— Привыкайте, миссис Холстон.
   — Я иду в Старый Капитолий.
   — Очень хорошо.
   Сидни смерила Сисси раздраженным взглядом.
   — И ты ничего не хочешь мне сказать? На сей раз не будет никаких лекций и нравоучений? «Не пытайтесь оказать помощь пленным мятежникам, мэм, а то вас повесят, и я лично позабочусь о том, чтобы петлю на вашей шее затянули как полагается!» А?
   Сисси спокойно выдержала этот взгляд.
   — Миссис Сидни, ваш брат — врач. В тюрьме у него много работы. Ему некогда и незачем думать о побеге. Тем более что рано или поздно полковник Йен все равно добьется его обмена и освобождения. Доктора Маккензи очень уважают в Вашингтоне. Многие слышали о том, что он оперировал самого генерала Маги.
   — Уважают? Его предала женщина, на которой он женился. По ее милости он, собственно, и оказался в плену. — Она всего лишь хотела спасти ему жизнь.
   — Неужели ты не знаешь, Сисси, что есть веши поважнее жизни! Например, свобода. Кому, как не тебе, ценить ее.
   — Я ее ценю. Потому и помогаю в этой войне Северу. Сидни опустила глаза. Она вспомнила, каково ей было ощущать себя пленницей, когда она сама сидела в Старом Капитолии.
   — Опять ты за свое. Я же уже тысячу раз повторяла тебе, что в нашей семье никогда не было рабов. Больше того! Индейцы-семинолы, кровь которых течет в наших жилах, не раз помогали неграм бежать от жестоких хозяев.
   — Я уважаю их за это, миссис Холстон.
   — Ты-то тут при чем? Ты родилась свободным человеком, Сисси.
   — Да, но я успела узнать, что такое рабство.
   Голос девушки дрогнул, а в глазах вспыхнула злость. Она вдруг повернулась спиной и расстегнула на себе платье. Взору Сидни предстала узкая девичья спина, почти вся покрытая зажившими, но страшными рубцами. Сидни приглушенно охнула.
   — Я родилась свободной, миссис Холстон, но однажды меня похитили и продали в рабство, как… скотину! Мой хозяин владел плантациями в Алабаме.
   Он не считал черных за людей. Я пыталась протестовать, но на Юге, мэм, слово негритянки — ничто против слова белого человека. Я не могла смириться со своим положением и пыталась не подчиняться его приказам. Тогда он меня попросту избивал.
   — Сисси, таких, как он, немного на Юге. Большинство хозяев искренне любили своих… рабов. Некоторые даже считали их членами семьи…
   — Вы хоть сами понимаете, что говорите, мэм? Да, я знаю, что не все белые — звери. Потому я и помогаю сейчас белым северянам. Но есть и другие. Моя спина — тому доказательство. Раб лишен свободы. Он лишен права выбора, права распоряжаться собственной жизнью. Захочет хозяин — полюбит раба, сделает его членом своей семьи, а не захочет — отлупит палкой до смерти. Но нас это не устраивает! Рабство узаконивает торговлю человеческим товаром, разрешает белым вершить судьбу черных, разлучать их семьи, насиловать жен, отнимать детей.
   — Да, но…
   — Не может быть никаких «но», мэм! Я знаю, что вы хороший человек. Я верю, что в вашей семье никогда не было рабов. Но мы не о вас говорим, а о ваших соседях-южанах! О мятежниках!
   — Мы просто отстаиваем права свободных штатов, Сисси.
   — А ч отстаиваю права свободных людей, мэм! Сидни печально вздохнула.
   — Рабство — это, безусловно, зло. Но сама подумай, Сисси, что будет, если тысячи и десятки тысяч негров вдруг в одночасье обретут свободу? Куда они пойдут? Без денег, без жилья, без земли! Да они умрут с голоду! Институт рабства нельзя просто взять и отменить. Его нужно изживать планомерно, со временем…
   — Так не бывает. Поверьте мне, моего прежнего хозяина никто не убедил бы в том, что ему нужно одарить своих негров землей и отпустить на все четыре стороны. Такие люди понимают только один язык — язык силы! Очищение от греха всегда проходит через кровопролитие.
   Иначе не получается.
   Сидни подошла к Сисси и осторожно провела кончиком пальца по шраму у нее на плече.
   — Мне стыдно, Сисси… Мне стыдно за то, что белые люди так надругались над тобой…
   Сисси улыбнулась.
   — Не переживайте, мэм. Вы тут ни при чем. Мне, между прочим, тоже стыдно, что я вынуждена была предать вас тогда.
   Они обнялись.
   — Вы все еще сочувствуете мятежникам? — тихо спросила Сисси.
   — Я сочувствую южанам, — ответила Сидни. — Но я согласна со многим из того, что ты сказала.
   — Хорошо. Я верю в это. Пойдемте.
   — Знаешь, Сисси… мой двоюродный брат отчаянно рвется на свободу. Он врач, а в нашей армии не хватает врачей.
   — Я слышала, что он спас капитана Холстона.
   — Ты хорошо с ним знакома?
   — Да и восхищаюсь им! — честно призналась Сисси.
   — В таком случае я рада, что ты будешь рядом с ним, когда он вернется.
   — А вы?
   Сидни опустила глаза и покачала головой.
   — А меня к тому времени может здесь не оказаться.
   — Он любит вас, мэм.
   Сидни грустно улыбнулась. Она влюбилась в Джесса еще в Ричмонде. Даже теперь ему достаточно было только взглянуть на нее, чтобы смутить, ..
   — Не забывай, Сисси, что он организовал мой арест и лично проводил в тюрьму.
   — Но вы шпионили!
   — Я не могла по-другому. Пойми, Сисси, он северянин, я южанка. Я против рабства и была даже против отделения от федерального государства, но началась война, и между нами возникла пропасть. Война еще не окончена.
   — Как же вы можете выступать на стороне Юга? Там же торгуют людьми!
   — Ты даже представления не имеешь о том, как много южан не приемлют этого! Но война не окончена, пойми же наконец!
   — Вы вышли замуж за капитана, разве это вас ни к чему не обязывает?
   — Я вышла за него замуж, ты права. И верю, что наступит день, когда мы перестанем находиться во враждебных лагерях.
   — А сейчас?
   — А сейчас идет война.
   — Ну и что?
   — Он — янки, а я — мятежница.
 
   Поток раненых южан, поступавших в федеральные тюрьмы — и, в частности, в Старый Капитолий, — не ослабевал. Джулиан, впрочем, ни в чем не нуждался. В его распоряжение предоставили все необходимые медицинские инструменты, перевязочные материалы, лигатуры, эфир. В армии конфедератов у него не было почти ничего, здесь он имел почти все.
   Кроме свободы.
   Сидни часто навещала его и даже помогала перевязывать раненых. Но когда она уходила, вокруг Джулиана вновь смыкалась пустота. Каждый раз он спрашивал ее о жене, но новостей все не было.
   — А чего ты ждал? Что она сразу же примчится в Вашингтон, чтобы повидаться с тобой? Не забывай, она в действующей армии! — посмеиваясь, говорила Сидни.
   — Я же запретил ей это! Там слишком опасно, женщине нечего делать на поле брани…
   Сидни улыбнулась.
   — Рианнон — особая женщина. Не думаю, что она чем-то рискует.
   Джулиан поморщился.
   — Ты не понимаешь! Ты думаешь, что ей стоит только закрыть глаза, как она сразу видит будущее? Если бы! Ее видения возникают сами собой, она не может вызывать их по заказу. Они не спасут ее, если что случится. Пойми, не спасут!
   — В конце концов Рианнон не девочка. Она сумеет позаботиться о себе.
   — Она носит под сердцем моего ребенка, черт возьми! Сидни надолго замолчала и только пораженно смотрела на Джулиана. Потом наконец пробормотала:
   — Понимаю…
   — Нет, ты ничего не понимаешь! Рианнон должна сидеть дома, с мужем, а не бегать под пулями!
   — Но ты же в тюрьме, какой там, к черту, дом?
   — Я скоро буду на свободе.
   — Джулиан, что ты задумал? Сам же говорил, что надо ждать помощи от Йена!
   — Вот я и жду.
   — Не подставляйся янки, Джулиан. Тебе свернут шею.
   — Я буду осторожен.
 
   Шанс предоставился той же ночью. Спустя всего полчаса после того, как в тюремном дворе скончался раненый, которого Джулиан даже не успел посмотреть. Охранники собирались вывезти на кладбище очередную порцию «готовых». Мертвые тела свалили у стены во дворе. Гробовщики, нанятые федеральным правительством, торопливо сколачивали для них убогие деревянные гробы.
   Джулиан стоял над молоденьким конфедератом, который умер от гангрены, и тупо смотрел на его разгладившееся в смерти безусое лицо. В этот момент он почувствовал, как его плеча коснулась чья-то ладонь.
   — Идет война, доктор. Вы не в силах принять на себя всю эту боль. Вы ничем не провинились перед этим мальчиком. Таких, как он, тут много, а вы один.
   — Я знаю… — пробормотал он. — Просто…
   — Поймите, вы и так делаете, что можете. Сколько жизней вы спасли? Об этом думайте. Не терзайтесь попусту.
   Бель-Бойд была писаной красавицей, но в глубине души — настоящей разбойницей. Они быстро сошлись и часто беседовали друг с другом вечерами. Джулиан был в курсе, что про них писали светские хроникеры, но не обращал внимания. С некоторых пор он вообще старался поменьше обращать внимания на газетчиков из Вашингтона…
   — Я понимаю. Я стараюсь…
   Он мучился сознанием своего бессилия, испытывал вину перед безымянным солдатом и ничего не мог с этим поделать. Джулиан поднял глаза и внимательно взглянул на Бель-Бойд. Похоже, она что-то прочитала в его взгляде, ибо с улыбкой сказала:
   — Мне кажется, вам сейчас лучше побыть одному, полковник Маккензи.
   — Капитан, мэм.
   — Вы были полковником в ополчении. Это романтично.
   — Знаете, Бель-Бойд… по-моему, вы рождены для сцены.
   — Возможно, когда-нибудь я и взойду на нее. Учтите, полковник, первую премьеру я посвящу вам!
   С этими словами она покинула внутренний двор тюрьмы, а уже через несколько минут из комнаты, где были охранники, послышались ее веселый голос и дружный смех северян. Джулиан быстро осмотрелся вокруг. Во дворе, кроме него, оставались лишь двое гробовщиков, которые подтаскивали готовые гробы к стене и укладывали в них трупы.
   Бель-Бойд продолжала занимать надзирателей анекдотами. Она все поняла по взгляду Джулиана и помогала ему, хотя он ее об этом не просил. Он поднял глаза на небо. Солнце садилось…
   В это время дверь из комнаты охранников открылась, и кто-то крикнул гробовщикам:
   — Забивайте ящики и грузите их в фургоны.
   Те кинулись исполнять приказание.
   Джулиан увидел несколько пустых гробов, которые также стояли у стенки в ожидании своих «хозяев». Терять время было нельзя. Он в последний раз осмотрелся, затем быстро поставил один пустой гроб рядом с умершим солдатом, который уже лежал точно в таком же, лег в него и прикрыл над головой крышку.
   Через несколько минут гробовщики дошли до него и забили крышку гвоздями. Потом его подняли и понесли. Он слышал, как люди жаловались на то, что им приходится таскать на своих плечах «жирных мятежников».
   Вскоре Джулиан понял, что его погрузили в фургон вместе с остальными. Было темно и душно, стало трудно дышать. В какой-то момент Джулиан едва не запаниковал. Ему совершенно не хотелось умирать в гробу заживо. Лучше уж эта чертова тюрьма.
   Но он вовремя спохватился и не стал поднимать шум.
   Это дорога к свободе. Надо только немного потерпеть…
 
   Рианнон почти каждую ночь мучил сон, в котором Джулиан являлся ей в гробу. Ей не хотелось приближаться к этому грубому ящику, который почему-то валялся в лесу. Но она знала, что он там, и должна была его увидеть. Она медленно приближалась к нему, страх рос с каждым шагом…
   Проснувшись под утро в холодном поту, она спустилась к ручью, чтобы немного прийти в себя. Накануне вечером ей пришло письмо от Сисси Уолден, чернокожей девушки, которая хорошо знала капитана Джесса Холстона. Точнее, это была просто коротенькая записка, которую гонец доставил из Вашингтона всего за несколько дней. «Сидни веселеет с каждым днем, приступы депрессии вроде бы сошли на нет, — говорилось в записке. — Доктор Маккензи по-прежнему в Старом Капитолии. У него там очень много работы. Оба, как мне кажется, с нетерпением ждут окончания этой ужасной войны. Чего и всем нам желаю от всего сердца».
   Рианнон поджала колени к подбородку и обхватила их руками. Ни слова о гробах. Джулиан по-прежнему в Старом Капитолии… Это хорошо. А с кошмаром она как-нибудь справится сама. Главное, что он жив и в безопасности.
   Она просидела так у воды несколько часов и даже чуть-чуть задремала. Ее разбудил генерал Маги. Когда Рианнон пришла в себя, то увидела, что он стоит перед ней и как-то виновато улыбается.
   — Доброе утро, генерал.
   — Доброе утро, дитя мое… — отозвался он со вздохом. По его лицу она сразу поняла, что что-то не так, что случилось что-то нехорошее. Но что? Риса осталась во Флориде. Она заболела? Может быть, с Джеромом что-то? Его убили? Или неутешительные известия — а в том, что генерал готовился сообщить ей именно неутешительные известия, у нее не было сомнений — касались Йена Маккензи?
   — Джулиан?.. — упавшим голосом пробормотала она вдруг, вопросительно глядя на генерала. — У вас новости про Джулиана?
   — Рианнон, девочка… До меня дошли слухи…
   — Какие? Говорите же!
   — Он пропал без вести.
   — Без вести? Из Старого Капитолия? Но как это возможно? — У нее появилась страшная слабость в коленях. — Он сбежал, да? Он сбежал?
   Генерал развел руками.
   — После очередного вывоза трупов с территории тюрьмы охрана недосчиталась Джулиана. И я боюсь, что…
   Ей тут же вспомнился ее кошмар.
   У Рианнон подогнулись ноги, и она лишилась чувств.
 
   Гробы…
   Они вновь явились ей во сне. Только теперь их было много. Они плыли в воздухе строем, как солдаты. Их никто не нес, лишь между ними проносились неясные тени ангелов смерти, которые пришли на землю за очередной жатвой…
   Рианнон лихорадочно металась среди движущихся гробов, сначала она искала Джулиана, потом просто хотела вырваться из этого жуткого хоровода, но ей никак не удавалось. А потом ее вдруг коснулись чьи-то пальцы…
   Она снова очнулась в холодном поту. Вокруг было темно, она лежала в своей палатке. Снаружи доносилось стрекотание кузнечиков. Лицо обдувал прохладный ветерок. Рианнон не сразу поняла, что в палатке есть еще кто-то. Наконец к ней приблизилось чье-то лицо, и сердце в груди едва не остановилось. До боли знакомые черты, глаза. Но нет, это был не Джулиан…
   — Рианнон, обещаю, я найду его.
   — Йен?
   Она, конечно, обрадовалась. Рианнон ничего не слышала о нем с самого Геттисберга. Ей кто-то говорил, что в ходе сражения его направили с донесениями в Вашингтон, но там следы затерялись. Она была рада каждому представителю семейства Маккензи, которого встречала живым в это ужасное время. И все-таки это был не Джулиан…
   — Я его разыщу, не беспокойтесь. Первым делом догоню фургон с трупами мятежников, которых сейчас везут на обмен. Так или иначе, но мы скоро выясним, что приключилось с братом. Я, конечно, не обладаю вашими сверхъестественными способностями, мэм, но поверьте мне — если бы Джулиана не было в живых, я бы это почувствовал. Ей-богу.
   — Йен…
   Его губы тронули ее лоб. Затем он поднялся с табуретки, которую придвинул к самой ее постели, и быстро вышел из палатки. Рианнон до сих пор не могла прийти в себя, поэтому лишь молча проводила его взглядом.
   Она очнулась минуты через три, вскочила с постели, наскоро оделась и выглянула наружу. Йен стоял у конной привязи и разговаривал с часовым. Рианнон бросилась было к нему, но тут же спохватилась. Он ни за что не позволит ей поехать вместе с ним. Ни за что.
   Она дождалась, пока он уедет, а потом быстрым шагом сама направилась к лошадям.
   — Куда это вы собрались, мэм? — окликнул ее часовой. Средних лет фермер, большой и добрый. Он, конечно, уже знал, что второй муж Рианнон скорее всего погиб. Точно так же, как и первый. В глазах его читалось сочувствие.
   — Мне нужно догнать полковника.
   — Но, мэм… вы не должны отправляться в путь в такое время!
   — Мне это необходимо.
   — Нет-нет, что вы… нельзя! — Часовой почти со страхом наблюдал за тем, как она выбирает себе коня.
   Рианнон отвязала крепкого гнедого мерина, вставила одну ногу в стремя и мгновенно вскочила в седло.
   — Вы собираетесь стрелять?
   — Нет, как я могу…
   Часовой растерянно смотрел на нее.
   — Отлично, потому что только так вы смогли бы меня остановить.
   С этими словами она хлестнула коня кнутом, и тот резко взял с места рысью. Через несколько минут позиции северян остались позади, и она оказалась на ничейной земле. Один из постов генерала Маги попытался задержать ее на пустынной дороге, но она сказала, что должна догнать полковника Маккензи, и ее отпустили.
 
   Наверное, он задремал на время, потому что, очнувшись, не сразу сообразил, где находится. Ему почти нечем было дышать, в ушах стоял звон, плечи сдавило. Наконец Джулиан все вспомнил. Он по-прежнему лежал в гробу, и его вместе с трупами везли по ухабистой дороге…
   Вдруг он услышал редкие выстрелы и чьи-то дикие крики. Фургон резко остановился, и Джулиан пребольно ударился головой о крышку гроба. Его затошнило от боли и спертого воздуха. Снаружи раздалось еще несколько выстрелов, затем в фургоне послышался какой-то шум, словно кто-то вытаскивал гробы, не очень при этом церемонясь с почившими.
   Джулиан понял, что его ящик подняли и почти тут же уронили. Он снова ударился, но на сей раз гораздо сильнее. У него даже помутилось в голове.
   — Не стреляйте, не стреляйте! Это всего лишь павшие мятежники, мы везем их на обмен…
   Раздался выстрел, и голос кучера смолк.
   Джулиан отчаянно морщился, кусал губы от боли и не издал ни звука.
   — Вирджил! Пошевеливайся, ты, урод! Нам нельзя здесь задерживаться! — крикнул кто-то грубым хриплым голосом.
   — Что я могу, Билли, черт возьми, если они все заколочены гвоздями!
   — А нож тебе на что, дубина? — рявкнул Билли. — Я вытряхнул все ящики из фургона, теперь ты поработай!
   — Здесь ничего нет… У этого мятежника в кармане только колода карт, да и то вся гнилая!
   — А чего ты ждал? Что они ограбят в Вашингтоне федеральный банк, прежде чем сдохнуть?
   — О… я нашел часы! Неплохая вещица! И золотое кольцо на пальце… Эх, поплачет теперь его вдова! — И Вирджил гнусно заржал.
   В голове у Джулиана шумело, перед глазами плыли красные круги. Он по-прежнему тихо лежал в своем гробу и внимательно прислушивался ко всем звукам, доносившимся снаружи. Он уже понял, что это были за люди. Мародеры, обиравшие мертвых. Этим мерзавцам было на все плевать. Их не интересовало, кто перед ними — мятежник или янки. Лишь бы у трупа не было пусто в карманах. Они хладнокровно застрелили кучера и охранника, а теперь грабили убитых.
   Шаги…
   Он понял, что кто-то из бандитов возится с крышкой его гроба. Послышался хруст расщепившегося дерева, и вслед за этим перед Джулианом открылось усыпанное звездами ночное небо. Впрочем, его тут же заслонила физиономия мародера, склонившегося над гробом. Это был на редкость мерзкий тип. Оскаленная пасть с гнилыми зубами, украденный у офицера-янки кавалерийский мундир, украденный у офицера-конфедерата пояс, грязные нечесаные волосы и маленькие, налившиеся жадностью глазки.
   — Э, да тут один воскрес! — воскликнул он.
   Бандит выхватил из-за голенища сапога огромный нож и попытался ударить им Джулиана в грудь. Но тот ждал удара и сумел перехватить руку врага. Джулиан впился ему ногтями в запястье, мародер взвыл от боли и выронил свое оружие.
   — Билл, Билл! Сюда! — заорал он истошно и, сидя верхом на Джулиане, потянулся к своей кобуре.
   Но он опоздал. Джулиан взял его одной рукой за шею, а другой насадил на его же собственный тесак так сильно, что тот зашел ему в брюхо по самую рукоятку.
   — Вирджил, что там у тебя?
   Джулиан увидел, что к нему бежит второй мародер, и в руках у него тускло поблескивает ствол винтовки. Бандит не оставил ему выбора. Джулиан выхватил из кобуры заколотого им Вирджила «кольт» и выстрелил в приближавшегося врага. Тот, уже будучи смертельно раненным, также успел выстрелить. Пуля задела голову Джулиана по касательной.
   Свет перед его глазами мгновенно померк, и он провалился в пустоту…

Глава 22

   Рианнон преследовала Йена уже больше часа, но никак не могла догнать. Ночная дорога была совершенно пустынна, и это нервировало. А когда за спиной вдруг раздался топот копыт, Рианнон и вовсе испугалась. Пожалев о том, что у нее нет с собой никакого оружия, она остановила коня и повернулась. Слава Богу, это был Йен. Очевидно, он заметил погоню и, свернув с дороги, решил посмотреть, кто за ним увязался.
   — Черт возьми, что вы здесь делаете? — вскричал он, поравнявшись с Рианнон.
   — Я хочу поехать с вами.
   — Исключено, это слишком опасно!
   — Сейчас везде опасно. Война. Пушечное ядро может залететь в наш тыловой госпиталь, вы сами это прекрасно знаете. И даже если бы я не напросилась к генералу Маги, ко мне в дом в любой момент могли ворваться дезертиры или мародеры и зарезать меня за одну-единственную серебряную ложку из чайного сервиза.
   — Я не о доме говорю, а хотя бы о Святом Августине.
   — А если мятежники захотят вернуть себе форт обратно? Мирный городок мгновенно превратится во второй Геттисберг. Не думаю, что там я была бы в безопасности.
   — А сам Геттисберг?
   — Это там, где позавчера шальной пулей убило девушку, прогуливавшуюся по улице с собачкой?
   Йен улыбнулся.
   — Ну хорошо. Ваша взяла. Едемте вместе. Только умоляю — не крадитесь за мной по пятам!
   Рианнон улыбнулась в ответ.
   — Спасибо, полковник Маккензи. За вами я как за каменной стеной.
   Через несколько минут Йен вдруг сказал:
   — А знаете… я ведь договорился об обмене Джулиана.
   — Почему вы так грустно вздыхаете? Вы же говорили, что он жив, иначе вы бы что-то почувствовали… А? — Я солгал вам, — признался он.
   Она понимала, чего ждет от нее Йен. Он хотел, чтобы она, Рианнон, сама успокоила его.
   — Увы… — Она покачала головой. — Я не прорицательница. Лишь видела сон про него…
   — И что там было?
   — Гроб.
   Едва она произнесла это слово, как Йен поднял руку, дав ей знак остановиться, и стал вглядываться вдаль.
   — Что там?
   — Колесо от телеги или фургона. Держитесь позади меня. Если что-нибудь случится, скачите во весь опор обратно в лагерь, вы меня поняли?
   — Да, конечно…
   Йен поехал вперед один. Действительно, где-то в сотне ярдов впереди прямо на дороге валялось колесо. А рядом в кювете лежал труп человека… Йен махнул ей рукой, и она быстро его догнала. Впереди чернел лес… У Рианнон екнуло сердце.
   Длинный фургон стоял почти на самой опушке. А вокруг были разбросаны… тела умерших и гробы! Одни вскрыты, другие заколочены. Жуткое зрелище.
   — Рианнон, назад! — тихо предупредил Йен.
   Но она его не слушала. Спешившись, Рианнон сразу направилась к деревянному ящику, на котором валялся труп с ножом в животе. В нескольких шагах от гроба лежало другое тело с огнестрельным ранением головы.
   А в самом гробу…
   Рианнон замерла на месте, но потом все же заставила себя подойти ближе. Ноги сразу сделались ватными, во рту пересохло. Стало трудно дышать.
   В гробу лежал Джулиан. Его лицо, освещенное луной, казалось совершенно белым, из левого виска сочилась кровь…
   — Джулиан! — дико вскричала она, бросаясь к нему. — Джулиан!
   Но, сделав несколько шагов, Рианнон снова остановилась, словно наткнувшись на невидимую стену. В глазах ее застыл ужас. Мертвый Джулиан вдруг шевельнулся, застонал и в следующее мгновение… начал подниматься из гроба.
 
   Ее голос.
   Он слышал ее голос так, словно она кричала откуда-то издалека. В ушах звенело, голова раскалывалась от боли. Он знал, что ему надо ответить, иначе она его не заметит, но в первую минуту не смог произнести ни звука. Для начала он открыл глаза. Над головой висело все то же звездное небо. Волосы отчего-то намокли и слиплись. Спине было очень жестко, на ноги давил труп мародера.
   Отпихнув его от себя, Джулиан схватился руками за края грубо сколоченного деревянного ящика и с трудом сел. Голова тут же закружилась. А когда он поднял глаза, то едва снова не рухнул в гроб. Перед ним стояла… Рианнон. Живая. Не мираж. Ее красивое лицо исказила тревога. Она стояла прямо перед ним, все такая же стройная, высокая, с царственной осанкой и во всем черном…
   — Рианнон… — прохрипел он, не веря своим глазам и желая вновь услышать ее голос.
   Ее глаза. В них был страх, но не только. Еще что-то. Мягкое, нежное, бередящее душу…
   Сочувствие?
   Привязанность?
   Любовь?..
   Джулиан сделал над собой усилие и поднялся из неудобного узкого гроба. Тут он заметил, что за спиной Рианнон стоит Йен. И он, значит, тут. Наваждение какое-то…
   — Черт возьми, ты жив! — вскричал брат.
   — Как будто… — пробормотал Джулиан, растерянно улыбаясь.
   Они обменялись крепким рукопожатием, от которого у Джулиана вновь перед глазами попляши круги, а голову сковало обручем боли.
   — Что произошло? Как ты тут очутился? — спросил Йен.
   — Кладбищенские воры… пожиратели падали… не могли дождаться, пока павших предадут земле…
   — На фургон напали?
   — Да. Я думаю, они таким образом зарабатывают себе на жизнь. Скоты…
   Йен глянул на два трупа, валявшихся перед гробом, из которого поднялся Джулиан.
   — Эти?
   — Да…
   — Кто это их так?
   — Я…
   — Ты ранен, братишка.
   — Царапина… Только голова болит адски.
   Джулиан вновь посмотрел на жену. Ему нестерпимо хотелось обнять ее, прижать к себе, вдохнуть запах ее кожи, осознать до конца, что он жив и она жива, что теперь все будет хорошо. Но тут он кое-что вспомнил и помрачнел.
   — Как ты тут оказалась? — сердито буркнул он.
   — Я думала, что ты умер…
   — И что? Уже отпраздновала?
   Джулиан пожалел о том, что у него вырвались эти слова. Он сам не знал, зачем произнес их. Он вдруг подумал о том, что она его жена и носит под сердцем его ребенка, но до сих пор не может снять траур до первому мужу… Ему стало очень обидно.