Страница:
— Коло?
Бердина кивнула.
— Дневник, написанный во время великой войны волшебников. Лорд Рал нашел его в замке Волшебника, в комнате с колодцем сильфиды. Человека, который вел дневник, звали Колоблицин. На древне-д’харианском это означает «мудрый советчик». Мы с магистром Ралом называли его Коло.
— И что этот Коло писал о «главных местах»? Что это вообще такое?
Бердина перевернула несколько страниц и вздохнула.
— Я не могу вспомнить. В то время я мало что понимала, поэтому не удосужилась запомнить. Мне нужно время, чтобы освежить память. — Она закатила глаза, сосредоточиваясь на своих мыслях. — Что-то погребено в главном месте. Но я не помню, что…
Морд-сит еще раз посмотрела на книгу.
— Надеюсь, эта книга даст мне ключ к пониманию.
Верна опустила голову и тяжело вздохнула:
— Бердина, ты не представляешь, как бы я хотела остаться здесь и изучить все эти книги. Мне безумно интересно узнать, какие же знания хранятся в этом месте… но у нас есть более важные и неотложные дела. Нужно вернуться к моим сестрам и нашей армии.
Верна бросила прощальный взгляд на книжные полки и шкафы.
— Но перед тем, как мы уйдем, я хотела бы проверить еще кое-что. Может быть, ты сможешь мне помочь. Это касается Народного Дворца.
Бердина бережно закрыла книгу и вернула ее на полку.
— Да, аббатиса. Что именно ты хочешь увидеть?
Глава 30
Глава 31
Бердина кивнула.
— Дневник, написанный во время великой войны волшебников. Лорд Рал нашел его в замке Волшебника, в комнате с колодцем сильфиды. Человека, который вел дневник, звали Колоблицин. На древне-д’харианском это означает «мудрый советчик». Мы с магистром Ралом называли его Коло.
— И что этот Коло писал о «главных местах»? Что это вообще такое?
Бердина перевернула несколько страниц и вздохнула.
— Я не могу вспомнить. В то время я мало что понимала, поэтому не удосужилась запомнить. Мне нужно время, чтобы освежить память. — Она закатила глаза, сосредоточиваясь на своих мыслях. — Что-то погребено в главном месте. Но я не помню, что…
Морд-сит еще раз посмотрела на книгу.
— Надеюсь, эта книга даст мне ключ к пониманию.
Верна опустила голову и тяжело вздохнула:
— Бердина, ты не представляешь, как бы я хотела остаться здесь и изучить все эти книги. Мне безумно интересно узнать, какие же знания хранятся в этом месте… но у нас есть более важные и неотложные дела. Нужно вернуться к моим сестрам и нашей армии.
Верна бросила прощальный взгляд на книжные полки и шкафы.
— Но перед тем, как мы уйдем, я хотела бы проверить еще кое-что. Может быть, ты сможешь мне помочь. Это касается Народного Дворца.
Бердина бережно закрыла книгу и вернула ее на полку.
— Да, аббатиса. Что именно ты хочешь увидеть?
Глава 30
Верна запнулась, услышав долгий одиночный улар колокола.
— Что это было?
— Зовут к обряду, — сказала Бердина, обернувшись к Верне, в то время как звон отдавался в обширных мраморных и гранитных залах Народного Дворца.
Люди, куда бы они ни направлялись, тут же поворачивали и шли к широкому коридору, откуда доносился глубокий, звучный призыв колокола. Казалось, никто не спешил — но все целенаправленно шли на постепенно затухающий звук.
Верна удивленно воззрилась на Бердину.
— Что?
— Обряд. Поклонение. Разве ты не знаешь, что это такое?
— Ты имеешь в виду поклонение лорду Ралу? Изъявление преданности?
Бердина кивнула.
— Колокол оповещает о начале обряда.
Она задумчиво поглядела в направлении зала, куда стекались люди.
Многие из собиравшейся толпы были одеты в длиннополые одежды самых разнообразных неярких цветов. Верна предположила, что в белом с золотой или серебряной каймой ходят служащие разных рангов, которые живут и работают при дворце. Их манеры и осанка подтверждали эту догадку. Все они — от старших распорядителей до посыльных в туниках, отделанных зеленым, с кожаными сумками через плечо, украшенными витиеватой буквой «Р», означающей принадлежность к дому Ралов, продолжали обычные разговоры, даже следуя к месту поклонения. Другие люди, работавшие в бесчисленных мастерских, были одеты сообразно профессии — скорняки, серебряных дел мастера, гончары, сапожники, портные, кухонные работники и слуги, выполнявшие всевозможные работы во дворце, от ремонта до уборки.
Были в толпе и люди, одетые намного проще — фермеры, торговцы и купцы, многие с женами, кое-кто — с детьми. Верна видела множество таких на нижнем плато, служащем основанием Народному Дворцу, или же на устроенных снаружи рынках — это были приезжие, прибывшие торговать или делать покупки. Другие, впрочем, на время пребывания во дворце облачились в пышные наряды. От Бердины Верна узнала, что во дворце были комнаты, которые гости могли арендовать, если желали остаться здесь надолго. Были также и квартиры для множества людей, живущих и работающих во дворце.
Большинство людей в длинных туниках шли спокойно, как будто выполняя обычное ежедневное дело. Пышно разодетые пытались выглядеть так же спокойно и не таращиться на изящную дворцовую архитектуру — но Верна видела, как блуждают их расширенные от любопытства глаза. Просто одетые посетители, вливаясь в людской поток, движущийся к развилке, что вела к залу с колоколом, открыто глазели на все — на высокие статуи мужчин и женщин в горделивых позах, изваянные из пестрого камня, на полированные колонны, поддерживающие балконы двусветных залов, на пол, выложенный черным гранитом и медовым ониксом.
Верна знала, что каменные полы со столь замысловатыми, точно пригнанными и прочно соединенными узорами могли быть созданы только лучшими умельцами Нового мира. Приступив к обязанностям аббатисы во Дворце Пророков, она столкнулась с необходимостью замены части узорчатого пола, который в туманном прошлом повредили юные ученики-волшебники. Непосредственная причина повреждений и настоящие виновники остались неизвестными из-за круговой поруки сорванцов — но так или иначе, а в результате магических шалостей был разбит длинный участок изящно выложенного мраморного покрытия. Обломки и вылетевшие плитки были убраны, но пол в этом месте десятилетиями оставался поврежденным, залатанный надежным, но неприглядным известняком, в то время как жизнь во Дворце Пророков шла своим чередом. Отношение дворца к мальчикам было снисходительным — отчасти из-за того, что сестры сожалели о необходимости держать молодых людей взаперти против их воли.
Верну всегда раздражало, что урон так и не устранен — прежде всего потому, что это было наглядным знаком излишней мягкости, допускавшей плохое поведение учеников. Ей всегда казалось, что она была единственная — до тех, может быть, пор, пока не пришел Ричард — кому было не безразлично, что такая красота повреждена. Ричард предполагал, что ребята должны нести ответственность за свои действия. Его самого тоже держали во Дворце против воли, но он не выносил бессмысленного разрушения.
Уоррен смотрел на вещи так же, как и Ричард. Возможно, это стало одной из причин, почему они так быстро подружились. Уоррен всегда был серьезен и предан всему, за что брался. Когда Ричард покинул Дворец, Уоррен напомнил Верне, что ей, как новой аббатисе, не нужно больше жаловаться ни на поведение мальчишек, ни на поломку; он воодушевил ее действовать, как она считает нужным. Поэтому она в качестве аббатисы установила новые правила и проследила за окончанием починки пола.
Тогда-то она и узнала кое-что о таких полах; узнала, что среди множества работников, уверявших, что они — мастера-каменщики, на самом деле настоящих умельцев были единицы. Их можно было различить по работе. Для одних поставленная задача казалась кошмаром, для других — удовольствием.
Она помнила, как горд был Уоррен, что задача выполнена, а мастера найдены самые лучшие. Верне очень его не хватало.
Верна оглядывалась, видела красоту Народного Дворца, искусную работу по камню — но теперь все это не трогало ее. Со смертью Уоррена мир стал тусклым, безынтересным и бессмысленным. Жизнь превратилась в нудное существованием.
По всему Дворцу ходили патрули солдат, настороженных и при оружии; они наверняка не осознавали, даже не обращали внимания на то, сколько воображения, мастерства и усилий вложено в создание такого здания, как Народный Дворец. Они просто были его частью — частью, хранившей в нем жизнь, как и тысячи точно таких же людей, которые в течение столетий ходили по этим залам и оберегали их.
Верна заметила, что одни стражники ходили по залам парами, другие — большими группами. Крепкие молодые люди были одеты в красивые мундиры с наплечниками и нагрудниками из тисненой кожи, все были вооружены — кто мечами, а кто и пиками со сверкающими металлическими наконечниками. Верна заметила особых стражников в черных перчатках, с арбалетами на плечах. Колчаны на их поясах щетинились болтами с красным оперением. Глаза солдат постоянно были в движении, следя за всем происходящим.
— Помнится, Ричард упоминал о таком обряде, — сказала Верна, — но я не думала, что его продолжают выполнять, когда лорда Рала нет во Дворце. Особенно с тех пор, как лордом Ралом стал Ричард.
Верна не хотела, чтобы это звучало пренебрежительно — но, уже произнеся слова, поняла, что так они и прозвучало. Все дело было в том, что Ричард… ну, он Ричард и есть.
Бердина косо посмотрела на Верну.
— Он — лорд Рал, и этим все сказано. Мы связаны с ним ничуть не меньше оттого, что он уехал. Обряд поклонения всегда проводится во дворце, есть ли здесь лорд Рал или нет. И как бы ты к нему ни относилась, он — лорд Рал по всем меркам. Никакого лорда Рала мы не уважали так, как его. Это делает обряд более значимым и важным, чем когда-либо раньше.
Верна предпочла промолчать, но обожгла Бердину таким взглядом, которым часто пользовалась, будучи и простой сестрой Света — а уж тем более став аббатисой. Хотя она понимала причины, лежащие за этим обрядом, она прежде всего являлась аббатисой сестер Света, преданных исполнению воли Создателя. Живя во Дворце Пророков, она, как и все сестры Света, под влиянием действующего в его стенах заклинания старилась очень медленно и привыкла к тому, что правители приходят и уходят. Сестры Света никогда не склонялись перед кем-либо из них.
Она напомнила себе, что Дворец Пророков остался в прошлом. Теперь большая часть сестер находилась во власти Имперского Ордена.
Бердина подняла руку, обводя жестом дворец вокруг них.
— Лорд Рал сделал все это возможным. Он дал нам родину. Он — наш щит, магия против магии. Под его рукой мы в безопасности. В прошлом у нас были владыки, которые рассматривали преданность как демонстрацию покорности. Но изначально это было всего лишь данью уважения.
Раздражение переполняло Верну. Бердина говорила не о каком-то легендарном предводителе, старом мудром короле — она говорила о Ричарде. Верна уважала и ценила его — но это был всего лишь Ричард. Лесной проводник Ричард.
Однако вслед за вспышкой гнева быстро пришло сожаление о столь недостойных мыслях. Ведь Ричард всегда сражался за правое дело. Он отважно рисковал жизнью за свои благородные убеждения.
Он, именно он был упомянут в пророчестве. Вдобавок он еще и Искатель. Но главное, он — лорд Рал, Несущий смерть, который перевернул мир с ног на голову. Из-за Ричарда Верна сделалась аббатисой. Она не знала, стало это благословением или проклятием.
А еще Ричард — их последняя надежда.
— Что ж, если он не поторопится и не объединится с нами, чтобы повести армию Д’Хары в решающую битву, его некому будет уважать!
Бердина отразила ее полный упрека взгляд и неожиданно свернула в коридор, который вел налево — туда, где звонил колокол.
— Мы — сталь против стали. Лорд Рал — магия против магии. Если он не придет драться с армией, то только потому, что его долг — защищать всех нас от темных сил магии.
— Простодушная тарабарщина, — пробормотала Верна, спеша догнать морд-сит. — Ты куда? — крикнула она вслед.
— На обряд. Все во дворце идут изъявить свою преданность.
— Бердина, — прорычала Верна, хватая морд-сит за руку, — у нас нет на это времени.
— Этот обряд — часть уз, связывающих нас с лордом Ралом. Было бы мудро с твоей стороны поучаствовать в нем — может, тогда ты кое-что вспомнишь.
Верна застыла столбом посреди просторного зала, глядя, как удаляется морд-сит. Верна живо помнила то время, когда узы, связавшие ее с Ричардом, оказались разорваны. Это не продлилось долго — но пока Ричард отсутствовал в мире живых, защита, созданная присягой истинному лорду Ралу, не действовала…
За этот небольшой промежуток времени, когда Ричард покинул их всех, Джегань вторгся во сны Верны, чтобы поработить ее разум. Уоррена он тоже поработил. Было ужасно чувствовать контроль сноходца над собственным сознанием — но еще хуже становилось от понимания, что Уоррен столь же беспомощен. Жестокое присутствие Джеганя господствовало в их жизни полностью, от мыслей до действий. Они не были более властны над собственной волей; только воля Джеганя имела значение. Одно только воспоминание о жгучей боли, которую причиняла эта связь ей — и Уоррену, — вдруг наполнило глаза Верны слезами.
Она быстро смахнула слезы и поспешила за Бердиной. Верне предстояло сделать важные вещи, но она бы потеряла уйму времени в попытках самостоятельно найти дорогу в огромном Народном Дворце. Морд-сит была нужна ей, чтобы показывать путь. Будь дар Верны в ее распоряжении, она сумела бы найти то, что искала, — но в Народном Дворце ее Хань был практически бесполезен. Приходилось просто следовать за Бердиной и надеяться, что они смогут вернуться к делам, не потеряв слишком много драгоценного времени.
Коридор налево вел под внутренним мостом с перилами и балюстрадой из серого мрамора в белых прожилках. На перекрестке четырех коридоров зал превращался в площадь под открытым небом. В центре площади находился квадратный пруд, окруженный невысоким парапетом, служившим для сидения; полированный гранит с вкраплением слюды поблескивал под солнцем. Чуть в стороне от центра пруда над водой возвышался большой, изрытый впадинами камень, а на нем — колокол: очевидно, тот самый, что созывал людей на обряд.
Солнце скрылось, начал накрапывать мелкий дождик. Капли заплясали на поверхности пруда. Верна заметила, что вымостка площади слегка наклонена к водостокам, чтобы справиться с любым потоком воды сверху. Эти водостоки усиливали осознание того, что площадь действительно находится под открытым небом.
Повсюду вокруг люди становились на колени, склоняясь на плиты пола, лицом к пруду, где возвышался уже умолкший колокол.
Досада Бердины испарилась, когда она увидела рядом с собой Верну. Она радостно улыбнулась, а потом сделала странную вещь: взяла Верну за руку.
— Пойдем, я отведу тебя к пруду. Там есть рыба.
— Рыба?
Улыбка Бердины стала шире:
— Да. Я люблю пруды с рыбой.
Они прошли среди уткнувшихся в пол коленопреклоненных людей и добрались до парапета. Им едва хватило места втиснуться между людьми. Верна нагнулась и увидела в воде стайки золотистых рыбок.
— Правда, красивые? — спросила Бердина. Она снова выглядела как маленькая девочка.
Верна озадаченно уставилась на девушку:
— Это же просто рыба!
Бердина, не обратив внимания на ее слова, стала на колени на освободившемся пятачке — люди отодвинулись. Боковым зрением Верна заметила, что все проявляют уважение к морд-сит, а может быть, и страх. Никто не испугался настолько, чтобы уйти — но люди явно не хотели находиться там, где желала быть Бердина, даже против ее воли. Похоже, их всерьез тревожило и то, что морд-сит притащила с собой на обряд какую-то женщину: а вдруг она — кающаяся грешница, и ее наказание может закончиться кровопролитием?
Бердина оглянулась через плечо на Верну, прежде чем склониться и положить руки на плиты пола. Взгляд призывал Верну сделать то же самое. Верна увидела наблюдающих за ней стражников. Это было сумасшествием; ведь она — аббатиса сестер Света, советник Ричарда и один из ближайших его друзей!
Но стражники-то этого не знали.
Верна прекрасно понимала, что ее сила во дворце не значит ничего. Это было родовое имение дома Ралов. Весь дворец был построен на основании могучего заклинания, с расчетом умножить силу Ралов и подавить дар всех остальных.
Верна вздохнула и опустилась на колени, опершись на руки, как и все прочие. Они расположились близко к водоему, но отверстие в крыше было выполнено по размеру пруда, и капли в основном падали туда — лишь отдельные брызги сносило ветром за его пределы. Несколько капель, упавшие на лоб Верны, освежили ее и остудили пыл негодования.
— Я слишком стара для этого, — шепотом пожаловалась она своей соседке по обряду.
— Аббатиса, вы молодая и здоровая женщина, — проворчала Бердина.
Верна вновь вздохнула. Не было смысла оспаривать глупость стояния на коленях на полу и выказывания преданности человеку, которому она и так уже была в нескольких смыслах предана. Это не просто глупо, а еще и нелепо. И к тому же бессмысленная потеря времени.
— Магистр Рал ведет нас, — завела нестройным хором толпа, склоняясь и касаясь лбами пола.
— Магистр Рал наставляет нас, — продолжали они уже более стройно.
Бердина, прижавшись лбом к полу, ухитрилась бросить на Верну жгучий взгляд. Верна закатила глаза и склонилась, прижимаясь лбом к плитам.
— Магистр Рал защищает нас, — пробормотала она, наконец присоединяясь к обряду, который на самом деле знала и уже однажды воздала эти почести самому Ричарду. — В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Верна кисло подумала, как сможет Ричард кого-либо защитить, если не поторопится и не присоединится к армии.
Толпа снова хором затянула слова преданности.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Верна немного наклонилась к Бердине и прошептала:
— Сколько раз мы должны это повторять?
Бердина, сейчас выглядевшая уже как настоящая морд-сит, пригвоздила Верну к месту строгим взглядом. Она ничего не сказала. В этом не было нужды. Верна узнала этот взгляд. Она сама бесчисленное множество раз использовала его, разговаривая с нерадивыми послушницами или молодыми упрямыми волшебниками-недоучками. Верна обратила взгляд в пол, вновь чувствуя себя послушницей, и тихо проговорила молитву вместе со всеми:
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Единый голос толпы разносил шепот песни преданности по глубоким залам.
После полученного от Бердины взгляда Верна сочла за благо держать возражения при себе и выговаривала молитву вместе со всеми.
Она тихо произносила слова, думая о том, как много раз они оказывались правдой лично для нее. Ричард изменил всю ее жизнь. Верна считала, что самая важная миссия сестер — надевать ошейники на одаренных мальчиков и учить их пользоваться своими способностями. Ричард поколебал ее бездумную веру. Он изменил все, заставил все переосмыслить.
Верна сомневалась, что без влияния Ричарда сблизилась бы с Уорреном, и их нежность друг к другу вряд ли переросла бы в любовь. Ричард дал ей величайшую в ее жизни ценность.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Ритмичный шепот всех собравшихся перерос в благочестивый рокот, который нарастал, пока не наполнил огромный зал.
Верна даже среди толпы чувствовала себя одинокой. Боль от потери Уоррена терзала ее. Она построила стену вокруг своих чувств и не позволяла себе об этом думать, не выказывала боль окружающим, надеясь избавиться от нее, но она все тлела в глубине души. Сейчас острая боль от тоски по Уоррену ошеломила ее. Он — лучшее, что случилось с ней за всю жизнь. И вот его не стало. Слезы безнадежной тоски рвались наружу. Ей было так одиноко.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Верна подавила рыдание, когда вспомнила, как последний раз поцеловала Уоррена, лежащего на смертном одре. Это был самый ужасный миг за всю ее жизнь. Прошло много времени, но казалось, будто это случилось вчера. Боль от потери пронизывала ее до костей.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Теперь Верна вкладывала в эти слова свои чувства, вновь и вновь, но безо всякой спешки. Шепот песнопения наполнил ее разум. Она зарыдала, вспомнив время, проведенное с Уорреном.
Она помнила его последние слова. «Поцелуй меня, — прошептал Уоррен, — пока я еще жив. И не скорби о том, что кончено, но помни, какую хорошую жизнь мы прожили вместе. Поцелуй меня, любовь моя».
Боль и тоска раздирали ее изнутри. Мир рассыпался пеплом. Все потеряло смысл. Ей больше не хотелось жить.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Верна сдержала рыдания, выпевая слова преданности. Она даже не подумала о том, что кто-нибудь может увидеть ее слезы.
Это было так бессмысленно… Юнец без сколько-нибудь значимых способностей, равнодушный к любым ценностям, бесполезный всем, даже себе самому, убил Уоррена лишь затем, чтобы доказать преданность делу Имперского Ордена. Дело же, в сущности, сводилось к тому, что такие люди, как Уоррен, не имели права жить собственной жизнью, но должны были приносить себя в жертву ради таких вот убийц.
Ричард сражался, чтобы положить конец этому безумию. Ричард всеми силами противостоял тем, кто приносил в мир такую бессмысленную жестокость. Ричард посвятил себя борьбе, чтобы другие не теряли свою любовь, как Верна потеряла Уоррена. Ричард действительно понимал ее боль.
Верна всхлипывала в такт песнопению, позволяя словам течь через себя. Ричард боролся за то, за что она сражалась всю свою жизнь — постоянство, смысл, цель. Преданность такому человеку казалась не богохульством, а совершенно правильным чувством. Учитывая, кем был Ричард и за что боролся, это была скорее преданность самой жизни, чем какой-то сверхъестественной цели.
Ричард был хорошим другом Уоррена, его первым настоящим другом. Ричард вывел Уоррена из тьмы на свет, в мир. Уоррен любил Ричарда.
В тихом песнопении она нашла убежище.
Верна почувствовала, как, пробившись сквозь облака, ее озарил теплый луч солнечного света. Она купалась в мягком золотом сиянии. Тепло, казалось, проникало внутрь и согревало душу.
Уоррен хотел бы, чтобы она приняла ценность жизни, пока была такая возможность.
В любящем прикосновении золотых лучей на нее впервые за долгое время снизошел мир.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Тихое течение слов преданности наполняло ее, стоящую на коленях в теплом золотом сиянии, глубоким спокойствием, безмятежным чувством причастности, которого она никогда не испытывала. Она шептала слова, позволяя им уносить осколки боли. Стоя на коленях, прижавшись лбом к полу, она вкладывала сердце и душу в слова, чувствуя себя свободной ото всех тревог; ее переполняла простая радость жизни, преклонение перед ней. Продолжая петь вместе со всеми, она согревалась. Было так тепло и спокойно. Так хорошо.
Почти как в полных любви объятиях Уоррена.
Она пела со всеми вновь и вновь, останавливаясь, лишь чтобы перевести дух. Время скользило прочь, незаметное, несущественное и не важное в глубине спокойствия, которое она ощущала.
Колокол прозвонил дважды — низкое звучное подтверждение того, что обряд окончен, но душевный покой всегда пребудет с ней.
Почувствовав на плече ладонь, Верна поглядела вверх. Ей улыбалась Бердина. Верна огляделась и увидела, что большинство людей уже покинуло зал. Только она до сих пор стояла на коленях перед водоемом. Рядом на коленях стояла Бердина.
— Верна, с тобой все в порядке?
Она распрямила спину.
— Да… просто на солнце было так здорово.
Брови Бердины поднялись. Она оглянулась на капли дождя, танцующие в пруду.
— Верна, дождь не прекращался ни на миг.
Верна встала и огляделась.
— Но… я чувствовала его. Я видела солнечное сияние вокруг себя.
Бердина, похоже, все поняла и успокаивающе положила руку Верне на спину.
— Я понимаю.
— Правда?
Бердина кивнула с полной сочувствия улыбкой.
— Участие в обряде дает каждому возможность осмыслить свою жизнь и вместе с тем приносит успокоение, всякому — свое. Возможно, кто-то, кто любит тебя, пришел тебя утешить.
Верна поглядела на мягкую улыбку на лице морд-сит.
— А с тобой такое случалось?
Бердина, сглотнув, кивнула. Глаза ее наполнились слезами, доказывая, что такое действительно случалось.
— Что это было?
— Зовут к обряду, — сказала Бердина, обернувшись к Верне, в то время как звон отдавался в обширных мраморных и гранитных залах Народного Дворца.
Люди, куда бы они ни направлялись, тут же поворачивали и шли к широкому коридору, откуда доносился глубокий, звучный призыв колокола. Казалось, никто не спешил — но все целенаправленно шли на постепенно затухающий звук.
Верна удивленно воззрилась на Бердину.
— Что?
— Обряд. Поклонение. Разве ты не знаешь, что это такое?
— Ты имеешь в виду поклонение лорду Ралу? Изъявление преданности?
Бердина кивнула.
— Колокол оповещает о начале обряда.
Она задумчиво поглядела в направлении зала, куда стекались люди.
Многие из собиравшейся толпы были одеты в длиннополые одежды самых разнообразных неярких цветов. Верна предположила, что в белом с золотой или серебряной каймой ходят служащие разных рангов, которые живут и работают при дворце. Их манеры и осанка подтверждали эту догадку. Все они — от старших распорядителей до посыльных в туниках, отделанных зеленым, с кожаными сумками через плечо, украшенными витиеватой буквой «Р», означающей принадлежность к дому Ралов, продолжали обычные разговоры, даже следуя к месту поклонения. Другие люди, работавшие в бесчисленных мастерских, были одеты сообразно профессии — скорняки, серебряных дел мастера, гончары, сапожники, портные, кухонные работники и слуги, выполнявшие всевозможные работы во дворце, от ремонта до уборки.
Были в толпе и люди, одетые намного проще — фермеры, торговцы и купцы, многие с женами, кое-кто — с детьми. Верна видела множество таких на нижнем плато, служащем основанием Народному Дворцу, или же на устроенных снаружи рынках — это были приезжие, прибывшие торговать или делать покупки. Другие, впрочем, на время пребывания во дворце облачились в пышные наряды. От Бердины Верна узнала, что во дворце были комнаты, которые гости могли арендовать, если желали остаться здесь надолго. Были также и квартиры для множества людей, живущих и работающих во дворце.
Большинство людей в длинных туниках шли спокойно, как будто выполняя обычное ежедневное дело. Пышно разодетые пытались выглядеть так же спокойно и не таращиться на изящную дворцовую архитектуру — но Верна видела, как блуждают их расширенные от любопытства глаза. Просто одетые посетители, вливаясь в людской поток, движущийся к развилке, что вела к залу с колоколом, открыто глазели на все — на высокие статуи мужчин и женщин в горделивых позах, изваянные из пестрого камня, на полированные колонны, поддерживающие балконы двусветных залов, на пол, выложенный черным гранитом и медовым ониксом.
Верна знала, что каменные полы со столь замысловатыми, точно пригнанными и прочно соединенными узорами могли быть созданы только лучшими умельцами Нового мира. Приступив к обязанностям аббатисы во Дворце Пророков, она столкнулась с необходимостью замены части узорчатого пола, который в туманном прошлом повредили юные ученики-волшебники. Непосредственная причина повреждений и настоящие виновники остались неизвестными из-за круговой поруки сорванцов — но так или иначе, а в результате магических шалостей был разбит длинный участок изящно выложенного мраморного покрытия. Обломки и вылетевшие плитки были убраны, но пол в этом месте десятилетиями оставался поврежденным, залатанный надежным, но неприглядным известняком, в то время как жизнь во Дворце Пророков шла своим чередом. Отношение дворца к мальчикам было снисходительным — отчасти из-за того, что сестры сожалели о необходимости держать молодых людей взаперти против их воли.
Верну всегда раздражало, что урон так и не устранен — прежде всего потому, что это было наглядным знаком излишней мягкости, допускавшей плохое поведение учеников. Ей всегда казалось, что она была единственная — до тех, может быть, пор, пока не пришел Ричард — кому было не безразлично, что такая красота повреждена. Ричард предполагал, что ребята должны нести ответственность за свои действия. Его самого тоже держали во Дворце против воли, но он не выносил бессмысленного разрушения.
Уоррен смотрел на вещи так же, как и Ричард. Возможно, это стало одной из причин, почему они так быстро подружились. Уоррен всегда был серьезен и предан всему, за что брался. Когда Ричард покинул Дворец, Уоррен напомнил Верне, что ей, как новой аббатисе, не нужно больше жаловаться ни на поведение мальчишек, ни на поломку; он воодушевил ее действовать, как она считает нужным. Поэтому она в качестве аббатисы установила новые правила и проследила за окончанием починки пола.
Тогда-то она и узнала кое-что о таких полах; узнала, что среди множества работников, уверявших, что они — мастера-каменщики, на самом деле настоящих умельцев были единицы. Их можно было различить по работе. Для одних поставленная задача казалась кошмаром, для других — удовольствием.
Она помнила, как горд был Уоррен, что задача выполнена, а мастера найдены самые лучшие. Верне очень его не хватало.
Верна оглядывалась, видела красоту Народного Дворца, искусную работу по камню — но теперь все это не трогало ее. Со смертью Уоррена мир стал тусклым, безынтересным и бессмысленным. Жизнь превратилась в нудное существованием.
По всему Дворцу ходили патрули солдат, настороженных и при оружии; они наверняка не осознавали, даже не обращали внимания на то, сколько воображения, мастерства и усилий вложено в создание такого здания, как Народный Дворец. Они просто были его частью — частью, хранившей в нем жизнь, как и тысячи точно таких же людей, которые в течение столетий ходили по этим залам и оберегали их.
Верна заметила, что одни стражники ходили по залам парами, другие — большими группами. Крепкие молодые люди были одеты в красивые мундиры с наплечниками и нагрудниками из тисненой кожи, все были вооружены — кто мечами, а кто и пиками со сверкающими металлическими наконечниками. Верна заметила особых стражников в черных перчатках, с арбалетами на плечах. Колчаны на их поясах щетинились болтами с красным оперением. Глаза солдат постоянно были в движении, следя за всем происходящим.
— Помнится, Ричард упоминал о таком обряде, — сказала Верна, — но я не думала, что его продолжают выполнять, когда лорда Рала нет во Дворце. Особенно с тех пор, как лордом Ралом стал Ричард.
Верна не хотела, чтобы это звучало пренебрежительно — но, уже произнеся слова, поняла, что так они и прозвучало. Все дело было в том, что Ричард… ну, он Ричард и есть.
Бердина косо посмотрела на Верну.
— Он — лорд Рал, и этим все сказано. Мы связаны с ним ничуть не меньше оттого, что он уехал. Обряд поклонения всегда проводится во дворце, есть ли здесь лорд Рал или нет. И как бы ты к нему ни относилась, он — лорд Рал по всем меркам. Никакого лорда Рала мы не уважали так, как его. Это делает обряд более значимым и важным, чем когда-либо раньше.
Верна предпочла промолчать, но обожгла Бердину таким взглядом, которым часто пользовалась, будучи и простой сестрой Света — а уж тем более став аббатисой. Хотя она понимала причины, лежащие за этим обрядом, она прежде всего являлась аббатисой сестер Света, преданных исполнению воли Создателя. Живя во Дворце Пророков, она, как и все сестры Света, под влиянием действующего в его стенах заклинания старилась очень медленно и привыкла к тому, что правители приходят и уходят. Сестры Света никогда не склонялись перед кем-либо из них.
Она напомнила себе, что Дворец Пророков остался в прошлом. Теперь большая часть сестер находилась во власти Имперского Ордена.
Бердина подняла руку, обводя жестом дворец вокруг них.
— Лорд Рал сделал все это возможным. Он дал нам родину. Он — наш щит, магия против магии. Под его рукой мы в безопасности. В прошлом у нас были владыки, которые рассматривали преданность как демонстрацию покорности. Но изначально это было всего лишь данью уважения.
Раздражение переполняло Верну. Бердина говорила не о каком-то легендарном предводителе, старом мудром короле — она говорила о Ричарде. Верна уважала и ценила его — но это был всего лишь Ричард. Лесной проводник Ричард.
Однако вслед за вспышкой гнева быстро пришло сожаление о столь недостойных мыслях. Ведь Ричард всегда сражался за правое дело. Он отважно рисковал жизнью за свои благородные убеждения.
Он, именно он был упомянут в пророчестве. Вдобавок он еще и Искатель. Но главное, он — лорд Рал, Несущий смерть, который перевернул мир с ног на голову. Из-за Ричарда Верна сделалась аббатисой. Она не знала, стало это благословением или проклятием.
А еще Ричард — их последняя надежда.
— Что ж, если он не поторопится и не объединится с нами, чтобы повести армию Д’Хары в решающую битву, его некому будет уважать!
Бердина отразила ее полный упрека взгляд и неожиданно свернула в коридор, который вел налево — туда, где звонил колокол.
— Мы — сталь против стали. Лорд Рал — магия против магии. Если он не придет драться с армией, то только потому, что его долг — защищать всех нас от темных сил магии.
— Простодушная тарабарщина, — пробормотала Верна, спеша догнать морд-сит. — Ты куда? — крикнула она вслед.
— На обряд. Все во дворце идут изъявить свою преданность.
— Бердина, — прорычала Верна, хватая морд-сит за руку, — у нас нет на это времени.
— Этот обряд — часть уз, связывающих нас с лордом Ралом. Было бы мудро с твоей стороны поучаствовать в нем — может, тогда ты кое-что вспомнишь.
Верна застыла столбом посреди просторного зала, глядя, как удаляется морд-сит. Верна живо помнила то время, когда узы, связавшие ее с Ричардом, оказались разорваны. Это не продлилось долго — но пока Ричард отсутствовал в мире живых, защита, созданная присягой истинному лорду Ралу, не действовала…
За этот небольшой промежуток времени, когда Ричард покинул их всех, Джегань вторгся во сны Верны, чтобы поработить ее разум. Уоррена он тоже поработил. Было ужасно чувствовать контроль сноходца над собственным сознанием — но еще хуже становилось от понимания, что Уоррен столь же беспомощен. Жестокое присутствие Джеганя господствовало в их жизни полностью, от мыслей до действий. Они не были более властны над собственной волей; только воля Джеганя имела значение. Одно только воспоминание о жгучей боли, которую причиняла эта связь ей — и Уоррену, — вдруг наполнило глаза Верны слезами.
Она быстро смахнула слезы и поспешила за Бердиной. Верне предстояло сделать важные вещи, но она бы потеряла уйму времени в попытках самостоятельно найти дорогу в огромном Народном Дворце. Морд-сит была нужна ей, чтобы показывать путь. Будь дар Верны в ее распоряжении, она сумела бы найти то, что искала, — но в Народном Дворце ее Хань был практически бесполезен. Приходилось просто следовать за Бердиной и надеяться, что они смогут вернуться к делам, не потеряв слишком много драгоценного времени.
Коридор налево вел под внутренним мостом с перилами и балюстрадой из серого мрамора в белых прожилках. На перекрестке четырех коридоров зал превращался в площадь под открытым небом. В центре площади находился квадратный пруд, окруженный невысоким парапетом, служившим для сидения; полированный гранит с вкраплением слюды поблескивал под солнцем. Чуть в стороне от центра пруда над водой возвышался большой, изрытый впадинами камень, а на нем — колокол: очевидно, тот самый, что созывал людей на обряд.
Солнце скрылось, начал накрапывать мелкий дождик. Капли заплясали на поверхности пруда. Верна заметила, что вымостка площади слегка наклонена к водостокам, чтобы справиться с любым потоком воды сверху. Эти водостоки усиливали осознание того, что площадь действительно находится под открытым небом.
Повсюду вокруг люди становились на колени, склоняясь на плиты пола, лицом к пруду, где возвышался уже умолкший колокол.
Досада Бердины испарилась, когда она увидела рядом с собой Верну. Она радостно улыбнулась, а потом сделала странную вещь: взяла Верну за руку.
— Пойдем, я отведу тебя к пруду. Там есть рыба.
— Рыба?
Улыбка Бердины стала шире:
— Да. Я люблю пруды с рыбой.
Они прошли среди уткнувшихся в пол коленопреклоненных людей и добрались до парапета. Им едва хватило места втиснуться между людьми. Верна нагнулась и увидела в воде стайки золотистых рыбок.
— Правда, красивые? — спросила Бердина. Она снова выглядела как маленькая девочка.
Верна озадаченно уставилась на девушку:
— Это же просто рыба!
Бердина, не обратив внимания на ее слова, стала на колени на освободившемся пятачке — люди отодвинулись. Боковым зрением Верна заметила, что все проявляют уважение к морд-сит, а может быть, и страх. Никто не испугался настолько, чтобы уйти — но люди явно не хотели находиться там, где желала быть Бердина, даже против ее воли. Похоже, их всерьез тревожило и то, что морд-сит притащила с собой на обряд какую-то женщину: а вдруг она — кающаяся грешница, и ее наказание может закончиться кровопролитием?
Бердина оглянулась через плечо на Верну, прежде чем склониться и положить руки на плиты пола. Взгляд призывал Верну сделать то же самое. Верна увидела наблюдающих за ней стражников. Это было сумасшествием; ведь она — аббатиса сестер Света, советник Ричарда и один из ближайших его друзей!
Но стражники-то этого не знали.
Верна прекрасно понимала, что ее сила во дворце не значит ничего. Это было родовое имение дома Ралов. Весь дворец был построен на основании могучего заклинания, с расчетом умножить силу Ралов и подавить дар всех остальных.
Верна вздохнула и опустилась на колени, опершись на руки, как и все прочие. Они расположились близко к водоему, но отверстие в крыше было выполнено по размеру пруда, и капли в основном падали туда — лишь отдельные брызги сносило ветром за его пределы. Несколько капель, упавшие на лоб Верны, освежили ее и остудили пыл негодования.
— Я слишком стара для этого, — шепотом пожаловалась она своей соседке по обряду.
— Аббатиса, вы молодая и здоровая женщина, — проворчала Бердина.
Верна вновь вздохнула. Не было смысла оспаривать глупость стояния на коленях на полу и выказывания преданности человеку, которому она и так уже была в нескольких смыслах предана. Это не просто глупо, а еще и нелепо. И к тому же бессмысленная потеря времени.
— Магистр Рал ведет нас, — завела нестройным хором толпа, склоняясь и касаясь лбами пола.
— Магистр Рал наставляет нас, — продолжали они уже более стройно.
Бердина, прижавшись лбом к полу, ухитрилась бросить на Верну жгучий взгляд. Верна закатила глаза и склонилась, прижимаясь лбом к плитам.
— Магистр Рал защищает нас, — пробормотала она, наконец присоединяясь к обряду, который на самом деле знала и уже однажды воздала эти почести самому Ричарду. — В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Верна кисло подумала, как сможет Ричард кого-либо защитить, если не поторопится и не присоединится к армии.
Толпа снова хором затянула слова преданности.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Верна немного наклонилась к Бердине и прошептала:
— Сколько раз мы должны это повторять?
Бердина, сейчас выглядевшая уже как настоящая морд-сит, пригвоздила Верну к месту строгим взглядом. Она ничего не сказала. В этом не было нужды. Верна узнала этот взгляд. Она сама бесчисленное множество раз использовала его, разговаривая с нерадивыми послушницами или молодыми упрямыми волшебниками-недоучками. Верна обратила взгляд в пол, вновь чувствуя себя послушницей, и тихо проговорила молитву вместе со всеми:
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Единый голос толпы разносил шепот песни преданности по глубоким залам.
После полученного от Бердины взгляда Верна сочла за благо держать возражения при себе и выговаривала молитву вместе со всеми.
Она тихо произносила слова, думая о том, как много раз они оказывались правдой лично для нее. Ричард изменил всю ее жизнь. Верна считала, что самая важная миссия сестер — надевать ошейники на одаренных мальчиков и учить их пользоваться своими способностями. Ричард поколебал ее бездумную веру. Он изменил все, заставил все переосмыслить.
Верна сомневалась, что без влияния Ричарда сблизилась бы с Уорреном, и их нежность друг к другу вряд ли переросла бы в любовь. Ричард дал ей величайшую в ее жизни ценность.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Ритмичный шепот всех собравшихся перерос в благочестивый рокот, который нарастал, пока не наполнил огромный зал.
Верна даже среди толпы чувствовала себя одинокой. Боль от потери Уоррена терзала ее. Она построила стену вокруг своих чувств и не позволяла себе об этом думать, не выказывала боль окружающим, надеясь избавиться от нее, но она все тлела в глубине души. Сейчас острая боль от тоски по Уоррену ошеломила ее. Он — лучшее, что случилось с ней за всю жизнь. И вот его не стало. Слезы безнадежной тоски рвались наружу. Ей было так одиноко.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Верна подавила рыдание, когда вспомнила, как последний раз поцеловала Уоррена, лежащего на смертном одре. Это был самый ужасный миг за всю ее жизнь. Прошло много времени, но казалось, будто это случилось вчера. Боль от потери пронизывала ее до костей.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Теперь Верна вкладывала в эти слова свои чувства, вновь и вновь, но безо всякой спешки. Шепот песнопения наполнил ее разум. Она зарыдала, вспомнив время, проведенное с Уорреном.
Она помнила его последние слова. «Поцелуй меня, — прошептал Уоррен, — пока я еще жив. И не скорби о том, что кончено, но помни, какую хорошую жизнь мы прожили вместе. Поцелуй меня, любовь моя».
Боль и тоска раздирали ее изнутри. Мир рассыпался пеплом. Все потеряло смысл. Ей больше не хотелось жить.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Верна сдержала рыдания, выпевая слова преданности. Она даже не подумала о том, что кто-нибудь может увидеть ее слезы.
Это было так бессмысленно… Юнец без сколько-нибудь значимых способностей, равнодушный к любым ценностям, бесполезный всем, даже себе самому, убил Уоррена лишь затем, чтобы доказать преданность делу Имперского Ордена. Дело же, в сущности, сводилось к тому, что такие люди, как Уоррен, не имели права жить собственной жизнью, но должны были приносить себя в жертву ради таких вот убийц.
Ричард сражался, чтобы положить конец этому безумию. Ричард всеми силами противостоял тем, кто приносил в мир такую бессмысленную жестокость. Ричард посвятил себя борьбе, чтобы другие не теряли свою любовь, как Верна потеряла Уоррена. Ричард действительно понимал ее боль.
Верна всхлипывала в такт песнопению, позволяя словам течь через себя. Ричард боролся за то, за что она сражалась всю свою жизнь — постоянство, смысл, цель. Преданность такому человеку казалась не богохульством, а совершенно правильным чувством. Учитывая, кем был Ричард и за что боролся, это была скорее преданность самой жизни, чем какой-то сверхъестественной цели.
Ричард был хорошим другом Уоррена, его первым настоящим другом. Ричард вывел Уоррена из тьмы на свет, в мир. Уоррен любил Ричарда.
В тихом песнопении она нашла убежище.
Верна почувствовала, как, пробившись сквозь облака, ее озарил теплый луч солнечного света. Она купалась в мягком золотом сиянии. Тепло, казалось, проникало внутрь и согревало душу.
Уоррен хотел бы, чтобы она приняла ценность жизни, пока была такая возможность.
В любящем прикосновении золотых лучей на нее впервые за долгое время снизошел мир.
— Магистр Рал ведет нас. Магистр Рал наставляет нас. Магистр Рал защищает нас. В сиянии славы твоей — наша сила. В милосердии твоем — наше спасение. В мудрости твоей — наше смирение. Вся наша жизнь — служение тебе. Вся наша жизнь принадлежит тебе.
Тихое течение слов преданности наполняло ее, стоящую на коленях в теплом золотом сиянии, глубоким спокойствием, безмятежным чувством причастности, которого она никогда не испытывала. Она шептала слова, позволяя им уносить осколки боли. Стоя на коленях, прижавшись лбом к полу, она вкладывала сердце и душу в слова, чувствуя себя свободной ото всех тревог; ее переполняла простая радость жизни, преклонение перед ней. Продолжая петь вместе со всеми, она согревалась. Было так тепло и спокойно. Так хорошо.
Почти как в полных любви объятиях Уоррена.
Она пела со всеми вновь и вновь, останавливаясь, лишь чтобы перевести дух. Время скользило прочь, незаметное, несущественное и не важное в глубине спокойствия, которое она ощущала.
Колокол прозвонил дважды — низкое звучное подтверждение того, что обряд окончен, но душевный покой всегда пребудет с ней.
Почувствовав на плече ладонь, Верна поглядела вверх. Ей улыбалась Бердина. Верна огляделась и увидела, что большинство людей уже покинуло зал. Только она до сих пор стояла на коленях перед водоемом. Рядом на коленях стояла Бердина.
— Верна, с тобой все в порядке?
Она распрямила спину.
— Да… просто на солнце было так здорово.
Брови Бердины поднялись. Она оглянулась на капли дождя, танцующие в пруду.
— Верна, дождь не прекращался ни на миг.
Верна встала и огляделась.
— Но… я чувствовала его. Я видела солнечное сияние вокруг себя.
Бердина, похоже, все поняла и успокаивающе положила руку Верне на спину.
— Я понимаю.
— Правда?
Бердина кивнула с полной сочувствия улыбкой.
— Участие в обряде дает каждому возможность осмыслить свою жизнь и вместе с тем приносит успокоение, всякому — свое. Возможно, кто-то, кто любит тебя, пришел тебя утешить.
Верна поглядела на мягкую улыбку на лице морд-сит.
— А с тобой такое случалось?
Бердина, сглотнув, кивнула. Глаза ее наполнились слезами, доказывая, что такое действительно случалось.
Глава 31
Они шли через Народный Дворец извилистым и запутанным путем, но не потому, что заблудились или сворачивали куда попало на многочисленных перекрестках — прямой дороги здесь просто не было.
Сложное и странное путешествие по лабиринту было необходимо, потому что эти переходы создавались не для удобства передвижения по дворцу. Коридоры и галереи следовали изгибам знаков мощного заклинания, которое некогда начертали прямо на земной поверхности. Верне приходилось и самой чертить подобные знаки — но здесь ее поражало то, что она в буквальном смысле находилась внутри составных элементов заклинания. Это был совершенно новый взгляд на плетение заклятий, и образец выглядел впечатляюще. Поскольку заклинание дома Ралов действовало до сих пор, это означало, что очертания фундамента должны были вначале быть начертаны кровью… кровью одного из Ралов.
Сложное и странное путешествие по лабиринту было необходимо, потому что эти переходы создавались не для удобства передвижения по дворцу. Коридоры и галереи следовали изгибам знаков мощного заклинания, которое некогда начертали прямо на земной поверхности. Верне приходилось и самой чертить подобные знаки — но здесь ее поражало то, что она в буквальном смысле находилась внутри составных элементов заклинания. Это был совершенно новый взгляд на плетение заклятий, и образец выглядел впечатляюще. Поскольку заклинание дома Ралов действовало до сих пор, это означало, что очертания фундамента должны были вначале быть начертаны кровью… кровью одного из Ралов.