобнее сел в кресло и стал возиться. У него не получалось.
   - Не можешь?
   - Просто папа поставил блокировку - я слишком много занимался машинным сексом. Меня теперь живые женщины не волнуют. А он говорит, что хочет внуков.
   Я хоть сейчас могу сделать ему внуков из пробирки, но он хочет настоящих, из женского тела. Как будто это большая разница! Поэтому я сейчас лечусь и мне весь машинный секс нельзя. Если любовь, то они ж это самое... - сказал Манус.
   - Ничего нельзя сделать?
   - Можно, конечно, попробовать - если влюбятся два старичка, которые уже ничего не могут. Блокировка стоит от десяти до шестидесяти. Если они младше шестидесяти лет, они влюбляться не будут.
   - А если младше десяти?
   - Кто ж влюбляется, если он младше десяти?
   - Я вот я в первый раз влюбилась в семь лет, - гордо заявила Магдочка.
   Пускай они будут младше десяти. Так даже интереснее. Получается?
   - Получается. Любовь будет.
   - Тогда давай начинать.
   - Выбирай время.
   - Пораньше, - сказала Магдочка.
   - Джинн, - сказал Манус, - время пораньше.
   Экран сначала потемнел, потом пошел полосами. Довольно долго ничего не происходило.
   - Что это он?
   - Нужно много времени чтобы рассчитать на миллиарды лет назад.
   Они подождали ещё немного и экран высветил:
   R E A D Y
   Магдочка надела шлем и увидела только звездное небо:
   - Ой, как красиво!
   - Десять миллиардов лет назад, - ответил Манус, - Земли ещё и в помине не было.
   - Все равно красиво! Я только посмотрю, а потом подвинимся ближе.
   Она посмотрела несколько минут и мальчик сократил время вдвое.
   - Ух ты! - сказала девочка, - что это?
   - Это наша Земля. В то время она была только комком огня. Правда, красиво?
   - Просто прелесть. Но почему огонь не переливается?
   - Он переливается, просто мы смотрим с двух тысяч километров. Это все равно что смотреть на солнечные протуберанцы. Они тоже кажутся неподвижными.
   Магдочка насмотрелась и Манус снова сменил время.
   В этот раз они увидели океан. Океан бушевал.
   - Это ужасно красиво, - сказала Магдочка, но мне это на нервы действует.
   Кажется, что я куда-то падаю. В этом море кто-то живет?
   - Не знаю.
   - А давай в будущее?
   - Далеко в будущее Джин запрыгнуть не сможет.
   - Тогда пусть запрыгивает так далеко, как сможет.
   Манус дал команду. Экран снова потемнел и пошел полосами. Машина вычисляла.
   R E A D Y
   Время: январь, 476 год новой эры.
   Место: город с населением сто тысяч человек.
   Количество фигур: десять.
   Цвета: розовый
   синий
   белый
   светло-зеленый
   темно-зеленый
   фиолетовый
   коричневый
   серый
   красный
   пестрый
   Место действия ограчичено пределами девяти кварталов.
   - Они что, все мальчики? Как же тогда любовь?
   - Нет, девочка синяя; она в другой комнате.
   - А где же черный человечек?
   - Не вижу, - ответил Манус, - какая-то неточность. Придется кое-что подправить. Мы одного сотрем, а черного человечка вставим. Которого стирать?
   - Светло-зеленого, - ответила Магдочка, - зачем нам два зеленых? Ты его быстро сотрешь?
   - За несколько секунд. Но в игре пройдет несколько часов. Смотри и ты все увидишь сама. Пока включен нулевой уровень и они не чувствуют опасности.
   Смотри.
   - Но они так похожи на настоящих, - сказала девочка, - мне жаль, что все они убьют друг друга.
   - Все потому что ты девочка. Они только похожи на настоящих. Они только изображения на экране. Они только комбинации символов в памяти Машины. Их не существует.
   - Точно?
   - Точно. А знаешь, что заявил мне один из них вчера? Не поверишь - он сказал, что доберется до меня.
   - А если доберется?
   - Сюда попадет, что ли? Чушь.
   - А если вдруг ты окажешься там? За экраном.
   - За экраном может оказаться только мое изображаение. А самое похожее изображение это всего лишь картинка. Я-то все равно останусь здесь. Поехали!
   Стираем Светло-зеленого.
   15
   Светло-зеленый ощутил боль в тот момент, когда заперся в душевой. Душевая имела восемь кабинок, три из которых вообще не работали, а оставшиеся пять работали непостоянно, время от времени занимаемые под раздевалку вечно что-то ремонтирующими работниками. Работники оставляли запах машинного масла и обрывки мокрых газет в углах. Рядом, через дверь, помещалась комната с двумя большими зеркалами, в которые можно видеть себя в полный рост. Он имел ключ и от этой комнаты - выточил надфилем из алюминиевой пластинки, не зря же в школе учили держать напильник.
   Светло-зеленый защелкнул замок, прошел мимо кабинок, шлепая по голубому дымчатому кафелю (не забыть стереть отпечатки подошв на обратном пути), поскользнулся и вышел в комнату с зеркалами. Тапочки он оставил на пороге, чтобы не наследить. В комнате лежали ковры. Еще здесь стояли шкафчики, в которых врачи оставляли одежду, сумочки и деньги в карманах одежды. Шкафчики не запирались. На подоконнике лежали часы, прижимая вдвое сложенную записку, от кого-то кому-то.
   Он стал перед зеркалом, поднял руки и положил ладони за голову. Он слабо представлял, как нужно танцевать - так, видел несколько раз в фильмах. Он приходил в эту комнату уже третий раз, всегда опасаясь, что кто-нибудь застанет его за этим постыдным занятием. Светло-зеленый был уверен, что мужчина должен танцевать хорошо, а если он учится, то он не мужчина. Он повернулся, виляя бедрами по-женски, потом сделал один большой поворот, подняв руку над головой.
   Рука изогнулась вполне грациозно. Интересно, на что это похоже? Кажется, нужно сильнее переступать ногами. Он оторвал от портьеры красный бархатный цветок и попробовал прикрепить к пуговице. Нет, ерунда, так никто не танцует. Я никогда не научусь. В этот момент сдавило сердце.
   Боль была фиолетовой, похожей на язычок газовой горелки. Не обжигающей, а давящей, как будто кто-то очень сильный вдвигал в тело длинный гвоздь, вместо того чтобы вбивать. Светло-зеленый два раза глубоко вдохнул, но горелка продолжала ровно гореть. Пламя поднялось к плечу и пошло в руку. Стало тяжело дышать и рубашка сразу промокла. Откуда во мне столько пота? Надо позвать на помощь, - подумал он, - но как объяснить?
   Светло-зеленый наклонился к подоконнику и оперся руками. Потом одной рукой, свесив левую, - левая была в огне. Если закричать сейчас, - думал он, - то услышат и придут и успеют спасти, - но я не смогу объяснить. Отдышаться и выйти и в коридоре позвать на помощь. У них должна быть хорошая таблетка. У них должно быть хоть что-то. Они ведь лечат, их этому учили. Даже если это инфаркт, то я не обязательно умру, ведь не все же умирают. Но они никогда не говорили, что у меня больное сердце...
   Стало немного легче и он пошел к душу, опираясь на стену. Бархатный цветок упал под ноги, цветок станет уликой, но нет сил наклониться. У самой двери он задохнулся и не почувствовал, что падает, и оказался на операционном столе. Он удивился тому, как прыгнуло время.