Водяной вал, разметав наземные постройки, прокатился дальше, к бурым, сгнившим полям. На земляном полу плескалась вода, но не много — по щиколотку…
   Зато дышать становилось все труднее — он с трудом набрал в легкие спертый воздух и пропыхтел:
   — Живы?
   — Кажется, да, — неуверенно ответил Айльф, — оно и вправду ушло?
   — Да. — Леон осторожно покрутил головой. В ушах звенело — но это, должно быть, от резкого перепада давления. — Нужно выбираться отсюда, пока мы еще не задохнулись. Сорейль, ты как? — Ничего, сударь, — ее голос звучал безжизненно, — не тревожьтесь.
   Он встал, зашипел от боли, ударившись головой о низкий потолок, и ощупью нашел лестницу. Люк был закрыт на совесть — он напрягся, пытаясь отодвинуть крышку, но она не поддалась.
   — Айльф! — крикнул он. — Давай сюда. Нас завалило! Он не видел, как Айльф подошел и уперся в крышку рядом с ним, — лишь слышал его частое дыхание. Наконец им удалось чуть приоткрыть люк, на который явно упало что-то тяжелое, должно быть, балка… В щелку хлынул неяркий свет и Леон ощутил на щеке слабое прикосновение свежего ветра. Крышка подалась на ладонь — не больше, но дышать сразу стало легче.
   — Сударь, — что-то коснулось его руки — держите.
   Это был черенок лопаты, которую, стоя внизу, протягивала ему Сорейль. Он с трудом просунул круглую чурку в щель — по крайней мере, она не давала люку захлопнуться вновь — и всем весом налег на язык лопаты, щель чуть расширилась.
   — Сможешь пролезть? — пропыхтел он, обращаясь к Айльфу.
   — Я вам что, гад какой болотный? — возмутился Айльф, но тем не менее попытался протиснуться сквозь отверстие.
   Сорейль отчаянно пыталась помочь, налегая на рычаг всем своим слабым весом, и в тот момент, когда Леон уж совсем решил, что они сейчас совместными усилиями прикончат Айльфа, размозжив ему шейные позвонки, юноша отчаянно извернулся и, точно угорь, проскользнул в щель. Раздался грохот, какая-то возня, люк захлопнулся, потом опять распахнулся, на этот раз шире, и на фоне серого неба показалась голова Айльфа.
   — Порядок! — сказал он довольно. — Ничего страшного, сударь, просто присыпало маленько…
   Леон выбрался наружу, оказавшись среди разметанных бревен — видно, одно из них и заперло крышку люка, помог выбраться Сорейль и оглянулся. Вокруг расстилалось пустое, залитое пространство, мельница исчезла — целый пласт земли рухнул в реку, запрудив ее, и мутная вода бурлила и пенилась, пытаясь дотянуться до края плотины.
   — Странная получилась у нее могила… — задумчиво сказал Леон.
   — Не хуже других, — философски заметил Айльф.
   Сорейль схватила его за руку — пальцы у нее были тонкие и холодные.
   — Ты что? — удивился он.
   И услышал, как у него за спиной кто-то деликатно кашлянул.
* * *
   Они стояли у кромки воды — серые, как тени… Должно быть, еще пару недель назад это были небогатые, но вполне довольные жизнью земледельцы, теперь же любой городской нищий по сравнению с ними выглядел богачом. Опорки, обмотки, обноски… И — ржавые, погнутые вилы, недвусмысленно наставленные в сторону Леона.
   — Вот и они, — сказал один из новоприбывших. Еще двое отделились от толпы и приблизились к ним, странно приседая и кланяясь. Леон вдруг сообразил, что этим людям было страшно — до тошноты страшно, но они все равно шли. Вилы и заостренные колья тряслись в их руках, и вовсе не потому, что их владельцы вынуждены были брести по жидкой грязи, которую оставил после себя прокатившийся сель.
   — Они вышли из-под земли, — человек во главе этой странной компании воздел худую руку, — как и было предсказано.
   — Вы… ошибаетесь, —Леон наконец опомнился. — Мы просто случайные путники. Вы принимаете нас за кого-то другого.
   — Нет, — сурово сказало огородное пугало, покачав головой.
   Айльф попробовал было сделать невинный шаг в сторону, но в бок ему тут же уперлись ржавые вилы. Черт, и почему у них полным-полно этого проклятого железа…
   Еще одно пугало приблизилось, неся в вытянутых руках моток пеньковой веревки — грубой, волосатой, 'но даже на взгляд прочной.
   — Пожалуйста, — голос пугала звучал умоляюще, — не сердитесь на нас… Вы ведь не сделаете нам ничего плохого, верно?
   — Сделаю, — Айльф повернул к говорившему страшно оскаленное лицо, тот на миг отшатнулся, но потом вновь, с отчаяньем обреченного, уставил ему вилы в бок.
   — Ничего он не сделает, — попытался успокоить нападавших кто-то из-за спины Леона, — мы же обвели их нору земляным кругом… окурили святым дымом… Вяжите их. А будут сопротивляться, осиновым колом…
   «Это, — подумал Леон, — уже слишком».
   — Девицу пусть отдадут, — произнес еще один голос, помоложе. — Зачем им девица?
   — Верно, — тут же подсказал Айльф. — Это дочка владетельного сеньора… за нее дадут богатый выкуп в Солере…
   Живое кольцо расступилось, и Сорейль дали пройти. Она сделала несколько робких шагов, нерешительно оглядываясь, и стала в стороне — молчаливая, испуганная. Никто не сделал попытки даже подойти к ней. «И на том спасибо, — подумал Леон, чувствуя, как веревка врезается ему в запястья. — Опять, — подумал он с тоской. — Господи, когда же это кончится? Но ведь это же не разбойники… Я же вижу… Что на них нашло?»
   — У нас же ничего нет, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче и убедительней, — только то, что на нас.
   — Нам от вас ничего не надо, — сурово сказал тот, что по-прежнему стоял рядом, приставив вилы к его груди, — мы ничего не берем от таких, как вы.
   — Тогда отпустите нас и ступайте своей дорогой, — сурово произнес Леон.
   — Не раньше, чем вы сделаете свое дело, — в голосе человека звучал почти нескрываемый страх, но он старался говорить не менее твердо.
   — Какое еще дело? — Леон искоса поглядел на Альфа; тот молчал, прикусив губу. — Можете грозить сколько хотите, — постепенно распалялся их новый знакомец, — хоть погибелью. Но нам уже нечего терять… Неужто вам трудно? — Да говорите же толком, что вам надо, — Леон совершенно растерялся. — Мы хотим… — говоривший явно робел от собственной наглости; не потому, что он просил невозможное, подумал Леон, а потому, что он вообще просил — Мы умоляем… нижайше, почтительнейше умоляем — остановите наводнение. Леон открыл рот, ничего не сказал и медленно закрыл его. — Он думает, что мы — те, кого нельзя называть, — вежливо пояснил Айльф. — Корры?! — Леон вытаращился на него. Должно быть, он сказал это громче, чем следовало, толпе истощенных, оборванных людей прошел тихий гул, и они стали валиться на колени, точно колосья под серпом жнеца.
* * *
   — Не понимаю. — Леон повернул голову. Далось ему это с трудом, поскольку мешал шершавый и одновременно мокрый столб, к которому он был примотан, точно муха, спеленутая паучьим коконом. — Почему корры? Я же помню, они, по поверьям, совсем не похожи на людей…
   — Ну, — Айльф, примотанный рядом к точно такому же столбу, почесал нос о плечо, — вообще-то, конечно, не похожи. Но вообще-то они способны принимать какой угодно облик — ежели уж им так заблагорассудится. Не потому же они носят свою личину, что не могут ее поменять на другую! Просто она им нравится, вот и все. Наверняка считают себя красавцами…
   — Но мы-то тут при чем?
   — Ну, мы вылезли из-под земли, после наводнения… Они всегда так… В точности как крысы, сударь. Вот нас и прибрали к рукам… раз уж, мол, добром не хотят — пускай сами хлебнут водички, которую на людей-то напустили.
   Леон попытался еще сильнее вывернуть шею. Крестьяне стояли поодаль, на холме, молча, настороженно наблюдая за ними со смесью почтения, ненависти и страха.
   — Но как они нас нашли? Откуда они знали, что мы окажемся здесь?
   — Должно, сударь, им ведьма наболтала…
   — Старуха? Но она же мертва!
   — Мертва или жива, сударь, какая разница? Ведьма и есть ведьма, чтоб ей пусто было.
   Вода все прибывала. Сначала она была Леону по щиколотку, теперь заливала колени. Какая-то скользкая, гладкая тварь потерлась о голень, пропала… Леон отчаянно дернулся, но веревки держали крепко. Хорошие, добротные пеньковые веревки…
   — Да отпустите же нас! — крикнул он. — Мы же не корры! Мы — люди маркграфа.
   — Оно и видно, — мрачно заметил кто-то из толпы.
   — Зря вы их по имени называете, амбассадор мой Леон, — философски заметил Айльф, — никто их по имени не называет…
   Мутная волна вновь прошла по разлившейся глади, достала до пояса и уже не отхлынула.
   — Не хотели добром? — назидательно проговорил пожилой виллан. — Так в вашей же воле все это прекратить… Велите воде уйти.
   И почти умоляюще:
   — Ну что вам стоит? Неужто утонуть лучше?
   — Они не утонут, — безнадежно сказал другой, — превратятся в рыбу угря и уплывут. Им-то что…
   — А вот посмотрим…
   Сорейль, которую двое нападавших держали за локти, отчаянно забилась, пытаясь вырваться.
   — Эк приворожили девку! — сочувственно заметил пожилой.
   — Да, это они умеют… Смотри, как к нему рвется — того и гляди из платья выпрыгнет!
   — Леон!!!
   «Ничего, — вдруг цинично подумал Леон, — переживет… Это у нее здорово получается — и семью свою позабыла, и меня забудет…»
   — Пиявки тут знаете какие водятся, — печально проговорил Айльф, — к закату всю кровушку нашу выпьют.
   — Не волнуйся, — успокоил его Леон, — мы успеем захлебнуться еще до заката…
   — Так присосалась же, тварь. Грех сказать, куда.
   Леон попробовал подступиться по-другому. Особого выбора, впрочем, не было — теперь ему приходилось задирать голову, чтобы перемешанная с донной мутью и пеной вода не заливалась в рот.
   — Безбожники! — заорал он что есть силы. — Отступники! С кем связались, уроды? Кары небесной захотели?
   — Ишь, как вопит, — почти восхищенно заметил тот, что помоложе.
   — Ничего у вас не выйдет, сударь, — печально заметил Айльф.
   Если бы Леон мог, он пожал бы плечами. «Что-то надо ему сказать, Айльфу, — подумал он… — рассказать про Терру… Как оно все на самом деле». Хотя какая разница? Они умрут одновременно…
   Он отчаянно жмурился, пытаясь уберечь глаза, и потому не заметил, что на холме что-то изменилось. Заляпанные грязью кони топтали бурое тряпье, а уцелевшие крестьяне рассыпались в стороны под ударами плетки, точно вспугнутая коршуном стая воробьев. Сорейль, вырвавшись из рук своих конвоиров, метнулась к какому-то всаднику, повисла на поводьях…
   Кто-то направил коня в воду — темная громада выросла перед Леоном, который, сжав губы, отчаянно пытался запрокинуть лицо, чтобы в ноздри не заливалась поднятая могучей грудью лошади волна.
   Веревки неожиданно распались и уплыли вниз по течению, извиваясь, как водяные змеи. Леон пробкой выскочил на поверхность.
   — Хватайся за стремя, — сказал кто-то сверху.
   Он уцепился за холодный металл, оглянулся — рядом легко, точно рыба, плыл Айльф.
   — Вот повезло! — бормотал он, выплевывая воду.
   — Повезло тебе, сукину сыну, — сказал сверху насмешливый голос, — как же! И скажи спасибо Двоим, что амбассадор Леон жив — иначе я бы с тебя лично шкуру спустил! Я вас вторые сутки разыскиваю, амбассадор Леон…
   Лошадь выбралась на твердую почву и, оскальзываясь, начала подниматься по склону холма. Леон выпустил стремя и шлепнулся плашмя в грязь. Лежать было очень приятно.
   — Поднимите его, — распорядился Варрен, — разведите костер, согрейте и накормите. И выбросьте в воду эту шваль — рыбам тоже надо что-то жрать.
* * *
   — Ничего? — безнадежно спросил Берг.
   — Ничего… — Маркграф покачал головой. — Мне очень жаль, амбассадор Берг…
   — Быть может, если разослать несколько отрядов…
   — Солер не так уж велик. Если вашего человека не нашли, значит, его и не найдут… И потом, амбассадор Берг, мои люди нужны мне здесь.
   — Терра… — Берг постарался притушить раздражение и горечь, проступающие в голосе, — Терра отблагодарит вас.
   — И в чем же будет заключаться эта благодарность? — вежливо спросил маркграф.
   Берг промолчал.
   — Терра, судя по всему, слишком далеко, сударь мой Берг. Иначе вы бы уже послали туда за помощью. Или они бы прислали вам другого помощника — что я бы сделал на их месте. Прошу прощения…
   В дверях графских покоев раздался какой-то шум. Озабоченный гвардеец встал навытяжку, молчаливый, нo готовый говорить по первому слову господина.
   — Что там еще? — раздраженно обернулся маркграф.
   — Ваша светлость! Там прибыл отряд мессира Варрена — они нашли амбассадора Леона.
   — Жив? — быстро спросил маркграф.
   — Живехонек. Потрепали только…
   — Государь… прошу простить… — Берг коротко поклонился маркграфу, развернулся и, не дожидаясь, пока его светлость подаст знак к окончанию аудиенции, выбежал из зала.
   — Сильно потрепали? — спросил маркграф у него за спиной.
   — …А я уж думал, ты погиб в этой проклятущей дыре! — Берг выглядел до омерзения опрятно.
   — Дурак я, что позволил тебе пуститься в эту авантюру… Черт бы тебя побрал, Леон. Почему ты не выходил на связь?
   — Загубил передатчик, — устало сказал Леон.
   Он с омерзением содрал с себя мокрые вонючие тряпки и склонился над тазом с подогретой водой.
   — По крайней мере, ты вполне цел, — брюзгливо констатировал Берг.
   — Да — согласился Леон, обтираясь грубым полотенцем, — повезло.
   — Этот маленький мерзавец тоже смылся, ты знаешь?
   — Да. Неумолимая тяга к приключениям, знаешь ли. Он не смылся — отправился со мной.
   — И сейчас?
   — Сейчас он в людской. Рассказывает про свои подвиги.
   — Я рад, что ты тут, — неохотно признался Берг, — тут такое творится, понимаешь…
   — А что тут понимать? — Леон натянул рубашку из тонкого полотна, придвинул кресло поближе к огню и с наслаждением закрыл глаза. — Конец света.
   — Воистину так… Все как с ума посходили.
   — Это, — равнодушно отозвался Леон, — я заметил.
   — Теперь я начинаю удивляться, как ты вообще добрался, — сказал Берг. — Когда мы разделились, путь казался таким безопасным…
   — Теперь он опасен, если вообще существует, — заметил Леон. — Ладно, я наговорю на фон, потом прослушаешь… в мой-то молния ударила, представляешь? Ты лучше расскажи, что тут делается.
   — Тоже паршиво. — Берг прошелся по комнате. Уже одна эта его непривычная подвижность указывала на скрытое возбуждение. — Замок Ворлан уничтожен практически полностью; по словам очевидцев, его то ли испепелил небесный огонь, то ли еще похуже: огненный молот какой-то. Сам знаешь, как они умеют описывать из ряда вон выходящие события. В общем, нет никакого Ворлана, если не считать лорда Ансарда со своей дружиной да уцелевших крестьян, которые, понятное дело, все хлынули сюда; мурсианцев я даже не считаю, их горстка, но ворланцев изрядная толпа; да еще люди Ансарда — молодые, здоровые мужчины. Он всегда питал слабость к строевой, понимаешь ли. Маркграф их всех принял, понятное дело — как не принять родного племянничка с его вассалами; может, ему бы и удалось как-то их пристроить к делу, но тут разразилось это стихийное бедствие…
   — Разверзлись хляби небесные? — подсказал Леон.
   Берг кивнул.
   — Меньше чем за две недели выпала трехмесячная норма осадков: я проверил по сводкам климатологов из Первой Комплексной. И не похоже, чтобы дождь прекращался, — сам видишь.
   Леон взглянул в окно: пейзаж, казалось, был задернут мутной стеклянной завесой.
   — Сейчас самое время полевых работ, а что толку к ним приступать — все гибнет. На урожай рассчитывать не приходится. Да еще и это нашествие мышей…
   — Что?
   — По всему графству. Я как-то раз видел, как они выбегали из амбара, да что там выбегали — вываливались! Это был какой-то живой ковер! Словом, все жители окрестных сел, все благодарные подданные нашей светлости кинулись в город, под защиту крепостных стен. Черт знает сколько народу. Жди теперь холеры, а то и чего похуже.
   — Я проведу на всякий случай ревакцинацию, — сказал Леон.
   — Сколько там еще ампул?
   — На нас с тобой хватит. Вкачу дозу Айльфу, хоть и не знаю, как он ее перенесет. Но рискнуть стоит — парень спас мне жизнь.
   — Да, — произнес Берг, — кстати… Насчет спасения жизни… Я полагаю, нам с тобой следует поблагодарить лорда Ансарда. Это целиком его заслуга — ваше спасение, я имею в виду. Он выслал свой отряд на поиски.
   — Ансард? — удивился Леон такой степени участия совершенно незнакомого ему лично человека. — С чего бы? Какой ему с нас прок? Я понимаю, его светлость…
   — Где сядешь, там и слезешь с нашей светлости… О дa, маркграф пытался что-то сделать — для виду… И даже не старался это скрыть. Да еще дал мне понять, что я под домашним арестом.
   — Под арестом?
   — Солер здорово потрепало. Мы сейчас его козырная карта в торгах с Ретрой, вот он и не знает, то ли подкупить нас, то ли припугнуть… То ли придушить к чертовой матери, чтобы другие не позарились. Та же Ретра — недаром посол Эрмольд на приемах от меня не отходит…
   — Ретра?
   — Вполне возможно, что в таких обстоятельствах Ретра захочет расширить свои границы. Причем, заметь, вполне бескровно. Еще немного, и солерцы сами начнут проситься под руку господина Орсона. Кто кормит, тот и господин… А тут еще мы, неизвестно зачем… Ох, Леон, до чего все не вовремя…
   — Да… — согласился Леон, — не вовремя. Послушай, в каких ты сейчас отношениях с леди Герсендой?
   — Что значит — в каких отношениях? — удивился Берг.
   — Ну, ты можешь добиться у нее приема? Я бы хотел определить к ней Сорейль… Нужно ведь ее куда-то… Не на кухню же отправлять?
   — А! — вспомнил Берг. — Та девушка… Я-то думал, ты захочешь оставить ее при себе — после всех твоих подвигов…
   — Э… — промямлил Леон, — я думал… Устав…
   — Ну да, — кивнул Берг. — Вообще-то, конечно, это все не по Уставу, но какой сейчас Устав — все так закрутилось… Так что я готов закрыть на это глаза. Если, конечно, ты не позволишь манипулировать собой — с ее помощью или при ее участии…
   — Нет, — сухо сказал Леон, — я не хочу оставить ее при себе. Но я бы хотел пристроить ее ко двору — она молода, хороша собой и умеет себя держать… никто и не примет ее за простолюдинку.
   — Маркграф ее узнает, неприятностей не оберешься.
   — Не узнает. Он ее почти и не видел — в темноте, в горячке… а мурсианцев, которые могли бы ее опознать, и на порог замка не пустят. А я выдумаю какую-нибудь легенду… вернее, Айльф выдумает. Он на это мастак. Про заколдованный замок, про черного рыцаря-великана, предводителя разбойников, которого мы одолели оружием и хитростью.
   — Освободили, значит, прекрасную пленную деву…
   — Вот именно.
   — А если она проговорится ненароком?
   Леон заставил себя поглядеть Бергу в глаза.
   — Не проговорится. Самое странное, Берг, что она и сама так считает.
   — Она что, не в себе?
   — Трудно сказать… Держится она совершенно адекватно, но что творится у нее в голове… такая неразбериха… Я, понимаешь, ее рыцарь, который ее спас… A она, понимаешь, благородная дева, которую похитили из родительского дома. Это ее-то, Берг! Которая ничего дороже дерюги сроду не видала! Да ее отца насмерть камнями забили, а мать умерла родами в вонючей хижине.
   — Ну… — поджал губы Берг. — Впрочем, какая разница? Ни ей, ни леди Герсенде от этого вреда не будет, тем более что ее светлость, по-моему, слегка скучает… Я полагаю, высокая чета захочет тебя повидать не позднее сегодняшнего вечера — чтобы ты рассказал о своих приключениях, все такое… Заодно и Ансарду представить… Он тут постепенно набирает силу, похоже, так что лучше тебе поблагодарить его хорошенько… Ладно, зови свою красавицу…
 
   Леон высунулся в проходную комнату для прислуги. Айльф, видно, уже успел поживиться на кухне и теперь спал у входа, свернувшись калачиком. Леон осторожно потыкал его в бок носком ботинка. Юноша тут же сел на матрасе, протирая заспанные глаза.
   — Где Сорейль?
   — Я отвел ее на женскую половину, сударь. Ей тоже отдохнуть требуется. Уж они там вокруг нее хлопочут, чудная девка, право, всем умеет угодить.
   — Приведи ее. Я хочу представить ее леди Герсенде. Айльф кивнул.
   — Хорошо, сударь, — деловито сказал он и исчез в полутьме коридора.
   И тут же вновь раздались шаги. «Что-то он быстро, — подумал Леон, но это был не Айльф — слуга в ливрее цветов маркграфа возник на пороге. — Ежели в одном месте убудет…»
   — Его светлость просит господ амбассадоров пожаловать в гобеленовый зал, — возвестил он.
   — Хорошо. — кивнул Леон. — Передай его светлости, что мы сейчас будем.
   Слуга откланялся и исчез.
   — Что там? — крикнул из-за портьеры Берг.
   — Ты был прав. Нас требуют пред светлы очи.
   — Ясно. Ну что ж, одевайся. Уж не знаю, сможет ли его светлость проглотить тот нелестный факт, что его племянник разыскал тебя буквально у него под носом… Но ты, на всякий случай, делай вид, что ничего не знаешь о всех этих мелких внутренних проблемах. Кланяйся и благодари за участие в твоей нелегкой судьбе. Горячо, но безадресно…
   — Не вчера родился, — угрюмо заметил Леон. — Где этот чертов жонглер?
   — Да вот он, идет…
   Айльф вновь возник в коридоре, ведя за собой закутанную в плащ, почти бесформенную тень.
   — Привел, сударь, — сказал он жизнерадостно. — Они там ее отмыли, приодели…
   — Хорошо, — кивнул Леон. — Представим ее леди Герсенде. Ты уж это… Если тебя спросят…
   — Уж я знаю, что им поведать, — угрожающе произнес Айльф, — я им такого расскажу… не то что их светлости — гобелены рыдать будут!
   — Вот и хорошо. Мне тебя учить не надо. А ей скажи — пусть плащ снимет.
   Айльф даже не стал утруждать себя разговором — просто дернул за полу, и плащ соскользнул вниз, открыв затянутую в тонкую серо-серебристую ткань фигуру. Волосы девушки были собраны в тяжелый узел, одна русая прядь выбилась и мягко касалась округлой щеки, глаза во тьме казались даже не серыми — серебряными. Она тут же опустила веки, густо опушенные русыми ресницами, и грациозно присела, склонив голову.
   Берг за спиной у Леона переступил с ноги на ногу.
   — Так, значит, это и есть та девушка? — спросил он. — И как ее зовут?
   Девушка вновь подняла взгляд — на этот раз она смотрела не на Леона, а на Берга. Глаза почему-то вдруг сделались почти черными. «И как это ей удается?» — подумал Леон.
   — Сорейль, сударь, — почти шепотом ответила она. — Сорейль… — медленно повторил Берг.
* * *
   В гобеленовом зале было малолюдно — лишь свои… Присутствовали сами светлейшие особы, милейший примас и лорд Ансард. Впрочем, разумеется, были еще писарь, гвардейцы, оруженосец, паж леди Герсенды и еще всякая мелочь — Леон с некоторым стыдом отметил, что научился относиться к многочисленной свите маркграфа просто как к предмету обстановки. Эрмольдa не было. «Ага», — подумал Берг и чуть заметно кивнул.
   — Мы вызвали вас, чтобы выразить свою радость касательно вашего благополучного возвращения, — обратился маркграф к Леону.
   Леон глубоко поклонился. Колени у него все еще побаливали после многочасового пребывания в холодной воде, но ничего, не отвалятся.
   — Своим благополучным возвращением я обязан Солеру, ваша светлость, — пылко, но неопределенно произнес он.
   Ансард пошевелился на своем табурете.
   — Если бы не мессир Варрен, я бы уже пошел на корм рыбам! — переадресовал свою благодарность Леон.
   — Я позабочусь о том, чтобы Варрена достойно наградили, — согласился маркграф.
   «Надеюсь, он и правда имеет в виду именно это, — подумал Леон. — Как бы не прирезали мессира Варрена в темном коридоре — за излишнее рвение».
   — Не стоит вводить в расходы вашу светлость. Мы сами готовы щедро отблагодарить мессира Варрена, — вмешался Берг. — Жизнь дорого стоит.
   — Особенно жизнь терранского амбассадора, — рассеянно заметил Ансард.
   — Мы были бы рады послушать чудесную историю ваших странствий и чудесного спасения, милорд Леон, — сказал маркграф. — Говорят, вам есть что рассказать.
   — Воистину, — Леон вновь поклонился, на этот раз не так глубоко, — Срединные земли полны чудесами. Мой менестрель готов поведать вашим светлостям удивительную историю.
   — Ваш менестрель?
   — Оруженосец и менестрель. Если вы позволите представить вам его… А заодно я хотел бы, чтобы перед ее светлостью предстала благородная девица, каковую я спас во время своих удивительных странствий…
   — Отчего же, — рассеянно проговорила маркграфиня. Видимо, ее мысли были заняты чем-то другим.
   — Просите, — велел маркграф. Леон хлопнул в ладоши, и Айльф, все это время выжидавший за портьерой, влетел в комнату. В руках у нeгo была лютня с коротким грифом — и где он ее раздобыл, удивился Леон. Стянул у какого-то пажа? Лихо опустившись на одно колено, Айльф сорвал со струн первый торжественный аккорд. Сорейль, точно повинуясь звукам музыки, медленно вошла в зал и склонилась в глубоком реверансе.
   — Так, значит, это и есть ваша благородная девица, — графиня задумчиво поглядела на полупрозрачную Сорейль, — а она очень мила, эта девочка…
   — Итак, я поведаю вам удивительную и долгую историю, господа мои… — задушевно и мелодично повел свою тему Айльф.