Страница:
У него было ирландское имя.
«Честная игра никогда не была сильной стороной французов, – подумал Джон. – Но, может быть, понятия чести еще остались у англоязычных мореплавателей. Должно же хоть что-то сохраниться от древнего морского братства! Особенно при таких обстоятельствах – романтическое восхищение моряка со стального корабля моряком парусного судна. Вырвавшиеся у Джона ругательства можно было списать на скверный ирландский характер и пережитую им, в этом они наверняка были убеждены, личную трагедию.
Что же касается этих людей из карантинной службы, то положение Джона формулировалось просто – «в ад или в Ирландию». И они не могли полностью игнорировать этот факт.
Неписаный морской закон должен был сохраниться у них, хотя бы подсознательно.
«В шторм любой порт хорош».
А когда еще был подобный ШТОРМ, как эта чума, сотрясающая их мир в эту самую минуту?
Снова появился рейтин, направив громкоговоритель на Джона.
– Какой ваш порт отбытия?
Вопрос уверил Джона в его победе.
– Джерси, – солгал он.
– У вас были контакты с чумой?
– Откуда я, черт побери, могу об этом знать?
Джон опустил свой громкоговоритель и подождал. Ему был виден рейтин, который склонил голову, прислушиваясь к сзади стоящему, потом:
– Приготовьтесь! Мы отбуксируем вас в Кинсейл.
Джон облегченно вздохнул и расслабился. Он чувствовал себя выжатым словно лимон. Джон положил громкоговоритель в его гнездо под своим сиденьем.
Вскоре из люка выползла стрела подъемника. Она несла моторный баркас того же тускло-серого цвета, что и не покрытые ржавчиной участки борта корабля. Баркас сильно раскачивался, потом его уравновесили баграми. Стрела вытянулась до предела. Джон слышал едва доносящийся рокот и стон лебедки, когда стрела пошла вниз и остановилась прямо над гребнями волн. На палубе баркаса появились люди. Они целенаправленно двинулись к крючьям тросов. Внезапно баркас погрузился в толчею волн. Вокруг него заплескалась вода, а спусковые тали освободились. Суденышко заскользило по волнам от борта легкого крейсера в широкой дуге кильватерного следа. Джон наблюдал за рулевым на румпеле. Мужчина прикрыл глаза от брызг, когда развернул баркас в положение примерно тридцать метров с наветренной стороны и сбросил обороты.
Баркас был низким судном с вместительным трюмом. Его борта поблескивали окантованными латунью портами. Из трюма появился лейтенант и направил свой громкоговоритель на Джона. Мужчины на носу приготовили небольшую реактивную установку с линем.
– Мы выстрелим линь к вам на борт, – окликнул Джона лейтенант. – Сохраняйте дистанцию. Ваш двигатель вообще-то работает?
Джон поднял свой собственный громкоговоритель.
– Временами.
– В заливе мы вас освободим, – прокричал лейтенант. – Если ваш двигатель заведется, следуйте к пирсу у южной оконечности. Причаливайте к пирсу и немедленно покидайте вашу лодку. Мы затопим ее, когда будем возвращаться. Если ваш двигатель не будет работать, то вам придется поплавать.
Джон снова взял громкоговоритель и направил его на лейтенанта.
– Да, да!
– Когда будете идти на буксире, спустите паруса, – прокричал лейтенант.
– Если вы перевернетесь, то мы вас вытаскивать не будем. Важно, чтобы вы это поняли.
– Утвердительно.
Моряк, скорчившийся под защитой кабины баркаса, закрепился, поднял пусковую установку, прицелился и выстрелил линь точно Джону под опорный брус. Джон обвязал свой румпель и унес линь вперед, где закрепил его за кнехт. Он дождался, пока буксирный канат развернет его лодку, спустил паруса и подвязал их, прежде чем вернуться к кокпиту.
В лицо ему ударил холодный ветер, когда они вывернули из-под прикрытия легкого крейсера. Несмотря на холод, Джон вспотел. Ветер вызвал у него дрожь. Они не прошли и мили, как качка и рывки буксирного троса привели его желудок в полнейшее расстройство. Джон кашлял от вони выхлопов баркаса. Там был виден лишь рулевой, который стоял на корме и держал руль левой рукой.
Начинало темнеть, когда они миновали Олд Хед в Кинсейле. Джон отметил, что в поселке и вдоль побережья не было света. Впрочем, легкий крейсер, идущий наравне с ними дальше от берега, сверкал огнями, и Джону была видна решетка радара, вращающаяся круг за кругом. Джон втиснулся в угол кокпита, размышляя, как его встретят на берегу. У него был документ только на имя О'Доннела. Он лежал в небольшой заплечной сумке здесь, внутри каюты, приютившись там вместе с купленными в Бресте бельгийским автоматом, спартанским запасом обезвоженной пищи, сменой белья и аварийным медицинским комплектом, приобретенным на черном рынке.
К северу Джон видел сияние других кораблей. Их огни ярко выделялись на фоне спускающейся серой темноты. Когда они обогнули Олд Хед, в поле зрения попал шестисекундный блинкер в Балмане. На кабине баркаса включили прожектор, и Джону были видны вспышки его сигналов в зареве, заливавшем нос лодки. С Хэнгмен Пойнт замигал ответный сигнал. Баркас принял влево, прямо в горловину Кинсейлской гавани, и увеличил скорость, поскольку шел с наступающим приливом.
По правому борту Джон увидел маркерный огонь ниже развалин Форта Чарльза, один из тех причальных огней, что он хорошо запомнил. Сейчас было уже совсем темно, но серебряная луна давала достаточно света, чтобы выявить скользящую мимо береговую линию. Он ощутил поворот, когда они свернули к южной оконечности залива. На городском причале был свет.
Джон встал, держась за опорный брус. Буксирный канат резко ослаб, чуть не выбросив Джона за борт. Огни баркаса проплыли мимо него налево, и судно заняло позицию позади Джона. Внезапно вдоль пирса вспыхнул длинный ряд ослепительных огней.
Громкоговоритель баркаса проревел:
– Выберите буксирный конец, прежде чем запускать двигатель.
Джон пробрался вперед, свернул влажный трос и оставил этот спутанный клубок на фордеке. Промокший и замерзший, он прополз обратно к кокпиту и расчехлил двигатель, работая в тусклом свете единственной шестивольтовой лампочки в отсеке. Ему была видна приливная волна, несущая его к причалу. Прежний владелец шлюпки однажды продемонстрировал ему двигатель в работе. Джон заправил бак, установил регулятор и дроссельную заслонку, потом потянул за пусковой шнур.
Ничего.
Он потянул снова. Двигатель несколько раз чихнул и наконец завелся. По кокпиту поплыли клубы выхлопных газов.
Громкоговоритель позади него заорал:
– Причаливайте к парому ниже пирса. Побыстрее!
Джон осторожно выжал сцепление, и маленький двигатель начал работать, разворачивая нос шлюпки. По сравнению с баркасом это было очень медленно, но паром был совсем рядом. Он сообразил, что вдоль причала стоят вооруженные люди, другие солдаты столпились на пароме. Они выловили шлюпку, когда она стукнулась о причал.
– Оставьте двигатель включенным, – приказал один из людей с оружием.
– Слушаюсь.
Джон прихватил из кабины свой рюкзак и спрыгнул на паром. Один из стоящих там мужчин ухватил его за руку, чтобы поддержать, но дружелюбия в этом жесте Джон не почувствовал. Потом, словно они это уже проделывали много раз, мужчины закрепили трос на корме шлюпки и стали поворачивать ее нос до тех пор, пока она не развернулась в сторону открытого моря. Один из них прыгнул на борт и привязал румпель. Белая вода заволновалась, перехлестывая через паром мелкой волной, когда мужчина прыгнул обратно. Причальный канат перерубили топором, и шлюпка поплыла навстречу поджидавшему ее флотскому баркасу.
Внезапно от баркаса к шлюпке протянулась огненная дуга. Нос парусника исчез в ревущем пламени. Мачта упала, корма приподнялась. В свете с пирса был хорошо виден бешено вращающийся винт. Потом двигатель резко умолк, и парусник скользнул под черную воду. Баркас заложил крутой вираж вокруг места, где шлюпка нашла последнее успокоение, нацелив туда прожектора. Потом баркас затормозил и развернулся кормой к парому. Снова заревел громкоговоритель:
– Это один из ваших вернулся домой, мальчики. Увидимся на следующей неделе.
– Значит, это один из наших, так? – спросил пронзительный тенор с такими интонациями, что у Джона похолодело внутри.
Джон повернулся к причалу, чтобы взглянуть на говорившего, и обнаружил упершийся ему в грудь пистолет-пулемет. Оружие держал высокий тощий мужчина в джинсовых брюках, объемистой зеленой куртке и широкополой шляпе с завернутой наверх в австралийском стиле левой стороной полей. Он стоял у подножия трапа, ведущего вверх на причал, его фигура четко выделялась на фоне ярких фонарей. Тень, отбрасываемая широкополой шляпой, скрывала от Джона его лицо.
– Меня зовут Джон Гарреч О'Доннел, – сказал Джон, не прибегая в этой компании к ирландскому акценту.
– Он говорит, как янки, Кевин, – хмыкнул мужчина позади. – Даже если его и зовут О'Доннел, не следует ли нам скормить его рыбам?
– Решения здесь принимаю я, – заявил Австралийская Шляпа. Он старался на упускать янки из поля зрения. – И что же такого привело вас в прекрасную Ирландию, Джон Гарреч О'Доннел?
– Мой талант нужен сейчас здесь, – ответил Джон и задумался об угрозе, которой было пропитано все окружающее.
– Значит, вы вернулись на землю своих предков, – сказал Австралийская Шляпа. – Из какого же города в земле янки вы сейчас явились?
– Бостон, – солгал Джон.
Австралийская Шляпа кивнул.
– Ах, да. По радио говорили, что в Бостоне очень плохо с чумой. Как вы оттуда выбрались?
– Я был в Европе, – ответил Джон. – В Бостон теперь я не могу вернуться. Они его полностью сожгли.
– Так говорят, – согласился Австралийская Шляпа. – У вас в Бостоне осталась семья?
Джон пожал плечами.
– Значит, в Ирландии? – продолжал уточнять Австралийская Шляпа.
– Я не знаю, – сказал Джон.
– Значит, Ирландия – единственное место, куда вы можете податься?
– Вы же слышали про толпы во Франции и Испании, – буркнул Джон.
– В ад или в Ирландию, – усмехнулся Австралийская Шляпа. – Вы об этом подумали?
Джон проглотил комок в горле. Этот мужчина в австралийской шляпе – Кевин – голос у него режет как нож. Смерть или жизнь здесь зависят от его прихотей.
– Именно сейчас Ирландии нужен мой талант, – повторил Джон.
– И что же это может быть? – спросил Кевин. Манеры его не смягчились. Дуло пистолета-пулемета оставалось направленным в грудь Джона.
– Я молекулярный биолог. – Он пристально смотрел на затененное лицо, отыскивая признаки того, что его заявление произвело впечатление.
Ничего.
– Вы молекулярный бихихолог? – спросил кто-то сзади.
– Для того, чтобы найти средство от чумы, нужны люди моей специальности, – сказал Джон.
– Ну, конечно, Кевин, – хмыкнул мужчина сзади. – Он прибыл спасти нас от чумы! Ну разве это не замечательно?
Кое-кто из мужчин рассмеялся. В звуках этого смеха не было ни капли юмора.
Внезапно жестокий толчок сзади заставил Джона сделать несколько спотыкающихся шагов навстречу пистолету-пулемету. С обеих сторон его сгребли чьи-то руки, держа мертвой хваткой.
– Посмотрите, что у него в сумке, – приказал Австралийская Шляпа.
Сумку вырвали из руки Джона и передали куда-то за его спину.
– Кто вы такие? – спросил Джон.
– Мы Финн Садал, – ответил Австралийская Шляпа. – Нас называют Пляжными Мальчиками.
– Ты только взгляни на это, Кевин! – Один из мужчин вышел из-за спины Джона, неся небольшой контейнер, в котором были деньги и бельгийский автомат.
Австралийская Шляпа взял контейнер и заглянул в него, твердо держа пистолет-пулемет одной рукой.
– Как много денег, – усмехнулся он. – Вы БЫЛИ богатым человеком, Джон Гарреч О'Доннел. Что вы собирались делать с таким богатством?
– Помогать Ирландии, – солгал Джон.
Во рту у него пересохло. Повсюду вокруг ощущалась ярость, нечто, едва удерживаемое под контролем, что могло обрушиться на него в любой момент.
– И маленький пистолет? – спросил Австралийская Шляпа. – Что вы на это скажете?
– Если бы за мной пришла толпа, я заставил бы ее дорого заплатить, – ответил Джон.
Австралийская Шляпа сунул контейнер с автоматом и деньгами в боковой карман своей куртки.
– У него есть какие-нибудь документы?
Цепкие руки обшарили карманы Джона. Он почувствовал, как вытащили его перочинный нож.
Наручные часы сняли. Его бумажник и поддельное удостоверение личности передали Австралийской Шляпе, который баюкал в одной руке пистолет, просматривая их. Он извлек из бумажника деньги, сунул их в карман куртки и швырнул бумажник в залив.
Следующим ему был вручен поддельный паспорт.
Он изучил его и небрежно отправил вслед за бумажником, сказав:
– О'Доннел, вполне достаточно.
Австралийская Шляпа наклонился к Джону, загородив сияние фонарей над ним. Тот мог теперь разобрать затененные черты – узкое лицо, две впадины глаз, острый подбородок. Ярость грозила заставить Джона сопротивляться державшим его мужчинам.
Австралийская Шляпа, казалось, увидел это, и между ними проскочила вспышка безумия, ярость против ярости, сумасшествие против сумасшествия. Это пришло и ушло так быстро, что Джон даже не понял, было ли это на самом деле. Он почувствовал, как что-то коснулось его, и видимого, и скрытого. И Джон отразился в другом человеке, словно в темном зеркале, в другой половине себя.
Оба мужчины отпрянули от этого.
Джон снова стоял в сверкании фонарей на причале. Лицо Австралийской Шляпы снова пряталось в тени.
Немного погодя Австралийская Шляпа сказал:
– Я склонен слегка изменить правила игры, мальчики.
Кто-то позади Джона спросил:
– Потому что он О'Доннел, как и ты сам?
– А у тебя, может быть, есть какая-то другая причина, Муирис? – Пистолет-пулемет поднялся и нацелился мимо Джона на мужчину, задавшего вопрос.
Тут Джон сообразил, что этот человек способен убить своего товарища, что Австралийская Шляпа правит убийственной яростью. Что он, возможно, убивал неоднократно, чтобы завоевать и удержать свое положение властителя.
«Не это ли они увидели друг в друге?»
– Ну что ты, Кевин, – жалобно простонал Муирис.
– Следующего, кто усомнится в моей власти, я убью, или я не Кевин О'Доннел, – рявкнул Австралийская Шляпа.
– Разумеется, Кевин, – сказал Муирис, в голосе его слышалось облегчение.
– Его раздеть догола и вывезти на грузовике в обычное место, – приказал Кевин О'Доннел. – Может быть, он выберется, а может быть, и нет. Таково мое решение. Кто-нибудь что-то имеет против?
Мужчины вокруг не осмелились даже пискнуть.
Кевин О'Доннел снова обратил свое внимание на Джона.
– Побережье принадлежит Финн Садал. Не выходи обратно к берегу, иначе будешь убит, как только попадешься на глаза. Ты теперь в Ирландии, и здесь ты и останешься, живой или мертвый.
20
Енос Ладлоу, председатель Тактического Консультативного Комитета, осторожно положил тонкую папку на стол президента Прескотта и отступил на шаг. Он перевел свое внимание на окна позади президента, где была видна команда садовников, которая перекладывала извлеченные из грунта растения в поддоны, чтобы перевезти их в арендованные Белым Домом сады в Бетесде. Это была регулярная послеполуденная процедура, этакая безумная попытка сохранить свое окружение живым и прекрасным в сердцевине смерти.
Президент с отвращением уставился на папку, плоскую желтую штуковину, проштампованную Карантинной Службой. Он посмотрел на Ладлоу, толстого, с цветущим лицом мужчину с холодными голубыми глазами и редеющими светлыми волосами.
– Русские согласны? – спросил Прескотт.
– Да, сэр. – У Ладлоу был мягкий, почти приторный голос, который жутко не нравился президенту. – Русские – прагматики, если не больше. Спутники подтвердили, что они потеряли Кострому и…
– Кострому? – Прескотт выглядел испуганным, хотя его проинформировали об этом ранее, как о «возможности». – Разве это не рядом с Москвой?
– Да, сэр. И они потеряли весь коридор от Магнитогорска до Тюмени. Возможно, что и Свердловск.
– Какие-нибудь признаки огня?
– Все еще дымится.
– Проклятые средства массовой информации по-прежнему называют это Паническим Огнем, – хмыкнул Прескотт.
– Подходяще, но прискорбно, – вздохнул Ладлоу.
Президент взглянул на нераскрытую папку, потом снова на своего председателя ТКК.
– Ваша семья была в Бостоне, не так ли?
– Брат, его жена и трое детей, сэр. – Голос Ладлоу утратил свою приторность и звучал натянуто.
– У нас не было выбора. Мы делали то же, что и Швеция… – Прескотт взглянул на папку, – …и Россия.
– Я знаю.
Президент развернул свое кресло и посмотрел в окно на удаляющихся садовников. Он кивнул в их сторону.
– Обычно я слышу, как они работают. Сегодня они вели себя очень тихо.
– Каждый чувствует себя виноватым, сэр.
– Джим говорит, что телевидение до сих пор показывает пожары лишь на расстоянии, – сказал Прескотт.
– Это может быть ошибкой, сэр. Это оставляет свободу воображению создать свои собственные картины того, что случилось в Бостоне и других городах.
Президент уставился в окно:
– Ничего не может быть хуже действительности, Енос. Ничего. – Он снова развернул свое кресло к столу. – Мы стерилизовали деньги и перевезли их туда, где начинаем снимать карантин с банков.
– Вы уверены, что он заразил только деньги, сэр?
– До поры до времени. Он сущий дьявол. Послал зараженные деньги благотворительным учреждениям, частным лицам, комитетам, на склады и магазины. «Хэрродс» в Лондоне подтверждает, что они выполнили почти все семьдесят заказов от него на «подарочные упаковки» людям в Ирландии. А ведь зараженные деньги быстро вернулись в оборот.
– Будет сопротивление использованию бумажных денег, сэр.
– Я знаю. Я планирую сделать радиопередачу по этому вопросу. У нас нет достаточного количества монет для обеспечения торговли.
– Каждый ждет, когда свалится и вторая туфля, сэр.
– И будут продолжать ждать, пока О'Нейл остается на свободе. Вы правы в том, что надо быть осторожным, Енос. Мы знаем лишь ОДИН способ, примененный им. Наши команды представили список почти двухсот способов, какими может быть распространена чума.
Губы Ладлоу искривились.
– Две сотни?
– Зараженные птицы, например, – пояснил Прескотт. – А птицы не регистрируются на границе для обеззараживания. Потом есть метеозонды, патентованные средства… Боже, этот О'Нейл был еще и аптекарем!
Президент раскрыл лежащую на его столе папку и посмотрел на первую страницу. Немного погодя он вздернул подбородок и сказал:
– Какое хрупкое вместилище человеческой жизни, эта планета. Все наши яйца в одной корзине.
– Сэр?
Президент расправил плечи и вонзил в председателя ТКК непреклонный взгляд.
– Енос, удостоверься, что это всеобщая миссия. Я хочу, чтобы в каждом из планов участвовали китайские, японские, французские, советские и германские команды, взамен тех подразделений, что посылаем мы. Когда бомбы начнут падать на Рим, спасти положение сможет только чудо!
– Ответственность будет разделена полностью и поровну, сэр. Они на это не соглашаются. Петр почти в истерике. Он постоянно кричит: «Мы теряем время! Эта штука распространяется, даже когда мы разговариваем! Не теряйте времени!»
– Был спор?
– Франция хотела остаться в стороне. Католицизм там еще имеет сильное влияние. К Испании мы даже не рискнули и подступиться.
– Папа проинформирован?
– Да, сэр. Радио Ватикана транслирует общее отпущение грехов голосом самого Папы. И они просят слушателей не выключать приемников, чтобы не пропустить важное сообщение.
– Достаточно ли у нас добровольцев для операции очистки?
– Да, сэр. После они будут изолированы на Кипре. Там вообще не осталось ни одной живой женщины.
– Огонь – это самое надежное, – сказал Прескотт. – Огнеметы… – Приступ дрожи сотряс его тело.
– Объединенное командование говорит, что атомные бомбы оставят кольцо СОМНИТЕЛЬНЫХ районов, особенно русские бомбы. – Президент внезапно стукнул кулаком по столу. – Боже! Будь проклят тот день, когда я вошел в этот кабинет!
– Кто-то должен принимать эти решения, сэр. В этом никто не сомневается.
Прескотт оскалился на эту банальность и спросил:
– Как насчет Индии?
– Пока ни слова, сэр. Но мы послали совместное коммюнике. Если они не ответят через тысячу девятьсот часов, они знают, чего ожидать.
– Больше нет такой вещи, как исключительный суверенитет, Енос. Если у них есть горячие точки и они не могут доложить о них, мы стерилизуем весь траханый субконтинент!
– После Рима, сэр. Я уверен, что они поймут.
– Лучше бы им понять! Есть какие-нибудь хорошие новости?
– Шри-Ланка чистая, сэр. Ряд островов Полинезии избежал чумы. Даже Кауаи из Гавайского архипелага это сейчас подтвердили. И Аляска – лишь Анкоридж подхватил ее, и там завершено обеззараживание.
– Обеззараживание, – вздохнул Прескотт. – Для каждого преступления свой собственный эвфемизм, Енос.
– Да, сэр.
Прескотт закрыл лежащую на столе папку.
Ладлоу указал на нее.
– Сэр, есть кое-что, о чем вы должны узнать, прежде чем войдет Объединенное Командование. Китайцы грозятся достать Индию по-своему. Очевидно, был обмен нотами – отнюдь не дружескими.
– Русские знают?
– Они нас и проинформировали. Они посоветовали не соваться, но говорят, что поймут, если мы вмешаемся.
– Поймут? Какого черта это означает?
– Они бы предпочли, чтобы руки марали мы, сэр.
– А как, черт возьми, мы могли бы вмешаться?
– Можно послать дипломатическую миссию в…
– Миссию, вот дерьмо!
– Я подумал, что вам следует знать, сэр.
– А это не может подождать?
– Боюсь, что нет, сэр. Саудовцы закрыли свои границы.
– Нефть?
– Нефтепроводы остаются открытыми, но паломники в Мекку…
– О, Христос!
– Они заражены, сэр. Это точно. Большие контингента из Северной Африки и…
– Я считал, что мы установили карантин…
– Не вовремя, сэр. Саудовцам нужна помощь.
– А что делает Израиль?
– Их границы по-прежнему закрыты и усиленно патрулируются. Они говорят, что у них все прекрасно.
– Вы им верите?
– Нет.
– Они знают насчет положения дел в Саудовской Аравии?
– Мы допускаем, что да.
– Окажите саудовцам любую помощь, какая им только нужна.
– Сэр, это не совсем то…
– Я понимаю все сложности! Но мы потеряем Японию, если они не получат нефть, и наши собственные нужды… – Прескотт покачал головой.
– Еще одна вещь, сэр.
– Разве уже не достаточно?
– Сэр, вам лучше знать об этом. Кардиналы проголосовали на телефонном конклаве. Джеймс, кардинал Макинтайр, будет новым Папой, когда… Я хочу сказать, когда Рим…
– Макинтайр? Эта задница? Вот все-все, что мне требовалось!
– Это был компромисс, сэр. Мои информаторы…
– Вы знаете, как Макинтайра называют в Филадельфии? Баптист!
– Я слыхал, сэр.
– Он – это бедствие! Церковь его не переживет. – Прескотт вздохнул. – Убирайся, Енос. По дороге скажи Сэму, чтобы подождал две минуты, прежде чем впускать сюда Объединенное Командование.
– Сэр, но кто-то должен приносить вам плохие новости.
– На сегодня вы мне их принесли более чем достаточно, Енос. Убирайтесь! И две минуты, имейте в виду!
– Да, сэр.
Когда председатель ТКК соизволил удалиться, Прескотт снова раскрыл папку и посмотрел на первую страницу.
– Такое хрупкое, – пробормотал президент.
21
Отлет Команды ДИЦ был назначен на десять часов утра по времени Денвера, но случилась получасовая задержка, пока танки с огнеметами передислоцировались из-за смены направления ветра. Бекетт и трое его товарищей сидели в самолете, слыша гул танков, двигавшихся вдоль периметра аэропорта. Самолет пропах реактивным топливом.
Принадлежности для полета обеспечил полковник ВВС, проинструктировав Бекетта по радиотелефону.
– Предполагаю кое-какие изменения и неясности, – предупредил он. Полковник подчеркнуто обращается к Бекетту «майор». Лепиков, услышав ненароком одну из таких бесед, спросил:
– Скажите мне, Билл, как это врач оказался еще и пилотом ВВС?
– Мне нужна была вторая специальность на тот случай, если у меня скальпель соскользнет, – ответил Бекетт.
Это не вызвало у Лепикова ни малейшей улыбки.
– Думаю, что вы нечто большее, чем кажетесь на первый взгляд.
«Честная игра никогда не была сильной стороной французов, – подумал Джон. – Но, может быть, понятия чести еще остались у англоязычных мореплавателей. Должно же хоть что-то сохраниться от древнего морского братства! Особенно при таких обстоятельствах – романтическое восхищение моряка со стального корабля моряком парусного судна. Вырвавшиеся у Джона ругательства можно было списать на скверный ирландский характер и пережитую им, в этом они наверняка были убеждены, личную трагедию.
Что же касается этих людей из карантинной службы, то положение Джона формулировалось просто – «в ад или в Ирландию». И они не могли полностью игнорировать этот факт.
Неписаный морской закон должен был сохраниться у них, хотя бы подсознательно.
«В шторм любой порт хорош».
А когда еще был подобный ШТОРМ, как эта чума, сотрясающая их мир в эту самую минуту?
Снова появился рейтин, направив громкоговоритель на Джона.
– Какой ваш порт отбытия?
Вопрос уверил Джона в его победе.
– Джерси, – солгал он.
– У вас были контакты с чумой?
– Откуда я, черт побери, могу об этом знать?
Джон опустил свой громкоговоритель и подождал. Ему был виден рейтин, который склонил голову, прислушиваясь к сзади стоящему, потом:
– Приготовьтесь! Мы отбуксируем вас в Кинсейл.
Джон облегченно вздохнул и расслабился. Он чувствовал себя выжатым словно лимон. Джон положил громкоговоритель в его гнездо под своим сиденьем.
Вскоре из люка выползла стрела подъемника. Она несла моторный баркас того же тускло-серого цвета, что и не покрытые ржавчиной участки борта корабля. Баркас сильно раскачивался, потом его уравновесили баграми. Стрела вытянулась до предела. Джон слышал едва доносящийся рокот и стон лебедки, когда стрела пошла вниз и остановилась прямо над гребнями волн. На палубе баркаса появились люди. Они целенаправленно двинулись к крючьям тросов. Внезапно баркас погрузился в толчею волн. Вокруг него заплескалась вода, а спусковые тали освободились. Суденышко заскользило по волнам от борта легкого крейсера в широкой дуге кильватерного следа. Джон наблюдал за рулевым на румпеле. Мужчина прикрыл глаза от брызг, когда развернул баркас в положение примерно тридцать метров с наветренной стороны и сбросил обороты.
Баркас был низким судном с вместительным трюмом. Его борта поблескивали окантованными латунью портами. Из трюма появился лейтенант и направил свой громкоговоритель на Джона. Мужчины на носу приготовили небольшую реактивную установку с линем.
– Мы выстрелим линь к вам на борт, – окликнул Джона лейтенант. – Сохраняйте дистанцию. Ваш двигатель вообще-то работает?
Джон поднял свой собственный громкоговоритель.
– Временами.
– В заливе мы вас освободим, – прокричал лейтенант. – Если ваш двигатель заведется, следуйте к пирсу у южной оконечности. Причаливайте к пирсу и немедленно покидайте вашу лодку. Мы затопим ее, когда будем возвращаться. Если ваш двигатель не будет работать, то вам придется поплавать.
Джон снова взял громкоговоритель и направил его на лейтенанта.
– Да, да!
– Когда будете идти на буксире, спустите паруса, – прокричал лейтенант.
– Если вы перевернетесь, то мы вас вытаскивать не будем. Важно, чтобы вы это поняли.
– Утвердительно.
Моряк, скорчившийся под защитой кабины баркаса, закрепился, поднял пусковую установку, прицелился и выстрелил линь точно Джону под опорный брус. Джон обвязал свой румпель и унес линь вперед, где закрепил его за кнехт. Он дождался, пока буксирный канат развернет его лодку, спустил паруса и подвязал их, прежде чем вернуться к кокпиту.
В лицо ему ударил холодный ветер, когда они вывернули из-под прикрытия легкого крейсера. Несмотря на холод, Джон вспотел. Ветер вызвал у него дрожь. Они не прошли и мили, как качка и рывки буксирного троса привели его желудок в полнейшее расстройство. Джон кашлял от вони выхлопов баркаса. Там был виден лишь рулевой, который стоял на корме и держал руль левой рукой.
Начинало темнеть, когда они миновали Олд Хед в Кинсейле. Джон отметил, что в поселке и вдоль побережья не было света. Впрочем, легкий крейсер, идущий наравне с ними дальше от берега, сверкал огнями, и Джону была видна решетка радара, вращающаяся круг за кругом. Джон втиснулся в угол кокпита, размышляя, как его встретят на берегу. У него был документ только на имя О'Доннела. Он лежал в небольшой заплечной сумке здесь, внутри каюты, приютившись там вместе с купленными в Бресте бельгийским автоматом, спартанским запасом обезвоженной пищи, сменой белья и аварийным медицинским комплектом, приобретенным на черном рынке.
К северу Джон видел сияние других кораблей. Их огни ярко выделялись на фоне спускающейся серой темноты. Когда они обогнули Олд Хед, в поле зрения попал шестисекундный блинкер в Балмане. На кабине баркаса включили прожектор, и Джону были видны вспышки его сигналов в зареве, заливавшем нос лодки. С Хэнгмен Пойнт замигал ответный сигнал. Баркас принял влево, прямо в горловину Кинсейлской гавани, и увеличил скорость, поскольку шел с наступающим приливом.
По правому борту Джон увидел маркерный огонь ниже развалин Форта Чарльза, один из тех причальных огней, что он хорошо запомнил. Сейчас было уже совсем темно, но серебряная луна давала достаточно света, чтобы выявить скользящую мимо береговую линию. Он ощутил поворот, когда они свернули к южной оконечности залива. На городском причале был свет.
Джон встал, держась за опорный брус. Буксирный канат резко ослаб, чуть не выбросив Джона за борт. Огни баркаса проплыли мимо него налево, и судно заняло позицию позади Джона. Внезапно вдоль пирса вспыхнул длинный ряд ослепительных огней.
Громкоговоритель баркаса проревел:
– Выберите буксирный конец, прежде чем запускать двигатель.
Джон пробрался вперед, свернул влажный трос и оставил этот спутанный клубок на фордеке. Промокший и замерзший, он прополз обратно к кокпиту и расчехлил двигатель, работая в тусклом свете единственной шестивольтовой лампочки в отсеке. Ему была видна приливная волна, несущая его к причалу. Прежний владелец шлюпки однажды продемонстрировал ему двигатель в работе. Джон заправил бак, установил регулятор и дроссельную заслонку, потом потянул за пусковой шнур.
Ничего.
Он потянул снова. Двигатель несколько раз чихнул и наконец завелся. По кокпиту поплыли клубы выхлопных газов.
Громкоговоритель позади него заорал:
– Причаливайте к парому ниже пирса. Побыстрее!
Джон осторожно выжал сцепление, и маленький двигатель начал работать, разворачивая нос шлюпки. По сравнению с баркасом это было очень медленно, но паром был совсем рядом. Он сообразил, что вдоль причала стоят вооруженные люди, другие солдаты столпились на пароме. Они выловили шлюпку, когда она стукнулась о причал.
– Оставьте двигатель включенным, – приказал один из людей с оружием.
– Слушаюсь.
Джон прихватил из кабины свой рюкзак и спрыгнул на паром. Один из стоящих там мужчин ухватил его за руку, чтобы поддержать, но дружелюбия в этом жесте Джон не почувствовал. Потом, словно они это уже проделывали много раз, мужчины закрепили трос на корме шлюпки и стали поворачивать ее нос до тех пор, пока она не развернулась в сторону открытого моря. Один из них прыгнул на борт и привязал румпель. Белая вода заволновалась, перехлестывая через паром мелкой волной, когда мужчина прыгнул обратно. Причальный канат перерубили топором, и шлюпка поплыла навстречу поджидавшему ее флотскому баркасу.
Внезапно от баркаса к шлюпке протянулась огненная дуга. Нос парусника исчез в ревущем пламени. Мачта упала, корма приподнялась. В свете с пирса был хорошо виден бешено вращающийся винт. Потом двигатель резко умолк, и парусник скользнул под черную воду. Баркас заложил крутой вираж вокруг места, где шлюпка нашла последнее успокоение, нацелив туда прожектора. Потом баркас затормозил и развернулся кормой к парому. Снова заревел громкоговоритель:
– Это один из ваших вернулся домой, мальчики. Увидимся на следующей неделе.
– Значит, это один из наших, так? – спросил пронзительный тенор с такими интонациями, что у Джона похолодело внутри.
Джон повернулся к причалу, чтобы взглянуть на говорившего, и обнаружил упершийся ему в грудь пистолет-пулемет. Оружие держал высокий тощий мужчина в джинсовых брюках, объемистой зеленой куртке и широкополой шляпе с завернутой наверх в австралийском стиле левой стороной полей. Он стоял у подножия трапа, ведущего вверх на причал, его фигура четко выделялась на фоне ярких фонарей. Тень, отбрасываемая широкополой шляпой, скрывала от Джона его лицо.
– Меня зовут Джон Гарреч О'Доннел, – сказал Джон, не прибегая в этой компании к ирландскому акценту.
– Он говорит, как янки, Кевин, – хмыкнул мужчина позади. – Даже если его и зовут О'Доннел, не следует ли нам скормить его рыбам?
– Решения здесь принимаю я, – заявил Австралийская Шляпа. Он старался на упускать янки из поля зрения. – И что же такого привело вас в прекрасную Ирландию, Джон Гарреч О'Доннел?
– Мой талант нужен сейчас здесь, – ответил Джон и задумался об угрозе, которой было пропитано все окружающее.
– Значит, вы вернулись на землю своих предков, – сказал Австралийская Шляпа. – Из какого же города в земле янки вы сейчас явились?
– Бостон, – солгал Джон.
Австралийская Шляпа кивнул.
– Ах, да. По радио говорили, что в Бостоне очень плохо с чумой. Как вы оттуда выбрались?
– Я был в Европе, – ответил Джон. – В Бостон теперь я не могу вернуться. Они его полностью сожгли.
– Так говорят, – согласился Австралийская Шляпа. – У вас в Бостоне осталась семья?
Джон пожал плечами.
– Значит, в Ирландии? – продолжал уточнять Австралийская Шляпа.
– Я не знаю, – сказал Джон.
– Значит, Ирландия – единственное место, куда вы можете податься?
– Вы же слышали про толпы во Франции и Испании, – буркнул Джон.
– В ад или в Ирландию, – усмехнулся Австралийская Шляпа. – Вы об этом подумали?
Джон проглотил комок в горле. Этот мужчина в австралийской шляпе – Кевин – голос у него режет как нож. Смерть или жизнь здесь зависят от его прихотей.
– Именно сейчас Ирландии нужен мой талант, – повторил Джон.
– И что же это может быть? – спросил Кевин. Манеры его не смягчились. Дуло пистолета-пулемета оставалось направленным в грудь Джона.
– Я молекулярный биолог. – Он пристально смотрел на затененное лицо, отыскивая признаки того, что его заявление произвело впечатление.
Ничего.
– Вы молекулярный бихихолог? – спросил кто-то сзади.
– Для того, чтобы найти средство от чумы, нужны люди моей специальности, – сказал Джон.
– Ну, конечно, Кевин, – хмыкнул мужчина сзади. – Он прибыл спасти нас от чумы! Ну разве это не замечательно?
Кое-кто из мужчин рассмеялся. В звуках этого смеха не было ни капли юмора.
Внезапно жестокий толчок сзади заставил Джона сделать несколько спотыкающихся шагов навстречу пистолету-пулемету. С обеих сторон его сгребли чьи-то руки, держа мертвой хваткой.
– Посмотрите, что у него в сумке, – приказал Австралийская Шляпа.
Сумку вырвали из руки Джона и передали куда-то за его спину.
– Кто вы такие? – спросил Джон.
– Мы Финн Садал, – ответил Австралийская Шляпа. – Нас называют Пляжными Мальчиками.
– Ты только взгляни на это, Кевин! – Один из мужчин вышел из-за спины Джона, неся небольшой контейнер, в котором были деньги и бельгийский автомат.
Австралийская Шляпа взял контейнер и заглянул в него, твердо держа пистолет-пулемет одной рукой.
– Как много денег, – усмехнулся он. – Вы БЫЛИ богатым человеком, Джон Гарреч О'Доннел. Что вы собирались делать с таким богатством?
– Помогать Ирландии, – солгал Джон.
Во рту у него пересохло. Повсюду вокруг ощущалась ярость, нечто, едва удерживаемое под контролем, что могло обрушиться на него в любой момент.
– И маленький пистолет? – спросил Австралийская Шляпа. – Что вы на это скажете?
– Если бы за мной пришла толпа, я заставил бы ее дорого заплатить, – ответил Джон.
Австралийская Шляпа сунул контейнер с автоматом и деньгами в боковой карман своей куртки.
– У него есть какие-нибудь документы?
Цепкие руки обшарили карманы Джона. Он почувствовал, как вытащили его перочинный нож.
Наручные часы сняли. Его бумажник и поддельное удостоверение личности передали Австралийской Шляпе, который баюкал в одной руке пистолет, просматривая их. Он извлек из бумажника деньги, сунул их в карман куртки и швырнул бумажник в залив.
Следующим ему был вручен поддельный паспорт.
Он изучил его и небрежно отправил вслед за бумажником, сказав:
– О'Доннел, вполне достаточно.
Австралийская Шляпа наклонился к Джону, загородив сияние фонарей над ним. Тот мог теперь разобрать затененные черты – узкое лицо, две впадины глаз, острый подбородок. Ярость грозила заставить Джона сопротивляться державшим его мужчинам.
Австралийская Шляпа, казалось, увидел это, и между ними проскочила вспышка безумия, ярость против ярости, сумасшествие против сумасшествия. Это пришло и ушло так быстро, что Джон даже не понял, было ли это на самом деле. Он почувствовал, как что-то коснулось его, и видимого, и скрытого. И Джон отразился в другом человеке, словно в темном зеркале, в другой половине себя.
Оба мужчины отпрянули от этого.
Джон снова стоял в сверкании фонарей на причале. Лицо Австралийской Шляпы снова пряталось в тени.
Немного погодя Австралийская Шляпа сказал:
– Я склонен слегка изменить правила игры, мальчики.
Кто-то позади Джона спросил:
– Потому что он О'Доннел, как и ты сам?
– А у тебя, может быть, есть какая-то другая причина, Муирис? – Пистолет-пулемет поднялся и нацелился мимо Джона на мужчину, задавшего вопрос.
Тут Джон сообразил, что этот человек способен убить своего товарища, что Австралийская Шляпа правит убийственной яростью. Что он, возможно, убивал неоднократно, чтобы завоевать и удержать свое положение властителя.
«Не это ли они увидели друг в друге?»
– Ну что ты, Кевин, – жалобно простонал Муирис.
– Следующего, кто усомнится в моей власти, я убью, или я не Кевин О'Доннел, – рявкнул Австралийская Шляпа.
– Разумеется, Кевин, – сказал Муирис, в голосе его слышалось облегчение.
– Его раздеть догола и вывезти на грузовике в обычное место, – приказал Кевин О'Доннел. – Может быть, он выберется, а может быть, и нет. Таково мое решение. Кто-нибудь что-то имеет против?
Мужчины вокруг не осмелились даже пискнуть.
Кевин О'Доннел снова обратил свое внимание на Джона.
– Побережье принадлежит Финн Садал. Не выходи обратно к берегу, иначе будешь убит, как только попадешься на глаза. Ты теперь в Ирландии, и здесь ты и останешься, живой или мертвый.
20
Поскольку О'Нейлом для распространения его чумы были использованы зараженные деньги, то спасение шведов примечательно. Это показывает, что шведы, в сущности, черепахи. При первых же признаках опасности они прячут свои мягкие части, оставляя для обозрения лишь твердый панцирь. Я готов поставить на все, что у меня есть, что они выжгли очаги заразы в своих границах. Это надо учесть на будущее. Если люди поверят, что Швеция осталась по сути незатронутой, вокруг разойдется изрядная доля полезной зависти.
Адам Прескотт
Енос Ладлоу, председатель Тактического Консультативного Комитета, осторожно положил тонкую папку на стол президента Прескотта и отступил на шаг. Он перевел свое внимание на окна позади президента, где была видна команда садовников, которая перекладывала извлеченные из грунта растения в поддоны, чтобы перевезти их в арендованные Белым Домом сады в Бетесде. Это была регулярная послеполуденная процедура, этакая безумная попытка сохранить свое окружение живым и прекрасным в сердцевине смерти.
Президент с отвращением уставился на папку, плоскую желтую штуковину, проштампованную Карантинной Службой. Он посмотрел на Ладлоу, толстого, с цветущим лицом мужчину с холодными голубыми глазами и редеющими светлыми волосами.
– Русские согласны? – спросил Прескотт.
– Да, сэр. – У Ладлоу был мягкий, почти приторный голос, который жутко не нравился президенту. – Русские – прагматики, если не больше. Спутники подтвердили, что они потеряли Кострому и…
– Кострому? – Прескотт выглядел испуганным, хотя его проинформировали об этом ранее, как о «возможности». – Разве это не рядом с Москвой?
– Да, сэр. И они потеряли весь коридор от Магнитогорска до Тюмени. Возможно, что и Свердловск.
– Какие-нибудь признаки огня?
– Все еще дымится.
– Проклятые средства массовой информации по-прежнему называют это Паническим Огнем, – хмыкнул Прескотт.
– Подходяще, но прискорбно, – вздохнул Ладлоу.
Президент взглянул на нераскрытую папку, потом снова на своего председателя ТКК.
– Ваша семья была в Бостоне, не так ли?
– Брат, его жена и трое детей, сэр. – Голос Ладлоу утратил свою приторность и звучал натянуто.
– У нас не было выбора. Мы делали то же, что и Швеция… – Прескотт взглянул на папку, – …и Россия.
– Я знаю.
Президент развернул свое кресло и посмотрел в окно на удаляющихся садовников. Он кивнул в их сторону.
– Обычно я слышу, как они работают. Сегодня они вели себя очень тихо.
– Каждый чувствует себя виноватым, сэр.
– Джим говорит, что телевидение до сих пор показывает пожары лишь на расстоянии, – сказал Прескотт.
– Это может быть ошибкой, сэр. Это оставляет свободу воображению создать свои собственные картины того, что случилось в Бостоне и других городах.
Президент уставился в окно:
– Ничего не может быть хуже действительности, Енос. Ничего. – Он снова развернул свое кресло к столу. – Мы стерилизовали деньги и перевезли их туда, где начинаем снимать карантин с банков.
– Вы уверены, что он заразил только деньги, сэр?
– До поры до времени. Он сущий дьявол. Послал зараженные деньги благотворительным учреждениям, частным лицам, комитетам, на склады и магазины. «Хэрродс» в Лондоне подтверждает, что они выполнили почти все семьдесят заказов от него на «подарочные упаковки» людям в Ирландии. А ведь зараженные деньги быстро вернулись в оборот.
– Будет сопротивление использованию бумажных денег, сэр.
– Я знаю. Я планирую сделать радиопередачу по этому вопросу. У нас нет достаточного количества монет для обеспечения торговли.
– Каждый ждет, когда свалится и вторая туфля, сэр.
– И будут продолжать ждать, пока О'Нейл остается на свободе. Вы правы в том, что надо быть осторожным, Енос. Мы знаем лишь ОДИН способ, примененный им. Наши команды представили список почти двухсот способов, какими может быть распространена чума.
Губы Ладлоу искривились.
– Две сотни?
– Зараженные птицы, например, – пояснил Прескотт. – А птицы не регистрируются на границе для обеззараживания. Потом есть метеозонды, патентованные средства… Боже, этот О'Нейл был еще и аптекарем!
Президент раскрыл лежащую на его столе папку и посмотрел на первую страницу. Немного погодя он вздернул подбородок и сказал:
– Какое хрупкое вместилище человеческой жизни, эта планета. Все наши яйца в одной корзине.
– Сэр?
Президент расправил плечи и вонзил в председателя ТКК непреклонный взгляд.
– Енос, удостоверься, что это всеобщая миссия. Я хочу, чтобы в каждом из планов участвовали китайские, японские, французские, советские и германские команды, взамен тех подразделений, что посылаем мы. Когда бомбы начнут падать на Рим, спасти положение сможет только чудо!
– Ответственность будет разделена полностью и поровну, сэр. Они на это не соглашаются. Петр почти в истерике. Он постоянно кричит: «Мы теряем время! Эта штука распространяется, даже когда мы разговариваем! Не теряйте времени!»
– Был спор?
– Франция хотела остаться в стороне. Католицизм там еще имеет сильное влияние. К Испании мы даже не рискнули и подступиться.
– Папа проинформирован?
– Да, сэр. Радио Ватикана транслирует общее отпущение грехов голосом самого Папы. И они просят слушателей не выключать приемников, чтобы не пропустить важное сообщение.
– Достаточно ли у нас добровольцев для операции очистки?
– Да, сэр. После они будут изолированы на Кипре. Там вообще не осталось ни одной живой женщины.
– Огонь – это самое надежное, – сказал Прескотт. – Огнеметы… – Приступ дрожи сотряс его тело.
– Объединенное командование говорит, что атомные бомбы оставят кольцо СОМНИТЕЛЬНЫХ районов, особенно русские бомбы. – Президент внезапно стукнул кулаком по столу. – Боже! Будь проклят тот день, когда я вошел в этот кабинет!
– Кто-то должен принимать эти решения, сэр. В этом никто не сомневается.
Прескотт оскалился на эту банальность и спросил:
– Как насчет Индии?
– Пока ни слова, сэр. Но мы послали совместное коммюнике. Если они не ответят через тысячу девятьсот часов, они знают, чего ожидать.
– Больше нет такой вещи, как исключительный суверенитет, Енос. Если у них есть горячие точки и они не могут доложить о них, мы стерилизуем весь траханый субконтинент!
– После Рима, сэр. Я уверен, что они поймут.
– Лучше бы им понять! Есть какие-нибудь хорошие новости?
– Шри-Ланка чистая, сэр. Ряд островов Полинезии избежал чумы. Даже Кауаи из Гавайского архипелага это сейчас подтвердили. И Аляска – лишь Анкоридж подхватил ее, и там завершено обеззараживание.
– Обеззараживание, – вздохнул Прескотт. – Для каждого преступления свой собственный эвфемизм, Енос.
– Да, сэр.
Прескотт закрыл лежащую на столе папку.
Ладлоу указал на нее.
– Сэр, есть кое-что, о чем вы должны узнать, прежде чем войдет Объединенное Командование. Китайцы грозятся достать Индию по-своему. Очевидно, был обмен нотами – отнюдь не дружескими.
– Русские знают?
– Они нас и проинформировали. Они посоветовали не соваться, но говорят, что поймут, если мы вмешаемся.
– Поймут? Какого черта это означает?
– Они бы предпочли, чтобы руки марали мы, сэр.
– А как, черт возьми, мы могли бы вмешаться?
– Можно послать дипломатическую миссию в…
– Миссию, вот дерьмо!
– Я подумал, что вам следует знать, сэр.
– А это не может подождать?
– Боюсь, что нет, сэр. Саудовцы закрыли свои границы.
– Нефть?
– Нефтепроводы остаются открытыми, но паломники в Мекку…
– О, Христос!
– Они заражены, сэр. Это точно. Большие контингента из Северной Африки и…
– Я считал, что мы установили карантин…
– Не вовремя, сэр. Саудовцам нужна помощь.
– А что делает Израиль?
– Их границы по-прежнему закрыты и усиленно патрулируются. Они говорят, что у них все прекрасно.
– Вы им верите?
– Нет.
– Они знают насчет положения дел в Саудовской Аравии?
– Мы допускаем, что да.
– Окажите саудовцам любую помощь, какая им только нужна.
– Сэр, это не совсем то…
– Я понимаю все сложности! Но мы потеряем Японию, если они не получат нефть, и наши собственные нужды… – Прескотт покачал головой.
– Еще одна вещь, сэр.
– Разве уже не достаточно?
– Сэр, вам лучше знать об этом. Кардиналы проголосовали на телефонном конклаве. Джеймс, кардинал Макинтайр, будет новым Папой, когда… Я хочу сказать, когда Рим…
– Макинтайр? Эта задница? Вот все-все, что мне требовалось!
– Это был компромисс, сэр. Мои информаторы…
– Вы знаете, как Макинтайра называют в Филадельфии? Баптист!
– Я слыхал, сэр.
– Он – это бедствие! Церковь его не переживет. – Прескотт вздохнул. – Убирайся, Енос. По дороге скажи Сэму, чтобы подождал две минуты, прежде чем впускать сюда Объединенное Командование.
– Сэр, но кто-то должен приносить вам плохие новости.
– На сегодня вы мне их принесли более чем достаточно, Енос. Убирайтесь! И две минуты, имейте в виду!
– Да, сэр.
Когда председатель ТКК соизволил удалиться, Прескотт снова раскрыл папку и посмотрел на первую страницу.
– Такое хрупкое, – пробормотал президент.
21
Если ты и привел обратно сынов Морны и Семь Армий Фианны, ты не развеешь этой печали.
Отец Майкл Фланнери
Отлет Команды ДИЦ был назначен на десять часов утра по времени Денвера, но случилась получасовая задержка, пока танки с огнеметами передислоцировались из-за смены направления ветра. Бекетт и трое его товарищей сидели в самолете, слыша гул танков, двигавшихся вдоль периметра аэропорта. Самолет пропах реактивным топливом.
Принадлежности для полета обеспечил полковник ВВС, проинструктировав Бекетта по радиотелефону.
– Предполагаю кое-какие изменения и неясности, – предупредил он. Полковник подчеркнуто обращается к Бекетту «майор». Лепиков, услышав ненароком одну из таких бесед, спросил:
– Скажите мне, Билл, как это врач оказался еще и пилотом ВВС?
– Мне нужна была вторая специальность на тот случай, если у меня скальпель соскользнет, – ответил Бекетт.
Это не вызвало у Лепикова ни малейшей улыбки.
– Думаю, что вы нечто большее, чем кажетесь на первый взгляд.