Но помилуй его, аллах! О чем он думает? Она обручена с Форжером и послужит лишь орудием мести.
   Халид заметил какое-то движение на тропе, ведущей к морскому берегу, маленькое движущееся пятнышко. Кто-то пробирался к воде, прячась за валунами, окаймлявшими тропу. Неужели это удирает его пленница?
   Халид помчался вниз по крутым ступеням. Аргус не отставал от него.
   На берегу Эстер нашла укрытие среди колючих кустарников, росших прямо на сыпучих песках, и остановилась, чтобы немного отдышаться. Сердце ее бешено колотилось, кружилась голова. Только неукротимая воля и стремление к свободе заставили ее, предварительно оглядевшись, продолжить путь к лодкам. Невероятными усилиями она столкнула одну из них на воду и запрыгнула в нее.
   «Я никогда больше не увижу его!» — такая мысль, как ни странно, мелькнула у нее в голове и кольнула болезненно, но она отогнала ее прочь.
   Куда плыть, чтобы добраться до виллы Малика? Вот что должно было занимать Эстер, а не воспоминания о принце. Спасет ли ее это неуклюжее корыто, или ей суждено утонуть?
   Эстер надеялась попасть на виллу Малика, неуклонно придерживаясь береговой линии, несмотря на все ее изгибы. А там она уже как-нибудь отыщет и освободит Эйприл, и вместе они пустятся в странствие.
   Ну а если она утонет, так тому и быть. Умереть свободной женщиной гораздо лучше, чем прожить долгие годы в плену у принца. Где он, кстати?
   Как бы откликаясь на ее мысленный зов, Халид появился на берегу. Когда Эстер оглянулась, почувствовав на себе его взгляд, то увидела Халид-бека, который, подбоченившись, стоял у кромки воды и с улыбкой смотрел на нее. Несомненно, принц лишился разума. Она убегает, а он ничего не делает, чтобы остановить ее. Просто стоит и улыбается, глядя, как девушка сражается с тяжеленными веслами. К ужасу Эстер, лодка почти не двигалась с места, несмотря на все ее усилия.
   — Стой, Аргус! — приказал принц псу.
   Он стянул сапожки и избавился от штанов, затем столкнул на воду другую лодку и прыгнул в нее.
   Словно играючи, Халид преодолел ничтожное расстояние, отделяющее его от беглянки. Он не спешил. Далеко она не уплывет в лодке, которая течет как решето.
   Эстер изо всех сил налегала на весла, но, когда лодка принца поравнялась с ее горе корытом, поняла, что ее игра проиграна. Впрочем, она предпочла проигнорировать этот факт и сделала вид, что не замечает преследователя. А он не делал никаких попыток схватить пленницу. Наоборот, Халид любезно поздоровался:
   — Доброе утро, миледи.
   Эстер ничего не ответила, но была озадачена. Почему он не берет ее судно на абордаж? Что он задумал?
   — Я сказал тебе доброе утро.
   — Я слышала.
   — Отличная погода для морской прогулки, не правда ли?
   — Весьма бодрящая, — подхватила Эстер, приняв участие в не очень понятной ей игре.
   — Куда ты направилась?
   — Домой.
   — Твой дом там, где я, — повторил Халид извечную свою присказку.
   — Мой дом в Англии.
   — Так ты плывешь в Англию? На веслах ты туда не доберешься.
   — Я доплыву туда как угодно и на чем угодно, если ты оставишь меня в покое, — огрызнулась Эстер.
   — Если я так поступлю, то ты, моя красавица, непременно утонешь.
   — Я намерена следовать вдоль берега.
   — В таком случае, лучше вылезай и топай по песку, — посоветовал Халид. — Твоя лодка течет и долго не протянет.
   — Спасибо за совет, но я тебе не верю, — сказала Эстер и вновь принялась грести.
   — Посмотри по сторонам. Что ты видишь?
   — Берег удаляется, — сказала Эстер, бросив взгляд через плечо. — А другой берег далеко.
   — А теперь опусти глазки вниз.
   Эстер с ужасом убедилась, что на дне шлюпки полно воды, которая вот-вот зальется за голенища ее сапожек.
   Она произнесла вслух и очень громко несколько слов, совсем неподходящих для воспитанной девушки. И тут же покрылась бледностью, жалобно взглянула на принца и прошептала:
   — Я не умею плавать.
   — Мне это известно, — кивнул принц и протянул руку. — Хватайся и залезай сюда ко мне. Только не опрокинь лодку и не искупай нас обоих!
   Со всей осторожностью Эстер перебралась с одного судна на другое. В лодке Халида ей пришлось сесть с ним лицом к лицу. В игре в «гляделки» победил мужчина. Девушка отвела взгляд первой. Тогда Халид приналег на весла, развернул и направил лодку в обратный путь.
   По окончании их маленького путешествия принц проявил свойственную ему галантность и перенес девушку на руках с «корабля» на земную твердь. Причем сделал это с явным удовольствием. Опустив ее на песок, он, стоя, с высоты своего роста обратился к ней с речью:
   — Как только ты лишаешься моей защиты, тебя ждут самые непредсказуемые опасности. Тебе повезло, что я успел перехватить тебя в самом начале пути. Чем дальше ты будешь от меня, тем ближе к гибели.
   — Значит, мне повезло? — ехидно спросила Эстер. — В чем? В том, что я опять попалась тебе в лапы? Может, ты специально оставил на песке это дырявое корыто, чтобы заманить меня, а потом поиздеваться над утопленницей?
   — Утопить свою наложницу не входило в мои намерения. А то, что я предоставил тебе право выбора, было лишь проверкой. Большинство женщин сочли бы за честь стать наложницей принца Халида.
   — Самодовольная свинья — вот ты кто! — откликнулась Эстер на заявление принца, не ведая, что нанесла мусульманину смертельное оскорбление.
   И вдруг, словно предупреждая стычку между полюбившимися ему людьми. Аргус прыгнул на Эстер и опустил свои мощные лапы на ее плечи, а язык его принялся старательно вылизывать ее личико.
   — Отстань! — вскрикнула Эстер.
   — Сидеть! — скомандовал Халид собаке. — Это доказывает, что…
   — Что доказывает? — переспросила Эстер, не догадываясь, что сейчас попадется в словесную ловушку.
   — Раз адский пес возлюбил тебя, значит, ты, несомненно, ведьма!
   — Из-за того, что я предпочитаю его поцелуи твоим? — постаралась выкрутиться Эстер. — Проверь, и ты убедишься в своей ошибке!
   Халид оттолкнул пса и склонился близко-близко к ее губам.
   — Сейчас проверим.
   Его губы приникли к ее губам, и уже знакомая ей пытка повторилась. Руки принца гуляли по тем местам девичьего тела, которые как раз и были готовы отозваться на мужские ласки. А Аргус, сидя неподалеку, невозмутимо смотрел на все это действо.
   — Ты прошла испытание, — охрипшим голосом заявил Халид. — Пойдем по второму кругу.
   Она не поняла, что он имел в виду, но все трое — принц, его пес и его пленница — молча возвратились в Девичью Башню.
   Доставив беглянку в спальню, Халид накинулся на ожидающего там в страхе Омара.
   — Как она смогла убежать?
   Вздернутый за ворот и поднятый в воздух коротышка прохрипел:
   — Не… не знаю.
   — Я просто вышла из спальни, — спасая Омара, заявила Эстер.
   — Ты не запер дверь?! — Удар Халида пришелся по уху незадачливого евнуха и свалил его с ног.
   — Омар не виноват.
   — Молчать! — вскричал Халид так, что его услышали даже камни, из которых много веков назад был выстроен этот замок.
   Омар, скорчившись на ковре, уже распрощался с мечтами, что станет приближенным первой и любимейшей из жен принца. О каком-либо благоденствии он уже не смел и думать, — лишь бы не хрустнула его шея.
   — Если ты запер дверь, значит, она, как колдунья, улетучилась из замка, — рявкнул Халид, метая на евнуха молнии.
   — Ты сам дьявол, колдун, чудовище, а не я! — завопила Эстер, предчувствуя, что ей грозит. Она опустилась на колени рядом с поверженным евнухом. — Ты пострадал из-за меня. Омар. Прости.
   Евнух жалобно всхлипнул.
   — Чудовище! Как можно поднять руку на такое слабое существо? Ну давай ударь и меня!
   Эстер выпрямилась и предстала перед глазами принца во всем великолепии женственности. Мальчишеский наряд лишь подчеркивал соблазнительные округлости ее фигурки.
   Халид, встретив сопротивление своему гневу, мог бы рассвирепеть сверх всяких пределов. Это вовремя понял умный евнух.
   — Дай мне возможность исправиться, мой господин. Я буду следить за ней неустанно и найду способ одолеть ее колдовские чары.
   Халид чуть остыл.
   — Запомни, раб, что она лишь моя рабыня, а не наложница из гарема. И обращайся с ней соответственно. А прежде всего, сожги дотла ту мерзкую одежду, что сейчас на ней, и пепел развей по ветру. И убережет тебя аллах от ее колдовских чар, а то придется тебе корчиться на колу.
   — Все будет исполнено, мой господин, — пробормотал Омар, провожая взглядом удалявшегося в грозном молчании принца, а после тотчас обратился к Эстер с высказыванием, которое повергло ее в изумление: — Все зло заключено в вас, женщинах. Вы и есть воплощение дьявола!
   — Я? А как же вы, мужчины, обходились бы без нас?
   — Мне ты не нужна.
   Эстер готова была задать резонный вопрос, но вовремя спохватилась и прекратила беседу. Однако евнух был настроен поговорить.
   — То, что он счел тебя колдуньей, — чепуха, но и из этого мы можем извлечь выгоду.
   — Убирайся и запри меня накрепко! Иначе тебе хуже придется от моей руки, чем от руки твоего господина!
   — От твоей ручки я готов принять смерть, но лучше бы оттуда излилось на меня богатство.
   Эстер размахнулась и изо всей силы шлепнула по его пухлой щеке.
   — Вот тебе, неблагодарная скотина! Я защищала тебя от гнева Халида, а ты мелешь неизвестно что. Убирайся!
   — Женщина не может поднять руку на мужчину.
   Так гласит Коран.
   — Ты не мужчина, и Коран мне не указ! — бесновалась Эстер. — Убирайся, и скажи всем, кого встретишь, что здесь, в замке, заперта колдунья!
   Солнце миновало высшую точку на небе и медленно поползло к закату. Халид вышел встречать свою свиту возглавляемую Абдуллой. Они поделились новостями, впрочем, весьма скудными.
   — Незачем мне было появляться в Стамбуле. Я лишь даром потерял время, — признался Халид.
   — Почему?
   — Михрима вела себя со мной так же гадко, как прежде. Будто она мне не мать, и я ей совсем чужой, — пожаловался слуге всемогущий принц. — Ну а Мурад понятия не имеет, кто мог задумать на него покушение. Нур-Бану убеждена, что в этом виновата Линдар.
   — Линдар? Кто это такая? — удивился Абдулла.
   — Последняя утеха моего любвеобильного дядюшки. Она родила ему сыночка и нарекла Каримом в честь моего убитого брата.
   — Всякая мать печется о своем сыне и не желает его гибели, — задумчиво произнес мудрый Абдулла. — Если что-то случится с Селимом и Мурад станет султаном, младенец тотчас лишится жизни.
   — Мальчишка родился с физическими недостатками и не сможет оспаривать право Мурада наследовать султанат, — сказал Халид. — Никто в здравом уме не захочет сражаться на стороне калеки, если вспыхнет война за трон.
   — Значит, затея Линдар все равно обречена на провал?
   — Если б на ее месте была бы, предположим, моя мать, то я бы еще засомневался. Чтобы задумать и осуществить подобный план, надо обладать ее дьявольским умом и умением плести интриги.
   — А какие еще предположения родились в твоей голове, господин?
   — Голова моя, к несчастью, занята совсем другим делами, — признался Халид.
   Догадливый Абдулла усмехнулся.
   — Уж не пленница ли причиняет тебе столько забот?
   — Да. На рассвете она вновь пыталась бежать на дырявой лодке. Ее счастье, что я вовремя оказался на берегу.
   — Эта девица никогда не успокоится. А что слышно о Форжере? Есть ли новости? Где его дьявол носит?
   — Новостей пока нет. — Халид развел руками, но тут его внимание привлек смотритель дворцовой голубятни, поспешным шагом пересекающий двор. Он явно направлялся к принцу.
   Халид жестом поторопил его, и тот перешел на бег. Еще не отдышавшись, он согнулся в низком поклоне и протянул господину послание, затем попятился назад и застыл в неподвижности. Новости были настолько тревожными, что опытный слуга решил держаться подальше от могучих рук принца на случай, если господин впадет в гнев, что случалось довольно часто.
   Предчувствие слуги полностью оправдалось. Прочитав письмо, Халид огляделся вокруг себя в поисках подходящей жертвы для расправы. В нем вскипела такая ярость, что на него стало страшно смотреть. Султанский Пес вновь ощерил клыки.
   — Плохая весть? — все же осмелился спросить Абдулла.
   — Кто-то пытался убить Линдар и ее ребенка.
   — Как? Где? — То, что предполагаемый убийца сумел проникнуть в Топкапи, потрясло Абдуллу.
   — Мать не сообщает подробностей. Мы отправимся в Стамбул и там все узнаем.
   — Мне кажется, что это покушение подтверждает невиновность Линдар, — высказал предположение Абдулла.
   — Не знаю, — пожал плечами Халид, — Михрима пишет, что обнаружены какие-то улики, якобы указывающие на причастность Форжера.
   — Хорька? Быть не может!
   — О, мой господин! — вопль Омара заставил их вздрогнуть. Не дожидаясь позволения приблизиться, маленький человечек шаром подкатился к ногам принца и пробормотал: — Я искал вас повсюду.
   — И нашел наконец — мрачно произнес Халид, и евнух затрепетал, безмолвно хватая ртом воздух.
   — Кто это? — спросил Абдулла, глядя с высоты своего роста на маленького Омара.
   — Мать подыскала его для ухода за англичанкой. К сожалению, этот болван провинился. Оставил дверь незапертой и без охраны.
   Омар, обретя дар речи, в ужасе прокричал:
   — Она меня зарезала!
   — Если тебя зарезали, то почему ты так орешь? — строго спросил Халид.
   — И не истекаешь кровью, — добавил Абдулла, и в груди его зародился хриплый смех.
   — Смешного мало. — Омар очень обиделся на незнакомого ему великана и целиком переключился на принца. — О, господин, все так ужасно! Ваша пленница спала и во сне застонала. Разумеется, я встревожился, поспешил к ней. Она звала своего отца. Я начал ее будить, а она схватила меня одной рукой, а другой зарезала.
   — Но ты же не ранен, — заметил Абдулла.
   — Откуда у нее взялся нож?
   — О, мне повезло, что она была безоружна. Если б в руке ее был кинжал, то я бы не смог тогда поговорить с вами, сиятельный принц. О аллах! Ей привиделось, что она протыкает меня насквозь.
   — Ей привиделось, тебе привиделось!.. Богатое у вас обоих воображение, — рассмеялся Абдулла.
   Халид же молча взглянул вверх и увидел, как Эстер мгновенно отпрянула от окна спальни.
   Принц решил, что он уже по горло сыт этими ночными ее кошмарами. Пора избавить ее от них навсегда, даже если придется вытрясти из нее всю душу.
   Услышав, как ключ поворачивается в замке, Эстер завертелась на месте, ища, куда бы спрятаться. Но ее повелитель уже грозно заполнил своей внушительной фигурой дверной проем.
   — Ты не повинна в смерти отца, — заявил Халид.
   — Что? — Эстер съежилась в испуге.
   — Прекрати терзаться по ночам и изводить себя. Иначе ты скоро очутишься там, где и он — в раю или аду — не знаю!
   — Как ты смеешь?..
   — Я смею приказывать тебе, потому что ты лишаешь меня покоя и пугаешь моих слуг.
   — Кого, интересно, я напугала?
   — Омар до сих пор дрожит, потому что ты заколола его во сне. Неужто ты не помнишь? Эстер побледнела.
   — Он серьезно ранен?
   — Душевно — да! А если б у тебя взаправду был нож в руке? — Халид неосторожно улыбнулся и этим свел все свои угрозы на нет.
   — Так какого черта ты врываешься ко мне, мелешь какую-то чепуху и чего-то от меня требуешь?
   — Это ты выкрикиваешь среди ночи какой-то вздор и грозишь пролить кровь! И понизь голос, когда говоришь со мной!
   — Не смей вмешиваться! Мои сны и мои мысли — моя собственность, и как бы ты ни был могуществен, они тебе не по зубам, — выплеснула Эстер с торжеством, вероятно, заготовленные заранее фразы.
   Халид был полон сострадания к ней и желания освободить девушку от чувства вины.
   — Незачем укорять себя всю жизнь. Судьба твоего отца была уже предрешена на небесах.
   Не желая слышать его увещеваний, Эстер заткнула уши.
   Халид развел ее руки, встряхнул как игрушку и продолжил ровным, холодным тоном:
   — Девчонка десяти лет от роду не могла бы защитить отца от шайки убийц.
   Пощечина, которую он вдруг получил, отпечаталась на его щеке. И за этим вылился поток слов:
   — Мой отец был добр, честен и справедлив. Он был для меня больше, чем ангел, кому господь поручает охранять ребенка от рождения до смерти. Он называл меня своей тенью, потому что я всегда следовала за ним. И только один раз я его подвела своим непослушанием, и вот что из этого вышло! — всхлипнув, Эстер прошептала умоляюще: — Не вправе нечестивые уста называть его имя. Прошу, не говори о нем.
   Халид был озадачен. Пощечин он не получал никогда в своей жизни. Если б какой-то мужчина осмелился поднять на него руку, он бы тотчас очутился в царстве мертвых. Но женщина! Халид надеялся, что она поступила так в минутном затмении разума.
   А что, если?.. Мысль Халида вдруг заработала в другом направлении. Нет ли тут интриги, сплетенной Хорьком?
   — Избавь меня от своего присутствия, — между тем нагло потребовала англичанка. — Я тебя презираю.
   — Мне нет дела до того, как ты ко мне относишься. — Халид сдержался и остался внешне невозмутимым. То, что он сказал, было правдой. Презрение или преклонение женщин он воспринимал одинаково равнодушно. Но то было раньше. — Ты лишь орудие моей мести, — сказал он, чеканя каждое слово и пронзая ее взглядом холодных, как северные льдины, голубых глаз. — Выставив тебя на невольничий торг, я выманю Хорька из норы. За тебя твой жених выложит все, что имеет, а затем встретится со своим создателем на том свете.
   Эстер отшатнулась, как будто ее ударили, и Халид был удовлетворен, ответив на ее пощечину должным образом. Она упала на колени, закрыв лицо ладонями, а он выскочил из комнаты, громко хлопнув дверью. Ключ повернулся в замке, и этот звук как бы поставил окончательную печать на судьбе Эстер.
   «Боже мой! Я буду продана на торгах! Каким же чудовищем надо быть, чтобы торговать женщиной?» Он целовал ее и нежно прикасался к ее телу. И после всего этого готов продать ее за приемлемую цену!
   Дверь заперта. Что же ей делать?
   Смерть могла бы стать выходом, но самоубийство — смертный грех, религиозное воспитание запрещало ей подобные мысли.
   Эстер мысленно поклялась, что встретит свою участь с гордо поднятой головой. Она не впала в отчаяние, не дала волю слезам. Все равно она отыщет какую-нибудь лазейку, а оказавшись на свободе, предупредит графа Форжера о грозящей ему опасности. А Халиду она отомстит за унижение, убив его собственноручно.
   Из окна своей, теперь превращенной в тюрьму спальни, Эстер наблюдала за отбытием принца и Абдуллы в Стамбул. Ей и Халиду не придется больше увидеться, вплоть до того самого рокового дня.

10

   — Встретиться с вами вновь для меня величайшее удовольствие, сиятельный принц.
   — Так ли это? — иронически спросил Халид у пышно-усого, напоминающего сытого кота, француза.
   — Разумеется, именно так! Я не бросаю слов на ветер, подобно многим моим, да и вашим соотечественникам.
   Герцог окинул взглядом богато убранное помещение.
   — Кажется, все в сборе. Мы ждали только вас. Салон Акбара, главного работорговца Стамбула, был заполнен самой уважаемой публикой. В дальнем углу возвышался помост, на котором обычно демонстрировались достоинства очередной красавицы.
   Тридцатилетний жуир и искусный дипломат герцог де Сассари обладал весьма внушительной фигурой, великолепными усами и располагающей улыбкой. Но Халид не верил ему и недолюбливал герцога.
   — Как поживает моя сестрица? — осведомился де Сассари, нарушив неловкое молчание.
   — Ваша сестрица?
   — Да. Моя сводная сестра Линдар одна из любимейших наложниц султана.
   — Линдар уже не наложница, а супруга султана Селима. Она родила султану сына.
   — Прекрасно! — Герцог был искренне обрадован. Халид скользнул взглядом по собравшимся, но не заметил того, кого надеялся увидеть.
   — Вы доставили мое послание Форжеру? — спросил он у герцога.
   — Мой кузен большой трус, — откликнулся герцог. — Вы зря надеетесь увидеть его сегодня здесь.
   — Форжера не волнует участь его невесты? — удивился Халид, не скрывая разочарования.
   Мужчина, который приносит в жертву ради своей безопасности столь замечательную женщину, не достоин называться мужчиной. Не следует ли Халиду отменить торг и оставить Эстер себе?
   — На этом аукционе запрещено торговаться через посредника, — предупредил Халид. Герцог тут же заверил его:
   — Савон Форжер никогда не примет опозоренную невесту. Тем более что эту англичанку он и в глаза не видел. Ее ему навязали.
   Халид усилием воли подавил нарастающий в нем гнев. Но в чем была причина его злости? В том, что план, задуманный им, провалился? Или ему было обидно за Эстер?
   — Плата должна быть в золоте и выплачена полностью, прежде чем купленная рабыня станет собственностью нового владельца, — заявил принц, придав тону своему необходимую суровость.
   — Мои карманы набиты битком, и я мечтаю их облегчить, — пошутил герцог. — Но почему вы не придержите столь ценный бриллиант для своей коллекции?
   Халид оставил вопрос без ответа. Он вновь принялся разглядывать мужчин, собравшихся в зале и переговаривающихся между собой тихими голосами, как и подобает солидным людям.
   Кто из них назначит самую высокую цену и завладеет Диким Цветком? Будет ли этот человек достаточно терпелив, чтобы сносить ее упрямство и безрассудные выходки? Исправит ли он ее характер нежностью или прибегнет к помощи плетки? И кто из них будет прижимать ее к своему телу и успокаивать, когда разбудит она его среди ночи отчаянным криком и слезами?
   Малик вошел в зал и задержался на пороге. Резко оборвав беседу с французом, Халид устремился к нему.
   — Рад тебя видеть, Малик.
   — И я тебя, мой друг. От Форжера нет вестей?
   — Герцог де Сассари явился набитый деньгами. Хоть он и знает, что правила запрещают торговаться за кого-то другого, но хитрый лис всегда придумает потом отговорку. Кто за ним стоит — мне неизвестно.
   — Я говорил тебе, что Хорек не вылезет из своей вонючей дыры, — вздохнул Малик. — А где Дикий Цветок?
   Халид пожал плечами.
   — Надеюсь, Акбар держит ее за семью замками.
   — И там, где никто не услышит ее воплей, — добавил Малик. — Впрочем, я слыхал, что Акбар обычно подкармливает свой товар дурманящим зельем.
   — Что? — Слова Малика повергли Халида в изумление.
 
   — А ты разве не знал? — удивился Малик. — Акбар слегка подбадривает доверенных ему красавиц, чтобы они не капризничали и веселили глаз покупателя.
   А как твоя упрямица отнеслась к тому, что ее скоро продадут?
   Халид промолчал. Ему представилась Эстер, запертая в темницу, забившаяся в угол в глухом отчаянии или глотающая из кувшина воду, отравленную дурманом.
   Конечно, она вела себя с ним как зловредная бестия, но ведь ее оружием в схватках был только несдержанный язык, а на его стороне — сила и власть. Он когда-то поклялся, что никогда не применит к женщине силу, и вот все же нарушил клятву.
   — Моя маленькая птичка прямо зашлась от восторга, когда я сказал, что вернусь домой из Стамбула вместе с ее кузиной, — беспечно заявил Малик.
   Принц грозно взглянул на него.
   — Что ты такое мелешь?
   — А ты что бушуешь? — парировал Малик. — Я намерен купить Дикий Цветок.
   — Со своими намерениями отправляйся прямиком в ад! — Сама мысль, что его друг может каким-то образом завладеть предметом его, Халида, желаний, была недопустима.
   Трубный рев отвлек их внимание. Шестеро султанских телохранителей вступили в зал и принялись расталкивать толпу. За ними следовал в окружении еще дюжины янычар престолонаследник Мурад.
   — Я велел тебе не высовываться из Топкапи, — тихо, так, чтобы окружающие не слышали, упрекнул Мурада Халид, приблизившись к кузену.
   Янычары знали Халида и преклонялись перед ним за его военные подвиги. Поэтому он мог позволить себе подобную вольность в их присутствии.
   Мурад скорчил недовольную гримасу.
   — Разгуливать по Стамбулу тебе сейчас опасно, — продолжал Халид.
   — Я не разгуливаю без причины. — Тут Мурад почему-то заговорщицки подмигнул стоящему рядом Малику. — Я явился сюда по делу. Желаю поглядеть на твою дикарку и, возможно, пополнить свой гарем еще одной усладой.
   — Ради нее не стоило рисковать, — сердито произнес Халид. — Но раз уж ты здесь… — Он развел руками, как бы снимая с себя ответственность. — Извини, я должен отдать распоряжения Акбару начать торги и на время тебя покину.
   Мурад милостиво кивнул, и Халид удалился.
   — Ну что ты думаешь? — осведомился Малик.
   — Думаю, что мой кузен без ума от своей пленницы.
   — О, если б ты видел, как он томится от страсти, когда она рядом. Этот Дикий Цветок укротил в нем зверя, и он даже не смеет наложить на нее лапы. Но долго ли удастся ей дразнить Султанского Пса?
   — У Халида нет шансов противостоять Стамбульскому Льву, — самодовольно заявил Мурад.
   — Стамбульский Лев? Кто это? — Малик постарался скрыть улыбку, чтобы не задеть ненароком тщеславие наследника престола.
   — Я решил, что впредь моим прозвищем будет Лев Стамбула.
   — Раньше ты был известен как стамбульский «жеребец». — Малик осмелился пошутить над будущим султаном. — Ты что, отказался от этого прозвища?
   — Нет, почему же. Я и «жеребец» тоже. Но Лев Стамбула, по-моему, гораздо более благозвучно.