Голсуорси Джон. Последняя глава (Книга 1)

   - Вы же не видели Ферза, - сказала она, - а потому и не понимаете, как его жаль.
   - Сантименты, моя дорогая. А я не сентиментальна.
   - Мне почему-то кажется, что у вас есть прошлое, Флер; а не будь вы сентиментальны, его бы у вас не было.
   Флер кинула на нее быстрый взгляд и нажала на аксельратор.
   - Пора зажечь фары, - сказала она.
   Весь остаток пути Флер говорила об искусстве, литературе и других отвлеченных предметах. Было уже около восьми, когда машина остановилась на Окли-стрит.
   Диана была дома; она уже переоделась к ужину.
   - Динни, - сказала она, - его нет.
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
   Простые слова, но какие зловещие!
   - Когда вы сегодня утром уехали, он был вне себя, - вообразил, будто мы устроили против него заговор.
   - Так оно и есть, - прошептала Динни.
   - После отъезда мадмуазель он расстроился еще больше. Скоро я услышала, как хлопнула наружная дверь, - с тех пор он не возвращался. Я вам не говорила, но вчера я пережила страшную ночь. Что, если он не вернется совсем?
   - Ах, Диана, как бы это было хорошо.
   - Но куда он девался? Что делает? К кому он мог пойти? Господи! Как это ужасно.
   Динни в страхе глядела на нее.
   - Простите, Динни! Вы, верно, устали и проголодались. Давайте поскорее ужинать.
   Они поужинали в "логове" Ферза - красивой комнате, отделанной зелеными панелями с золотистым оттенком, но их не покидала тревога. Мягкий свет падал из-под абажуров на открытые шеи и руки, на фрукты, цветы и серебро. Пока не вышла горничная, они говорили о посторонних вещах.
   - У него есть ключ? - спросила Динни.
   - Да.
   - Давайте позвоним дяде Адриану?
   - Что он может сделать? Если Рональд придет и застанет здесь Адриана, будет только хуже.
   - Алан Тасборо говорил, что приедет сразу, если он нам понадобится.
   - Нет, давайте сегодня никого не звать. А завтра посмотрим.
   Динни кивнула. Ей было страшно, но больше всего она боялась показать свой страх, - ведь она здесь для того, чтобы своим спокойствием придать силы Диане.
   - Пойдемте наверх, спойте мне, - сказала она наконец.
   Наверху, в гостиной, Диана спела "Ветку тимьяна", "Юрские утесы", "Убирали в поле ячмень", "Замок Дромор"; все было так красиво - и комната, и песни, и певица, - что Динни охватило какое-то блаженное состояние. Она даже задремала, но вдруг Диана перестала играть.
   - Слышите? Внизу стукнула дверь.
   Динни встала и подошла к роялю.
   - Играйте, не говорите ему ничего, не подавайте вида, что волнуетесь.
   Диана заиграла и запела ирландскую песню: "Неужели мне быть в цепях, а тебе на воле". Дверь в гостиную открылась, и в зеркале напротив Динни увидела, как вошел Ферз и остановился, прислушиваясь к пению.
   - Пойте дальше, - шепнула она.
   Так что ж я не волен, а ты вольна?
   Люблю, а ты не любишь меня?
   Неужто лишил меня разума бог
   И разлюбить мне тебя не помог?
   А Ферз стоял и слушал. Он выглядел не то смертельно уставшим, не то пьяным, волосы его были всклочены, зубы чуть-чуть оскалены. Наконец он шевельнулся. Стараясь не шуметь, он подошел к дивану в дальнем углу и тяжело на него опустился. Диана перестала петь. Динни, положив руку ей на плечо, почувствовала, как Диана дрожит, стараясь говорить спокойно.
   - Ты уже ужинал, Рональд?
   Ферз не ответил; он пристально глядел на них из своего угла с той же странной, жуткой усмешкой.
   - Играйте, - шепнула Динни.
   Диана заиграла "Красный сарафан"; она повторяла этот прелестный безыскусственный мотив снова и снова, словно стараясь загипнотизировать молчавшего в углу человека. Когда Диана наконец остановилась, наступила тишина. Динни не выдержала первая.
   - Капитан Ферз, на улице дождь? - спросила она резко.
   Ферз провел руками по брюкам и кивнул.
   - Тогда, может, тебе пойти переодеться, Рональд?
   Ферз уперся локтями в колени и опустил голову на руки.
   - Ты, должно быть, устал, дорогой; ложись-ка лучше в постель. Принести тебе наверх чего-нибудь поесть?
   Но он все не двигался. Усмешка сползла с его губ, глаза закрылись. Казалось, он заснул так внезапно, как валится в упряжке загнанная лошадь.
   - Закройте рояль, - прошептала Динни, - пойдемте наверх.
   Диана тихонько опустила крышку рояля и поднялась. Они подождали, прижавшись друг к другу, но он не шевелился.
   - Как, по-вашему, он спит? - шепнула Динни.
   Ферз встрепенулся.
   - Спит? У меня все начинается снова! Все снова! Но я не хочу, не позволю. Клянусь богом, не позволю!
   Лицо его было искажено бешенством; он постоял минуту, потом, заметив их испуг, упал обратно на диван и закрыл лицо руками.
   Диана порывисто бросилась к нему. Ферз поднял голову. Глаза его дико горели.
   - Не смей! - прорычал он. - Оставьте меня в покое! Убирайтесь!
   У двери Диана обернулась.
   - Рональд, хочешь, позовем врача? Он даст тебе снотворное... тебе надо поспать.
   Ферз вскочил с дивана.
   - Не надо мне никого. Убирайтесь!
   Они попятились из комнаты, бросились наверх и остановились только в спальне у Динни, обнявшись и дрожа.
   - Прислуга уже спит?
   - Они всегда рано ложатся, когда бывают вечером дома.
   - Диана, по-моему, мне надо спуститься и позвонить.
   - Нет, Динни, я пойду сама. Но кому звонить?
   Этот вопрос заставил их задуматься. Они обсудили его шепотом. Диана хотела позвонить врачу, Динни считала, что надо попросить Адриана или Майкла пойти к врачу и привести его с собой.
   - Так же начиналось и в прошлый раз?
   - Нет. Тогда он не знал, что ему предстоит. Я боюсь, что он покончит с собой.
   - А у него есть оружие?
   - Я отдала его армейский револьвер Адриану.
   - А бритвы?
   - Только безопасные; и в доме нет никакого яда.
   Динни пошла к двери.
   - Я должна позвонить...
   - Динни, я не могу вам позволить...
   - Меня он не тронет. Опасность грозит только вам. Заприте дверь, пока меня не будет.
   И она выскользнула прежде, чем Диана смогла ее остановить. Повсюду еще горел свет; она замерла, прислушиваясь. Ее комната была на третьем этаже и выходила на улицу. Спальня Дианы и спальня Ферза были расположены ниже, недалеко от гостиной. Ей нужно было пройти мимо них, чтобы попасть в холл, а оттуда - в маленький кабинет, где стоял телефон. Внизу была полная тишина. Диана открыла дверь и показалась на пороге; боясь, что она ее обгонит, Динни побежала вниз по лестнице. Скрипнули ступени, и она остановилась, чтобы снять туфли. Держа их в руках, она прокралась мимо двери гостиной. Оттуда не доносилось ни звука, и Динни сбежала в холл. Там она успела заметить брошенные на стул шляпу и пальто Ферза и, войдя в кабинет, закрыла за собой дверь. Немножко постояв, чтобы отдышаться, Динни зажгла свет и взяла телефонную книгу. Она нашла телефон Адриана и уже протянула руку к трубке, как кто-то сжал ее запястье; ахнув, она оглянулась и увидела Ферза. Он рывком повернул ее к себе и ткнул пальцем в туфли, которые она все еще держала в руке.
   - Хотите меня выдать, - сказал он и, не выпуская ее руки, вынул из бокового кармана нож.
   Отпрянув насколько возможно назад, Динни посмотрела ему прямо в лицо. Почему-то она уже не так боялась, как раньше; главным ее ощущением был какой-то стыд, - ей было неловко, что она держит в руке туфли.
   - Как это глупо, капитан Ферз, - произнесла она ледяным тоном. - Вы отлично знаете, что мы не хотим вам зла.
   Ферз отшвырнул ее руку, открыл нож и одним ударом перерезал телефонный провод. Трубка упала на пол. Он закрыл нож и убрал его в карман. Динни показалось, что этот поступок немного успокоил его.
   - Наденьте туфли, - сказал он. Она повиновалась.
   - Имейте в виду, я не позволю, чтобы мной распоряжались и вмешивались в мою жизнь. Я сам решу, что с собой делать.
   Динни молчала. Сердце ее бешено колотилось, и она боялась, что голос может ее выдать.
   - Вы слышите?
   - Да. Никто не собирается вам мешать или делать что-либо вам наперекор. Мы хотим вам только добра.
   - Знаю я это "добро", - сказал Ферз. - С меня хватит. - Он подошел к окну, рванул в сторону штору и выглянул на улицу. - Дождь льет, как из ведра, - сказал он, потом повернулся и уставился на Динни. Лицо его начало подергиваться, руки сжались в кулаки. Он замотал головой и вдруг закричал: Вон отсюда, живо! Вон, вон отсюда!
   Динни быстро пошла к двери, стараясь не бежать, закрыла ее за собой и кинулась наверх. Диана все еще стояла на пороге спальни. Динни втолкнула ее в комнату, заперла дверь и, задыхаясь, упала на стул.
   - Он побежал за мной, - с трудом выговорила она, - и перерезал провод. У него нож; боюсь, что начинается приступ буйства. Если он попробует взломать дверь, она выдержит? Может быть, пододвинуть кровать?
   - Тогда нельзя будет спать.
   - Спать мы и так не будем.
   И Динни принялась тащить кровать. Вдвоем они загородили ею дверь.
   - Прислуга запирается на ночь?
   - Они запираются, с тех пор как он вернулся.
   Динни с облегчением вздохнула. Ее бросило в дрожь при одной мысли о том, что ей пришлось бы идти предупреждать прислугу. Она села на кровать и посмотрела на стоявшую у окна Диану.
   - О чем вы думаете, Диана?
   - О том, как бы я боялась, если бы дети были дома.
   - Да, слава богу, их нет.
   Диана подошла к кровати и взяла Динни за руку. Динни ответила на ее пожатие, - они сжали друг другу руки почти до боли.
   - Неужели мы ничего не можем сделать, Динни?
   - Если он уснет, утром ему станет лучше. Теперь, когда он опасен, мне его не так жалко.
   - Я вообще уже ничего не чувствую, - глухо сказала Диана. - Знает он, что я в вашей комнате? Может, мне лучше сойти вниз, и будь что будет.
   - Ни за что!
   И, вынув ключ из двери, Динни сунула его себе в чулок; прикосновение холодного металла ее немного успокоило.
   - Теперь мы ляжем ногами к двери, - сказала она. - Незачем зря себя изводить.
   Обеих охватила усталость, и они долго лежали, прижавшись друг к другу, под пуховым одеялом - ни та, ни другая не могли уснуть, но обе были в полузабытьи. Динни задремала, но ее разбудил какой-то шорох. Она взглянула на Диану. Та спала в самом деле, спала как убитая. Дверь прилегала к косяку не плотно, и над нею виднелась полоска света. Динни оперлась на локоть и прислушалась. Кто-то поворачивал и осторожно тряс ручку. Послышался стук.
   - Да, - очень тихо сказала Динни, - в чем дело?
   - Диана, - раздался голос Ферза, на этот раз очень покорный. - Мне нужна Диана.
   Динни прижалась губами к замочной скважине.
   - Диана нездорова, - прошептала она. - Она заснула, не будите ее.
   Наступило молчание. Потом она с ужасом услышала протяжный вздох, похожий на стон, до того жалобный и безнадежный, что Динни чуть было не отворила дверь. Она вовремя взглянула на бледное, измученное лицо Дианы, и это удержало ее. Нельзя! Что бы ни означал этот вздох, - все равно нельзя! И, съежившись на постели, она опять прислушалась. За дверью не раздавалось ни звука. Диана спала, но Динни больше не могла заснуть. "Если он себя убьет, - мелькнула у нее мысль, - это я буду виновата". Но разве так не лучше будет для всех - для Дианы, для детей и для него самого? И все же его протяжный вздох, почти стон, продолжал звучать у нее в ушах. Бедняга, вот бедняга! Она не чувствовала больше ничего, кроме острой, мучительной жалости и какой-то злобы на неумолимую природу, причиняющую людям такие страдания. Безропотно покоряться судьбе? Ни за что! Она бессмысленна и жестока! Динни лежала* вздрагивая, рядом с измученной спящей Дианой. Чем они прогневали судьбу? Могут они ему чем-нибудь помочь? Что им делать утром? Диана пошевелилась. Просыпается? Но та только повернулась на другой бок и снова забылась тяжелым сном. Постепенно Динни охватила дремота, она тоже заснула.
   Ее разбудил стук в дверь. Было уже светло. Диана еще спала. Динни взглянула на часы. Восемь часов. Это пришли ее будить.
   - Спасибо, Мери, - вполголоса откликнулась она. - Миссис Ферз у меня.
   Диана села, глядя на полуодетую Динни.
   - В чем дело?
   - Ни в чем. Восемь часов! Надо встать и подвинуть кровать на место. Вы поспали как следует. Прислуга уже на ногах.
   Они накинули халаты и отодвинули кровать. Динни вынула ключ и отперла дверь.
   - Мешкать нечего. Идемте.
   С минутку они постояли, прислушиваясь, на верхней площадке лестницы, потом спустились ниже. В комнате Дианы не было никаких следов беспорядка. По-видимому, сюда заходила горничная - шторы были отдернуты. Динни и Диана остановились у двери, которая вела в комнату Ферза. Ни звука. Они вышли в коридор, откуда в его комнату вела другая дверь. Опять ни звука!
   - Сойдем вниз, - шепнула Динни. - Что сказать Мери?
   - Ничего. Она поймет сама.
   Двери в столовую и кабинет были распахнуты. Отрезанная телефонная трубка еще валялась на полу; никаких других следов ужасной ночи не было заметно.
   Вдруг Динни сказала:
   - Диана, нет его шляпы и пальто. Они лежали здесь на стуле.
   Диана пошла в столовую и позвонила. Из кухни появилась пожилая горничная, вид у нее был испуганный.
   - Мери, вы сегодня утром видели шляпу и пальто мистера Ферза?
   - Нет, миссис Ферз.
   - Когда вы сошли вниз? - В семь часов.
   - Вы не были в его комнате?
   - Еще нет, миссис Ферз.
   - Вчера вечером мне нездоровилось; я ночевала в комнате мисс Динни.
   - Да, миссис Ферз.
   Все трое поднялись наверх.
   - Постучите в дверь.
   Горничная постучала. Динни и Диана стояли рядом. Ответа не последовало.
   - Постучите еще, погромче.
   Горничная постучала несколько раз. Никто не отвечал. Диана отстранила ее и повернула ручку. Дверь отворилась. В комнате никого не было, но в ней царил такой беспорядок, словно здесь была драка. Валялась пустая грелка; повсюду был рассыпан пепел. Постель был смята, но, по-видимому, Ферз лежал, не раздеваясь. Все его вещи были на месте, он явно ничего с собой не взял. Женщины переглянулись.
   - Мери, дайте нам поскорее позавтракать, - сказала наконец Диана. - Нам надо уйти.
   - Да, миссис Ферз... я видела телефон.
   - Уберите трубку и позаботьтесь, чтобы телефон починили; другим ничего не говорите. Скажите, что он уехал на день или на два. Приведите в порядок комнату, чтобы все выглядело как надо. Давайте поскорей оденемся, Динни.
   Горничная ушла вниз.
   - А деньги у него есть? - спросила Динни.
   - Не знаю. Посмотрю, взял ли он чековую книжку.
   Диана побежала по лестнице. Динни ждала. Минуту спустя Диана вернулась в холл.
   - Нет, она лежит на бюро в столовой. Одевайтесь скорее!
   Это означало... Что же это могло означать? В душе у Динни боролись надежда и страх. Она бросилась наверх.
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
   Второпях они позавтракали и посоветовались, как быть дальше. Куда пойти?
   - Только не в полицию, - сказала Динни.
   - Конечно, нет.
   - Я думаю, прежде всего нам надо поехать к дяде Адриану.
   Они послали горничную за такси и отправились к Адриану. Еще не было и девяти. Они застали его за завтраком; он ел рыбу - в ней было столько костей, что чем больше ешь, тем больше остается на тарелке; только так и можно объяснить библейское чудо с семью корзинами, полными рыбы.
   Адриан, который, казалось, совсем поседел за эти дни, выслушал их, набивая трубку; потом он сказал:
   - Теперь предоставьте все это мне. Динни, ты можешь отвезти Диану в Кондафорд?
   - Конечно.
   - А можешь ты сначала попросить Алана Тасборо съездить в клинику и узнать, нет ли там Ферза, не говоря им, что он исчез? Вот адрес.
   Динни кивнула.
   Адриан поднес руку Дианы к губам.
   - Дорогая, у вас совершенно измученный вид. Не волнуйтесь; отдохните там с детьми. Мы будем сообщать вам обо всем.
   - Адриан, можно избежать шума в газетах?
   - Постараемся. Я посоветуюсь с Хилери; сперва испробуем все другие пути. Сколько у него с собой денег?
   - По последнему чеку он получил пять фунтов два дня назад; но вчера он весь день не был дома.
   - Как он одет?
   - Синее пальто, синий костюм, котелок.
   - И вы не знаете, где он был вчера?
   - Нет. До вчерашнего дня он вообще не выходил.
   - Он еще состоит в каком-нибудь клубе?
   - Нет.
   - Кто-нибудь из старых друзей знает о его возвращении?
   - Нет.
   - И он не взял чековой книжки?.. Когда ты сможешь поймать этого молодого человека, Динни?
   - Сейчас же, если я могу позвонить по телефону; он ночует у себя в клубе.
   - Иди звони.
   Динни позвонила и, вернувшись, сообщила, что Алан немедленно поедет в клинику и о результатах даст знать Адриану. В клинике Алан скажет, будто он старый друг Ферза и не знал, что тот уехал домой. Он попросит известить его, как только Ферз вернется, чтобы он мог приехать его повидать.
   - Хорошо, детка, - сказал Адриан, - ты у меня умница. А теперь поезжайте, и присматривай там за Дианой. Оставь мне номер вашего телефона в Кондафорде.
   Записав телефон, он проводил их до такси.
   - Дядя Адриан самый добрый человек на свете.
   - Никто этого не знает лучше меня, Динни.
   Вернувшись на Окли-стрит, они поднялись наверх, чтобы собраться. Динни боялась, что Диана в последнюю минуту откажется ехать. Но та дала слово Адриану, и вскоре они отправились на вокзал. Обе были так измучены, что все полтора часа пути провели молча, каждая в своем углу. Динни только теперь поняла, чего ей все это стоило. И почему? Никто ни на кого не нападал, и даже шума особого не было. Как страшно действует на окружающих безумие! Какой ужас оно внушает, сколько причиняет страданий! Теперь, когда ей больше не грозила встреча с Ферзом, он снова вызывал в ней только жалость. Она представляла себе, как он бродит с помутившимся рассудком, не зная, где приклонить голову, и не имея подле себя никого, кто бы ему помог; на грани полного безумия или, может быть, уже по ту сторону этой грани. Самые ужасные трагедии всегда порождают страх. Преступность, проказа, безумие - все это пугает людей, а жертвы этих несчастий обречены на беспросветное одиночество, окружены всеобщим страхом. Со вчерашней ночи ей куда понятнее стали отчаянные слова Ферза о том заколдованном круге, в котором мечется человек, потерявший рассудок. Теперь она знала, что у нее не хватит ни сил, ни жестокости иметь дело с сумасшедшими; поняла она и почему так жестоко обращались с сумасшедшими в былые времена. Так ведут себя и собаки, обезумев от страха, они набрасываются всей сворой на бешеного пса. Презрение к полоумным, жестокость и презрение - ведь это только самозащита, самозащита и месть за что-то такое, что оскорбляет человеческие чувства. И тем больше их жалеешь и тем страшнее о них думать. Поезд мчал ее все ближе к дому, к покою, а Динни все больше мучили противоречивые чувства - хотелось прогнать от себя всякую мысль о несчастном отщепенце, и было нестерпимо жаль его. Она поглядела на Диану, прикорнувшую напротив с закрытыми глазами. Что она сейчас чувствует? Ведь она связана с Ферзом воспоминаниями, законом, детьми. На лицо, обрамленное плотно прилегающей шляпкой, легли следы долгих испытаний - на нем появились морщинки и какая-то суровость. Судя по чуть заметному движению губ, она не спала. "Что ее поддерживает? - думала Динни. - Она не религиозна и, в общем, ни во что особенно не верит. На ее месте я бы бросила все и сбежала куда глаза глядят... Нет, пожалуй, не сбежала бы. Может быть, в каждом из нас живет какое-то чувство долга перед самим собой, оно-то и поддерживает в нас твердость и стойкость духа".
   На вокзале никто их не встречал, и, оставив там вещи, они пошли в Кондафорд пешком.
   - Интересно, - сказала вдруг Динни, - может ли человек прожить в наши дни совсем без волнений? Могла бы я быть счастлива, живя здесь все время, как деревенские старики? Клер тут всегда томится. Тихая жизнь не по ней. В каждом из нас живет свой бес - живет и не дает покоя.
   - В вас я его, кажется, никогда не замечала, Динни.
   - Жалко, что я не была постарше во время войны. Когда она кончилась, мне было всего четырнадцать.
   - Вам повезло.
   - Не знаю. Вы пережили столько треволнений, Диана.
   - Когда началась война, мне было столько лет, сколько вам сейчас.
   - И вы были замужем?
   - Только что вышла.
   - Кажется, он провел всю войну на фронте?
   - Да,
   - Отсюда все и пошло?
   - По-моему, только ускорило.
   - Дядя Адриан говорил о наследственности.
   - Да.
   Динни показала на домик под соломенной крышей.
   - В этом домике пятьдесят лет прожили друг с другом двое стариков, мои любимцы. Вы на это способны, Диана?
   - Теперь - да; я хочу покоя.
   Они молча дошли до дома. Там их застала телеграмма от Адриана: Ферз в клинику не возвращался, но Адриан и Хилери, кажется, напали на верный след.
   Повидавшись с детьми, Диана прилегла в отведенной ей комнате, а Динни зашла к матери.
   - Мама, я должна это кому-нибудь высказать: я молю бога, чтобы Ферз умер.
   - Динни!
   - Ради него самого, ради Дианы, ради детей, ради всех нас; даже ради меня самой.
   - Конечно, если он безнадежен...
   - Мне все равно, безнадежен он или нет. Все это слишком ужасно. Провидение обанкротилось.
   - Что ты, детка!
   - Слишком уж свысока оно на нас смотрит. Может, и есть какой-нибудь вечный промысл, но мы для него - просто козявки.
   - Тебе надо хорошенько выспаться, детка.
   - Да. Но это ничего не изменит.
   - Не распускайся, Динни; от этого портится характер.
   - Не вижу никакой связи между верой и характером. Разве я стану вести себя хуже оттого, что больше не верю в провидение или загробную жизнь?
   - Но, Динни...
   - Напротив, я стану вести себя лучше; если я человек порядочный, то это потому, что порядочность сама по себе хороша, а не потому, что мне за это воздастся.
   - Какая может быть порядочность, если нет бога?
   - О моя дражайшая и премудрая мать, я же не говорю, что бога нет. Я только сказала, что его промысл очень далек от нас. Разве ты не слышишь, как он говорит: "Да, кстати, этот шарик под названием Земля - он все еще вертится?" И какой-нибудь ангел ему отвечает: "Конечно, сэр, вертится, и довольно проворно". - "Позвольте-ка, он, наверно, совсем уж мехом порос. Помните, там еще развелся такой микроб... хлопотун..."
   - Динни!
   - "Ах да, сэр, вы имеете в виду человека?" - "Вот-вот, кажется, мы его так и назвали".
   - Динни, какой ужас!
   - Нет, мама, если я человек порядочный, то это потому, что порядочность придумали люди для блага самих людей; точно так же, как красоту создали люди себе на радость. Мамочка, я, наверно, ужасно выгляжу. У меня совсем глаза слипаются. Пойду, пожалуй, прилягу. Сама не знаю, почему я так разволновалась. Наверно, оттого, что я никак не могу забыть его лицо.
   И с подозрительной поспешностью Динни повернулась и вышла.
   ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
   Тот, кому возвращение Ферза причинило столько горя, в душе обрадовался его бегству. Этой радости не могло испортить Адриану даже то, что он сам взялся положить ей конец и вернуть беглеца. В такси по дороге к Хилери Адриан напряженно раздумывал, как ему разрешить эту задачу. Боязнь огласки мешала ему действовать обычными и прямыми путями - обратиться в полицию, объявить по радио, в газете. Все это привлекло бы к Ферзу слишком много внимания. Какие же средства оставались в его распоряжении? Ему казалось, что ему нужно решить кроссворд, а он, подобно другим высокоинтеллигентным людям, немало их разгадал на своем веку. Из рассказа Динни было неясно, в котором часу Ферз ушел из дома, а чем дольше откладывать поиски тех, кто мог заметить его возле дома, тем меньше надежды их найти. Повернуть такси и возвратиться в Челси? Но Адриан продолжал ехать в Луга, повинуясь скорее внутреннему чутью, чем логике. Он привык обращаться в трудную минуту к Хилери, да и вообще в таком деле ум хорошо, а два лучше. Адриан подъехал к дому священника, так ничего и не придумав, и решил только порасспросить о Ферзе на Набережной и на Кинг-Род. Было еще рано - начало десятого, и Хилери читал полученные утром письма. Выслушав брата, он вызвал в кабинет жену.
   - Давайте минуты три подумаем, - сказал он, - а потом обменяемся мыслями.
   Они постояли перед горевшим камином, - мужчины курили, женщина нюхала осеннюю розу.
   - Ну? - спросил наконец Хилери. - Что-нибудь придумала, Мэй?
   - Вот что, - ответила, наморщив лоб, жена. - Если все так, как описывает Динни, надо сначала навести справки в больницах. Я позвоню в три-четыре приемных покоя, куда его могли привезти, если с ним что-нибудь случилось. Еще рано, и к ним вряд ли поступило много народу.
   - Очень мило с твоей стороны: ты женщина находчивая и сможешь все узнать, не называя его имени.
   Мэй пошла звонить.
   - А ты, Адриан?..
   - Есть у меня одна догадка, но я хотел бы сперва выслушать тебя.
   - Что ж, - сказал Хилери, - мне пришли в голову две возможности. Во-первых, нужно узнать в полиции, не было ли сегодня утопленников. Во-вторых, - я думаю, что это вероятнее всего, - он мог напиться.
   - Так рано ему негде купить вина.
   - А в гостинице? Деньги у него есть.
   - Согласен, если моя догадка тебе не понравится, поищем в гостиницах.
   - Ну?..
   - Я пытался поставить себя на место этого бедняги. Мне кажется, если бы я почувствовал себя обреченным, я сбежал бы в Кондафорд, - может быть, не в самую усадьбу, а в ее окрестности, туда, где мы играли мальчишками, туда, где я жил, прежде чем на меня обрушилась судьба. Раненое животное уползает в свою нору.
   Хилери кивнул.
   - А где его дом?
   - В Западном Сассексе, - у самой гряды Меловых холмов, на их северном склоне. Станция Петуорт.
   - А! Знаю эти места. Перед войной мы с Мэй часто бывали в Бигноре и исходили пешком всю округу. Давай попытаем счастья на вокзале Виктория и узнаем, не садился ли в поезд кто-нибудь похожий на Ферза. Но сперва выясним в полиции насчет утопленников. Я могу сказать, что пропал кто-то из моих прихожан. Какого он роста?