Грэм Хизер. Любовь в огне

   Он никак не мог примириться с мыслью о том, что эта красивая и неглупая девушка находится в столь отвратительном месте. Брент видел, что она бесцельно тратит здесь время, но ничего не мог с этим поделать.
   — Что вам, Мэри?
   — Вы не пройдете со мной к капитану? Похоже, это конец…
   Он поднялся из-за стола. Ее преданность капитану Хендерсону удивляла. Брент терялся в догадках, что могло между ними быть. Впрочем, Хендерсона в госпитале все хвалили. На войне он не просто держался молодцом, но и снискал себе славу настоящего героя. Никогда не посылал своих солдат на верную смерть, а в опасных ситуациях всегда бывал впереди. Каждого рядового он знал по имени, каждой вдове писал лично и тратил свои деньги на все солдатские нужды. Люди шли за ним в бой не из-за страха, а из уважения. В госпитале о нем знали все, но Брент никогда ни от кого не слышал, кем ему приходится Мэри…
   — Прошу прощения, Летти. Мне надо идти.
   — Конечно-конечно. Мне очень жаль, Мэри, — прощебетала розовощекая хохотушка. — Эй, док, так вы подумайте над моим предложением!
   — Обещаю тебе, Летти.
   В коридоре он перехватил пристальный взгляд Мэри.
   — Что за предложение, если не секрет? — спросила она. Он уловил в ее голосе нотки презрения. Какого черта, ей-то что за дело? Они работали в госпитале бок о бок, но Мэри всегда держала четкую дистанцию. Однажды он предложил ей провериться на вензаболевания и получил категорический отказ.
   — Просто Летти абсолютно уверена в том, что ей не сможет отказать ни один мужчина.
   — Ах да… А вы?
   Брент строго взглянул на нее:
   — Летти — моя пациентка.
   — Зато я — нет. Мне вы сможете отказать?
   Неожиданно для себя Брент смутился и не сразу нашелся с ответом.
   — Я… я хочу дожить до конца этой войны, — наконец глухо произнес он.
   Мэри усмехнулась.
   — Не бойтесь, я вам и не предлагаю. Мне просто было интересно, как вы ответите… святоша!
   Брент резко остановился и не очень вежливо развернул ее лицом к себе.
   — Послушайте, Мэри… я вас не понимаю. У вас есть все для этой жизни. Красота, ум, неплохое воспитание. Зачем вам это нужно? Вот это все? Зачем вы себя губите? Нет, я не принял бы ваше предложение, будьте покойны. Как вы не понимаете, что до тех пор, пока вы не измените образ жизни, я вообще не приму от вас никаких предложений. Неужели вы сами хотите так жить дальше? Неужели вам не нужно ни семьи, ни детей, ни мужа, ни дома?
   — Нет, это вы ничего не понимаете, доктор! — воскликнула она, оттолкнув его и сверкнув глазами, в которых было бешенство. — О каком доме вы говорите, когда идет война, когда Юг доживает свои последние дни? Вы думаете, я не читаю сводки с фронта? Не знаю, что произошло под Геттисбергом? Там сейчас все холмы завалены трупами. Эти юноши уже никогда не станут ни мужьями, ни отцами. И если кое-кто из них перед смертью и переспал со шлюхой вроде Летти, он умер потом вовсе не от сифилиса! Кто вы вообще такой, чтобы учить меня жизни?
   Брент грустно вздохнул.
   — Капитан Хендерсон… Я вижу, что с ним стало, и не хочу, чтобы вас постигла такая же участь. Только и всего.
   Мэри тут же опустила глаза, но он успел заметить, как в них блеснули слезы. Они подошли к палате капитана, и Брент открыл дверь.
   Хендерсон не мог нормально дышать. Он с жадностью заглатывал воздух, но при этом задыхался. Глаза его были закрыты, и похоже, он находился в беспамятстве. С губ срывались хриплые стоны, щеки покрылись лихорадочным румянцем, скрюченными пальцами он нервно сминал край одеяла.
   Брент подошел к его постели и присел на краешек.
   — Вы можете что-нибудь сделать для него, доктор?
   — Я могу только дать ему еще морфина.
   — Но у нас же его почти не осталось… — встревоженно спросила она, опасаясь, видимо, что он передумает.
   — А что вы предлагаете, черт возьми? Я дам ему морфина. Скоро обещали подвезти еще.
   Он поднялся и направился было к двери, но она догнала его и схватила за руку.
   — Спасибо вам… я в долгу перед вами.
   Брент зло нахмурился.
   — В долгу? — тоном, исполненным пренебрежения, спросил он.
   — Да-да, в долгу! Думайте себе что хотите, самодовольный осел!
   Брент и сам не знал, что за демон овладел им. Он с досадой высвободил руку.
   — Отлично, мисс Мэри! Ловлю вас на слове! Возможно, я вовсе не такой святоша, каким показался вам вначале, имейте это в виду! Возможно, я готов рискнуть! Мне хочется, чтобы вы расплатились со мной прямо сейчас, но я не стану оскорблять ваши чувства. Нам еще нужно похоронить капитана. Но после похорон… будьте любезны, не забудьте о своем обещании!
   Она лишь молча смотрела на него, очевидно, пытаясь испепелить взглядом.
   — Итак, Мэри, вы не забудете?
   — Нет, я не забуду, чтоб вы провалились! — прошипела она.
   — Отлично.
   И Брент быстро вышел из палаты.
   Капитан умер около полуночи. Мэри коснулась напоследок его обезображенного страшной болезнью лица, потом накрыла простыней. Брент не мог остаться равнодушным к ее душевной боли.
   — Мои соболезнования, мисс Мэри. Мне очень жаль, что так вышло.
   Она подняла на него полные слез глаза.
   — Я рада, что его страдания закончились.
   — Клянусь, я ничем не мог ему помочь.
   — Я знаю.
   — Не буду вам мешать.
   Он вышел в коридор и, плотно прикрыв за собой дверь, оперся о нее плечом. Хендерсон умер ужасной смертью. Он не заслужил такого конца. Брент слышал за дверью стенания молодой красивой женщины, и сердце его сжималось. Но когда желание вернуться и утешить ее стало почти нестерпимым, Брент удержался и быстро ушел в противоположное крыло госпиталя. Разыскав главного санитара, он распорядился насчет гроба для капитана Хендерсона.
   Затем вернулся в свой кабинет, где вновь углубился в чтение фронтовых сводок. Уже под утро он вернулся в палату Хендерсона. Мэри все еще была там. Слезы на ее лице уже высохли.
   — Мне очень жаль, — повторил Брент.
   — А я рада, что он умер, — сдавленным голосом проговорила она. — Эта болезнь сильно изменила его. Он был сам не свой. И умирал в муках. Хорошо, что это все наконец закончилось. Я еще не знаю, как жить дальше, но знаю одно: его страданиям пришел конец, и он успокоился.
   Она поднялась и подошла к двери, где стоял, опершись о притолоку, Брент.
   — Можно пройти?
   — Да, конечно. Я приказал сколотить ему гроб. Завтра устроим в госпитале скромную церемонию прощания. Здесь все относились к капитану с большим уважением.
   — Гроб будет открытый? Я не хочу…
   — Закрытый. Потом отпевание, и все.
   — Спасибо. Он заслужил это. Он был замечательным человеком. Добрым, милым, любящим. Разве что одиноким…
   — Одиноким?
   Он отошел в сторону и открыл для нее дверь.
   — Я не спала с ним, если вы на это намекаете, доктор, — мгновенно посуровев, сказала Мэри и вышла в коридор.
   Она стала удаляться, зная, что сбила его с толку. Но он не дал ей насладиться победой, догнал и развернул лицом к себе.
   — Вы с ним не спали? Это правда?
   — Никогда не спала… — Подбородок ее вдруг задрожал, и она, смерив его гневным взглядом, добавила:
   — Капитан Хендерсон не был моим любовником, он мой родной отец, ясно?
   Брент скрипнул зубами от злости. Она нарочно ничего ему не говорила на протяжении всего этого времени. Очевидно, ей доставляло большое удовольствие выставлять его дураком. Она видела, что он мучается догадками, но молчала.
   Его охватило бешенство. Эта женщина только что потеряла отца, человека, которого горячо любила, но она сама виновата, что разозлила его.
   — Прекрасно, мэм. Значит, я не так сильно буду рисковать, когда вы пожелаете вернуть мне свой долг!
   Она побелела, потом бросилась прочь, закрыв лицо руками.
   — Мэри!
   Она не обернулась.
 
   — Свято место пусто не бывает, а? Похоже, эту камеру здесь держат специально для представителей рода Маккензи.
   Джулиан стоял у окна и уныло наблюдал за улицей, по которой спешили по своим делам прохожие и проезжали двуколки. Он слышал, что раньше здесь сидела конфедератка Роза Гринхау и каким-то образом умудрялась передавать из тюрьмы разведывательные донесения.
   Он живо обернулся, услышав знакомый голос. Сидни бросилась ему на шею, и он крепко прижал ее к себе, а потом чуть отстранил и залюбовался. Она не изменилась. Разве что еще больше похорошела. Индейская кровь придавала ее красоте необычный колорит. Зеленые глаза, унаследованные от Матери, удивительно контрастировали с иссиня-черными роскошными волосами, доставшимися ей от предков отца — семинолов. И еще… Перед ним стояла уже не девчонка-сорвиголова. Война заставила ее повзрослеть.
   — Значит, я оказался именно в том месте, где сидела и ты?
   — Именно! То самое! У семейства Маккензи в этом заведении есть свои маленькие привилегии. Учти, не каждый здешний узник может похвастаться одиночкой!
   — М-да… Привилегии… — Он скрестил руки на груди и вдруг заулыбался. — Так ты вышла отсюда, выскочив замуж за янки? Ай-ай-ай, Сидни!
   Та фыркнула.
   — По крайней мере я с помощью замужества вернула себе свободу, а ты, женившись на янки, тут же угодил в плен!
   — Твоя правда, сестренка, — признал Джулиан и рассмеялся.
   Между тем улыбка исчезла с лица Сидни.
   — Я слышала, что Джесса опять ранили и что ты его оперировал. Это правда?
   — Он уже поправляется.
   — И ты делал ему операцию?
   — Я… Надеюсь, ты не желала ему смерти, а?
   — Господи, что ты несешь! Конечно, нет! — вскричала она и тут же покраснела. — Мы подружились… больше чем просто подружились в Ричмонде. Когда его ранили в первый раз и взяли в плен. Я ухаживала за ним, поставила на ноги… Кстати, он хорошо знает Йена.
   — Еще бы! Они соревнуются друг с другом за право считаться самым доблестным героем кавалерии янки.
   — Он был для наших очень важным пленником. Как раз тогда шли переговоры о том, чтобы обменять его на Джерома, который сидел в этой самой тюрьме. Но в последний момент все сорвалось, и Джесса обменяли на другого. А Джером… ты знаешь его… он не собирался задерживаться здесь надолго. Он и несколько других южан устроили побег. Джесс обо всем дознался, явился ко мне и сказал, что, если я не останусь в Вашингтоне вместе с ним, он выдаст Джерома. Я, конечно, пришла в ярость, но он не оставил мне выбора. И я согласилась, а его вскоре вновь вызвали в действующую армию. Первое время я слонялась без дела, а потом стала бывать в тюрьме, приносила арестантам передачи, делала им перевязки. Ну и… постепенно… так получилось, что я стала передавать на волю кое-какие сведения… полезные для нас.
   — Великолепно… — пробормотал Джулиан, нахмурившись.
   — А что? Мне казалось, я поступаю правильно! И потом, я была очень осторожна! — воскликнула Сидни.
   — Дженнифер тоже была осторожна, но в итоге дело кончилось виселицей.
   — На фронте каждый день погибают сотни и тысячи молодых ребят, но на их место заступают все новые добровольцы! Я не могла отсиживаться в стороне!
   — Война — мужское занятие.
   — Не правда! Эта война и для женщин тоже!
   — Сидни, не говори глупостей. Твоя авантюра довела тебя до тюрьмы.
   — Вот именно… я ужасно мучилась в те дни… боялась, что наши старики, ты, Йен, Джером и Брент прознают о моем положении и совершат что-нибудь безрассудное. Я очень этого боялась. А тут появилась Рианнон… Мы познакомились, и я попросила ее о помощи.
   — И она прямиком отправилась к Джессу Холстону.
   — Не прямиком. Она обращалась к генералу Маги, но тот, видимо, считал, что в тюрьме я буду в большей безопасности. Потом Рианнон попыталась разыскать Йена, но у нее ничего не получилось. И тогда… Знаешь, именно Джесс организовал мой арест, именно он привез меня в тюрьму и сдал на руки надзирателям. И все-таки, когда Рианнон пришла к нему просить за меня, он обещал ей помочь. И помог. Он пришел сюда и выложил план моего освобождения. Я согласилась. Мы поженились, я вышла из тюрьмы, а он вновь отправился воевать. Вот так. Как назло, он прибыл в армию как раз накануне сражения при Геттисберге. — Сидни опустила голову и тяжело вздохнула. Потом подняла на Джулиана глаза, в которых блестели слезы. — Я слышала, что у него было очень серьезное ранение, что он мог лишиться руки, а то и жизни. Это правда?
   — Рана была неприятной. В плечо. Но мы решили рискнуть и сделали ему операцию, которую он перенес весьма мужественно и успешно.
   Сидни закусила губу.
   — Рианнон ассистировала тебе?
   — Да.
   — Слава Богу, тогда я спокойна за Джесса.
   Джулиана не покоробило то, что Сидни больше доверяла Рианнон, а не своему двоюродному брату. Он знал: в сущности, Сидни права.
   — Скажи на милость, а как тебя угораздило познакомиться с Рианнон? Да тем более в тюрьме?
   — Она разве не рассказывала?
   — Видишь ли, у нас с ней до сих пор было мало времени на разговоры…
   — Ах да, что я спрашиваю. Мужчины из рода Маккензи всегда лучше работали кулаками, чем головой.
   — Прости, не понял?
   — Можно подумать, это я поколотила фотографа из «Карперс»!
   — Будь вы на моем месте, думаю, тот фотограф вообще не ушел бы живым.
   Сидни улыбнулась.
   — Может, ты и прав. Ну да ладно… Рианнон пришла помочь одному солдату-южанину, у которого нагноилась рана на ноге.
   — Ей удалось избежать ампутации?
   — Какой ты догадливый. Ладно, Джулиан, все это присказка. Теперь о деле.
   — Так-так…
   — Как мы будем вытаскивать тебя отсюда?
   — Меня не надо вытаскивать, Сидни. Хватит с тебя переживаний и риска.
   — Погоди…
   — Нет, это ты погоди! Ты поклялась своему мужу, что оставишь свои занятия.
   — Да, но это же совсем другое!
   Он взял ее руки в свои.
   — Нет, Сидни, это тоже самое. Не волнуйся за меня. Я думаю, рано или поздно Йен добьется, что меня обменяют.
   Сидни покачала головой.
   — На это мало надежды. Будь реалистом. Янки сейчас на коне. Они выиграли сражение при Геттисберге. Между прочим, в Вашингтоне поговаривают, что в войне наступил перелом. Это раньше они так любезничали с нашим братом мятежником, теперь же великодушия от них ждать не стоит. Они считают, что у южан больше нет серьезных сил для сопротивления. Виксберг пал, и теперь они в любой момент могут задушить нас при Миссисипи. Джулиан…
   — Сидни, я очень прошу тебя, не пытайся что-то для меня делать. Это слишком опасно.
   — Ты боишься, что на меня рассердится Джесс?
   — Не в этом дело. Он стал твоим мужем, взял на себя ответственность за тебя. Теперь ему придется отвечать за какую-нибудь твою глупость или нарушение данного обещания. Разве это справедливо?
   — Не забывай, как он сам поступил со мной. Во всяком случае, я об этом еще не забыла!
   — А что ему оставалось делать? Он янки, а ты шпионила на южан. Он не мог смотреть на это сквозь пальцы.
   — Если бы он по-настоящему любил… — Что-что-что?
   Она покраснела.
   — Если бы он был действительно неравнодушен ко мне, он бы меня ни за что не арестовал.
   Джулиан всплеснул руками.
   — Сидни, идет война!
   — Я хочу домой.
   — Но ты вышла замуж за янки!
   — Я ему обещала не шпионить, но по поводу возвращения в Ричмонд у нас разговора не было. Я помогу тебе бежать, но отправлюсь домой вместе с тобой.
   — Сидни, это очень опасно. Если мы попадемся, тебе несдобровать. Вспомни про побег Джерома.
   Она покачала головой.
   — Это совсем другой случай, ты даже не сравнивай. Джером — контрабандист. Янки ненавидят его, потому что Он десятки раз оставлял их в дураках. К тебе же они относятся с уважением. Ты многих из них спас от смерти, а они помнят добро.
   — И все же прошу тебя: не лезь в это дело. Мне поможет Йен. Он обещал.
   — А что он может-то, Господи? Придет по начальству, так, мол, и так, у вас в тюрьме сидит мой брат, выпустите его на свободу! Так, что ли?
   Джулиан пожал плечами:
   — Я не знаю… Он что-нибудь придумает.
   — Может, придумает. А может, и нет.
   — А ты что предлагаешь?
   — У меня есть четкий план.
   — Какая-нибудь очередная авантюра…
   — Нет, дорогой, этот план уже претворялся в жизнь, и не раз!
   — Можешь не продолжать. Сразу говорю, что облачаться в женское платье я не стану.
   Сидни топнула ножкой.
   — Да нет же! Никто и не будет тебя заставлять это делать. К тому же здесь подобные номера уже не пройдут.
   — Что же тогда?
   — Гроб.
   — Прошу прощения?..
   — Я сказала — гроб. Когда отсюда будут вывозить очередную партию умерших арестантов, тебя вывезут вместе с ними. Несколько заключенных уже бежали таким способом, и все прошло гладко. Ты знаешь лучше меня, что отсюда чуть не каждую неделю увозят по двадцать — тридцать человек.
   Джулиан уже хотел что-то возразить, но в последний момент передумал.
   А что… это, пожалуй, идея.
   После Геттисберга в тюрьму свозили множество тяжелораненых, и почти все они через несколько дней умирали. За вывозом мертвых никто строго не следил, их было слишком много. Недостатка в гробах не наблюдалось, один лишний никто и не заметит. А Йен… он, конечно, сделает все, что в его силах, но сколько времени это займет? И получится ли?..
   Пока они молча смотрели друг на друга, в тюремной церкви зазвонил колокол. Арестанты собирались на очередную панихиду. Опять кто-то умер… и не один… столяры утром стучали молотками… В тюремном чулане появилось еще несколько новеньких гробов…
   Гробы…
   Дорога домой.
 
   Рианнон была в курсе всех планов военного командования северян. После сражения при Геттисберге новостей поступало очень много, гигантская армия пришла в движение, и Рианнон знала обо всем благодаря словоохотливому генералу Маги.
   В первые дни она очень много работала. Раненые продолжали поступать, операция шла за операцией, перевязка за перевязкой.
   И все-таки чем дальше по времени отодвигалась страшная бойня при Геттисберге, тем спокойнее становилась жизнь в стане северян.
   Генерал Маги стал чаще появляться в госпитале и почти всегда наведывался к Рианнон. Вечерние часы они проводили в долгих разговорах обо всем, но чаще всего — о войне. Генерал доверял Рианнон и делился с ней буквально всей информацией, которой располагал. Маги разделял мнение тех, кто требовал догнать полуразбитую армию мятежников и нанести ей наконец окончательное поражение. По данным разведки, мятежники потешались над трусостью и нерешительностью своих врагов, которые до сих пор не предприняли никаких попыток развить успех, достигнутый при Геттисберге.
   Война давно всем надоела.
   К концу июля войска генерала Маги пришли в движение. Рианнон оказалась в Виргинии. Начались первые после долгого перерыва боевые столкновения с мятежниками. Днем Рианнон работала не покладая рук в полевом госпитале, а ночами лежала в своей палатке с открытыми глазами, боясь заснуть и проснуться в холодном поту от нового кошмара.
   С Джессом Холстоном они расстались еще в Геттисберге. Он уже выздоравливал и сказал ей, что со временем либо догонит свою кавалерийскую часть, либо — что было вероятнее — вернется в Вашингтон. Рианнон написала обстоятельное письмо Сидни, в котором рассказала о Холстоне и попросила сообщить ей что-нибудь о Джулиане, но ответа так и не дождалась.
   Насколько она знала, муж содержался в Старом Капитолии и лечил раненых из числа арестантов. Йен, заехавший к ней в госпиталь, сказал, что обмен удастся организовать — если вообще удастся — не раньше осени. Рианнон надеялась на то, что Джулиан наберется терпения и не совершит до этого времени какую-нибудь глупость.
   В середине сентября она стала часто видеть во сне ребенка. По утрам она не могла вспомнить весь сон полностью, а лишь его обрывки, не связанные между собой. Ребенку — мальчику — на вид было не больше полутора лет, но лица его Рианнон вспомнить никак не могла. Он только-только начинал ходить и медленно топал вперед, держась одной ручкой за забор. А позади него… рвались пушечные ядра. Небо выглядело причудливо-темным на фоне заходящего солнца, неестественным, словно намалеванным на картине легкого на руку художника. Отовсюду слышались мужские возгласы, дико ржали кони… И вновь она видела Джулиана, который, пригибаясь, бежал по луговине, где вповалку лежали раненые и павшие…
   Однажды она проснулась ночью в холодном поту, но уже через мгновение возблагодарила Бога за это пробуждение, ибо оно избавило ее от продолжения кошмара. Днем Рианнон пыталась осмыслить свой сон, но он как будто не нес в себе никакой информации, никакого предостережения. И она не знала, что ей делать.
   Джулиан по-прежнему сидел в Старом Капитолии. Значит, он жив и в безопасности, а большего ей и не надо было знать.
   Вдруг она вздрогнула и приложила ладонь к животу. Ей показалось, что ребенок шевельнулся. Может, почудилось?.. Нет, движение повторилось снова и снова. Губы Рианнон тронула счастливая улыбка, а глаза наполнились слезами. Шла война, со всех сторон ее окружали смерть и страдания, но посреди этого ужасного черного хаоса зарождалась новая маленькая жизнь. И это было великое утешение…
   Джулиан, конечно, продолжал злиться на нее за свое пленение. Но по крайней мере он жив. И какие бы чувства он к ней ни испытывал, Рианнон знала, что, когда все это закончится, у ее малыша будет отец. Пусть он пока сидит в тюрьме, пусть. В тюрьме плохо, неуютно, но там не свистят над ухом пули и земля не содрогается от разрывов, а это главное…
   Наутро она невольно прислушалась к разговору двух раненых.
   — Сидим здесь, ждем у моря погоды, а Ли тем временем неторопливо приходит в себя, — жаловался своему приятелю сержант с раздробленной голенью.
   — Если бы вместо генералов войну вели рядовые, от мятежников давно бы уже и следа не осталось, — согласился с сержантом лежавший на соседней кровати рядовой, выздоравливавший после контузии.
   — Геттисберг, Виксберг… Нельзя на этом останавливаться! Кстати, ты знаешь, что наши сцапали наконец эту красотку Бель-Бойд и посадили в Старый Капитолий?
   — Уверен, что надолго она там не задержится. Тебе доводилось видеть эту женщину? О… это, брат, сон! Она и раньше попадала в плен, но всегда выходила сухой из воды. С такой внешностью легко добыть себе свободу!
   — Благодаря газетчикам о них сейчас только и говорят в Вашингтоне.
   — О них?
   — Ну да, о ней и этом враче-мятежнике… как его… Маккензи! Уже в тюрьме красотку свалила лихорадка, а он выходил ее как малого ребенка. О, не сомневаюсь, что она его за это отблагодарила!
   Солдаты расхохотались.
   Рианнон молча допила кофе, поднялась и удалилась в свою палатку. Ее трясло от… ревности. Она никогда не видела Бель-Бойд, но не сомневалась в том, что та очень красива. О ней знали все и на Юге, и на Севере. А теперь она в тюрьме. Вместе с Джулианом. И они так или иначе сблизились. А Джулиан… хоть он и женился на ней, но по-прежнему ненавидел. Ибо она уже столько раз его предавала…
   Ничего! Пусть! Главное, что он жив и в безопасности.
   Но Господи… как же ныло сердце. С Ричардом она всегда была спокойна и счастлива. А Джулиан насильно ворвался в ее жизнь. Она не звала его, как не звала и те чувства, что он пробудил в ней.
   И мир для нее перевернулся.
   Пусть он в тюрьме. Там его не убьют. Еще одну смерть… любимого… она просто не пережила бы. Но он там вместе с этой Бель-Бойд… В каких они отношениях? Как она отблагодарила его за излечение? Все это солдатские байки, но черт возьми… отчего так ноет сердце?
   Следующей ночью ей приснилось, что Джулиан лежит в гробу.

Глава 21

   Сидни распахнула дверь и уже сделала шаг на крыльцо, как вдруг замерла и обернулась. Так и есть. В холле стояла Сисси и напряженно смотрела на нее. Сисей… ее постоянное присутствие было частью той сделки, благодаря которой Сидни выторговала себе свободу.
   Они по-прежнему жили вместе с Марлой… и Сисси. Сидни не стала переезжать к Джессу, так как он вернулся в действующую армию. Перед отъездом он сказал, что если его убьют, она получит достойное содержание. Сидни тогда промолчала. Она была слишком расстроена вестью о том, что муж опять уезжает на войну. Она очень испугалась, узнав, что Джесса снова ранили, и обрадовалась, убедившись, что его жизнь вне опасности.
   Марла вздохнула с облегчением, когда их с Сидни шпионской деятельности пришел конец. Поначалу она питала к северянам такую ненависть, ею владела такая жажда отмщения, что она совершенно не думала о риске. Но события последних месяцев научили ее страху и осторожности. Последней каплей стал арест Сидни. После этого Марла и сама зареклась шпионить против врага.
   Но Джесс все-таки нанес ей визит в тот вечер, когда решил спасти Сидни путем женитьбы. Он повидался с Марлой и строго-настрого предупредил, что никаких штучек больше не потерпит и что Сисси останется с ними до тех пор, пока он не вернется с фронта и не сможет забрать жену к себе.
   Марла смирилась со своим новым положением. Разумеется, они с Сидни уже не питали особенной привязанности к своей темнокожей служанке, а порой даже бывали с ней невежливы. Но Сисси ни на что подобное просто не обращала внимания. Она как тень повсюду следовала за Сидни, разве что не присутствовала при ее встречах с Джулианом, но зато всегда ждала у выхода из тюрьмы.
   — Ты готова?
   — Да, миссис Холстон.
   Сидни терпеть не могла, когда над ней издевались, скрывая издевку под маской невинной вежливости.
   — Я еще не привыкла к тому, чтобы ко мне так обращались.