Страница:
Потом снова появился Херити, вышедший быстрым шагом из глубины деревьев. Тяжело дыша, он присоединился к ним в укрытии, держа наготове автомат, прижатый к груди.
– Вы трое останетесь здесь, пока я осмотрю территорию ниже нас, – сказал Херити. – Это было глупо, святой отец, то, что вы сделали – прогуливаться по открытому месту после такого выстрела.
– Если Бог хочет, чтобы я ушел сейчас, он заберет меня тотчас же, – сказал отец Майкл.
– Или вы на это надеялись, – сказал Херити. – Это грех, отец. Помните это. Если вы заигрываете со смертью, то чем же это отличается от намеренного самоубийства?
Отец Майкл съежился.
Херити двинулся, собираясь идти, но Джон придержал его за руку.
– Джозеф.
Херити бросил удивленный взгляд на Джона.
– Я благодарю вас за заботу, – сказал Джон. – Я хочу, чтобы вы называли меня Джоном, но я не откажусь ни от одного слова из того, что я сказал там, наверху. – Он указал подбородком наверх, на холм, где Херити сбил его с ног, чтобы защитить. – Я готов повторить каждое слово.
Херити улыбнулся.
– Конечно, янки!
Сказав это, он вынырнул из-за скального укрытия и побежал, пригнувшись, вниз, в заросли. Они услышали треск ветки, потом настала тишина.
– Странный человек, – сказал отец Майкл.
Мальчик отделился от священника и выглянул из-за валунов.
– Эй! Сиди внизу! – сказал отец Майкл. Он втащил мальчика назад.
– Херити действует, как солдат, – сказал Джон.
– Да.
– Где вы с ним встретились?
Отец Майкл отвернулся, стараясь спрятать лицо от Джона, но сделал это недостаточно быстро, и Джон увидел на его лице почти паническое выражение. Что связывало этих двоих – священника и жесткого человека действия?
Отец Майкл сказал прерывающимся голосом:
– Можно сказать, что Бог соединил нас с Джозефом. Причину этого я сказать не могу. – Он опять повернулся к Джону, и выражение лица его опять было собранным.
– А что с мальчиком? – спросил Джон. – Почему он с вами?
– Его дала мне банда бродяг, – сказал отец Майкл. – Их называют цыганами, но они вообще-то не цыгане. Они обращались с ним хорошо. Это они сказали мне о его обете молчания.
– Значит, он может говорить?
– Я слышал, как он кричал во сне.
Мальчик закрыл глаза и уткнул лицо в голубую куртку.
– У него есть имя? – спросил Джон.
– Только он сам может сказать его, а он не говорит.
– Вы не пытались найти его…
– Тихо! – Отец Майкл пристально смотрел на Джона. – Некоторые раны лучше не трогать.
Джон резко отвернулся в сторону, пытаясь справиться с судорожной улыбкой. В его груди возникла боль. Он чувствовал, как О'Нейл подбирается все ближе и ближе к поверхности. Джон закрыл лицо руками, стараясь утихомирить опасное второе «я». Хруст гальки заставил его оторвать руки от лица.
В укрытие нырнул Херити. По лицу его стекал пот, колючки и репейники покрывали нижнюю часть его зеленых штанов. Израильский автомат он прижимал к груди. Он отдышался и сказал:
– За следующей грядой находятся два домика, из обоих идет дым. У них радио, они слушают новости и обсуждают их.
Отец Майкл прокашлялся.
– А какие-нибудь следы… следы…
– Никаких следов женщин, – сказал Херити. – На веревке сушится только мужская одежда. Но аккуратная, оба домика тоже чистые и ухоженные. Я думаю, там только мужчины, которые были хорошо выдрессированы своими женщинами.
– Могилы? – спросил отец Майкл.
– Четыре могилы на лужайке за домиками.
– Тогда, может быть, эти люди приютят нас, – сказал отец Майкл.
– Не так быстро! – сказал Херити. Он бросил взгляд на Джона. – Как думаешь, Джон, ты сможешь пользоваться этим оружием?
Джон посмотрел на автомат, ощущая исходящую от него силу. Он согнул пальцы.
– Пользоваться для чего?
– Я собираюсь пойти к этим домикам в открытую и дружелюбно, – сказал Херити. – А ты будешь прикрывать меня сверху. Там, на гребне, камни и отличная позиция.
Джон посмотрел на священника.
– Я не благословляю это, – сказал отец Майкл. – Церковь достаточно нагрешила, взывая к Господу, чтобы благословлять убийство.
– Я не собираюсь там никого убивать, – сказал Херити.
– Вы хотите провести военную операцию, – сказал отец Майкл.
– А, вот оно что, – сказал Херити. – Я просто еще не готов совершить самоубийство, святой отец. – Он посмотрел на Джона. – Ну так как, Джон?
Джон протянул руки к автомату.
– Покажи мне, как он работает.
– Очень просто, – сказал Херити. Он встал рядом с Джоном, держа автомат. – Это предохранитель. Когда он вот так… – он щелкнул предохранителем, – …все, что тебе нужно сделать – это прицелиться и потянуть за спуск. Он устойчивый, как Кашельская скала. – Херити вернул предохранитель на место и передал автомат Джону.
Джон взвесил оружие на руке. Оно было теплым на ощупь от прикосновения Херити. Вещь, значительно более прямая, чем чума. Может быть, сейчас поднимется О'Нейл-Внутри и начнет убивать с шумной стремительностью? Джон поднял голову и увидел, что Херити испытующе смотрит на него.
– Ты можешь это сделать? – спросил Херити.
Джон кивнул.
– Тогда иди за мной, тихо, как мышь в перине. Священник, вы с мальчишкой оставайтесь здесь, пока мы не позовем.
– Храни вас Господь, – сказал отец Майкл.
– Ну вот! – насмешливо сказал Херити, ухмыляясь. – Он благословил нас в конце концов!
Затем он, нагнувшись, быстро пошел, показывая дорогу. Они спустились в полосу деревьев и последовали по протоптанной в опавшей хвое тропинке, перейдя через тонкий ручеек, бегущий среди черных обломков скалы.
Джон остановился, чувствуя жажду, посмотрел сначала на воду, а затем на Херити.
– Я бы не стал ее пить, – прошептал Херити. – Там, выше, лежит труп. – Он показал вверх против течения ручья. – Он мертв уже, по меньшей мере, неделю и портит воду. – Херити улыбнулся. – У него побывали кабаны.
Джон содрогнулся.
Херити отвернулся. Джон следовал за ним по противоположному склону, медленно продвигаясь сквозь колючий можжевельник. Хвоя под ногами приглушала их шаги. Добравшись до гребня, Херити знаком приказал Джону пригнуться, потом указал вдоль гребня налево, где среди бурых стволов виднелась опора, сложенная из серого камня.
– Оттуда, – прошептал Херити, – у тебя будет отличный вид вниз на их двор. Я подожду, пока не увижу, что ты на месте, потом пойду посвистывая, дружелюбный и открытый, без оружия на виду. Ты понял?
Джон кивнул. Он нагнулся и начал продираться вперед между деревьями, приближаясь к камням снизу. Когда он переполз через вершину, то обнаружил, что может поскользнуться на камнях. Они пахли скальной породой и были еще теплыми от солнца. Он глянул вверх. Скоро стемнеет, а тучи несли дождь. Он медленно выполз на мелкую впадину в камнях, пока его глазам не открылся вид внизу.
Он обнаружил, что смотрит вниз вдоль пологого склона длиной не более ста ярдов на огороженный двор за аккуратным домиком – побеленные стены, две трубы, и из обоих идет дым… во дворе копаются цыплята. Крыша второго домика, несмотря на склон, выглядывала из-за первого, дым шел только из одной из его труб. В отдалении слева виднелся врытый прямо в склон холма коровий хлев. От него исходил запах навоза. Дальше в долине виднелись разбросанные здесь и там обгорелые домики и разрушенные хозяйственные постройки, без всяких признаков жизни. Он снова сконцентрировал внимание на ближайшем домике. От угла здания и до столба на огороженном каменным забором дворе была натянута бельевая веревка. На ней на ветру колыхалась одежда – штаны, рубашки, кальсоны… Доносился слабый звук радио и кудахтанье цыплят.
Вдруг Джон замер, услышав голоса почти прямо под ним, за выходом породы, где трудно было что-то рассмотреть.
– Они нас здесь не увидят, – это был голос мальчика.
– Сколько там в бутылке? – Еще один юный голос.
– Почти целая чашка. – Это снова был первый.
– Ты действительно думаешь, что все из-за этого? – Раздался скребущий звук, потом бульканье, за которым последовал припадок кашля.
– Уфф! Ну и дрянь!
– Она сказала, что это выпивка, Берг, и теперь она умерла.
– Это все глупые штуки взрослых!
Что-то потерлось о камни ниже Джона. Он затаил дыхание.
– Взрослые никогда не знают, чего хотят!
Тут внизу наступила долгая тишина, во время которой Джону казалось, что его сердце бьется слишком громко. Он не смел двинуться. Он мог зацепиться за камень и напугать ребят, а они предупредят взрослых в домиках. Он двигал только глазами, стараясь обнаружить Херити и удивляясь, где тот может быть.
– Я рад, что ты со своим папой пришли и поселились во втором доме, Берг. – Это был первый ребенок.
– В городе было плохо.
– Много стреляли?
– Да.
– Здесь тоже. Мы прятались в пещере.
Они снова замолчали.
«Почему Херити задерживается?» – удивлялся Джон. Его грудь болела при дыхании.
– Ты помнишь, что случилось с твоей мамой?
Это был первый ребенок.
– Да.
– Я скучаю по своей. Иногда я думаю, что лучше бы я пошел на небо и был с ней. Мой папа теперь невеселый.
– Мой пьет эту дрянь.
– Я знаю.
– Ну, как тебе эта выпивка?
– Я думаю, мне от нее станет плохо.
– Нет, ты не выпил ее слишком много.
– Тес!
Под укрытием Джона наступила тишина.
Тогда он услышал: Херити пел о своей Черной Розалин, красивый тенор приближался к домикам внизу.
– Кто-то идет! – Это был первый ребенок, произнесший фразу хриплым шепотом.
– Чужой. Я его вижу.
Мужской голос позвал из ближайшего домика:
– Берг-Терри!
– Мы будем откликаться? – Это был второй ребенок.
– Нет! Стой здесь. Если это неприятности, то здесь нам будет безопаснее.
– Чужой один.
Херити громко крикнул снизу:
– Эй, в домиках! Есть кто нибудь дома?
Мужской голос ответил:
– А кто спрашивает?
– Я Джозеф Херити из Дублина. Со мной священник и мальчишка, а также американец, который считает себя спасителем Ирландии. У вас найдется еда и кров для усталых путников?
Мужчина в доме закричал:
– Подойди поближе и дай взглянуть на тебя.
Херити шагом приблизился на расстояние нескольких метров к задней двери ближайшего домика. Он поднял руки и повернулся кругом, показывая, что он не вооружен. Джон заметил движение ствола в открытом окне дома, но выстрел не последовал.
– Ты сказал, что с тобой священник? – спросил мужчина в доме.
– Да. Это отец Майкл Фланнери из Мейнута, лучший священник из всех, кто когда-либо носил сутану. А я вижу над вашей дверью крест, который говорит мне, что здесь нет тех, кто ненавидит священников.
– У нас есть могилы, которые нуждаются в благословении, – сказал мужчина в доме, понизив голос.
– Конечно, и отец Майкл будет счастлив сделать это, – сказал Херити. – Могу я крикнуть, чтобы он присоединился к нам?
– Да… и добро пожаловать.
Херити обернулся и крикнул, сложив руки рупором:
– Отец Майкл! Вы все можете выходить. Передайте американцу.
Джон начал подниматься, но, услышав последние слова, замешкался. Что-то не в порядке, там, внизу? Ведь Херити знает, что Джон его и так слышит.
С широкой улыбкой на лице Херити подошел к двери домика, которую открыли изнутри. Он протянул руку.
– Джозеф Херити хотел бы узнать ваше имя, сэр.
– Терренс Гэннон, – сказал мужчина в доме. Он протянул Херити толстую руку.
Херити ухватил эту руку и выдернул Гэннона из дома, отбив ствол ружья в сторону, бросил мужчину на землю и отнял у него оружие. Гэннон растянулся во весь рост на дворе, пистолет Херити был нацелен на его голову.
– Все в порядке! – крикнул Херити в открытую дверь. – Одно ваше движение, и я отстрелю бедному Терри Гэннону голову. А на случай, если вы захотите пожертвовать им, мой друг американец сидит на гребне холма с пулеметом.
Из домика, подняв руки, вышел худой пожилой мужчина с седыми волосами, одетый в нижнюю рубаху и коричневые шерстяные штаны на зеленых подтяжках.
– Хорошо, – сказал Херити. – Вы двое будете лежать здесь вниз лицом. – Он поднял ружье и перебросил его через ограду.
Когда мужчины растянулись на земле перед дверью, Херити поднял голову к наблюдательному пункту Джона.
– Ты слышал, как он кричал, янки! Здесь есть еще люди.
– Только два маленьких мальчика, – сказал Гэннон приглушенным голосом.
– Они на камне прямо подо мной, – крикнул Джон, – и здесь они останутся.
– Великолепно! – крикнул Херити. Повернув пистолет наизготовку, Херити вошел в дом. Вскоре он вышел и, обойдя кругом, прошагал к другому дому. Раздался звук пинком открываемой двери, и через мгновение Херити появился снова, толкая перед собой подростка, лицо которого было бледной маской ужаса, обрамленной неряшливо висящими черными волосами.
– Это все! – крикнул Херити. – Этот сидел внутри и играл со своими руками! Какой стыд! – Херити громко засмеялся.
Джон встал, видя, что отец Майкл с мальчиком выходят из-за деревьев справа в отдалении и идут по узкой дороге. Отец Майкл радостно помахал рукой, потом остановился, увидев Херити, поднимающего винтовку с земли, и двух мужчин, все еще лежащих у двери.
– Эй, что ты наделал, Джозеф Херити? – задал вопрос отец Майкл.
– Я просто убедился, что мы не войдем прямо в осиное гнездо, отец. – Он посмотрел на мужчин, лежащих на земле. – Вы и ваш друг можете теперь встать, мистер Гэннон. И я умоляю вас простить мою подозрительность.
Гэннон поднялся на ноги и отряхнулся, затем помог встать второму мужчине. Гэннон был плотным мужчиной с длинными черными волосами. У него был широкий подбородок и большой рот с толстыми губами. В его глазах, когда он смотрел на Джона, казалось, отражалось безнадежное крушение надежд.
Джон перегнулся через край скалы и заглянул во впадину под ней.
– Вы, ребята, выходите. Никто не сделает вам ничего плохого.
«Это правда», – думал Джон. О'Нейл-Внутри ушел в какое-то тихое место, довольствуясь наблюдением и наслаждаясь плодами своей мести.
Два светловолосых мальчика – один лет десяти, а другой немного моложе – вышли из-под скалы и глазели на Джона.
– Кто из вас Берг? – спросил Джон.
Младший поднял руку.
– Ну что ж, Берг, – сказал Джон, – если в этой бутылке что-нибудь осталось, то я буду благодарен, если ты отнесешь ее в дом.
32
После ленча прошло полчаса, до ужина было еще слишком долго. Стивен Броудер шагал взад и вперед по комнате со стальными стенами, в которой они с Кети были заключены, видя, как она сидит в углу и читает, и понимая, что она знает о его беспокойстве.
Ее живот заметно увеличился – свидетельство формирующегося там ребенка. А Пирд все еще не нашел священника!
Броудер знал, что произошло в Мейнуте, но ведь должен же во всей Ирландии быть хоть один достойный доверия священник. Настоящий священник. Он знал, что в округе было достаточно фальшивых и что Пирду и его людям приходится быть осторожными, но где-то просто должен найтись священник, который поженит двух узников чумы.
Он остановился у маленького стола, где разложил некоторые свои книги и стопку рапортов о продвижении исследований чумы. Может, ему начать расчищать этот беспорядок и готовить стол к ужину? Нет. Слишком рано.
Пирд и его коллеги переслали внутрь небольшой факс-аппарат, полагая, что это ослабит напряжение в камере. Он регулярно выдавал копии рапортов, которые поступали из различных исследовательских центров. Из этих рапортов Броудер составил картину работы во всем мире. Он представлял себе бесчисленные фигуры в белых халатах, тщательно разделяющие поколения культуры, инкубационные камеры, строго отрегулированные на температуру тридцать семь градусов по Цельсию, нетерпеливое ожидание в течение обязательных двух дней инкубации каждой пробы.
– А я заперт здесь. Приборов нет. Только эти проклятые книги и эти глупые, раздражающие доклады. Что я могу сделать для того, чтобы помочь?
Неужели Пирд намеренно придерживает священника, как обвиняет его Кети?
Броудер лениво поднял верхний рапорт со стола – сложенный вдвое лист факс-принтера. Это была копия последних материалов из Хаддерсфилда. Какая в этом польза? Какие-то люди в Англии думают, что теория «замка-молнии» неправильна!
Он позволил себе проиграть в уме эту теорию, зная, что японцы считают ее правильной – две нити спирали, соединенные друг с другом химическими связями, воспроизводят друг друга подобно закрыванию «молнии». Что же здесь неверно? Русским это нравилось. Сам Доэни сказал, что это «полезная концепция». Почему какие-то люди в Хаддерсфилде начали сомневаться в ней?
Он бросил листок обратно на стол.
Чума вторгается в систему ферментации тела. Этот факт ясно прослеживался по всему миру. Очень мало аммиака в бактериальных культурах. Аминокислоты используются как для постройки структуры, так и для получения энергии… однако энергия связана в структурах, которые населяют ферментативные системы. Без ферментов наступает смерть. Которые же системы? Где-то, по-видимому, останавливается функция построения структуры. Ингибируется. Агглютинины не формируются в присутствии антибиотиков.
Структура! Они должны знать структуру!
Чума ингибирует кислородно-углекислый цикл.
Методом простой дедукции они поняли, что строение ДНК у женщин должно где-то явно отличаться от строения у мужчин. Смертельные случаи и тяжелые болезни у гермафродитов только подтверждали этот факт.
Может быть, ключ к этому находится в гормональном аппарате, как утверждают канадцы? Чуме необходима связанная линия передачи «вирус – бактерия». Должна быть необходима. Какова же форма бактериофагоцитного вектора? Существует патоген, способный сопротивляться антибиотикам. Американцы убеждены, что О'Нейл создал разновидность свободной ДНК, которая находит какое-то место в спирали и встраивается в нее.
– Быстро распространяется в среде культуры, – утверждали американцы.
Если они в самом деле ищут патоген чумы, то такой быстрый рост сам по себе вызывает тревогу. Другие, созданные искусственно рекомбинанты, так себя не ведут.
Форма… структура… что же это такое?
Он думал о двойной молекуле, одна цепочка которой обвивается вокруг другой в виде спирали, каждое звено элегантно стыкуется с противоположным, аденин, гуанин, цитозин и тимин, каждый из них задает звено на противоположной цепочке.
«Это похоже на изящный майский шест, – думал Броудер. – Майский шест без центральной стойки, а ленточки удерживаются их перекрестной связью в…»
Броудер замер, представив себе эту картину.
– Что-то не так, дорогой? – спросила Кети.
Он посмотрел на нее безумным взглядом.
– Они правы, – сказал он. – Это не «молния».
Он представил, как спираль взбирается сама по себе, ленточка на ленточку – цепочка из цепочек, замыкающаяся в форму по мере того, как она скручивается.
Броудер начал копаться в бумагах на столе, разыскивая определенную страницу. Он нашел ее и разгладил, изучая.
«Эта вещь похожа на винтовую лестницу, состоящую всего лишь из четырех структурных единиц».
Это были слова кого-то по имени Хапп в Хаддерсфилде, он явно пытался упростить вид ДНК, пытаясь получить исходный пункт для понимания того, что сделал О'Нейл.
«Переносчик РНК и результирующая ДНК могут иметь и другие взаимосвязи. Может быть, это то, что имеет в виду Безумец, когда упоминает о совмещении? Один напротив другого – так тоже можно представить эту взаимосвязь».
Броудер поднял глаза, задумавшись, чувствуя, как Кети наблюдает за ним с беспокойством на лице.
«Майский шест, – думал он. – Скрученный, свернутый спиралью майский шест!»
Точно закодированные команды всего с четырьмя буквами в коде, но группа из четырех букв в любой комбинации дает субструктурную кодовую серию… затем еще одну… еще одну…
«Майский шест! Комбинации!»
Кети отложила книгу в сторону и встала.
– Стивен! Что случилось?
– Я должен поговорить с людьми из Хаддерсфилда, – сказал он. – Где Адриан?
– Он снова уехал в Дублин. Ты разве не помнишь?
– А… да. Ну что ж, могут они подключить меня к линии с нашим телефоном? Кто там, снаружи?
– Только Мун, я думаю. Там у них грипп, и им не хватает людей.
– Мун может это сделать! Он разбирается в электронике. Ты слышала, как он установил подслушивающие устройства в штабе Параса?
Броудер подошел к телефону, стоящему на полке рядом со столом.
– Мун! Эй, там, снаружи! У меня для тебя работа, Мун, и ты единственный во всей Ирландии человек, который может ее сделать!
33
– Прохвессор философий! – сказал Херити с преувеличенным деревенским акцентом.
Терренс Гэннон только что, после чая из диких трав, вновь подтвердил, что прежде он был преподавателем в Дублинском Тринити-колледже.
Они сидели на жесткой мебели в официальной передней гостиной комнаты верхнего домика. На улице совсем стемнело, погода была облачной, казалось, что вот-вот пойдет дождь, комната освещалась тремя свечами, стоящими на блюдцах. Они придавали традиционной гостиной, с ее фотографиями в рамках и тяжелой деревянной мебелью, призрачный вид.
Разведенный на торфяных брикетах огонь шипел в узком камине, давая мало тепла, но извергая при каждом порыве ветра в трубе клубы едкого дыма. От гэнноновского самогона Херити проявлял некоторые признаки опьянения, тем не менее, когда они вышли наружу, чтобы собрать спрятанное оружие, то оставили кувшин на кухонном столе, а не перенесли спиртное в гостиную. Оружие, ружье и пистолет лежали разряженными на полу у ног Херити.
Голос Херити с той минуты, когда он вошел в гостиную, приобрел напряженность, как у человека, разговаривающего в доме с привидениями. Тем не менее, проверяя, хорошо ли устроились гости, он двигался по-прежнему сохраняя точность движений.
– Когда в Дублине стало невозможно оставаться дальше, мы сбежали сюда, в старое поместье моей семьи, – объяснял он. – Мой шурин приехал из Корка, так как сейчас не то время, когда дети могут оставаться в городе.
Шурин, Вик Мерфи, привез с собой двух уцелевших сыновей, Терри и Кеннета. Две его дочери и домработница умерли перед отъездом. Его жена, старшая сестра Гэннона, умерла при рождении Терри. Семейная история изливалась из узкого рта Мерфи с облегчением, когда он обнаружил, что отряд Херити всего лишь проявил осторожность и не является «одной из этих ужасных банд, которые рыщут в округе».
Джон выбрал низкий стульчик и разместился, прислонившись спиной к одной из стенок камина. Запах торфа был здесь сильнее, но зато кафельные плитки за его спиной излучали тепло.
Отец Майкл с детьми взял фонарь и ушел навестить могилы, расположенные на небольшой, огороженной камнем площадке, ниже по склону.
Мерфи, несколько более пьяный, чем Херити, сидел на кресле-качалке, которое поскрипывало при каждом его движении. У него был довольный вид человека, хорошо поевшего и выпившего, жизнь которого оказалась сегодня не хуже, чем в предыдущий день.
Херити сидел в одиночестве на кушетке в гостиной с автоматом на груди, свисающим с шеи на тонком кожаном ремешке. Он, казалось, был доволен этим мужским хозяйством и полон похвал кулинарному мастерству Гэннона.
У Гэннона не было видно обиды на жесткое вторжение Херити, но в глазах его застыло выражение человека, который никогда не станет больше играть в игру, зная, что наверняка проиграет. Когда Херити забрал у него ружье, оно стояло на предохранителе.
«Этот человек, только и ждет смерти», – думал Джон.
На ужин была свежая свинина и мозги с овощами из кухонного огородика, сваренные с яйцами. Пока Гэннон готовил ужин, Херити с Джоном обошли окрестности домиков и осмотрели хлев.
– Этот взгляд Гэннона, мы называем его «взгляд самоубийцы», – сказал Херити.
– Как случилось, что эти домики уцелели? – спросил Джон, посмотрев на желтый свет в окне кухни Гэннона. Пожар и разрушение, казалось, остановились не меньше чем за милю отсюда. В сумраке пасмурного вечера во всей долине не было видно ни огонька.
– В суматохе наших дней это просто чудо, – сказал Херити тихим голосом.
– Но я не думаю, что это чудо религиозного характера. Может быть, это из-за того, что в доме Гэннона никогда ничего не было сломано. Феи это любят. В этой стране есть странные вещи, что бы об этом ни говорили.
– Мне не нравится этот шурин, – сказал Джон, наблюдая за реакцией Херити на эти слова.
– Вы трое останетесь здесь, пока я осмотрю территорию ниже нас, – сказал Херити. – Это было глупо, святой отец, то, что вы сделали – прогуливаться по открытому месту после такого выстрела.
– Если Бог хочет, чтобы я ушел сейчас, он заберет меня тотчас же, – сказал отец Майкл.
– Или вы на это надеялись, – сказал Херити. – Это грех, отец. Помните это. Если вы заигрываете со смертью, то чем же это отличается от намеренного самоубийства?
Отец Майкл съежился.
Херити двинулся, собираясь идти, но Джон придержал его за руку.
– Джозеф.
Херити бросил удивленный взгляд на Джона.
– Я благодарю вас за заботу, – сказал Джон. – Я хочу, чтобы вы называли меня Джоном, но я не откажусь ни от одного слова из того, что я сказал там, наверху. – Он указал подбородком наверх, на холм, где Херити сбил его с ног, чтобы защитить. – Я готов повторить каждое слово.
Херити улыбнулся.
– Конечно, янки!
Сказав это, он вынырнул из-за скального укрытия и побежал, пригнувшись, вниз, в заросли. Они услышали треск ветки, потом настала тишина.
– Странный человек, – сказал отец Майкл.
Мальчик отделился от священника и выглянул из-за валунов.
– Эй! Сиди внизу! – сказал отец Майкл. Он втащил мальчика назад.
– Херити действует, как солдат, – сказал Джон.
– Да.
– Где вы с ним встретились?
Отец Майкл отвернулся, стараясь спрятать лицо от Джона, но сделал это недостаточно быстро, и Джон увидел на его лице почти паническое выражение. Что связывало этих двоих – священника и жесткого человека действия?
Отец Майкл сказал прерывающимся голосом:
– Можно сказать, что Бог соединил нас с Джозефом. Причину этого я сказать не могу. – Он опять повернулся к Джону, и выражение лица его опять было собранным.
– А что с мальчиком? – спросил Джон. – Почему он с вами?
– Его дала мне банда бродяг, – сказал отец Майкл. – Их называют цыганами, но они вообще-то не цыгане. Они обращались с ним хорошо. Это они сказали мне о его обете молчания.
– Значит, он может говорить?
– Я слышал, как он кричал во сне.
Мальчик закрыл глаза и уткнул лицо в голубую куртку.
– У него есть имя? – спросил Джон.
– Только он сам может сказать его, а он не говорит.
– Вы не пытались найти его…
– Тихо! – Отец Майкл пристально смотрел на Джона. – Некоторые раны лучше не трогать.
Джон резко отвернулся в сторону, пытаясь справиться с судорожной улыбкой. В его груди возникла боль. Он чувствовал, как О'Нейл подбирается все ближе и ближе к поверхности. Джон закрыл лицо руками, стараясь утихомирить опасное второе «я». Хруст гальки заставил его оторвать руки от лица.
В укрытие нырнул Херити. По лицу его стекал пот, колючки и репейники покрывали нижнюю часть его зеленых штанов. Израильский автомат он прижимал к груди. Он отдышался и сказал:
– За следующей грядой находятся два домика, из обоих идет дым. У них радио, они слушают новости и обсуждают их.
Отец Майкл прокашлялся.
– А какие-нибудь следы… следы…
– Никаких следов женщин, – сказал Херити. – На веревке сушится только мужская одежда. Но аккуратная, оба домика тоже чистые и ухоженные. Я думаю, там только мужчины, которые были хорошо выдрессированы своими женщинами.
– Могилы? – спросил отец Майкл.
– Четыре могилы на лужайке за домиками.
– Тогда, может быть, эти люди приютят нас, – сказал отец Майкл.
– Не так быстро! – сказал Херити. Он бросил взгляд на Джона. – Как думаешь, Джон, ты сможешь пользоваться этим оружием?
Джон посмотрел на автомат, ощущая исходящую от него силу. Он согнул пальцы.
– Пользоваться для чего?
– Я собираюсь пойти к этим домикам в открытую и дружелюбно, – сказал Херити. – А ты будешь прикрывать меня сверху. Там, на гребне, камни и отличная позиция.
Джон посмотрел на священника.
– Я не благословляю это, – сказал отец Майкл. – Церковь достаточно нагрешила, взывая к Господу, чтобы благословлять убийство.
– Я не собираюсь там никого убивать, – сказал Херити.
– Вы хотите провести военную операцию, – сказал отец Майкл.
– А, вот оно что, – сказал Херити. – Я просто еще не готов совершить самоубийство, святой отец. – Он посмотрел на Джона. – Ну так как, Джон?
Джон протянул руки к автомату.
– Покажи мне, как он работает.
– Очень просто, – сказал Херити. Он встал рядом с Джоном, держа автомат. – Это предохранитель. Когда он вот так… – он щелкнул предохранителем, – …все, что тебе нужно сделать – это прицелиться и потянуть за спуск. Он устойчивый, как Кашельская скала. – Херити вернул предохранитель на место и передал автомат Джону.
Джон взвесил оружие на руке. Оно было теплым на ощупь от прикосновения Херити. Вещь, значительно более прямая, чем чума. Может быть, сейчас поднимется О'Нейл-Внутри и начнет убивать с шумной стремительностью? Джон поднял голову и увидел, что Херити испытующе смотрит на него.
– Ты можешь это сделать? – спросил Херити.
Джон кивнул.
– Тогда иди за мной, тихо, как мышь в перине. Священник, вы с мальчишкой оставайтесь здесь, пока мы не позовем.
– Храни вас Господь, – сказал отец Майкл.
– Ну вот! – насмешливо сказал Херити, ухмыляясь. – Он благословил нас в конце концов!
Затем он, нагнувшись, быстро пошел, показывая дорогу. Они спустились в полосу деревьев и последовали по протоптанной в опавшей хвое тропинке, перейдя через тонкий ручеек, бегущий среди черных обломков скалы.
Джон остановился, чувствуя жажду, посмотрел сначала на воду, а затем на Херити.
– Я бы не стал ее пить, – прошептал Херити. – Там, выше, лежит труп. – Он показал вверх против течения ручья. – Он мертв уже, по меньшей мере, неделю и портит воду. – Херити улыбнулся. – У него побывали кабаны.
Джон содрогнулся.
Херити отвернулся. Джон следовал за ним по противоположному склону, медленно продвигаясь сквозь колючий можжевельник. Хвоя под ногами приглушала их шаги. Добравшись до гребня, Херити знаком приказал Джону пригнуться, потом указал вдоль гребня налево, где среди бурых стволов виднелась опора, сложенная из серого камня.
– Оттуда, – прошептал Херити, – у тебя будет отличный вид вниз на их двор. Я подожду, пока не увижу, что ты на месте, потом пойду посвистывая, дружелюбный и открытый, без оружия на виду. Ты понял?
Джон кивнул. Он нагнулся и начал продираться вперед между деревьями, приближаясь к камням снизу. Когда он переполз через вершину, то обнаружил, что может поскользнуться на камнях. Они пахли скальной породой и были еще теплыми от солнца. Он глянул вверх. Скоро стемнеет, а тучи несли дождь. Он медленно выполз на мелкую впадину в камнях, пока его глазам не открылся вид внизу.
Он обнаружил, что смотрит вниз вдоль пологого склона длиной не более ста ярдов на огороженный двор за аккуратным домиком – побеленные стены, две трубы, и из обоих идет дым… во дворе копаются цыплята. Крыша второго домика, несмотря на склон, выглядывала из-за первого, дым шел только из одной из его труб. В отдалении слева виднелся врытый прямо в склон холма коровий хлев. От него исходил запах навоза. Дальше в долине виднелись разбросанные здесь и там обгорелые домики и разрушенные хозяйственные постройки, без всяких признаков жизни. Он снова сконцентрировал внимание на ближайшем домике. От угла здания и до столба на огороженном каменным забором дворе была натянута бельевая веревка. На ней на ветру колыхалась одежда – штаны, рубашки, кальсоны… Доносился слабый звук радио и кудахтанье цыплят.
Вдруг Джон замер, услышав голоса почти прямо под ним, за выходом породы, где трудно было что-то рассмотреть.
– Они нас здесь не увидят, – это был голос мальчика.
– Сколько там в бутылке? – Еще один юный голос.
– Почти целая чашка. – Это снова был первый.
– Ты действительно думаешь, что все из-за этого? – Раздался скребущий звук, потом бульканье, за которым последовал припадок кашля.
– Уфф! Ну и дрянь!
– Она сказала, что это выпивка, Берг, и теперь она умерла.
– Это все глупые штуки взрослых!
Что-то потерлось о камни ниже Джона. Он затаил дыхание.
– Взрослые никогда не знают, чего хотят!
Тут внизу наступила долгая тишина, во время которой Джону казалось, что его сердце бьется слишком громко. Он не смел двинуться. Он мог зацепиться за камень и напугать ребят, а они предупредят взрослых в домиках. Он двигал только глазами, стараясь обнаружить Херити и удивляясь, где тот может быть.
– Я рад, что ты со своим папой пришли и поселились во втором доме, Берг. – Это был первый ребенок.
– В городе было плохо.
– Много стреляли?
– Да.
– Здесь тоже. Мы прятались в пещере.
Они снова замолчали.
«Почему Херити задерживается?» – удивлялся Джон. Его грудь болела при дыхании.
– Ты помнишь, что случилось с твоей мамой?
Это был первый ребенок.
– Да.
– Я скучаю по своей. Иногда я думаю, что лучше бы я пошел на небо и был с ней. Мой папа теперь невеселый.
– Мой пьет эту дрянь.
– Я знаю.
– Ну, как тебе эта выпивка?
– Я думаю, мне от нее станет плохо.
– Нет, ты не выпил ее слишком много.
– Тес!
Под укрытием Джона наступила тишина.
Тогда он услышал: Херити пел о своей Черной Розалин, красивый тенор приближался к домикам внизу.
– Кто-то идет! – Это был первый ребенок, произнесший фразу хриплым шепотом.
– Чужой. Я его вижу.
Мужской голос позвал из ближайшего домика:
– Берг-Терри!
– Мы будем откликаться? – Это был второй ребенок.
– Нет! Стой здесь. Если это неприятности, то здесь нам будет безопаснее.
– Чужой один.
Херити громко крикнул снизу:
– Эй, в домиках! Есть кто нибудь дома?
Мужской голос ответил:
– А кто спрашивает?
– Я Джозеф Херити из Дублина. Со мной священник и мальчишка, а также американец, который считает себя спасителем Ирландии. У вас найдется еда и кров для усталых путников?
Мужчина в доме закричал:
– Подойди поближе и дай взглянуть на тебя.
Херити шагом приблизился на расстояние нескольких метров к задней двери ближайшего домика. Он поднял руки и повернулся кругом, показывая, что он не вооружен. Джон заметил движение ствола в открытом окне дома, но выстрел не последовал.
– Ты сказал, что с тобой священник? – спросил мужчина в доме.
– Да. Это отец Майкл Фланнери из Мейнута, лучший священник из всех, кто когда-либо носил сутану. А я вижу над вашей дверью крест, который говорит мне, что здесь нет тех, кто ненавидит священников.
– У нас есть могилы, которые нуждаются в благословении, – сказал мужчина в доме, понизив голос.
– Конечно, и отец Майкл будет счастлив сделать это, – сказал Херити. – Могу я крикнуть, чтобы он присоединился к нам?
– Да… и добро пожаловать.
Херити обернулся и крикнул, сложив руки рупором:
– Отец Майкл! Вы все можете выходить. Передайте американцу.
Джон начал подниматься, но, услышав последние слова, замешкался. Что-то не в порядке, там, внизу? Ведь Херити знает, что Джон его и так слышит.
С широкой улыбкой на лице Херити подошел к двери домика, которую открыли изнутри. Он протянул руку.
– Джозеф Херити хотел бы узнать ваше имя, сэр.
– Терренс Гэннон, – сказал мужчина в доме. Он протянул Херити толстую руку.
Херити ухватил эту руку и выдернул Гэннона из дома, отбив ствол ружья в сторону, бросил мужчину на землю и отнял у него оружие. Гэннон растянулся во весь рост на дворе, пистолет Херити был нацелен на его голову.
– Все в порядке! – крикнул Херити в открытую дверь. – Одно ваше движение, и я отстрелю бедному Терри Гэннону голову. А на случай, если вы захотите пожертвовать им, мой друг американец сидит на гребне холма с пулеметом.
Из домика, подняв руки, вышел худой пожилой мужчина с седыми волосами, одетый в нижнюю рубаху и коричневые шерстяные штаны на зеленых подтяжках.
– Хорошо, – сказал Херити. – Вы двое будете лежать здесь вниз лицом. – Он поднял ружье и перебросил его через ограду.
Когда мужчины растянулись на земле перед дверью, Херити поднял голову к наблюдательному пункту Джона.
– Ты слышал, как он кричал, янки! Здесь есть еще люди.
– Только два маленьких мальчика, – сказал Гэннон приглушенным голосом.
– Они на камне прямо подо мной, – крикнул Джон, – и здесь они останутся.
– Великолепно! – крикнул Херити. Повернув пистолет наизготовку, Херити вошел в дом. Вскоре он вышел и, обойдя кругом, прошагал к другому дому. Раздался звук пинком открываемой двери, и через мгновение Херити появился снова, толкая перед собой подростка, лицо которого было бледной маской ужаса, обрамленной неряшливо висящими черными волосами.
– Это все! – крикнул Херити. – Этот сидел внутри и играл со своими руками! Какой стыд! – Херити громко засмеялся.
Джон встал, видя, что отец Майкл с мальчиком выходят из-за деревьев справа в отдалении и идут по узкой дороге. Отец Майкл радостно помахал рукой, потом остановился, увидев Херити, поднимающего винтовку с земли, и двух мужчин, все еще лежащих у двери.
– Эй, что ты наделал, Джозеф Херити? – задал вопрос отец Майкл.
– Я просто убедился, что мы не войдем прямо в осиное гнездо, отец. – Он посмотрел на мужчин, лежащих на земле. – Вы и ваш друг можете теперь встать, мистер Гэннон. И я умоляю вас простить мою подозрительность.
Гэннон поднялся на ноги и отряхнулся, затем помог встать второму мужчине. Гэннон был плотным мужчиной с длинными черными волосами. У него был широкий подбородок и большой рот с толстыми губами. В его глазах, когда он смотрел на Джона, казалось, отражалось безнадежное крушение надежд.
Джон перегнулся через край скалы и заглянул во впадину под ней.
– Вы, ребята, выходите. Никто не сделает вам ничего плохого.
«Это правда», – думал Джон. О'Нейл-Внутри ушел в какое-то тихое место, довольствуясь наблюдением и наслаждаясь плодами своей мести.
Два светловолосых мальчика – один лет десяти, а другой немного моложе – вышли из-под скалы и глазели на Джона.
– Кто из вас Берг? – спросил Джон.
Младший поднял руку.
– Ну что ж, Берг, – сказал Джон, – если в этой бутылке что-нибудь осталось, то я буду благодарен, если ты отнесешь ее в дом.
32
Человеческие общества редко бывают приспособлены к планированию на длительный срок вперед и не хотят думать в масштабе целых поколений. Нерожденные, незачатые не имеют права голоса в текущих делах. Мы приспосабливаем наши исследования к ближайшим убеждениям, наши проекты – к безотлагательным желаниям. Где же голос тех, кто еще только будет? Без этого голоса их не будет никогда.
Финтан Крейг Доэни
После ленча прошло полчаса, до ужина было еще слишком долго. Стивен Броудер шагал взад и вперед по комнате со стальными стенами, в которой они с Кети были заключены, видя, как она сидит в углу и читает, и понимая, что она знает о его беспокойстве.
Ее живот заметно увеличился – свидетельство формирующегося там ребенка. А Пирд все еще не нашел священника!
Броудер знал, что произошло в Мейнуте, но ведь должен же во всей Ирландии быть хоть один достойный доверия священник. Настоящий священник. Он знал, что в округе было достаточно фальшивых и что Пирду и его людям приходится быть осторожными, но где-то просто должен найтись священник, который поженит двух узников чумы.
Он остановился у маленького стола, где разложил некоторые свои книги и стопку рапортов о продвижении исследований чумы. Может, ему начать расчищать этот беспорядок и готовить стол к ужину? Нет. Слишком рано.
Пирд и его коллеги переслали внутрь небольшой факс-аппарат, полагая, что это ослабит напряжение в камере. Он регулярно выдавал копии рапортов, которые поступали из различных исследовательских центров. Из этих рапортов Броудер составил картину работы во всем мире. Он представлял себе бесчисленные фигуры в белых халатах, тщательно разделяющие поколения культуры, инкубационные камеры, строго отрегулированные на температуру тридцать семь градусов по Цельсию, нетерпеливое ожидание в течение обязательных двух дней инкубации каждой пробы.
– А я заперт здесь. Приборов нет. Только эти проклятые книги и эти глупые, раздражающие доклады. Что я могу сделать для того, чтобы помочь?
Неужели Пирд намеренно придерживает священника, как обвиняет его Кети?
Броудер лениво поднял верхний рапорт со стола – сложенный вдвое лист факс-принтера. Это была копия последних материалов из Хаддерсфилда. Какая в этом польза? Какие-то люди в Англии думают, что теория «замка-молнии» неправильна!
Он позволил себе проиграть в уме эту теорию, зная, что японцы считают ее правильной – две нити спирали, соединенные друг с другом химическими связями, воспроизводят друг друга подобно закрыванию «молнии». Что же здесь неверно? Русским это нравилось. Сам Доэни сказал, что это «полезная концепция». Почему какие-то люди в Хаддерсфилде начали сомневаться в ней?
Он бросил листок обратно на стол.
Чума вторгается в систему ферментации тела. Этот факт ясно прослеживался по всему миру. Очень мало аммиака в бактериальных культурах. Аминокислоты используются как для постройки структуры, так и для получения энергии… однако энергия связана в структурах, которые населяют ферментативные системы. Без ферментов наступает смерть. Которые же системы? Где-то, по-видимому, останавливается функция построения структуры. Ингибируется. Агглютинины не формируются в присутствии антибиотиков.
Структура! Они должны знать структуру!
Чума ингибирует кислородно-углекислый цикл.
Методом простой дедукции они поняли, что строение ДНК у женщин должно где-то явно отличаться от строения у мужчин. Смертельные случаи и тяжелые болезни у гермафродитов только подтверждали этот факт.
Может быть, ключ к этому находится в гормональном аппарате, как утверждают канадцы? Чуме необходима связанная линия передачи «вирус – бактерия». Должна быть необходима. Какова же форма бактериофагоцитного вектора? Существует патоген, способный сопротивляться антибиотикам. Американцы убеждены, что О'Нейл создал разновидность свободной ДНК, которая находит какое-то место в спирали и встраивается в нее.
– Быстро распространяется в среде культуры, – утверждали американцы.
Если они в самом деле ищут патоген чумы, то такой быстрый рост сам по себе вызывает тревогу. Другие, созданные искусственно рекомбинанты, так себя не ведут.
Форма… структура… что же это такое?
Он думал о двойной молекуле, одна цепочка которой обвивается вокруг другой в виде спирали, каждое звено элегантно стыкуется с противоположным, аденин, гуанин, цитозин и тимин, каждый из них задает звено на противоположной цепочке.
«Это похоже на изящный майский шест, – думал Броудер. – Майский шест без центральной стойки, а ленточки удерживаются их перекрестной связью в…»
Броудер замер, представив себе эту картину.
– Что-то не так, дорогой? – спросила Кети.
Он посмотрел на нее безумным взглядом.
– Они правы, – сказал он. – Это не «молния».
Он представил, как спираль взбирается сама по себе, ленточка на ленточку – цепочка из цепочек, замыкающаяся в форму по мере того, как она скручивается.
Броудер начал копаться в бумагах на столе, разыскивая определенную страницу. Он нашел ее и разгладил, изучая.
«Эта вещь похожа на винтовую лестницу, состоящую всего лишь из четырех структурных единиц».
Это были слова кого-то по имени Хапп в Хаддерсфилде, он явно пытался упростить вид ДНК, пытаясь получить исходный пункт для понимания того, что сделал О'Нейл.
«Переносчик РНК и результирующая ДНК могут иметь и другие взаимосвязи. Может быть, это то, что имеет в виду Безумец, когда упоминает о совмещении? Один напротив другого – так тоже можно представить эту взаимосвязь».
Броудер поднял глаза, задумавшись, чувствуя, как Кети наблюдает за ним с беспокойством на лице.
«Майский шест, – думал он. – Скрученный, свернутый спиралью майский шест!»
Точно закодированные команды всего с четырьмя буквами в коде, но группа из четырех букв в любой комбинации дает субструктурную кодовую серию… затем еще одну… еще одну…
«Майский шест! Комбинации!»
Кети отложила книгу в сторону и встала.
– Стивен! Что случилось?
– Я должен поговорить с людьми из Хаддерсфилда, – сказал он. – Где Адриан?
– Он снова уехал в Дублин. Ты разве не помнишь?
– А… да. Ну что ж, могут они подключить меня к линии с нашим телефоном? Кто там, снаружи?
– Только Мун, я думаю. Там у них грипп, и им не хватает людей.
– Мун может это сделать! Он разбирается в электронике. Ты слышала, как он установил подслушивающие устройства в штабе Параса?
Броудер подошел к телефону, стоящему на полке рядом со столом.
– Мун! Эй, там, снаружи! У меня для тебя работа, Мун, и ты единственный во всей Ирландии человек, который может ее сделать!
33
История английского правления, особенно в Ирландии – это история стравливания одного предрассудка с другим.
Разделяй и властвуй! Британский правящий класс сделал это своим жизненным кредо. А вы, янки, научились этому, когда они нянчили вас на своих коленях!
Джозеф Херити
– Прохвессор философий! – сказал Херити с преувеличенным деревенским акцентом.
Терренс Гэннон только что, после чая из диких трав, вновь подтвердил, что прежде он был преподавателем в Дублинском Тринити-колледже.
Они сидели на жесткой мебели в официальной передней гостиной комнаты верхнего домика. На улице совсем стемнело, погода была облачной, казалось, что вот-вот пойдет дождь, комната освещалась тремя свечами, стоящими на блюдцах. Они придавали традиционной гостиной, с ее фотографиями в рамках и тяжелой деревянной мебелью, призрачный вид.
Разведенный на торфяных брикетах огонь шипел в узком камине, давая мало тепла, но извергая при каждом порыве ветра в трубе клубы едкого дыма. От гэнноновского самогона Херити проявлял некоторые признаки опьянения, тем не менее, когда они вышли наружу, чтобы собрать спрятанное оружие, то оставили кувшин на кухонном столе, а не перенесли спиртное в гостиную. Оружие, ружье и пистолет лежали разряженными на полу у ног Херити.
Голос Херити с той минуты, когда он вошел в гостиную, приобрел напряженность, как у человека, разговаривающего в доме с привидениями. Тем не менее, проверяя, хорошо ли устроились гости, он двигался по-прежнему сохраняя точность движений.
– Когда в Дублине стало невозможно оставаться дальше, мы сбежали сюда, в старое поместье моей семьи, – объяснял он. – Мой шурин приехал из Корка, так как сейчас не то время, когда дети могут оставаться в городе.
Шурин, Вик Мерфи, привез с собой двух уцелевших сыновей, Терри и Кеннета. Две его дочери и домработница умерли перед отъездом. Его жена, старшая сестра Гэннона, умерла при рождении Терри. Семейная история изливалась из узкого рта Мерфи с облегчением, когда он обнаружил, что отряд Херити всего лишь проявил осторожность и не является «одной из этих ужасных банд, которые рыщут в округе».
Джон выбрал низкий стульчик и разместился, прислонившись спиной к одной из стенок камина. Запах торфа был здесь сильнее, но зато кафельные плитки за его спиной излучали тепло.
Отец Майкл с детьми взял фонарь и ушел навестить могилы, расположенные на небольшой, огороженной камнем площадке, ниже по склону.
Мерфи, несколько более пьяный, чем Херити, сидел на кресле-качалке, которое поскрипывало при каждом его движении. У него был довольный вид человека, хорошо поевшего и выпившего, жизнь которого оказалась сегодня не хуже, чем в предыдущий день.
Херити сидел в одиночестве на кушетке в гостиной с автоматом на груди, свисающим с шеи на тонком кожаном ремешке. Он, казалось, был доволен этим мужским хозяйством и полон похвал кулинарному мастерству Гэннона.
У Гэннона не было видно обиды на жесткое вторжение Херити, но в глазах его застыло выражение человека, который никогда не станет больше играть в игру, зная, что наверняка проиграет. Когда Херити забрал у него ружье, оно стояло на предохранителе.
«Этот человек, только и ждет смерти», – думал Джон.
На ужин была свежая свинина и мозги с овощами из кухонного огородика, сваренные с яйцами. Пока Гэннон готовил ужин, Херити с Джоном обошли окрестности домиков и осмотрели хлев.
– Этот взгляд Гэннона, мы называем его «взгляд самоубийцы», – сказал Херити.
– Как случилось, что эти домики уцелели? – спросил Джон, посмотрев на желтый свет в окне кухни Гэннона. Пожар и разрушение, казалось, остановились не меньше чем за милю отсюда. В сумраке пасмурного вечера во всей долине не было видно ни огонька.
– В суматохе наших дней это просто чудо, – сказал Херити тихим голосом.
– Но я не думаю, что это чудо религиозного характера. Может быть, это из-за того, что в доме Гэннона никогда ничего не было сломано. Феи это любят. В этой стране есть странные вещи, что бы об этом ни говорили.
– Мне не нравится этот шурин, – сказал Джон, наблюдая за реакцией Херити на эти слова.