Грассо Патриция. Гарем

   У Эстер пробудился интерес.
   — Значит, можно съедать только желток, а белок использовать для других целей?
   — Да.
   — И это не грех?
   — Конечно, нет.
   — А чем занимаются вон те женщины?
   — Они отбеливают себе кожу жасминовой пастой.
   — А можно этой пастой вывести веснушки?
   — Принцу Халиду не нравятся твои веснушки? — улыбаясь, спросила Сафия.
   Эстер независимо пожала плечами:
   — Я не собираюсь угождать ему.
   — Тогда кому? — Сафия поглядела на нее с любопытством.
   — Я сама желаю избавиться от веснушек. Думаешь, паста поможет?
   — Вряд ли, но попытаться стоит. Может быть, если пользоваться ею постоянно, они поблекнут.
   После парной Нур-Бану и Михрима провели своих подопечных через анфиладу комнат с нагретыми стенами и полом, где женщин накрепко растерли суровыми полотенцами, избавили от лишних волосков на теле и сделали массаж. Затем они отправились в теладариум — зал отдыха. Расшитые жемчугом занавеси украшали стены, пол устилали персидские ковры, низкие кушетки и пышные горы подушек на них манили прилечь и расслабиться.
   Закутанные в нагретые халаты женщины отдыхали там около часа, затем оделись. Нур-Бану повела их в главную гостиную гарема, где им должны были подать обед. Будучи султанской бас-кадин, она имела собственные роскошные апартаменты и обеденный зал для приема гостей, но сегодня решила устроить трапезу в общей зале, чтобы удовлетворить любопытство многочисленных одалисок — султанских наложниц, горящих желанием увидеть жену грозного Халид-бека.
   На стол были выставлены непременный жареный барашек, пилав, овощной салат с оливковым маслом и нежные жареные баклажаны. Вместо обычной розовой воды предлагалась буза — довольно крепкий шипучий напиток с дольками лимона. Кушанья подавали на серебряных подносах, а каждой гостье поднесли расшитую шелковую салфетку, продетую в кольцо, сделанное из перламутра.
   С обычным своим вожделением к еде Эстер потянулась за баклажаном, но немного гарнира упало на ее белую повязку. Она собралась было снять ее здоровой рукой, но вспомнила запрещение использовать левую руку для чего-либо, кроме «грязной» работы.
   Эстер огляделась. Даже молодое поколение применяло в еде только три пальца правой руки. Они брали пищу тремя пальцами с приятной глазу грацией, поглощали ее деликатно, без жадности. Все их движения выдавали сноровку, достигнутую многолетним воспитанием. Кончики их пальцев мелькали над тарелками, будто в изящном танце.
   — Если ты ешь, как подобает, только кончики твоих пальцев касаются пищи, — сказала Михрима.
   Эстер покраснела до ушей. Она кое-как ухватила баклажан забинтованной правой рукой.
   — Ешь побольше баклажанов, и у тебя скорее округлится живот, — подзадорила ее Сафия.
   — Что ты имеешь в виду? — спросила Эстер.
   — Это кушанье необычное. Оно не только насыщает, но и частенько снится тем, кто его ел. Все за столом весело переглянулись.
   — Когда женщине снится баклажан, это значит, что она уже наверняка носит ребенка, — пояснила бас-кадин.
   Эстер подавилась баклажаном, будто жгучим перцем, и, кашляя, выронила изо рта кусочек на стол. Она постаралась незаметно для всех быстро прикрыть его забинтованной ладонью и решила больше ни к чему не притрагиваться за этим столом. Ей приходилось нелегко. Сначала став рабыней принца, а вскоре его женой, Эстер ощутила, что жизнь ее летит куда-то вскачь в слишком стремительном даже для ее деятельной натуры темпе. По логике следующим этапом будет материнство. Хотя она думала об этом не без удовольствия, но сомневалась, способна ли она вырастить ребенка как положено. Она, конечно, будет любить его беззаветно, но все же готова ли она дать жизнь новому существу?
   Рабыни обносили гостей серебряными кувшинами и тазиками для омовения рук. Полотенца, которыми гости вытирали руки, были обшиты по краям золотыми нитями.
   — Мама, расскажи нам легенду о лакированном шкафчике, — попросила Шаша.
   — В старые времена жил великий, но жестокий султан, — начала Нур-Бану. — Узнав, что одна из его любимых наложниц путается с красивым юношей, султан задумал устроить любовникам западню. Беспутная наложница и ее любовник, застигнутые в разгар самых жарких объятий, попытались спастись бегством через лабиринт коридоров в гареме.
   С обнаженным кинжалом и жаждой расправы в душе султан гнался за ними. Когда любовники добрались до комнаты, где обитала наложница, они спрятались там в лакированном шкафчике. Как уж они поместились там вдвоем — не знаю. Султан распахнул дверцы шкафчика, но он был пуст. Любовники исчезли.
   — Куда же они подевались? — спросила Эстер.
   — Влюбленные шагнули в Вечность, — ответила Нур-Бану.
   — Как романтично! — вздохнула Эстер. Шаша хихикнула.
   — Это буза так подействовала на тебя.
   — Хотите послушать мою любимую легенду про соловья и розу? — сказала Сафия.
   — Расскажи ее Эстер, — попросила Тинна.
   — Когда-то жил соловей, который любил прекрасную белую розу, — начала Сафия. — Однажды ночью розу разбудило его прекрасное пение. Сердце розы затрепетало, когда она догадалась, что соловей воспевает ее красоту.
   «Я люблю тебя!» — нашептывал соловей между волшебными руладами. Белая роза смутилась и порозовела. С тех пор такие розы распространились по всему миру. Все ближе и ближе подлетал к ней соловей. Когда роза открыла ему навстречу свои лепестки, он похитил ее девственность. Роза побагровела от стыда, и алые розы заполнили все сады по всему свету. С того давнего вечера соловей все поет розе серенады и умоляет ее о любви, но белая роза не распускает по ночам свои лепестки.
   — Как прекрасно! — воскликнула Эстер, опечаленная почему-то больше участью незадачливого соловья.
   — А я знаю легенду, которую никто никогда не слышал, — сказала Шаша. — В далекой стране жил когда-то свирепый, уродливый зверь, который слушался только своего хозяина, султана той страны. Хотя зверя все боялись и из страха поклонялись ему, сердце его страдало от одиночества, потому что никто не мог полюбить такое чудовище.
   Далеко на западе в таинственном королевстве, расположенном на острове посреди океана, вырос и расцвел дикий цветок. Подул однажды сильный ветер, вырвал цветок с корнем и перенес на землю султана.
   Так случилось, что цветок упал прямо к ногам чудовища. Вместо того чтобы растоптать нежное растение, зверь понюхал его и вдохнул странный аромат. И тогда он поднял голову и взвыл жутким голосом, потому что не знал он таких слов, чтобы поведать о своей любви. Но если цветок распускается в солнечном луче, то и тепло любви может сотворить такое же чудо. Растение ожило, укоренилось на его груди и расцвело. С того дня зверь не расстается с ним и одиночество ему уже не грозит.
   Все похлопали Шаше, а Эстер вконец смутилась. Она не могла представить, что про нее могут сочинить легенду. Конечно, полной чепухой было то, что Халид взвыл, как дикцй зверь от любви, лишь только повстречался с нею. Но как еще могли развлечь себя эти красивые женщины — дочери и наложницы султана, — если не сказками про любовь?
   — А моя история на самом деле представляет загадку, — взяла слово Михрима.
   — Пожалуйста, тетя, расскажи, — взмолилась Шаша. — Я обожаю загадки.
   Михрима кивнула, соглашаясь.
   — Однажды воспитанный мужчина и воспитанная женщина ехали верхом из Стамбула в Бурсу. По дороге их лошадь потеряла подкову. Кто, по-вашему, слез с лошади и вернул подкову на место?
   Шаша, Тинна и Эстер вопросительно посмотрели друг на друга, затем все трое пожали плечами, сдаваясь.
   — Разумеется, воспитанная женщина, ибо воспитанных мужчин в природе не существует.
   Смех и аплодисменты прозвучали в ответ на ее притчу.
   — У мужчин плохих качеств только два, — заявила Эстер, когда шум пошел на убыль.
   — Всего-то? — лукаво осведомилась ее свекровь. — Какие же?
   — Все, что они говорят, и все, что они делают. Наложницы захлопали, не жалея ладоней. Для них этот день станет предметом долгих пересудов и запомнится навсегда.
   — Что здесь происходит? — раздался властный голос.
   Все разом обернулись и увидели новую кадин с маленьким ребенком на руках. Султаншу сопровождал напыщенный евнух Джамал.
   Линдар обладала внушительной фигурой, словно вылепленной скульптором, являющимся поклонником пышных округлых форм и знающим толк в женской красоте. Хотя гаремные сплетницы утверждали, что новая фаворитка султана уже выдергивает из волос седые нити, но никто не знал этого достоверно. Пока евнух готовил для нее кальян, Линдар с удобством расположилась на диване, предназначенном специально для нее. Нур-Бану выдавила из себя улыбку:
   — Позволь представить тебе, Линдар-кадин, наш Дикий Цветок, Эстер, жену принца Халида.
   — Привет! — произнесла Эстер с улыбкой. Линдар соизволила кивнуть ей в ответ.
   — Какой милый ребеночек, — сказала Эстер, очарованная трехмесячным малышом. Линдар серьезно подтвердила:
   — Мой сынок удивительно красив.
   — Покажи лучше его искривленную ножку. Из-за хромоты твой сын не имеет права соперничать с Мурадом за султанский престол, — высказалась Михрима, побудив всех других женщин закрыться руками, пряча ухмылки на лицах.
   — Ведьма, — пробормотала Линдар.
   Препятствуя дальнейшей перепалке, Джамал тотчас водрузил перед своей госпожой ее кальян. Линдар несколько раз вдохнула и выдохнула дым, пропущенный через воду, и улыбнулась.
   — Хочешь попробовать? — обратилась она к Эстер. Почему бы ей не приобрести союзника в ближайшем окружении сестры султана? Ей очень хотелось иметь шпиона, который бы постоянно следил за Михримой.
   Эстер склонилась ко второму мундштуку кальяна и вдохнула дым, подражая султанше. Сначала она закашлялась, а затем ее охватило странное чувство, будто мысли ее поплыли куда-то далеко-далеко.
   — Тебе нехорошо? — язвительно осведомилась Михрима.
   Эстер не удостоила ее ответом. Она смотрела прямо перед собой и, казалось, не видела ничего, что происходило вокруг.
   — О чем ты задумалась? — обеспокоенно спросила Шаша.
   — О доме, об Англии.
   — Расскажи нам, — настаивала Шаша.
   — Моя родина — благословенная богом страна, — начала Эстер. — Нежно-зеленая и полная влаги весною, цветущая летом, сверкающая яркими красками осенью и белая от снега зимой. По утрам густые туманы колышутся, словно пар от дыхания сказочного дракона, над равнинами и холмами.
   — А твой султан так же велик и могуществен, как наш? — спросила Шаша.
   — Нами правит не султан и не король, — ответила Эстер, — а королева. Елизавета, королева Англии.
   Внимательно слушающие ее женщины разом ахнули в изумлении. Особенно заинтересованной казалась Михрима.
   — Значит, страною правит женщина?
   — А у нее есть супруг? — спросила Нур-Бану.
   — Елизавета — королева-девственница, и у нее нет мужа, — с оттенком гордости поведала Эстер. Ей льстило то, что она находилась в центре всеобщего внимания. — Хотя она еще молода, но я сомневаюсь, что она примет в свой дом какого-нибудь мужчину. Моя кузина никогда не согласится поделиться властью с честолюбивым мужчиной.
   — Королева твоя кузина? — переспросила Сафия. На нее произвело впечатление это вскользь брошенное Эстер упоминание.
   Эстер кивнула.
   — Но кто же будет править Англией, когда Елизавета умрет? — спросила Линдар. — Женщины не живут вечно, а девственницы не рожают наследников.
   Эстер пожала плечами.
   — Королева назовет кого-нибудь своим преемником, вероятно, другую женщину.
   — Мужчины в твоей стране кланяются королеве?
   — Как вы кланяетесь своему султану, так и английские мужчины кланяются Елизавете и стараются, соперничая между собой, заслужить знаки ее внимания.
   — А она носит чадру? — спросила Тинна.
   — Английские женщины свободны и не носят чадру. Шумок пробежал по залу. Взбудораженные женщины заговорили все разом. Каждая высказывалась вслух о том, как бы сложилась их жизнь, попади они в райскую страну, называемую Англией.
   — Мы, англичане, не держим рабов, — добавила Эстер и, уж совсем пренебрегая правдой, завралась, объявив: — Английские женщины могут ходить и ездить куда пожелают и поступать так, как им захочется. Кстати, и мужей мы выбираем сами, если, конечно, захотим выйти замуж.
   Ага-кизлар вошел в тот момент, когда ложь из уст Эстер уже текла неудержимо. Неизвестно, в какие дебри завело бы ее вдохновение, если б старший евнух не остановил Эстер.
   — Принц Халид ожидает свое семейство в каретном сарае.
   — Останься с нами еще ненадолго, — взмолилась Шаша. — Ты же можешь передать Халиду, что ты не готова отбыть с ними. Он послушает тебя.
   У старшего евнуха округлились глаза, когда до его ушей донеслось столь крамольное высказывание султанской дочки. Но последующее распоряжение уже из других уст полностью сразило его.
   — Пусть Халид немного подождет, — сказала Линдар.
   — В конце концов, кто такой Халид? Лишь мужчина и не более того. — Пожалуй, впервые в жизни Нур-Бану согласилась со своей соперницей. Как и другие женщины, султанские фаворитки подпали под очарование рассказа Эстер о сказочной жизни в далекой Англии.
   «Тут затевается что-то нехорошее, — подумал старший евнух. — Нечто, что может потрясти установленный порядок в домашнем укладе султана».
   Михрима угадала его мысли и поднялась с подушек. Эстер решила последовать ее примеру, Тинна, хоть и неохотно, сделала то же самое.
   — В следующий раз я научу вас английским играм, — пообещала Эстер на прощание.
   Ага-кизлар, доставив трех дам по назначению, поспешил обратно в гарем. Он торопился не зря, ибо ему срочно надо было выяснить, какой вид безумия овладел султанскими женами и одалисками. Его служебное положение, не говоря уж о сохранности головы, зависело от способности быстро справиться с заразой, проникшей в
   гарем.
   Халид после ухода евнуха бросил вопрошающий взгляд на мать. Та подмигнула ему и ответила такой лучезарной улыбкой, какую он не видел на лице Михримы сколько себя помнил. Очевидно, его жена вела себя на удивление примерно.
   Халид прижал к себе Эстер и посмотрел на нее влюбленными глазами.
   — Душа моя поет от радости, — решил вознаградить он ее за хорошее поведение цветистой похвалой. — Я горжусь тем, что ты моя жена.

17

   Его гордости за свою жену пришел конец менее чем через два дня.
   На второе утро после посещения Топкапи Эстер только принялась у себя в спальне за поздний завтрак, который включал, разумеется, яичные желтки. Вполне выздоровевший Омар занимался подбором одежд, в которых его госпожа проведет день. Наблюдая за ним, Эстер не могла понять, почему маленький человечек прилагает столько старания, выбирая наряды, которые никто из посторонних людей все равно не увидит. Ведь она не выходит за пределы садика, окруженного высокой стеной.
   — Ты приберег белки для моей отбеливающей маски? — спросила его Эстер.
   — Конечно, — сказал Омар и добавил: — Я осмелюсь повторить еще раз, моя принцесса, как я горжусь тем успехом, что мы имели в Топкапи.
   — Ты говоришь, мы имели успех?
   — Без моих мудрых наставлений ты бы опозорила принца и его родных. Теперь, чтобы гарантировать наше общее благосостояние, тебе надо только…
   — Эстер!
   Из коридора донесся громоподобный рык взбешенного зверя. Дверь едва не слетела с петель, и Халид ворвался в спальню. Тик сотрясал половину его лица.
   — Я изобью тебя до смерти!
   Осознав, что это не простая угроза, Эстер тут же вскочила, обежала евнуха и спряталась за его хоть и коротеньким, но достаточно пухлым и раздавшимся вширь телом. Что она могла сотворить между вчерашним вечером и сегодняшним утром такого ужасного, чтобы принц вскипел от ярости?
   — Она носит ребенка? — спросил Халид. — Нет.
   Халид отшвырнул евнуха в сторону и ухватил жену за предплечье. Извергая страшные ругательства, принц протащил Эстер через всю спальню, бросил на кровать и замахнулся. Но он был не в силах ударить. Вместо этого он начал грубо ее трясти.
   — Я не отвергала щедрот аллаха! — восклицала Эстер. — Я сберегла белки!
   Халид уставился на нее в изумлении.
   — О чем болтает твой язык?
   — О яйцах, — ответила Эстер. — Я сберегаю белки, чтобы убирать морщинки с лица.
   — Какие морщинки? — Халид был в полном недоумении.
   — Яичные белки убирают морщинки возле глаз. Он посмотрел на нее подозрительно.
   — У тебя нет никаких морщинок!
   — Это благодаря яичным белкам. А раньше морщинки были. Ты их просто не замечал. Подтверди, Омар.
   Маленький человечек часто-часто закивал головой, готовый подтвердить все, что угодно.
   Халид закрыл лицо руками и взмолился:
   — Аллах, дай мне силы и терпения выжить среди дураков, которые меня окружают.
   — Кого ты имеешь в виду?
   — Прежде всего, тебя. Ты дура, какой еще свет не видывал!
   Эстер раскрыла рот, чтобы оспорить его заявление.
   — Молчать! — заорал на нее Халид. Затем неожиданно спокойным голосом он потребовал у нее ответа: — Что ты делала в Топкапи?
   — В Топкапи? — переспросила Эстер, стараясь выиграть время.
   — Мы были в Топкапи позавчера. Или у тебя отшибло память?
   — Конечно, я все помню. Я же не идиотка!
   — Это еще надо доказать, — отрезал Халид. — Что ты там делала, говори!
   — Я играла в разные игры с женщинами, потом мы мылись в бане и обедали.
   — А еще?
   — Ничего.
   Халид достал из-под рубахи два листа пергамента. Он помахал ими у нее перед носом.
   — Курьер султана только что доставил их мне.
   — Что там написано?
   Халид тяжело вздохнул.
   — А то, милая женушка, что тебе следует предстать перед самим Селимом и ответить на обвинения в государственной измене. Что карается посажением на кол, да будет тебе известно, или другими видами смертной казни, в знак особой милости.
   Эстер охнула и ощутила, что сердце ее остановилось. В углу комнаты протяжно завыл Омар и принялся бить себя кулачками в грудь. Маленький человечек воочию представил себе, как его госпожа, — а вместе с ней его будущее богатство, — в зашитом мешке опускается на дно Босфора.
   — Это какая-то ошибка, — набралась духу возразить Эстер. — Клянусь, я не изменяла ни султану, ни вашей империи.
   Халид показал ей второй листок.
   — Принц Мурад в личном послании объясняет, по какой причине тебе предъявлено это обвинение.
   — По какой же?
   — Твои выдумки о порядках в Англии взбудоражили султанский гарем. Почти два дня дядюшкины жены и наложницы бунтуют против власти над ними мужчин. Как возбудитель этих беспорядков, ты обвиняешься в государственной измене и будешь примерно наказана.
   — Но я же ничего не выдумывала и не лгала, — с убежденностью заявила Эстер.
   — Повтори мне точно, что ты там наговорила, — потребовал Халид. — Слово в слово.
   — Я… я рассказала им, как выглядит Англия, описала природу и погоду. Где же тут измена?
   — А что еще?
   — Я объяснила им, что Англией правит королева. И… «Вот оно!» — подумал Халид. Догадываясь уже, что за этим последует, Халид приготовился к самому худшему. Но Эстер смолкла.
   — Продолжай, что же ты? — через силу выдавил из себя Халид.
   — Я не помню.
   Халид рванулся к ней и опять задал хорошую встряску.
   — Ты должна вспомнить. Я не смогу спасти твою никчемную жизнь, если не буду знать все досконально.
   — Она рассказала, что английские женщины пользуются полной свободой и не прячут за тряпками свои лица, — ответила за Эстер Михрима, стоящая у порога спальни. — Английские женщины делают что хотят и сами выбирают себе мужей.
   Халид громко застонал. Все оказывается даже хуже, чем он мог себе вообразить. Аллах, спаси их обоих! И его, и ее жизнь на волоске.
   — Вина за все это лежит на Линдар, — сказала Михрима.
   Халид с удивлением посмотрел на мать.
   — Ты одна из всех оправдываешь эту измену?
   — Линдар дала ей покурить опиум, — объяснила Михрима. — Это дурман извергал ложь устами твоей жены.
   — Я не лгала, — возразила Эстер. — Елизавета и вправду управляет королевством.
   — И англичанки действительно сами выбирают себе мужей? — поинтересовалась не без ехидства Михрима.
   — Этого нет, — призналась Эстер. — Кажется, тут я немного преувеличила.
   — Забудь все, что я говорил о лжи и о суровом наказании за нее, — обратился к жене Халид. — Теперь мы должны лгать напропалую, чтобы выпутаться из этой скверной истории. От этого зависит жизнь нас обоих. Ты поняла?
   Пребывая в страхе, Эстер, разумеется, тотчас кивнула. — Когда мы упадем на колени перед султаном, делай все, что я тебе скажу, и не спорь. Не поднимай ни на кого глаз и, если тебе дорога жизнь, не открывай рта. Я буду говорить за тебя.
   Эстер снова кивнула. Боже, ей еще рано умирать. Она так молода и так далеко от дома. Кто будет оплакивать ее безвременную кончину?
   — Омар, одевай ее! — приказал Халид.
   — Я отправлюсь с вами, — заявила Михрима.
   — Ты добьешься только того, что тебя сочтут сообщницей этого преступления.
   — Пусть будет так, но я все равно хочу вас сопровождать.
   — Нет, я сказал! Я запрещаю. Оставайся здесь и вообще держись от нас подальше.
   — Я все еще твоя мать, — жестко напомнила сыну Михрима. — Ты не смеешь мне приказывать. Я поеду с вашим эскортом или без него, но поеду.
   — Дуры! — выкрикнул Халид, выскакивая из комнаты. — О аллах, вокруг меня упрямые дуры!
   Через два часа вся троица ожидала на ступенях главной приемной Оттоманской империи, когда им позволят предстать перед султаном. Одетая во все черное, Эстер стояла между супругом и свекровью и сотрясалась видимой любому глазу дрожью.
   — Султан Селим будет восседать на троне на возвышении, — наставлял ее Халид. — Стоя за его спиной, Мурад будет говорить от имени своего отца. Таков ритуал.
   — Не осмеливайся поднимать ни на Селима, ни на Мурада глаза, — вмешалась Михрима. — Понятно?
   — Да-д-да… п-понятно… — Зубы Эстер выбивали барабанную дробь.
   Халид согревал ее ледяную руку в своей.
   — Тебе нечего бояться. Я буду рядом с тобой, и никто не посмеет причинить тебе вред.
   — Лжец! — оборвала сына Михрима. — Если Селим сочтет твою жену виновной в измене, то тут же прикажет зашить ее в мешок и…
   — Это будет последний приказ в его жизни! О аллах, защити нас! — вскричала Михрима. — Ее безумие передалось тебе. Мой сын — изменник! Что будет с нами?
   — Я говорил тебе — оставайся дома! Расширенными глазами Эстер глядела на мужа, изумленная его порывом.
   — Ты будешь мстить за мою смерть?
   — Да, но постараемся этого избежать. Делай все точно, как я сказал.
   Преданность этого мужчины удивила и тронула Эстер. Он, который вначале обращался с ней как с рабыней, готов был теперь убить и быть убитым ради нее. А решилась бы она поступить так же ради него? Хватило бы ей мужества, а главное, чувства, которое она до сих пор еще не могла точно определить.
   — Мы пройдем в центр зала, встанем у возвышения, опустимся на колени и коснемся лбом ковра, — продолжал Халид свои наставления. — Не садись, пока Мурад не отдаст распоряжения.
   — Я пойду чуть сзади тебя, — сказала Михрима.
   — Ты никуда не пойдешь! — рявкнул на нее Халид.
   — Я разделю участь своего сына.
   — Более глупой матери не было, наверное, ни у кого на свете. Оставайся здесь, или я задушу тебя собственными руками.
   — Будь по-твоему, сынок, — притворно смирилась Михрима.
   Сыновья угроза никак не испугала Михриму, а только укрепила ее в своих намерениях. Если ситуация окажется хуже некуда, она вбежит в зал, упадет на колени и скажет речь в защиту супружеской пары. А уж если она начнет говорить в присутствии своего царственного братца, то никто не посмеет заткнуть ей рот.
   Ага-кизлар вышел из приемной и окинул обвиняемую в государственной измене и ее родственников взглядом, полным высокомерного осуждения. Словом он удостоил лишь племянника своего господина.
   — Входи вместе с супругой.
   Длинный до бесконечности зал поражал и размерами и роскошной драпировкой стен. В дальнем конце возвышался помост, над ним нависал балкон с ажурными перилами. Богатый ковер устилал пол из драгоценных пород дерева перед самым троном.
   — Султан обычно использует этот зал для услад среди своего гарема, ну а так же для некоторых других развлечений, — шепнул Халид жене.
   — Сегодняшним развлечением султана буду я? — шепнула Эстер в ответ.
   Халид мрачно нахмурился.
   Ага-кизлар громко возвестил об их прибытии и приказал предстать перед султаном. Эстер замешкалась. Халид ободряюще сжал ее левую, здоровую руку, и они вместе шагнули вперед.
   Большая часть гарема была собрана в зале по султанскому распоряжению, чтобы наблюдать за судилищем. Шаша стояла прямо напротив входа и рискнула сделать пошире щель в покровах, так чтобы был заметен один ее черный, лукавый, сияющий глаз, украшенный синяком. У Нур-Бану была разбита губа. Лица некоторых одалисок тоже носили следы побоев. «Сколько бед натворил мой несдержанный язык!» — подумала Эстер. Из-за каких-то нескольких неосторожных слов пострадали бедные женщины, которые так по-дружески к ней отнеслись. Если она останется жива, простят ли они когда-нибудь ее? Она чувствовала себя глубоко виноватой, и это чувство, помимо страха, сжимало ее сердце.
   В центре зала Халид и Эстер упали на колени и прижались лбом к ковру.