Страница:
Слова Верны снова проявились на чистой странице:
Она не могла позволить себе даже подумать, что зло восторжествует и затмит Свет.
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Она прижала руку к тяжело бьющемуся сердцу. Сила Хань не предупредила ее, что за дверью кто-то есть.
— Кто там?
— Энн, это я, Дженнсен, — послышался приглушенный голос.
Энн спрятала перо и засунула журнал за пояс. Отодвинула стул, расправила юбки и глубоко вздохнула, успокаивая сердцебиение.
— Входи, дорогая, — сказала она, открыв дверь, и улыбнулась сестре Ричарда. — Спасибо за угощение. — Она указала рукою на тарелку с фруктами. — Хочешь присоединиться к трапезе?
Дженнсен покачала головой:
— Нет, спасибо. — Лицо девушки, обрамленное вьющимися рыжими локонами, было явно озабоченным. — Энн, меня прислал Натан. Он хочет, чтобы вы пришли, и притом поскорее. Хочет, и все тут. Вы же знаете, как с Натаном бывает, когда он разволнуется: глаза сразу становятся большие и круглые…
— Да-а… — протянула Энн. — Когда он становится таким, жди какой-нибудь каверзы!
Дженнсен заморгала, несколько смущенная:
— Боюсь, вы правы. Хотя он велел мне совершенно определенно найти вас и привести к нему немедленно.
— Натан всегда ожидает, что человек вскрикнет, когда он ущипнет! — Энн жестом предложила молодой женщине указывать путь. — Полагаю, лучше всего уступить ему. Где же наш пророк сейчас?
Дженнсен сняла с крючка фонарь и вышла из маленькой комнаты.
— На кладбище.
Энн шагнула за девушкой и схватила ее за рукав:
— На кладбище? И он хочет, чтобы я тоже пришла туда?
Дженнсен оглянулась через плечо и кивнула.
— Чем же он там занят?
— Когда я его спросила, — ответила Дженнсен опасливо, — он сказал, что выкапывает мертвецов.
Глава 10
Глава 11
«Наши разведчикии следопыты докладывают, что Джегань зашевелился. Не сумев пробиться через перевалы, император разделил свои силы и отправляет часть войск на юг. Генерал Мейфферт уже давно опасался чего-то в этом духе.Энн зажала рукою рот, чтобы не вскрикнуть. Новости и впрямь были удручающими. Не желая задерживать Верну, она тут же написала:
Стратегию врага нетрудно разгадать. Джегань, без сомнения, намерен повести большое войско по долине реки Керн и затем на юг, в обход гор. Там ничто не будет препятствовать его продвижению, и он нападет на южные пределы Д’Хары, а затем отправится на север.
Ничего худшего для нас не придумаешь. Мы не можем бросить перевалы без защиты, потому что другая часть его армии засела здесь, выжидая удобного случая. И в то же время не можем позволить Джеганю вторгнуться с юга. Генерал Мейфферт говорит, что нам придется оставить здесь достаточно сил, чтобы они могли отстоять перевалы, пока основная наша сила направится на юг, навстречу захватчикам.
Выбора у нас нет. При таком разделении сил Джеганя Народный Дворец оказывается точно посередине между двумя армиями. Джегань наверняка уже роняет слюнки от такой перспективы.
Энн, боюсь, у меня не хватит времени закончить письмо. По всему лагерю идут поспешные сборы. Только что отдан приказ сворачивать лагерь и выступать на юг. Ну а мне придетсясрочно решать, кого из сестер оставить здесь, кого отправить с уходящими. Делить будет трудно — нас осталось так мало! Иногда мне кажется, словно мы с Джеганем состязаемся — у кого уцелеет последняя из сестер…
Страшно подумать, что станется с этими добрыми людьми, если все мы погибнем. Только поэтому я еще живу — иначе с радостью оставила бы этот мир и присоединилась бы к Уоррену в мире духов.
Генерал Мейфферт говорит, что нам нельзя терять ни минуты, и мы должны выйти в путь с первыми проблесками зари. Мне предстоит бессонная ночь сборов и распоряжений: я должна убедиться, что здесь будет достаточно воинов и сестер для защиты каждого перевала, и проверить сохранность магических щитов. Если северная армия Ордена прорвется здесь, нас всех ждет скорая смерть.
Если у вас нет важных вопросов, требующих немедленного обсуждения, то мне, простите, нужно идти».
«Нет, дорогая, у меня ничего срочного. Ты же знаешь, что для тебя всегда есть место в моем сердце».Ответ пришел почти мгновенно.
«Сдерживать врага удавалось потому, что перевалы узкие, и численное превосходство Имперского Ордена тут ничего не дает. Я надеюсь, что их и дальше не пропустят. Джегань злится оттого, что не сумел перейти через горы, а нам это дает выигрыш во времени: ему придется пройти с армией далеко на юг и потом обратно к границам Д’Хары, а это даже при хорошей погоде далекий путь для них и более короткий — для нас. Поскольку наибольшая опасность будет там, я ухожу с нашим войском на юг.Сглотнув комок в горле, Энн ответила:
Молитесь за нас. Нам предстоит столкнуться с ордами Джеганя на открытой равнине, где он может развернуть все свои силы. Очень высока вероятность того, что, если только обстоятельства не переменятся, у нас не будет шансов уцелеть в таком сражении.
Хочу надеяться, что Ричард успеет исполнить предсказание прежде, чем мы все погибнем».
«Верна, верь, я сделаю все от меня зависящее, чтобы такого не случилось. Знай: мы с Натаном посвятили себя задаче выполнения пророчества. Пожалуй, никто, кроме тебя, не поймет в полной мере, как я хотела этого и как трудилась более полутысячи лет. Я не оставлю своих усилий; я сделаю, что смогу, для того, чтобы Ричард сделал то, что может лишь он один. Да пребудет Создатель с тобою и всеми нашими отважными защитниками. Я буду молиться за тебя ежедневно. Храни веру в Создателя, Верна. Ты теперь — аббатиса. Поддерживай веру в своих соратниках».Через мгновение по листу побежали слова:
«Спасибо вам, Энн. В походе я буду проверять свой журнал каждый вечер. Новости о Ричарде присылайте мне сразу. Скучаю без вас. Надеюсь, мы еще встретимся в этой жизни».Энн тщательно выписала последнюю фразу:
«Я тоже скучаю, дитя. Доброго пути!»Энн оперлась локтями на стол и потерла виски. Новости были невеселые, но и не совсем плохие. Джегань хотел прорваться через перевалы, чтобы быстро закончить войну, но его заставили переменить планы. Теперь ему придется предпринять долгий и утомительный поход. Энн постаралась не думать о плохом исходе событий. Время еще есть. Можно перепробовать множество всяких способов. Обязательно что-нибудь да придумается. Да и Ричард может что-то сделать.
Она не могла позволить себе даже подумать, что зло восторжествует и затмит Свет.
Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. Она прижала руку к тяжело бьющемуся сердцу. Сила Хань не предупредила ее, что за дверью кто-то есть.
— Кто там?
— Энн, это я, Дженнсен, — послышался приглушенный голос.
Энн спрятала перо и засунула журнал за пояс. Отодвинула стул, расправила юбки и глубоко вздохнула, успокаивая сердцебиение.
— Входи, дорогая, — сказала она, открыв дверь, и улыбнулась сестре Ричарда. — Спасибо за угощение. — Она указала рукою на тарелку с фруктами. — Хочешь присоединиться к трапезе?
Дженнсен покачала головой:
— Нет, спасибо. — Лицо девушки, обрамленное вьющимися рыжими локонами, было явно озабоченным. — Энн, меня прислал Натан. Он хочет, чтобы вы пришли, и притом поскорее. Хочет, и все тут. Вы же знаете, как с Натаном бывает, когда он разволнуется: глаза сразу становятся большие и круглые…
— Да-а… — протянула Энн. — Когда он становится таким, жди какой-нибудь каверзы!
Дженнсен заморгала, несколько смущенная:
— Боюсь, вы правы. Хотя он велел мне совершенно определенно найти вас и привести к нему немедленно.
— Натан всегда ожидает, что человек вскрикнет, когда он ущипнет! — Энн жестом предложила молодой женщине указывать путь. — Полагаю, лучше всего уступить ему. Где же наш пророк сейчас?
Дженнсен сняла с крючка фонарь и вышла из маленькой комнаты.
— На кладбище.
Энн шагнула за девушкой и схватила ее за рукав:
— На кладбище? И он хочет, чтобы я тоже пришла туда?
Дженнсен оглянулась через плечо и кивнула.
— Чем же он там занят?
— Когда я его спросила, — ответила Дженнсен опасливо, — он сказал, что выкапывает мертвецов.
Глава 10
Спрятавшись среди ветвей плакучей ивы на поросшем травою склоне над кладбищем, птица-пересмешник издавала пронзительные вопли — видимо, чтобы защитить свою территорию от вторжения чужаков. Обычно эти звуки, хотя они и предназначались для отпугивания других птиц, казались Энн даже приятными — но в мертвой тишине ночи раскатистый свист, треск и уханье неприятно дергали ее нервы. Где-то в отдалении другой пересмешник тоже сыпал угрозами. Даже птицам не дано было жить в мире.
Пробираясь сквозь высокую спутанную траву, Дженнсен подняла фонарь, а другой рукой указала направление:
— Том сказал, что мы можем найти его вон там, внизу.
Взмокшая после долгой быстрой ходьбы, Энн вгляделась в темноту. Она не могла сообразить, что затеял пророк. За время, что она его знала, он никогда не делал ничего подобного. Бывало, он чудил — но совсем в другом духе. Он был уже не молод и, если подумать, должен бы избегать преждевременных визитов на кладбище.
Энн двинулась следом за младшей сестрой Ричарда по склону холма, стараясь не отставать. Казалось, они шли уже половину ночи, и бывшая аббатиса совсем запыхалась. Энн не знала о существовании этого кладбища, затерянного среди необитаемых пустошей. Она жалела, что не прихватила с собой еду, оставленную на тарелке в комнате.
— Ты уверена, что Том еще там?
Дженнсен снова оглянулась через плечо.
— Должен быть. Натан поставил его сторожить.
— Зачем? Прогонять других похитителей скелетов?
— Не знаю, может, и так, — сказала Дженнсен, слегка усмехнувшись.
Энн не очень-то умела смешить людей. Она была мастерицей доводить их до дрожи в коленках — но с юмором у нее дело обстояло неважно. Хотя, пожалуй, кладбище темной ночью было не лучшим местом для шуток. Зато для дрожи в коленках здесь имелись все условия.
— Может быть, Натану просто нужна компания, — предположила Энн.
— Не думаю, что дело в этом. — Дженнсен нашла дыру в ограде, окружающей обитель усопших, и пролезла в нее. — Натан попросил меня привести вас сюда, а Тома — посторожить и обойти все кладбище — наверное, чтобы убедиться, что вокруг нет никого незнакомого.
Натан любил командовать. А чего еще можно ждать от Рала, владеющего магическим даром? Весьма вероятно, все это затеяно лишь затем, чтобы заставить Дженнсен, Тома и Энн суетиться, исполняя его приказы. У пророка имелась склонность к театральным эффектам, а кладбище способствовало созданию драматического настроения.
На самом деле Энн была бы счастлива, если б все свелось к очередной дурацкой выдумке Натана. К сожалению, сосущее ощущение под ложечкой подсказывало ей, что простым и безобидным фарсом сегодня не обойдется.
На протяжении многих столетий их знакомства Натан бывал и скрытным, и обманщиком, порою даже опасным, но никогда он не преследовал злых целей — хотя это и не всем казалось очевидным. Очень часто во времена своего заключения во Дворце Пророков он испытывал терпение сестер, доводя их до того, что они орали и рвали на себе волосы, — но не проявлял ни злобы, ни презрения к обычным людям. Ему была свойственна врожденная ненависть к тирании и почти детская любовь к жизни. Сердце у Натана оставалось добрым при всех его выходках.
Почти с самого начала, несмотря на тяжелые обстоятельства, он стал другом и союзником Энн против Владетеля, стараясь не допустить его к власти в мире живых и не давая слугам зла чинить произвол. Он много сделал, чтобы остановить продвижение Джеганя. А главное — именно он первым показал ей предсказание о Ричарде за пять столетий до того, как мальчик появился на свет.
Энн поймала себя на том, что предпочла бы находиться в менее темном месте — и уж точно не на кладбище. И чтобы у Дженнсен были ноги покороче и меньше прыти.
Вдруг до Энн дошло, зачем Натан захотел, чтобы Том посторожил и «убедился, что вокруг нет никого незнакомого», как выразилась Дженнсен. Местные жители, люди Бандакара, как и Дженнсен, от природы не имели даже крупицы магии. Они были лишены той бесконечно малой искры дара Создателя, которой обладали остальные люди в мире. Все, кроме них, знали о реальности и природе магии. Но для бандакарцев магия не существовала.
Отсутствие этого врожденного, стихийного зерна дара приводило не только к тому, что эти люди были нечувствительны к воздействию магии; взаимодействовать с тем, что для них не существовало, они не могли — и тем самым становились невидимыми для магической силы.
Это качество передавалось потомству, даже если дара был лишен только один из родителей. Ради сохранения магических способностей у рода человеческого таких людей в старину изгоняли из общества. Решение, бесспорно, жестокое — но благодаря ему дар сохранился, а иначе магия давным-давно прекратила бы существование.
Поскольку пророчества основаны на магии, люди, лишенные дара, ускользали также и от взгляда предсказателей. Ни в одной из книг ни слова не говорилось о них, о будущем человечества и магии после того, как Ричард нашел этот народ и покончил с его изоляцией. Что теперь будет, неоткуда было узнать.
Энн полагала, что Ричард не мог бы поступить иначе. Свою связь с пророчеством он воспринимал без восторга. Что бы там про него ни говорилось, Ричард то и дело отказывался считаться с предопределением. Он верил в свободную волю. Смутно представляя себе понятие детерминизма, он не желал ознакомиться с ним поглубже.
Все сущее в мире, и особенно в мире магии, должно находиться в равновесии. В этом смысле своеволие Ричарда служило противовесом пророчеству. Он был стержнем целого водоворота сил. Касаясь Ричарда, пророчество пыталось предсказать непредсказуемое. И все же это следовало пытаться сделать.
Хуже всего было то, что свободная воля Ричарда делала его темной картой в раскладе даже тех пророчеств, которые касались его лично. Он представлял собою хаос среди бесчисленных путей, беспорядок среди системы устойчивых связей. Он был прихотлив и непредсказуем, как молния. Но все же он прислушивался к истине и руководствовался разумом, а не капризами или случайностями, и вдобавок не был склонен к произволу. Каким образом ему удавалось вносить хаос в пророчества и в то же время вести себя разумно, было для Энн загадкой.
Бывшая аббатиса очень беспокоилась о Ричарде, потому что такие противоречия в личности владеющего даром могли привести к безумию. А человек в таком состоянии не способен возглавить силы Света…
Но все эти соображения относились к области чистой науки. Важнее всего сейчас, не теряя времени, удостовериться, что он ступил на путь, предначертанный пророчествами, и проследить, чтобы он не уклонился от своей судьбы. Если они опоздают, если он подведет, тогда все будет потеряно.
Сообщение Верны маячило в глубине сознания Энн, словно тень смерти.
Том, заметив издали свет их фонаря, бросился навстречу, приминая высокую траву.
— А, вот и вы, Энн! — воскликнул он, выскочив из темноты. — Натан будет счастлив, что вы наконец прибыли. Пойдемте, я покажу, куда идти!
Ей хватило даже беглого взгляда в слабом желтоватом свете фонаря, чтобы заметить неподдельную тревогу на лице Тома.
Рослый д’харианец повел их между рядами округлых могильных холмиков, обведенных кругами из камней. Наверное, эти могилы были поновее прочих, потому что дальше, насколько могла видеть Энн, не было ничего, кроме высокой травы, скрывшей и камни, и сглаженные временем холмики. В одном месте виднелись небольшие гранитные надгробия, сильно выветренные — видимо, самые древние. От тех могил, которые когда-то были отмечены только досками с вырезанными на них именами, не осталось вообще ничего, и большая часть кладбища выглядела просто как зеленый луг.
— Ты не знаешь, что это за здоровенные насекомые — те, что так шумят? — спросила Дженнсен у Тома.
— Точно не скажу, — отозвался Том. — Никогда прежде таких не встречал. Они вдруг взялись откуда-то все сразу…
— Это цикады, — просветила их Энн, улыбнувшись про себя.
— Что-что? — переспросила Дженнсен, нахмурившись.
— Цикады. О них вам неоткуда было узнать. Когда они последний раз выводились, ты, наверное, была еще младенцем и ничего не могла запомнить. Жизненный цикл этих цикад, так называемых «красноглазок», — семнадцать лет.
— Семнадцать лет! — удивилась Дженнсен. — Вы хотите сказать, что они появляются один раз в семнадцать лет?
— Да, неукоснительно. После того, как самки спарятся с этими шумными молодцами, они отложат яйца на тонких веточках деревьев. Когда личинки выведутся, они упадут с деревьев и зароются в почву, чтобы появиться лишь спустя семнадцать лет и прожить свою короткую взрослую жизнь.
Дженнсен и Том, бормоча что-то в большом удивлении, без остановки шли дальше по кладбищу. Энн почти ничего не видела, кроме огонька, мерцающего в фонаре Дженнсен, да темных силуэтов деревьев, чьи ветви покачивались в такт легкому дыханию влажного ветерка. Хоры цикад гремели в темноте, не умолкая ни на минуту. Энн попробовала при помощи Хань проверить, нет ли поблизости еще кого-нибудь, но не обнаружила ни единой живой души, кроме Тома и где-то на расстоянии еще одного человека — наверное, Натана. Дженнсен, лишенную дара, при помощи Хань она обнаружить не могла.
У Ричарда и Дженнсен был общий отец — Даркен Рал. Рождение лишенных дара потомков — таких, как Дженнсен, — было непредсказуемым и случайным побочным эффектом той магической сущности, к которой принадлежали все носители дара из дома Ралов. В древности, когда такие случаи участились, неодаренных отпрысков этой семьи, как и прочих подобных, отправляли в край забвения — Бандакар. Но впоследствии всех детей лорда Рала, лишенных дара, стали просто предавать смерти.
В отличие от всех прежних владык из дома Рал, Ричард обрадовался, обнаружив, что у него имеется сестренка. Он ни за что не допустил бы ее убийства — более того, он счел, что ни ей, ни другим лишенным дара нельзя запрещать жить где вздумается.
Хотя Энн уже долго жила среди этих людей, она все еще не привыкла к их особенностям и ориентировалась с трудом. Даже когда кто-то из них стоял прямо перед нею, чувства Энн уверяли ее, что там никого нет. Это была своего рода слепота, и она вызывала мучительное ощущение потери врожденной способности, которая, казалось бы, не должна была исчезнуть никогда.
Дженнсен приходилось широко шагать, чтобы не отставать от Тома, а Энн и вовсе перешла на рысцу.
Наконец они приблизились к небольшому бугорку, на котором вырисовывался из темноты каменный памятник. Свет фонаря упал на одну сторону прямоугольного основания, высотою чуть больше Энн, но ниже Дженнсен. Грубый камень был весь изъеден временем и непогодами; если его когда-либо полировали, от этого не сохранилось и следа, но в квадратных углублениях на боковых сторонах еще уцелела вычурная каменная резьба. Свет падал на потемневшую, выщербленную поверхность, покрытую пятнами желтовато-зеленого лишайника. Внушительное основание венчала вырезанная из камня урна со свисающими сбоку побегами виноградной лозы. Виноград был любимым лакомством Натана.
Том обошел вокруг памятника, и Энн с изумлением обнаружила, что один из прямоугольных блоков выступает из ряда. Из-под него сочился слабый свет.
Оказалось, что весь памятник был сдвинут в сторону, а там, где прежде находилось его основание, виднелись крутые каменные ступени, уводящие под землю — туда, где мерцал источник света.
Том многозначительно покосился на ступеньки:
— Он там, внизу.
Дженнсен слегка наклонилась и заглянула в глубину:
— Натан внизу? Под этими ступеньками?
— Боюсь, что да, — вздохнул Том.
— А что это за место? — спросила Энн.
Том виновато пожал плечами:
— Понятия не имею. Я даже не знал, что тут такое есть, пока Натан не указал мне, где искать. Он велел направить вас к нему, как только вы появитесь. Сильно настаивал. При этом он не хочет, чтобы кто-нибудь еще узнал про это открытие. Стой, говорит, и следи, отгоняй, если кто-то сюда заявится. Хотя, честно, я не думаю, чтобы сюда и днем люди ходили, а уж тем более ночью. Жители Бандакара не особо любят приключения.
— Чего не скажешь о Натане… — пробормотала Энн и, погладив мускулистую руку Тома, добавила: — Спасибо тебе, мой мальчик. Сделай все, как сказал Натан, покарауль, а я спущусь и погляжу, что происходит.
— Я с вами, — сказала Дженнсен.
Пробираясь сквозь высокую спутанную траву, Дженнсен подняла фонарь, а другой рукой указала направление:
— Том сказал, что мы можем найти его вон там, внизу.
Взмокшая после долгой быстрой ходьбы, Энн вгляделась в темноту. Она не могла сообразить, что затеял пророк. За время, что она его знала, он никогда не делал ничего подобного. Бывало, он чудил — но совсем в другом духе. Он был уже не молод и, если подумать, должен бы избегать преждевременных визитов на кладбище.
Энн двинулась следом за младшей сестрой Ричарда по склону холма, стараясь не отставать. Казалось, они шли уже половину ночи, и бывшая аббатиса совсем запыхалась. Энн не знала о существовании этого кладбища, затерянного среди необитаемых пустошей. Она жалела, что не прихватила с собой еду, оставленную на тарелке в комнате.
— Ты уверена, что Том еще там?
Дженнсен снова оглянулась через плечо.
— Должен быть. Натан поставил его сторожить.
— Зачем? Прогонять других похитителей скелетов?
— Не знаю, может, и так, — сказала Дженнсен, слегка усмехнувшись.
Энн не очень-то умела смешить людей. Она была мастерицей доводить их до дрожи в коленках — но с юмором у нее дело обстояло неважно. Хотя, пожалуй, кладбище темной ночью было не лучшим местом для шуток. Зато для дрожи в коленках здесь имелись все условия.
— Может быть, Натану просто нужна компания, — предположила Энн.
— Не думаю, что дело в этом. — Дженнсен нашла дыру в ограде, окружающей обитель усопших, и пролезла в нее. — Натан попросил меня привести вас сюда, а Тома — посторожить и обойти все кладбище — наверное, чтобы убедиться, что вокруг нет никого незнакомого.
Натан любил командовать. А чего еще можно ждать от Рала, владеющего магическим даром? Весьма вероятно, все это затеяно лишь затем, чтобы заставить Дженнсен, Тома и Энн суетиться, исполняя его приказы. У пророка имелась склонность к театральным эффектам, а кладбище способствовало созданию драматического настроения.
На самом деле Энн была бы счастлива, если б все свелось к очередной дурацкой выдумке Натана. К сожалению, сосущее ощущение под ложечкой подсказывало ей, что простым и безобидным фарсом сегодня не обойдется.
На протяжении многих столетий их знакомства Натан бывал и скрытным, и обманщиком, порою даже опасным, но никогда он не преследовал злых целей — хотя это и не всем казалось очевидным. Очень часто во времена своего заключения во Дворце Пророков он испытывал терпение сестер, доводя их до того, что они орали и рвали на себе волосы, — но не проявлял ни злобы, ни презрения к обычным людям. Ему была свойственна врожденная ненависть к тирании и почти детская любовь к жизни. Сердце у Натана оставалось добрым при всех его выходках.
Почти с самого начала, несмотря на тяжелые обстоятельства, он стал другом и союзником Энн против Владетеля, стараясь не допустить его к власти в мире живых и не давая слугам зла чинить произвол. Он много сделал, чтобы остановить продвижение Джеганя. А главное — именно он первым показал ей предсказание о Ричарде за пять столетий до того, как мальчик появился на свет.
Энн поймала себя на том, что предпочла бы находиться в менее темном месте — и уж точно не на кладбище. И чтобы у Дженнсен были ноги покороче и меньше прыти.
Вдруг до Энн дошло, зачем Натан захотел, чтобы Том посторожил и «убедился, что вокруг нет никого незнакомого», как выразилась Дженнсен. Местные жители, люди Бандакара, как и Дженнсен, от природы не имели даже крупицы магии. Они были лишены той бесконечно малой искры дара Создателя, которой обладали остальные люди в мире. Все, кроме них, знали о реальности и природе магии. Но для бандакарцев магия не существовала.
Отсутствие этого врожденного, стихийного зерна дара приводило не только к тому, что эти люди были нечувствительны к воздействию магии; взаимодействовать с тем, что для них не существовало, они не могли — и тем самым становились невидимыми для магической силы.
Это качество передавалось потомству, даже если дара был лишен только один из родителей. Ради сохранения магических способностей у рода человеческого таких людей в старину изгоняли из общества. Решение, бесспорно, жестокое — но благодаря ему дар сохранился, а иначе магия давным-давно прекратила бы существование.
Поскольку пророчества основаны на магии, люди, лишенные дара, ускользали также и от взгляда предсказателей. Ни в одной из книг ни слова не говорилось о них, о будущем человечества и магии после того, как Ричард нашел этот народ и покончил с его изоляцией. Что теперь будет, неоткуда было узнать.
Энн полагала, что Ричард не мог бы поступить иначе. Свою связь с пророчеством он воспринимал без восторга. Что бы там про него ни говорилось, Ричард то и дело отказывался считаться с предопределением. Он верил в свободную волю. Смутно представляя себе понятие детерминизма, он не желал ознакомиться с ним поглубже.
Все сущее в мире, и особенно в мире магии, должно находиться в равновесии. В этом смысле своеволие Ричарда служило противовесом пророчеству. Он был стержнем целого водоворота сил. Касаясь Ричарда, пророчество пыталось предсказать непредсказуемое. И все же это следовало пытаться сделать.
Хуже всего было то, что свободная воля Ричарда делала его темной картой в раскладе даже тех пророчеств, которые касались его лично. Он представлял собою хаос среди бесчисленных путей, беспорядок среди системы устойчивых связей. Он был прихотлив и непредсказуем, как молния. Но все же он прислушивался к истине и руководствовался разумом, а не капризами или случайностями, и вдобавок не был склонен к произволу. Каким образом ему удавалось вносить хаос в пророчества и в то же время вести себя разумно, было для Энн загадкой.
Бывшая аббатиса очень беспокоилась о Ричарде, потому что такие противоречия в личности владеющего даром могли привести к безумию. А человек в таком состоянии не способен возглавить силы Света…
Но все эти соображения относились к области чистой науки. Важнее всего сейчас, не теряя времени, удостовериться, что он ступил на путь, предначертанный пророчествами, и проследить, чтобы он не уклонился от своей судьбы. Если они опоздают, если он подведет, тогда все будет потеряно.
Сообщение Верны маячило в глубине сознания Энн, словно тень смерти.
Том, заметив издали свет их фонаря, бросился навстречу, приминая высокую траву.
— А, вот и вы, Энн! — воскликнул он, выскочив из темноты. — Натан будет счастлив, что вы наконец прибыли. Пойдемте, я покажу, куда идти!
Ей хватило даже беглого взгляда в слабом желтоватом свете фонаря, чтобы заметить неподдельную тревогу на лице Тома.
Рослый д’харианец повел их между рядами округлых могильных холмиков, обведенных кругами из камней. Наверное, эти могилы были поновее прочих, потому что дальше, насколько могла видеть Энн, не было ничего, кроме высокой травы, скрывшей и камни, и сглаженные временем холмики. В одном месте виднелись небольшие гранитные надгробия, сильно выветренные — видимо, самые древние. От тех могил, которые когда-то были отмечены только досками с вырезанными на них именами, не осталось вообще ничего, и большая часть кладбища выглядела просто как зеленый луг.
— Ты не знаешь, что это за здоровенные насекомые — те, что так шумят? — спросила Дженнсен у Тома.
— Точно не скажу, — отозвался Том. — Никогда прежде таких не встречал. Они вдруг взялись откуда-то все сразу…
— Это цикады, — просветила их Энн, улыбнувшись про себя.
— Что-что? — переспросила Дженнсен, нахмурившись.
— Цикады. О них вам неоткуда было узнать. Когда они последний раз выводились, ты, наверное, была еще младенцем и ничего не могла запомнить. Жизненный цикл этих цикад, так называемых «красноглазок», — семнадцать лет.
— Семнадцать лет! — удивилась Дженнсен. — Вы хотите сказать, что они появляются один раз в семнадцать лет?
— Да, неукоснительно. После того, как самки спарятся с этими шумными молодцами, они отложат яйца на тонких веточках деревьев. Когда личинки выведутся, они упадут с деревьев и зароются в почву, чтобы появиться лишь спустя семнадцать лет и прожить свою короткую взрослую жизнь.
Дженнсен и Том, бормоча что-то в большом удивлении, без остановки шли дальше по кладбищу. Энн почти ничего не видела, кроме огонька, мерцающего в фонаре Дженнсен, да темных силуэтов деревьев, чьи ветви покачивались в такт легкому дыханию влажного ветерка. Хоры цикад гремели в темноте, не умолкая ни на минуту. Энн попробовала при помощи Хань проверить, нет ли поблизости еще кого-нибудь, но не обнаружила ни единой живой души, кроме Тома и где-то на расстоянии еще одного человека — наверное, Натана. Дженнсен, лишенную дара, при помощи Хань она обнаружить не могла.
У Ричарда и Дженнсен был общий отец — Даркен Рал. Рождение лишенных дара потомков — таких, как Дженнсен, — было непредсказуемым и случайным побочным эффектом той магической сущности, к которой принадлежали все носители дара из дома Ралов. В древности, когда такие случаи участились, неодаренных отпрысков этой семьи, как и прочих подобных, отправляли в край забвения — Бандакар. Но впоследствии всех детей лорда Рала, лишенных дара, стали просто предавать смерти.
В отличие от всех прежних владык из дома Рал, Ричард обрадовался, обнаружив, что у него имеется сестренка. Он ни за что не допустил бы ее убийства — более того, он счел, что ни ей, ни другим лишенным дара нельзя запрещать жить где вздумается.
Хотя Энн уже долго жила среди этих людей, она все еще не привыкла к их особенностям и ориентировалась с трудом. Даже когда кто-то из них стоял прямо перед нею, чувства Энн уверяли ее, что там никого нет. Это была своего рода слепота, и она вызывала мучительное ощущение потери врожденной способности, которая, казалось бы, не должна была исчезнуть никогда.
Дженнсен приходилось широко шагать, чтобы не отставать от Тома, а Энн и вовсе перешла на рысцу.
Наконец они приблизились к небольшому бугорку, на котором вырисовывался из темноты каменный памятник. Свет фонаря упал на одну сторону прямоугольного основания, высотою чуть больше Энн, но ниже Дженнсен. Грубый камень был весь изъеден временем и непогодами; если его когда-либо полировали, от этого не сохранилось и следа, но в квадратных углублениях на боковых сторонах еще уцелела вычурная каменная резьба. Свет падал на потемневшую, выщербленную поверхность, покрытую пятнами желтовато-зеленого лишайника. Внушительное основание венчала вырезанная из камня урна со свисающими сбоку побегами виноградной лозы. Виноград был любимым лакомством Натана.
Том обошел вокруг памятника, и Энн с изумлением обнаружила, что один из прямоугольных блоков выступает из ряда. Из-под него сочился слабый свет.
Оказалось, что весь памятник был сдвинут в сторону, а там, где прежде находилось его основание, виднелись крутые каменные ступени, уводящие под землю — туда, где мерцал источник света.
Том многозначительно покосился на ступеньки:
— Он там, внизу.
Дженнсен слегка наклонилась и заглянула в глубину:
— Натан внизу? Под этими ступеньками?
— Боюсь, что да, — вздохнул Том.
— А что это за место? — спросила Энн.
Том виновато пожал плечами:
— Понятия не имею. Я даже не знал, что тут такое есть, пока Натан не указал мне, где искать. Он велел направить вас к нему, как только вы появитесь. Сильно настаивал. При этом он не хочет, чтобы кто-нибудь еще узнал про это открытие. Стой, говорит, и следи, отгоняй, если кто-то сюда заявится. Хотя, честно, я не думаю, чтобы сюда и днем люди ходили, а уж тем более ночью. Жители Бандакара не особо любят приключения.
— Чего не скажешь о Натане… — пробормотала Энн и, погладив мускулистую руку Тома, добавила: — Спасибо тебе, мой мальчик. Сделай все, как сказал Натан, покарауль, а я спущусь и погляжу, что происходит.
— Я с вами, — сказала Дженнсен.
Глава 11
Холодея от тревожного любопытства, Энн двинулась вниз по пыльным ступенькам. Дженнсен шла за нею по пятам. От первой площадки лестница повернула направо. Второй пролет, третий — на четвертом снова поворот налево. Пыльные каменные стены сходились все ближе, потолок нависал низко, даже для Энн; Дженнсен уже приходилось пригибаться. У Энн возникло неприятное чувство, будто заплесневелая пасть заглатывает ее, и она вот-вот окажется в чреве кладбища.
Лестница кончилась, и Энн застыла, не веря своим глазам. Дженнсен за ее спиной тихонько присвистнула. Перед ними был не подвал, не склеп, но чрезвычайно странное, ни на что не похожее помещение. Каменные стены, наклоненные под разными углами, располагались зигзагами, каждая была оформлена по-своему, независимо от других; часть поверхности стен была даже оштукатурена. Ряд выступающих углов тянулся вдаль, и этот длинный зал казался следом от проползшей под землей змеи.
Все в целом производило странное и малоприятное впечатление хорошо рассчитанного беспорядка. Тут и там темные ниши в оштукатуренных стенах были отмечены странными символами или обведены каймой выцветшего орнамента, кое-где краска давно осыпалась. Встречались и целые слова — но они слишком поблекли и без специальной реставрации не читались. В нескольких местах углы были заставлены книжными полками и древними столами, сплошь покрытыми пылью.
Пыль скопилась даже на неподвижно застывших полотнищах паутины. Они свисали где попало, будто забытые мастером драпировки. Несколько горящих свечей торчали на столах и даже в пустых нишах — но свет рассеивался, придавая всей картине потусторонний оттенок. Казалось, будто мертвые, покоящиеся над головою Энн, вот-вот соберутся здесь, чтобы обсудить вопросы, важные лишь для них, и приветствовать новоприбывших членов их вечного ордена.
Сквозь прозрачные занавеси паутины виднелись четыре массивных стола, сдвинутых вместе. За ними стоял Натан, окруженный беспорядочно нагроможденными высокими стопками книг. Они занимали все четыре стола.
— Ага, вот и вы! — вскричал Натан, выглядывая из-за своей книжной крепости.
Энн искоса взглянула на Дженнсен.
— Я тут прежде не была, — сказала девушка, отвечая на вопрос, так и не слетевший с языка Энн. Блики свечного пламени плясали в ее голубых глазах. — Я и не подозревала вообще, что такое место существует.
Энн снова огляделась.
— Сомневаюсь, чтобы за последние несколько тысяч лет хоть кто-то об этом подозревал. Но вот как онухитрился найти его?
Натан резко захлопнул книгу и положил на стопку позади себя. Прямые белоснежные волосы взвились над широкими плечами, когда он повернулся к ним. Темно-синие глаза из-под нависших бровей уставились на Энн.
Она уловила невысказанный смысл в его взгляде и обратилась к Дженнсен:
— Не лучше ли тебе, дорогая, подняться наверх и побыть с Томом? Стоять на часах в кладбищенской обстановке в одиночку неприятно!
Лицо Дженнсен выказало разочарование — но она, кажется, поняла, что им нужно заняться делом вдвоем.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Побуду наверху. Если понадоблюсь, зовите!
Выждав, пока отзвуки шагов Дженнсен по каменным ступеням отдалились и стали еле слышны, Энн пробралась сквозь заслоны паутины и шепотом спросила:
— Натан, ради Создателя, скажи, что это такое?
— Здесь незачем шептать, — отозвался он. — Видишь, как стены развернуты под разными углами? Они гасят эхо.
Энн с удивлением обнаружила, что он прав. Обычно эхо в каменных помещениях сильно мешает разговору. Однако здесь, в змееобразном зале, царило мертвое безмолвие.
— Форма этого зала кажется мне странно знакомой…
— Заклинание сокрытия, — небрежно сказал пророк.
— Что? — нахмурилась Энн.
— Расположение частей этого помещения соответствует словам заклинания сокрытия. — Заметив ее недоумевающий взгляд, он раскинул руки в стороны. — Речь идет не об общем плане подземелья, не о сочетании комнат, залов и коридоров — как в Народном Дворце. Заклинание вплетено в линию стен, как если бы его сперва начертили огромными буквами на земле, возвели по этим линиям стены, а потом уж обустроили все остальное. Стены по всей протяженности одинаковой толщины — то есть наружная их сторона также повторяет форму заклинания, что дополнительно усиливает его воздействие. Хитро придумано, ничего не скажешь. Чтобы такое заклинание сработало, оно должно быть начертано кровью, и притом человеческими костями. Вот уж этого добра здесь достаточно под рукой!
— Кто-то, несомненно, затратил огромные усилия, — сказала Энн, снова оценив размеры подземелья. Теперь она различила некоторые линии и сочетания углов. — Для чего же это служило?
— Мне самому хотелось бы об этом узнать, — признался он со вздохом. — Я не знаю, предполагалось ли навсегда похоронить эти книги вместе с мертвецами или просто спрятать их, а может быть, преследовалась какая-то вовсе неведомая цель. — Натан призывно взмахнул рукой. — Иди сюда. Позволь показать тебе кое-что.
Энн пошла за ним; миновав несколько зигзагов и поворотов, пройдя мимо полок, уставленных пыльными книгами, они остановились возле ряда ниш трех футов высотой.
— Смотри сюда! — Натан указал длинным пальцем вниз, на одно из низких арочных отверстий в стене.
Энн пригнулась и заглянула внутрь. Там лежали человеческие останки.
От тела не осталось ничего, кроме костей, едва прикрытых обрывками одежды. Кожаный пояс охватывал талию, к нему крепилась перевязь, переброшенная через плечо. Руки скелета были сложены на груди. Вокруг шеи обвились золотые цепи. С одной из цепочек свисал медальон. По тому, как он блестел, отражая свет, Энн догадалась, что Натан, видимо, приподнимал его, чтобы рассмотреть, и пальцами стер пыль.
— Ты можешь предположить, кто это был? — спросила она, выпрямившись и сложив руки на животе.
Натан наклонился к ней:
— Я полагаю, он был пророком.
— Ты, кажется, говорил, что шептать незачем?
Он вскинул бровь и выпрямился во весь свой немалый рост.
— Здесь погребено еще много других людей. — Он взмахом руки указал в темноту. — Вон там.
Энн подумала: могли ли все они быть пророками?
Лестница кончилась, и Энн застыла, не веря своим глазам. Дженнсен за ее спиной тихонько присвистнула. Перед ними был не подвал, не склеп, но чрезвычайно странное, ни на что не похожее помещение. Каменные стены, наклоненные под разными углами, располагались зигзагами, каждая была оформлена по-своему, независимо от других; часть поверхности стен была даже оштукатурена. Ряд выступающих углов тянулся вдаль, и этот длинный зал казался следом от проползшей под землей змеи.
Все в целом производило странное и малоприятное впечатление хорошо рассчитанного беспорядка. Тут и там темные ниши в оштукатуренных стенах были отмечены странными символами или обведены каймой выцветшего орнамента, кое-где краска давно осыпалась. Встречались и целые слова — но они слишком поблекли и без специальной реставрации не читались. В нескольких местах углы были заставлены книжными полками и древними столами, сплошь покрытыми пылью.
Пыль скопилась даже на неподвижно застывших полотнищах паутины. Они свисали где попало, будто забытые мастером драпировки. Несколько горящих свечей торчали на столах и даже в пустых нишах — но свет рассеивался, придавая всей картине потусторонний оттенок. Казалось, будто мертвые, покоящиеся над головою Энн, вот-вот соберутся здесь, чтобы обсудить вопросы, важные лишь для них, и приветствовать новоприбывших членов их вечного ордена.
Сквозь прозрачные занавеси паутины виднелись четыре массивных стола, сдвинутых вместе. За ними стоял Натан, окруженный беспорядочно нагроможденными высокими стопками книг. Они занимали все четыре стола.
— Ага, вот и вы! — вскричал Натан, выглядывая из-за своей книжной крепости.
Энн искоса взглянула на Дженнсен.
— Я тут прежде не была, — сказала девушка, отвечая на вопрос, так и не слетевший с языка Энн. Блики свечного пламени плясали в ее голубых глазах. — Я и не подозревала вообще, что такое место существует.
Энн снова огляделась.
— Сомневаюсь, чтобы за последние несколько тысяч лет хоть кто-то об этом подозревал. Но вот как онухитрился найти его?
Натан резко захлопнул книгу и положил на стопку позади себя. Прямые белоснежные волосы взвились над широкими плечами, когда он повернулся к ним. Темно-синие глаза из-под нависших бровей уставились на Энн.
Она уловила невысказанный смысл в его взгляде и обратилась к Дженнсен:
— Не лучше ли тебе, дорогая, подняться наверх и побыть с Томом? Стоять на часах в кладбищенской обстановке в одиночку неприятно!
Лицо Дженнсен выказало разочарование — но она, кажется, поняла, что им нужно заняться делом вдвоем.
— Хорошо, — улыбнулась она. — Побуду наверху. Если понадоблюсь, зовите!
Выждав, пока отзвуки шагов Дженнсен по каменным ступеням отдалились и стали еле слышны, Энн пробралась сквозь заслоны паутины и шепотом спросила:
— Натан, ради Создателя, скажи, что это такое?
— Здесь незачем шептать, — отозвался он. — Видишь, как стены развернуты под разными углами? Они гасят эхо.
Энн с удивлением обнаружила, что он прав. Обычно эхо в каменных помещениях сильно мешает разговору. Однако здесь, в змееобразном зале, царило мертвое безмолвие.
— Форма этого зала кажется мне странно знакомой…
— Заклинание сокрытия, — небрежно сказал пророк.
— Что? — нахмурилась Энн.
— Расположение частей этого помещения соответствует словам заклинания сокрытия. — Заметив ее недоумевающий взгляд, он раскинул руки в стороны. — Речь идет не об общем плане подземелья, не о сочетании комнат, залов и коридоров — как в Народном Дворце. Заклинание вплетено в линию стен, как если бы его сперва начертили огромными буквами на земле, возвели по этим линиям стены, а потом уж обустроили все остальное. Стены по всей протяженности одинаковой толщины — то есть наружная их сторона также повторяет форму заклинания, что дополнительно усиливает его воздействие. Хитро придумано, ничего не скажешь. Чтобы такое заклинание сработало, оно должно быть начертано кровью, и притом человеческими костями. Вот уж этого добра здесь достаточно под рукой!
— Кто-то, несомненно, затратил огромные усилия, — сказала Энн, снова оценив размеры подземелья. Теперь она различила некоторые линии и сочетания углов. — Для чего же это служило?
— Мне самому хотелось бы об этом узнать, — признался он со вздохом. — Я не знаю, предполагалось ли навсегда похоронить эти книги вместе с мертвецами или просто спрятать их, а может быть, преследовалась какая-то вовсе неведомая цель. — Натан призывно взмахнул рукой. — Иди сюда. Позволь показать тебе кое-что.
Энн пошла за ним; миновав несколько зигзагов и поворотов, пройдя мимо полок, уставленных пыльными книгами, они остановились возле ряда ниш трех футов высотой.
— Смотри сюда! — Натан указал длинным пальцем вниз, на одно из низких арочных отверстий в стене.
Энн пригнулась и заглянула внутрь. Там лежали человеческие останки.
От тела не осталось ничего, кроме костей, едва прикрытых обрывками одежды. Кожаный пояс охватывал талию, к нему крепилась перевязь, переброшенная через плечо. Руки скелета были сложены на груди. Вокруг шеи обвились золотые цепи. С одной из цепочек свисал медальон. По тому, как он блестел, отражая свет, Энн догадалась, что Натан, видимо, приподнимал его, чтобы рассмотреть, и пальцами стер пыль.
— Ты можешь предположить, кто это был? — спросила она, выпрямившись и сложив руки на животе.
Натан наклонился к ней:
— Я полагаю, он был пророком.
— Ты, кажется, говорил, что шептать незачем?
Он вскинул бровь и выпрямился во весь свой немалый рост.
— Здесь погребено еще много других людей. — Он взмахом руки указал в темноту. — Вон там.
Энн подумала: могли ли все они быть пророками?