Страница:
– Что?
– Он использовал стереоизомеры – правые и левые. Он… он сжигал их, накладывая друг на друга спектрометрические изображения, и выводил субмолекулярную форму из… из… Это подобно тому, как видишь тень на шторе и представляешь себе форму, ее образовавшую.
– Видите? – торжествующе произнес Стонар. – Можете ведь упрощать, если на карту поставлена ваша жизнь.
Хапп ничего не ответил.
– Доктор Рокерман рассказывал президенту, что вы почти готовы проделать удивительные вещи, – сказал Стонар. – Викомб согласится с этим?
– Доктор Викомб-Финч? – Хапп почесал затылок, выигрывая время для обдумывания ответа. – Я думаю, он бы хотел дать нам карт-бланш для эксплуатации производимого нами макета болезни.
– Но у него есть и другие люди со своими проектами, которые ему тоже нужно рассмотреть?
– Об этом я и говорю. Мы уже упоминали в разговоре с ним о половине имеющегося компьютерного времени.
– Вы уверены, что не можете еще сказать, ведет ли ваша чума… вернее, ее модель, к получению лекарства?
Хапп пожал плечами; и Стонару этот жест показался оскорбительным.
– Так вы не знаете?
– Мы сможем ответить только после того, как получим наше биохимическое описание чумы.
– Поможет ли вам то, что вы будете иметь в своем распоряжении больше лабораторных ресурсов и оборудования?
– Пожалуй, но только после того, как…
– Получите ваше описание чумы! Да! Поймите меня, Хапп. Вы не нравитесь мне. Вы один из творцов этого бедствия. Вы…
– Сэр!
– Это не я предположил, что вы сошли с ума, пойдя по стопам О'Нейла. В любом случае, за вами теперь будут пристально следить. Я считаю, что вам вообще не принесет удачи то, что мы нуждаемся в вас. Я предупреждаю: не переоценивайте степень вашей нужности.
«Без сомнения, ты сын шлюхи с Монмартра!» – подумал Хапп, но вслух ничего не сказал.
Слабая улыбка коснулась губ Стонара и исчезла. Он развернулся и подошел к двери, а открыв ее, произнес:
– Приведите Рокермана.
Билл Рокерман был разбужен примерно таким же способом, как и Хапп, но ему разрешили одеться, а затем препроводили под охраной в комнату для хранения оборудования, наискосок от лаборатории Хаппа.
Рокерман чувствовал, что что-то не так, но ничего не понимал. Усиленная охрана, множество военных на территории Хаддерсфилда – все это, однако, было неизбежно. Несмотря на холод в маленькой комнате-складе, Рокерман был весь в испарине, и это не ушло от внимания молчаливого охранника.
Все шло так хорошо! План Вэлкорта по доставке его в Хаддерсфилд сработал, и даже Сэддлер не подозревал истинной причины этого. Только Турквуд чуял нечто неправдоподобное и предпринял типично турквудовский ход. Рокерман вспомнил их прибытие в Англию.
Маккрей улыбался ему в кабине маленького реактивного самолета, ведя его по плотному кольцу над озером выше Эберфелди, в Шотландии.
– Вы видите художника за работой, – хвастался он.
– Почему мы не можем найти аэропорт выше…
– Посмотри-ка сюда, – Маккрей поднял большой палец на самолеты карантинщиков, кружившие у них над головами. – Это опасно. Если мы внезапно бросимся искать себе другое место для посадки, они сядут нам на хвост. Даю голову на отсечение, что им приказано стрелять в случае, если запахнет жареным.
– Это озеро выглядит таким маленьким.
Рокерман уставился поверх головы пилота на приближающуюся воду. Над озером клубился низкий туман.
– Уловка состоит в том, чтобы точно направить самолет, – заявил Маккрей. – Мы слегка чиркнем по воде и только.
Осторожно, становясь чуть-чуть на дыбы, самолет начал резко терять высоту и падать по направлению к долине в конце озера. Затем резко выровнялся.
Рокерман мертвой хваткой вцепился в подлокотники. Маккрей явно собирался отправить их к праотцам! Эти утесы на краю озера были слишком близко!
Маккрей, казалось, говорил сам с собою, а не с Рокерманом:
– Нос чуть-чуть вверх. – Он потянул штурвал на себя. – Еще выше…
Рокерман с ужасом уставился на скалы, неясно вырисовывающиеся впереди и с каждой секундой увеличивающиеся в размерах. Здесь не было места для посадки! Он протестующе закричал, когда хвостовая часть коснулась воды. Резкий шлепок, и нос самолета пошел вниз со скрипом, от которого встал на дыбы и содрогнулся металл фюзеляжа, выбрасывая Рокермана из его безопасной амуниции. Плотная стена воды покрыла ветровое стекло впереди него, закрывая вид на берег. Что-то скрежетало и дребезжало под носовой частью. Потоки воды стекали с ветрового стекла. Нос приподнялся, и самолет, наконец, остановился. Рокерман увидел тонкую линию лишенных листвы деревьев впереди. На некотором расстоянии от него находилось поле, где паслись овцы.
– Йеху-у-у! – Маккрей издал громкий вопль радости. Он что-то сказал, но слова заглушили реактивные двигатели самолетов-карантинщиков, пролетевших прямо над ними…
Рокерман был оглушен этим грохотом. Несколько секунд он «отходил», а потом что-то забулькало и скрипнуло позади.
– Посмотри-ка туда, слышишь? – крикнул Маккрей. – Нос самолета уже на земле!
Пилот хлопнул по аварийному люку и вывернул треугольник ветрового стекла около него. Он снял с себя все снаряжение и стоял на сиденье, высунув голову наружу, чтобы оглядеть окрестности.
– Сначала дадим убраться нашим асам, – проговорил он.
Маккрей ступил на край кабины и выскользнул из самолета на покрытый галькой берег с торчащими на нем острыми копьями камыша. Только теперь Рокерман смог наклониться и задать ему вопрос.
– Что с нашими сумками? – с тревогой поинтересовался он.
– Если там бомба… – Маккрей покачал головой. – Лучше выйди из самолета и подожди немного.
Рокерман нахмурился. А если бомбы нет и в помине? Что, если все это просто великолепное представление, устроенное этим ничтожным сопляком? Быстро присев, он забрался обратно в самолет и прошел в конец, шлепая ногами по воде. Рокерман нашел свою сумку и чемодан Маккрея, привязанные ремнем к сиденью, вытащил их и вернулся к аварийному выходу, швырнув все это пилоту.
– Выходи! – крикнул Маккрей. – Быстро выбирайся оттуда!
Шагая нарочито медленно, чтобы подчеркнуть свое презрение, Рокерман последовал за Маккреем на берег. Там он взял свою сумку и пошел за пилотом вверх по галечному покрытию, к деревьям.
– Ты легкомысленный идиот! Вовсе не нужно было так рисковать! – возмущался Рокерман. – Здесь не было…
Его прервал звук сильного взрыва, раздавшегося из самолета позади него. Оба путешественника застыли в смятении. Левое крыло самолета было оторвано от фюзеляжа. Изуродованный кусок крыла был выброшен примерно на шесть метров в сторону и упал вертикально на камыши.
– Только одно могу сказать про Турквуда, – заявил Маккрей. – Он всегда верен себе.
Рокерман, с отвисшей челюстью, неотрывно смотрел на эту сцену. О Боже! Что, если бы это произошло высоко в воздухе? Он все еще разглядывал части самолета, когда появился «лендровер», урча на спуске со скалы и набирая скорость по направлению к озеру.
– У нас гости, – задумчиво произнес Маккрей.
Рокерман вспомнил все это, когда сидел в маленькой комнате напротив лаборатории Хаппа и разглядывал охранника. Он подумал о бедном Маккрее. Англичане явно были не склонны пустить его в Ирландию.
– У нас нет средств для увеселительных прогулок, – сказал региональный командир, когда организовал перевозку Рокермана в Хаддерсфилд. Беднягу Маккрея доставили в какой-то «Центр размещения иностранцев».
Кто-то тихо постучал в дверь комнаты, и охранник открыл ее. Этот таинственный кто-то произнес:
– Приведите его.
Рокермана поставили рядом с Хаппом. Стонар рассматривал их так, будто они обросли мхом с подножия влажных скал. Рокерман, встречавшийся со Стонаром только мельком во время последней из регулярно проводимых инспекций, знал, что находится лицом к лицу с представителем властей и мог теперь пожаловаться.
– Что все это значит? – требовательно спросил он. – Вы знаете, кто я?
– Ты шпион, – сказал Стонар, – а мы, как известно, уничтожаем шпионов.
– Он посмотрел на Хаппа. – Эта лягушка рассказала мне интересную историю. А теперь он будет держать язык за зубами, пока я задам тебе несколько вопросов.
«Быть беде!» – подумал Рокерман. Что ж, президент предупреждал его, что в Хаддерсфилде он может рассчитывать только на себя самого. Правительство Соединенных Штатов не будет предпринимать официальных действий для его защиты.
– Мы считаем, что твой недавний отчет президенту Вэлкорту довольно интересен, – продолжил Стонар. – Бекетт и его команда собираются предпринять какие-то удивительные шаги. Что это за шаги?
– Мы очень близки к получению полного описания чумы, – ответил Рокерман и прокашлялся. – Меня тут только что назвали шпионом. Все, что я сделал…
– Было нам известно, – закончил его мысль Стонар. – Под словом «удивительный» имеется в виду создание лекарства?
– Как можно говорить об этом, если у нас нет полной картины? – в свою очередь спросил Рокерман.
Хапп кивнул.
– А ты стой спокойно, лягушка, – угрожающе произнес Стонар.
Но Рокерман имел теперь в рукаве козырного туза. Хапп не выболтал никаких секретов этому гнусному типу!
– Вы не оказываете помощь нашим исследованиям в этом плане, – сказал он. – Есть большая вероятность, что мы сможем изготовить… лекарство, если хотите.
– Но ты использовал слово «удивительный».
– Президент проявляет озабоченность, – продолжал Рокерман. – И я просто высказал догадку, что нас ждет успех. Как ученый, однако, я не могу сказать прямо сейчас, что нам удастся победить чуму. Я могу только с уверенностью утверждать, что вскоре мы будем иметь ее полное описание.
– Как скоро?
Рокерман украдкой посмотрел на Хаппа, словно говоря: «Это уже чересчур!» Тот пожал плечами.
– Несколько недель, я думаю, – нехотя произнес Рокерман. – Или несколько дней. Мы исследуем чрезвычайно сложный, не имеющий прецедентов организм. Это абсолютно новое явление, созданное руками человека.
– Ты рассказывал президенту, что предоставил Хаппу и его сотрудникам «полную картину». Картину чего?
– Я привез часть нового программного обеспечения, программу компьютерного поиска, которая значительно ускорит нашу работу. Президент знал, что я это сделал.
– Почему ты не информировал нас об этом сразу же?
– Я не думал, что вы это поймете, – пояснил Рокерман. – Мне дали понять, что только команда Бекетта значительно продвинулась и имеет опыт эффективного использования этих программ.
– Дали понять? Но кто?
– Сам Бекетт в числе прочих!
– И отчеты твоих шпионов! – жестко сказал Стонар.
– Господин Стонар, – заявил Рокерман. – Программа поиска введена в компьютерную систему Хаддерсфилда, куда любой может получить доступ. Если вы хотите это проверить, пожалуйста.
Стонар свирепо посмотрел на него. Этот чертов ублюдок Рокерман! «Он знал, что программное обеспечение компьютеров находится вне компетенции инспектора!» Нахмурившись, Стонар шагнул к двери и открыл ее.
– Пришлите генерала Шайлза, – сказал он.
Наконец бригадный генерал в превосходно сшитой полевой форме широкими шагами вошел в комнату. Он кивнул только Стонару в знак приветствия. У Шайлза была высокая тощая фигура, монокль в правом глазу, офицерская тросточка под мышкой. Кожа генерала обветрилась на солнце: ястребиный нос торчал над плотно сжатым ртом и квадратным подбородком. Бледно-голубые глаза, один из которых был прикрыт моноклем, излучали стеклянный блеск.
– Вы слышали весь разговор, генерал? – спросил Стонар.
– Да, сэр, – голос генерала был отрывистым. Он говорил, глотая слова.
– Мне срочно нужно вернуться на базу, – сказал Стонар. – Я оставляю вас, чтобы вы изложили здесь присутствующим наши условия. Можете начинать с лягушки и этого шпиона, его друга.
– Очень хорошо, сэр.
Стонар злобно посмотрел на Хаппа и Рокермана, но ничего не сказал и, повернувшись, вышел из комнаты. Рука в униформе просунулась снаружи и закрыла дверь.
– Я имею полностью укомплектованную бригаду и охрану на всех постах вокруг этого учреждения, – заявил Шайлз, обращаясь как будто к пустому пространству между Хаппом и Рокерманом. – Никому отсюда не будет разрешено выйти. Больше никаких походов в деревенскую пивную по вечерам. Без моего личного разрешения не будет никакой связи с внешним миром. Все понятно?
– Сэр, – сделал попытку Хапп, – я думаю, что могу…
Рокерман прикрыл ему рот рукой и покачал головой. Шайлз с удивлением рассматривал американца. Взяв записную книжку и карандаш со стола Хаппа, Рокерман записал несколько слов и передал ее генералу.
«Настало время предложить пряник, – подумал Рокерман. – Политика кнута в этом случае не сработает».
Шайлз бросил мимолетный оценивающий взгляд перед тем, как взял блокнот и прочитал написанное. Монокль выпал из глаза генерала. Он установил его на место, взял карандаш и написал чуть ниже сообщения Рокермана: «Как это может быть?»
Рокерман перевернул следующую страницу в книжке и написал: «То, что мы обнаружили, не оставляет других выводов».
Шайлз посмотрел на дверь, куда вышел Стонар, потом опять на Рокермана.
Тот покачал головой, взял блокнот и написал: «Он будет распространять смерть, а мы будем распространять жизнь».
Генерал Шайлз вырвал использованные страницы блокнота и засунул их в боковой карман, опираясь на свою тросточку. Рокерман видел, что этот человек явно созрел для решения. На вырванных страницах была лакомая приманка – долгая, долгая жизнь и прекрасное безупречное здоровье. А Шайлз был из тех, кто привык доверять ученым. Разве не они подарили ему атомные бомбы и ракеты? Генерал должен был знать, что этот приз стоит того, чтобы рискнуть. А теперь он бы хотел проконтролировать сам процесс.
– Черт побери! – воскликнул Шайлз. – Кажется, у меня в руках курица, несущая золотые яйца.
– Помните, что может случиться, если фермер зарежет эту птицу, – угрюмо буркнул Хапп.
– Вы очень умны для лягушки, – отметил генерал Шайлз. – Но не надо забывать: фермер – это я.
– Надеюсь, что вы проявите благоразумие, – сказал Рокерман.
– Конечно, – ответил Шайлз. – Я оставлю вас обоих наедине с вашими научными разработками и верю, что вы сможете объяснить новые правила вашим сотрудникам. Предоставьте Викомб-Финча мне.
Рокерман погрозил пальцем.
– Ладно-ладно, – сказал Шайлз. – Чем меньше людей знает об этом, тем лучше.
Повернувшись, он широко зашагал к двери, распахнул ее и вышел.
Хапп слышал, как удаляется звук каблуков, и представлял себе, как щеголевато генерал отдает честь. Англичане вообще славятся военной выправкой.
– Могло быть и хуже, – пробормотал Рокерман.
Хапп согласно кивнул. Рокерман был прав, когда заткнул ему рот. И у стен есть уши. Рокерман верно решил, что Шайлза нужно ввести в курс дела. Здесь сам воздух пропитан жаждой власти. Генерал выглядит как человек, обожающий власть – чем больше власти, тем лучше.
– Викомб-Финч сорвался с крючка, зато мы подцепились на него, – сказал Рокерман.
55
Джон почувствовал мгновенную антипатию к Адриану Пирду в лабораториях Киллалу. Этот человек нарядился в причудливый костюм из зеленого твида, в котором вышел ко входу приветствовать вновь прибывших. Он представлял собой карикатуру на важного сеньора, с лицом, загоревшим под интенсивным освещением внутреннего дворика.
Саму лабораторию Джон мог смутно видеть, когда бронированная машина спускалась со склона. Она находилась не прямо в Киллалу, как объяснил водитель, а немного севернее. В названии была тщательно продуманная доля путаницы, которую они никогда не раскрывали. Лаборатория располагалась в большом каменном здании, бывшей крепости. Грязно-серый камень лежал в согнутой руке гор, подобно злокачественной опухоли, простирающей свои метастазы к побережью близлежащего озера.
– Это чужеродный организм здесь, вот о чем вы думаете, – сказал водитель, словно прочитав его мысли. – Всем так кажется. Но внутри гораздо лучше, и оттуда вид совсем другой.
– Добро пожаловать к нам в Киллалу, – представившись, произнес Пирд. Рукопожатие его было сухим и формальным. – Наслышаны о вашей славе, доктор О'Доннел. Мы все очень взволнованы.
Джон почувствовал гнев. Доэни осуществил свою угрозу и создал миф о О'Доннеле! Отцу Майклу и мальчику был предоставлен гид, и они отправились в «другое крыло». Священник, когда уходил, старался не смотреть Джону в глаза. Он был все время молчаливым и задумчивым после исповеди. Стоны О'Нейла-Внутри, однако, прекратились, и Джон почувствовал себя несколько спокойнее. То, что он облегчил душу, здорово ему помогло. Душевное смятение, последовавшее после исповеди, лежало в преддверии ада. Все, чего сейчас хотелось Джону, просто еды и отдыха. И немного времени на раздумье.
– Мы организовали небольшое собрание руководящего персонала, – протараторил Пирд. – Надеюсь, что вы готовы к этой встрече. Время не ждет.
Джон посмотрел на него сквозь полуприкрытые веки, но гнев уже сменился усталостью.
Пирд подумал, что этот человек почему-то выглядит усталым и смущенным, но Доэни предупредил, чтобы ему не давали времени на размышления. «Пусть он потеряет душевное равновесие». Неужели… ЭТО, по предположениям, и есть О'Нейл?
Воздух во внутреннем дворике был наполнен запахами влаги и плесени, с добавлением выхлопных газов от отъехавших бронированных машин. Джон был рад, что покидает это место. Пирд сопроводил его через несколько больших двойных дверей, некоторые из которых оставались открытыми. Здесь можно было увидеть людей за различными занятиями – у компьютеров, вращающихся центрифуг, стерилизаторов, откуда с шипением вырывался пар. В одной из комнат Джон увидел голубой луч лазера. Создавалось впечатление хорошо организованной, но в большей степени бесполезной индустрии. Вокруг было много суеты, внимательного исследования тарелочек с культурами и тест-пробирок. И даже электронный микроскоп. За одной из закрытых дверей был слышен грохот электродвигателя.
В дальнем конце холла была изогнутая винтовая лестница. Она привела Джона и его спутника вверх, на площадку, где Пирд распахнул тяжелую дубовую дверь и пригласил в библиотеку. Стены украшали старые портреты с одной стороны, остальное место занимали книжные шкафы, стеллажи со стопками книг и выдвижная лестница. Небольшой камин итальянской работы, с высеченными из мрамора херувимчиками, располагался в конце открытого пространства, где помещались еще несколько массивных кресел и стол. В комнате пахло старыми книгами и сигаретным дымом. Джона представили по крайней мере десяти мужчинам. После третьего он уже не считал. Перед его глазами мелькали твидовые костюмы, свитера с высоким воротом, кардиганы… Кого-то из них звали Джим, доктор Бэлфор, «о котором вы, конечно, уже слышали». Когда Джон пожал последнюю, предложенную ему руку, со стороны стеллажей вывезли стоявшую там школьную доску и поставили рядом с камином.
Пирд подал знак, призывая своих людей к более благопристойному поведению. Они в самом деле были хорошо проинструктированы, и их лица выражали только глубокую заинтересованность.
Джон смотрел мимо сидящих людей, которые теперь внимательно и изучающе вглядывались в него, на пустую поверхность доски. Она была очень тщательно вычищена, и не было даже намека на то, что ее когда-либо использовали по прямому назначению. Пустая, черно-зеленая поверхность. Интересно, что ему с ней нужно делать? Внезапно он вспомнил о каре, наложенной на него отцом Майклом. Это должно пробудить О'Нейла-Внутри?
– Доэни говорил, что у вас есть новый интересный подход к чуме, – подсказал Пирд Джону.
Джон нашел мел внизу на выступе доски. О'Нейл-Внутри не возражал. За рукой было интересно наблюдать со стороны: она как бы двигалась сама по себе. Его тело жило другой жизнью. Повернувшись к Пирду и остальным со спокойной улыбкой, Джон заговорил твердым и уверенным голосом.
– Каждый из вас, конечно, согласится с тем, что вирус должен использоваться как специализированная структура, которая вводит нуклеиновую кислоту в клетки этой новой бактерии. Я думаю, что не стоит этого разъяснять данной аудитории.
Несколько коротких смешков приветствовали это замечание.
Джон на мгновение отвернулся и посмотрел куда-то мимо доски, собираясь с мыслями. Он посмотрел на камин и портрет над ним, где был изображен щеголь эпохи королевы Елизаветы: плотно пригнанное темное пальто и кружева на шее и манжетах, жестокие глаза на лице хищной птицы.
– Синтетическая наследственная информация была заключена в привитой к вирусу ДНК, – говорил Джон, перебрасывая мел из руки в руку.
– Должна быть и другая характеристика фага, – продолжал Джон. – То, что вирус в своем паразитировании на новой бактерии должен обладать только одинарной ДНК. Это дополнительное сообщение, которое вводится в «хозяина». Я допускаю, что синтетическая ДНК должна прилипнуть к вирусной ДНК таким образом, что это приводит к образованию вирусом все больше и больше нужной ему формы.
«Все-таки какая замечательная вещь – голос», – подумал Джон. Он лился свободно, практически самостоятельно, сильный и полный информативной значимости. Головы вокруг Джона согласно кивали в такт его словам.
– Но что, если фаги создавались не с одинарной? – спросил Джон. – Некоторые клетки человека, например, имеют рецепторы для тестостерона. У женщин имеются эстрогенные рецепторы. Есть множество подобных положений. Также должен быть образец информации, определяющий пол плода в утробе. Для разных полов есть свой образец. Копия нуклеиновых кислот, управляющая созданием белков, должна обладать формирующей способностью, которая может направлять субстанции в определенные положения.
Джон повернулся к доске и стал наблюдать за удивительным движением своей руки, которая нарисовала скетч из серии трехбуквенных комбинаций:
УЦУ – УЦЦ – УЦА – УЦГ ГГУ – ГГЦ – ГГА – ГГГ ГЦУ – ГЦЦ – ГЦА – ГЦГ Он наблюдал за работой своей руки, пока она не остановилась, завершив пять рядов триплетных серий. Потом она вернулась назад и добавила опознавательные метки напротив каждой серии – Сер, Гли, Ала, Тир, Про.
Курильщик в голубом свитере ручной вязки слева от Джона указал на доску концом своей трубки.
– Он неполный, – заявил он. – Неполный ряд.
– Я сейчас представлю вам все остальное, – произнес Джон. – Я хочу, чтобы вы подумали о группе из пяти единиц. Порядок очень важен, как вы можете отметить. Но выбор пяти, я полагаю, наиболее существенный. Код передачи разбит на группы по пять, а распределение соответствует имеющимся химическим связям в местах рецепторов.
– Тех местах, определяющих пол, что вы постулируете? – опять спросил курильщик.
– Да. Я хочу, чтобы вы представили себе флагеллу, с волокнами в одной цепочке и неполную, которая достигает закрепления в живых рецепторах – пента-пробка, можно сказать, предназначенная для конкретного гнезда. Она может вставляться только на свое место, четко определенное. И если уже вставлена, то выпасть не может.
Переставляя стулья, люди Пирда придвинулись ближе, внимательно слушая Джона.
– Почему именно пять? – спросил кто-то.
– Каждая из этих квадратных групп… – Джон указал на ряды, написанные на доске, – имеет открытый конец, пятый сегмент, который можно разместить как угодно. Формировать его можно до соответствующего вида.
– Боже мой! – воскликнул курильщик. Он посмотрел на Джона с благоговением. – Процесс жизнедеятельности отключается. Как вы до этого дошли?
– Это самая простейшая из требуемых форм, – ответил Джон.
– Имея данные о симптомах чумы… – начал Пирд.
– Как вы определяете боковые группы? – перебил его кто-то.
– Между ДНК и РНК единственное химическое различие – это четвертое основание, тимин для одной и урацил для другой, – пояснил Джон. – Можно определить различные последовательности путем сравнения масс-спектров ФД, с применением стереоизомеров, конечно. Различные виды спиралей ДНК расскажут нам о субмолекулярных формах в их пределах.
– Вы утверждаете, что основная теория Крика – это не истина? – вопросительно сказал Пирд.
Джон кивнул. Как бы там ни было, а этот малый довольно сообразительный. Без сомнения, он сразу схватывает то, что еще только подразумевается.
Вопросы бомбардировали Джона со всех сторон. «…больше, чем одна аминокислотная замена?.. пептидной связи? Да! Карбоксильная группа и аминогруппа… но разве оно не должно быть высшим полимером? Не будет ли фаг дезинтегрироваться?»
– Он использовал стереоизомеры – правые и левые. Он… он сжигал их, накладывая друг на друга спектрометрические изображения, и выводил субмолекулярную форму из… из… Это подобно тому, как видишь тень на шторе и представляешь себе форму, ее образовавшую.
– Видите? – торжествующе произнес Стонар. – Можете ведь упрощать, если на карту поставлена ваша жизнь.
Хапп ничего не ответил.
– Доктор Рокерман рассказывал президенту, что вы почти готовы проделать удивительные вещи, – сказал Стонар. – Викомб согласится с этим?
– Доктор Викомб-Финч? – Хапп почесал затылок, выигрывая время для обдумывания ответа. – Я думаю, он бы хотел дать нам карт-бланш для эксплуатации производимого нами макета болезни.
– Но у него есть и другие люди со своими проектами, которые ему тоже нужно рассмотреть?
– Об этом я и говорю. Мы уже упоминали в разговоре с ним о половине имеющегося компьютерного времени.
– Вы уверены, что не можете еще сказать, ведет ли ваша чума… вернее, ее модель, к получению лекарства?
Хапп пожал плечами; и Стонару этот жест показался оскорбительным.
– Так вы не знаете?
– Мы сможем ответить только после того, как получим наше биохимическое описание чумы.
– Поможет ли вам то, что вы будете иметь в своем распоряжении больше лабораторных ресурсов и оборудования?
– Пожалуй, но только после того, как…
– Получите ваше описание чумы! Да! Поймите меня, Хапп. Вы не нравитесь мне. Вы один из творцов этого бедствия. Вы…
– Сэр!
– Это не я предположил, что вы сошли с ума, пойдя по стопам О'Нейла. В любом случае, за вами теперь будут пристально следить. Я считаю, что вам вообще не принесет удачи то, что мы нуждаемся в вас. Я предупреждаю: не переоценивайте степень вашей нужности.
«Без сомнения, ты сын шлюхи с Монмартра!» – подумал Хапп, но вслух ничего не сказал.
Слабая улыбка коснулась губ Стонара и исчезла. Он развернулся и подошел к двери, а открыв ее, произнес:
– Приведите Рокермана.
Билл Рокерман был разбужен примерно таким же способом, как и Хапп, но ему разрешили одеться, а затем препроводили под охраной в комнату для хранения оборудования, наискосок от лаборатории Хаппа.
Рокерман чувствовал, что что-то не так, но ничего не понимал. Усиленная охрана, множество военных на территории Хаддерсфилда – все это, однако, было неизбежно. Несмотря на холод в маленькой комнате-складе, Рокерман был весь в испарине, и это не ушло от внимания молчаливого охранника.
Все шло так хорошо! План Вэлкорта по доставке его в Хаддерсфилд сработал, и даже Сэддлер не подозревал истинной причины этого. Только Турквуд чуял нечто неправдоподобное и предпринял типично турквудовский ход. Рокерман вспомнил их прибытие в Англию.
Маккрей улыбался ему в кабине маленького реактивного самолета, ведя его по плотному кольцу над озером выше Эберфелди, в Шотландии.
– Вы видите художника за работой, – хвастался он.
– Почему мы не можем найти аэропорт выше…
– Посмотри-ка сюда, – Маккрей поднял большой палец на самолеты карантинщиков, кружившие у них над головами. – Это опасно. Если мы внезапно бросимся искать себе другое место для посадки, они сядут нам на хвост. Даю голову на отсечение, что им приказано стрелять в случае, если запахнет жареным.
– Это озеро выглядит таким маленьким.
Рокерман уставился поверх головы пилота на приближающуюся воду. Над озером клубился низкий туман.
– Уловка состоит в том, чтобы точно направить самолет, – заявил Маккрей. – Мы слегка чиркнем по воде и только.
Осторожно, становясь чуть-чуть на дыбы, самолет начал резко терять высоту и падать по направлению к долине в конце озера. Затем резко выровнялся.
Рокерман мертвой хваткой вцепился в подлокотники. Маккрей явно собирался отправить их к праотцам! Эти утесы на краю озера были слишком близко!
Маккрей, казалось, говорил сам с собою, а не с Рокерманом:
– Нос чуть-чуть вверх. – Он потянул штурвал на себя. – Еще выше…
Рокерман с ужасом уставился на скалы, неясно вырисовывающиеся впереди и с каждой секундой увеличивающиеся в размерах. Здесь не было места для посадки! Он протестующе закричал, когда хвостовая часть коснулась воды. Резкий шлепок, и нос самолета пошел вниз со скрипом, от которого встал на дыбы и содрогнулся металл фюзеляжа, выбрасывая Рокермана из его безопасной амуниции. Плотная стена воды покрыла ветровое стекло впереди него, закрывая вид на берег. Что-то скрежетало и дребезжало под носовой частью. Потоки воды стекали с ветрового стекла. Нос приподнялся, и самолет, наконец, остановился. Рокерман увидел тонкую линию лишенных листвы деревьев впереди. На некотором расстоянии от него находилось поле, где паслись овцы.
– Йеху-у-у! – Маккрей издал громкий вопль радости. Он что-то сказал, но слова заглушили реактивные двигатели самолетов-карантинщиков, пролетевших прямо над ними…
Рокерман был оглушен этим грохотом. Несколько секунд он «отходил», а потом что-то забулькало и скрипнуло позади.
– Посмотри-ка туда, слышишь? – крикнул Маккрей. – Нос самолета уже на земле!
Пилот хлопнул по аварийному люку и вывернул треугольник ветрового стекла около него. Он снял с себя все снаряжение и стоял на сиденье, высунув голову наружу, чтобы оглядеть окрестности.
– Сначала дадим убраться нашим асам, – проговорил он.
Маккрей ступил на край кабины и выскользнул из самолета на покрытый галькой берег с торчащими на нем острыми копьями камыша. Только теперь Рокерман смог наклониться и задать ему вопрос.
– Что с нашими сумками? – с тревогой поинтересовался он.
– Если там бомба… – Маккрей покачал головой. – Лучше выйди из самолета и подожди немного.
Рокерман нахмурился. А если бомбы нет и в помине? Что, если все это просто великолепное представление, устроенное этим ничтожным сопляком? Быстро присев, он забрался обратно в самолет и прошел в конец, шлепая ногами по воде. Рокерман нашел свою сумку и чемодан Маккрея, привязанные ремнем к сиденью, вытащил их и вернулся к аварийному выходу, швырнув все это пилоту.
– Выходи! – крикнул Маккрей. – Быстро выбирайся оттуда!
Шагая нарочито медленно, чтобы подчеркнуть свое презрение, Рокерман последовал за Маккреем на берег. Там он взял свою сумку и пошел за пилотом вверх по галечному покрытию, к деревьям.
– Ты легкомысленный идиот! Вовсе не нужно было так рисковать! – возмущался Рокерман. – Здесь не было…
Его прервал звук сильного взрыва, раздавшегося из самолета позади него. Оба путешественника застыли в смятении. Левое крыло самолета было оторвано от фюзеляжа. Изуродованный кусок крыла был выброшен примерно на шесть метров в сторону и упал вертикально на камыши.
– Только одно могу сказать про Турквуда, – заявил Маккрей. – Он всегда верен себе.
Рокерман, с отвисшей челюстью, неотрывно смотрел на эту сцену. О Боже! Что, если бы это произошло высоко в воздухе? Он все еще разглядывал части самолета, когда появился «лендровер», урча на спуске со скалы и набирая скорость по направлению к озеру.
– У нас гости, – задумчиво произнес Маккрей.
Рокерман вспомнил все это, когда сидел в маленькой комнате напротив лаборатории Хаппа и разглядывал охранника. Он подумал о бедном Маккрее. Англичане явно были не склонны пустить его в Ирландию.
– У нас нет средств для увеселительных прогулок, – сказал региональный командир, когда организовал перевозку Рокермана в Хаддерсфилд. Беднягу Маккрея доставили в какой-то «Центр размещения иностранцев».
Кто-то тихо постучал в дверь комнаты, и охранник открыл ее. Этот таинственный кто-то произнес:
– Приведите его.
Рокермана поставили рядом с Хаппом. Стонар рассматривал их так, будто они обросли мхом с подножия влажных скал. Рокерман, встречавшийся со Стонаром только мельком во время последней из регулярно проводимых инспекций, знал, что находится лицом к лицу с представителем властей и мог теперь пожаловаться.
– Что все это значит? – требовательно спросил он. – Вы знаете, кто я?
– Ты шпион, – сказал Стонар, – а мы, как известно, уничтожаем шпионов.
– Он посмотрел на Хаппа. – Эта лягушка рассказала мне интересную историю. А теперь он будет держать язык за зубами, пока я задам тебе несколько вопросов.
«Быть беде!» – подумал Рокерман. Что ж, президент предупреждал его, что в Хаддерсфилде он может рассчитывать только на себя самого. Правительство Соединенных Штатов не будет предпринимать официальных действий для его защиты.
– Мы считаем, что твой недавний отчет президенту Вэлкорту довольно интересен, – продолжил Стонар. – Бекетт и его команда собираются предпринять какие-то удивительные шаги. Что это за шаги?
– Мы очень близки к получению полного описания чумы, – ответил Рокерман и прокашлялся. – Меня тут только что назвали шпионом. Все, что я сделал…
– Было нам известно, – закончил его мысль Стонар. – Под словом «удивительный» имеется в виду создание лекарства?
– Как можно говорить об этом, если у нас нет полной картины? – в свою очередь спросил Рокерман.
Хапп кивнул.
– А ты стой спокойно, лягушка, – угрожающе произнес Стонар.
Но Рокерман имел теперь в рукаве козырного туза. Хапп не выболтал никаких секретов этому гнусному типу!
– Вы не оказываете помощь нашим исследованиям в этом плане, – сказал он. – Есть большая вероятность, что мы сможем изготовить… лекарство, если хотите.
– Но ты использовал слово «удивительный».
– Президент проявляет озабоченность, – продолжал Рокерман. – И я просто высказал догадку, что нас ждет успех. Как ученый, однако, я не могу сказать прямо сейчас, что нам удастся победить чуму. Я могу только с уверенностью утверждать, что вскоре мы будем иметь ее полное описание.
– Как скоро?
Рокерман украдкой посмотрел на Хаппа, словно говоря: «Это уже чересчур!» Тот пожал плечами.
– Несколько недель, я думаю, – нехотя произнес Рокерман. – Или несколько дней. Мы исследуем чрезвычайно сложный, не имеющий прецедентов организм. Это абсолютно новое явление, созданное руками человека.
– Ты рассказывал президенту, что предоставил Хаппу и его сотрудникам «полную картину». Картину чего?
– Я привез часть нового программного обеспечения, программу компьютерного поиска, которая значительно ускорит нашу работу. Президент знал, что я это сделал.
– Почему ты не информировал нас об этом сразу же?
– Я не думал, что вы это поймете, – пояснил Рокерман. – Мне дали понять, что только команда Бекетта значительно продвинулась и имеет опыт эффективного использования этих программ.
– Дали понять? Но кто?
– Сам Бекетт в числе прочих!
– И отчеты твоих шпионов! – жестко сказал Стонар.
– Господин Стонар, – заявил Рокерман. – Программа поиска введена в компьютерную систему Хаддерсфилда, куда любой может получить доступ. Если вы хотите это проверить, пожалуйста.
Стонар свирепо посмотрел на него. Этот чертов ублюдок Рокерман! «Он знал, что программное обеспечение компьютеров находится вне компетенции инспектора!» Нахмурившись, Стонар шагнул к двери и открыл ее.
– Пришлите генерала Шайлза, – сказал он.
Наконец бригадный генерал в превосходно сшитой полевой форме широкими шагами вошел в комнату. Он кивнул только Стонару в знак приветствия. У Шайлза была высокая тощая фигура, монокль в правом глазу, офицерская тросточка под мышкой. Кожа генерала обветрилась на солнце: ястребиный нос торчал над плотно сжатым ртом и квадратным подбородком. Бледно-голубые глаза, один из которых был прикрыт моноклем, излучали стеклянный блеск.
– Вы слышали весь разговор, генерал? – спросил Стонар.
– Да, сэр, – голос генерала был отрывистым. Он говорил, глотая слова.
– Мне срочно нужно вернуться на базу, – сказал Стонар. – Я оставляю вас, чтобы вы изложили здесь присутствующим наши условия. Можете начинать с лягушки и этого шпиона, его друга.
– Очень хорошо, сэр.
Стонар злобно посмотрел на Хаппа и Рокермана, но ничего не сказал и, повернувшись, вышел из комнаты. Рука в униформе просунулась снаружи и закрыла дверь.
– Я имею полностью укомплектованную бригаду и охрану на всех постах вокруг этого учреждения, – заявил Шайлз, обращаясь как будто к пустому пространству между Хаппом и Рокерманом. – Никому отсюда не будет разрешено выйти. Больше никаких походов в деревенскую пивную по вечерам. Без моего личного разрешения не будет никакой связи с внешним миром. Все понятно?
– Сэр, – сделал попытку Хапп, – я думаю, что могу…
Рокерман прикрыл ему рот рукой и покачал головой. Шайлз с удивлением рассматривал американца. Взяв записную книжку и карандаш со стола Хаппа, Рокерман записал несколько слов и передал ее генералу.
«Настало время предложить пряник, – подумал Рокерман. – Политика кнута в этом случае не сработает».
Шайлз бросил мимолетный оценивающий взгляд перед тем, как взял блокнот и прочитал написанное. Монокль выпал из глаза генерала. Он установил его на место, взял карандаш и написал чуть ниже сообщения Рокермана: «Как это может быть?»
Рокерман перевернул следующую страницу в книжке и написал: «То, что мы обнаружили, не оставляет других выводов».
Шайлз посмотрел на дверь, куда вышел Стонар, потом опять на Рокермана.
Тот покачал головой, взял блокнот и написал: «Он будет распространять смерть, а мы будем распространять жизнь».
Генерал Шайлз вырвал использованные страницы блокнота и засунул их в боковой карман, опираясь на свою тросточку. Рокерман видел, что этот человек явно созрел для решения. На вырванных страницах была лакомая приманка – долгая, долгая жизнь и прекрасное безупречное здоровье. А Шайлз был из тех, кто привык доверять ученым. Разве не они подарили ему атомные бомбы и ракеты? Генерал должен был знать, что этот приз стоит того, чтобы рискнуть. А теперь он бы хотел проконтролировать сам процесс.
– Черт побери! – воскликнул Шайлз. – Кажется, у меня в руках курица, несущая золотые яйца.
– Помните, что может случиться, если фермер зарежет эту птицу, – угрюмо буркнул Хапп.
– Вы очень умны для лягушки, – отметил генерал Шайлз. – Но не надо забывать: фермер – это я.
– Надеюсь, что вы проявите благоразумие, – сказал Рокерман.
– Конечно, – ответил Шайлз. – Я оставлю вас обоих наедине с вашими научными разработками и верю, что вы сможете объяснить новые правила вашим сотрудникам. Предоставьте Викомб-Финча мне.
Рокерман погрозил пальцем.
– Ладно-ладно, – сказал Шайлз. – Чем меньше людей знает об этом, тем лучше.
Повернувшись, он широко зашагал к двери, распахнул ее и вышел.
Хапп слышал, как удаляется звук каблуков, и представлял себе, как щеголевато генерал отдает честь. Англичане вообще славятся военной выправкой.
– Могло быть и хуже, – пробормотал Рокерман.
Хапп согласно кивнул. Рокерман был прав, когда заткнул ему рот. И у стен есть уши. Рокерман верно решил, что Шайлза нужно ввести в курс дела. Здесь сам воздух пропитан жаждой власти. Генерал выглядит как человек, обожающий власть – чем больше власти, тем лучше.
– Викомб-Финч сорвался с крючка, зато мы подцепились на него, – сказал Рокерман.
55
Пожалуй, наше самое большое преступление – это приверженность жестокому фанатизму. Оно привело нас к истреблению или иному способу заглушения умеренности. Мы сломали людей с либеральными взглядами, вот что мы сделали. И посмотрите, куда нас это привело!
Финтан Крейг Доэни
Джон почувствовал мгновенную антипатию к Адриану Пирду в лабораториях Киллалу. Этот человек нарядился в причудливый костюм из зеленого твида, в котором вышел ко входу приветствовать вновь прибывших. Он представлял собой карикатуру на важного сеньора, с лицом, загоревшим под интенсивным освещением внутреннего дворика.
Саму лабораторию Джон мог смутно видеть, когда бронированная машина спускалась со склона. Она находилась не прямо в Киллалу, как объяснил водитель, а немного севернее. В названии была тщательно продуманная доля путаницы, которую они никогда не раскрывали. Лаборатория располагалась в большом каменном здании, бывшей крепости. Грязно-серый камень лежал в согнутой руке гор, подобно злокачественной опухоли, простирающей свои метастазы к побережью близлежащего озера.
– Это чужеродный организм здесь, вот о чем вы думаете, – сказал водитель, словно прочитав его мысли. – Всем так кажется. Но внутри гораздо лучше, и оттуда вид совсем другой.
– Добро пожаловать к нам в Киллалу, – представившись, произнес Пирд. Рукопожатие его было сухим и формальным. – Наслышаны о вашей славе, доктор О'Доннел. Мы все очень взволнованы.
Джон почувствовал гнев. Доэни осуществил свою угрозу и создал миф о О'Доннеле! Отцу Майклу и мальчику был предоставлен гид, и они отправились в «другое крыло». Священник, когда уходил, старался не смотреть Джону в глаза. Он был все время молчаливым и задумчивым после исповеди. Стоны О'Нейла-Внутри, однако, прекратились, и Джон почувствовал себя несколько спокойнее. То, что он облегчил душу, здорово ему помогло. Душевное смятение, последовавшее после исповеди, лежало в преддверии ада. Все, чего сейчас хотелось Джону, просто еды и отдыха. И немного времени на раздумье.
– Мы организовали небольшое собрание руководящего персонала, – протараторил Пирд. – Надеюсь, что вы готовы к этой встрече. Время не ждет.
Джон посмотрел на него сквозь полуприкрытые веки, но гнев уже сменился усталостью.
Пирд подумал, что этот человек почему-то выглядит усталым и смущенным, но Доэни предупредил, чтобы ему не давали времени на размышления. «Пусть он потеряет душевное равновесие». Неужели… ЭТО, по предположениям, и есть О'Нейл?
Воздух во внутреннем дворике был наполнен запахами влаги и плесени, с добавлением выхлопных газов от отъехавших бронированных машин. Джон был рад, что покидает это место. Пирд сопроводил его через несколько больших двойных дверей, некоторые из которых оставались открытыми. Здесь можно было увидеть людей за различными занятиями – у компьютеров, вращающихся центрифуг, стерилизаторов, откуда с шипением вырывался пар. В одной из комнат Джон увидел голубой луч лазера. Создавалось впечатление хорошо организованной, но в большей степени бесполезной индустрии. Вокруг было много суеты, внимательного исследования тарелочек с культурами и тест-пробирок. И даже электронный микроскоп. За одной из закрытых дверей был слышен грохот электродвигателя.
В дальнем конце холла была изогнутая винтовая лестница. Она привела Джона и его спутника вверх, на площадку, где Пирд распахнул тяжелую дубовую дверь и пригласил в библиотеку. Стены украшали старые портреты с одной стороны, остальное место занимали книжные шкафы, стеллажи со стопками книг и выдвижная лестница. Небольшой камин итальянской работы, с высеченными из мрамора херувимчиками, располагался в конце открытого пространства, где помещались еще несколько массивных кресел и стол. В комнате пахло старыми книгами и сигаретным дымом. Джона представили по крайней мере десяти мужчинам. После третьего он уже не считал. Перед его глазами мелькали твидовые костюмы, свитера с высоким воротом, кардиганы… Кого-то из них звали Джим, доктор Бэлфор, «о котором вы, конечно, уже слышали». Когда Джон пожал последнюю, предложенную ему руку, со стороны стеллажей вывезли стоявшую там школьную доску и поставили рядом с камином.
Пирд подал знак, призывая своих людей к более благопристойному поведению. Они в самом деле были хорошо проинструктированы, и их лица выражали только глубокую заинтересованность.
Джон смотрел мимо сидящих людей, которые теперь внимательно и изучающе вглядывались в него, на пустую поверхность доски. Она была очень тщательно вычищена, и не было даже намека на то, что ее когда-либо использовали по прямому назначению. Пустая, черно-зеленая поверхность. Интересно, что ему с ней нужно делать? Внезапно он вспомнил о каре, наложенной на него отцом Майклом. Это должно пробудить О'Нейла-Внутри?
– Доэни говорил, что у вас есть новый интересный подход к чуме, – подсказал Пирд Джону.
Джон нашел мел внизу на выступе доски. О'Нейл-Внутри не возражал. За рукой было интересно наблюдать со стороны: она как бы двигалась сама по себе. Его тело жило другой жизнью. Повернувшись к Пирду и остальным со спокойной улыбкой, Джон заговорил твердым и уверенным голосом.
– Каждый из вас, конечно, согласится с тем, что вирус должен использоваться как специализированная структура, которая вводит нуклеиновую кислоту в клетки этой новой бактерии. Я думаю, что не стоит этого разъяснять данной аудитории.
Несколько коротких смешков приветствовали это замечание.
Джон на мгновение отвернулся и посмотрел куда-то мимо доски, собираясь с мыслями. Он посмотрел на камин и портрет над ним, где был изображен щеголь эпохи королевы Елизаветы: плотно пригнанное темное пальто и кружева на шее и манжетах, жестокие глаза на лице хищной птицы.
– Синтетическая наследственная информация была заключена в привитой к вирусу ДНК, – говорил Джон, перебрасывая мел из руки в руку.
– Должна быть и другая характеристика фага, – продолжал Джон. – То, что вирус в своем паразитировании на новой бактерии должен обладать только одинарной ДНК. Это дополнительное сообщение, которое вводится в «хозяина». Я допускаю, что синтетическая ДНК должна прилипнуть к вирусной ДНК таким образом, что это приводит к образованию вирусом все больше и больше нужной ему формы.
«Все-таки какая замечательная вещь – голос», – подумал Джон. Он лился свободно, практически самостоятельно, сильный и полный информативной значимости. Головы вокруг Джона согласно кивали в такт его словам.
– Но что, если фаги создавались не с одинарной? – спросил Джон. – Некоторые клетки человека, например, имеют рецепторы для тестостерона. У женщин имеются эстрогенные рецепторы. Есть множество подобных положений. Также должен быть образец информации, определяющий пол плода в утробе. Для разных полов есть свой образец. Копия нуклеиновых кислот, управляющая созданием белков, должна обладать формирующей способностью, которая может направлять субстанции в определенные положения.
Джон повернулся к доске и стал наблюдать за удивительным движением своей руки, которая нарисовала скетч из серии трехбуквенных комбинаций:
УЦУ – УЦЦ – УЦА – УЦГ ГГУ – ГГЦ – ГГА – ГГГ ГЦУ – ГЦЦ – ГЦА – ГЦГ Он наблюдал за работой своей руки, пока она не остановилась, завершив пять рядов триплетных серий. Потом она вернулась назад и добавила опознавательные метки напротив каждой серии – Сер, Гли, Ала, Тир, Про.
Курильщик в голубом свитере ручной вязки слева от Джона указал на доску концом своей трубки.
– Он неполный, – заявил он. – Неполный ряд.
– Я сейчас представлю вам все остальное, – произнес Джон. – Я хочу, чтобы вы подумали о группе из пяти единиц. Порядок очень важен, как вы можете отметить. Но выбор пяти, я полагаю, наиболее существенный. Код передачи разбит на группы по пять, а распределение соответствует имеющимся химическим связям в местах рецепторов.
– Тех местах, определяющих пол, что вы постулируете? – опять спросил курильщик.
– Да. Я хочу, чтобы вы представили себе флагеллу, с волокнами в одной цепочке и неполную, которая достигает закрепления в живых рецепторах – пента-пробка, можно сказать, предназначенная для конкретного гнезда. Она может вставляться только на свое место, четко определенное. И если уже вставлена, то выпасть не может.
Переставляя стулья, люди Пирда придвинулись ближе, внимательно слушая Джона.
– Почему именно пять? – спросил кто-то.
– Каждая из этих квадратных групп… – Джон указал на ряды, написанные на доске, – имеет открытый конец, пятый сегмент, который можно разместить как угодно. Формировать его можно до соответствующего вида.
– Боже мой! – воскликнул курильщик. Он посмотрел на Джона с благоговением. – Процесс жизнедеятельности отключается. Как вы до этого дошли?
– Это самая простейшая из требуемых форм, – ответил Джон.
– Имея данные о симптомах чумы… – начал Пирд.
– Как вы определяете боковые группы? – перебил его кто-то.
– Между ДНК и РНК единственное химическое различие – это четвертое основание, тимин для одной и урацил для другой, – пояснил Джон. – Можно определить различные последовательности путем сравнения масс-спектров ФД, с применением стереоизомеров, конечно. Различные виды спиралей ДНК расскажут нам о субмолекулярных формах в их пределах.
– Вы утверждаете, что основная теория Крика – это не истина? – вопросительно сказал Пирд.
Джон кивнул. Как бы там ни было, а этот малый довольно сообразительный. Без сомнения, он сразу схватывает то, что еще только подразумевается.
Вопросы бомбардировали Джона со всех сторон. «…больше, чем одна аминокислотная замена?.. пептидной связи? Да! Карбоксильная группа и аминогруппа… но разве оно не должно быть высшим полимером? Не будет ли фаг дезинтегрироваться?»