Страница:
— Я как раз и помогаю тебе! Я позволил тебе самому найти доказательства и решить, где правда, а где обман. Вон оно, в этом гробу. Это реальность, и незачем изобретать сложные доказательства, когда есть простое — даже если доводы оказались не в твою пользу. Вот та, кого ты хотел найти — Кэлен Амнелл, Мать-Исповедница, в точном соответствии с надписью на могильном камне.
Высоко подняв брови, Зедд придвинулся ближе к своему внуку.
— На этом мы и остановимся, если только ты не докажешь, что и это — некая уловка, что кто-то вздумал кого-то здесь похоронить лишь затем, чтобы разыграть с тобой замысловатую шутку, заставить всех думать, что ты ошибаешься. Но найти такие доказательства, скажу я тебе, — дело безнадежное. Что ты можешь противопоставить этому ясному и очевидному доводу? В чем увидишь противоречие?
Ричард еще раз взглянул на мертвое тело, вытянувшееся перед ним в гробу.
— Я твержу об этом уже не первый день, но меня никто не хочет слышать! Кто вам сказал, что вы владеете всей истиной? Повторяю: что-то идет не так, как должно. Я не слеп, наоборот, я чувствую, что так быть не может, это вы закрываете глаза! Не может так быть!
Зедд крепко стиснул зубы, помотал головой, призывая остатки терпения.
— Ричард, я так хотел тебе помочь, что позволил сотворить столь кощунственное дело — хотя по всем законам снисходительность не следовало проявлять. Теперь будь любезен, скажи, куда ты дел свой меч. Где Меч Истины?
Дождь тихо шелестел по лиственному своду над их головами, когда дед задал Ричарду этот вопрос и стал ждать ответа. Ричард уставился на гроб и, помолчав, ответил:
— Я отдал меч Шоте взамен тех сведений, которыми она меня снабдила.
Зедд широко раскрыл глаза:
— Что-что?
— Мне пришлось, — упавшим голосом сказал Ричард, отводя взгляд.
— Пришлось? Пришлось?!
— Да… — еле слышно пробормотал Ричард.
— И какими же премудростями она тебя снабдила?
Ричард положил локти на край гроба и спрятал лицо в ладонях.
— Она дала мне то, что могло помочь в поисках. Мне нужны ответы. Я должен узнать, как найти Кэлен!
Зедд в ярости ткнул пальцем в гроб:
— Вот Кэлен Амнелл! Как ей и положено, под могильным камнем. И за какие же — о, сверхценные! — сведения Шота выдурила у тебя меч?
Ричард даже не попытался возмутиться таким отношением к своим действиям.
— Огненная Цепь. Она произнесла слова «Огненная Цепь», но сама не знала, что они означают. Еще она сказала, что я должен найти место костей в Глубокой Пустоте.
— Глубокую Пустоту? — с издевкой спросил Зедд и, взглянув на черное небо, тяжело вздохнул. — Не думаю, чтобы Шота сумела растолковать тебе, что это за штука — Глубокая Пустота.
Ричард потряс головой, но не оглянулся на него.
— Она сказала еще, что мне нужно опасаться змеи о четырех головах.
Зедд сердито прошипел:
— Можно и не спрашивать — и так ясно, что снова ни ты, ни она и понятия не имеете, что это такое!
Ричард опять отрицательно потряс головой, не поднимаясь с колен.
— Значит, я угадал? За эту великую цену, за эти мудрые указания ты отдал Меч Истины?
Ричард неохотно добавил:
— И кое-что еще. — Он говорил так тихо, что тихий шепот дождя почти заглушал его. — Шота сказала, что я должен искать нечто… давно захороненное.
Тлеющий гнев Зедда грозил вырваться наружу.
— Это ты и нашел! — он вновь указал пальцем на гроб. — Кэлен Амнелл, Мать-Исповедница, давно захороненная!
Ричард, не поднимая головы, ничего не сказал.
— И за это ты отдал Меч Истины. Бесценное оружие. Оружие, способное поражать не только творения зла, но и добрых людей. Оружие, созданное волшебниками древности, предназначенное служить лишь немногим избранным. Я доверил его тебе. А ты отдал его какой-то ведьме. Ты хоть знаешь, чего мне стоило добыть Меч Истины у Шоты, когда она в прошлый раз завладела им?
Ричард молчал, глядя в землю у гроба, — казалось, он не рискует подать голос.
Никки знала, что Ричард мог бы многое сказать в свою защиту, у него нашлось бы много доводов рассудка, помимо чувств и веры, но он не воспользовался возможностью высказать их. Дед продолжал бушевать, а он молча стоял на коленях у открытого гроба, где нашла упокоение его мечта.
— Я доверил тебе великую ценность. Я думал, что в твоих руках этот опасный предмет будет в сохранности. Ричард, ты подвел меня — подвел нас всех, — гоняясь за грезами. Понимаю, тебе такая сделка казалась честной, но я точно знаю — ты ошибся!
Кара стояла рядом, держа фонарь; от медленного, но упорного дождя волосы ее прилипли к голове. Она, кажется, хотела как-то выгородить Ричарда, но не могла подобрать слова. Никки тоже боялась проронить хоть слово. Она знала, что сейчас, что бы они ни сказали, все будет некстати. Только шорох дождевых капель нарушал тишину туманной ночи.
— Мне очень жаль, — запинаясь, проговорил Ричард. — Прости меня, Зедд!
— От моего прощения меч не вырвется из когтей Шоты. Твои сожаления не спасут людей, которых Самюэль порубит твоим мечом. Я люблю тебя как сына, Ричард, и всегда буду любить, но никогда еще ты так не разочаровывал меня. В жизни бы не поверил, что ты способен на столь бездумные и опрометчивые поступки!
Ричард по-прежнему не считал нужным оправдываться и только кивал головой.
Сердце Никки разрывалось от жалости к нему.
— Я оставлю тебя здесь. Похорони Мать-Исповедницу, а я пока попробую придумать, как отнять меч у ведьмы, которая оказалась куда сметливее моего внука. Ты должен осознать, что ответственность за все возможные последствия ложится на тебя.
Ричард снова кивнул.
— Хорошо. Рад, что ты наконец хоть что-то понял правильно. — Зедд повернулся к Каре и Никки, и смотреть на него было страшно, как на всякого Рала в гневе. — А вы отправляйтесь со мною в замок. Я хочу выслушать во всех подробностях историю с той тварью. Все подчистую.
— Я должна остаться и охранять лорда Рала, — возразила Кара.
— Нет, — отрезал Зедд, — от тебя я желаю услышать подробный рассказ о том, что случилось при встрече с ведьмой. Мне нужно знать все, что говорила Шота, до последнего словечка.
Кара колебалась.
— Зедд, я не могу…
— Иди с Зеддом, Кара, — тихо приказал Ричард. — Сделай все, что он потребует. Пожалуйста.
Никки понимала, насколько беспомощным чувствует себя Ричард в присутствии деда; оттого он и не защищался — хотя, возможно, по-прежнему был уверен в своей правоте. Понимала потому, что точно так же бывала беспомощна в присутствии своей матери, когда та говорила ей — а это случалось часто, — что она поступила плохо. Никки никогда не удавалось убедить мать в своей правоте. Мать же без всякого труда выставляла желания Никки жалкими и эгоистичными выходками. И с возрастом ничего не изменилось. В глазах тех, кто вырастил ее, она оставалась ребенком. Прожив много лет во Дворце Пророков, она все равно порой чувствовала себя десятилетней глупой девочкой перед матерью.
Ричарду приходилось еще хуже, потому что он любил и уважал деда, чего не было у Никки. Сколько бы подвигов ни совершил Ричард, при всем его мужестве, знаниях и умениях он не мог бы, вступив с дедом в спор, достичь иного результата, кроме как огорчить его — а любовь и уважение лишь усугубляли душевную боль.
— Пойдем, — сказала Никки, положив руку на плечо Каре. — Делай, как он велит. Я думаю, Ричарду сейчас лучше остаться одному и разобраться, на каком он свете.
Кара посмотрела на Никки, на Ричарда и, решив, что в подобных случаях стоит положиться на опыт волшебницы, дала свое согласие.
— Ты тоже не останешься, — напомнил Зедд, одернув Никки. — Ричард сам сумеет вернуть покой Матери-Исповеднице. А я хочу услышать все, что ты можешь рассказать, немедленно, потому что придется противостоять не только последствиям безумия Ричарда, но и козням Джеганя.
— Ладно, — сказала Никки. — Идите к лошадям, я сейчас вас догоню.
Зедд бросил последний беглый взгляд на Ричарда, все еще коленопреклоненного, и удалился.
Когда они с Карой исчезли за можжевеловой оградой, залитой туманом, Никки присела на корточки рядом с Ричардом и погладила его по согнутой спине.
— Все наладится, Ричард!
— Боюсь, у меня уже никогда ничего не наладится.
— Не спеши судить. Сейчас все, может, и кажется плохо, но так будет недолго. Зедд пересердится и поймет, что ты лишь старался выполнять то, что считал своим долгом. Он ведь любит тебя и наверняка уже жалеет, что бросил такие резкие слова.
Ричард повел плечами, но не пошевелился, хотя земля под его коленями уже превратилась в грязь. Дождь понемногу просачивался в открытый гроб, где лежали останки давным-давно умершей Кэлен Амнелл, его придуманной любви.
— Никки, — наконец произнес он едва слышно, — могу я тебя попросить об одной услуге?
— Конечно, Ричард.
— Один-единственный раз… последний… стань для меня госпожой Смертью.
Она снова погладила его и поднялась на ноги; слезы на ее лице смешивались с дождем. Усилием воли она подавила рвущиеся наружу рыдания и ответила ровным голосом:
— Не могу, Ричард. Ведь ты научил меня ценить жизнь.
Глава 49
Глава 50
Высоко подняв брови, Зедд придвинулся ближе к своему внуку.
— На этом мы и остановимся, если только ты не докажешь, что и это — некая уловка, что кто-то вздумал кого-то здесь похоронить лишь затем, чтобы разыграть с тобой замысловатую шутку, заставить всех думать, что ты ошибаешься. Но найти такие доказательства, скажу я тебе, — дело безнадежное. Что ты можешь противопоставить этому ясному и очевидному доводу? В чем увидишь противоречие?
Ричард еще раз взглянул на мертвое тело, вытянувшееся перед ним в гробу.
— Я твержу об этом уже не первый день, но меня никто не хочет слышать! Кто вам сказал, что вы владеете всей истиной? Повторяю: что-то идет не так, как должно. Я не слеп, наоборот, я чувствую, что так быть не может, это вы закрываете глаза! Не может так быть!
Зедд крепко стиснул зубы, помотал головой, призывая остатки терпения.
— Ричард, я так хотел тебе помочь, что позволил сотворить столь кощунственное дело — хотя по всем законам снисходительность не следовало проявлять. Теперь будь любезен, скажи, куда ты дел свой меч. Где Меч Истины?
Дождь тихо шелестел по лиственному своду над их головами, когда дед задал Ричарду этот вопрос и стал ждать ответа. Ричард уставился на гроб и, помолчав, ответил:
— Я отдал меч Шоте взамен тех сведений, которыми она меня снабдила.
Зедд широко раскрыл глаза:
— Что-что?
— Мне пришлось, — упавшим голосом сказал Ричард, отводя взгляд.
— Пришлось? Пришлось?!
— Да… — еле слышно пробормотал Ричард.
— И какими же премудростями она тебя снабдила?
Ричард положил локти на край гроба и спрятал лицо в ладонях.
— Она дала мне то, что могло помочь в поисках. Мне нужны ответы. Я должен узнать, как найти Кэлен!
Зедд в ярости ткнул пальцем в гроб:
— Вот Кэлен Амнелл! Как ей и положено, под могильным камнем. И за какие же — о, сверхценные! — сведения Шота выдурила у тебя меч?
Ричард даже не попытался возмутиться таким отношением к своим действиям.
— Огненная Цепь. Она произнесла слова «Огненная Цепь», но сама не знала, что они означают. Еще она сказала, что я должен найти место костей в Глубокой Пустоте.
— Глубокую Пустоту? — с издевкой спросил Зедд и, взглянув на черное небо, тяжело вздохнул. — Не думаю, чтобы Шота сумела растолковать тебе, что это за штука — Глубокая Пустота.
Ричард потряс головой, но не оглянулся на него.
— Она сказала еще, что мне нужно опасаться змеи о четырех головах.
Зедд сердито прошипел:
— Можно и не спрашивать — и так ясно, что снова ни ты, ни она и понятия не имеете, что это такое!
Ричард опять отрицательно потряс головой, не поднимаясь с колен.
— Значит, я угадал? За эту великую цену, за эти мудрые указания ты отдал Меч Истины?
Ричард неохотно добавил:
— И кое-что еще. — Он говорил так тихо, что тихий шепот дождя почти заглушал его. — Шота сказала, что я должен искать нечто… давно захороненное.
Тлеющий гнев Зедда грозил вырваться наружу.
— Это ты и нашел! — он вновь указал пальцем на гроб. — Кэлен Амнелл, Мать-Исповедница, давно захороненная!
Ричард, не поднимая головы, ничего не сказал.
— И за это ты отдал Меч Истины. Бесценное оружие. Оружие, способное поражать не только творения зла, но и добрых людей. Оружие, созданное волшебниками древности, предназначенное служить лишь немногим избранным. Я доверил его тебе. А ты отдал его какой-то ведьме. Ты хоть знаешь, чего мне стоило добыть Меч Истины у Шоты, когда она в прошлый раз завладела им?
Ричард молчал, глядя в землю у гроба, — казалось, он не рискует подать голос.
Никки знала, что Ричард мог бы многое сказать в свою защиту, у него нашлось бы много доводов рассудка, помимо чувств и веры, но он не воспользовался возможностью высказать их. Дед продолжал бушевать, а он молча стоял на коленях у открытого гроба, где нашла упокоение его мечта.
— Я доверил тебе великую ценность. Я думал, что в твоих руках этот опасный предмет будет в сохранности. Ричард, ты подвел меня — подвел нас всех, — гоняясь за грезами. Понимаю, тебе такая сделка казалась честной, но я точно знаю — ты ошибся!
Кара стояла рядом, держа фонарь; от медленного, но упорного дождя волосы ее прилипли к голове. Она, кажется, хотела как-то выгородить Ричарда, но не могла подобрать слова. Никки тоже боялась проронить хоть слово. Она знала, что сейчас, что бы они ни сказали, все будет некстати. Только шорох дождевых капель нарушал тишину туманной ночи.
— Мне очень жаль, — запинаясь, проговорил Ричард. — Прости меня, Зедд!
— От моего прощения меч не вырвется из когтей Шоты. Твои сожаления не спасут людей, которых Самюэль порубит твоим мечом. Я люблю тебя как сына, Ричард, и всегда буду любить, но никогда еще ты так не разочаровывал меня. В жизни бы не поверил, что ты способен на столь бездумные и опрометчивые поступки!
Ричард по-прежнему не считал нужным оправдываться и только кивал головой.
Сердце Никки разрывалось от жалости к нему.
— Я оставлю тебя здесь. Похорони Мать-Исповедницу, а я пока попробую придумать, как отнять меч у ведьмы, которая оказалась куда сметливее моего внука. Ты должен осознать, что ответственность за все возможные последствия ложится на тебя.
Ричард снова кивнул.
— Хорошо. Рад, что ты наконец хоть что-то понял правильно. — Зедд повернулся к Каре и Никки, и смотреть на него было страшно, как на всякого Рала в гневе. — А вы отправляйтесь со мною в замок. Я хочу выслушать во всех подробностях историю с той тварью. Все подчистую.
— Я должна остаться и охранять лорда Рала, — возразила Кара.
— Нет, — отрезал Зедд, — от тебя я желаю услышать подробный рассказ о том, что случилось при встрече с ведьмой. Мне нужно знать все, что говорила Шота, до последнего словечка.
Кара колебалась.
— Зедд, я не могу…
— Иди с Зеддом, Кара, — тихо приказал Ричард. — Сделай все, что он потребует. Пожалуйста.
Никки понимала, насколько беспомощным чувствует себя Ричард в присутствии деда; оттого он и не защищался — хотя, возможно, по-прежнему был уверен в своей правоте. Понимала потому, что точно так же бывала беспомощна в присутствии своей матери, когда та говорила ей — а это случалось часто, — что она поступила плохо. Никки никогда не удавалось убедить мать в своей правоте. Мать же без всякого труда выставляла желания Никки жалкими и эгоистичными выходками. И с возрастом ничего не изменилось. В глазах тех, кто вырастил ее, она оставалась ребенком. Прожив много лет во Дворце Пророков, она все равно порой чувствовала себя десятилетней глупой девочкой перед матерью.
Ричарду приходилось еще хуже, потому что он любил и уважал деда, чего не было у Никки. Сколько бы подвигов ни совершил Ричард, при всем его мужестве, знаниях и умениях он не мог бы, вступив с дедом в спор, достичь иного результата, кроме как огорчить его — а любовь и уважение лишь усугубляли душевную боль.
— Пойдем, — сказала Никки, положив руку на плечо Каре. — Делай, как он велит. Я думаю, Ричарду сейчас лучше остаться одному и разобраться, на каком он свете.
Кара посмотрела на Никки, на Ричарда и, решив, что в подобных случаях стоит положиться на опыт волшебницы, дала свое согласие.
— Ты тоже не останешься, — напомнил Зедд, одернув Никки. — Ричард сам сумеет вернуть покой Матери-Исповеднице. А я хочу услышать все, что ты можешь рассказать, немедленно, потому что придется противостоять не только последствиям безумия Ричарда, но и козням Джеганя.
— Ладно, — сказала Никки. — Идите к лошадям, я сейчас вас догоню.
Зедд бросил последний беглый взгляд на Ричарда, все еще коленопреклоненного, и удалился.
Когда они с Карой исчезли за можжевеловой оградой, залитой туманом, Никки присела на корточки рядом с Ричардом и погладила его по согнутой спине.
— Все наладится, Ричард!
— Боюсь, у меня уже никогда ничего не наладится.
— Не спеши судить. Сейчас все, может, и кажется плохо, но так будет недолго. Зедд пересердится и поймет, что ты лишь старался выполнять то, что считал своим долгом. Он ведь любит тебя и наверняка уже жалеет, что бросил такие резкие слова.
Ричард повел плечами, но не пошевелился, хотя земля под его коленями уже превратилась в грязь. Дождь понемногу просачивался в открытый гроб, где лежали останки давным-давно умершей Кэлен Амнелл, его придуманной любви.
— Никки, — наконец произнес он едва слышно, — могу я тебя попросить об одной услуге?
— Конечно, Ричард.
— Один-единственный раз… последний… стань для меня госпожой Смертью.
Она снова погладила его и поднялась на ноги; слезы на ее лице смешивались с дождем. Усилием воли она подавила рвущиеся наружу рыдания и ответила ровным голосом:
— Не могу, Ричард. Ведь ты научил меня ценить жизнь.
Глава 49
Тяжелая дверь приоткрылась. В щель просунулась голова Рикки, ее голос нарушил тишину библиотеки:
— К нам гости!
Никки развернулась на стуле:
— Какие гости?
— Кто-то появился на подъеме к замку.
— Ты не знаешь, кто? — спросила она, вставая от полированного стола.
Рикка помотала головой.
— Зедд сказал только, что магические щиты предупредили его: кто-то движется вверх по дороге. Он счел нужным предупредить тебя. Честно говоря, мне от всего этого здешнего волшебства муторно!
— Я схожу за Ричардом.
Рикка кивнула и исчезла за дверью. Никки поспешно вернула книгу, которую изучала, на место, на одну из множества полок красного дерева, протянувшихся вдоль стен просторного и тихого помещения. Книга представляла собой подробнейший и довольно скучный отчет о делах, творившихся в замке во времена великой войны. Никки находила очень странным это повествование о людях, живших в замке Волшебника тысячи лет назад. Истории казались бессвязными, пока она не напоминала себе, что все они происходили в том же самом месте, где она читала про них. От этого напоминания становился еще удивительнее контраст с Дворцом Пророков: какая бурная деятельность царила там, сколько необычных жизней было прожито на протяжении столетий! Никки не могла представить себе Дворец Пророков тихим и пустым — а ведь замок размерами превосходил его! Хотя дворца больше не было, а замок остался цел и посейчас…
На самом деле Никки не слишком интересовала эта книга. Ей было все равно, интересна она или скучна. Нужно же было как-то убить время. Она не могла себя заставить сосредоточиться на чем-то серьезном, что потребовало бы глубокого обдумывания. Мысли ее и без того были заняты.
С того дня, когда они раскопали могилу Матери-Исповедницы, новолуние сменилось полнолунием, и луна снова приближалась к последней четверти, но в их жизни ничего не менялось. Спустя несколько дней по возвращении с кладбища Зедд признался Ричарду, что сожалеет о своей несдержанности, что ему следовало бы узнать больше, прежде чем выносить суждение, и что он любит своего единственного внука, как и раньше. Зедд пообещал найти способ вернуть Ричарду меч — и тогда все снова станет хорошо.
Он был совершенно искренен, на его умение выходить из трудных переплетов можно было положиться, но Ричард оставался безутешен — уж слишком больно ударил его дед, а ведь ему и без того было тяжко. Он не сумел доказать реальность своей мечты, хотя ради этого пошел на все. Он был так уверен в своей правоте, а оказался просто сумасшедшим.
Ричард выслушал извинения Зедда с неподвижным лицом и не произнес ни слова в ответ. Никки чувствовала, что ему теперь уже все равно, смягчился Зедд или гневается. Он дошел до конца мыслей, надежд, усилий. Все рухнуло. После той ночи жизнь едва теплилась в нем.
Зедд долго допрашивал Кару и Никки в ту первую ночь. Никки была потрясена, услышав от Кары, что, по словам Шоты, жаждой крови ту таинственную тварь наделила сама Никки, нечаянно передав ей частицу наследственной крови Ричарда. Она с ужасом поняла, что сама вырастила опасность, угрожающую Ричарду.
Зедда удивил рассказ Никки о том, как ей удалось спасти жизнь Ричарда — но он подтвердил, что иначе Ричард непременно скончался бы там же на месте. Главное, сказал он, что Ричард выжил — а уж со страшной тварью, созданной сестрами по приказу Джеганя, они теперь сообща сумеют разобраться. Да и над странными снами Ричарда следовало подумать, и над тем, как вернуть ему меч. Из откровений Шоты о том звере, в добавление к уже известному Никки, явствовало, что надеяться на успех не приходится. Никки не могла даже определить, с чего начать, как подойти к задаче уничтожения этого создания темных сил.
Она ужасно расстроилась еще и потому, что, по словам Кары, Шота раскрыла Ричарду ее намерение пробудить у Ричарда любовный интерес к Никки. Зедд, спасибо ему, воздержался от всяких комментариев к этой части рассказа Кары. Но Никки почувствовала свою беспомощность и безнадежность всяких усилий. Имперский Орден безнаказанно бесчинствовал в Новом мире, зверь преследовал Ричарда — а он был, мягко говоря, не в себе.
Все чаще ей вспоминалось прежнее, до встречи с Ричардом, мрачное отношение к жизни. Ее приучили к мысли, что раз она родилась счастливой во всех отношениях, ей положено поставить все свои способности на службу тем, кого обделила судьба. Но как бы тяжело она ни трудилась, нужды людей всегда превышали ее возможности удовлетворить их, и она постоянно чувствовала себя виноватой, глядя, как ухудшается жизнь других — при том, что ее собственная жизнь ей не принадлежала. Разумеется, нынешние обстоятельства были совершенно иными, и все же они пробуждали в ее душе былую печальную безнадежность.
После того, как открытая могила показала Ричарду правду, он проводил целые дни в одиночестве, если не считать Кары. Ответив на все дотошные расспросы Зедда о поездке к Шоте, она теперь не соглашалась оставлять Ричарда ни под каким предлогом. А поскольку Ричард предпочитал молчать, то и Кара сделалась его безмолвной тенью.
Как странно было видеть их вдвоем — им было хорошо даже в этих обстоятельствах. Никки казалось, что им и слова не нужны: они обходились то взглядом, то слабым пожатием плеч, и всегда понимали друг друга.
Никки чувствовала, что она будет лишней свидетельницей его несчастья, и потому держалась в стороне, не попадаясь ему на глаза — однако оставаясь все же неподалеку на случай неожиданного нападения зверя.
Первые четыре-пять дней после возвращения в замок Ричард провел во дворце Исповедниц — бродил по великолепным комнатам и анфиладам залов. Никки оставалась в одной из гостиных дворца, пока Ричард бесцельно обходил опустевшее жилище. Потом он ушел и провел неделю в Эйдиндриле, меряя шагами улицы и переулки, словно хотел воскресить жизнь, замершую уже давно. Оставаться рядом с ним в эти дни было для Никки сложнее — Ричард ходил, не задерживаясь на одном месте подолгу, с утра до вечера. Хуже того, потом он ушел в горные леса, окружающие Эйдиндрил, и несколько раз даже не возвращался домой на ночь. Для Ричарда лес был родным домом, и Никки не решилась следовать за ним — там Ричард немедленно обнаружил бы ее присутствие. Ее немного успокаивала магическая связь: ниточка, связавшая их в день отъезда Ричарда из Алтур-Ранга, не рвалась, и Никки всегда было известно, в каком направлении он движется и далеко ли ушел. Однако когда Ричард долго не возвращался, Никки ночи напролет мерила шагами комнату, не в силах заснуть.
В конце концов дед упросил Ричарда не уходить из замка, чтобы в случае атаки зверя Зедд и Никки успели остановить его. Ричард согласился — не споря и не возражая. Теперь вместо дворца, города и леса, он бродил по внешним укреплениям замка, упорно глядя вдаль.
Никки отчаянно хотелось помочь Ричарду — но Зедд уверял, что им остается лишь ждать, пока время поможет ему очнуться и свыкнуться с реальностью, где не нашлось места его любви к Кэлен. Никки не возражала, но на самом деле не верила, что со временем что-то изменится. Она достаточно давно знала Ричарда и понимала, что здесь речь идет о чем-то большем. Помощь ему явно была нужна, вот только какая?
Сейчас Никки быстрым шагом прошла по мягким коврам зала, прилегающего к библиотеке, и углубилась в путаницу лестниц и переходов, пользуясь подсказкой своего дара и связью с Ричардом и даже не пытаясь запоминать дорогу по замку.
Приближаясь к Ричарду, она снова вспомнила тот день, когда, прощаясь, установила между ними связь и скрепила ее поцелуем. Ох, до чего же приятной была та минута! Но теперь Никки было неловко вспоминать о ней. Ведь наслаждение досталось ей обманом: связь можно было установить и без поцелуя; более того, она могла вообще не объяснять Ричарду, что делает. Достаточно было коснуться пальцем его ладони или плеча — и связь установилась бы, а он ничего бы и не почувствовал…
Но незадолго до того Кара воодушевила Никки, подсказав, что ей стоит обратить на себя его внимание, и у нее родились жаркие мысли о дальнейших возможностях. Поцелуй, несомненно, надолго запомнился бы Ричарду. Однако теперь ей казалось, что она слишком поспешила — учитывая, в каком состоянии он был тогда; вся его любовь была отдана мечте, а Никки не проявила уважения к его чувствам. Она почти сразу пожалела, что позволила себе этот поцелуй. Но сожалела также и о том, что поцеловала его в щеку, а не в губы.
Как это сделала Шота.
Она вся горела, слушая в описании Кары, как Шота целовала Ричарда и соблазняла остаться с нею. Никки понимала, что чувствовала ведьма, — но счастливее от этого не стала.
Никки все отдала бы за возможность обнять его, утешить, пообещать, что все будет хорошо — лишь бы он хоть чуточку оживился, лишь бы заметил, что рядом с ним есть кто-то, кому он дорог.
Но она знала, что сейчас не время и не место для подобных попыток.
И все же она понимала, что так не может продолжаться вечно. Ему нельзя позволить застревать в таком подвешенном состоянии. Он не должен плыть по течению, не заботясь о последствиях. Он должен очнуться.
Никки шагала все быстрее, пустые, но роскошные комнаты мелькали одна за другой. Что-то дергало ее, тянуло поскорее увидеть Ричарда.
Он стоял на краю стены, положив руки на массивные зубцы крепостной стены, и смотрел прямо перед собою в прорезь бойницы. Казалось, он стоит на краю света. Стадо белых облаков тянулось по небу, внизу, далеко под ними, серые тени пролетали по холмам и полям, словно серые овцы догоняли белых.
Ричард как будто забыл о времени. Дни тянулись монотонной чередой, пустота существования лишь подчеркивалась мелкими обыденными событиями. Он явно не осознавал, как долго стоит тут, глядя со стены на беспредельное пространство.
Кэлен умерла, исчезла, и все остальное потеряло смысл. Ему даже не верилось, что смысл когда-то был. Более того, он усомнился, что и она когда-то существовала.
Но была ли она настоящей или выдуманной — все уже кончилось.
Кара стояла рядом. Она неотлучно держалась не далее чем в трех шагах. Зная, что на нее можно всегда положиться, он чувствовал себя немного лучше. Но иногда ее постоянное присутствие утомляло, казалось назойливым. Она нарушала совершенство его одиночества.
«Интересно, — подумал он, — а ведь она думает, что успеет подхватить меня, если мне вздумается прыгнуть со стены».
Он знал, что Кара не успеет.
Внизу, у подножия горы, пестрели крыши Эйдиндрила; отсюда дома казались крошечными. Его тянуло к этому городу. Город пуст. И его душа пуста. Жизнь покинула и город, и душу.
После вскрытия могилы — он не мог заставить себя назвать ее могилой Кэлен ни мысленно, ни тем более вслух — жизнь потеряла для него всякую ценность. Если бы людям было дано умирать только усилием воли, он был бы уже мертв. Но смерть, получив приглашение, отчего-то вдруг оробела и медлила. Дни тянулись бесконечно.
То, что он увидел в могиле, потрясло его сознание, и оно теперь словно застряло на том месте и не могло сдвинуться. Способность мыслить покинула его. Прежние интересы поблекли. Весь мир перевернулся. Как мог бы он заниматься делами, если стал не способен отличить реальность от выдумки?
Он не знал, чем теперь заняться. Впервые в жизни он был оглушен и повержен обстоятельствами. Прежде у него всегда имелись наготове запасные выходы, хитроумные уловки. Теперь — ничего не осталось. Все, что он сумел придумать, не сработало. Он повис на конце веревки, и внизу была только пропасть.
И все это время пред его мысленным взором неотступно стояло тело в открытом гробу. Он видел, он слышал, он осязал, но не мог собрать все части увиденного в осмысленную картину. Сам себе он казался мертвецом. Зачем ходить, есть, пить, притворяться? Что толку в этом подражании живым? Ему хотелось только темноты, тишины и покоя — вечного покоя пустоты. Он перешел уже предел, за которым не существовало ни боли, ни горя, ни печали — только безмолвная, бездумная, слепая агония, не отпускавшая его ни на минуту, не позволявшая вздохнуть полной грудью. Он напрягал все силы, чтобы отвергнуть истину, не позволить ей существовать, но ничего не получалось, и это удушало его.
Ветер, слетевший с гор, взвихрил его волосы; он этого не заметил, не отводя глаз от пропасти в тысячу футов, открывающейся почти прямо под ногами.
Кому он теперь нужен такой? Он подвел Зедда. Он отдал Шоте Меч Истины за безделку. Никки считает его сумасшедшим. Даже Кара не верит ему — не верит по-настоящему. Он сам верил себе, и сам выкопал не ее — свою могилу.
Скорее всего, Никки права, и он действительно безумен. Все правы, а он способен лишь на выдумки. Он читал это в глазах тех, кто подходил к нему — читал по выражению брезгливой жалости, так чудилось ему.
Ричард всматривался в каменную кладку наружной стены замка. Ряды обтесанных блоков переходили в крутой срез стены нерукотворной — монолитного склона горы. До каменистой осыпи и верхушек леса внизу сразу не долетишь. Тысяча футов… Порывы ветра, бьющие о стену, норовили сбить его с ног. В голове мутилось. Ну что ж, один головокружительный прыжок, и…
Разве нужен он теперь хоть кому-нибудь — даже себе самому?
Он исподтишка взглянул на Кару. Она стояла близко, но не слишком.
Ричард не видел причин продлевать агонию. Он лишился рассудка, а рассудок для него означал жизнь.
Он лишился Кэлен. Она была его жизнью.
А между тем все в один голос уверяли, что она и не жила никогда. Его Кэлен была желанием, капризом, не более того. А та, жившая когда-то, упокоилась в красивом гробу.
Он снова посмотрел на пропасть, на склон горы напротив, на камни и деревья внизу. Лететь будет долго, очень долго.
Ему когда-то говорили, будто бы перед человеком в минуту смерти проносится вся его жизнь. Если так, он заново проживет все чудесные дни и часы, проведенные с Кэлен.
Он надеялся, что так будет.
Долгий путь вниз.
Время вспомнить все слова, улыбки, взгляды, полные любви.
— К нам гости!
Никки развернулась на стуле:
— Какие гости?
— Кто-то появился на подъеме к замку.
— Ты не знаешь, кто? — спросила она, вставая от полированного стола.
Рикка помотала головой.
— Зедд сказал только, что магические щиты предупредили его: кто-то движется вверх по дороге. Он счел нужным предупредить тебя. Честно говоря, мне от всего этого здешнего волшебства муторно!
— Я схожу за Ричардом.
Рикка кивнула и исчезла за дверью. Никки поспешно вернула книгу, которую изучала, на место, на одну из множества полок красного дерева, протянувшихся вдоль стен просторного и тихого помещения. Книга представляла собой подробнейший и довольно скучный отчет о делах, творившихся в замке во времена великой войны. Никки находила очень странным это повествование о людях, живших в замке Волшебника тысячи лет назад. Истории казались бессвязными, пока она не напоминала себе, что все они происходили в том же самом месте, где она читала про них. От этого напоминания становился еще удивительнее контраст с Дворцом Пророков: какая бурная деятельность царила там, сколько необычных жизней было прожито на протяжении столетий! Никки не могла представить себе Дворец Пророков тихим и пустым — а ведь замок размерами превосходил его! Хотя дворца больше не было, а замок остался цел и посейчас…
На самом деле Никки не слишком интересовала эта книга. Ей было все равно, интересна она или скучна. Нужно же было как-то убить время. Она не могла себя заставить сосредоточиться на чем-то серьезном, что потребовало бы глубокого обдумывания. Мысли ее и без того были заняты.
С того дня, когда они раскопали могилу Матери-Исповедницы, новолуние сменилось полнолунием, и луна снова приближалась к последней четверти, но в их жизни ничего не менялось. Спустя несколько дней по возвращении с кладбища Зедд признался Ричарду, что сожалеет о своей несдержанности, что ему следовало бы узнать больше, прежде чем выносить суждение, и что он любит своего единственного внука, как и раньше. Зедд пообещал найти способ вернуть Ричарду меч — и тогда все снова станет хорошо.
Он был совершенно искренен, на его умение выходить из трудных переплетов можно было положиться, но Ричард оставался безутешен — уж слишком больно ударил его дед, а ведь ему и без того было тяжко. Он не сумел доказать реальность своей мечты, хотя ради этого пошел на все. Он был так уверен в своей правоте, а оказался просто сумасшедшим.
Ричард выслушал извинения Зедда с неподвижным лицом и не произнес ни слова в ответ. Никки чувствовала, что ему теперь уже все равно, смягчился Зедд или гневается. Он дошел до конца мыслей, надежд, усилий. Все рухнуло. После той ночи жизнь едва теплилась в нем.
Зедд долго допрашивал Кару и Никки в ту первую ночь. Никки была потрясена, услышав от Кары, что, по словам Шоты, жаждой крови ту таинственную тварь наделила сама Никки, нечаянно передав ей частицу наследственной крови Ричарда. Она с ужасом поняла, что сама вырастила опасность, угрожающую Ричарду.
Зедда удивил рассказ Никки о том, как ей удалось спасти жизнь Ричарда — но он подтвердил, что иначе Ричард непременно скончался бы там же на месте. Главное, сказал он, что Ричард выжил — а уж со страшной тварью, созданной сестрами по приказу Джеганя, они теперь сообща сумеют разобраться. Да и над странными снами Ричарда следовало подумать, и над тем, как вернуть ему меч. Из откровений Шоты о том звере, в добавление к уже известному Никки, явствовало, что надеяться на успех не приходится. Никки не могла даже определить, с чего начать, как подойти к задаче уничтожения этого создания темных сил.
Она ужасно расстроилась еще и потому, что, по словам Кары, Шота раскрыла Ричарду ее намерение пробудить у Ричарда любовный интерес к Никки. Зедд, спасибо ему, воздержался от всяких комментариев к этой части рассказа Кары. Но Никки почувствовала свою беспомощность и безнадежность всяких усилий. Имперский Орден безнаказанно бесчинствовал в Новом мире, зверь преследовал Ричарда — а он был, мягко говоря, не в себе.
Все чаще ей вспоминалось прежнее, до встречи с Ричардом, мрачное отношение к жизни. Ее приучили к мысли, что раз она родилась счастливой во всех отношениях, ей положено поставить все свои способности на службу тем, кого обделила судьба. Но как бы тяжело она ни трудилась, нужды людей всегда превышали ее возможности удовлетворить их, и она постоянно чувствовала себя виноватой, глядя, как ухудшается жизнь других — при том, что ее собственная жизнь ей не принадлежала. Разумеется, нынешние обстоятельства были совершенно иными, и все же они пробуждали в ее душе былую печальную безнадежность.
После того, как открытая могила показала Ричарду правду, он проводил целые дни в одиночестве, если не считать Кары. Ответив на все дотошные расспросы Зедда о поездке к Шоте, она теперь не соглашалась оставлять Ричарда ни под каким предлогом. А поскольку Ричард предпочитал молчать, то и Кара сделалась его безмолвной тенью.
Как странно было видеть их вдвоем — им было хорошо даже в этих обстоятельствах. Никки казалось, что им и слова не нужны: они обходились то взглядом, то слабым пожатием плеч, и всегда понимали друг друга.
Никки чувствовала, что она будет лишней свидетельницей его несчастья, и потому держалась в стороне, не попадаясь ему на глаза — однако оставаясь все же неподалеку на случай неожиданного нападения зверя.
Первые четыре-пять дней после возвращения в замок Ричард провел во дворце Исповедниц — бродил по великолепным комнатам и анфиладам залов. Никки оставалась в одной из гостиных дворца, пока Ричард бесцельно обходил опустевшее жилище. Потом он ушел и провел неделю в Эйдиндриле, меряя шагами улицы и переулки, словно хотел воскресить жизнь, замершую уже давно. Оставаться рядом с ним в эти дни было для Никки сложнее — Ричард ходил, не задерживаясь на одном месте подолгу, с утра до вечера. Хуже того, потом он ушел в горные леса, окружающие Эйдиндрил, и несколько раз даже не возвращался домой на ночь. Для Ричарда лес был родным домом, и Никки не решилась следовать за ним — там Ричард немедленно обнаружил бы ее присутствие. Ее немного успокаивала магическая связь: ниточка, связавшая их в день отъезда Ричарда из Алтур-Ранга, не рвалась, и Никки всегда было известно, в каком направлении он движется и далеко ли ушел. Однако когда Ричард долго не возвращался, Никки ночи напролет мерила шагами комнату, не в силах заснуть.
В конце концов дед упросил Ричарда не уходить из замка, чтобы в случае атаки зверя Зедд и Никки успели остановить его. Ричард согласился — не споря и не возражая. Теперь вместо дворца, города и леса, он бродил по внешним укреплениям замка, упорно глядя вдаль.
Никки отчаянно хотелось помочь Ричарду — но Зедд уверял, что им остается лишь ждать, пока время поможет ему очнуться и свыкнуться с реальностью, где не нашлось места его любви к Кэлен. Никки не возражала, но на самом деле не верила, что со временем что-то изменится. Она достаточно давно знала Ричарда и понимала, что здесь речь идет о чем-то большем. Помощь ему явно была нужна, вот только какая?
Сейчас Никки быстрым шагом прошла по мягким коврам зала, прилегающего к библиотеке, и углубилась в путаницу лестниц и переходов, пользуясь подсказкой своего дара и связью с Ричардом и даже не пытаясь запоминать дорогу по замку.
Приближаясь к Ричарду, она снова вспомнила тот день, когда, прощаясь, установила между ними связь и скрепила ее поцелуем. Ох, до чего же приятной была та минута! Но теперь Никки было неловко вспоминать о ней. Ведь наслаждение досталось ей обманом: связь можно было установить и без поцелуя; более того, она могла вообще не объяснять Ричарду, что делает. Достаточно было коснуться пальцем его ладони или плеча — и связь установилась бы, а он ничего бы и не почувствовал…
Но незадолго до того Кара воодушевила Никки, подсказав, что ей стоит обратить на себя его внимание, и у нее родились жаркие мысли о дальнейших возможностях. Поцелуй, несомненно, надолго запомнился бы Ричарду. Однако теперь ей казалось, что она слишком поспешила — учитывая, в каком состоянии он был тогда; вся его любовь была отдана мечте, а Никки не проявила уважения к его чувствам. Она почти сразу пожалела, что позволила себе этот поцелуй. Но сожалела также и о том, что поцеловала его в щеку, а не в губы.
Как это сделала Шота.
Она вся горела, слушая в описании Кары, как Шота целовала Ричарда и соблазняла остаться с нею. Никки понимала, что чувствовала ведьма, — но счастливее от этого не стала.
Никки все отдала бы за возможность обнять его, утешить, пообещать, что все будет хорошо — лишь бы он хоть чуточку оживился, лишь бы заметил, что рядом с ним есть кто-то, кому он дорог.
Но она знала, что сейчас не время и не место для подобных попыток.
И все же она понимала, что так не может продолжаться вечно. Ему нельзя позволить застревать в таком подвешенном состоянии. Он не должен плыть по течению, не заботясь о последствиях. Он должен очнуться.
Никки шагала все быстрее, пустые, но роскошные комнаты мелькали одна за другой. Что-то дергало ее, тянуло поскорее увидеть Ричарда.
Он стоял на краю стены, положив руки на массивные зубцы крепостной стены, и смотрел прямо перед собою в прорезь бойницы. Казалось, он стоит на краю света. Стадо белых облаков тянулось по небу, внизу, далеко под ними, серые тени пролетали по холмам и полям, словно серые овцы догоняли белых.
Ричард как будто забыл о времени. Дни тянулись монотонной чередой, пустота существования лишь подчеркивалась мелкими обыденными событиями. Он явно не осознавал, как долго стоит тут, глядя со стены на беспредельное пространство.
Кэлен умерла, исчезла, и все остальное потеряло смысл. Ему даже не верилось, что смысл когда-то был. Более того, он усомнился, что и она когда-то существовала.
Но была ли она настоящей или выдуманной — все уже кончилось.
Кара стояла рядом. Она неотлучно держалась не далее чем в трех шагах. Зная, что на нее можно всегда положиться, он чувствовал себя немного лучше. Но иногда ее постоянное присутствие утомляло, казалось назойливым. Она нарушала совершенство его одиночества.
«Интересно, — подумал он, — а ведь она думает, что успеет подхватить меня, если мне вздумается прыгнуть со стены».
Он знал, что Кара не успеет.
Внизу, у подножия горы, пестрели крыши Эйдиндрила; отсюда дома казались крошечными. Его тянуло к этому городу. Город пуст. И его душа пуста. Жизнь покинула и город, и душу.
После вскрытия могилы — он не мог заставить себя назвать ее могилой Кэлен ни мысленно, ни тем более вслух — жизнь потеряла для него всякую ценность. Если бы людям было дано умирать только усилием воли, он был бы уже мертв. Но смерть, получив приглашение, отчего-то вдруг оробела и медлила. Дни тянулись бесконечно.
То, что он увидел в могиле, потрясло его сознание, и оно теперь словно застряло на том месте и не могло сдвинуться. Способность мыслить покинула его. Прежние интересы поблекли. Весь мир перевернулся. Как мог бы он заниматься делами, если стал не способен отличить реальность от выдумки?
Он не знал, чем теперь заняться. Впервые в жизни он был оглушен и повержен обстоятельствами. Прежде у него всегда имелись наготове запасные выходы, хитроумные уловки. Теперь — ничего не осталось. Все, что он сумел придумать, не сработало. Он повис на конце веревки, и внизу была только пропасть.
И все это время пред его мысленным взором неотступно стояло тело в открытом гробу. Он видел, он слышал, он осязал, но не мог собрать все части увиденного в осмысленную картину. Сам себе он казался мертвецом. Зачем ходить, есть, пить, притворяться? Что толку в этом подражании живым? Ему хотелось только темноты, тишины и покоя — вечного покоя пустоты. Он перешел уже предел, за которым не существовало ни боли, ни горя, ни печали — только безмолвная, бездумная, слепая агония, не отпускавшая его ни на минуту, не позволявшая вздохнуть полной грудью. Он напрягал все силы, чтобы отвергнуть истину, не позволить ей существовать, но ничего не получалось, и это удушало его.
Ветер, слетевший с гор, взвихрил его волосы; он этого не заметил, не отводя глаз от пропасти в тысячу футов, открывающейся почти прямо под ногами.
Кому он теперь нужен такой? Он подвел Зедда. Он отдал Шоте Меч Истины за безделку. Никки считает его сумасшедшим. Даже Кара не верит ему — не верит по-настоящему. Он сам верил себе, и сам выкопал не ее — свою могилу.
Скорее всего, Никки права, и он действительно безумен. Все правы, а он способен лишь на выдумки. Он читал это в глазах тех, кто подходил к нему — читал по выражению брезгливой жалости, так чудилось ему.
Ричард всматривался в каменную кладку наружной стены замка. Ряды обтесанных блоков переходили в крутой срез стены нерукотворной — монолитного склона горы. До каменистой осыпи и верхушек леса внизу сразу не долетишь. Тысяча футов… Порывы ветра, бьющие о стену, норовили сбить его с ног. В голове мутилось. Ну что ж, один головокружительный прыжок, и…
Разве нужен он теперь хоть кому-нибудь — даже себе самому?
Он исподтишка взглянул на Кару. Она стояла близко, но не слишком.
Ричард не видел причин продлевать агонию. Он лишился рассудка, а рассудок для него означал жизнь.
Он лишился Кэлен. Она была его жизнью.
А между тем все в один голос уверяли, что она и не жила никогда. Его Кэлен была желанием, капризом, не более того. А та, жившая когда-то, упокоилась в красивом гробу.
Он снова посмотрел на пропасть, на склон горы напротив, на камни и деревья внизу. Лететь будет долго, очень долго.
Ему когда-то говорили, будто бы перед человеком в минуту смерти проносится вся его жизнь. Если так, он заново проживет все чудесные дни и часы, проведенные с Кэлен.
Он надеялся, что так будет.
Долгий путь вниз.
Время вспомнить все слова, улыбки, взгляды, полные любви.
Глава 50
Никки открыла дубовую дверцу, скрепленную железными скобами, и яркий солнечный свет ударил ей в лицо. Пухлые белые облачка проплывали словно прямо над головой по сверкающей лазури неба, и в обычные дни у нее сразу же улучшилось бы настроение. Свежий ветер игриво раздул ее волосы и бросил спутанные пряди на лицо. Откинув их, она посмотрела на узкий мостик, ведущий к дальнему участку защитной стены. Ричард стоял на другом конце мостика, между двумя зубцами, и смотрел вниз. Кара, стоявшая в трех шагах от него, повернула голову, заслышав скрип двери.
Никки почти бегом помчалась по мостику, стараясь не глядеть вниз, на дворы, перечеркнутые тенью от мостика — садик у основания башни, засаженный розами, каменные скамьи, сходящиеся углом внутренние стены. Добравшись наконец до цели, она была вознаграждена мимолетной, слабой улыбкой Ричарда. Она знала, что для него это — лишь дань вежливости, и все же ей стало тепло.
— Рикка сообщила, что кто-то приближается к замку. Я решила, что нужно предупредить.
Кара, подошла ближе:
— Рикка знает, кто это?
Никки покачала головой.
— К сожалению, нет, и это меня сильно беспокоит.
Не пошевелившись, не оторвав глаз от дальних гор, Ричард сказал:
— Это Энн и Натан.
Брови Никки изумленно взлетели. Она перегнулась через парапет и присмотрелась. Ричард указал на три фигурки, движущиеся далеко внизу по извилистой дороге к замку.
— Там три всадника, — сказала Никки.
— Возможно, их сопровождает Том, — безразлично уточнил Ричард.
Никки высунулась еще немного дальше, держась за Ричарда, и окинула взглядом отвесный склон. Ей стало страшно и как-то сразу расхотелось и смотреть, и даже стоять на этом месте. И Ричарду тут нечего торчать!
Держась за его плечо, Никки все-таки выглянула еще раз и убедилась, что три лошади действительно поднимаются к крепости. Они ненадолго исчезли за деревьями при очередном повороте и снова выехали на залитую солнцем дорогу немного выше.
Порыв ветра чуть не сдул ее с маленькой площадки. Ричард тут же обхватил ее рукой. Она инстинктивно отпрянула от края, и как только перешла на безопасное место, он отпустил ее.
Никки почти бегом помчалась по мостику, стараясь не глядеть вниз, на дворы, перечеркнутые тенью от мостика — садик у основания башни, засаженный розами, каменные скамьи, сходящиеся углом внутренние стены. Добравшись наконец до цели, она была вознаграждена мимолетной, слабой улыбкой Ричарда. Она знала, что для него это — лишь дань вежливости, и все же ей стало тепло.
— Рикка сообщила, что кто-то приближается к замку. Я решила, что нужно предупредить.
Кара, подошла ближе:
— Рикка знает, кто это?
Никки покачала головой.
— К сожалению, нет, и это меня сильно беспокоит.
Не пошевелившись, не оторвав глаз от дальних гор, Ричард сказал:
— Это Энн и Натан.
Брови Никки изумленно взлетели. Она перегнулась через парапет и присмотрелась. Ричард указал на три фигурки, движущиеся далеко внизу по извилистой дороге к замку.
— Там три всадника, — сказала Никки.
— Возможно, их сопровождает Том, — безразлично уточнил Ричард.
Никки высунулась еще немного дальше, держась за Ричарда, и окинула взглядом отвесный склон. Ей стало страшно и как-то сразу расхотелось и смотреть, и даже стоять на этом месте. И Ричарду тут нечего торчать!
Держась за его плечо, Никки все-таки выглянула еще раз и убедилась, что три лошади действительно поднимаются к крепости. Они ненадолго исчезли за деревьями при очередном повороте и снова выехали на залитую солнцем дорогу немного выше.
Порыв ветра чуть не сдул ее с маленькой площадки. Ричард тут же обхватил ее рукой. Она инстинктивно отпрянула от края, и как только перешла на безопасное место, он отпустил ее.