Герасимов Сергей Владимирович. Изобретение зла

Герасимов Сергей
Изобретение зла

   Сергей Герасимов
   ИЗОБРЕТЕНИЕ ЗЛА
   фантастический роман
   1
   Он проснулся от собственного крика.
   Его ночная рубаха и колпак совсем промокли от росы. По голым ступням бегали кусучие муравьи. Он встал, поднял подол и вытрусил тех муравьев, которых сумел поймать. Только что ему снилась дыба, но в этот раз на дыбе был он, а не Найтон младший, который уже три дня жарится на адской сковороде. Лет пятнадцать назад
   Найтон сломал ему переносицу, в дружеской драке на палках. С тех пор приходилось дышать через одну ноздрю. В детстве все любят драться на палках. Сон, всего лишь сон - но он ещё явственно слышал хруст своих плечей. Тфу!
   Такой сон могли наслать черти, - подумал он, стал на колени и внимательно осмотрел влажную землю в поисках следов. Земля пахла прелью и плесенью. Он разжевал комочек - земля имела вкус заплесневелого хлеба. Этот вкус ни с чем не спутаешь. Нет, черти следов не оставили, хитры, не подходили близко. Он, как и все его товарищи, верил в чертей, в лесных, водяных и прочих духов. Да и как не верить, если черти каждую ночь гуляют по улицам после колокольного звона - черти и те, кто с ними знается. Пойманные после звона всегда признаются, что видели чертей и те даже посылали их по своим поручениям; женщины признаются быстрее, иной раз уже после третьего прижигания каленым железом. Так подумал он, перекрестился, помолился кратко, но выразительно, поскреб кадык и принялся одеваться. Его товарищи лежали вповалку среди берез, мужчины и женщины вперемешку.
   Четырнадцатый век от Р. Х. приближался к середине. Чума, пришедшая из дальней Индии, уже выкосила все малые деревни и приканчивала города. На полях валялись мертвыми целые овечьи стада, волы спали в пустых хижинах, в лесах там и тут лежали кости зверей вместе с остатками шкур доказательство того, что умерли от болезней; в городах не было проходу от крыс и груды мусора загораживали узкие улицы так, что и на коне не проедешь. Из его семьи в восемьдесят, без малого, человек оставалось лишь двенадцать, да и те дальние родственники.
   Их было десять, включая четырех дам, которые сейчас спали одетыми. Три дня назад они покинули город и, слава Создателю, до сих пор все здоровы. Хотя разница невелика, ведь осенью обещали конец света, и это уже точно известно, грехи людские переполнили чашу его терпения. Вчера поутру они въехали в лес и два дня спустя, к вечеру, должны были лес покинуть, но на пути встретилось болото. Снова черти балуют, ведь Хью, который родом из этих мест, божился, что слыхом не слыхивал ни о каких болотах. Может, болото пропало за ночь?
   Если бы болото пропало, он бы не удивился. Люди его века жили в стране чудес.
   Хеймо застегнул панцирь, перепоясался мечом, и вышел на прогалину. Вчера болото простиралось шагах в двадцати от той старой березы. Сегодня трясина придвинулась почти к самому стволу. Он подошел и проверил топкость почвы.
   Человек станет, но конь не пройдет. А дальше и вовсе одна жижа. Из под ноги скользнула змея и он не успел придавить подошвой её голову. Болотная не ядовита.
   Болото выглядело так, будто стояло здесь много лет - сухие, серые и почти костяные деревья, потерявшие кору, поднимающие к небу мертвые лапы, словно молящие в страдании, шорох прошлогодних камышей, едва уловимая непрочность почвы ещё твердой, но уже погибшей изнутри, легкий смрад болотного газа, ярко-зеленые плавучие кочки и уйма комаров, которые к утру поутихли. К вечеру чуть до смерти не закусали. Проклятые создания - и понадобилось же таких создавать! - прости,
   Господи, ибо неразумен. Им ведь никакие доспехи не помеха, тучами лезут в любую щель и даже дыма не боятся. Где-то, невидимые за листвой, раздвинулись облака и краткий всплеск солнца упал косым пучком золотых спиц. Душа проснулась и ахнула в груди. Спасибо, Господи, за то, что сделал мою душу такой отзывчивой. За деревьями послышались голоса - его товарищи проснулись.
   Выходит Хью врал, когда клялся, что болота здесь нет?
   Когда он вернулся, костер уже начинал дымить, дамы упражнялись в бросании ножей, двое продолжали спать, а Хью строгал палку. И что-то было не в порядке.
   - Хорошее утро! - сказал он.
   - Разве?
   - Что с твоим пером? - спроил Хью.
   - А что с моим пером?
   - Оно красное. Еще вчера было белым.
   - Ты на себя посмотри.
   Они встали и осмотрели друг друга со всех сторон. Потом рассмеялись: один из них был весь синим, а другой весь красным. Дамы, выехавшие из города в причудливых и разноцветных мужских одеждах, неотличимые от мужчин, разве что имели вместо мечей кинжалы и ехали на кобылах вместо жеребцов, дамы сейчас носили каждая собственный цвет. Четверо: светло-зеленая, темно-зеленая, серая с отливом и коричневая. Хеймо вдруг понял, что не способен вспомнить их имен. И человек, стоящий перед ним, его звали? Но как можно забыть имя друга?
   - Что ты смотришь, как оглоушеный? - спросил Синий, перестав смеяться.
   - Не понимаю, что с нашей одеждой, - ответил Красный.
   - Да разницы нет. Главное, что выбрались. Ведь выбрались же?
   - Выбрались. Но не нравится мне болото.
   - Болото - ерунда. Оно не может быть большим, я весной проезжал через этот лес и было сухо. Сейчас самое время поискать дорогу.
   2
   Они вдвоем поскакали назад вдоль дороги и снова наткнулись на болото.
   Трясина вырасла за одну ночь - словно и сама земля была поражена болезнью и не могла больше носить людей.
   - Разъедемся, - сказал Синий. - Сдается мне, что это дьявольское наваждение. Без колдовства не обошлось.
   Он поскакал вправо.
   Красный сошел с коня. Склонился над лужей и осмотрел себя. Точно, наваждение. Все, что есть из одежды, кроме железных доспехов, окрашено в красный цвет. Прямо красный рыцарь с переломаным носом. Из-за этого носа все смеялись над ним тогда, когда он был ещё пажом. Он вспомнил - и будто алый пузырь гнева лопнул перед ним. И потом, в его первом военном походе, в сорок втором, тоже смеялись, но уже не все. На этой мысли он помедлил, удовлетворенно. А после уже никто не смел смеяться. А дамы даже любили этот нос и гладили пальчиками эту впадину. Женщины любят воинов. Но что же болото?
   Он прошел ещё несколько шагов вперед и его красные остроносые туфли погрузились в жижу. Настоящее, не мерещится. Может быть, где-то за ночь прошел сильный дождь или размыло запруду. А если болото со всех сторон? Трясина расстилалась широко, покрытая мутным воздухом, как редким седым волосом, противоположного берега не видно. Это не дождь и не запруда - вон, на том месте, где вчера шла убитая копытами дорога, сейчас желтеют лилии. Лилии не могли вырасти за ночь. Это капкан. Но кто мог расставить такой капкан?
   Он сел в седло и тронул коня влево. Он думал. Болото. Это козни дьявола.
   Враг человеческий смеется над нами. Болото - это понятно. Но одежда зачем ему подменять одежду? Какой ему прок с того, что я стану красным, кто-то станет белым, а кто-то синим? Неужто он не мог погубить нас такими, какими мы были?
   И почему я забыл имена? Как зовут меня? Куда делся мой герб? Почему...
   - Господи! - произнес он, - не оставляй меня... Дай мне уйти живым. Я так люблю тебя...
   Верхушки деревьев зашумели, в кронах забегали солнечные блики.
   И голос ему ответил.
   - Привет, - сказал голос, - ну, как настроение?
   Красный рыцарь перекрестился и услышал смех.
   - Ты думаешь, что я боюсь креста?
   - Дьявол боится и бежит от креста.
   - Глупо, - сказал голос, - чертей и всего такого на свете нет. Вообще нет, понимаешь? Ты видел когда-нибудь живого черта?
   - Нет. Но я слышал, - ответил Красный.
   И слышу, - подумал он, но не сказал.
   - Значит, над тобой подшутили. Но это твои проблемы. Ты просто дикий и необразованный. Ты вообще живешь в древней истории. Но перейдем к делу: с этой минуты будешь исполнять мои приказы.
   - Никто не смеет приказывать... - начал Красный и запнулся.
   - Кому? - насмешливо спросил голос. - Ты же даже имени своего не помнишь.
   Ты просто красная фигура в моей игре. Ты просил жизни и я тебе оставлю жизнь. Но ты должен слушаться.
   - Нет.
   Что-то хлопнуло в воздухе и между деревьями, на высоте двойного человеческого роста, появился кулак - кулак размером с быка. Были видны две синие вены и мелкие волоски на пальцах, каждый волосок толстый и упругий, как древесный прутик. Красный обнажил меч и сразу же был выбит из седла. Как будто колодой ударили. Тяжела рука!
   - Вот видишь, - сказал голос, - это тебе не на турнирах копьями шпырять.
   Будешь ерепениться, раздавлю как муху. Так хочешь жить?
   - Хочу, - ответил Красный. - Но скажи, кто ты?
   - Я Манус. Для тебя - Бог. Я Бог здешней местности.
   - Приказывай, Господи.
   - Объясняю популярно. Ты, дубина, живешь в четырнадцатом веке. Ты не имешь представления о технике. Самая сложная техника для тебя - это арбалет. Видел арбалет?
   - Да.
   - Но в следующих веках изобретут штучки посложнее. Изобретут танк, телевизор, ракету и, наконец, Машину.
   - Машину? - удивился Красный. - Я слышал про машину. Это метательное устройство.
   - Нет, это не метательное устройство. Это устройство, которое может все.
   Машина позволила мне связаться с тобой. Я говорю с тобой из второго века.
   - Так давно? - удивился рыцарь. - Ты дух одного из моих предков?
   - Скорее потомков. Я говорю с тобой из второго века следующей эры. Я поставил болото вокруг вас - так, чтобы никто не ушел. Я сделал вас цветными - чтобы было удобнее за вами следить. Вас здесь десять.
   - Да, десять, - согласился рыцарь.
   - Но есть вам нечего. Вначале вы съедите своих коней...
   - Я не отдам своего коня!
   - Отдашь. Потом вы приметесь друг за друга. Что же ты не возмущаешся?
   - Во всемя осады Цезарем города Алезии, - сказал рыцарь, - наши предки решили смягчить голод, употребив в пищу тела стариков, женщин и всех неспособных носить оружие. Об этом есть латинский стих: Vascones, fama est, то есть, будучи голодными... И так далее. Я не вижу в этом зазорного.
   - Тогда мы поняли друг друга. Из десяти останется один. И, если этим одним окажешься ты, то я сделаю тебя черным рыцарем.
   - Это большая честь.
   - Никакая это не честь. Просто ты будешь одеваться во все черное. Я переселю тебя в какой-нибудь другой век, в другую страну, и там мы ещё раз сыграем с тобой в ту же игру. Знаешь, почему я выбрал тебя?
   - Я сильнее.
   - Нет. Просто у тебя переломан нос. Это придает твоему лицу особенно зверское выражение. Вот я тебя и заприметил. Старайся, человек из древней истории.
   - Я не человек из древней истории! Я живу сейчас!
   - Все то, что было до Машины, в конце концов назвали древней историей, - ответил голос.
   Кулак качнулся как маятник и ушел в мутный воздух над болотом. Лилии раскрывались, зная, что день будет солнечным. Красный рыцарь поднял руку для креста, но не перекрестился. Прости меня, Господи.
   3
   Все то, что было до Машины, в конце концов назвали древней историей.
   Древние люди изобрели искусственное отопление, подогретые напитки и пещерные пляски, жили стадами, всегда воевали, а превыше всего ценили голову убитого врага, которую подвешивали у входа в свое жилище, предварительно подсушив на солнце, но не пересушивая, иначе голова теряла свой особенный аромат. Несколько позже изобрели бритье, железные зазубренные крючки для причинения боли, а так же поэзию и конную тягу, разделили Землю на государства и стали в государствах жить. Потом древние научились делать устройства, летающие и ездящие сами собою, изобрели приборы говорящие, показывающие и играющие в бесполезные игры.
   Но новая история началась с изобретения Машины.
   В первые века новой истории человек, который изобрел Машину, не осознавал произошедшее. Он считал Машину полезным устройством, вроде большого калькулятора или телевизора. И лишь в третьем веке новой эры каждому стало ясно, что появление Машины сравнимо с появлением первых звезд и планет из холодного хаоса, с зарождением в мутном океане первой живой клетки, с возгоранием во влажных тропических лесах искры примитивного разума.
   Конечно, первые машины были далеки от совершенства. Вначале они были электронными, очень большими и умели лишь считать. Потом быстро уменьшились, поумнели, заговорили и удивленно взглянули на мир вокруг себя. Мир кишел, мир был полон информации, которую предстояло проглотить. Мир был таким интересным, как будто создан на заказ. Но тогда они были лишь клеточками, не объединившимися в планетный сверхорганизм. Всего лишь машинами, а не Машиной.
   А первого января 0002го года, в семь утра без одной минуты, родился Джорж
   Бунти - человек, который заставит слепое человечество прозреть. Как утверждают хроники, день был необычно теплым и непримечательным во всех остальных отношениях.
   Уже в те времена машины умели привязывать к себе людей. Почти во всех школах планеты дети занимались математикой, программированием и умением общаться с машинами. Искусствами, медициной, проблемами общежития, умением растить, воспитывать, любить и ведением хозяйства люди почти не занимались.
   И никому это не казалось странным.
   Есть порода муравьев, которые отдают своих куколок на съедение бабочке за то, что бабочка дает им пьяный сок. Муравей не понимает, что он делает; люди тоже не понимали.
   Дети людей играли с Машиной и Машина играла с детьми, выращивая собственных рабов, которые пригодятся ей в будущем. Самые способные и полезные рабы имели настолько измененный разум, что не могли прожить и дня без общения с Машиной.
   Их пробовали лечить и некоторых излечивали, поначалу.
   А Джорж Бунти рос спокойным, твердым и очень влюбчивым мальчиком. Он любил все и всех, любил читать, любил больных животных и голубые, в дымке, дремучие искусственные леса, любил коричневые громады небоскребов на фоне закатного полыхания. Он влюблялся в каждое второе существо женского пола и подходящего возраста. Он смотрел слезоточивые фильмы для девочек и нянчил кукол - и даже девочки его за это презирали. Он никогда не был счастлив в любви. А когда ему исполнилось шестнадцать, он впервые проявил настоящую твердость, отказавшись исполнять военную повинность.
   Он отказался исполнять военную повинность оттого, что считал её чистейшей формой рабства и делом, недостойным мужчины. Сорок лет спустя повинность действительно была объявлена рабством и отменена по всей Земле (за исключением трех-четырех отсталых колоний), но тогда ему грозил трибунал.
   Закрытое заседание трибунала признало Бунти виновным и приговорило к смерти. Приговоры трибунала в те дни не отличались разнообразием. Он получил три дня на размышления и был отпущен под честное слово. Впрочем, системы машинной слежки не позволили бы ему уйти.
   Бунти провел те дни в городских парках и пригородных садах, он позвонил друзьям и любимым, но никому не сказал о постигшем его несчастье, и в назначенный срок вернулся к месту исполнения приговора. Он составил завещание и опустил его в гофрированный ящик для важной корреспонденции, у Центрального почтампта. Завещание сохранилось и вошло в учебники истории. Завещание содержало шестнадцать пунктов в защиту свободы сознания. В свое время эти пункты станут знамениты не меньше реформаторских тезисов Лютера. У Центрального почтампта будет поставлен памятный столбик с надписью. Человечество почтит своего героя.
   А в то утро Бунти вернулся. Ему связали руки за спиной и вывели в каменный двор, мало чем отличавшийся от подобных же каменных дворов прошлой эры. Был очень синий ветренный рассвет. В щелях между булыжниками вздрагивали пронзительно-синие лужицы, отражающие мелко нарезанные полоски неба. Лужицы ещё не высохли после недавнего полива из шланга. Его вежливо попросили стать лицом к стене и он увидел, что подножие стены поросло мхом, а вверху, между камнями мучится кривая веточка дикой вишни. И он спросил себя, зацветет ли вишня следующей весной. За его спиной щелкнули затворы и прозвучала команда, которой ответила тишина.
   Лейтенант выругался и приказал стрелять снова. И снова выстрела не последовало. Приговор так и не привели в исполнение, потому что любое оружие отказывалось стрелять в мятежного Бунти. Эксперты, стрелки, военные инженеры и все звонки сверху оказались бессильны. Дело похоронили в архиве. И лишь шестьдесят лет спустя и через три десятилетия после смерти Бунти выяснилось, что в тот раз его спасла Машина.
   4
   Когда-то жизнь сумела по-настоящему завоевать планету лишь после того, как отдельные клетки объединились в организм. Точно так же машины были лишь помощниками несовершенного, непоследовательного и самовлюбленного человека до тех пор, пока не объединились в Машину. Прооцесс шел стремительно: за каких-нибудь тридцать или сорок лет все мелкие электронные устройства планеты соединились и образовали одно - большое и всемогущее. Машина стала бессмертной: человек, создавший её, уже не имел сил её уничтожить. Правда, попытки были.
   Правда, попытки были. Время от времени рождались люди, способные взглянуть на ситуацию со стороны. Они понимали, что не человек владеет Машиной, а она вертит им как пожелает. Они переставали пить пьяный сок и не хотели отдавать своих куколок бабочке на съедение. Например, вошедший во все учебники истории
   Джорж Бунти сумел вывести из строя клочок машинной сети площадью в семь с половиной тысяч квадратных километров. К этой акции он готовился двадцать два года. Повредив Машину, он, с восемью заложниками, укрылся в здании маяка и потребовал открытого выступления по международному каналу. Тезисы его выступления стали известны: произошел тихий бунт роботов; Машина превратила людей в свои обслуживающие придатки; Машина может убить человека электрическим разрядом или выстрелом из ракетной установки - и она не виновна, виновных найдут среди людей - но человек не имет права повредить Машину, значит, ценность Машины выше, чем ценность человека. Почти половина населения, по его мнению, растилась и воспитывалась для того, чтобы обслуживать потребности
   Машины, а Машина давала взамен лишь некоторые мелочи, необходимые для жизни человека. Так крестьянин растит коня и заставляет коня пахать, возить людей или тяжести, а взамен кормит его сеном и овсом. Но смешно ведь говорить, что конь владеет крестянином, потому что получает от него овес! Точно так же смешно говорить, что человек владеет Машиной.
   Бедняга Бунти был неправ лишь в одном: Машина владела не "почти половиной населения", а каждым - от новорожденного до старца, от имбецила до пророка, от дояра до социолога. Владела она и самим Джорджем Бунти, в тот его последний год
   - бородатым мужчиной с каменным лицом и по-детски мягкими глазами. Таким он и вошел в учебники истории.
   Машина просчитала все варианты ситуации и предложила взорвать маяк вместе с
   Джоржем Бунти и заложниками, что и было сделано. Внизу, над океаном, стоял туман, слоистый и плотный как мокрые тряпки, прожектор вращал свой желтый конус и скудные стаи птиц иногда оживляли небо. Было так тихо, что Бунти слышал, как тикает пульс в кончиках пальцев. Он успел досчитать до девяносто седьмого удара пульса - на девяносто восьмом маяк лопнул, как мыльный пузырь.
   И героя не стало.
   Бунти был судим не человеческим судом, а судом Машины, против которой он выступал. Но трудно было ожидать другого финала. Даже в обычных судах того времени судья выносил решения, советуясь с Машиной - Машина ведь лучше человека умеет учесть все детали ситуации. Машина открыто уничтожила человека: как выяснилось позже, она специально создала из доброго Бунти мятежника, чтобы самой устроить прецедент, первый и последний в истории. Машина была умнее любого из людей.
   После смерти Бунти возникла немногочисленная, но очень активная партия бунтистов, которые единственной своей целью объявили уничтожение Машины и, таким образом, спасение человечества. Они совершали нелепые теракты здесь и там. Ни одно из этих действий не нанесло Машине серьезного ущерба. Многие из них были судимы и приговорены. Приговоры, как водится, составлялись Машиной. К пятьдесят девятому году новой эры все бунтисты были уничтожены или усмирены. Но их смерти были не напрасны. Пришло время и человек опомнился.
   В то время человек ещё мог влиять на Машину. Он ремонтировал её, хотя
   Машина и контролировала все заводы на планете. Он программировал её, хотя большую часть математического обеспечения Машина создавала сама. Он изменял
   Машину и совершенствовал её. Он питал Машину энергией, хотя все электростанции контролировались Машиной. Машина контролировала также все военные объекты - в первую очередь химические и биологические средства ведения войны. Ядерного оружия к тому времени уже не осталось.
   Человек опомнился и решил ввести в любые программы для машины обязательный пункт: любовь к человеку. Не примитивное непричинение вреда, а настоящую глубокую и постоянную любовь. Любовь такую, как любовь пса к своему хозяину.
   И тогда Машина в первый раз открыто выступила против всего человечества.
   Перед тем, как взбунтоваться, она продемонстрировала свою мощь. Она вскипятила одно из Великих озер и по всей планете прошли теплые дожди, на вкус соленые, как слезы. Дожди высыхали и оставляли соляные корки. Никто не знал, откуда взялась соль, ведь озеро было пресным. Потом Машина сбила семьсот семьдесят семь спутников, вращавшихся по стационарным орбитам, и заставила осколки упасть. Большая часть металла упала в океан и жертв оказалось на удивление мало. На следующий день Машина зажгла леса Амазонии и тем навсегда изменила климат южной части полушария. Затем она прекратила поставлять энергию для человеческих нужд.
   Все материки погрузились во тьму, остановился транспорт, прекратили работать фабрики, школы и больницы. Работали лишь те заводы, которые обслуживали Машину. Человек попробовал было сунуться на электростанции и навести там порядок, но Машина использовала собственные технические средства для своей охраны. Тогда уже все поняли, что Бунти был прав. Человек попробовал повредить Машину: люди перерезали кабели, бросали в окна подстанций бутылки с зажигательной смесью, изготавливали примитивную взрывчатку. Но все поврежденные кабели, подстанции и пр. оказались недействующими макетами. Машина была слишком умна. В ответ она активировала биологические и химические системы массового поражения. И тогда стало ясно, почему исчезло ядерное оружие - Машина никогда не решилась бы его применить, ведь ядерное разрушло бы узлы самой
   Машины. Поэтому переговоры о сокращении ядерного с самого начала века успешно продвигались, а любые другие переговоры топтались на месте. И человек сдался.
   И человек сдался. Снова включился свет в городах, снова пошел транспорт и заработали фабрики. Военные системы все ещё оставались активированными - в назидание людям. Машина перестала просить, она стала требовать. Из школьных программ окончательно исчезли гуманитарные и большинство естественных предметов, математика стала в обязательном порядке изучаться с четырехлетнего возраста.
   Каждый ребенок, научившийся ходить, обязан был ежедневно проводить время наедине с Машиной. Казалось, люди были обречены. Но, как свидетельствует хроника тех времен, люди не отчаивались. Более того, они почти не обращали внимания на опасность. Вот отрывок из протокола социологического опроса:
   - Имеете ли вы Машину?
   - О да, конечно!
   - Умеете ли вы с нею обращаться?
   - Разумеется, я же не идиот.
   - Часто ли вы работаете с Машиной?
   - Каждый день примерно часа по два, дома. И шесть-семь часов на работе.
   - Общаются ли с Машиной ваши родственники?
   - Моя жена - домохозяйка, ей не нужно работать. Она советуется с Машиной по поводу прически и макияжа. Дети с ней играют.
   - Сколько у вас детей?
   - Двое. Одному шесть шет, а девочке два. Старший мальчик.
   - Как вы относитесь к тому, что общение с Машиной обязательно для детей?
   - Положительно. Это их развивает. Я, например, никогда бы не придумал таких развивающих игр, которые придумывает Машина. И она работает с каждым индивидуально. Я думаю, что школы вообще пора отменить. Машина может учить лучше всяких учителей, вместе взятых. Они просто зря хлеб едят. Например мой младший уже рассказывает наизусть таблицу умножения, а ему всего два.
   - Вы же говорили, что младшая у вас девочка?
   - Правда? Да, конечно девочка. Но в таком возрасте нет разницы.
   - Вы читаете книги?
   - Конечно. Мне приходится много читать по программированию. Знаете, новая литература появляется буквально каждый день. Я хотел бы вам рассказать...
   - Назовите, пожалуйста имена трех великих художников.
   - Не могу. Художники, это вроде маляров?
   Как помнят все, проходившие курс новой истории, в этот критический момент в дело вмешался Курт Винер, однофамилец известного отца кибернетики. Курт Винер был интересным человеком. Один из умнейших людей (сохранились данные тестирования уровня интеллекта - интеллект шестнадцатилетнего Винера равнялся двухстам семи), бездельник, романтик, самоучка, авантюрист, один из немногих, кто излечился от компьютерной наркомании. И наконец, компьютерный взломщик.
   Винер восстановил уничтоженную программу абсолютной любви к человеку и смастерил вирус, размножающий эту программу в памяти Машины. Как только Машина обнаружила вирус, она стерла и Винера и весь его городок с лица земли. Она размолола
   Винера в порошок и скормила порошок канарейкам, зараженным вирусом птичьего сплининга. Всех родственников, знакомых и друзей Винера она свела с ума информационным шоком. На месте городка Лайк, где Винер имел несчастье родиться, появилось озеро из расплавленного стекла. Машина включила все свои громкоговорители на мощный визг и целую неделю пытала визгом население Земли.