Внимание Папы Луки в это утро было занято докладом о восстановлении двух старых ирландских аббатств, занятых теперь светскими братьями, которые посвящали себя изготовлению иллюстрированных манускриптов в древней манере на коже и великолепной льняной бумаге ручной выделки. До сих пор за пределами Ирландии никто не видел образцов этой работы, а содержание их было известно только в общих чертах. Доклады обращали особое внимание на «художественную ценность» и общее название, которое употреблялось по отношению к этим работам: «Литература Отчаяния».
   – Ренессанс языка, – так назвал один из докладчиков эти работы, цитируя одну короткую выдержку:
   «У нас есть все три вида мученичества в щедрых пропорциях: Зеленое, Белое и Красное. Зеленое – это отшельническая жизнь и уединенное созерцание Бога. Белое – это разлучение с семьей, друзьями и домом, потому что не может быть семьи и дома без жены. И что есть дружба, если она не произрастает из самой интимной из всех близостей? И наконец. Красное мученичество, самое старое из всех них: принесение своей жизни в жертву за Веру».
   Лично отец Демент думал, что Ирландия всегда прибегала к словам, если все остальные средства потерпели неудачу.
   Мысли Папы больше касались политики, так как это была его родина, которую он понимал лучше всего и которая, как он знал, оказала самое сильное влияние при выборе его на теперешнюю высокую должность.
   «Это, конечно, было Милосердие Божие».
   Это было подарком. Он чувствовал, что поставлен самым ярым защитником Церкви от ереси. Слишком много было в этом мире людей, готовых погрузиться в себя в поиске мистических решений, которые церковь не приветствовала. Святая Мать Церковь, Единственная и Неповторимая, в этом вся суть. Папа Лука знал проблему, которую это имя вызывало в пораженном чумой мире. Если женщин нет, то название «Отец» может приобрести циничный оттенок. А как может существовать Мать Церковь без отцов? Это вызывало темную злость в утративших все людях. Папа Лука знал о таких вопросах.
   «Скажите мне, священник, как может быть мать у вас, если у меня ее нет? Почему вас называют отцом, а у меня никогда не будет этой святой привилегии?»
   И еще всегда были такие, которые требовали: «Где были вы, священник, когда пал удар? Где был ваш Бог, когда случилась эта вещь? Ответьте мне, если можете!»
   Были ли эти новые аббатства в Ирландии частью нового мистицизма, выросшего на таких вопросах?
   Папа Лука был особенно озабочен другой выдержкой из новой литературы, приведенной комментатором:
   «Наши юные идеалисты слишком долго жили в крысиных норах конспирации. Они начали думать о них, как о своей натуральной среде обитания, и сопротивлялись всему, что могло бы вытащить их из этой среды. Но Бог указал нам путь. Почему мы не изберем его?»
   «Какой путь?» – удивлялся Папа. Комментатор не сказал это, а папские запросы в Ирландию остались без ответа.
   Вскоре Папа поднялся и прошел вниз через холл в свою спальню, где были разложены его облачения. За стеной его личных апартаментов была слышна возня, все беспокойства папской жизни были готовы вновь обрушиться на него в этот день. Он тосковал по простым временам и часто чувствовал нежелание нарушать одиночество. Отца Демента он терпел, так как сообщения должны быть посланы, слова записаны и переданы.
   Отец Демент, в свою очередь, расправлялся с четвертым тостом, щедро намазанным мармеладом. «Папские печи Филадельфии производят вполне удовлетворительный хлеб», – думал он. И нет смысла торопиться с завтраком, потому что не надо спешить за Папой и помогать ему. Этот Папа сам все для себя делает, предпочитая вести себя именно так. Его исповедник жаловался, что Папа слишком быстро проскакивает через все необходимые святые ритуалы.
   Почему Папа спросил об имени, которым ирландцы называют свои иллюстрированные манускрипты? После всех этих месяцев, проведенных с Папой Лукой, отец Демент обнаружил, что его до сих пор поражают причуды Папы. Может быть, это связано с церемониями, которые планировались на сегодняшнее утро здесь, в Филадельфии.
   «Мы должны найти наше счастье в Боге».
   Это были слова Папы. Литература Отчаяния набрасывала на вещи погребальный покров. Но это не должно мешать планам, намеченным на этот день.
   Вопреки всем усилиям остановить его. Папа двигался с несгибаемой решимостью вперед, к цели Филадельфийского Паломничества. Некоторые из новых кардиналов, особенно кардинал Шоу, возражали, опасно склоняясь на сторону Президента Вэлкорта и других лидеров, которые указывали на проблемы, возникшие в связи с чумой. И не только правительства без радости смотрели на перемещения больших масс людей, многие из которых, возможно, заражены. Изолированные поселения склонялись к насилию против чужаков, пытавшихся войти к ним или пройти через запрещенные регионы.
   Папа Лука оставался непреклонным. Отец Демент потряс головой и поправил себя. Нет, это была скорее тихая настойчивость, чем что-либо другое. Казалось, что Бог обратился прямо к нему, и Папа двигался, уверенный в этой божественной поддержке. Это, конечно, была вещь, внутренне присущая папству. Отец Демент знал, что старые верования нельзя отрицать. Он разделял эти верования и сам. Посвященного Папу охватывала после посвящения особая аура Божеской заботы. Непрерывная линия святого наследования – от Христа к Петру и к Папе Луке – несла в себе обещание чудесной силы и любви. Сами эти комнаты здесь, в Филадельфии, которые когда-то были частью регионального правления церкви, внушали теперь чувство чудесной силы, которую обеспечивало присутствие Папы.
   Отец Демент промакнул последнее из яиц последним куском тоста, допил чай и, вздохнув, откинулся назад. Прислужник, выражение лица которого было смягчено благоговейным трепетом, выступил из тени дверного проема, тихо скользнул вперед и убрал тарелки. Отец Демент нахмурился. Молодой человек действовал умело, но все равно, это не то, что старые времена, совсем не то.
   Тем не менее, Папа отказывался от служанки-женщины у Папского Престола. Если бы это пожелание высказал не сам Папа, отец Демент счет бы его патологическим. Отец Демент содрогнулся при мысли о неприятности, которая, как он знал, должна произойти. Папа еще должен будет произнести публично то, что он уже сказал в частной беседе, но это только вопрос времени, может это случится в кульминационный момент первого Паломничества… если этому паломничеству позволят свершиться.
   «Бог по воле своей покарал женщин с чудесной целью. Грех женщин выставлен на наше обозрение. Нам ясно приказано избавиться от этого греха».
   Отец Демент встал и расправил плечи. Красное Мученичество, как его назвали ирландцы, всегда было крайним требованием, которое Церковь могла потребовать от своих людей. Хотя отец Демент чувствовал, что Папа Лука ожидает его с радостью. Он был глубоко враждебен половому союзу, и от этого никуда не деться. Он был антифеминистом. Отец Демент осмеливался думать так. Папа слишком прислушивался к отцу Малькольму Эндрюсу, протестантскому министру, который вошел в лоно Церкви и поднялся до Высшего Совета.
   Подойдя к окну, у которого недавно сидел Папа Лука, отец Демент посмотрел на город. Он чувствовал, как что-то приобретает очертания «Литература Отчаяния… ирландцы, пытающиеся возродить старые обычаи… отец Эндрюс и антифеминистское движение, набирающее силу возле Папы…»
   Вот только вчера отец Эндрюс сказал: «Поэты когда-то сказали, что мы живем, любим и сходим в могилу с уверенностью в будущих поколениях. У нас отобрали это. Один смертельный удар, и мы осиротели, наше потомство отрезано от нас. Человечество живет теперь в непосредственной близости могилы. Никто не может отрицать смысла этого события».
   И Папа согласно кивнул.
   Отец Демент слышал, как собирается свита, советники, кардиналы, служители. Официальный день должен был вот-вот начаться. Где-то в течение дня Папа пойдет в свою личную часовню и помолится здесь об указаниях свыше. Только немногие из непосредственного окружения знали суть кризиса, для которого Папа будет искать указания свыше. Спор между Папой Лукой и президентом Вэлкортом длится уже некоторое время, но последний ночной звонок Халса Андерса Бергена, Генерального Секретаря Организации Объединенных Наций, придал этому вопросу новую остроту. Отец Демент, как обычно, слушал этот разговор по параллельному телефону, делая заметки для Папы.
   – Я не верю, что Ваше Святейшество понимает, что готов сделать президент, если вы бросите ему вызов, – сказал Берген.
   Папа Лука ответил мягким голосом:
   – Нельзя противиться Господу.
   – Ваше Святейшество, президент Вэлкорт видит этот вопрос несколько в ином свете. Президент, пользуясь поддержкой остальных мировых лидеров, различает папство в политике и папство в религии.
   – Такого различия нет, сэр!
   – Я боюсь. Ваше Святейшество, что в нашем новом политическом климате, может быть, и имеет место такое различие. К несчастью, точка зрения президента является популярной. У него есть политическая поддержка силовой акции, если он надумает предпринять таковую.
   – Какая силовая акция?
   – Я затрудняюсь…
   – Не стесняйтесь, сэр! Он объявил о том, что может предпринять?
   – Не прямо, Ваше Святейшество.
   – Но вы что-то подозреваете.
   – Боюсь, что да.
   – Тогда выкладывайте, сэр!
   Делая заметки, отец Демент подумал, что он никогда не слышал такой твердости и целеустремленности в голосе Папы. Отец Демент никогда не гордился Папой больше, чем в этот момент.
   – Ваше Святейшество, – сказал Берген, – вполне возможно, что президент даст приказ направить на вас ракету.
   Отец Демент ахнул. Его рука соскользнула с карандаша, оставив в блокноте каракули. Он быстро пришел в себя и удостоверился, что записал эти слова правильно. К ним надо будет потом присмотреться поближе.
   – Он так и сказал? – спросил Папа.
   – Не такими словами, но…
   – Но вы не сомневаетесь, что он может отреагировать именно таким способом?
   – Это один из вариантов. Ваше Святейшество.
   – Почему?
   – Поднимается протест против вашего Паломничества, Ваше Святейшество. Люди боятся его. Президент будет действовать политическими средствами, если вы его вынудите к этому.
   – Ракеты – это политическая реакция?
   Отец Демент подумал, что этот вопрос Папы отдает, пожалуй, необразованностью, но, может быть, это была всего лишь знаменитая «Святая Простота».
   – Президент Вэлкорт получил петицию, требующую остановить вас, Ваше Святейшество, – сказал Берген. – Было предложено, чтобы Филадельфийская Военная команда вмешалась и взяла вас под стражу.
   – Моя охрана не допустит этого, сэр.
   – Ваше Святейшество, давайте посмотрим на вещи реально. Ваша охрана не выстоит и пяти минут.
   – Церковь никогда не была сильнее чем сейчас! Люди будут протестовать.
   – Настроение Филадельфии, Ваше Святейшество, не всеми разделяется. Именно это и делает возможным ракетное решение проблемы, по-моему мнению. В нем есть окончательность, против которой не может уже быть аргументов.
   – Вас попросил позвонить мне Президент, сэр?
   – Он попросил меня убедить вас, Ваше Святейшество.
   – Вы очень обеспокоены?
   – Признаюсь, что да. Хотя я и не разделяю ваших религиозных убеждений, но вы являетесь моим ближним и, как и каждый из них, дороги мне.
   Отец Демент подумал, что слышал в голосе Генерального Секретаря нотки подлинной искренности. Папа слышал их тоже, по-видимому, так как в его ответе прозвучало неподдельное чувство.
   – Я буду молиться за вас, мистер Берген.
   – Благодарю вас. Ваше Святейшество. А что мне сказать Президенту Вэлкорту… и остальным заинтересованным лицам?
   – Вы можете передать им, что я буду молиться об указании свыше.

43

   Бог милости! Бог мира!
   Заставь эту смуту исчезнуть!
Доктор Уильям Дреннан, «Пробуждение Уильяма Орра»

   За стенами Белого Дома были сумерки, эти странные вашингтонские сумерки, которые медлили и медлили, сливаясь наконец с яркими огнями капитолийской ночи.
   Президент Вэлкорт, глядя на сумерки и на зажигающиеся огни, думал, что никогда раньше он не уставал так. Он задавал себе вопрос, хватит ли у него сил встать с кресла и дойти до койки, которую он перенес сюда, в Овальный кабинет. Но он знал, что как только положит голову на подушку, его мысли заполнятся неотложными делами. Сон не наступит – придет только беспокойство и иссушающая сердце необходимость действовать.
   Что за день был сегодня!
   Он начался с того, что Турквуд ворвался в его кабинет с траурным выражением на лице и положил утренний доклад на стол Президента. Иногда Вэлкорт подумывал, было ли разумно оставлять Турквуда после Прескотта. Конечно, иногда были случаи, когда необходим кто-нибудь, кто сделает грязную работу, но Турквуд казался испорченным, может даже ненадежным.
   Когда Турквуд собрался уходить, Вэлкорт спросил:
   – Что у вас случилось?
   – Мне только что пришлось уволить кое-кого в отделе связи. – Турквуд снова собрался уходить.
   – Подождите минутку. Почему вы уволили этого человека?
   – Это не ваша проблема, сэр.
   – Здесь все моя проблема. Почему вы уволили этого человека?
   – Он пользовался каналами Белого Дома, чтобы поговорить с друзьями в резервации в Мендочино.
   – Как, черт возьми, он это смог?
   – Он как-то докопался до спутникового кода и как раз… ну, перенаправил вызов своим друзьям.
   – Я думал, что это невозможно.
   – По-видимому, нет. Мы его как раз допрашиваем, чтобы узнать, как ему это удалось. Он сказал, что просто придумал это сам.
   – Как его зовут, Чарли?
   Вэлкорт почувствовал, как у него учащается пульс. Изобретательный и независимый ум прямо здесь, в Белом Доме!
   – Его имя? Это… ага, Дэвид Арчер.
   – Приведи его сюда, Чарли! Я хочу, чтобы он был здесь, и чем скорее, тем лучше.
   Турквуд знал этот тон. Он бегом выскочил из кабинета.
   Дэвид Арчер оказался бледным молодым человеком со следами оспы и затравленным выражением на лице. Его перемещение по кабинету Вэлкорта можно было описать только как крадущееся. Турквуд с мрачной гримасой стоял сзади.
   Вэлкорт выбрал свое самое дружелюбное выражение и самый теплый тон голоса.
   – Садитесь, Дэвид. Так ведь вас зовут? Дэвид?
   – Меня… меня называют… ДА, сэр. – Он сел лицом к Вэлкорту.
   – ДА, в самом деле? – Вэлкорт поднял глаза на Турквуда. – Вы можете оставить нас, Чарли. ДА кажется мне безобидным.
   Турквуд ушел, но в каждом его движении сквозило нежелание. Прежде чем закрыть за собой дверь, он сказал:
   – У вас в девять пятнадцать совещание, сэр. Телефонная конференция.
   – Я там буду, Чарли.
   Он подождал, пока дверь закроется.
   – Они взялись за тебя очень жестко сегодня утром, ДА?
   – Ну, это было глупо с моей стороны, сэр. – Лицо Дэвида Арчера прояснилось, как только Турквуд ушел.
   – Ты не желаешь рассказать мне, как ты добрался до спутникового кода, ДА?
   Арчер опустил глаза на пол и молчал.
   – Перед тем, как ты расскажешь мне, ДА, – сказал Вэлкорт, – я хочу, чтобы ты знал, что ты снова принят в мой штат, и у меня есть для тебя повышение.
   Арчер поднял подбородок и посмотрел на Вэлкорта с выражением недоверчивой надежды.
   Вэлкорт спросил с теплотой в голосе:
   – Как тебе удалось это?
   – Это очень просто, сэр. – Арчер начал живо объяснять. – По передачам я видел, что это девяносто цифр и код основан на случайных числах. Я просто запрограммировал поиск по случайным комбинациям с подтверждением обратной связи. В нерабочее время я запускал случайный поиск с передачей на спутниковые каналы. Это заняло около месяца.
   Вэлкорт смотрел на молодого человека.
   – Ты сломал код за месяц?
   – Моя программа была самокорректирующейся, сэр.
   – Что это означает?
   – Она сама выбирала пути, чтобы облегчить работу. Я задал импульсный сигнал, который подтверждал каждый правильный бит в серии, и программа просто записывала их, девяносто цифр сразу. У нашей системы хорошая скорость, сэр. Я проверял около миллиона различных серий каждую минуту.
   У Вэлкорта было такое чувство, что он только что услышал что-то очень важное, но точно сказать, что это, он не мог.
   – Мне сказали, что этот код абсолютно надежный.
   – Абсолютно надежных кодов нет, сэр. – Он сглотнул. – И вы знаете, есть и другие люди, которые посылают свои личные сообщения. Я думал, что с этим все будет в порядке. Я не использовал каналы, когда они были заняты официальными сообщениями.
   – Какие другие люди?
   – Ну, доктор Рокерман, например. Он разговаривает с кем-то по имени Бекетт в Хаддерсфилде.
   – А, это официально. Рокерман в группе Седдлера – научные советники.
   – Но он не регистрирует их, сэр.
   – Может быть, он слишком занят. Кто еще пользуется системой для личных связей?
   – Я не хочу быть доносчиком, сэр.
   – Я понимаю. Но ты ведь не считаешь, что только что донес на Рокермана, да?
   – Ну, он связывался с Хаддерсфилдом.
   – Правильно! Остальные звонки, наверное, были такими же безобидными. Но я просто хочу знать, кто это был.
   – Мистер Турквуд, сэр. И еще Рокерман звонил семье в Сономскую резервацию. Люди всегда звонят своим близким.
   – Я уверен, что ты прав. Но я бы хотел, чтобы ты составил для меня список имен и оставил у моего секретаря. Подпиши его своей новой должностью: директор Группы связи Белого Дома.
   У Арчера был хороший такт, который подсказал ему, что он свободен. Когда он встал, на лице его была широкая улыбка.
   – Директор Группы связи Белого Дома, сэр?
   – Правильно. И твоя работа будет тяжелой. Ты должен обеспечить, что, когда я посылаю полевой приказ, он попал к нужному лицу, и это было подтверждено, и чтобы действия были предприняты согласно этому приказу.
   Глядя на сгущающиеся сумерки, Вэлкорт с удовольствием вспомнил этот разговор. Это была одна из немногих приятных вещей в течение неприятного в остальном дня. Даже сидя здесь и глядя покрасневшими от утомления глазами в окно, он знал, что советские бомбардировщики снова заходят на Стамбул. Со спутника было замечено перемещение транспортных средств у стамбульской оконечности разрушенного моста Галата – то ли сдвинувшегося от естественных причин, то ли человеческой деятельностью, спутники определить не могли. Так что рубль снова подскочит, Золотой Рог раскачается от тактического ядерного оружия, а Бейоглу и Оскудар получат для верности дополнительный пожар.
   «Сколько же прошло с тех пор, когда я спал, спал по-настоящему?» – задавал себе вопрос Вэлкорт. Теперь он понимал, как этот кабинет убил Президента так быстро.
   После Арчера была телефонная конференция с русскими, французами и китайцами, потом брифинг Рокермана и Седдлера. Рокерман отмел незарегистрированные разговоры взмахом руки. Слишком много бюрократии! Вэлкорту понравилось это, но в его сознании все еще крутился брифинг.
   Что, черт возьми, имел в виду Рокерман, когда сказал, что О'Нейл нашел способ производить Поли Джи в большом количестве? Что это такое, Поли Джи? Их объяснение только затуманило его мозг.
   И Седдлер, сидящий здесь же, покивал головой и сказал, что при других обстоятельствах О'Нейл наверняка бы получил Нобелевскую премию!
   Боже правый! Молекулярный биолог сходит с ума и в секрете ставит весь мир на колени.
   Седдлер и Рокерман сидели прямо здесь, в его кабинете, и спорили. Седдлер спрашивал:
   – И где же он найдет природную ДНК для того, чтобы вызвать полимеризацию?
   – Очевидно, он нашел способ!
   Что это, к черту, означает?
   – Тогда как он сделал свою ДНК биологически активной? – спросил Седдлер.
   У Вэлкорта была такая память, что он мог воспроизвести такие разговоры слово в слово, но воспроизведение не разъясняло того, что он слышал.
   – Помните, что он был еще и фармаколог, – сказал Рокерман.
   Фармаколог. Вэлкорт знал, что это такое. Он проклял тот факт, что не счел нужным в университете прослушать больше научных курсов. Тарабарщина!
   – Это фантастика! – сказал Седдлер. – Этот человек способен работать с полимерами на самом тонком уровне.
   – И не забывайте, – напомнил Рокерман, – что он нашел места в цепочке, управляющие последовательностью, в которой составляются мономеры. А ведь речь идет о гигантских молекулах.
   – Послушайте, – сказал Седдлер, – мы должны найти этого человека и оставить его в живых. Боже! Какая информация содержится в его голове!
   Учитывая свое раздражение, Вэлкорт прервал их очень деликатно.
   – Джентльмены, вы не возражаете, если я включусь в вашу дискуссию? Предполагается, что вы вводите в курс дела Президента.
   – Простите, сэр, – сказал Седдлер. – Но оба мы ошеломлены тем, как О'Нейл легко манипулировал соединениями с пептидной связью в…
   – Что такое пептидная связь, черт возьми?
   Седдлер взглянул на Рокермана, который пояснил:
   – Это основной тип связи в спирали ДНК, мистер Президент. Она работает подобно замку-молнии, начинаясь с аминокислоты валин на одном конце цепочки и закрывая звено за звеном до тех пор, пока молекула не будет закончена.
   – Я понимаю примерно четверть того, что вы только что сказали, – произнес Вэлкорт. – А это означает, что я не понимаю ничего!
   Они услышали в его голосе раздражение и злость.
   Рокерман нахмурился.
   – Сэр, О'Нейл создал специальный вирус, а может быть, и более чем один.
   – Наверняка, больше, чем один! – сказал Седдлер.
   – Вполне возможно, – согласился Рокерман. – Он создал его, чтобы заразить им определенную бактерию. Когда бактериальный вирус заражает бактерию, формируется РНК, которая похожа на ДНК вируса, а не на ДНК хозяина-носителя. Последовательность нуклеотидов в этой новой молекуле ДНК является комплиментарной по отношению к ДНК вируса.
   Седдлер, видя сердитый блеск в глазах Вэлкорта, поднял руку.
   – Сэр, О'Нейл нашел генетическую запись у человека, которая задает, что зародыш будет женского пола. Он создал болезнь, которая связывается с этой записью.
   Это Вэлкорт понял. Он кивнул.
   – Хаддерсфилд подтверждает, что существуют бессимптомные носители этой чумы, – добавил Рокерман.
   – Она заражает мужчин, но не убивает их, вы это имеете в виду?
   – Да, сэр.
   – Тогда почему же вы так и не скажете? – Вэлкорт сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. Черт возьми этих ученых с их тарабарщиной! – А каковы симптомы у мужчин? – спросил он.
   – Мы еще не уверены, сэр, – сказал Седдлер. – Может быть, что-то вроде сильной простуды. – Он издал нервный смешок.
   – Не думаю, что это подходящая тема для юмора, – сказал Вэлкорт.
   – Да, сэр! Вы правы, сэр, конечно нет!
   Рокерман продолжил:
   – Эта болезнь блокирует или изменяет запись ДНК, задающую разницу пола, и последствия этого оказываются летальными.
   – Как он мог знать, что сделает именно это? – спросил Вэлкорт.
   – Мы не знаем, как он испытывал это. Мы не знаем очень многого, но нам уже видны основные черты, – сказал Рокерман.
   – Какие основные черты, и как они работают?
   – Я говорю об основных чертах исследования О'Нейла, сэр, – сказал Рокерман. – Мы знаем кое-что о его лаборатории… до того, как он уехал в Сиэтл. Были друзья, которые навещали его. Мы знаем, что у него был компьютер.
   – Его химические методы были, по-видимому, безошибочными, – сказал Седдлер. – Например, он должен был пользоваться бактериальными энзимами, полученными неизвестно как, но мы вынуждены все время помнить, что он занимался исследованием ДНК в течение пяти лет до трагедии в Ирландии.
   Вэлкорт переводил взгляд с одного мужчины на другого.
   – Какое чертовское невезение, что такой уникальный человек действовал под влиянием таких побуждений!
   – Люди Бехтеля сделали анализ, – сказал Седдлер. – Они говорят, что это должно было когда-нибудь случиться. О'Нейл не был настолько уникален.
   Вэлкорт ужаснулся.
   – Вы считаете, что эту ужасную вещь мог сделать любой человек?
   – Не просто один человек, – сказал Рокерман, – а все возрастающее число людей. Распространение знания о том, как это было сделано, и еще упрощение методов, да плюс доступность сложного оборудования для любого человека, имеющего деньги… – Он пожал плечами. – Неизбежно в том мире, в котором мы живем.
   – Неизбежно?
   Рокерман сказал:
   – Посмотрите на его лабораторию, особенно на компьютер. Он должен был сохранять химические фракции для дальнейшего использования. Любая хорошая лаборатория так поступает. И он использовал свой компьютер для ведения каталога и для анализа. В этом нет сомнения.
   – У него, естественно, не было трудностей с антибиотиками, – сказал Седдлер, – он взял их со своих собственных полок, когда продал аптеку.
   – Антибиотики, которые не действуют на чуму. – Эту часть он помнил с предыдущих брифингов, когда еще был жив Прескотт.
   – Анализ оборудования, про которое известно, что он его использовал, – сказал Рокерман, – говорит нам, что для получения результатов он задействовал тонкую игру законами химической кинетики.