Герберт Фрэнк. Белая чума

   – Мы все представлены, – сказал Бекетт. – Мы все прочитали секретные служебные досье друг на друга. Вероятно, они содержат точную информацию. Кто знает? Я предполагаю, что в последующие дни мы узнаем друг о друге много нового.
   – Хотел бы я посмотреть, какие материалы имеются в вашем досье на меня, – проворчал Лепиков.
   – К сожалению, мне не позволили его сохранить, – ответил Бекетт.
   Годелинская кивнула. Бекетт принял совершенно правильную линию поведения с Сергеем.
   Шпионы были повсюду. Примите это к сведению и двигайтесь дальше. Значит, у Бекетта есть интуиция. Годелинская знала, что в этом была ее собственная сила. Она знала, что советские коллеги считали ее непредсказуемой, но этого не понимала. Для нее самой причины решений всегда были предельно ясными. Это были промежуточные шаги, не поддающиеся пониманию «грязных мозгов» вокруг, потому что их мозги не могли работать прыжками, плетясь вместо этого, словно престарелые рабочие клячи.
   Лепиков перевел свой взор на огромные, хорошей формы, груди Фосс. Что за тело! Он питал тайное пристрастие к крупным женщинам и прикидывал, а что, если… возможно…
   – Я бы оценила, если бы вы прекратили пялиться на мою грудь, – кротко произнесла Фосс.
   Лепиков резко обратил свое внимание на добродушную улыбку Хаппа.
   Однако Фосс еще не покончила с ним. Она тряхнула своими вьющимися локонами.
   – Я сознаю, доктор Лепиков, что я самый большой пупсик во всем мироздании.
   Лепиков вовсе отказался смотреть на нее.
   Она сказала, не запуганная столь вопиющим невниманием:
   – Не стоит позволять этому факту внушать вам какие-нибудь идеи, пожалуйста. Мой муж еще больше, чем я. Но это неважно, потому что я могу в любой момент его вывести.
   Лепиков не понял идиому.
   – Вывести его?
   Фосс перешла на разговорный русский, отругав его за недостаточное понимание английского. Лепиков может знать про хороших и плохих парней, но этого мало. Потом она оказала ему любезность, красочно расписав, что сделает с его половыми органами, если он еще хоть раз посмотрит на нее в грубой манере.
   Это вызвало взрыв смеха у. Годелинской.
   Лепиков по-русски предостерег:
   – Ведите себя соответственно вашему положению!
   Годелинская покачала головой в беспомощном веселье, потом по-русски обратилась к Фосс:
   – Это новая порода в Советском Союзе. Их вывели ради тупой и непоколебимой преданности власти и сексуальных достоинств.
   – Тут кое-кто не знает русского, а работа не ждет, – вмешался Бекетт.
   Все еще по-русски Годелинская добавила:
   – Он прав. Вы двое, ведите себя прилично. Вы, Сергей! Я думаю, вам бы не хотелось, чтобы здесь обсуждали кое-какие факты из вашей биографии. Будьте осторожней. А вы, миссис Фосс! Такой красивой женщине и знать подобные выражения!
   Фосс усмехнулась и пожала плечами.
   Лепиков попытался сделать вид, что все это его забавляет.
   – Это была всего лишь шутка.
   Бекетт начал вытаскивать бумаги из своего портфеля, раскладывая их перед собой на столе. Все еще кипя от возмущения, Лепиков сообразил, что его здесь передвинули на вторую позицию. Он задумался, а не проделали ли это Фосс и Годелинская умышленно? Или, возможно, к этому приложил руку Данзас? А Хапп, он выглядел таким самодовольным!
   Советское досье на Хаппа гласило, что тот не претендует на лидерство. Правда ли это? Хапп учился в университете Лос-Анджелеса, где его часто принимали за латиноамериканца. Он даже состоял в Латинском политическом клубе. Хапп был тонким, как жердь – тип, вызывавший у Лепикова инстинктивное отвращение. Эта смуглая кожа, эти мягкие карие глаза. Коровьи глаза!
   «Он социалист, но поведение его аморально», – говорилось в советском досье.
   Отчет гласил, что Хапп был практически неотразим для юных белокурых сокурсниц по ЛА, преисполненных фанатического побуждения трахаться во имя мира. Лепиков посмотрел на стареющую Годелинскую, потом на монументальную Фосс. Что за всем этим скрывалось? Бекетт взглянул на страницу перед собой и в этот момент завладел лидерством в Команде.
   – Мне приказано сообщить вам, – сказал он, – что мы не основная исследовательская Команда.
   – Но нам рассказывали… – нерешительно вмешалась Годелинская.
   – Это почему? – яростно вопросила Фосс.
   – По всему миру над этой проблемой работают сейчас пятьдесят восемь команд, – продолжил Бекетт. – Мы связаны телефаксом и закрытой сетью телесвязи через спутник. Ко второй половине завтрашнего дня у нас будет команда церковников и связистов из двадцати человек, плюс по меньшей мере тридцать лаборантов. Однако для связи будут два центральных терминала – один в Восточном Берлине, для всей Европы, другой в Вашингтоне, округ Колумбия.
   – Политики! – рявкнула Фосс.
   Бекетт проигнорировал эту вспышку.
   – Вашей первой задачей будет взяться за психофизический профиль для нашего Безумца. Существуют убедительные доказательства того, что это Джон Рой О'Нейл.
   – Какие доказательства? – вмешалась Годелинская.
   Хапп поднял руку.
   – Все подходит – имена его детей и жены, специфическая компетенция в молекулярной биологии.
   – Мы не засекли его лабораторию, – сказал Бекетт, – но становится все более очевидным, что она располагалась вблизи Сиэтла.
   – Не в Канзасе? – спросил Данзас.
   – Таков был первоначальный доклад. Но он сейчас опровергнут.
   – У вас есть новые биографические данные? – спросил Хапп.
   Бекетт раздал остальным листы копий из стопки, лежащей перед ним.
   – Заметьте, что его родители погибли в автомобильной катастрофе в тот год, когда он закончил среднюю школу. Его вырастили родители матери. Дед умер, пока О'Нейл учился в колледже. Бабушка дожила до того момента, когда он стал первым в выпуске. Она оставила ему небольшое наследство и семейный бизнес Мак-Карти.
   – Сколько смертей, – пробормотал Лепиков, глядя на лежащую перед ним страницу.
   – Невезучий клан, – согласился Бекетт. – Взять хотя бы тетку в аризонском приюте. Она до сих пор разговаривает со своим давно умершим мужем.
   – Нас просят определить, насколько далеко мы можем зайти в противодействии этому Безумцу, не обратив его гнева на весь остальной мир.
   Замечание было встречено молчанием.
   – Вы знакомы с его угрозами, – прервал паузу Бекетт.
   – «Кнопка мертвеца», – сказал Лепиков, – прибор или устройство, которое выпустит новую чуму на каждого, если Безумец будет схвачен или убит.
   – Значит, руки у нас связаны? – спросила Годелинская.
   – Разумеется, О'Нейл должен понимать, что мы не можем вовсе игнорировать того, что он натворил, – вмешался Хапп.
   – Определенная степень свободы у нас есть, – ответил Бекетт. – Эта база – секретная и прекрасно оборудованная.
   – Но он предупреждает, чтобы мы не делали именно того, чем мы здесь сейчас занимаемся, – сказал Лепиков. – Мы испытаем на себе его гнев, если не подчинимся.
   – Вот поэтому мы и остаемся спрятанными здесь, – вкрадчивым тоном произнес Данзас.
   – Мои коллеги в Советском Союзе уверены, что этот… этот ДИЦ был выбран из-за того, что он не в Европе, где наиболее вероятно распространение чумы.
   Данзас развел своими большими руками и обратился к Бекетту:
   – Я прибыл сюда в уверенности, что это идеальное место для тайной и скоординированной атаки на чуму. Мне сказали, что это будет центральный координационный пункт.
   – Планы изменились, – сказал Бекетт. – Ничего не могу с этим поделать.
   – Чертовы бюрократы! – воскликнула Фосс.
   Выражение лица Бекетта оставалось вежливым и дружелюбным.
   – ДИЦ очень просто может стать центром объединенных усилий медиков всего мира.
   – Но сначала мы должны себя проявить, а? – усмехнулся Хапп.
   – В первую очередь мы должны понять, что наш враг – человек, а не чума.
   – Где было принято такое решение? – спросила Годелинская.
   – На высшем уровне. Как мне сказали, большинство групп работают как в этом направлении, так и в изучении путей заражения чумой, придуманных О'Нейлом. Это имеет высший приоритет. Сможем ли мы его остановить? Если да, то получим возможность атаковать Безумца по всему фронту.
   – Начнем ли мы завтра работать, шеф? – требовательно спросил Данзас. – Когда прибывают лаборанты?
   – Вполне возможно.
   – Вполне! – фыркнула Фосс.
   – Я не получал подобных приказов, – заявил Лепиков.
   – В вашей комнате есть телефон. Вы можете им воспользоваться.
   – И который можно прослушать? – возопил Лепиков.
   – И вашей, и нашей секретной полицией, – невозмутимо сказал Бекетт. – Кого это должно беспокоить? Звоните своему боссу и получайте свой паршивый приказ.
   – Секретность – это наша единственная надежда, – заметила Годелинская.
   – Если он сумасшедший, то мы не сможем предугадать его поступки.
   – А кто сомневается в том, что он ненормальный? – воскликнула Фосс. – До этого состояния его довели психи всего мира! Включая политиков!

11

   Разумеется, должно быть куда опаснее жить в неведении, чем жить, обладая знанием.

Филипп Хендлер

   Без малейшего тщеславия, Джон считал свою лабораторию в подвале дома Баллардов чудом изобретательности. Центрифуга, сооруженная из приспособления для балансировки шин, обошлась ему меньше чем в тысячу долларов. Морозильная камера была банальным оборудованием для домашнего бара, перевернутым вверх ногами с добавленным калиброванным термостатом. Он был отрегулирован с точностью до одного градуса по стоградусной шкале. Из снаряжения для подводного плавания Джон смастерил перистальтический насос. Депиллятор был сделан из подержанного катерного сонара. Двухфазный электронный микроскоп с разрешением тридцать ангстрем, модели Ай-си-ай, стоил ему самых больших затрат времени и значительной суммы денег. Его украли уголовники Сан-Франциско и предоставили Джону, умеренно оценив свои труды в двадцать пять тысяч долларов.
   И так обстояли дела со всей лабораторией. Комнаты для исследований при отрицательном давлении Джон обшил фанерой и пластиковой пленкой. Шлюз запирался двумя люками от мини-подлодки, что вынуждало его входить и выходить из этих комнат ползком. Это было самое большое неудобство.
   Пока лаборатория не была завершена, Джон работал со своим компьютером, строя полноцветные графики моделей молекул, на которых ему следовало сосредоточить свое внимание. В параллельные схемы компьютерной памяти он закладывал все, что мог разыскать по механизмам воздействия наркотиков. Особое внимание Джон обратил на известные данные по ферментам и специфическим рецепторам ДНК.
   Он с удовлетворением обнаружил, что многие из наиболее важных сведений, потребных для его молекулярных карт, были доступны в «законсервированной форме» – на компьютерных дисках, которые можно было купить или украсть. Ко времени завершения лаборатории его компьютер уже был загружен основными строительными блоками проекта.
   В кресле перед дисплеем Джон наблюдал, как двойные завитки основной спирали изгибаются и закручиваются согласно командам. В этом было гипнотическое очарование. Красные, зеленые, лиловые, желтые линии жили своей собственной жизнью. Его сознание и дисплей образовывали что-то вроде объединенного пространства, где трудно было различить, что происходит в его мозгу, а что на экране. Временами казалось, что руки на панели управления создают образы в его мозгу, а временами, что образ, родившийся в его голове, чудесным образом возникает на экране. Были моменты, когда Джон думал, что действительно говорит на языке генетического кода, РАЗГОВАРИВАЯ с отдельными участками молекул ДНК.
   На протяжении этого периода истинное течение времени ускользало от его сознания. Однажды Джон выполз из люка шлюза, пошатываясь, поднялся на ноги и обнаружил, что снаружи уже совсем рассвело. Расследование показало, что он непрерывно работал в течение тридцати семи часов, подкрепляясь лишь глотком, воды от случая к случаю. Джон был зверски голоден, а его трясущиеся руки не в состоянии были справиться с твердой пищей, пока он не выпил почти целую кварту молока.
   Однако необходимые ему структуры медленно проявлялись и на экране, и на получаемых под присмотром компьютера продуктах его лаборатории. Джон знал, что подбор соответствующего молекулярного ключа к биологическому замку – лишь вопрос времени. Ответы были здесь, в лаборатории и его голове. Ему просто надо было претворить их в реальность. Генетическая информация по каждой биологической функции была закодирована последовательностью нуклеотидов в ДНК. Это была проблема расшифровки кода.
   Без компьютера ему бы это не удалось. На каждый момент тот мог обрабатывать от четырех до двадцати тысяч генов. Закартированное их расположение и ДНК-коды могли отобразиться в миллионах комбинаций. Впрочем, столько не было нужно – только ключевые, закодированные в особых последовательностях нуклеотидов.
   Депиляцией, ферментативным разделением и температурно-контролируемым синтезом с применением коллиматоров и центрифуг Джон выискивал те обрывки, наличие которых подсказали ему умственно-компьютерные образы.
   Вскоре он формировал рибосомные и информационные РНК по своим собственным ДНК-шаблонам, отбирая и отбрасывая, разыскивая управляющие участки геномов. Они и регулярные белки были его первыми целями.
   Где-то через два месяца со времени начала проекта Джон понял, что ему понадобится специальный источник природной ДНК для полимеризационного цикла. ДНК должна быть биологически активной и содержать необходимые шаблоны. К тому же материал ДНК переносится в парах, где каждый компонент есть зеркальное отражение соответствующего номера.
   У Джона уже болела голова от обдумывания этой проблемы, но другого пути не было. Хотя он грозил разоблачением. Это было опасно… но Джон не видел альтернативы. Некоторое время, проведенное с набором для подделки документов, дало ему сносное удостоверение на имя Джона Висенти, доктора медицины, служба Народного Здравоохранения. Ранее, заготавливая оборудование для своего проекта, Джон приобрел небольшой ручной печатный станок. Теперь тот произвел ему кое-какие вполне отвечающие требованиям бланки. На них Джон отпечатал рекомендательные письма, нацарапав под ними небрежные подписи чиновников. Он купил темный парик, выкрасил кожу в оливковый цвет и начал просматривать газеты, чтобы узнать сроки школьных прививок. Оно появилось на неделе, объявление о программе прививок в Неполной Средней Школе Западного Сиэтла в следующий понедельник. Облачившись в белую куртку, со стетоскопом, торчащим из бокового кармана, и именной биркой на лацкане, удостоверяющей его как Джона Висенти, он пораньше объявился в школе. Было холодное зимнее утро. Коридоры были забиты студентами, упакованными в теплые куртки. Джон двигался сквозь кричащую, тараторящую сутолоку, вызывая не более, чем случайные замечания. В левой руке он нес заботливо снаряженную деревянную коробку с инструментами, в которой расположились штативы с предметными и покровными стеклами и аккуратно подобранный комплект приспособлений для взятия крови. В правой руке у него был портфель с документами.
   Джон решительно поспешил в кабинет школьной медсестры, отметив ее имя на двери: «Дженетт Бланк».
   – Привет, – сказал он, сама невинность. – Я доктор Висенти. Где мне пристроиться?
   – Пристроиться? – Сестра Бланк была стройной молодой блондинкой с выражением перманентной спешки на лице. Она стояла позади длинного стола с разложенными на нем четкими рядами инструментов для прививок. На дальнем конце стола громоздились две кипы анкет. На стене висел календарь и две совершенно пристойные анатомические таблицы, одна подписанная «мужчина», другая – «женщина».
   – Для взятия крови, – сказал Джон. Он поставил свою деревянную коробку и портфель на стол и предъявил ей свое удостоверение и рекомендации. Сестра Бланк просто взглянула на них.
   Выражение спешки на ее лице стало еще сильнее.
   – Взятие крови, – пробормотала она.
   – Нам предложили взять образцы крови прямо во время вашей программы прививок, чтобы свести к минимуму нарушение школьного распорядка, – объяснил Джон.
   – Мне предложили на сегодня в помощь двух лаборантов из клиники, – поморщилась сестра. – Один из них только что позвонил и сказал, что болен, второй срочно понадобился в «Добрых Самаритянах». Теперь еще вы взялись на мою голову. Только этого мне и недоставало! Зачем вам эти образцы?
   – Мы проводим генетическую перепись в масштабе всей страны, чтобы посмотреть, нельзя ли установить корреляцию с некоторыми определенными заболеваниями и иммунитетами. Мне предложено воспользоваться вашими идентификационными номерами, а не именами. Все, что мне нужно знать, так это только у мужчины или женщины взяты образцы.
   – Доктор Висенти, меня никто ни о чем не предупреждал. – Ее голос звучал устало. Сестра кивнула в сторону стола. – Мне предложили обработать сегодня двести шестнадцать студентов и еще большее количество завтра.
   Джон скрипнул зубами.
   – Проклятье! Это у них уже второй прокол за неделю! Кое-кого в этой конторе следовало бы повесить!
   Сестра Бланк сочувственно покачала головой.
   – Ну, что ж, чем я могу вам помочь? Нельзя ли поручить всю работу с бумагами студенту? – предложил Джон.
   – Я уже попросила одного, – ответила сестра. Затем посмотрела на стол перед собой. – Не могли бы вы расположиться здесь рядом со мной? Что за образцы вы будете брать?
   Джон открыл свою коробку, продемонстрировав стоящие ровными рядами предметные стекла, тампоны, банки со спиртом, ланцеты – все очень аккуратное.
   – А, – протянула сестра. – Ну это у нас много времени не займет. Думаю, что мы сможем договориться, как это побыстрее устроить.
   Когда «доктор Висенти» вернулся в дом Баллардов в этот вечер, у него было двести восемь образцов крови, каждый с ловко включенным фрагментом клеток кожи.
   «Там будут специфические различия, – думал он, удаляя свою маскировку в ванной комнате, по-прежнему благоухающей застарелым табачным дымом. – Генетическая информация для каждой биологической функции – включая тот факт, мужчина это или женщина. Здесь есть матрица, куда я могу заключить вирулентного разрушителя».
   Положительный эффект взаимоформирования двойных спиральных цепочек, где каждая сторона способна воспроизводить противоположную, – вот ключ к успеху. Можно попробовать также и пептидные связи.
   Джон забрал образцы в свою лабораторию. Он уверил себя, что в них заключены ответы. Они были в структуре ДНК. Должны быть. Когда вирус инфицирует бактерию, то именно вирусная ДНК, а не белок, проникает в клетку. Здесь был носитель информации, который разнесет месть О'Нейла по всему миру.
   Методика проверки результатов была уже разработана. Она выглядела в высшей степени элегантной. Ему потребуются короткоживущие вирусоподобные бактериальные формы, способные произвести определенный эффект в нужной популяции. Эффекты должны быть распознаваемы и видимы. Не смертельными, но достаточно серьезными, чтобы вызвать комментарии. Проверочная бацилла должна быть короткоживущей. И ни в коем случае не распространяться самостоятельно.
   Эти требования, способные обескуражить крупный исследовательский центр, не вызвали никакой задержки в его работе. Джон чувствовал свою непобедимость. Это был только маленький шаг в развитии его проекта. Когда он подберет ключ к этому замку и удостоверится в его истинности, тогда начнется формирование более вирулентной формы.
   И ТОГДА послание будет отправлено!

12

   Это не мой стол. ЭТО НАСТОЯЩАЯ, ВСЕ В СЕБЯ ВКЛЮЧАЮЩАЯ ЗАПАДНАЯ МАНТРА. И ПОХОЖЕ, ЧТО ОНА ЗАПОЛУЧИЛА НАС.

Финтан Крейг Доэни

   Вновь собравшись после ленча в тот первый день, Команда уже имела точно выраженную структуру – Бекетт за старшего, кипящий от возмущения Лепиков, Годелинская, интуитивно плетущая лабиринт своих вопросов, Данзас, берегущий силы и настороженный, Хапп, мечущийся, как терьер, вокруг каждой новой идеи, Фосс, восседающая, словно надменная богиня.
   Хаппа позабавило то, собравшись вновь, они выбрали для комнаты более интимное освещение. Оно сфокусировалось только на длинном столе, оставляя остальное пространство комнаты в укромной тени.
   Команда свободно столпилась у одного конца стола, разложив вокруг свои заметки и портфели.
   Перепалка между Данзасом и Лепиковым стала более утонченной – поднятая бровь, вежливое покашливание в определенный момент. Данзас взял за правило рыться в своих бумагах, когда говорил Лепиков. Лепиковская злость к Фосс превратилась в детские обиженные взгляды, избегавшие ее обширных грудей. Годелинская явно приняла продиктованное «женской солидарностью» решение взять сторону Фосс, что уязвляло гордость Сергея, но он вернулся на собрание, сказав, что получил приказ подчиняться руководству Бекетта.
   Приготовившись рассказать об этом со всеми подробностями, Лепиков откинулся назад в своем кресле справа от Бекетта и пристально посмотрел через стол на Данзаса, с громким шорохом перелистывающего свои заметки. Быстрый взгляд на Годелинскую показал, что та смотрит на сидящую в стороне Фосс, отделенную от Хаппа пустым креслом. Однако прежде чем Сергей смог заговорить, Годелинская спросила Бекетта:
   – Зачем запирать конюшню, если лошадь уже увели? – Она протянула руку и постучала по листу желтой бумаги, который лежал перед Бекеттом.
   Хапп был очень возбужден этим вопросом.
   – Да, – сказал он.
   – Зачем теперь вводить жесткий карантин?
   – Мы должны делать то, что говорит Безумец, – вмешался Лепиков.
   – Действительно, это неразбериха, – кивнул Бекетт.
   – Безумец упрочняет свое положение! – воскликнул Данзас.
   – Перед тем, как сюда прийти, я немного посовещался с нашими людьми из Службы Безопасности, – сказал Бекетт. – Мы уже ничего не можем сделать с Северной Африкой от Атлантики до Суэца. Южная Африка под вопросом. Они сказали, что есть сообщение, будто курьер мафии заразил Йоханнесбург. Во Франции есть земли, вызывающие беспокойство. Южнее Рима вспышка эпидемии.
   – А как насчет Англии и Ирландии? – спросил Данзас.
   Бекетт покачал головой.
   – Англия все еще пытается создать районы безопасности для своих женщин. Ирландия, очевидно, от этого отказалась. Сейчас там идет сражение между армией и ИРА. Белфаст… они пытались установить перемирие, но его уже прозвали «кровавой амнистией». Я просто не понимаю этих ирландцев.
   – Расскажите им про Швейцарию, – предложила Фосс.
   – Швейцарцы отрезали себя от мира, взорвали мосты и тоннели, закрыли свои аэропорты. Они установили военный кордон вокруг страны и, по сообщениям, убивают и сжигают из огнеметов всякого, кто попытается пройти.
   – Столько убийств, – пробормотала Годелинская.
   – Я слышал насчет Бретани, – сказал Лепиков. – Это и есть те неприятности, о которых вы упомянули в связи с Францией?
   – Даже более того, – вмешался Данзас. – Отдельные префектуры изолировали себя на манер Швейцарии. Войска не подчиняются центральному командованию и удерживают… уффф…
   – Полный распад, – прокомментировал Хапп.
   – Вашингтон, округ Колумбия, сделал то же самое, его примеру последовал Нью-Йорк, – продолжил Бекетт. – Это жестоко, но, кажется, эффективно. – Он посмотрел на Лепикова. – А что произошло в Советском Союзе?
   – Нас не информируют, – ответил Сергей. – Они просят, чтобы мы ускорили поиски Безумца.
   – А что мы будем делать, когда его найдем? – спросила Годелинская.
   – Я уверен, Сергей имеет в виду установление личности Безумца, – вмешался Хапп, стараясь придать своим словам новый тон близкого знакомства.
   – Мы должны узнать его, как самих себя, – заявил Лепиков.
   – Надеюсь, что даже получше, – добавила Фосс. Ее грудь заколыхалась, словно она захихикала.
   Лепиков, забывшись, зачарованно уставился на ее груди. «Великолепная великанша!»
   – Сергей Александрович, – обратилась по-русски Фосс, – вы пробуждаете во мне материнские инстинкты.
   Годелинская чихнула, чтобы скрыть смех.
   Бекетт, ощутивший возвращение враждебности между Фосс и Лепиковым, сказал:
   – Сбавь обороты, Ари. У нас есть работа. Я хочу, чтоб мы изучили упоминания о террористах в письмах Безумца. Если это О'Нейл, то там должны быть наиболее резкие высказывания.
   – Мы с коллегой выделили эти упоминания, – заявил Хапп. – Билл прав. Эти пассажи примечательны.
   – Давай заслушаем их, Джо, – сказал Бекетт.
   Хапп улыбнулся. Это был именно тот тон, который был ему нужен. Билл и Джо. За ними последуют Ари, Сергей и Дорена. Он взглянул на Годелинскую. «Возможно Дори?» Нет, Годелинская не была Дори, кроме, разве что, в постели. – Данзас вытянул из груды бумаг синюю папку.
   – Вот самое существенное.
   Лепиков поднял бровь при виде толщины папки и пробормотал:
   – Самое существенное?
   Данзас его проигнорировал.