Страница:
«Рискну», – решил Джон. Это место было предназначено для того, чтобы смущенный путник привел себя в порядок. Ирландия оказалась совсем не тем, что он ожидал.
Чего же он ожидал?
Он знал, что к этому вопросу будет возвращаться много раз, и сомневался, что сможет найти ответ на него. Этот вопрос не был обдуман в подробностях.
Покидая хижину три недели спустя, он взял с собой последние четыре банки рыбных консервов и закрыл за собой дверь, оставив за собой порядок, а послание – все еще на двери.
Ритмичный плеск на озере становился все громче.
Он смотрел в направлении, откуда доносился звук. Здесь, в тумане, виднелось что-то темное.
Из туманного покрова вынырнула лодка, длинная двухвесельная посудина с одним лишь гребцом, откидывающимся назад при каждом взмахе весел. Судно скользило сквозь странно неподвижный туман, весла слабо поскрипывали, легкий ритмичный всплеск сопровождал каждый удар весел. Под носом образовывалась концентрическая рябь, расходящаяся под острым углом, пока лодка приближалась к берегу ниже кучки шотландских сосен.
Джон замер, ошеломленный ощущением вечности, присутствующим в этой сцене. Лодка выглядела неким разрезающим гладь вод черным предметом, который, казалось, всегда здесь присутствовал.
Он разглядел в судне три фигуры – одна сидела, согнувшись на носу, и еще одна – на корме. Гребец был одет в черное, даже шляпа его была черной.
Джон раздумывал, может, ему выскочить из своего укрытия и убежать. Какую опасность сулила ему черная лодка? Он осмотрел человека, сидевшего на веслах. Руки, лежавшие на веслах, выглядели бледными на фоне всего черного. Некоторое время его внимание приковывало движение плеч: мускулистые колебания лопаток при каждом взмахе человека перед новым гребком.
Когда лодка приблизилась к берегу озера вблизи Джона, он увидел, что голубой объект на корме и крупное темно-зеленое пятно на носу также принимают человеческие формы. Из-под голубого пятна выглядывали одетые в серое ноги, рука придерживала капюшон куртки над головой для защиты от холодного тумана. Из-под голубого капюшона неожиданно появилась белокурая голова мальчика. Светло-золотистые глаза фавна взглянули прямо на Джона, стоящего среди сосен.
Убежать? Джон колебался. Он не понимал, что удерживает его.
Мальчик, сидящий на корме лодки, несомненно, видел его, однако ничего не сказал.
Лодка скользнула глубоко в полосу камыша у берега. Зеленое возвышение на носу поднялось, превратившись в мужчину без шляпы, с длинными космами светлых волос, узким, почти женственным лицом с курносым носом и острым подбородком, лицом, на котором резко выделялись светло-карие глаза. Взгляд карих глаз, когда он остановился на Джоне, ощущался как физический толчок. Джон замер на своем месте среди сосен. Не отрывая взгляда от Джона, человек извлек наверх зеленую шляпу и натянул ее поверх волос. Затем поднял потертый зеленый рюкзак, который он закинул на левое плечо одной лямкой.
Гребец встал и, достав весло из уключины, начал, отталкиваясь им как шестом от дна, прогонять лодку сквозь заросли камыша. Лодка выползла дном почти на полкорпуса на болотистый торф, который образовывал полосу между тростником и соснами, затем со скрежетом остановилась. Но знаку мужчины на носу, юноша с кормы встал, перешагнул через борт и стал рывками подтаскивать лодку к полосе гальки.
Теперь гребец повернулся, и перед Джоном очутилось мертвенно-бледное лицо под черной фетровой шляпой. Из-под шляпы выглядывали пряди тронутых сединой черных волос. Электрически-голубые глаза над носом, похожим на нос корабля, тонкий, почти безгубый рот и тонкий стилет подбородка с едва заметным углублением над сплошным ошейником воротника.
«Священник!» – подумал Джон и вспомнил человека с ножом в хижине, где он получил одежду. Священник восстановил равновесие, упершись в скамейку, взглянул на Джона и спросил:
– И кто же это вы будете?
– Голос священника звучал разумно, но разумным казалось и поведение обезьяноподобной фигуры в рясе в той хижине с одеждой.
– Меня зовут Джон О'Доннел, – сказал Джон.
Человек на носу кивнул, как будто в этих словах содержалась важная информация. Священник просто поджал губы. Он сказал:
– Ты говоришь, как янки.
Джон оставил это замечание без комментариев.
Юноша вперевалку прошел к носу лодки и безуспешно дернул за него.
– Хватит, парень, – сказал священник.
– Кто вы? – спросил Джон.
Священник взглянул на своих спутников в лодке.
– Это – Джозеф Херити, бродяга, как и я сам. Этот парень… я не знаю его имени. Он не разговаривает. Те, кто дали его мне, сказали, что он дал обет молчания, пока не воссоединится со своей матерью.
Священник снова перевел взгляд на Джона.
– Что касается меня, то я отец Майкл Фланнери из Мейнута.
– Снимите вашу шляпу, отец Майкл, и покажите ему доказательство, – сказал Херити.
– Тихо, – произнес отец Фланнери. В голосе его послышался страх.
– Сделайте это! – приказал Херити.
Священник медленно снял свою шляпу, обнажив частично заживший шрам в виде обведенного кругом креста на своем лбу.
– Некоторые винят Церковь в наших несчастьях, – сказал Херити. – Они клеймят слуг Господа, тех, кого оставляют жить – крест в круге для католиков и простой крест для протестантов. Чтобы их различать, вы понимаете?
– Жестокие времена настали, – сказал отец Фланнери. – Но наш Спаситель страдал больше. – Он надел шляпу, поднял со дна лодки объемистый голубой рюкзак и шагнул в тростники. Взяв мальчика за руку, он добрел до берега через чавкающую болотистую почву и остановился всего в нескольких шагах от Джона.
Не оборачиваясь, священник спросил:
– Вы пойдете с нами, мистер Херити?
– Почему бы мне не пойти с вами? – спросил Херити. – Такая прекрасная компания. – Он вышел из лодки, прошлепал через болотистую почву и прошагал мимо священника с мальчиком. Остановившись прямо перед Джоном в тени сосен, Херити смерил Джона взглядом с головы до ног. Наконец, глядя прямо в глаза Джона, он спросил:
– Что же янки может поделывать здесь?
– Я пришел, чтобы помочь, – сказал Джон.
– Значит, у вас есть лекарство от чумы? – спросил Херити.
– Нет, но я молекулярный биолог. Должно же быть где-то в Ирландии место, где я смогу применить свои знания для помощи.
– Это Лаборатория в Киллале, – сказал Херити.
– Далеко отсюда? – спросил Джон.
– Долгий путь вам нужно пройти, чтобы попасть в Лабораторию, – сказал Херити.
Отец Фланнери встал рядом с Херити.
– Разговор окончен, мистер Херити! Этот человек уединился здесь из добрых побуждений. Неужели вы не можете оценить это?
– Оценить это, он просит меня оценить это! – хихикнул Херити.
Джон подумал, что это был неприятный звук. У этого Херити был вид и манеры хитрого, опасного человека.
Священник почти отвернулся от Джона. Указывая рукой в черном рукаве на север вдоль озера, сложив пальцы вместе по старой ирландской привычке, он сказал:
– Лаборатория довольно далеко в ту сторону, мистер О'Доннел.
– Почему бы нам не пойти с ним, чтобы показать доброту наших сердец и то, как мы ценим его добрые побуждения? – спросил Херити. – Наверняка ему нужна наша помощь, иначе он заблудится. – Херити скорбно потряс головой. – Мы должны быть уверены, что он не заколдован.
Отец Фланнери взглянул на сосны, затем на дорогу, бегущую по краю озера за деревьями, затем снова на озеро.
– Сейчас миром правят силы повыше наших, – сказал Херити с насмешливой серьезностью в голосе. – Вы сами сказали это, отец Майкл, прошлой ночью, когда мы нашли святилище. – Он взглянул на лодку. – Может быть, это волшебное святилище привело нас сюда, чтобы мы помогли американцу.
Джон слышал в голосе Херити интонации дедушки Мак-Карти, но в нем слышался и скрытый злорадный тон.
– Не беспокойтесь, – сказал Джон. – Я найду дорогу сам.
– Ага, но это опасно, быть здесь одному, – сказал Херити. – Вчетвером безопасней. Что вы скажете, отец Майкл? Разве не должны мы поступить как джентльмены-христиане и проводить этого янки безопасной дорогой до Лаборатории?
– Он сам должен знать, что это нелегкое путешествие, – сказал отец Майкл. – Скорей всего, займет месяцы. И все пешком, если я не ошибаюсь.
– Конечно-конечно, отец, на это уйдет время, и множество времени. Мы будем идти пешком через всю страну, наблюдая жалкие картины нашей бедной Ирландии. Да и американцу сейчас нужны дружелюбные местные проводники.
Джон чувствовал дух противоречия между этими двумя мужчинами, легкий оттенок мстительности в голосе Херити. Мальчик все это время стоял, опустив голову, равнодушный ко всему.
Когда отец Майкл не ответил, Херити сказал:
– Хорошо, тогда я сам проведу американца, если добрый пастырь неспособен выполнить свой христианский долг. – Херити повернулся слегка влево в направлении тропки, которая вела между деревьев на узкую дорогу, идущую вдоль озера. – Ну, идем, янки.
– Мое имя О'Доннел, Джон Гарреч О'Доннел, – сказал Джон.
С деланной учтивостью Херити сказал:
– Ах, ну вот, я не хотел вас обидеть, мистер О'Доннел. Конечно, и О'Доннел – великолепное имя. Я знал многих О'Доннелов, и, дай-то Бог, чтобы некоторые из них никогда не перерезали мне горло темной ночью. А янки – это просто такое выражение.
– Может, хватит уже, мистер Херити? – спросил отец Майкл.
– Да я просто объясняю мистеру О'Доннелу, – сказал Херити. – Мы не хотим обидеть его, правда ведь? – Он снова повернулся к Джону. – Мне говорили, что у нас есть и другие янки; есть французы и канадцы, пара-другая англичан и даже мексиканский контингент, они застряли, когда появились военные корабли. Но никто, я думаю, не был настолько глупым, чтобы приехать сюда после этого. Как вы пробрались мимо военных кораблей, мистер О'Доннел?
– Что они могут сделать, кроме как убить меня? – спросил Джон.
– Вот именно, – сказал Херити. – Вы подверглись большому риску.
– В Америке есть такие, которые хотят помочь, – сказал Джон. Этот Херити его удивлял. Чем этот человек занимается? Слишком многое оставалось здесь недосказанным.
– Помочь, – буркнул Херити. – Вернуть всех этих прекрасных дамочек к жизни. Ага, ну-ну.
– Если бы мы только могли, – сказал Джон. – И всех женщин и детей, убитых бомбами террористов тоже.
Выражение черной ярости появилось на лице Херити и исчезло. Он весело сказал:
– Что же вы можете знать об этих бомбах, мистер О'Доннел?
– То, что я читал в газетах, – солгал Джон.
– Газеты! – сказал Херити. – Это не то же самое, что побывать рядом с настоящей бомбой.
– Разговоры не помогут мистеру О'Доннелу попасть в Лабораторию, – сказал отец Майкл. – Может быть, мы уже тронемся в путь?
– Мы! – сказал Херити. – Добрый святой отец идет с нами! Как это будет благородно, мистер О'Доннел, идти пешком под охраной Божьего милосердия!
Не отвечая, отец Майкл обошел вокруг Джона и зашагал по узкой тропинке по направлению к дороге. Мальчик, придерживая спереди полы своей голубой куртки, бегом догнал священника и зашагал следом за ним в ногу.
– Идемте, мистер О'Доннел, – позвал отец Майкл, не оборачиваясь.
Джон повернулся спиной к Херити и последовал за священником. Он слышал, как Херити шагает следом сзади, настолько близко, что ему было не по себе. Однако священник пойдет к Лаборатории. В этом Джон был уверен. Его приведут прямо в сердце ирландской битвы с чумой!
Со своей стороны Херити чувствовал огромную неудовлетворенность обменом репликами между собой и этим О'Доннелом. Этот человек может быть тем, кем он представился. И что тогда? Лысый простофиля, к которому совершенно не подходило описание О'Нейла.
Отдуваясь, Херити шепотом выругался.
Это задание раздражало его, и самое худшее в нем было сознание того, что Кевин именно и намеревался уязвить его гордость. А то, что он взвалил ему на плечи в последнюю минуту отца Майкла! А потом священник отказался бросить этого слабоумного мальчишку! Бесполезный маленький дохляк! В этой миссии все было гнусным. Ну что ж, раньше начали, раньше кончим.
Херити, следуя за О'Доннелом, приблизился к тому вплотную, наблюдая за его движениями, перекатыванием плеч под толстым шерстяным свитером.
«Я расправлюсь с ним, как с луковицей», – думал Херити. Если он действительно О'Нейл… Херити начал созерцать план в несколько улучшившемся настроении – устно снимая защитные слои с О'Доннела, сдирая с луковицы сухую шкурку, чтобы найти под ней сладкую дрожащую плоть.
Отец Майкл дошел до дороги и помог мальчику перебраться через каменную изгородь. Они остановились и наблюдали, как О'Доннел и Херити поднимаются к ним.
«Этот Херити – плохой человек, – думал отец Майкл. – Каждую секунду на грани богохульства. Всегда выискивает слабые места в каждом, находящемся рядом. Что-то злобное в Херити радуется чужой боли. Янки не будет в безопасности наедине с Херити. Власти в Дублине поступили мудро, составив их команду таким вот образом».
О'Доннел достиг дороги, задыхаясь после подъема. Херити, прямо следом за ним, замешкался по другую сторону каменной изгороди, глядя назад на путь, который они прошли.
«Он всегда смотрит на свой след, этот Херити! – думал отец Майкл. – Дурные вещи оставляет он позади».
Отец Майкл слегка повернулся и встретился взглядом с О'Доннелом, в затуманившихся глазах которого застыло оценивающее выражение. Может ли этот человек действительно быть Безумцем? В нем есть что-то странное, несомненно. Ну что ж, начальство в Дублине ясно дало понять, что на этот вопрос должен ответить Херити. Они сказали, что отец Майкл должен только смотреть за тем, чтобы Херити не причинил вреда О'Доннелу. Отец Майкл не спросил: «Почему я?» Он знал ответ.
Потому что Херити спас мне жить. Мы связаны друг с другом, Херити и я, узами стыда. Начальство в Дублине знало, что произошло в Мейнуте.
Забросив свой рюкзак за спину, отец Майкл пустился по дороге на север. Ему было слышно, как Херити и О'Доннел следуют сзади. Рядом с отцом Майклом мальчик прибавил шаг и пошел вплотную со священником, как будто ища у того защиты.
«Это твоя жизнь, парень, – думал отец Майкл. – И желаю, чтобы она была у тебя радостной. И еще я желаю, чтобы ты заговорил».
Некоторое время спустя Херити начал петь «Зеленые одежды». Слова эхом отдавались в долине озера.
«У Херити красивый голос, – думал отец Майкл, – но песня, которую он выбрал для такого случая…»
Отец Майкл в унынии потряс головой.
26
Финтан Крейг Доэни уже более пяти минут вел частную беседу с Кевином О'Доннелом, когда обнаружил, что его собственная жизнь висит на волоске. Доэни всегда знал, что Кевин – убийца, однако он думал, что необходимость в его профессиональных услугах является достаточной защитой.
По-видимому, нет.
По требованию Кевина они вместе зашли в одну из новых камер-кабинетов в тюрьме Килмейнхем. Доэни не любил Килмейнхем. Финн Садал выбрал ее в качестве центрального пункта управления для дублинской команды из «исторических соображений». Это место вызывало у Доэни отвращение. Каждый раз, проходя через внутренний двор с его отгороженной проволокой окружной дорожкой и огромным застекленным куполом над головой, он думал о тех людях, которые жили – или умерли – в миниатюрных камерах, кольцом окружавших эту площадку: Роберт Эммет, Патрик Маканн, Чарльз Парнелл…
Однако Килмейнхемский замок и Королевская больница находились менее чем в квартале отсюда, и Доэни был вынужден признать, что условия в больнице были великолепными.
Совещание началось в довольно холодном тоне, когда они вошли в камеру-кабинет вскоре после завтрака. Кевин получил открытый циркуляр о лаборатории в Киллалу. Когда они оба уселись за небольшой стол с лампой между ними, Кевин сказал:
– Они сами утверждают, что наша единственная надежда – это лаборатория.
– Если мы самостоятельно первыми найдем вакцину, то весь мир должен будет прийти к нам, – сказал Доэни.
– Лаборатория – это все-таки не слишком большая надежда после того, как прошло столько времени, – сказал Кевин.
– У нас такие же шансы, как и у всех остальных.
Казалось, Кевин не слышал.
– Однако мы в Ирландии привыкли к разочарованиям. Мы уже даже ожидаем их. – Он откинулся назад и пристально смотрел на Доэни. – Все, кроме этого, является по-настоящему неожиданным.
– Это пораженческие разговоры, Кевин. Уверяю тебя, Адриан Пирд – это самая светлая голова из всех, которые я когда-либо встречал.
Кевин выдвинул ящик своего стола, достал маленький бельгийский пистолет и положил его на стол рядом со своей правой рукой.
– Я часто думаю об этом молодом студенте-медике и его женщине в той барокамере, – сказал Кевин. – Как они держат друг друга в объятиях ночью, пока остальные ложатся спать в одиночестве.
Доэни посмотрел на пистолет, ощущая чувство холода в желудке. Что здесь происходит? И что означает эта двуличная фраза о молодом Броудере и Кети? Все знают, что Пляжные Мальчики делают с каждой из выживших женщин с плавучих гробов. И то, что люди Кевина часто убивают пришельцев, которых пригоняют к берегу из-за опасности заражения чумой. Охота на таких «прибрежных пташек» считалась у Финна Садала спортом. Потом они сжигали бедолаг старым кельтским способом – в плетеных корзинах над огнем! Этот Кевин О'Доннел – жестокий человек, и пистолет на столе мог быть и не пустым жестом.
– Что ты затеял, Кевин? – спросил Доэни.
– Я думаю, кто же будет последним человеком в Ирландии? – спросил Кевин. – Некоторые думают, что это будет тот крошечный младенец в Атлоне, которого нашли живым около мертвой матери. На кого мне поставить, Фин?
– Не имею ни малейшего понятия. На твоем месте я вообще не бился бы об заклад. Несколько женщин в окрестностях еще имеется.
– А некоторые считают, что это будет тот мальчишка, которого воспитывают монахи в Бантри, – сказал Кевин. – И еще «цыганенок из Моерна»
– хотя ему уже восемь лет, но он из семьи, в которой многие прожили больше ста лет. Может, ты его предпочтешь, Фин?
– Меня не волнует ничего, кроме чумы, – сказал Доэни. – Впереди у нас нет ничего, кроме отчаянного поиска лекарства. И люди Адриана Пирда…
– Значит, ты не считаешь, что там с Херити и священником находится О'Нейл собственной персоной?
– У меня есть сомнения. И даже если это он, как мы заставим его помочь нам найти решение?
– Ну, есть способы, Фин. Есть способы.
– О'Нейл был в районе Сиэтл-Такома, – сказал Доэни. – И после того как поисковая бригада покинула его дом, они разожгли Панический Огонь во всем районе. Нет даже числа жертв, и никакой возможности идентифицировать тела.
– Фин, я говорю тебе, что весь этот прекрасный остров – это большой плавучий гроб. И я видел доказательство этого.
Доэни наполнила такая злость, какой он никогда не ощущал прежде. Он едва смог спросить:
– Какое доказательство?
– Всему свое время, Фин, всему свое время.
Доэни сделал движение, будто пытаясь встать, но Кевин положил руку на пистолет.
– Все эти смерти, – сказал Доэни. – Ни один настоящий ирландец не захочет, чтобы они были впустую!
– Какие смерти? – спросил Кевин, не снимая руки с пистолета. – Те, кого убили англичане и ольстерцы?
– Да, они тоже. – Доэни, глядя на руку, застывшую на пистолете, неожиданно понял: он собирается убить меня. Почему?
– Значит, они тоже? – спросил Кевин тоном недоверчивости. С безумным огоньком в глазах он глядел через стол на Доэни.
«Он сумасшедший, – думал Доэни. – Он действительно сумасшедший».
– Ни одна смерть во имя Ирландии не может быть забыта нами, – сказал Доэни. – Именно поэтому Пирд, и я, и все наши люди работаем так упорно, чтобы…
– Эта болтовня ничего не объясняет, Фин! Я знаю, почему это проклятье пало на нас. Это потому, что мы не простили Дайрмат ту женщину, которую он украл у Тернана О'Рорка.
– Боже мой, опомнись! – Доэни потряс головой. – Это было больше восьмисот лет назад!
– А они все еще бродят по Ирландии, Фин. Проклятие Брефни. Они не найдут себе места и не соединятся, пока хоть один ирландец не простит их. Это те двое в камере в Киллале, ожившие Дайрмат и Деводжилла! Мы должны просить их, Фин.
Доэни сделал два глубоких вдоха.
– Конечно, если ты так говоришь, Кевин.
– Разве я не говорил это только что? – Кевин положил пистолет на колени, поглаживая его одной рукой. – Каждый наш брат, убитый англичанами, должен быть отомщен, но Дайрмат и его женщина должны наконец обрести покой.
– Без той работы, которую делаем мы с Пирдом, у Ирландии нет будущего, – сказал Доэни.
– Ты слышал, Фин, о толпе безголовых женщин в Вейл-оф-Авоке? Некоторые говорят, что они слышат их плач по ночам.
– Ты веришь этому? – спросил Доэни.
– Чепуха! Как они могут плакать, если у них нет голов?
«Я должен развеселить его, – думал Доэни. С сумасшедшим нельзя разговаривать разумно».
Когда Доэни не ответил, Кевин сказал:
– Сейчас есть новый вид американских поминок для тех, кого посылают умирать назад в Ирландию. Ты слышал, Фин?
Пистолет снова на столе, но рука Кевина остается на нем.
– Я не слышал.
– Они раздают яд тем, кто не хочет садиться на корабли.
Доэни просто помотал головой.
– Мы прослушивали твои телефонные разговоры с Англией, Фин, – сказал Кевин. Он поднял пистолет и навел его на грудь Доэни.
У Доэни пересохло во рту и в горле.
Кевин сказал:
– Ты забыл, Фин, что мы не можем доверять галлам. Никогда.
– Хаддерсфилдский центр помогает нам, – сказал Доэни с ноткой отчаяния в голосе.
– Теперь уже помогает? И этот отличный парень, доктор Дадли Викомб-Финч, он уже и не англичанин?
– Ты знаешь, что он англичанин, но у него одно из лучших исследовательских учреждений в мире. И они только что получили новые материалы из Америки.
– О, как это благородно, – сказал Кевин. – У нас есть магнитофонные записи твоих разговоров. Фин. Ты будешь отрицать, что совершил измену?
Палец Кевина начал сжиматься на пусковом крючке.
В отчаянии Доэни сказал:
– Ты простил Дайрмата и его женщину, а не хочешь выслушать мои объяснения?
– Я слушаю, – сказал Кевин.
– Все, что сообщил нам Викомб-Финч, было проверено в нашей лаборатории. Каждый кусок информации оказался правдивым. Он не лгал нам.
– Я провел много часов, слушая эти ленты, – сказал Кевин. – Этот акцент из британской публичной школы, я много раз слышал его раньше у таких же, как этот твой британский друг.
– Но никогда в таких условиях, – сказал Доэни. – Они сейчас попали в тот же навоз, что и мы!
– Тщательно культивированный звук сладкого благоразумия в их голосах, – сказал Кевин, – даже когда они выставляют самые неблагоразумные требования.
– Ты можешь не верить мне на слово о том, что он дал нам, – сказал Доэни. – Спроси Пирда.
– О, я спросил. Проблема с этим акцентом, Фин, в том, что они склонны верить самому акценту и не слишком задумываться над словами, которые при этом говорятся.
– Что сказал Пирд?
– То же самое, что и ты, Фин. И он очень сожалел, если разочаровал нас. Он не хотел никого обидеть.
– Ты… ты не нанес ему вреда?
– О нет! Он все еще здесь, в Киллалу, работает в поте лица над своими маленькими пробирками. Все это достаточно безвредно. – Кевин с сожалением покивал головой. – Но ты, ты. Фин. Ты ведь общался с галлом. Ты, а не Пирд. – Кевин поднимал пистолет до тех пор, пока Доэни не стал глядеть прямо в ствол.
– Когда ты убьешь меня, что ты собираешься делать с Пирдом и остальными людьми в лаборатории? – спросил Доэни.
– Я оставлю их живыми и здоровыми до того дня, когда я захочу эту женщину в барокамере, – сказал Кевин.
Доэни кивнул, решившись на отчаянную ложь.
– Мы так и думали, – сказал он. – Поэтому мы приготовились к тому, чтоб распространить известие об этом по всей Ирландии.
– Известие о чем? – задал вопрос Кевин.
– Известие об этой женщине и твоих видах на нее, – сказал Доэни. – Ты увидишь, как толпы бросятся, чтобы вырвать у тебя сердце голыми руками. У тебя не хватит пуль, чтобы остановить их всех.
– Ты этого не сделал! – Однако пистолет слегка опустился.
– Мы это сделали, Кевин. И никаким способом в этом мире ты не можешь остановить это.
Кевин вернул пистолет на колени. Некоторое время он пристально изучал Доэни.
– Что ж, хорошая штучка!
– Давай, застрели меня, если хочешь, – сказал Доэни. – И потом можешь всадить следующую пулю себе в голову.
– Тебе бы это понравилось, Фин?
– Ты умрешь медленно или быстро, так или иначе.
– Больше не будет телефонных разговоров с англичанами, Фин.
Разозленный выше всякой способности оценить последствия Доэни сказал:
– Будут, черт тебя побери! И я позвоню американцам, или русским, или китайцам! Пусть найдется кто угодно, кто может помочь нам, и я позвоню ему! – Доэни вытер губы рукой. – А ты можешь слушать каждое слово, которое я скажу!
Кевин поднял пистолет, потом опустил его.
– Держись подальше от того, что ты не понимаешь, Кевин О'Доннел! – сказал Доэни. – Если ты хочешь, чтобы мы нашли средство от чумы!
Чего же он ожидал?
Он знал, что к этому вопросу будет возвращаться много раз, и сомневался, что сможет найти ответ на него. Этот вопрос не был обдуман в подробностях.
Покидая хижину три недели спустя, он взял с собой последние четыре банки рыбных консервов и закрыл за собой дверь, оставив за собой порядок, а послание – все еще на двери.
Ритмичный плеск на озере становился все громче.
Он смотрел в направлении, откуда доносился звук. Здесь, в тумане, виднелось что-то темное.
Из туманного покрова вынырнула лодка, длинная двухвесельная посудина с одним лишь гребцом, откидывающимся назад при каждом взмахе весел. Судно скользило сквозь странно неподвижный туман, весла слабо поскрипывали, легкий ритмичный всплеск сопровождал каждый удар весел. Под носом образовывалась концентрическая рябь, расходящаяся под острым углом, пока лодка приближалась к берегу ниже кучки шотландских сосен.
Джон замер, ошеломленный ощущением вечности, присутствующим в этой сцене. Лодка выглядела неким разрезающим гладь вод черным предметом, который, казалось, всегда здесь присутствовал.
Он разглядел в судне три фигуры – одна сидела, согнувшись на носу, и еще одна – на корме. Гребец был одет в черное, даже шляпа его была черной.
Джон раздумывал, может, ему выскочить из своего укрытия и убежать. Какую опасность сулила ему черная лодка? Он осмотрел человека, сидевшего на веслах. Руки, лежавшие на веслах, выглядели бледными на фоне всего черного. Некоторое время его внимание приковывало движение плеч: мускулистые колебания лопаток при каждом взмахе человека перед новым гребком.
Когда лодка приблизилась к берегу озера вблизи Джона, он увидел, что голубой объект на корме и крупное темно-зеленое пятно на носу также принимают человеческие формы. Из-под голубого пятна выглядывали одетые в серое ноги, рука придерживала капюшон куртки над головой для защиты от холодного тумана. Из-под голубого капюшона неожиданно появилась белокурая голова мальчика. Светло-золотистые глаза фавна взглянули прямо на Джона, стоящего среди сосен.
Убежать? Джон колебался. Он не понимал, что удерживает его.
Мальчик, сидящий на корме лодки, несомненно, видел его, однако ничего не сказал.
Лодка скользнула глубоко в полосу камыша у берега. Зеленое возвышение на носу поднялось, превратившись в мужчину без шляпы, с длинными космами светлых волос, узким, почти женственным лицом с курносым носом и острым подбородком, лицом, на котором резко выделялись светло-карие глаза. Взгляд карих глаз, когда он остановился на Джоне, ощущался как физический толчок. Джон замер на своем месте среди сосен. Не отрывая взгляда от Джона, человек извлек наверх зеленую шляпу и натянул ее поверх волос. Затем поднял потертый зеленый рюкзак, который он закинул на левое плечо одной лямкой.
Гребец встал и, достав весло из уключины, начал, отталкиваясь им как шестом от дна, прогонять лодку сквозь заросли камыша. Лодка выползла дном почти на полкорпуса на болотистый торф, который образовывал полосу между тростником и соснами, затем со скрежетом остановилась. Но знаку мужчины на носу, юноша с кормы встал, перешагнул через борт и стал рывками подтаскивать лодку к полосе гальки.
Теперь гребец повернулся, и перед Джоном очутилось мертвенно-бледное лицо под черной фетровой шляпой. Из-под шляпы выглядывали пряди тронутых сединой черных волос. Электрически-голубые глаза над носом, похожим на нос корабля, тонкий, почти безгубый рот и тонкий стилет подбородка с едва заметным углублением над сплошным ошейником воротника.
«Священник!» – подумал Джон и вспомнил человека с ножом в хижине, где он получил одежду. Священник восстановил равновесие, упершись в скамейку, взглянул на Джона и спросил:
– И кто же это вы будете?
– Голос священника звучал разумно, но разумным казалось и поведение обезьяноподобной фигуры в рясе в той хижине с одеждой.
– Меня зовут Джон О'Доннел, – сказал Джон.
Человек на носу кивнул, как будто в этих словах содержалась важная информация. Священник просто поджал губы. Он сказал:
– Ты говоришь, как янки.
Джон оставил это замечание без комментариев.
Юноша вперевалку прошел к носу лодки и безуспешно дернул за него.
– Хватит, парень, – сказал священник.
– Кто вы? – спросил Джон.
Священник взглянул на своих спутников в лодке.
– Это – Джозеф Херити, бродяга, как и я сам. Этот парень… я не знаю его имени. Он не разговаривает. Те, кто дали его мне, сказали, что он дал обет молчания, пока не воссоединится со своей матерью.
Священник снова перевел взгляд на Джона.
– Что касается меня, то я отец Майкл Фланнери из Мейнута.
– Снимите вашу шляпу, отец Майкл, и покажите ему доказательство, – сказал Херити.
– Тихо, – произнес отец Фланнери. В голосе его послышался страх.
– Сделайте это! – приказал Херити.
Священник медленно снял свою шляпу, обнажив частично заживший шрам в виде обведенного кругом креста на своем лбу.
– Некоторые винят Церковь в наших несчастьях, – сказал Херити. – Они клеймят слуг Господа, тех, кого оставляют жить – крест в круге для католиков и простой крест для протестантов. Чтобы их различать, вы понимаете?
– Жестокие времена настали, – сказал отец Фланнери. – Но наш Спаситель страдал больше. – Он надел шляпу, поднял со дна лодки объемистый голубой рюкзак и шагнул в тростники. Взяв мальчика за руку, он добрел до берега через чавкающую болотистую почву и остановился всего в нескольких шагах от Джона.
Не оборачиваясь, священник спросил:
– Вы пойдете с нами, мистер Херити?
– Почему бы мне не пойти с вами? – спросил Херити. – Такая прекрасная компания. – Он вышел из лодки, прошлепал через болотистую почву и прошагал мимо священника с мальчиком. Остановившись прямо перед Джоном в тени сосен, Херити смерил Джона взглядом с головы до ног. Наконец, глядя прямо в глаза Джона, он спросил:
– Что же янки может поделывать здесь?
– Я пришел, чтобы помочь, – сказал Джон.
– Значит, у вас есть лекарство от чумы? – спросил Херити.
– Нет, но я молекулярный биолог. Должно же быть где-то в Ирландии место, где я смогу применить свои знания для помощи.
– Это Лаборатория в Киллале, – сказал Херити.
– Далеко отсюда? – спросил Джон.
– Долгий путь вам нужно пройти, чтобы попасть в Лабораторию, – сказал Херити.
Отец Фланнери встал рядом с Херити.
– Разговор окончен, мистер Херити! Этот человек уединился здесь из добрых побуждений. Неужели вы не можете оценить это?
– Оценить это, он просит меня оценить это! – хихикнул Херити.
Джон подумал, что это был неприятный звук. У этого Херити был вид и манеры хитрого, опасного человека.
Священник почти отвернулся от Джона. Указывая рукой в черном рукаве на север вдоль озера, сложив пальцы вместе по старой ирландской привычке, он сказал:
– Лаборатория довольно далеко в ту сторону, мистер О'Доннел.
– Почему бы нам не пойти с ним, чтобы показать доброту наших сердец и то, как мы ценим его добрые побуждения? – спросил Херити. – Наверняка ему нужна наша помощь, иначе он заблудится. – Херити скорбно потряс головой. – Мы должны быть уверены, что он не заколдован.
Отец Фланнери взглянул на сосны, затем на дорогу, бегущую по краю озера за деревьями, затем снова на озеро.
– Сейчас миром правят силы повыше наших, – сказал Херити с насмешливой серьезностью в голосе. – Вы сами сказали это, отец Майкл, прошлой ночью, когда мы нашли святилище. – Он взглянул на лодку. – Может быть, это волшебное святилище привело нас сюда, чтобы мы помогли американцу.
Джон слышал в голосе Херити интонации дедушки Мак-Карти, но в нем слышался и скрытый злорадный тон.
– Не беспокойтесь, – сказал Джон. – Я найду дорогу сам.
– Ага, но это опасно, быть здесь одному, – сказал Херити. – Вчетвером безопасней. Что вы скажете, отец Майкл? Разве не должны мы поступить как джентльмены-христиане и проводить этого янки безопасной дорогой до Лаборатории?
– Он сам должен знать, что это нелегкое путешествие, – сказал отец Майкл. – Скорей всего, займет месяцы. И все пешком, если я не ошибаюсь.
– Конечно-конечно, отец, на это уйдет время, и множество времени. Мы будем идти пешком через всю страну, наблюдая жалкие картины нашей бедной Ирландии. Да и американцу сейчас нужны дружелюбные местные проводники.
Джон чувствовал дух противоречия между этими двумя мужчинами, легкий оттенок мстительности в голосе Херити. Мальчик все это время стоял, опустив голову, равнодушный ко всему.
Когда отец Майкл не ответил, Херити сказал:
– Хорошо, тогда я сам проведу американца, если добрый пастырь неспособен выполнить свой христианский долг. – Херити повернулся слегка влево в направлении тропки, которая вела между деревьев на узкую дорогу, идущую вдоль озера. – Ну, идем, янки.
– Мое имя О'Доннел, Джон Гарреч О'Доннел, – сказал Джон.
С деланной учтивостью Херити сказал:
– Ах, ну вот, я не хотел вас обидеть, мистер О'Доннел. Конечно, и О'Доннел – великолепное имя. Я знал многих О'Доннелов, и, дай-то Бог, чтобы некоторые из них никогда не перерезали мне горло темной ночью. А янки – это просто такое выражение.
– Может, хватит уже, мистер Херити? – спросил отец Майкл.
– Да я просто объясняю мистеру О'Доннелу, – сказал Херити. – Мы не хотим обидеть его, правда ведь? – Он снова повернулся к Джону. – Мне говорили, что у нас есть и другие янки; есть французы и канадцы, пара-другая англичан и даже мексиканский контингент, они застряли, когда появились военные корабли. Но никто, я думаю, не был настолько глупым, чтобы приехать сюда после этого. Как вы пробрались мимо военных кораблей, мистер О'Доннел?
– Что они могут сделать, кроме как убить меня? – спросил Джон.
– Вот именно, – сказал Херити. – Вы подверглись большому риску.
– В Америке есть такие, которые хотят помочь, – сказал Джон. Этот Херити его удивлял. Чем этот человек занимается? Слишком многое оставалось здесь недосказанным.
– Помочь, – буркнул Херити. – Вернуть всех этих прекрасных дамочек к жизни. Ага, ну-ну.
– Если бы мы только могли, – сказал Джон. – И всех женщин и детей, убитых бомбами террористов тоже.
Выражение черной ярости появилось на лице Херити и исчезло. Он весело сказал:
– Что же вы можете знать об этих бомбах, мистер О'Доннел?
– То, что я читал в газетах, – солгал Джон.
– Газеты! – сказал Херити. – Это не то же самое, что побывать рядом с настоящей бомбой.
– Разговоры не помогут мистеру О'Доннелу попасть в Лабораторию, – сказал отец Майкл. – Может быть, мы уже тронемся в путь?
– Мы! – сказал Херити. – Добрый святой отец идет с нами! Как это будет благородно, мистер О'Доннел, идти пешком под охраной Божьего милосердия!
Не отвечая, отец Майкл обошел вокруг Джона и зашагал по узкой тропинке по направлению к дороге. Мальчик, придерживая спереди полы своей голубой куртки, бегом догнал священника и зашагал следом за ним в ногу.
– Идемте, мистер О'Доннел, – позвал отец Майкл, не оборачиваясь.
Джон повернулся спиной к Херити и последовал за священником. Он слышал, как Херити шагает следом сзади, настолько близко, что ему было не по себе. Однако священник пойдет к Лаборатории. В этом Джон был уверен. Его приведут прямо в сердце ирландской битвы с чумой!
Со своей стороны Херити чувствовал огромную неудовлетворенность обменом репликами между собой и этим О'Доннелом. Этот человек может быть тем, кем он представился. И что тогда? Лысый простофиля, к которому совершенно не подходило описание О'Нейла.
Отдуваясь, Херити шепотом выругался.
Это задание раздражало его, и самое худшее в нем было сознание того, что Кевин именно и намеревался уязвить его гордость. А то, что он взвалил ему на плечи в последнюю минуту отца Майкла! А потом священник отказался бросить этого слабоумного мальчишку! Бесполезный маленький дохляк! В этой миссии все было гнусным. Ну что ж, раньше начали, раньше кончим.
Херити, следуя за О'Доннелом, приблизился к тому вплотную, наблюдая за его движениями, перекатыванием плеч под толстым шерстяным свитером.
«Я расправлюсь с ним, как с луковицей», – думал Херити. Если он действительно О'Нейл… Херити начал созерцать план в несколько улучшившемся настроении – устно снимая защитные слои с О'Доннела, сдирая с луковицы сухую шкурку, чтобы найти под ней сладкую дрожащую плоть.
Отец Майкл дошел до дороги и помог мальчику перебраться через каменную изгородь. Они остановились и наблюдали, как О'Доннел и Херити поднимаются к ним.
«Этот Херити – плохой человек, – думал отец Майкл. – Каждую секунду на грани богохульства. Всегда выискивает слабые места в каждом, находящемся рядом. Что-то злобное в Херити радуется чужой боли. Янки не будет в безопасности наедине с Херити. Власти в Дублине поступили мудро, составив их команду таким вот образом».
О'Доннел достиг дороги, задыхаясь после подъема. Херити, прямо следом за ним, замешкался по другую сторону каменной изгороди, глядя назад на путь, который они прошли.
«Он всегда смотрит на свой след, этот Херити! – думал отец Майкл. – Дурные вещи оставляет он позади».
Отец Майкл слегка повернулся и встретился взглядом с О'Доннелом, в затуманившихся глазах которого застыло оценивающее выражение. Может ли этот человек действительно быть Безумцем? В нем есть что-то странное, несомненно. Ну что ж, начальство в Дублине ясно дало понять, что на этот вопрос должен ответить Херити. Они сказали, что отец Майкл должен только смотреть за тем, чтобы Херити не причинил вреда О'Доннелу. Отец Майкл не спросил: «Почему я?» Он знал ответ.
Потому что Херити спас мне жить. Мы связаны друг с другом, Херити и я, узами стыда. Начальство в Дублине знало, что произошло в Мейнуте.
Забросив свой рюкзак за спину, отец Майкл пустился по дороге на север. Ему было слышно, как Херити и О'Доннел следуют сзади. Рядом с отцом Майклом мальчик прибавил шаг и пошел вплотную со священником, как будто ища у того защиты.
«Это твоя жизнь, парень, – думал отец Майкл. – И желаю, чтобы она была у тебя радостной. И еще я желаю, чтобы ты заговорил».
Некоторое время спустя Херити начал петь «Зеленые одежды». Слова эхом отдавались в долине озера.
«У Херити красивый голос, – думал отец Майкл, – но песня, которую он выбрал для такого случая…»
Отец Майкл в унынии потряс головой.
26
Я боюсь, на земле нет такой истины, которая была бы известна.
Томас Джефферсон
Финтан Крейг Доэни уже более пяти минут вел частную беседу с Кевином О'Доннелом, когда обнаружил, что его собственная жизнь висит на волоске. Доэни всегда знал, что Кевин – убийца, однако он думал, что необходимость в его профессиональных услугах является достаточной защитой.
По-видимому, нет.
По требованию Кевина они вместе зашли в одну из новых камер-кабинетов в тюрьме Килмейнхем. Доэни не любил Килмейнхем. Финн Садал выбрал ее в качестве центрального пункта управления для дублинской команды из «исторических соображений». Это место вызывало у Доэни отвращение. Каждый раз, проходя через внутренний двор с его отгороженной проволокой окружной дорожкой и огромным застекленным куполом над головой, он думал о тех людях, которые жили – или умерли – в миниатюрных камерах, кольцом окружавших эту площадку: Роберт Эммет, Патрик Маканн, Чарльз Парнелл…
Однако Килмейнхемский замок и Королевская больница находились менее чем в квартале отсюда, и Доэни был вынужден признать, что условия в больнице были великолепными.
Совещание началось в довольно холодном тоне, когда они вошли в камеру-кабинет вскоре после завтрака. Кевин получил открытый циркуляр о лаборатории в Киллалу. Когда они оба уселись за небольшой стол с лампой между ними, Кевин сказал:
– Они сами утверждают, что наша единственная надежда – это лаборатория.
– Если мы самостоятельно первыми найдем вакцину, то весь мир должен будет прийти к нам, – сказал Доэни.
– Лаборатория – это все-таки не слишком большая надежда после того, как прошло столько времени, – сказал Кевин.
– У нас такие же шансы, как и у всех остальных.
Казалось, Кевин не слышал.
– Однако мы в Ирландии привыкли к разочарованиям. Мы уже даже ожидаем их. – Он откинулся назад и пристально смотрел на Доэни. – Все, кроме этого, является по-настоящему неожиданным.
– Это пораженческие разговоры, Кевин. Уверяю тебя, Адриан Пирд – это самая светлая голова из всех, которые я когда-либо встречал.
Кевин выдвинул ящик своего стола, достал маленький бельгийский пистолет и положил его на стол рядом со своей правой рукой.
– Я часто думаю об этом молодом студенте-медике и его женщине в той барокамере, – сказал Кевин. – Как они держат друг друга в объятиях ночью, пока остальные ложатся спать в одиночестве.
Доэни посмотрел на пистолет, ощущая чувство холода в желудке. Что здесь происходит? И что означает эта двуличная фраза о молодом Броудере и Кети? Все знают, что Пляжные Мальчики делают с каждой из выживших женщин с плавучих гробов. И то, что люди Кевина часто убивают пришельцев, которых пригоняют к берегу из-за опасности заражения чумой. Охота на таких «прибрежных пташек» считалась у Финна Садала спортом. Потом они сжигали бедолаг старым кельтским способом – в плетеных корзинах над огнем! Этот Кевин О'Доннел – жестокий человек, и пистолет на столе мог быть и не пустым жестом.
– Что ты затеял, Кевин? – спросил Доэни.
– Я думаю, кто же будет последним человеком в Ирландии? – спросил Кевин. – Некоторые думают, что это будет тот крошечный младенец в Атлоне, которого нашли живым около мертвой матери. На кого мне поставить, Фин?
– Не имею ни малейшего понятия. На твоем месте я вообще не бился бы об заклад. Несколько женщин в окрестностях еще имеется.
– А некоторые считают, что это будет тот мальчишка, которого воспитывают монахи в Бантри, – сказал Кевин. – И еще «цыганенок из Моерна»
– хотя ему уже восемь лет, но он из семьи, в которой многие прожили больше ста лет. Может, ты его предпочтешь, Фин?
– Меня не волнует ничего, кроме чумы, – сказал Доэни. – Впереди у нас нет ничего, кроме отчаянного поиска лекарства. И люди Адриана Пирда…
– Значит, ты не считаешь, что там с Херити и священником находится О'Нейл собственной персоной?
– У меня есть сомнения. И даже если это он, как мы заставим его помочь нам найти решение?
– Ну, есть способы, Фин. Есть способы.
– О'Нейл был в районе Сиэтл-Такома, – сказал Доэни. – И после того как поисковая бригада покинула его дом, они разожгли Панический Огонь во всем районе. Нет даже числа жертв, и никакой возможности идентифицировать тела.
– Фин, я говорю тебе, что весь этот прекрасный остров – это большой плавучий гроб. И я видел доказательство этого.
Доэни наполнила такая злость, какой он никогда не ощущал прежде. Он едва смог спросить:
– Какое доказательство?
– Всему свое время, Фин, всему свое время.
Доэни сделал движение, будто пытаясь встать, но Кевин положил руку на пистолет.
– Все эти смерти, – сказал Доэни. – Ни один настоящий ирландец не захочет, чтобы они были впустую!
– Какие смерти? – спросил Кевин, не снимая руки с пистолета. – Те, кого убили англичане и ольстерцы?
– Да, они тоже. – Доэни, глядя на руку, застывшую на пистолете, неожиданно понял: он собирается убить меня. Почему?
– Значит, они тоже? – спросил Кевин тоном недоверчивости. С безумным огоньком в глазах он глядел через стол на Доэни.
«Он сумасшедший, – думал Доэни. – Он действительно сумасшедший».
– Ни одна смерть во имя Ирландии не может быть забыта нами, – сказал Доэни. – Именно поэтому Пирд, и я, и все наши люди работаем так упорно, чтобы…
– Эта болтовня ничего не объясняет, Фин! Я знаю, почему это проклятье пало на нас. Это потому, что мы не простили Дайрмат ту женщину, которую он украл у Тернана О'Рорка.
– Боже мой, опомнись! – Доэни потряс головой. – Это было больше восьмисот лет назад!
– А они все еще бродят по Ирландии, Фин. Проклятие Брефни. Они не найдут себе места и не соединятся, пока хоть один ирландец не простит их. Это те двое в камере в Киллале, ожившие Дайрмат и Деводжилла! Мы должны просить их, Фин.
Доэни сделал два глубоких вдоха.
– Конечно, если ты так говоришь, Кевин.
– Разве я не говорил это только что? – Кевин положил пистолет на колени, поглаживая его одной рукой. – Каждый наш брат, убитый англичанами, должен быть отомщен, но Дайрмат и его женщина должны наконец обрести покой.
– Без той работы, которую делаем мы с Пирдом, у Ирландии нет будущего, – сказал Доэни.
– Ты слышал, Фин, о толпе безголовых женщин в Вейл-оф-Авоке? Некоторые говорят, что они слышат их плач по ночам.
– Ты веришь этому? – спросил Доэни.
– Чепуха! Как они могут плакать, если у них нет голов?
«Я должен развеселить его, – думал Доэни. С сумасшедшим нельзя разговаривать разумно».
Когда Доэни не ответил, Кевин сказал:
– Сейчас есть новый вид американских поминок для тех, кого посылают умирать назад в Ирландию. Ты слышал, Фин?
Пистолет снова на столе, но рука Кевина остается на нем.
– Я не слышал.
– Они раздают яд тем, кто не хочет садиться на корабли.
Доэни просто помотал головой.
– Мы прослушивали твои телефонные разговоры с Англией, Фин, – сказал Кевин. Он поднял пистолет и навел его на грудь Доэни.
У Доэни пересохло во рту и в горле.
Кевин сказал:
– Ты забыл, Фин, что мы не можем доверять галлам. Никогда.
– Хаддерсфилдский центр помогает нам, – сказал Доэни с ноткой отчаяния в голосе.
– Теперь уже помогает? И этот отличный парень, доктор Дадли Викомб-Финч, он уже и не англичанин?
– Ты знаешь, что он англичанин, но у него одно из лучших исследовательских учреждений в мире. И они только что получили новые материалы из Америки.
– О, как это благородно, – сказал Кевин. – У нас есть магнитофонные записи твоих разговоров. Фин. Ты будешь отрицать, что совершил измену?
Палец Кевина начал сжиматься на пусковом крючке.
В отчаянии Доэни сказал:
– Ты простил Дайрмата и его женщину, а не хочешь выслушать мои объяснения?
– Я слушаю, – сказал Кевин.
– Все, что сообщил нам Викомб-Финч, было проверено в нашей лаборатории. Каждый кусок информации оказался правдивым. Он не лгал нам.
– Я провел много часов, слушая эти ленты, – сказал Кевин. – Этот акцент из британской публичной школы, я много раз слышал его раньше у таких же, как этот твой британский друг.
– Но никогда в таких условиях, – сказал Доэни. – Они сейчас попали в тот же навоз, что и мы!
– Тщательно культивированный звук сладкого благоразумия в их голосах, – сказал Кевин, – даже когда они выставляют самые неблагоразумные требования.
– Ты можешь не верить мне на слово о том, что он дал нам, – сказал Доэни. – Спроси Пирда.
– О, я спросил. Проблема с этим акцентом, Фин, в том, что они склонны верить самому акценту и не слишком задумываться над словами, которые при этом говорятся.
– Что сказал Пирд?
– То же самое, что и ты, Фин. И он очень сожалел, если разочаровал нас. Он не хотел никого обидеть.
– Ты… ты не нанес ему вреда?
– О нет! Он все еще здесь, в Киллалу, работает в поте лица над своими маленькими пробирками. Все это достаточно безвредно. – Кевин с сожалением покивал головой. – Но ты, ты. Фин. Ты ведь общался с галлом. Ты, а не Пирд. – Кевин поднимал пистолет до тех пор, пока Доэни не стал глядеть прямо в ствол.
– Когда ты убьешь меня, что ты собираешься делать с Пирдом и остальными людьми в лаборатории? – спросил Доэни.
– Я оставлю их живыми и здоровыми до того дня, когда я захочу эту женщину в барокамере, – сказал Кевин.
Доэни кивнул, решившись на отчаянную ложь.
– Мы так и думали, – сказал он. – Поэтому мы приготовились к тому, чтоб распространить известие об этом по всей Ирландии.
– Известие о чем? – задал вопрос Кевин.
– Известие об этой женщине и твоих видах на нее, – сказал Доэни. – Ты увидишь, как толпы бросятся, чтобы вырвать у тебя сердце голыми руками. У тебя не хватит пуль, чтобы остановить их всех.
– Ты этого не сделал! – Однако пистолет слегка опустился.
– Мы это сделали, Кевин. И никаким способом в этом мире ты не можешь остановить это.
Кевин вернул пистолет на колени. Некоторое время он пристально изучал Доэни.
– Что ж, хорошая штучка!
– Давай, застрели меня, если хочешь, – сказал Доэни. – И потом можешь всадить следующую пулю себе в голову.
– Тебе бы это понравилось, Фин?
– Ты умрешь медленно или быстро, так или иначе.
– Больше не будет телефонных разговоров с англичанами, Фин.
Разозленный выше всякой способности оценить последствия Доэни сказал:
– Будут, черт тебя побери! И я позвоню американцам, или русским, или китайцам! Пусть найдется кто угодно, кто может помочь нам, и я позвоню ему! – Доэни вытер губы рукой. – А ты можешь слушать каждое слово, которое я скажу!
Кевин поднял пистолет, потом опустил его.
– Держись подальше от того, что ты не понимаешь, Кевин О'Доннел! – сказал Доэни. – Если ты хочешь, чтобы мы нашли средство от чумы!