Страница:
«Нейтронные бомбы! – думал Прескотт. – Это единственное решение».
Этот регион не входил в область, объявленную О'Нейлом вне закона. И какая в этом разница теперь, запретил ли О'Нейл атомное оружие в Ливии? Эта нация больше не существовала.
Диктор в последних новостях предыдущей ночью не обладал спутниковой информацией, но, конечно, слышал о ней.
«Из этой страны мы получаем только ужасающую тишину».
Прескотт отложил папку о дани в сторону и хмуро смотрел на раздвинутые ярлычки – слова на бумаге. Может ли что-нибудь из всего этого действительно показать размах катастрофы?
У Китая, по-видимому, назрела проблема с Индией, но оставался еще и резкий раскол между Китаем и Советами. Это должно быть ключевым вопросом во время сегодняшнего рабочего совещания. Он посмотрел на часы: еще полчаса. Война на Дальнем Востоке была бы окончательной катастрофой – беженцы, потеря централизованного руководства, никакой возможности установить строгую систему наблюдения и карантина при перемещении больших групп населения.
Президента охватило чувство хрупкости человеческих условий. В груди его что-то сжалось, дыхание стало коротким и быстрым. Ярлыки на докладах зажили собственной жизнью, буквы стали большими и пылающими. Каждый ярлычок вызывал к жизни новый потенциал истребления.
«Денвер… Улан-Батор… Перон… Омск… Тсемпо… Уганда…»
Тугой комок в груди постепенно исчез. Он подумал, не вызвать ли ему врача, но очередной взгляд на часы сказал ему, что времени до начала обеденного совещания не осталось. По-видимому, проблема с сахаром в крови.
Его глаза уперлись в папку: «Вопрос успеха».
Да, это одна из самых серьезных забот. Какую гарантию они имеют, что Ирландия или Англия поделятся каким-либо открытием? Что, если они найдут вакцину и будут шантажировать остальной мир? А если этот Безумец О'Нейл действительно скрывается в Англии или Ирландии…
Этот вопрос необходимо поднять за обедом. И агентов, которых они смогли внедрить в эти страны, явно недостаточно. Должны быть найдены другие средства наблюдения.
Прозвучал сигнал под столом: два настойчивых звонка. Они, наверное, уже стоят снаружи и ждут.
Опершись обеими руками о стол, он тяжело поднялся на ноги. Уже стоя, он почувствовал, как лента мучительной боли опоясывает его грудь. Комната заколыхалась, как подводная сцена, вихрем кружась вокруг него все быстрее и быстрее. Он услышал отдаленный шипящий звонок, который заполнил его сознание. Ощущения падения не было, только прилив благословенного забвения, который унес с собой страх и боль, и еще вид маленького столика рядом с его столом, рифленая, оправленная в бронзу деревянная ножка с глубокой царапиной в том месте, где одна из шпор Эндрью Джексона зацепилась за красное дерево.
35
В эту ночь Джон засыпал в верхней спальне домика Гэннона со странным чувством, что он находится в каком-то другом месте. Чистые простыни и взбитый матрас. У него был огарок свечи, чтобы посветить в комнате, которая пахла мылом и какими-то цветочными духами. Здесь стоял простой деревянный стул, низкий комод и шкаф для одежды, которые напомнили ему одну гостиницу в Нормандии.
О'Нейл-Внутри ушел вглубь, стал молчаливым, более отдаленным и… Джон это чувствовал: удовлетворенным.
Он видел то, что видел.
Подготавливая постель, Джон думал о попойке за ужином. Она продолжилась в кухне, после того, как в гостиной был выпит цветочный чай – Херити и Мерфи сидели друг напротив друга, пили стакан за стаканом и смотрели друг на друга со странным упорством.
Отец Майкл отправил неразговаривающего мальчика в постель и занял позицию в конце длинного стола, как можно дальше от пьющих, однако глаза его смотрели не на мужчин, а на стаканы с самогоном. Гэннон послал остальных детей спать и занялся мытьем посуды у раковины.
Джон принес свою чашку из гостиной, подал ее Гэннону и уселся рядом со священником. Глядя на меченый лоб, он задумался о семье священника.
– Где ваши братья, отец Майкл?
Отец Майкл поднял на Джона затравленный взгляд.
– Вы сказали, что у вас два брата.
– Я не слышал о Мэттью со времени начала чумы, но он жил в Клуне, а это довольно далеко. Тимоти… Маленький Тим построил хижину рядом с могилой своей жены в Глезневине и спит теперь там.
Мерфи прокашлялся, упершись взглядом в пустой кувшин, который Гэннон доставал из раковины.
– Мы найдем решение, ей-Богу, найдем! Я знаю это! – он окинул стол мутным, взглядом. – Где мой Кеннет?
– Ушел спать, – сказал Гэннон.
– Я еще буду качать своего внука на колене, – сказал Мерфи.
– Каждый привязывается к какой-нибудь мечте, такой как эта, – сказал Гэннон, склоняясь над сушилкой для посуды. – Пока что-нибудь не погубит ее. Это мечта о личном выживании – победе над Временем. Некоторые уходят в религию, или совершают смелые наскоки на «тайны вселенной», или живут в надежде на счастливый случай. Это все одно и то же.
Джон представил себе Гэннона, стоящего перед классом и изрекающего эти зловещие фразы, причем таким же сухим тоном. Гэннон говорил то же самое много раз и теми же словами.
Мерфи с восхищением посмотрел на своего шурина.
– Какая мудрость в этом человеке!
Херити усмехнулся.
– Вы знаете, как янки называют счастливый случай вашего прохвессора? Они называют его… они называют его «блондинкой в кадиллаке»! – Его рука затряслась при смехе, расплескав немного самогона из стакана.
– Бывают и другие варианты, – сказал Гэннон. – Магическое число, счастливый билет на скачках, клад, на который натыкаешься на своем собственном заднем дворе.
– Такие вещи случаются, – сказал Мерфи.
Гэннон грустно улыбнулся.
– Я, наверное, спущусь к могилам. Где ты оставил фонарь, Вик?
– На заднем крыльце.
– Вы не хотите составить мне компанию, отец Майкл? – спросил Гэннон.
– Я подожду утра и тогда освящу их, – ответил отец Майкл.
– Он не любит навещать могилы ночью, наш отец Майкл, – сказал Херити. – Привидения! Они летают над всей страной в эти страшные времена.
– Нет никаких привидений, – сказал отец Майкл. – Существуют духи…
– Ну и, конечно, мы все знаем, что существуют ведьмы, не так ли, отец Майкл? – Херити глядел на священника веселым совиным взглядом. – А феи? Что же с феями?
– Мечтайте, о чем вам заблагорассудится, – ответил отец Майкл. – Я иду спать.
– Первая комната направо, вверх по лестнице, отец, – сказал Гэннон. – Спокойной ночи, и благослови вас Бог.
Гэннон повернулся и вышел через кухонную дверь.
Повинуясь какому-то импульсу, Джон последовал за ним, догнав его на улице, когда тот-зажигал фонарь кухонными спичками. Небо было покрыто облаками, и в воздухе ощущался туман.
– Скажите мне, мистер О'Доннел, вы сопровождаете меня, потому что боитесь, что у меня здесь спрятано еще оружие?
– Я не боюсь, – сказал Джон. – И не обращайте внимания на Херити. Он живет своими подозрениями.
– Он солдат, этот человек, – сказал Гэннон. – «Прово», если я не ошибаюсь. (Прово – название боевиков Ирландской Республиканской Армии). Я знаю этот тип людей.
Джон внезапно почувствовал пустоту в желудке. Херити… один из членов ИРА. В словах Гэннона был отзвук правды. Херити был одним из тех террористов, которые делали бомбы и убивали невинных людей, таких как Кевин, и Мейрид, и Мэри О'Нейл.
– Я открою сердце мое и буду молиться так, как никогда раньше, чтобы вы добрались благополучно до Киллалы и нашли там лекарство от чумы, – сказал Гэннон.
Проснувшись утром наверху, в холодной комнате, Джон подошел к окну и посмотрел вниз на каменную изгородь вокруг могил, которые выглядывали из-за угла дома.
Предыдущей ночью каменная ограда казалась призрачным фортом в желтом свете фонаря Гэннона, тишина над ней давила тяжелым грузом. Мимо пролетела сова, но Гэннон даже не взглянул наверх, молча читая молитву.
Когда они вернулись в дом, за столом оставался один Херити. Он сидел, потягивая самогон из полупустого стакана. Джону пришло тогда в голову, что Херити является одним из тех ирландских феноменов, которые могут поглотить губительное количество алкоголя с минимальными последствиями. Знать это было полезно. Джон понял, что после того, что о нем сказал Гэннон, он видит Херити в новом свете – «прово», в этом нет сомнения.
– Вот уж рад я, что вы вернулись благополучно из призрачной ночи, – сказал Херити. – Там рыщут дикие звери, знаете ли.
– Несколько одичавших свиней, – сказал Гэннон.
– Я говорил о двуногой разновидности, – сказал Херити. Он опустошил свой стакан. Поднимаясь на ноги деланно медленно, Херити сказал: – В кровать, в кровать, сном мертвых вам спать. А завтра рассвет, за вечерний привет и свинцовую пульку встречать. – Он похлопал по автомату на груди.
Стоя на рассвете у окна, Джон услышал, как кто-то идет через нижнюю лужайку и останавливается у могил. Прошло некоторое время, прежде чем Джон узнал Херити по автомату, который стало видно, когда он обошел каменные стены и взглянул на дом. На Херити было надето зеленое пончо.
«Еще одна вещь из его рюкзака», – подумал Джон.
Он торопливо оделся, слыша, как внизу двигаются люди, и чувствуя запах топленого жира на сковородке. Аромат цветочного чая мешался с дымком жареной свинины.
Завтрак прошел в молчании – вареные яйца и хлеб на соде. Мерфи появился с ясными глазами, не показывая никаких последствий ночного пьянства. При виде еды, которую Гэннон поставил перед ним, он восторженно прикрыл глаза.
После завтрака они последовали за отцом Майклом вниз, к могилам, для обещанного благословения. Воздух все еще был холодным и туманным, серый свет пробивался сквозь тяжелую пелену облаков. Джон замыкал шествие, шагая сразу за неразговаривающим мальчиком, сжимающим голубой капюшон на подбородке.
Джон обнаружил, что ему интересна реакция мальчика на этот ритуал. Здесь похоронены женщины. Присутствовал ли мальчик на похоронах своей матери? Мысль об этом не вызывала у Джона никаких эмоций. Когда прошлой ночью он почувствовал, что О'Нейл сдает позиции, в нем появилась холодность. О'Нейл нанес удар тем, кто сделал ему зло, он нанес его через своих преемников.
«Через меня», – думал Джон.
Представлял ли себе О'Нейл сцену, подобную этой?
Память не сохранила ничего, никакой внутренней записи, которую бы можно было просмотреть заново. «Холоден был я, когда совершал это. Холоден и кровожаден – меня не интересовало, кому я принесу вред».
Ничто не имело значения, кроме ответного удара.
Отец Майкл закончил погребальную службу. Глядя на Гэннона, он сказал:
– Я буду молиться за вас и ваших дорогих усопших.
Гэннон вяло поднял руку и опустил, как плеть.
Он повернулся и побрел к домикам, двигаясь так, как будто каждый шаг причинял ему боль.
– Идемте, отец Майкл, – сказал Херити. – Мистер Гэннон обещал нам дать провизию на дорогу. Мы должны доставить мистера О'Доннела в Киллалу, а это долгая прогулка через холмы.
Отец Майкл положил руку на плечо мальчика и последовал за Гэнноном. Мерфи и остальные трое ребят пошли следом за ними.
– Мистер Мерфи, как насчет того, чтобы мы взяли с собой в дорогу кусочек той свиньи? – спросил Херити.
Когда Мерфи остановился и повернулся, Херити быстрым шагом пошел вверх по склону. Они свернули к хлеву вдвоем.
Джон последовал за остальными в дом. Что делает Херити? Не могло же его неожиданно охватить желание поесть свинины. За этим крылось что-то другое.
Когда Джон вошел, Гэннон уже хлопотал в кухне, а отец Майкл помогал ему. После уличного холода в доме чувствовалось тепло. На кухонном столе лежал длинный военный бинокль.
– Я отдал отцу Майклу свой бинокль, – сказал Гэннон. – Вик привез с собой из Керка еще один, а два бинокля нам ни к чему.
Отец Майкл вздохнул.
– Это грустная правда, Джон, но чем дальше вперед мы видим, тем безопасней наш путь.
Гэннон нашел маленький желто-голубой рюкзачок с одной латаной лямкой. Вложив несколько кусков содового хлеба по краям, он упаковал в полученное гнездо свежие яйца.
– Здесь горшочек со сладким желе и кусок топленого жира, – сказал он. – Сверху я оставил место, куда войдет свинина, когда Вик принесет ее.
– Вы добрый человек, мистер Гэннон, – сказал отец Майкл.
Гэннон кивнул и обернулся к Джону.
– Мистер О'Доннел, я снова и снова буду молиться, чтобы вы благополучно добрались до Киллалы и чтобы ваши руки помогли нам там. В это тяжелое время, когда нам необходима помощь, вы пересекли океан. Я хочу, чтобы вы знали, как мы благодарны вам за то, что вы прибыли сюда.
Отец Майкл начал укладывать в рюкзак провизию, не глядя на Гэннона и Джона.
– Я разговаривал утром с мистером Херити, – сказал Гэннон, – и я теперь лучше понимаю цель вашей группы. Он рассказал мне о достойном сожаления приеме, который оказали вам Пляжные Мальчики. Я думаю, что солдаты сожалеют о том, как вас встретили, Ирландии в эти дни нужна такая мудрость, как у вас. Я думаю, поэтому Херити и пошел с вами, чтобы проводить в Киллалу. Он жесткий человек, но бывают времена, когда нужны именно такие люди.
Джон потер щетину на подбородке, не зная, как и ответить на эту внезапную педантичную реплику.
В этот момент вошли Херити и Мерфи. Херити уже закинул на левое плечо свой рюкзак, держа автомат правой рукой на сгибе локтя.
– Свинья уже портится, – сообщил Мерфи.
– В это время года нужен лед, – добавил Херити.
Джон посмотрел на эту пару, ощущая какое-то чуть заметное изменение в их поведении по отношению друг к другу. Между ними возникло нечто вроде взаимопонимания.
– Это дальняя дорога, – сказал Херити. – Нам пора отправляться. – Он взглянул на отца Майкла, который заталкивал желто-голубой рюкзачок в свой большой рюкзак, готовясь закинуть его на плечи. – Позовите мальчика, отец, и отправляемся.
– Он может остаться здесь, – сказал Гэннон. – Если вы…
Отец Майкл отрицательно покачал головой.
– Нет, лучше он пойдет с нами.
– Святой отец очень привязался к мальчику, – сказал Херити. Произнеся слова с ухмылкой, он заставил их звучать, как грязный намек.
Нахмурившись, отец Майкл взял рюкзак и протиснулся мимо Херити в дверь. Они услышали, как он зовет мальчика. Джон последовал за ним, чувствуя себя странно выведенным из равновесия манерами Херити.
«Какое мне дело до того, как он ведет себя со священником?» – думал Джон.
Он размышлял таким образом, когда они попрощались и пошли вверх по склону холма к тропинке, выходящей на сельскую дорогу.
Когда они зашли за деревья и больше не видели домиков, Херити объявил остановку. Небо уже посветлело, над головой виднелись даже просветы голубизны. Джон посмотрел назад, откуда они пришли, потом на Херити, который рылся в своем зеленом рюкзаке. Наконец, Херити извлек небольшой револьвер с коротким стволом и коробку патронов. Револьвер блестел от смазки.
– Это подарок от мистера Мерфи, – сказал Херити. – Это всего лишь пятизарядный «смит-вессон», но он как раз поместится в твоем кармане, Джон. В наши дни лучше быть вооруженным.
Джон принял револьвер, чувствуя его промасленный холодок.
– В задний карман, и натяни сверху свитер, – сказал Херити. – Сейчас, вот так.
– Тебе это дал Мерфи? – спросил Джон.
Херити подал ему коробочку с патронами.
– Да. Положи это в свой боковой карман. Там было два, и Гэннон о них не знал. Второй был огромный, как монстр, кольт, ты не захотел бы носить его. Он тяжелый, как ванна со свинцом, и не такой удобный. – Херити вернул свой рюкзак на плечо и начал поворачиваться, но остановился, так как сзади прозвучал выстрел.
Отец Майкл резко развернулся и хотел бежать назад к домам, но Херити остановил его, твердо ухватив за руку. Священник попытался разжать пальцы Херити.
– Им может быть нужна наша помощь, Джозеф!
– Сначала хорошенько подумайте, отец. Каковы возможные варианты?
– Что вы…
– Еще одна свинья? – спросил Херити. – Я вернул им все их оружие и патроны. Если это свиная, отлично! Вечером у них будет прекрасный ужин, и мистер Гэннон приготовит его. Если это чужаки, то наши друзья хорошо вооружены. И напоминаю вам, что это был пистолетный выстрел.
Отец Майкл опасливо осмотрелся, прислушиваясь. В окружающем лесу было тихо, не слышно даже птиц, а долина внизу, все еще покрытая утренним туманом, была погружена в первозданное молчание.
– Если это Гэннон покончил со своими несчастьями, вы все равно не будете молиться за него, – сказал Херити.
– Вы жестокий человек, Джозеф.
– Это было замечено и лучшими, чем вы, людьми. – Херити отвернулся и пошел к дороге. – А теперь идем.
Неразговаривающий мальчик придвинулся к отцу Майклу, потянул его за руку и посмотрел вслед Херити.
Точно зачарованный, Джон наблюдал, как нерешительность в отце Майкле становится покорностью. Священник позволил мальчику вести себя по тропинке вслед за Херити.
Джон пристроился сзади, ощущая в заднем кармане тяжесть пистолета. Почему Херити дал ему оружие? Было ли это доверием? Правильно ли Гэннон оценил ситуацию? Действительно ли Херити был назначен, чтобы эскортировать Джона до лаборатории в Киллале? Тогда почему он не сказал этого? И зачем с ними шли священник и мальчик?
Херити остановился на дороге, ожидая их. Он посмотрел налево, где дорога шла вровень с дном долины, поворачивая к следующему, поросшему деревьями перевалу у верхнего конца.
Джон остановился рядом с Херити и почувствовал, что захвачен этой размытой перспективой, форма ландшафта сама управляла движениями его глаз – заплаты обработанной земли и рощи на средней дистанции, ручей с поросшими ивняком берегами, потом более отдаленные поля, и так до тонкой ленты дороги, ведущей на следующий перевал. Облака на востоке окаймляли сцену розоватым цветом.
Херити сказал:
– Эта земля держит нашу историю на своей ладони. – Он указал рукой. – Этот перевал – через него прошло жалкое отступление армии О'Салливэна.
Нечто в тоне Херити захватило Джона, заставляя его видеть эту землю глазами Херити – место, где армии маршировали взад и вперед и где, не так давно, люди, за которыми охотились «черно-рыжие», бежали во тьме, чтоб найти укрытие в домиках бедняков. Дедушка Джек Мак-Карти рассказывал эту историю много раз, всегда заканчивая ее так: «Это судьба ирландца, быть гонимым от одного несчастья к другому».
Отец Майкл обошел Херити и резво направился по дороге. Мальчик время от времени делал пробежку, иногда подпрыгивая, чтобы сорвать лист с нависающей ветви.
Херити ждал до тех пор, пока они не ушли вперед почти на сто метров, затем кивнул Джону и последовал за ними.
– Безопасней будет сохранять некоторую дистанцию между нами, – сказал он. Он махнул автоматом в направлении вырвавшейся вперед пары. – Посмотри на этого сумасшедшего священника. Ты знаешь, что он хочет сделать из парня еще одного черносутанника? А парень, он хочет только, чтобы его покойная мать вернулась к нему, как Лазарь из могилы.
Наблюдая краем глаза за Джоном, Херити ожидал, какой будет эффект от этих слов. Ничего не было. Ну что ж, когда-нибудь совсем скоро, перчатки должны быть сняты. Он подумал о сообщении, которое он оставил у Вика Мерфи, чтобы тот передал его конной почтой Финна Садала для пересылки в Дублин.
«Я убедил его, что ему полностью доверяют. Теперь мы проведем его мимо дома Маккрея и посмотрим, как это на него подействует. Попытается ли он распространить чуму? Передайте весточку Лиаму и предупредите его быть начеку, когда он будет проходить мимо нас».
Пусть Кевин О'Доннел думает о хитрости этого плана!
– Почему ты все время называешь отца Майкла сумасшедшим? – спросил Джон, вспоминая покрытую рясой фигуру в хижине, где он получил одежду. Неужели сейчас все священники сошли с ума?
– Потому что он безумен, как шляпник! – сказал Херити. – У меня есть друг, Лиам Каллен, так он называет их всех «Лакенами Литургии», а он человек, который любит щегольнуть любопытной фразой.
– Лакены Литургии? – спросил Джон. – И что это… – он запнулся, споткнувшись о камень, затем снова поймал равновесие.
– Ты не слышал о «монстре Лакене»? Том, который приказал начать атаку Кавалерийской Бригаде? Его не надо путать с Патриком Сарсфилдом, графом Лакена, который защищал Лимерик после Бойна. Когда он увел свою Ирландскую Бригаду к королю Луи во Францию, они разгромили Колдстримскую Гвардию в битве у Фонтене.
– «Дикие Гуси», – сказал Джон.
– А-а, так ты знаешь о Бригаде. Но Лиам имеет в виду другого Лакена, того, который согнал сорок тысяч ирландских фермеров с их земли – большинство из них на верную смерть. И что же увековечила английская история? Шестьсот английских мерзавцев, причем глупых настолько, чтобы выполнять приказы такого ужасного человека!
– Ну и что же здесь общего со священниками?
– Разве ты не слышал, как они цитируют священное писание в ответ на наше отчаяние и разрушения? Покорность! «В долину смерти», – он говорит. Туда мы и идем! «Оставьте землю свою», – говорит тот зверь. И мы убираемся! Они все ведут нас к самоубийству и не станут даже молиться за нас. Как тупые овцы, мы говорим им: «Дайте нам место, чтобы выкопать себе могилы». Лиам прав: Лакены Литургии.
Джон посмотрел на низкую поросль слева, каменная стена здесь была покрыта лишайником. Как внимательно Херити следит за ним. Что Херити ищет?
– Только те, кто дают отпор, заслужили наши слезы, – сказал Херити. – У тебя есть воля, чтобы давать отпор, Джон?
Джон с трудом проглотил ком в горле, затем ответил:
– Ты видишь, я здесь. Я не обязан был ехать.
«А все-таки был обязан», – думал он.
Удивительно, но Херити, казалось, был тронут ответом Джона. Он похлопал Джона по плечу.
– Это правда. Ты здесь, с нами.
«А почему ты здесь?»
Херити потряс головой, зная, что он должен исходить из предположения, что это О'Нейл, сам Безумец. И если бы он сам был О'Нейлом… Херити заставил себя взглянуть правде в глаза.
«Бомба, которую мы сделали, убила его жену и близнецов. Он дал сдачи, прокляни Господи его душу!»
Некоторое время спустя Херити начал мурлыкать мелодию, потом запел:
Моя чернушка Розалин, Не плачь и не грусти!
Ушли монахи в океан, Теперь они в пути!
Он прервал песню и бросил испытующий взгляд на Джона, эту лысую голову, обрисованную на фоне тумана, худое, заросшее лицо, выражение которого совершенно не изменилось.
Вздохнув, Херити некоторое время шел молча, потом прибавил шагу, вынуждая Джона ускорить шаг, чтобы держаться рядом.
– Монахи ходят везде, – сказал Херити, кивнув в направлении одетой в черное фигуры впереди. – И в их мешках совсем не вино папы римского. Хотя сейчас я не отказался бы и от испанского пива, чтобы оно дало мне надежду и развеселило сердце.
36
Большая часть хаддерсфилдской администрации и исследователей собиралась в зал заседаний административного корпуса на утреннюю встречу с Рупертом Стоунером. Люди двигались по тротуарам с опасно наклоненными вперед зонтиками, стараясь, где это возможно, держаться в укрытии, чтобы скрыться от легкого дождя, начавшегося где-то на рассвете.
Стоунер появился на сорок минут раньше и заставил Викомб-Финча предварительно позвонить своим заместителям и Бекетту, а потом мчаться бегом из своего рабочего кабинета. Он явился, запыхавшись, его твидовый пиджак темнел от дождя, попавшего под зонт. К счастью, его секретари приготовили кофе со сладкими булочками, и у них со Стоунером наступил короткий антракт, во время которого они вспоминали старые школьные времена: Уай и Стоуни.
Викомб-Финч думал, что Стоунер не изменился к лучшему со времени их учебы в старших классах, когда они готовились стать привилегированными носителями бремени цивилизации. Стоунер тогда был коренастым румяным юношей с всклокоченными волосами цвета, приближавшегося к темно-песочному. У него было, скорее, каменное лицо с бледно-голубыми, холодными наблюдательными глазами. Стоунер сохранил румянец, волосы его все еще были всклокочены, хотя теперь это было больше похоже на рассчитанный эффект. Глаза его были еще более холодными. Детское прозвище Стоунера подходило к нему теперь еще больше: камень затвердел.
– Мы собираем людей в зале, Стоуни, – сказал Викомб-Финч. – Они уже, наверное, там. Я поговорил с Биллом Бекеттом, он тоже должен там быть.
Этот регион не входил в область, объявленную О'Нейлом вне закона. И какая в этом разница теперь, запретил ли О'Нейл атомное оружие в Ливии? Эта нация больше не существовала.
Диктор в последних новостях предыдущей ночью не обладал спутниковой информацией, но, конечно, слышал о ней.
«Из этой страны мы получаем только ужасающую тишину».
Прескотт отложил папку о дани в сторону и хмуро смотрел на раздвинутые ярлычки – слова на бумаге. Может ли что-нибудь из всего этого действительно показать размах катастрофы?
У Китая, по-видимому, назрела проблема с Индией, но оставался еще и резкий раскол между Китаем и Советами. Это должно быть ключевым вопросом во время сегодняшнего рабочего совещания. Он посмотрел на часы: еще полчаса. Война на Дальнем Востоке была бы окончательной катастрофой – беженцы, потеря централизованного руководства, никакой возможности установить строгую систему наблюдения и карантина при перемещении больших групп населения.
Президента охватило чувство хрупкости человеческих условий. В груди его что-то сжалось, дыхание стало коротким и быстрым. Ярлыки на докладах зажили собственной жизнью, буквы стали большими и пылающими. Каждый ярлычок вызывал к жизни новый потенциал истребления.
«Денвер… Улан-Батор… Перон… Омск… Тсемпо… Уганда…»
Тугой комок в груди постепенно исчез. Он подумал, не вызвать ли ему врача, но очередной взгляд на часы сказал ему, что времени до начала обеденного совещания не осталось. По-видимому, проблема с сахаром в крови.
Его глаза уперлись в папку: «Вопрос успеха».
Да, это одна из самых серьезных забот. Какую гарантию они имеют, что Ирландия или Англия поделятся каким-либо открытием? Что, если они найдут вакцину и будут шантажировать остальной мир? А если этот Безумец О'Нейл действительно скрывается в Англии или Ирландии…
Этот вопрос необходимо поднять за обедом. И агентов, которых они смогли внедрить в эти страны, явно недостаточно. Должны быть найдены другие средства наблюдения.
Прозвучал сигнал под столом: два настойчивых звонка. Они, наверное, уже стоят снаружи и ждут.
Опершись обеими руками о стол, он тяжело поднялся на ноги. Уже стоя, он почувствовал, как лента мучительной боли опоясывает его грудь. Комната заколыхалась, как подводная сцена, вихрем кружась вокруг него все быстрее и быстрее. Он услышал отдаленный шипящий звонок, который заполнил его сознание. Ощущения падения не было, только прилив благословенного забвения, который унес с собой страх и боль, и еще вид маленького столика рядом с его столом, рифленая, оправленная в бронзу деревянная ножка с глубокой царапиной в том месте, где одна из шпор Эндрью Джексона зацепилась за красное дерево.
35
Насилие и благочестие несовместимы. Они из разного теста. Ничто их не связывает: ни радость, ни страдание, ни даже живая смерть, которую некоторые ошибочно принимают за покой. Одно исходит из преисподней, а другое – с небес. В благочестии есть изящество; в насилии вы всегда будете непривлекательны.
Проповедь отца Майкла
В эту ночь Джон засыпал в верхней спальне домика Гэннона со странным чувством, что он находится в каком-то другом месте. Чистые простыни и взбитый матрас. У него был огарок свечи, чтобы посветить в комнате, которая пахла мылом и какими-то цветочными духами. Здесь стоял простой деревянный стул, низкий комод и шкаф для одежды, которые напомнили ему одну гостиницу в Нормандии.
О'Нейл-Внутри ушел вглубь, стал молчаливым, более отдаленным и… Джон это чувствовал: удовлетворенным.
Он видел то, что видел.
Подготавливая постель, Джон думал о попойке за ужином. Она продолжилась в кухне, после того, как в гостиной был выпит цветочный чай – Херити и Мерфи сидели друг напротив друга, пили стакан за стаканом и смотрели друг на друга со странным упорством.
Отец Майкл отправил неразговаривающего мальчика в постель и занял позицию в конце длинного стола, как можно дальше от пьющих, однако глаза его смотрели не на мужчин, а на стаканы с самогоном. Гэннон послал остальных детей спать и занялся мытьем посуды у раковины.
Джон принес свою чашку из гостиной, подал ее Гэннону и уселся рядом со священником. Глядя на меченый лоб, он задумался о семье священника.
– Где ваши братья, отец Майкл?
Отец Майкл поднял на Джона затравленный взгляд.
– Вы сказали, что у вас два брата.
– Я не слышал о Мэттью со времени начала чумы, но он жил в Клуне, а это довольно далеко. Тимоти… Маленький Тим построил хижину рядом с могилой своей жены в Глезневине и спит теперь там.
Мерфи прокашлялся, упершись взглядом в пустой кувшин, который Гэннон доставал из раковины.
– Мы найдем решение, ей-Богу, найдем! Я знаю это! – он окинул стол мутным, взглядом. – Где мой Кеннет?
– Ушел спать, – сказал Гэннон.
– Я еще буду качать своего внука на колене, – сказал Мерфи.
– Каждый привязывается к какой-нибудь мечте, такой как эта, – сказал Гэннон, склоняясь над сушилкой для посуды. – Пока что-нибудь не погубит ее. Это мечта о личном выживании – победе над Временем. Некоторые уходят в религию, или совершают смелые наскоки на «тайны вселенной», или живут в надежде на счастливый случай. Это все одно и то же.
Джон представил себе Гэннона, стоящего перед классом и изрекающего эти зловещие фразы, причем таким же сухим тоном. Гэннон говорил то же самое много раз и теми же словами.
Мерфи с восхищением посмотрел на своего шурина.
– Какая мудрость в этом человеке!
Херити усмехнулся.
– Вы знаете, как янки называют счастливый случай вашего прохвессора? Они называют его… они называют его «блондинкой в кадиллаке»! – Его рука затряслась при смехе, расплескав немного самогона из стакана.
– Бывают и другие варианты, – сказал Гэннон. – Магическое число, счастливый билет на скачках, клад, на который натыкаешься на своем собственном заднем дворе.
– Такие вещи случаются, – сказал Мерфи.
Гэннон грустно улыбнулся.
– Я, наверное, спущусь к могилам. Где ты оставил фонарь, Вик?
– На заднем крыльце.
– Вы не хотите составить мне компанию, отец Майкл? – спросил Гэннон.
– Я подожду утра и тогда освящу их, – ответил отец Майкл.
– Он не любит навещать могилы ночью, наш отец Майкл, – сказал Херити. – Привидения! Они летают над всей страной в эти страшные времена.
– Нет никаких привидений, – сказал отец Майкл. – Существуют духи…
– Ну и, конечно, мы все знаем, что существуют ведьмы, не так ли, отец Майкл? – Херити глядел на священника веселым совиным взглядом. – А феи? Что же с феями?
– Мечтайте, о чем вам заблагорассудится, – ответил отец Майкл. – Я иду спать.
– Первая комната направо, вверх по лестнице, отец, – сказал Гэннон. – Спокойной ночи, и благослови вас Бог.
Гэннон повернулся и вышел через кухонную дверь.
Повинуясь какому-то импульсу, Джон последовал за ним, догнав его на улице, когда тот-зажигал фонарь кухонными спичками. Небо было покрыто облаками, и в воздухе ощущался туман.
– Скажите мне, мистер О'Доннел, вы сопровождаете меня, потому что боитесь, что у меня здесь спрятано еще оружие?
– Я не боюсь, – сказал Джон. – И не обращайте внимания на Херити. Он живет своими подозрениями.
– Он солдат, этот человек, – сказал Гэннон. – «Прово», если я не ошибаюсь. (Прово – название боевиков Ирландской Республиканской Армии). Я знаю этот тип людей.
Джон внезапно почувствовал пустоту в желудке. Херити… один из членов ИРА. В словах Гэннона был отзвук правды. Херити был одним из тех террористов, которые делали бомбы и убивали невинных людей, таких как Кевин, и Мейрид, и Мэри О'Нейл.
– Я открою сердце мое и буду молиться так, как никогда раньше, чтобы вы добрались благополучно до Киллалы и нашли там лекарство от чумы, – сказал Гэннон.
Проснувшись утром наверху, в холодной комнате, Джон подошел к окну и посмотрел вниз на каменную изгородь вокруг могил, которые выглядывали из-за угла дома.
Предыдущей ночью каменная ограда казалась призрачным фортом в желтом свете фонаря Гэннона, тишина над ней давила тяжелым грузом. Мимо пролетела сова, но Гэннон даже не взглянул наверх, молча читая молитву.
Когда они вернулись в дом, за столом оставался один Херити. Он сидел, потягивая самогон из полупустого стакана. Джону пришло тогда в голову, что Херити является одним из тех ирландских феноменов, которые могут поглотить губительное количество алкоголя с минимальными последствиями. Знать это было полезно. Джон понял, что после того, что о нем сказал Гэннон, он видит Херити в новом свете – «прово», в этом нет сомнения.
– Вот уж рад я, что вы вернулись благополучно из призрачной ночи, – сказал Херити. – Там рыщут дикие звери, знаете ли.
– Несколько одичавших свиней, – сказал Гэннон.
– Я говорил о двуногой разновидности, – сказал Херити. Он опустошил свой стакан. Поднимаясь на ноги деланно медленно, Херити сказал: – В кровать, в кровать, сном мертвых вам спать. А завтра рассвет, за вечерний привет и свинцовую пульку встречать. – Он похлопал по автомату на груди.
Стоя на рассвете у окна, Джон услышал, как кто-то идет через нижнюю лужайку и останавливается у могил. Прошло некоторое время, прежде чем Джон узнал Херити по автомату, который стало видно, когда он обошел каменные стены и взглянул на дом. На Херити было надето зеленое пончо.
«Еще одна вещь из его рюкзака», – подумал Джон.
Он торопливо оделся, слыша, как внизу двигаются люди, и чувствуя запах топленого жира на сковородке. Аромат цветочного чая мешался с дымком жареной свинины.
Завтрак прошел в молчании – вареные яйца и хлеб на соде. Мерфи появился с ясными глазами, не показывая никаких последствий ночного пьянства. При виде еды, которую Гэннон поставил перед ним, он восторженно прикрыл глаза.
После завтрака они последовали за отцом Майклом вниз, к могилам, для обещанного благословения. Воздух все еще был холодным и туманным, серый свет пробивался сквозь тяжелую пелену облаков. Джон замыкал шествие, шагая сразу за неразговаривающим мальчиком, сжимающим голубой капюшон на подбородке.
Джон обнаружил, что ему интересна реакция мальчика на этот ритуал. Здесь похоронены женщины. Присутствовал ли мальчик на похоронах своей матери? Мысль об этом не вызывала у Джона никаких эмоций. Когда прошлой ночью он почувствовал, что О'Нейл сдает позиции, в нем появилась холодность. О'Нейл нанес удар тем, кто сделал ему зло, он нанес его через своих преемников.
«Через меня», – думал Джон.
Представлял ли себе О'Нейл сцену, подобную этой?
Память не сохранила ничего, никакой внутренней записи, которую бы можно было просмотреть заново. «Холоден был я, когда совершал это. Холоден и кровожаден – меня не интересовало, кому я принесу вред».
Ничто не имело значения, кроме ответного удара.
Отец Майкл закончил погребальную службу. Глядя на Гэннона, он сказал:
– Я буду молиться за вас и ваших дорогих усопших.
Гэннон вяло поднял руку и опустил, как плеть.
Он повернулся и побрел к домикам, двигаясь так, как будто каждый шаг причинял ему боль.
– Идемте, отец Майкл, – сказал Херити. – Мистер Гэннон обещал нам дать провизию на дорогу. Мы должны доставить мистера О'Доннела в Киллалу, а это долгая прогулка через холмы.
Отец Майкл положил руку на плечо мальчика и последовал за Гэнноном. Мерфи и остальные трое ребят пошли следом за ними.
– Мистер Мерфи, как насчет того, чтобы мы взяли с собой в дорогу кусочек той свиньи? – спросил Херити.
Когда Мерфи остановился и повернулся, Херити быстрым шагом пошел вверх по склону. Они свернули к хлеву вдвоем.
Джон последовал за остальными в дом. Что делает Херити? Не могло же его неожиданно охватить желание поесть свинины. За этим крылось что-то другое.
Когда Джон вошел, Гэннон уже хлопотал в кухне, а отец Майкл помогал ему. После уличного холода в доме чувствовалось тепло. На кухонном столе лежал длинный военный бинокль.
– Я отдал отцу Майклу свой бинокль, – сказал Гэннон. – Вик привез с собой из Керка еще один, а два бинокля нам ни к чему.
Отец Майкл вздохнул.
– Это грустная правда, Джон, но чем дальше вперед мы видим, тем безопасней наш путь.
Гэннон нашел маленький желто-голубой рюкзачок с одной латаной лямкой. Вложив несколько кусков содового хлеба по краям, он упаковал в полученное гнездо свежие яйца.
– Здесь горшочек со сладким желе и кусок топленого жира, – сказал он. – Сверху я оставил место, куда войдет свинина, когда Вик принесет ее.
– Вы добрый человек, мистер Гэннон, – сказал отец Майкл.
Гэннон кивнул и обернулся к Джону.
– Мистер О'Доннел, я снова и снова буду молиться, чтобы вы благополучно добрались до Киллалы и чтобы ваши руки помогли нам там. В это тяжелое время, когда нам необходима помощь, вы пересекли океан. Я хочу, чтобы вы знали, как мы благодарны вам за то, что вы прибыли сюда.
Отец Майкл начал укладывать в рюкзак провизию, не глядя на Гэннона и Джона.
– Я разговаривал утром с мистером Херити, – сказал Гэннон, – и я теперь лучше понимаю цель вашей группы. Он рассказал мне о достойном сожаления приеме, который оказали вам Пляжные Мальчики. Я думаю, что солдаты сожалеют о том, как вас встретили, Ирландии в эти дни нужна такая мудрость, как у вас. Я думаю, поэтому Херити и пошел с вами, чтобы проводить в Киллалу. Он жесткий человек, но бывают времена, когда нужны именно такие люди.
Джон потер щетину на подбородке, не зная, как и ответить на эту внезапную педантичную реплику.
В этот момент вошли Херити и Мерфи. Херити уже закинул на левое плечо свой рюкзак, держа автомат правой рукой на сгибе локтя.
– Свинья уже портится, – сообщил Мерфи.
– В это время года нужен лед, – добавил Херити.
Джон посмотрел на эту пару, ощущая какое-то чуть заметное изменение в их поведении по отношению друг к другу. Между ними возникло нечто вроде взаимопонимания.
– Это дальняя дорога, – сказал Херити. – Нам пора отправляться. – Он взглянул на отца Майкла, который заталкивал желто-голубой рюкзачок в свой большой рюкзак, готовясь закинуть его на плечи. – Позовите мальчика, отец, и отправляемся.
– Он может остаться здесь, – сказал Гэннон. – Если вы…
Отец Майкл отрицательно покачал головой.
– Нет, лучше он пойдет с нами.
– Святой отец очень привязался к мальчику, – сказал Херити. Произнеся слова с ухмылкой, он заставил их звучать, как грязный намек.
Нахмурившись, отец Майкл взял рюкзак и протиснулся мимо Херити в дверь. Они услышали, как он зовет мальчика. Джон последовал за ним, чувствуя себя странно выведенным из равновесия манерами Херити.
«Какое мне дело до того, как он ведет себя со священником?» – думал Джон.
Он размышлял таким образом, когда они попрощались и пошли вверх по склону холма к тропинке, выходящей на сельскую дорогу.
Когда они зашли за деревья и больше не видели домиков, Херити объявил остановку. Небо уже посветлело, над головой виднелись даже просветы голубизны. Джон посмотрел назад, откуда они пришли, потом на Херити, который рылся в своем зеленом рюкзаке. Наконец, Херити извлек небольшой револьвер с коротким стволом и коробку патронов. Револьвер блестел от смазки.
– Это подарок от мистера Мерфи, – сказал Херити. – Это всего лишь пятизарядный «смит-вессон», но он как раз поместится в твоем кармане, Джон. В наши дни лучше быть вооруженным.
Джон принял револьвер, чувствуя его промасленный холодок.
– В задний карман, и натяни сверху свитер, – сказал Херити. – Сейчас, вот так.
– Тебе это дал Мерфи? – спросил Джон.
Херити подал ему коробочку с патронами.
– Да. Положи это в свой боковой карман. Там было два, и Гэннон о них не знал. Второй был огромный, как монстр, кольт, ты не захотел бы носить его. Он тяжелый, как ванна со свинцом, и не такой удобный. – Херити вернул свой рюкзак на плечо и начал поворачиваться, но остановился, так как сзади прозвучал выстрел.
Отец Майкл резко развернулся и хотел бежать назад к домам, но Херити остановил его, твердо ухватив за руку. Священник попытался разжать пальцы Херити.
– Им может быть нужна наша помощь, Джозеф!
– Сначала хорошенько подумайте, отец. Каковы возможные варианты?
– Что вы…
– Еще одна свинья? – спросил Херити. – Я вернул им все их оружие и патроны. Если это свиная, отлично! Вечером у них будет прекрасный ужин, и мистер Гэннон приготовит его. Если это чужаки, то наши друзья хорошо вооружены. И напоминаю вам, что это был пистолетный выстрел.
Отец Майкл опасливо осмотрелся, прислушиваясь. В окружающем лесу было тихо, не слышно даже птиц, а долина внизу, все еще покрытая утренним туманом, была погружена в первозданное молчание.
– Если это Гэннон покончил со своими несчастьями, вы все равно не будете молиться за него, – сказал Херити.
– Вы жестокий человек, Джозеф.
– Это было замечено и лучшими, чем вы, людьми. – Херити отвернулся и пошел к дороге. – А теперь идем.
Неразговаривающий мальчик придвинулся к отцу Майклу, потянул его за руку и посмотрел вслед Херити.
Точно зачарованный, Джон наблюдал, как нерешительность в отце Майкле становится покорностью. Священник позволил мальчику вести себя по тропинке вслед за Херити.
Джон пристроился сзади, ощущая в заднем кармане тяжесть пистолета. Почему Херити дал ему оружие? Было ли это доверием? Правильно ли Гэннон оценил ситуацию? Действительно ли Херити был назначен, чтобы эскортировать Джона до лаборатории в Киллале? Тогда почему он не сказал этого? И зачем с ними шли священник и мальчик?
Херити остановился на дороге, ожидая их. Он посмотрел налево, где дорога шла вровень с дном долины, поворачивая к следующему, поросшему деревьями перевалу у верхнего конца.
Джон остановился рядом с Херити и почувствовал, что захвачен этой размытой перспективой, форма ландшафта сама управляла движениями его глаз – заплаты обработанной земли и рощи на средней дистанции, ручей с поросшими ивняком берегами, потом более отдаленные поля, и так до тонкой ленты дороги, ведущей на следующий перевал. Облака на востоке окаймляли сцену розоватым цветом.
Херити сказал:
– Эта земля держит нашу историю на своей ладони. – Он указал рукой. – Этот перевал – через него прошло жалкое отступление армии О'Салливэна.
Нечто в тоне Херити захватило Джона, заставляя его видеть эту землю глазами Херити – место, где армии маршировали взад и вперед и где, не так давно, люди, за которыми охотились «черно-рыжие», бежали во тьме, чтоб найти укрытие в домиках бедняков. Дедушка Джек Мак-Карти рассказывал эту историю много раз, всегда заканчивая ее так: «Это судьба ирландца, быть гонимым от одного несчастья к другому».
Отец Майкл обошел Херити и резво направился по дороге. Мальчик время от времени делал пробежку, иногда подпрыгивая, чтобы сорвать лист с нависающей ветви.
Херити ждал до тех пор, пока они не ушли вперед почти на сто метров, затем кивнул Джону и последовал за ними.
– Безопасней будет сохранять некоторую дистанцию между нами, – сказал он. Он махнул автоматом в направлении вырвавшейся вперед пары. – Посмотри на этого сумасшедшего священника. Ты знаешь, что он хочет сделать из парня еще одного черносутанника? А парень, он хочет только, чтобы его покойная мать вернулась к нему, как Лазарь из могилы.
Наблюдая краем глаза за Джоном, Херити ожидал, какой будет эффект от этих слов. Ничего не было. Ну что ж, когда-нибудь совсем скоро, перчатки должны быть сняты. Он подумал о сообщении, которое он оставил у Вика Мерфи, чтобы тот передал его конной почтой Финна Садала для пересылки в Дублин.
«Я убедил его, что ему полностью доверяют. Теперь мы проведем его мимо дома Маккрея и посмотрим, как это на него подействует. Попытается ли он распространить чуму? Передайте весточку Лиаму и предупредите его быть начеку, когда он будет проходить мимо нас».
Пусть Кевин О'Доннел думает о хитрости этого плана!
– Почему ты все время называешь отца Майкла сумасшедшим? – спросил Джон, вспоминая покрытую рясой фигуру в хижине, где он получил одежду. Неужели сейчас все священники сошли с ума?
– Потому что он безумен, как шляпник! – сказал Херити. – У меня есть друг, Лиам Каллен, так он называет их всех «Лакенами Литургии», а он человек, который любит щегольнуть любопытной фразой.
– Лакены Литургии? – спросил Джон. – И что это… – он запнулся, споткнувшись о камень, затем снова поймал равновесие.
– Ты не слышал о «монстре Лакене»? Том, который приказал начать атаку Кавалерийской Бригаде? Его не надо путать с Патриком Сарсфилдом, графом Лакена, который защищал Лимерик после Бойна. Когда он увел свою Ирландскую Бригаду к королю Луи во Францию, они разгромили Колдстримскую Гвардию в битве у Фонтене.
– «Дикие Гуси», – сказал Джон.
– А-а, так ты знаешь о Бригаде. Но Лиам имеет в виду другого Лакена, того, который согнал сорок тысяч ирландских фермеров с их земли – большинство из них на верную смерть. И что же увековечила английская история? Шестьсот английских мерзавцев, причем глупых настолько, чтобы выполнять приказы такого ужасного человека!
– Ну и что же здесь общего со священниками?
– Разве ты не слышал, как они цитируют священное писание в ответ на наше отчаяние и разрушения? Покорность! «В долину смерти», – он говорит. Туда мы и идем! «Оставьте землю свою», – говорит тот зверь. И мы убираемся! Они все ведут нас к самоубийству и не станут даже молиться за нас. Как тупые овцы, мы говорим им: «Дайте нам место, чтобы выкопать себе могилы». Лиам прав: Лакены Литургии.
Джон посмотрел на низкую поросль слева, каменная стена здесь была покрыта лишайником. Как внимательно Херити следит за ним. Что Херити ищет?
– Только те, кто дают отпор, заслужили наши слезы, – сказал Херити. – У тебя есть воля, чтобы давать отпор, Джон?
Джон с трудом проглотил ком в горле, затем ответил:
– Ты видишь, я здесь. Я не обязан был ехать.
«А все-таки был обязан», – думал он.
Удивительно, но Херити, казалось, был тронут ответом Джона. Он похлопал Джона по плечу.
– Это правда. Ты здесь, с нами.
«А почему ты здесь?»
Херити потряс головой, зная, что он должен исходить из предположения, что это О'Нейл, сам Безумец. И если бы он сам был О'Нейлом… Херити заставил себя взглянуть правде в глаза.
«Бомба, которую мы сделали, убила его жену и близнецов. Он дал сдачи, прокляни Господи его душу!»
Некоторое время спустя Херити начал мурлыкать мелодию, потом запел:
Моя чернушка Розалин, Не плачь и не грусти!
Ушли монахи в океан, Теперь они в пути!
Он прервал песню и бросил испытующий взгляд на Джона, эту лысую голову, обрисованную на фоне тумана, худое, заросшее лицо, выражение которого совершенно не изменилось.
Вздохнув, Херити некоторое время шел молча, потом прибавил шагу, вынуждая Джона ускорить шаг, чтобы держаться рядом.
– Монахи ходят везде, – сказал Херити, кивнув в направлении одетой в черное фигуры впереди. – И в их мешках совсем не вино папы римского. Хотя сейчас я не отказался бы и от испанского пива, чтобы оно дало мне надежду и развеселило сердце.
36
Теперь вы знаете, что вызвало мой гнев.
И не сомневайтесь! Вспоминайте чаще о непроходимом невежестве ирландцев и англичан, их массовом стремлении причинять друг другу страдания. Вспоминайте кровавую руку Ливии с ее тренировочными лагерями для террористов и доступным оружием. Как могу я терпеть существование таких глупцов?
Джон Рой О'Нейл, письмо второе
Большая часть хаддерсфилдской администрации и исследователей собиралась в зал заседаний административного корпуса на утреннюю встречу с Рупертом Стоунером. Люди двигались по тротуарам с опасно наклоненными вперед зонтиками, стараясь, где это возможно, держаться в укрытии, чтобы скрыться от легкого дождя, начавшегося где-то на рассвете.
Стоунер появился на сорок минут раньше и заставил Викомб-Финча предварительно позвонить своим заместителям и Бекетту, а потом мчаться бегом из своего рабочего кабинета. Он явился, запыхавшись, его твидовый пиджак темнел от дождя, попавшего под зонт. К счастью, его секретари приготовили кофе со сладкими булочками, и у них со Стоунером наступил короткий антракт, во время которого они вспоминали старые школьные времена: Уай и Стоуни.
Викомб-Финч думал, что Стоунер не изменился к лучшему со времени их учебы в старших классах, когда они готовились стать привилегированными носителями бремени цивилизации. Стоунер тогда был коренастым румяным юношей с всклокоченными волосами цвета, приближавшегося к темно-песочному. У него было, скорее, каменное лицо с бледно-голубыми, холодными наблюдательными глазами. Стоунер сохранил румянец, волосы его все еще были всклокочены, хотя теперь это было больше похоже на рассчитанный эффект. Глаза его были еще более холодными. Детское прозвище Стоунера подходило к нему теперь еще больше: камень затвердел.
– Мы собираем людей в зале, Стоуни, – сказал Викомб-Финч. – Они уже, наверное, там. Я поговорил с Биллом Бекеттом, он тоже должен там быть.