Страница:
— Милостивые духи, сжальтесь над ней, — шептал он. — Пожалуйста, — добавил он, задыхаясь от рыданий, — не забирайте ее.
Он посмотрел на Никки.
— Она хотела умереть как морд-сит, в бою, защищая нас — а не в постели…
Никки вымученно улыбнулась.
— Она получила то, что хотела.
Эти слова, прозвучавшие так, будто Кара уже мертва, ранили его как удар кинжала. Он не мог допустить этого. Просто не мог. Кэлен покинула его, а теперь еще и это…
Ричард, глотая слезы, приложил руку к холодному лицу Кары, как будто коснулся мертвого тела.
— Никки, ты же волшебница. Ты спасла меня, когда я был на волосок от смерти. Ты всегда находила выход там, где другие не могли ничего поделать. Именно ты спасла меня, а не кто-то другой. Неужели ты не можешь придумать, как помочь Каре?
Никки обошла стул и опустилась на колени рядом с ним. Взяла его руку, прижала к губам. Он почувствовал, как на руку ему скатилась ее слеза. Сейчас она была похожа на бедную служанку, молящую короля о прощении.
— Мне очень жаль, Ричард, но я не могу. Ты ведь знаешь, я бы сделала все что угодно, чтобы спасти ее, но не могу. Это выше моих сил. Мы все умрем, когда придет время. Ее время пришло, и я не могу с этим ничего поделать.
Ричард закрыл глаза и представил, что комната залита черной водой. Кровать, где лежала Кара, представилась ему лодкой, качающейся в лужице слабого света от двух огоньков, а к ней со всех сторон подступала тьма.
Он кивнул.
— Никки, оставь меня с ней наедине, пожалуйста. Я хочу быть с ней вдвоем, когда придет время… Дело не в тебе. Просто я думаю, что мне надо остаться с ней наедине.
— Я понимаю, Ричард.
Поднимаясь на ноги, Никки коснулась его спины, и, повернувшись, чтобы уйти, провела пальцами по его плечам, словно медля разорвать эту связь с миром живых.
— Я буду рядом, если понадоблюсь, — сказала она, когда эта нить все-таки оборвалась.
За его спиной мягко закрылась дверь, оставляя комнату в тишине. Хотя окно было завешено плотными шторами, снаружи до Ричарда доносилось беспрерывное пение цикад.
Он больше не мог сдерживать слезы. Рыдая и сжимая безвольную руку Кары, он опустил голову на ее тело.
— Кара, прости! Это моя вина. Чудовище приходило за мной, а не за тобой. Мне так жаль… Пожалуйста, Кара, не оставляй меня! Ты так нужна мне!
Кара была единственной, кто следовал за ним, безоговорочно веря в него. Быть может, она и согласилась с Никки в том, что он выдумал Кэлен, — но это не мешало ей по-прежнему верить в него. Для Кары в этом не было противоречия. В последние дни ему все чаще казалось, что только ее вера и держит его на плаву, помогая не впасть в отчаяние и сосредоточиться на том, что он должен сделать. Бывали ужасные минуты, когда он не понимал уже, верит ли сам в себя или нет. Так тяжело жить в мире, где все считают тебя безумным, и упорно делать то, во что веришь, когда почти никто не верит тебе! Но Кара верила, и в этой вере было что-то особенное, не сравнимое даже с тем уважением, которое питали к нему Никки или Виктор.
Он коснулся руками лица Кары и поцеловал в лоб.
Он надеялся, что она не страдает. Он надеялся, что хотя бы конец ее жизни будет спокойным, жизни, в которой было все, кроме покоя.
Она была так бледна, дыхание едва заметно…
Возненавидев холод, сковавший тело Кары, Ричард отбросил одеяло и обнял ее в надежде, что так она сможет отогреться.
— Возьми мое тепло, — шептал он ей на ухо. — Возьми все, что тебе нужно. Пожалуйста, Кара, забери мое тепло.
Сжимая ее в объятиях, Ричард впал в состояние, близкое к беспамятству. Он знал, как много этой женщине приходилось страдать. Знал, какова была ее жизнь. Знал, сколько тяжелых часов и дней выпало на ее долю. Он пережил то же, что довелось прежде пережить ей — во время безумного правления своего отца, Даркена Рала. Он прошел через ту же боль и ощущение безнадежности, что и она. Наверное, никто другой не мог бы понять ее лучше, чем он. Когда-то жестокие люди бросили ее одну в мире боли и безумия. Ричард знал, каково ей пришлось, потому что сам побывал там. И теперь он хотел любым способом вызволить ее из этого темного и отвратительного места.
— Возьми мое тепло, Кара. Я здесь для тебя.
Он открыл ей себя, открыл свое страдание, открыл себя ее страданию. Рыдая на ее плече, еще крепче обнял ее. Ему казалось, что если держать достаточно крепко, это не позволит ей сорваться в пропасть смерти. Ричард чувствовал, что она еще жива, и боялся не выдержать до конца. Он так жалел, что Никки не смогла ничего сделать! Если кто и заслужил исцеления, то именно Кара. В тот момент больше всего на свете ему хотелось, чтобы ее исцелили.
Всего себя, всю душу Ричард вложил в это желание.
Он весь превратился в сочувствие к этой женщине, которая столько для него сделала. Она не единожды рисковала жизнью, выполняя его приказы, и еще чаще рисковала жизнью ради него, открыто пренебрегая его приказами. Она следовала за ним по всему свету. Бессчетное количество раз она вставала на пути опасностей, грозивших ему или Кэлен. Кара заслуживала жизни, заслуживала всего лучшего, что только есть в жизни. Он не желал ничего, кроме ее исцеления. Чтобы осуществить это отчаянное желание, он хотел найти хотя бы искорку жизни, погружаясь в водоворот ее агонии. Стоило мелькнуть этой мысли — и его сознание оказалось рядом с ее душой, пораженной мучительной болью.
Он крепко стиснул зубы, задержал дыхание и впустил в себя эту боль. Отвести от нее страдание — вот все, чего он хотел. Он не пытался защититься от неожиданного удара. Он чувствовал все, что чувствовала она. Боль вошла в него настолько властно, что он прижался открытым ртом к плечу девушки, чтобы сдержать крик.
Они находились в пустом, темном, лишенном надежды пространстве… безжизненном пространстве. Его бил озноб, хотя пока что он принял на себя только часть ее ноши. Она держалась за боль, не хотела ею делиться, особенно с ним. Но ей трудно было сопротивляться, она была очень слаба; и он смог против ее воли отобрать еще частичку, и еще… Поднимая и раздвигая пласты страданий, он почувствовал ледяное прикосновение смерти, смерти внутри нее. Тьма и лед буквально пропитали все существо Кары. Ричард дрожал от муки, от ужаса, разделенного на двоих. Его разум содрогался от пульсирующей боли, и все свелось к жестокой, невыносимой борьбе за то, чтобы просто сохранить собственную волю к жизни.
Ричарда уносил бурный холодный поток горя и безнадежности. Казалось, ему не выдержать этого, но он выдержал и продвинулся дальше. Он хотел, чтобы она взяла взамен его силу, его жизненную энергию. Но для этого сначала надо было выдержать воздействие вливающегося в душу жгучего яда.
Время потеряло всякое значение. Боль превратилась в вечность.
— Смерть будет часто приходить, предлагая забрать тебя… желая забрать тебя, — шептал он ей на ухо. — Не принимай это предложение. Держись, Кара! Не принимай смерть!
— Я хочу умереть.
Это короткая фраза всплыла из глубин агонии и безысходности. Она потрясла и напугала Ричарда. Что, если стремление сохранить жизнь оказалось свыше ее сил? Что, если он взял на себя задачу невыполнимую, непосильную? Потребовал от нее большего, чем она может вытерпеть? Больше, чем имел право требовать или просить?
— Кара, — шептал он ей на ухо, — мне нужно, чтобы ты жила. Пожалуйста, живи, мне это очень нужно….
— Не могу…
— Кара, ты не одна. Я здесь, рядом с тобой. Держись. Ради меня, держись и позволь помочь тебе!
— Пожалуйста, отпустите меня. Позвольте мне умереть. Умоляю, если я вам дорога, оставьте меня… позвольте мне умереть.
Она ускользала, отдалялась. Он крепче сжал объятия. Он вобрал в себя еще больше ее страданий. В глубинах души она боролась с ним, крича от невыносимой муки.
— Кара, пожалуйста, — он задыхался в захлестнувшем его потоке боли, — позволь помочь тебе! Прошу, не покидай меня!
— Я не хочу жить. Я подвела вас. Я должна была вас спасти, когда Никки пришла за вами. Теперь ваши слова открыли мне глаза, я все поняла… Я погибла бы за вас — но я не исполнила свой долг, не выполнила обязательства перед самой собой. Мне незачем больше жить. Я недостойна быть вашей защитницей. Пожалуйста, отпустите меня!
Ричарда ошеломило, но еще больше испугало это безмерное отчаяние. Он взял на себя и эту боль, постарался справиться, отвести ее прочь от Кары. Однако она цеплялась за свое последнее желание, вырывалась из его объятий и отдалялась все больше.
— Кара, я люблю тебя! — вырвалось у него. Снова и снова он твердил, как заклинание: — Не покидай меня! Ты нужна мне!
Как странно — ему пришлось отбирать у нее страдание с боем. Она сопротивлялась, расходуя последние силы, но он одолевал, она уже не могла остановить его. Он вырывал ее из плена смерти. Не задумываясь, Ричард нащупал единственно правильный путь — он открывал ей свое сердце, свой порыв, свою душу.
Она пронзительно закричала. От нее исходило чувство безграничного одиночества.
— Я с тобой, Кара! Ты не одинока!
Нелегко было, борясь с муками, порожденными тем злом, что коснулось Кары, одновременно утешать ее. Но он осознал: ее убивает не просто боль, а леденящий ужас. А теперь то же холодное опустошающее чувство медленно сокрушало и его — в то время как слепое сопротивление умирающей не пропускало к ней его исцеляющую силу.
Он вдруг почувствовал себя так, будто приплыл на помощь тонущему человеку, но вместе с ним подхвачен водоворотом, и теперь их обоих затягивало в темный омут смерти.
Отчего-то он твердо знал: в первую очередь нужно разделить с нею бремя боли, а если удастся, снять его совсем, освободить ее. Для этого пришлось не противиться боли, наоборот, приветствовать, всеми силами притягивать ее к себе.
Когда он ощутил ее горе и страдание во всей полноте, то вынужден был отчаянно бороться, чтобы сохранить собственную жизнь. И все-таки он не оставил для себя ни капли целительной мощи, он отдал Каре всю силу своего сердца. Ричарда никогда не обучали искусству исцеления, не учили, как направлять энергию; чутьем он улавливал, что Каре нужно тепло, и всеми мерами старался передать ей это тепло жизни.
— Я не хочу жить. Я подвела вас. Пожалуйста, позвольте мне умереть.
— Почему ты хочешь покинуть меня? Почему?
— Только так могу я послужить вам! У вас будет другой защитник, который не подведет…
— Кара, это неправда. Это неправильно. Здесь что-то выше нашего понимания. — Ричард произносил слова сквозь боль. — Ты не подвела меня. Ты должна мне поверить. Ты должна верить в меня. Вот что нужно мне больше всего на свете — чтобы ты была со мной и верила в меня. Это моя потребность, а не твое служение. Пожалуйста, ты нужна мне. Мне нужно, чтобы ты жила. Вот как ты можешь послужить мне — с тобою моя жизнь сделается лучше!
Всеми силами он стремился удержать Кару рядом с собой — но груз тьмы казался бесконечным. Когда чаша терпения переполнилась, он почувствовал, как будто тонет в жаркой пустоте, погружаясь все ниже, и понял, что на дне пропасти его ждет та тень, которая пришла сквозь стену по его душу. Он увидел это существо глазами Кары, ощутил ледяное острие ужаса, пронзившее ее, когда оно вломилось в комнату.
Ничто не могло быть ужаснее этой отвратительной твари, воплощения смерти, пришедшей за ним, но встретившей на своем пути Кару. Это было вовсе не постепенное растворение сознания в пустоте небытия. Эта была бесконечная вереница кошмаров, являющихся, чтобы разорвать нити, соединяющие душу с миром живых. Это была темная гибель, нависшая над Карой, — гибель в полном одиночестве и без всякой надежды, безжалостная жница душ, поджидающая своей добычи, с нетерпением ждущая момента, когда вместе с криком из несчастной уйдет жизнь.
Встав перед тварью и преградив ей путь, Кара приняла на себя смертельное прикосновение.
Он понял, что Кара воспринимает все это как возмездие за то, что подвела его когда-то давно, не вырвала из рук Никки — и сейчас стремится умереть, чтобы доказать верность клятве. Ею все еще управляло безумие.
Кара верила, что нависшая над ней смерть восстановит ее доброе имя в его глазах, потому-то и не хотела уклоняться от нее.
Когда неведомая тварь прошла сквозь стену в ее комнату, она попыталась заступить путь самой смерти.
Ричард почувствовал, как это мучительное прикосновение овладевает теперь им, топит во всепоглощающей муке. Оно было таким холодным, что от него заледеневало сердце.
Злая сила начала отпускать Кару, но обрушилась на Ричарда; все поплыло у него перед глазами, мир стал чернеть и таять.
Он погрузился в бездну боли того смертоносного прикосновения.
Глава 19
Глава 20
Он посмотрел на Никки.
— Она хотела умереть как морд-сит, в бою, защищая нас — а не в постели…
Никки вымученно улыбнулась.
— Она получила то, что хотела.
Эти слова, прозвучавшие так, будто Кара уже мертва, ранили его как удар кинжала. Он не мог допустить этого. Просто не мог. Кэлен покинула его, а теперь еще и это…
Ричард, глотая слезы, приложил руку к холодному лицу Кары, как будто коснулся мертвого тела.
— Никки, ты же волшебница. Ты спасла меня, когда я был на волосок от смерти. Ты всегда находила выход там, где другие не могли ничего поделать. Именно ты спасла меня, а не кто-то другой. Неужели ты не можешь придумать, как помочь Каре?
Никки обошла стул и опустилась на колени рядом с ним. Взяла его руку, прижала к губам. Он почувствовал, как на руку ему скатилась ее слеза. Сейчас она была похожа на бедную служанку, молящую короля о прощении.
— Мне очень жаль, Ричард, но я не могу. Ты ведь знаешь, я бы сделала все что угодно, чтобы спасти ее, но не могу. Это выше моих сил. Мы все умрем, когда придет время. Ее время пришло, и я не могу с этим ничего поделать.
Ричард закрыл глаза и представил, что комната залита черной водой. Кровать, где лежала Кара, представилась ему лодкой, качающейся в лужице слабого света от двух огоньков, а к ней со всех сторон подступала тьма.
Он кивнул.
— Никки, оставь меня с ней наедине, пожалуйста. Я хочу быть с ней вдвоем, когда придет время… Дело не в тебе. Просто я думаю, что мне надо остаться с ней наедине.
— Я понимаю, Ричард.
Поднимаясь на ноги, Никки коснулась его спины, и, повернувшись, чтобы уйти, провела пальцами по его плечам, словно медля разорвать эту связь с миром живых.
— Я буду рядом, если понадоблюсь, — сказала она, когда эта нить все-таки оборвалась.
За его спиной мягко закрылась дверь, оставляя комнату в тишине. Хотя окно было завешено плотными шторами, снаружи до Ричарда доносилось беспрерывное пение цикад.
Он больше не мог сдерживать слезы. Рыдая и сжимая безвольную руку Кары, он опустил голову на ее тело.
— Кара, прости! Это моя вина. Чудовище приходило за мной, а не за тобой. Мне так жаль… Пожалуйста, Кара, не оставляй меня! Ты так нужна мне!
Кара была единственной, кто следовал за ним, безоговорочно веря в него. Быть может, она и согласилась с Никки в том, что он выдумал Кэлен, — но это не мешало ей по-прежнему верить в него. Для Кары в этом не было противоречия. В последние дни ему все чаще казалось, что только ее вера и держит его на плаву, помогая не впасть в отчаяние и сосредоточиться на том, что он должен сделать. Бывали ужасные минуты, когда он не понимал уже, верит ли сам в себя или нет. Так тяжело жить в мире, где все считают тебя безумным, и упорно делать то, во что веришь, когда почти никто не верит тебе! Но Кара верила, и в этой вере было что-то особенное, не сравнимое даже с тем уважением, которое питали к нему Никки или Виктор.
Он коснулся руками лица Кары и поцеловал в лоб.
Он надеялся, что она не страдает. Он надеялся, что хотя бы конец ее жизни будет спокойным, жизни, в которой было все, кроме покоя.
Она была так бледна, дыхание едва заметно…
Возненавидев холод, сковавший тело Кары, Ричард отбросил одеяло и обнял ее в надежде, что так она сможет отогреться.
— Возьми мое тепло, — шептал он ей на ухо. — Возьми все, что тебе нужно. Пожалуйста, Кара, забери мое тепло.
Сжимая ее в объятиях, Ричард впал в состояние, близкое к беспамятству. Он знал, как много этой женщине приходилось страдать. Знал, какова была ее жизнь. Знал, сколько тяжелых часов и дней выпало на ее долю. Он пережил то же, что довелось прежде пережить ей — во время безумного правления своего отца, Даркена Рала. Он прошел через ту же боль и ощущение безнадежности, что и она. Наверное, никто другой не мог бы понять ее лучше, чем он. Когда-то жестокие люди бросили ее одну в мире боли и безумия. Ричард знал, каково ей пришлось, потому что сам побывал там. И теперь он хотел любым способом вызволить ее из этого темного и отвратительного места.
— Возьми мое тепло, Кара. Я здесь для тебя.
Он открыл ей себя, открыл свое страдание, открыл себя ее страданию. Рыдая на ее плече, еще крепче обнял ее. Ему казалось, что если держать достаточно крепко, это не позволит ей сорваться в пропасть смерти. Ричард чувствовал, что она еще жива, и боялся не выдержать до конца. Он так жалел, что Никки не смогла ничего сделать! Если кто и заслужил исцеления, то именно Кара. В тот момент больше всего на свете ему хотелось, чтобы ее исцелили.
Всего себя, всю душу Ричард вложил в это желание.
Он весь превратился в сочувствие к этой женщине, которая столько для него сделала. Она не единожды рисковала жизнью, выполняя его приказы, и еще чаще рисковала жизнью ради него, открыто пренебрегая его приказами. Она следовала за ним по всему свету. Бессчетное количество раз она вставала на пути опасностей, грозивших ему или Кэлен. Кара заслуживала жизни, заслуживала всего лучшего, что только есть в жизни. Он не желал ничего, кроме ее исцеления. Чтобы осуществить это отчаянное желание, он хотел найти хотя бы искорку жизни, погружаясь в водоворот ее агонии. Стоило мелькнуть этой мысли — и его сознание оказалось рядом с ее душой, пораженной мучительной болью.
Он крепко стиснул зубы, задержал дыхание и впустил в себя эту боль. Отвести от нее страдание — вот все, чего он хотел. Он не пытался защититься от неожиданного удара. Он чувствовал все, что чувствовала она. Боль вошла в него настолько властно, что он прижался открытым ртом к плечу девушки, чтобы сдержать крик.
Они находились в пустом, темном, лишенном надежды пространстве… безжизненном пространстве. Его бил озноб, хотя пока что он принял на себя только часть ее ноши. Она держалась за боль, не хотела ею делиться, особенно с ним. Но ей трудно было сопротивляться, она была очень слаба; и он смог против ее воли отобрать еще частичку, и еще… Поднимая и раздвигая пласты страданий, он почувствовал ледяное прикосновение смерти, смерти внутри нее. Тьма и лед буквально пропитали все существо Кары. Ричард дрожал от муки, от ужаса, разделенного на двоих. Его разум содрогался от пульсирующей боли, и все свелось к жестокой, невыносимой борьбе за то, чтобы просто сохранить собственную волю к жизни.
Ричарда уносил бурный холодный поток горя и безнадежности. Казалось, ему не выдержать этого, но он выдержал и продвинулся дальше. Он хотел, чтобы она взяла взамен его силу, его жизненную энергию. Но для этого сначала надо было выдержать воздействие вливающегося в душу жгучего яда.
Время потеряло всякое значение. Боль превратилась в вечность.
— Смерть будет часто приходить, предлагая забрать тебя… желая забрать тебя, — шептал он ей на ухо. — Не принимай это предложение. Держись, Кара! Не принимай смерть!
— Я хочу умереть.
Это короткая фраза всплыла из глубин агонии и безысходности. Она потрясла и напугала Ричарда. Что, если стремление сохранить жизнь оказалось свыше ее сил? Что, если он взял на себя задачу невыполнимую, непосильную? Потребовал от нее большего, чем она может вытерпеть? Больше, чем имел право требовать или просить?
— Кара, — шептал он ей на ухо, — мне нужно, чтобы ты жила. Пожалуйста, живи, мне это очень нужно….
— Не могу…
— Кара, ты не одна. Я здесь, рядом с тобой. Держись. Ради меня, держись и позволь помочь тебе!
— Пожалуйста, отпустите меня. Позвольте мне умереть. Умоляю, если я вам дорога, оставьте меня… позвольте мне умереть.
Она ускользала, отдалялась. Он крепче сжал объятия. Он вобрал в себя еще больше ее страданий. В глубинах души она боролась с ним, крича от невыносимой муки.
— Кара, пожалуйста, — он задыхался в захлестнувшем его потоке боли, — позволь помочь тебе! Прошу, не покидай меня!
— Я не хочу жить. Я подвела вас. Я должна была вас спасти, когда Никки пришла за вами. Теперь ваши слова открыли мне глаза, я все поняла… Я погибла бы за вас — но я не исполнила свой долг, не выполнила обязательства перед самой собой. Мне незачем больше жить. Я недостойна быть вашей защитницей. Пожалуйста, отпустите меня!
Ричарда ошеломило, но еще больше испугало это безмерное отчаяние. Он взял на себя и эту боль, постарался справиться, отвести ее прочь от Кары. Однако она цеплялась за свое последнее желание, вырывалась из его объятий и отдалялась все больше.
— Кара, я люблю тебя! — вырвалось у него. Снова и снова он твердил, как заклинание: — Не покидай меня! Ты нужна мне!
Как странно — ему пришлось отбирать у нее страдание с боем. Она сопротивлялась, расходуя последние силы, но он одолевал, она уже не могла остановить его. Он вырывал ее из плена смерти. Не задумываясь, Ричард нащупал единственно правильный путь — он открывал ей свое сердце, свой порыв, свою душу.
Она пронзительно закричала. От нее исходило чувство безграничного одиночества.
— Я с тобой, Кара! Ты не одинока!
Нелегко было, борясь с муками, порожденными тем злом, что коснулось Кары, одновременно утешать ее. Но он осознал: ее убивает не просто боль, а леденящий ужас. А теперь то же холодное опустошающее чувство медленно сокрушало и его — в то время как слепое сопротивление умирающей не пропускало к ней его исцеляющую силу.
Он вдруг почувствовал себя так, будто приплыл на помощь тонущему человеку, но вместе с ним подхвачен водоворотом, и теперь их обоих затягивало в темный омут смерти.
Отчего-то он твердо знал: в первую очередь нужно разделить с нею бремя боли, а если удастся, снять его совсем, освободить ее. Для этого пришлось не противиться боли, наоборот, приветствовать, всеми силами притягивать ее к себе.
Когда он ощутил ее горе и страдание во всей полноте, то вынужден был отчаянно бороться, чтобы сохранить собственную жизнь. И все-таки он не оставил для себя ни капли целительной мощи, он отдал Каре всю силу своего сердца. Ричарда никогда не обучали искусству исцеления, не учили, как направлять энергию; чутьем он улавливал, что Каре нужно тепло, и всеми мерами старался передать ей это тепло жизни.
— Я не хочу жить. Я подвела вас. Пожалуйста, позвольте мне умереть.
— Почему ты хочешь покинуть меня? Почему?
— Только так могу я послужить вам! У вас будет другой защитник, который не подведет…
— Кара, это неправда. Это неправильно. Здесь что-то выше нашего понимания. — Ричард произносил слова сквозь боль. — Ты не подвела меня. Ты должна мне поверить. Ты должна верить в меня. Вот что нужно мне больше всего на свете — чтобы ты была со мной и верила в меня. Это моя потребность, а не твое служение. Пожалуйста, ты нужна мне. Мне нужно, чтобы ты жила. Вот как ты можешь послужить мне — с тобою моя жизнь сделается лучше!
Всеми силами он стремился удержать Кару рядом с собой — но груз тьмы казался бесконечным. Когда чаша терпения переполнилась, он почувствовал, как будто тонет в жаркой пустоте, погружаясь все ниже, и понял, что на дне пропасти его ждет та тень, которая пришла сквозь стену по его душу. Он увидел это существо глазами Кары, ощутил ледяное острие ужаса, пронзившее ее, когда оно вломилось в комнату.
Ничто не могло быть ужаснее этой отвратительной твари, воплощения смерти, пришедшей за ним, но встретившей на своем пути Кару. Это было вовсе не постепенное растворение сознания в пустоте небытия. Эта была бесконечная вереница кошмаров, являющихся, чтобы разорвать нити, соединяющие душу с миром живых. Это была темная гибель, нависшая над Карой, — гибель в полном одиночестве и без всякой надежды, безжалостная жница душ, поджидающая своей добычи, с нетерпением ждущая момента, когда вместе с криком из несчастной уйдет жизнь.
Встав перед тварью и преградив ей путь, Кара приняла на себя смертельное прикосновение.
Он понял, что Кара воспринимает все это как возмездие за то, что подвела его когда-то давно, не вырвала из рук Никки — и сейчас стремится умереть, чтобы доказать верность клятве. Ею все еще управляло безумие.
Кара верила, что нависшая над ней смерть восстановит ее доброе имя в его глазах, потому-то и не хотела уклоняться от нее.
Когда неведомая тварь прошла сквозь стену в ее комнату, она попыталась заступить путь самой смерти.
Ричард почувствовал, как это мучительное прикосновение овладевает теперь им, топит во всепоглощающей муке. Оно было таким холодным, что от него заледеневало сердце.
Злая сила начала отпускать Кару, но обрушилась на Ричарда; все поплыло у него перед глазами, мир стал чернеть и таять.
Он погрузился в бездну боли того смертоносного прикосновения.
Глава 19
Ричард чувствовал себя так, будто провалился под лед, в ледяную темную воду быстрой реки. Все сильнее им овладевало чувство паники.
Он был истощен, запасы его сил исчерпались.
Когда вместе с предчувствием краха пришло понимание того, что мог означать для него этот крах, он собрал волю в кулак и с неимоверными усилиями начал пробиваться к далекому огоньку сознания. Он чувствовал, что частично уже пришел в себя, но все еще находился где-то слишком далеко и глубоко, из последних сил завершая путешествие. Он отчаянно рвался вверх, к жизни, но не мог пробиться.
Ричард все-таки попытался напрячься еще сильнее, но толку не было — слишком трудно, слишком далеко плыть. Впервые он подумал — не сдаться ли? Подумал всерьез, как думала Кара перед тем, как страшный противник сломил ее.
Смертоносные клыки поражения уже касались его горла. Но тут же перед ним встал образ того, что последует за поражением, и Ричард, подстегнутый страхом, собрал воедино оставшиеся силы, сконцентрировал волю и отчаянным рывком вернулся в мир живых.
Задыхаясь, он открыл глаза.
Боль была ужасной. Его тошнило, голова кружилась от встречи с неслыханной враждебностью. Его бил озноб — так велика была сила неведомого зла. Сердце билось в груди, словно молот, и Ричард боялся, что после такой тяжелой внутренней борьбы каждый удар его может стать последним. Мерзкое прикосновение оставило ему на память невыносимую вонь разложения, от которой было почти невозможно дышать.
Он побывал в глубине сознания Кары и ощутил чужеродную волю, проникшую туда, высасывающую ее жизнь, затягивающую в пучину забвения. Эта отнимающая силы мерзость была страшнее всего, что он когда-либо чувствовал, страшнее даже черной бездны вечности. Это было оскаленное, обнаженное воплощение невообразимого ужаса, который приходил за ним.
Сначала ему показалось, что он коснулся ледяного лица смерти — но теперь, несмотря на все отвращение, он понял: это была не просто смерть, а нечто другое.
Смерть была лишь составной частью чего-то большего.
Смерть была неодушевленной. А тут чувствовалось присутствие души.
Он так обессилел, что не знал, сумеет ли подняться, сумеет ли дальше жить. Кости ломило. Даже костный мозг, и тот, казалось, болел. Он не мог унять дрожь. Боль была не просто телесным страданием, это был яд, пропитавший душу.
Очертания комнаты перед его глазами начали наконец приобретать четкость. Лампы по-прежнему сдерживали натиск темноты. Цикады за окном без устали выводили свою песню.
Лежа на кровати и все еще бережно обнимая Кару, Ричард наконец смог сделать то, чего так хотел — вдохнуть полной грудью. Тотчас же он ощутил аромат волос Кары, вдохнул запах теплой и влажной кожи ее шеи, и в этот момент боль начала отступать.
Он почувствовал, что руки Кары крепко обнимают его. Мягкая, словно пуховая, прядь волос за ее ухом щекотала его лицо.
— Кара? — прошептал он. Она приподнялась и, не стыдясь своего порыва, прижала его к себе и нежно погладила по голове.
— Тсс… — успокаивающе сказала она ему на ухо. — Все в порядке.
Он никак не мог освоиться с происходящим.
Он растерялся, не понимая, почему обнимает Кару, почему ее руки так нежно обхватили его, что тела тесно прижались друг к другу, почти переплетясь. Но, в конце концов, это был пустяк по сравнению с той близостью, которую они оба испытали во тьме, борясь со злом, завладевшим ею.
Он облизал потрескавшиеся губы и почувствовал соленый привкус слез.
— Кара…
Она кивнула.
— Тсс… — снова шепнула она. — Все в порядке. Я с вами. Я не покину вас.
Он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть ей в глаза. Они были голубыми и чистыми, в них отражалась глубина, прежде никогда не виданная. Кара всматривалась в его лицо с заботой и сочувствием.
И он вдруг ясно различил в ее глазах истинную сущность, увидел Кару такой, какой она должна была стать, если бы не жестокая судьба морд-сит. Сейчас внешняя оболочка опала и затерялось где-то в глубинах души. В тот миг Кара была женщиной, человеком — и больше ничем.
Он увидел ее в совершенно новом, необычном свете, как никогда раньше. И это было удивительно красиво.
— Вы необычайный человек, Ричард Рал.
Легкий вздох коснулся его лица и разогнал томительную боль так чарующе, как могли это сделать только ее руки, ее глаза, ее слова, сама ее жизнь — живое и теплое дыхание.
Но страдание, от которого он ее избавил, все еще жило в нем и выжидало подходящего момента, чтобы снова сбросить его во тьму и смерть. Где-то в глубинах сознания он боролся с ним, вооруженный любовью к жизни и радостью оттого, что Кара жива.
— Я волшебник, — прошептал он в ответ.
С удивлением покачав головой, она пристально посмотрела ему в глаза.
— Никогда прежде не было такого магистра Рала, как вы. Клянусь, никогда.
Обнимая его за шею, она придвинулась ближе и поцеловала его в щеку.
— Спасибо вам, господин мой Рал, за то, что вернули меня в этот мир. Спасибо за то, что спасли меня. Вы заставили меня снова осознать, что я хочу жить. Ведь именно мне полагалось бы защищать вашу жизнь — а вы рискнули своей жизнью ради меня!
Она снова смотрела ему в глаза с безмолвным раскаянием. Совсем не так, как всматриваются в лицо человека морд-сит, будто проникая взглядом прямо в душу. В тот миг у нее в душе родилось чувство признательности. Проще говоря, это была любовь — и она без всякого стеснения выказала перед ним свои чувства.
Он понимал, что после такого совместного переживания скромность будет бессмысленной. Но здесь проявилась и личность Кары: искренняя, бесстрашная, откровенная.
— Никогда прежде не было такого лорда Рала, как вы!
— Кара, ты не представляешь, как я рад, что ты снова со мной!
Она обхватила руками его голову и поцеловала в лоб.
— Представляю. Я знаю, что вам пришлось вытерпеть ради меня этой ночью. Я отлично знаю, как сильно вы хотели вернуть меня.
Она снова оплела руками его шею и крепко обняла.
— Мне никогда не было так страшно, даже когда я в первый раз…
Он коснулся пальцами ее губ, сдерживая слова, чтобы не прервать волшебного мгновения истины, не слишком быстро вернуть ее красивым голубым глазам взгляд морд-сит. Он не хотел сейчас вспоминать о безумных мучениях прошлого.
— Спасибо вам, магистр Рал, — с удивлением прошептала она, когда он убрал пальцы. — Спасибо за все, и за то, что не позволили заговорить о плохом. — Ее лицо исказила судорога боли. — Потому и не было никогда прежде такого магистра Рала, как вы. Они все создавали морд-сит. Все причиняли боль. Вы же отогнали ее.
Ричард не мог вымолвить ни слова, он просто убрал ее волосы со лба и улыбнулся. Ему не хватало слов, чтобы выразить, как радуется он ее воскрешению. Он обвел взглядом комнату, прикидывая, насколько сейчас поздно.
— Я не знаю, долго ли вы трудились, чтобы исцелить меня, — сказала она, заметив, как он посматривает на шторы в поисках хоть какого-нибудь знака, указывающего на время суток. — Но после этого вы совсем обессилели и провалились в сон. Я не могла… Я не хотела вас будить, — она все еще свободно обнимала его за шею и счастливо улыбалась, будто собиралась лежать так вечно. — Я и сама была так слаба, что тоже заснула.
— Кара, нам нужно выбираться отсюда.
— Почему?
Ричард вскочил, давая понять, что время не ждет. Его мутило, голова кружилась.
— Чтобы исцелить тебя, я использовал магию.
Она кивнула, неожиданно спокойно восприняв упоминание о магии. Ведь сейчас именно магия открыла для нее путь к радости. Но тут до нее дошло, к чему он клонит. Она резко села, но вынуждена была опереться рукой о постель, чтобы сохранить равновесие.
Ричард уже встал, хотя ноги у него подгибались. Он обнаружил, что меч все еще при нем, и был этому рад.
— Если зверь Джеганя рядом, он мог почувствовать, что я воспользовался своим даром. Не знаю, где он может быть, но мне бы не хотелось лежать здесь в тот момент, когда он вернется.
— Мне тоже. Одного раза хватит на всю жизнь.
Он подал ей руку и помог встать. На мгновение она застыла, боясь упасть, затем собралась с силами и сделала несколько шагов. Почему-то ему показалось удивительным, что на ней все тот же красный кожаный наряд. После того, как он так приблизился к ней, побывал внутри нее, эта одежда казалась ему несообразной, излишней.
Однако непостижимым образом Кара вновь окружила себя аурой морд-сит. Она улыбалась, и спокойная уверенность этой улыбки согрела его сердце.
— Со мной все в порядке, — сказала она, как будто просила не волноваться. — Я снова с вами.
В ее взгляде снова была сталь. Кара действительно вернулась. Ричард кивнул.
— Я тоже. Сейчас я чувствую, что просыпаюсь. — Он потянулся к ее мешку. — Собираем вещи и уходим.
Он был истощен, запасы его сил исчерпались.
Когда вместе с предчувствием краха пришло понимание того, что мог означать для него этот крах, он собрал волю в кулак и с неимоверными усилиями начал пробиваться к далекому огоньку сознания. Он чувствовал, что частично уже пришел в себя, но все еще находился где-то слишком далеко и глубоко, из последних сил завершая путешествие. Он отчаянно рвался вверх, к жизни, но не мог пробиться.
Ричард все-таки попытался напрячься еще сильнее, но толку не было — слишком трудно, слишком далеко плыть. Впервые он подумал — не сдаться ли? Подумал всерьез, как думала Кара перед тем, как страшный противник сломил ее.
Смертоносные клыки поражения уже касались его горла. Но тут же перед ним встал образ того, что последует за поражением, и Ричард, подстегнутый страхом, собрал воедино оставшиеся силы, сконцентрировал волю и отчаянным рывком вернулся в мир живых.
Задыхаясь, он открыл глаза.
Боль была ужасной. Его тошнило, голова кружилась от встречи с неслыханной враждебностью. Его бил озноб — так велика была сила неведомого зла. Сердце билось в груди, словно молот, и Ричард боялся, что после такой тяжелой внутренней борьбы каждый удар его может стать последним. Мерзкое прикосновение оставило ему на память невыносимую вонь разложения, от которой было почти невозможно дышать.
Он побывал в глубине сознания Кары и ощутил чужеродную волю, проникшую туда, высасывающую ее жизнь, затягивающую в пучину забвения. Эта отнимающая силы мерзость была страшнее всего, что он когда-либо чувствовал, страшнее даже черной бездны вечности. Это было оскаленное, обнаженное воплощение невообразимого ужаса, который приходил за ним.
Сначала ему показалось, что он коснулся ледяного лица смерти — но теперь, несмотря на все отвращение, он понял: это была не просто смерть, а нечто другое.
Смерть была лишь составной частью чего-то большего.
Смерть была неодушевленной. А тут чувствовалось присутствие души.
Он так обессилел, что не знал, сумеет ли подняться, сумеет ли дальше жить. Кости ломило. Даже костный мозг, и тот, казалось, болел. Он не мог унять дрожь. Боль была не просто телесным страданием, это был яд, пропитавший душу.
Очертания комнаты перед его глазами начали наконец приобретать четкость. Лампы по-прежнему сдерживали натиск темноты. Цикады за окном без устали выводили свою песню.
Лежа на кровати и все еще бережно обнимая Кару, Ричард наконец смог сделать то, чего так хотел — вдохнуть полной грудью. Тотчас же он ощутил аромат волос Кары, вдохнул запах теплой и влажной кожи ее шеи, и в этот момент боль начала отступать.
Он почувствовал, что руки Кары крепко обнимают его. Мягкая, словно пуховая, прядь волос за ее ухом щекотала его лицо.
— Кара? — прошептал он. Она приподнялась и, не стыдясь своего порыва, прижала его к себе и нежно погладила по голове.
— Тсс… — успокаивающе сказала она ему на ухо. — Все в порядке.
Он никак не мог освоиться с происходящим.
Он растерялся, не понимая, почему обнимает Кару, почему ее руки так нежно обхватили его, что тела тесно прижались друг к другу, почти переплетясь. Но, в конце концов, это был пустяк по сравнению с той близостью, которую они оба испытали во тьме, борясь со злом, завладевшим ею.
Он облизал потрескавшиеся губы и почувствовал соленый привкус слез.
— Кара…
Она кивнула.
— Тсс… — снова шепнула она. — Все в порядке. Я с вами. Я не покину вас.
Он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть ей в глаза. Они были голубыми и чистыми, в них отражалась глубина, прежде никогда не виданная. Кара всматривалась в его лицо с заботой и сочувствием.
И он вдруг ясно различил в ее глазах истинную сущность, увидел Кару такой, какой она должна была стать, если бы не жестокая судьба морд-сит. Сейчас внешняя оболочка опала и затерялось где-то в глубинах души. В тот миг Кара была женщиной, человеком — и больше ничем.
Он увидел ее в совершенно новом, необычном свете, как никогда раньше. И это было удивительно красиво.
— Вы необычайный человек, Ричард Рал.
Легкий вздох коснулся его лица и разогнал томительную боль так чарующе, как могли это сделать только ее руки, ее глаза, ее слова, сама ее жизнь — живое и теплое дыхание.
Но страдание, от которого он ее избавил, все еще жило в нем и выжидало подходящего момента, чтобы снова сбросить его во тьму и смерть. Где-то в глубинах сознания он боролся с ним, вооруженный любовью к жизни и радостью оттого, что Кара жива.
— Я волшебник, — прошептал он в ответ.
С удивлением покачав головой, она пристально посмотрела ему в глаза.
— Никогда прежде не было такого магистра Рала, как вы. Клянусь, никогда.
Обнимая его за шею, она придвинулась ближе и поцеловала его в щеку.
— Спасибо вам, господин мой Рал, за то, что вернули меня в этот мир. Спасибо за то, что спасли меня. Вы заставили меня снова осознать, что я хочу жить. Ведь именно мне полагалось бы защищать вашу жизнь — а вы рискнули своей жизнью ради меня!
Она снова смотрела ему в глаза с безмолвным раскаянием. Совсем не так, как всматриваются в лицо человека морд-сит, будто проникая взглядом прямо в душу. В тот миг у нее в душе родилось чувство признательности. Проще говоря, это была любовь — и она без всякого стеснения выказала перед ним свои чувства.
Он понимал, что после такого совместного переживания скромность будет бессмысленной. Но здесь проявилась и личность Кары: искренняя, бесстрашная, откровенная.
— Никогда прежде не было такого лорда Рала, как вы!
— Кара, ты не представляешь, как я рад, что ты снова со мной!
Она обхватила руками его голову и поцеловала в лоб.
— Представляю. Я знаю, что вам пришлось вытерпеть ради меня этой ночью. Я отлично знаю, как сильно вы хотели вернуть меня.
Она снова оплела руками его шею и крепко обняла.
— Мне никогда не было так страшно, даже когда я в первый раз…
Он коснулся пальцами ее губ, сдерживая слова, чтобы не прервать волшебного мгновения истины, не слишком быстро вернуть ее красивым голубым глазам взгляд морд-сит. Он не хотел сейчас вспоминать о безумных мучениях прошлого.
— Спасибо вам, магистр Рал, — с удивлением прошептала она, когда он убрал пальцы. — Спасибо за все, и за то, что не позволили заговорить о плохом. — Ее лицо исказила судорога боли. — Потому и не было никогда прежде такого магистра Рала, как вы. Они все создавали морд-сит. Все причиняли боль. Вы же отогнали ее.
Ричард не мог вымолвить ни слова, он просто убрал ее волосы со лба и улыбнулся. Ему не хватало слов, чтобы выразить, как радуется он ее воскрешению. Он обвел взглядом комнату, прикидывая, насколько сейчас поздно.
— Я не знаю, долго ли вы трудились, чтобы исцелить меня, — сказала она, заметив, как он посматривает на шторы в поисках хоть какого-нибудь знака, указывающего на время суток. — Но после этого вы совсем обессилели и провалились в сон. Я не могла… Я не хотела вас будить, — она все еще свободно обнимала его за шею и счастливо улыбалась, будто собиралась лежать так вечно. — Я и сама была так слаба, что тоже заснула.
— Кара, нам нужно выбираться отсюда.
— Почему?
Ричард вскочил, давая понять, что время не ждет. Его мутило, голова кружилась.
— Чтобы исцелить тебя, я использовал магию.
Она кивнула, неожиданно спокойно восприняв упоминание о магии. Ведь сейчас именно магия открыла для нее путь к радости. Но тут до нее дошло, к чему он клонит. Она резко села, но вынуждена была опереться рукой о постель, чтобы сохранить равновесие.
Ричард уже встал, хотя ноги у него подгибались. Он обнаружил, что меч все еще при нем, и был этому рад.
— Если зверь Джеганя рядом, он мог почувствовать, что я воспользовался своим даром. Не знаю, где он может быть, но мне бы не хотелось лежать здесь в тот момент, когда он вернется.
— Мне тоже. Одного раза хватит на всю жизнь.
Он подал ей руку и помог встать. На мгновение она застыла, боясь упасть, затем собралась с силами и сделала несколько шагов. Почему-то ему показалось удивительным, что на ней все тот же красный кожаный наряд. После того, как он так приблизился к ней, побывал внутри нее, эта одежда казалась ему несообразной, излишней.
Однако непостижимым образом Кара вновь окружила себя аурой морд-сит. Она улыбалась, и спокойная уверенность этой улыбки согрела его сердце.
— Со мной все в порядке, — сказала она, как будто просила не волноваться. — Я снова с вами.
В ее взгляде снова была сталь. Кара действительно вернулась. Ричард кивнул.
— Я тоже. Сейчас я чувствую, что просыпаюсь. — Он потянулся к ее мешку. — Собираем вещи и уходим.
Глава 20
Прижимая руки к груди, Никки стояла на краю холма. Ее взгляд скользил по далекой статуе из белого мрамора, ярко освещенной светильниками, — ибо народ Алтур-Ранга посчитал, что символу свободы не должно погружаться в темноту даже на мгновение.
Большую часть ночи Никки мерила шагами полумрак нижней залы гостиницы. Мысль о том, что по ту сторону двери беспомощно угасает чужая жизнь, не давала ей покоя. Все ее знания не смогли спасти Кару. Все было напрасно.
Никки не слишком хорошо знала Кару — но, разумеется, знала Ричарда. Причем лучше, чем любой человек на земле — за исключением, возможно, волшебника Зеддикуса, его деда. Ее не интересовали истории о детстве Ричарда; она знала взрослого мужчину. Знала самые сокровенные тайны его сердца. И не было человека, которого она знала бы лучше.
Она чувствовала, как тяжела ему будет потеря Кары. Дар позволял ей улавливать лишь отголоски его страданий — но и этого было достаточно, чтобы терзать сердце. Никки была готова на все, лишь бы избавить Ричарда от этой боли.
Был момент, когда ей хотелось войти и утешить Ричарда, разделить с ним его боль и одиночество. Но дверь не открывалась.
Это озадачило Никки, но она и не пыталась открыть дверь силой. Ощущения подсказывали ей, что внутри только Кара и Ричард, а то, что удалось ей услышать, говорило лишь о безграничной печали. Не в силах слушать стенания Ричарда над ложем угасающей Кары, Никки в конце концов вышла на свежий воздух — и вот теперь, сквозь беспроглядную ночь, смотрела на созданную Ричардом статую.
Быть с Ричардом или смотреть на удивительные творения его рук — больше ей не хотелось ничего.
Иногда смерть близких заставляет людей увидеть мир в новом свете, обратить внимание на что-то более важное. Никки было любопытно, встряхнет ли Ричарда смерть Кары, заставит ли прекратить гонку за призраками и встать рядом с людьми, сражающимися против Империи.
Раздались шаги, кто-то позвал ее по имени. Никки обернулась. К ней приближался Ричард, за ним шел кто-то еще, плохо различимый в темноте. Сердце Никки упало. Это могло означать только, что мучения Кары пришли к концу.
Но вот они приблизились, и Никки разглядела его спутницу.
— Милосердные духи! — в изумлении прошептала она. — Что ты сделал?
В неярком свете далеких светильников Кара смотрелась превосходно — и была вполне жива.
— Магистр Рал исцелил меня. — Кара небрежно пожала плечами, как будто это деяние было ничуть не сложнее, чем помощь на кухне.
Никки остолбенела.
— Но как?
Ричард выглядел изможденным, как после тяжелой битвы. Никки не удивилась бы, будь он залит кровью с ног до головы. Но за плечами у него был дорожный мешок, на поясе меч — он приготовился к отъезду.
— Я подумал, что нельзя не попытаться помочь Каре, — ответил он. — Видимо, сильного желания оказалось достаточно, и я смог это сделать.
Причина, по которой дверь не желала открываться, внезапно стала ясна. В каком-то смысле Ричард все же был залит кровью — только ее не было видно.
— Ты использовал свой дар, — нахмурилась Никки. Это было обвинение, а не вопрос. Однако он спокойно ответил:
— Думаю, да.
— Ты думаешь! — Никки изо всех сил старалась удержаться от насмешки. — Я перепробовала все, что знала. Все было напрасно. Я не смогла дозваться до ее сознания, не смогла исцелить. Что же сделал ты? Как смог коснуться своего Хань?
— Ну, не знаю… — Ричард смущенно пожал плечами. — Я держал ее и чувствовал, как она умирает. Я позволил себе — своему разуму — проскользнуть в нее, в самую глубину, туда, где таилась ее душа и где требовалась помощь. А когда мне удалось достигнуть соединения, я вобрал ее боль в себя — так, чтобы у нее хватило сил принять тепло жизни, передаваемое мною.
Никки хорошо понимала суть того сложного действия — можно сказать, чуда, — которое он совершил. Но ее слегка ошеломило то, какими обыденными словами он все это описал. С тем же успехом она могла бы спросить его, как ему удалось сделать такую чудесную статую, и услышать в ответ: «Отсек от мраморной глыбы все лишнее». Довольно точное объяснение — и при этом настолько простое, что кажется абсурдным.
Большую часть ночи Никки мерила шагами полумрак нижней залы гостиницы. Мысль о том, что по ту сторону двери беспомощно угасает чужая жизнь, не давала ей покоя. Все ее знания не смогли спасти Кару. Все было напрасно.
Никки не слишком хорошо знала Кару — но, разумеется, знала Ричарда. Причем лучше, чем любой человек на земле — за исключением, возможно, волшебника Зеддикуса, его деда. Ее не интересовали истории о детстве Ричарда; она знала взрослого мужчину. Знала самые сокровенные тайны его сердца. И не было человека, которого она знала бы лучше.
Она чувствовала, как тяжела ему будет потеря Кары. Дар позволял ей улавливать лишь отголоски его страданий — но и этого было достаточно, чтобы терзать сердце. Никки была готова на все, лишь бы избавить Ричарда от этой боли.
Был момент, когда ей хотелось войти и утешить Ричарда, разделить с ним его боль и одиночество. Но дверь не открывалась.
Это озадачило Никки, но она и не пыталась открыть дверь силой. Ощущения подсказывали ей, что внутри только Кара и Ричард, а то, что удалось ей услышать, говорило лишь о безграничной печали. Не в силах слушать стенания Ричарда над ложем угасающей Кары, Никки в конце концов вышла на свежий воздух — и вот теперь, сквозь беспроглядную ночь, смотрела на созданную Ричардом статую.
Быть с Ричардом или смотреть на удивительные творения его рук — больше ей не хотелось ничего.
Иногда смерть близких заставляет людей увидеть мир в новом свете, обратить внимание на что-то более важное. Никки было любопытно, встряхнет ли Ричарда смерть Кары, заставит ли прекратить гонку за призраками и встать рядом с людьми, сражающимися против Империи.
Раздались шаги, кто-то позвал ее по имени. Никки обернулась. К ней приближался Ричард, за ним шел кто-то еще, плохо различимый в темноте. Сердце Никки упало. Это могло означать только, что мучения Кары пришли к концу.
Но вот они приблизились, и Никки разглядела его спутницу.
— Милосердные духи! — в изумлении прошептала она. — Что ты сделал?
В неярком свете далеких светильников Кара смотрелась превосходно — и была вполне жива.
— Магистр Рал исцелил меня. — Кара небрежно пожала плечами, как будто это деяние было ничуть не сложнее, чем помощь на кухне.
Никки остолбенела.
— Но как?
Ричард выглядел изможденным, как после тяжелой битвы. Никки не удивилась бы, будь он залит кровью с ног до головы. Но за плечами у него был дорожный мешок, на поясе меч — он приготовился к отъезду.
— Я подумал, что нельзя не попытаться помочь Каре, — ответил он. — Видимо, сильного желания оказалось достаточно, и я смог это сделать.
Причина, по которой дверь не желала открываться, внезапно стала ясна. В каком-то смысле Ричард все же был залит кровью — только ее не было видно.
— Ты использовал свой дар, — нахмурилась Никки. Это было обвинение, а не вопрос. Однако он спокойно ответил:
— Думаю, да.
— Ты думаешь! — Никки изо всех сил старалась удержаться от насмешки. — Я перепробовала все, что знала. Все было напрасно. Я не смогла дозваться до ее сознания, не смогла исцелить. Что же сделал ты? Как смог коснуться своего Хань?
— Ну, не знаю… — Ричард смущенно пожал плечами. — Я держал ее и чувствовал, как она умирает. Я позволил себе — своему разуму — проскользнуть в нее, в самую глубину, туда, где таилась ее душа и где требовалась помощь. А когда мне удалось достигнуть соединения, я вобрал ее боль в себя — так, чтобы у нее хватило сил принять тепло жизни, передаваемое мною.
Никки хорошо понимала суть того сложного действия — можно сказать, чуда, — которое он совершил. Но ее слегка ошеломило то, какими обыденными словами он все это описал. С тем же успехом она могла бы спросить его, как ему удалось сделать такую чудесную статую, и услышать в ответ: «Отсек от мраморной глыбы все лишнее». Довольно точное объяснение — и при этом настолько простое, что кажется абсурдным.