Страница:
Последняя из сестер, Лилиана, стала его любимицей. Она была веселой и искренней, часто улыбалась и обращалась с Ричардом, как с другом. Ему было легко с ней, и они частенько задерживались после занятий, чтобы просто посидеть и поболтать. Он охотно проводил время с сестрой Лилианой, общество ее было ему приятно. Хотя Ричард считал по-прежнему, что друзей у него здесь нет и быть не может, все же с Лилианой он чувствовал себя почти как с хорошим другом.
Когда он приносил ей редкие цветы, она всегда выслушивала его истории, и глаза ее блестели. Когда он сочинял рассказы о том, как обманул охранников, она весело смеялась. Подаренные им розы сестра Лилиана гордо носила в петлице, пока роза не завянет или пока он не принесет ей новую. Когда он касался ее руки, это выглядело просто и естественно, как бывает при общении друзей. Оба они смеялись до слез, когда Ричард рассказывал всякие забавные истории о своих лесных приключениях.
Сестра Лилиана говорила, что она сама выросла в деревне и что она любит природу. Несколько раз он ходил с нею на прогулки за город, на холмы. Ей всегда было хорошо там и весело, она не боялась запачкать платье и могла сесть на землю рядом с Ричардом.
Ни разу она не сделала Ричарду предложения провести с ней ночь. Уже поэтому ему было с ней так легко. Кажется, Лилиана сама получала искреннее удовольствие от общения с ним. Когда он в конце занятий признавался ей, что не смог настроиться на свой Хань, сестра Лилиана брала его за руку и говорила, что это ничего, что в следующий раз она постарается сильнее, чтобы помочь ему.
С Лилианой Ричард был откровеннее, чем с другими. Когда он рассказал, как ему хочется поскорее снять Рада-Хань, она коснулась его руки и ответила, что понимает его и хотела бы сделать это сама, когда придет время. Она добавила, что верит в него и хочет, чтобы он побыстрее научился управлять своим даром.
Но кроме того, сестра Лилиана сказала Ричарду, что, когда ему станет уже невмоготу, она поможет ему освободиться от ошейника. Но только он должен очень постараться и научиться настраиваться на свой Хань, пока есть время.
Она объяснила ему, что и других тоже тяготят ошейники, но они стараются забыться и потому часто спят с женщинами. Она сказала, что понимает их потребности, но надеется, что Ричард будет спать с той женщиной, которую полюбит, а не с той, что поможет ему забыть свою неволю. К проституткам же ходить не следует, потому что они грязные и он может подхватить какую-нибудь заразу. Ричард ответил, что любит одну женщину и желает сохранить ей верность.
Лилиана улыбнулась и сказала, что гордится им. Он с трудом удержался, чтобы не сказать, что Кэлен не захотела быть с ним вместе.
Он знал, что если кому-то и можно рассказать о Кэлен, так это Лилиане. У него появилось убеждение, что только сестра Лилиана может помочь ему настроиться на свой Хань. Он очень хотел, чтобы так и случилось.
У Ричарда был только брат, сестер не было никогда, но ему казалось, что родная сестра должна быть именно такой, как Лилиана. Так что и ее титул сестры приобрел для него почти буквальное значение. Пусть сестры Света его враги — но Лилиана его врагом не будет никогда.
На занятия с сестрами уходило часа два в день, но он ни на шаг не приблизился к цели. Он так же не мог настроиться на свой Хань, как и тогда, во время занятий с сестрой Верной.
Немало времени Ричард проводил вне стен Дворца.
Исследуя окрестности, он обнаружил незримые пределы своей свободы. Стоило удалиться от Дворца на определенное расстояние, как идти становилось трудно, словно по топкому болоту. Теперь, когда он знал границы своего мира, этот мир показался ему очень маленьким. В день, когда Ричард обнаружил невидимые стены своей темницы, он отправился в Хагенский лес и убил второго мрисвиза.
Единственным утешением Ричарду служил Гратч. Он нередко уходил по вечерам из Дворца и ночевал в лесу, вместе с гаром. Охотился, добывая ему пищу.
Впрочем, звереныш потихоньку учился добывать пищу самостоятельно. Но был ли Гратч голодным или сытым, он все равно скучал, когда Ричард долго не приходил.
Как-то раз Ричард случайно обнаружил еще одно замечательное свойство плаща мрисвиза. Накидка скрывала его местонахождение от Паши. Стоило ему надеть плащ, и магия Рада-Хань становилась бессильна. Паша была несколько озадачена его странными исчезновениями, но, кажется, это ее не слишком беспокоило. Видимо, она считала, что дело тут просто в каком-то упущении с ее стороны, которое она надеялась вскоре исправить.
Теперь Ричард понял, почему ни сестры, ни волшебники не чувствовали приближения мрисвиза. Гораздо больше его удивляло, как удалось об этом узнать ему.
Теперь, когда у него появилась возможность время от времени скрываться от бдительного ока Паши, Ричард почувствовал себя свободнее. Его беспокоило лишь одно: вдруг она, узнав, в чем тут дело, уничтожит плащ. На всякий случай он решил получше припрятать второй.
Ричард много времени проводил с Уорреном. Сначала он выводил Уоррена гулять по вечерам. Поскольку Крот боялся открытого пространства, Ричард решил, что начать лучше с прогулок в темноте. Сам Уоррен рассказывал, что сестры так долго давали ему работу в подвалах, что ему начало казаться, будто он провел под землей всю жизнь. Ричард относился к Уоррену с симпатией и искренне хотел ему помочь.
Вне стен Дворца Уоррену было немного тревожно, но присутствие Ричарда его успокаивало. Через несколько недель Ричард постепенно начал выходить с ним и в дневное время. Сначала они просто поднимались на стены — полюбоваться небом и морем.
И вот настал день — теплый, ясный и солнечный, — когда Ричард с Уорреном отправились за город, на холмы. И, сидя на камне на вершине холма и глядя на раскинувшийся перед ними город, Уоррен сказал Ричарду, что, похоже, справился со своим страхом. То есть чувствовал он себя по-прежнему не совсем уютно, но страх уже не владел им как прежде. Он долго смотрел на равнину, впервые наслаждаясь тем зрелищем, которого столь долго лишал его страх.
Что касается нужных Ричарду сведений, то Уоррену удалось отыскать очень немного. В древних книгах он нашел лишь несколько упоминаний о Долине Заблудших и о народе бака-бан-мана. Но и то немногое, что он нашел, оказалось весьма интересным. Книги говорили о силе, которой наделили волшебники бака-бан-мана, отняв у них землю. Эта сила должна была помочь им вернуться домой. Еще там было сказано, что, когда будет восполнено недостающее звено, эта сила пробудится, воплощенная в женщине, которая посвящена духам, и Башни Погибели падут.
Ричард вспомнил Дю Шайю, называвшую его Кахарином и своим мужем. Ведь это тоже можно понять как связь или звено. Но верна ли его догадка, он пока не знал.
Когда они вдвоем сидели и любовались равниной, Уоррен сказал:
— Аббатиса последнее время читала книги пророчеств и хроники, где говорится о камне, брошенном в пруд.
Ричард насторожился. Песню о камне, брошенном в пруд, он слышал от Кэлен.
Но Уоррен был плохо знаком с этим пророчеством и не мог сказать, в чем тут дело.
— Ты знаешь Второе Правило. Волшебника? — спросил неожиданно Ричард.
— Второе? А что, у волшебников есть правила? А какое тогда первое?
— Помнишь тот вечер, когда Джедидия сломал ногу, а я сказал, что на твоей одежде остался пепел? Ты еще попытался отряхнуть его. Я тогда применил Первое Правило Волшебника. — Уоррен нахмурился. — Подумай об этом, Уоррен, и расскажи мне, до чего ты додумался. А пока было бы неплохо, если бы ты поскорее нашел нужные мне сведения.
— Ну, теперь мне будет полегче. Сестре Бекки по утрам нездоровится, и ей уже не до того, чтобы следить за мной. — Ричард нахмурился, и Уоррену пришлось пояснить. — Она беременна.
— А у многих сестер есть дети?
— Конечно. Вспомни, сколько во Дворце молодых волшебников, которым не дозволено выходить в город? Сестры помогают им удовлетворить некоторые потребности, чтобы они не отвлекались мыслями от занятий.
Ричард подозрительно покосился на Уоррена:
— А у сестры Бекки не от тебя ли ребенок?
Уоррен зарделся.
— Нет. Я жду ту, которую люблю.
— Пашу?
Уоррен молча кивнул. Ричард задумчиво смотрел на Дворец Пророков.
— Уоррен, — спросил он, — все ли дети от мужчин, имеющих дар, наследуют его?
— О нет. Говорят, прежде, когда Новый и Древний мир еще не разъединились, дар был очень у многих. Но шло время, и те, кому удавалось достичь власти, убивали детей, рожденных с даром, опасаясь соперников. Тем, кто оставался в живых, они не позволяли учиться. Прежде сыновей обучали отцы, но детей с даром со временем рождалось все меньше, а имевшие знание ревниво оберегали его. Дворец Пророков и был создан специально для того, чтобы учить людей, рожденных с даром. Но в наши дни такие люди — большая редкость. Теперь даже у волшебников почти не рождаются одаренные дети. Мы — вымирающая раса.
Ричард бросил последний взгляд на город и медленно встал.
— Они не «удовлетворяют некоторые потребности», — прошептал он. — Они используют нас как производителей.
Уоррен тоже встал, изумленно глядя на Ричарда.
— Что? — переспросил он.
— Они используют юношей, которые живут во Дворце, чтобы плодить волшебников.
Уоррен нахмурился:
— Но зачем?
— Не знаю, но надеюсь выяснить, — ответил Ричард.
— Хорошо, — улыбнулся Уоррен. — Это так смахивает на приключение, а мне хочется приключений.
— А что ты знаешь о приключениях, Уоррен? — спросил Ричард.
— Ну, это какие-то захватывающие события, — сказал тот, продолжая улыбаться.
— Приключения, — холодно произнес Ричард, — это когда ты напуган до смерти и сам не знаешь, выживешь ты или погибнешь. Когда ты не знаешь, выживет ли тот, кто тебе дорог. Это неприятности, из которых непонятно, как выбраться.
— Я об этом не думал! — растерялся Уоррен.
— Тогда подумай, потому что я собираюсь устроить одно приключение.
— Что ты затеял?
— Чем меньше ты будешь знать, тем меньше беспокойства доставят эти приключения тебе. Лучше отыщи нужные мне сведения. Если завеса между мирами действительно повреждена, вся наша жизнь скоро превратится в одно бесконечное приключение.
— Знаешь, — нерешительно сказал Уоррен, — кажется, мне удалось выяснить кое-что о том, что тебя интересует.
— О Камне Слез?
Уоррен кивнул.
— Я выяснил, что ты никак не мог его видеть, потому что он скрыт завесой. Точнее, он — часть завесы.
— Ты уверен, что я не мог его видеть?
— Конечно. Камень Слез — печать, удерживающая Безымянного в царстве мертвых.
— Прекрасно! — воскликнул Ричард. — Молодец, Уоррен, хорошо поработал. Значит, ты уверен, что Камень Слез никак не мог попасть в наш мир?
Уоррен покачал головой:
— Это невозможно. Единственный путь, которым Камень мог бы сюда попасть, через врата.
У Ричарда мурашки по спине побежали.
— Какие врата?
— Ну, это такое название, — пояснил Уоррен. — Так называют ход из мира мертвых в мир живых, который пока закрыт, но чисто теоретически может открыться. Но открыть его можно, лишь владея обеими сторонами магии. Безымянный в Подземном мире владеет одной только Магией Ущерба. Мы, в нашем мире, владеем только Магией Приращения.
Ричард похолодел.
— А если кто-то в нашем мире владеет обеими сторонами магии, он может открыть врата?
— Ну конечно, — ответил Уоррен немного испуганно. — Но людей, владеющих обеими сторонами магии, больше нет. Последние погибли более трех тысяч лет назад. — Он ободряюще улыбнулся Ричарду, — Нам нечего бояться.
Ричард не улыбался. Схватив Уоррена за рукав, он посмотрел ему в глаза.
— Уоррен, скажи мне, что эти врата не связаны с магией Одена! Скажи мне, что их не открывают три шкатулки Одена!
— Откуда ты знаешь эти названия? — прошептал Уоррен. — Кроме аббатисы и тех двух сестер, во всем Дворце только мне дозволено читать книги, где врата названы своим древним именем!
Ричард стиснул зубы.
— Что случится, если открыть одну из трех шкатулок?
— Но ее нельзя открыть! Я же тебе говорил, для этого необходимо владеть и Магией Приращения, и Магией Ущерба.
Ричард тряхнул его.
— Что случится, если открыть одну шкатулку?
— Тогда... тогда врата между двумя мирами откроются. Завеса прорвется, и печать, удерживающая Безымянного, будет снята!
— И Камень Слез появится в этом мире? — Уоррен кивнул. — А если шкатулки закрыть, это восстановит печать?
— Нет. То есть да. Но закрыть их сможет только тот, кто владеет магией. Но если волшебник закроет шкатулку, равновесие все равно будет нарушено, потому что все волшебники владеют лишь Магией Приращения. И тогда Безымянный вырвется из Подземного мира. Точнее говоря, наш мир будет поглощен миром смерти.
— А как же закрыть шкатулку, чтобы снова разделить миры?
— Так же, как она и была открыта. Силой Магии Приращения и Магии Ущерба.
— А при чем тут Камень Слез?
— Не знаю. Мне надо изучить это.
— Тогда прошу тебя, поторопись! — прошептал Ричард.
— Пожалуйста, ответь, — Уоррен испуганно посмотрел на него, — не хочешь ли ты сказать, что тебе известно, где эти шкатулки? Ведь ты не нашел их? Правда?
— Нашел ли я их?! — переспросил Ричард. — Последний раз, когда я их видел, одна из них была открыта. И тогда моего подонка-отца забрал Подземный мир.
Уоррен потерял сознание.
Глава 57
Когда он приносил ей редкие цветы, она всегда выслушивала его истории, и глаза ее блестели. Когда он сочинял рассказы о том, как обманул охранников, она весело смеялась. Подаренные им розы сестра Лилиана гордо носила в петлице, пока роза не завянет или пока он не принесет ей новую. Когда он касался ее руки, это выглядело просто и естественно, как бывает при общении друзей. Оба они смеялись до слез, когда Ричард рассказывал всякие забавные истории о своих лесных приключениях.
Сестра Лилиана говорила, что она сама выросла в деревне и что она любит природу. Несколько раз он ходил с нею на прогулки за город, на холмы. Ей всегда было хорошо там и весело, она не боялась запачкать платье и могла сесть на землю рядом с Ричардом.
Ни разу она не сделала Ричарду предложения провести с ней ночь. Уже поэтому ему было с ней так легко. Кажется, Лилиана сама получала искреннее удовольствие от общения с ним. Когда он в конце занятий признавался ей, что не смог настроиться на свой Хань, сестра Лилиана брала его за руку и говорила, что это ничего, что в следующий раз она постарается сильнее, чтобы помочь ему.
С Лилианой Ричард был откровеннее, чем с другими. Когда он рассказал, как ему хочется поскорее снять Рада-Хань, она коснулась его руки и ответила, что понимает его и хотела бы сделать это сама, когда придет время. Она добавила, что верит в него и хочет, чтобы он побыстрее научился управлять своим даром.
Но кроме того, сестра Лилиана сказала Ричарду, что, когда ему станет уже невмоготу, она поможет ему освободиться от ошейника. Но только он должен очень постараться и научиться настраиваться на свой Хань, пока есть время.
Она объяснила ему, что и других тоже тяготят ошейники, но они стараются забыться и потому часто спят с женщинами. Она сказала, что понимает их потребности, но надеется, что Ричард будет спать с той женщиной, которую полюбит, а не с той, что поможет ему забыть свою неволю. К проституткам же ходить не следует, потому что они грязные и он может подхватить какую-нибудь заразу. Ричард ответил, что любит одну женщину и желает сохранить ей верность.
Лилиана улыбнулась и сказала, что гордится им. Он с трудом удержался, чтобы не сказать, что Кэлен не захотела быть с ним вместе.
Он знал, что если кому-то и можно рассказать о Кэлен, так это Лилиане. У него появилось убеждение, что только сестра Лилиана может помочь ему настроиться на свой Хань. Он очень хотел, чтобы так и случилось.
У Ричарда был только брат, сестер не было никогда, но ему казалось, что родная сестра должна быть именно такой, как Лилиана. Так что и ее титул сестры приобрел для него почти буквальное значение. Пусть сестры Света его враги — но Лилиана его врагом не будет никогда.
На занятия с сестрами уходило часа два в день, но он ни на шаг не приблизился к цели. Он так же не мог настроиться на свой Хань, как и тогда, во время занятий с сестрой Верной.
Немало времени Ричард проводил вне стен Дворца.
Исследуя окрестности, он обнаружил незримые пределы своей свободы. Стоило удалиться от Дворца на определенное расстояние, как идти становилось трудно, словно по топкому болоту. Теперь, когда он знал границы своего мира, этот мир показался ему очень маленьким. В день, когда Ричард обнаружил невидимые стены своей темницы, он отправился в Хагенский лес и убил второго мрисвиза.
Единственным утешением Ричарду служил Гратч. Он нередко уходил по вечерам из Дворца и ночевал в лесу, вместе с гаром. Охотился, добывая ему пищу.
Впрочем, звереныш потихоньку учился добывать пищу самостоятельно. Но был ли Гратч голодным или сытым, он все равно скучал, когда Ричард долго не приходил.
Как-то раз Ричард случайно обнаружил еще одно замечательное свойство плаща мрисвиза. Накидка скрывала его местонахождение от Паши. Стоило ему надеть плащ, и магия Рада-Хань становилась бессильна. Паша была несколько озадачена его странными исчезновениями, но, кажется, это ее не слишком беспокоило. Видимо, она считала, что дело тут просто в каком-то упущении с ее стороны, которое она надеялась вскоре исправить.
Теперь Ричард понял, почему ни сестры, ни волшебники не чувствовали приближения мрисвиза. Гораздо больше его удивляло, как удалось об этом узнать ему.
Теперь, когда у него появилась возможность время от времени скрываться от бдительного ока Паши, Ричард почувствовал себя свободнее. Его беспокоило лишь одно: вдруг она, узнав, в чем тут дело, уничтожит плащ. На всякий случай он решил получше припрятать второй.
Ричард много времени проводил с Уорреном. Сначала он выводил Уоррена гулять по вечерам. Поскольку Крот боялся открытого пространства, Ричард решил, что начать лучше с прогулок в темноте. Сам Уоррен рассказывал, что сестры так долго давали ему работу в подвалах, что ему начало казаться, будто он провел под землей всю жизнь. Ричард относился к Уоррену с симпатией и искренне хотел ему помочь.
Вне стен Дворца Уоррену было немного тревожно, но присутствие Ричарда его успокаивало. Через несколько недель Ричард постепенно начал выходить с ним и в дневное время. Сначала они просто поднимались на стены — полюбоваться небом и морем.
И вот настал день — теплый, ясный и солнечный, — когда Ричард с Уорреном отправились за город, на холмы. И, сидя на камне на вершине холма и глядя на раскинувшийся перед ними город, Уоррен сказал Ричарду, что, похоже, справился со своим страхом. То есть чувствовал он себя по-прежнему не совсем уютно, но страх уже не владел им как прежде. Он долго смотрел на равнину, впервые наслаждаясь тем зрелищем, которого столь долго лишал его страх.
Что касается нужных Ричарду сведений, то Уоррену удалось отыскать очень немного. В древних книгах он нашел лишь несколько упоминаний о Долине Заблудших и о народе бака-бан-мана. Но и то немногое, что он нашел, оказалось весьма интересным. Книги говорили о силе, которой наделили волшебники бака-бан-мана, отняв у них землю. Эта сила должна была помочь им вернуться домой. Еще там было сказано, что, когда будет восполнено недостающее звено, эта сила пробудится, воплощенная в женщине, которая посвящена духам, и Башни Погибели падут.
Ричард вспомнил Дю Шайю, называвшую его Кахарином и своим мужем. Ведь это тоже можно понять как связь или звено. Но верна ли его догадка, он пока не знал.
Когда они вдвоем сидели и любовались равниной, Уоррен сказал:
— Аббатиса последнее время читала книги пророчеств и хроники, где говорится о камне, брошенном в пруд.
Ричард насторожился. Песню о камне, брошенном в пруд, он слышал от Кэлен.
Но Уоррен был плохо знаком с этим пророчеством и не мог сказать, в чем тут дело.
— Ты знаешь Второе Правило. Волшебника? — спросил неожиданно Ричард.
— Второе? А что, у волшебников есть правила? А какое тогда первое?
— Помнишь тот вечер, когда Джедидия сломал ногу, а я сказал, что на твоей одежде остался пепел? Ты еще попытался отряхнуть его. Я тогда применил Первое Правило Волшебника. — Уоррен нахмурился. — Подумай об этом, Уоррен, и расскажи мне, до чего ты додумался. А пока было бы неплохо, если бы ты поскорее нашел нужные мне сведения.
— Ну, теперь мне будет полегче. Сестре Бекки по утрам нездоровится, и ей уже не до того, чтобы следить за мной. — Ричард нахмурился, и Уоррену пришлось пояснить. — Она беременна.
— А у многих сестер есть дети?
— Конечно. Вспомни, сколько во Дворце молодых волшебников, которым не дозволено выходить в город? Сестры помогают им удовлетворить некоторые потребности, чтобы они не отвлекались мыслями от занятий.
Ричард подозрительно покосился на Уоррена:
— А у сестры Бекки не от тебя ли ребенок?
Уоррен зарделся.
— Нет. Я жду ту, которую люблю.
— Пашу?
Уоррен молча кивнул. Ричард задумчиво смотрел на Дворец Пророков.
— Уоррен, — спросил он, — все ли дети от мужчин, имеющих дар, наследуют его?
— О нет. Говорят, прежде, когда Новый и Древний мир еще не разъединились, дар был очень у многих. Но шло время, и те, кому удавалось достичь власти, убивали детей, рожденных с даром, опасаясь соперников. Тем, кто оставался в живых, они не позволяли учиться. Прежде сыновей обучали отцы, но детей с даром со временем рождалось все меньше, а имевшие знание ревниво оберегали его. Дворец Пророков и был создан специально для того, чтобы учить людей, рожденных с даром. Но в наши дни такие люди — большая редкость. Теперь даже у волшебников почти не рождаются одаренные дети. Мы — вымирающая раса.
Ричард бросил последний взгляд на город и медленно встал.
— Они не «удовлетворяют некоторые потребности», — прошептал он. — Они используют нас как производителей.
Уоррен тоже встал, изумленно глядя на Ричарда.
— Что? — переспросил он.
— Они используют юношей, которые живут во Дворце, чтобы плодить волшебников.
Уоррен нахмурился:
— Но зачем?
— Не знаю, но надеюсь выяснить, — ответил Ричард.
— Хорошо, — улыбнулся Уоррен. — Это так смахивает на приключение, а мне хочется приключений.
— А что ты знаешь о приключениях, Уоррен? — спросил Ричард.
— Ну, это какие-то захватывающие события, — сказал тот, продолжая улыбаться.
— Приключения, — холодно произнес Ричард, — это когда ты напуган до смерти и сам не знаешь, выживешь ты или погибнешь. Когда ты не знаешь, выживет ли тот, кто тебе дорог. Это неприятности, из которых непонятно, как выбраться.
— Я об этом не думал! — растерялся Уоррен.
— Тогда подумай, потому что я собираюсь устроить одно приключение.
— Что ты затеял?
— Чем меньше ты будешь знать, тем меньше беспокойства доставят эти приключения тебе. Лучше отыщи нужные мне сведения. Если завеса между мирами действительно повреждена, вся наша жизнь скоро превратится в одно бесконечное приключение.
— Знаешь, — нерешительно сказал Уоррен, — кажется, мне удалось выяснить кое-что о том, что тебя интересует.
— О Камне Слез?
Уоррен кивнул.
— Я выяснил, что ты никак не мог его видеть, потому что он скрыт завесой. Точнее, он — часть завесы.
— Ты уверен, что я не мог его видеть?
— Конечно. Камень Слез — печать, удерживающая Безымянного в царстве мертвых.
— Прекрасно! — воскликнул Ричард. — Молодец, Уоррен, хорошо поработал. Значит, ты уверен, что Камень Слез никак не мог попасть в наш мир?
Уоррен покачал головой:
— Это невозможно. Единственный путь, которым Камень мог бы сюда попасть, через врата.
У Ричарда мурашки по спине побежали.
— Какие врата?
— Ну, это такое название, — пояснил Уоррен. — Так называют ход из мира мертвых в мир живых, который пока закрыт, но чисто теоретически может открыться. Но открыть его можно, лишь владея обеими сторонами магии. Безымянный в Подземном мире владеет одной только Магией Ущерба. Мы, в нашем мире, владеем только Магией Приращения.
Ричард похолодел.
— А если кто-то в нашем мире владеет обеими сторонами магии, он может открыть врата?
— Ну конечно, — ответил Уоррен немного испуганно. — Но людей, владеющих обеими сторонами магии, больше нет. Последние погибли более трех тысяч лет назад. — Он ободряюще улыбнулся Ричарду, — Нам нечего бояться.
Ричард не улыбался. Схватив Уоррена за рукав, он посмотрел ему в глаза.
— Уоррен, скажи мне, что эти врата не связаны с магией Одена! Скажи мне, что их не открывают три шкатулки Одена!
— Откуда ты знаешь эти названия? — прошептал Уоррен. — Кроме аббатисы и тех двух сестер, во всем Дворце только мне дозволено читать книги, где врата названы своим древним именем!
Ричард стиснул зубы.
— Что случится, если открыть одну из трех шкатулок?
— Но ее нельзя открыть! Я же тебе говорил, для этого необходимо владеть и Магией Приращения, и Магией Ущерба.
Ричард тряхнул его.
— Что случится, если открыть одну шкатулку?
— Тогда... тогда врата между двумя мирами откроются. Завеса прорвется, и печать, удерживающая Безымянного, будет снята!
— И Камень Слез появится в этом мире? — Уоррен кивнул. — А если шкатулки закрыть, это восстановит печать?
— Нет. То есть да. Но закрыть их сможет только тот, кто владеет магией. Но если волшебник закроет шкатулку, равновесие все равно будет нарушено, потому что все волшебники владеют лишь Магией Приращения. И тогда Безымянный вырвется из Подземного мира. Точнее говоря, наш мир будет поглощен миром смерти.
— А как же закрыть шкатулку, чтобы снова разделить миры?
— Так же, как она и была открыта. Силой Магии Приращения и Магии Ущерба.
— А при чем тут Камень Слез?
— Не знаю. Мне надо изучить это.
— Тогда прошу тебя, поторопись! — прошептал Ричард.
— Пожалуйста, ответь, — Уоррен испуганно посмотрел на него, — не хочешь ли ты сказать, что тебе известно, где эти шкатулки? Ведь ты не нашел их? Правда?
— Нашел ли я их?! — переспросил Ричард. — Последний раз, когда я их видел, одна из них была открыта. И тогда моего подонка-отца забрал Подземный мир.
Уоррен потерял сознание.
Глава 57
Вечерело. Старушка посыпала золой ступени, покрытые ледяной коркой. Кэлен прошла мимо, вздохнув с облегчением. Если бы старушка подняла голову, она бы без труда узнала в этой по-зимнему одетой женщине с вещевым мешком и луком Мать-Исповедницу, вернувшуюся в Эйдиндрил.
А Кэлен была вовсе не настроена на торжественный прием. Она слишком устала. Прежде чем вернуться домой, она уже побывала в замке Волшебника в горах, но там было пусто, темно и холодно, как в склепе. Волшебные щиты были на месте, но Исповедница все же могла войти туда.
Зедда там не было. Замок мало изменился с тех пор, как много месяцев назад она ушла, чтобы найти исчезнувшего Великого Волшебника. Тогда она нашла его и помогла остановить Даркена Рала. Но теперь Великий Волшебник снова ей понадобился.
Месяц назад она оставила галеанское войско и отправилась в Эйдиндрил искать Зедда. В горах бушевала непогода. Снежные завалы на дорогах не давали пройти, и приходилось возвращаться и искать обход. Путешествие было тяжелым и изнурительным, но доконало Кэлен то, что она не смогла достигнуть цели своего путешествия: найти Зедда.
Кэлен шла переулками, избегая Королевского Ряда. Там, в Королевском Ряду, проживали со своими слугами и охраной знатные особы из многих стран. В этих дворцах останавливались короли и правители, когда приезжали по делам Совета.
Для страны свой дворец был предметом гордости, и поэтому любой дворец поражал великолепием, хотя им было далеко до дворца Исповедниц.
Кэлен избегала Королевского Ряда потому, что там бы ее обязательно узнали, а сейчас пока ей это ни к чему. Она лишь хотела найти Зедда, а когда это не удалось, решила сразу поговорить с членами Совета. Поэтому она шла через район, где жили слуги.
Чандален остался в лесу. Он не захотел идти в Эйдиндрил. Огромный город с толпами людей вызывал у него беспокойство, хотя сам он не признавался в этом и только сказал, что привык спать на свежем воздухе. Кэлен не осуждала его. Она сама столько времени провела в горах, что теперь чувствовала себя не слишком уютно, хотя выросла здесь и знала город так же хорошо, как Чандален — равнины вокруг поселка людей Тины.
Чандален хотел вернуться к своему народу — теперь, когда он проводил ее в Эйдиндрил. Кэлен понимала его, но все же попросила задержаться ненадолго в лесу, чтобы он попрощался с нею на следующий день утром.
Орску она велела остаться в лесу вместе с Чандаленом. Его присутствие утомляло ее. Он постоянно ходил за ней по пятам, выражая готовность помочь, защитить или выполнить хоть какое-нибудь поручение. Это было все равно что таскать с собой верного пса. Кэлен хотела отдохнуть от Орска, и Чандален, похоже, понял ее.
В кухне было жарко и душно. Услышав, как хлопнула дверь, худенькая женщина в белоснежном переднике обернулась.
— Что тебе здесь надо? — грозно спросила она. — Убирайся, попрошайка.
Женщина пригрозила ей большой деревянной ложкой, явно для удара. Кэлен откинула капюшон. Женщина ахнула. Кэлен улыбнулась:
— Хозяйка Сандерхолт! Рада тебя увидеть!
— Мать-Исповедница! — Женщина опустилась на колени. — Прошу тебя, прости меня! Я тебя не узнала. О, хвала добрым духам, это действительно ты!
Кэлен подняла ее с колен.
— Я так скучала по тебе. — Она протянула к ней руки. — Обними меня!
Хозяйка Сандерхолт упала в объятия Кэлен.
— О, дитя мое, я так рада! — На глазах ее появились слезы. — Мы ведь не знали, что с тобой и где ты. Я боялась, что больше тебя не увижу!
Хозяйка повела Мать-Исповедницу к одному из столов.
— Тебе надо поесть супу. Кажется, сейчас он будет готов, если, конечно, эти болваны, так называемые повара, не переперчили его.
При этих словах повара и их помощники сразу опустили головы, вернувшись к своим занятиям.
— Но мне сейчас некогда, хозяйка Сандерхолт, — сказала Кэлен.
— Однако я должна рассказать тебе о некоторых важных вещах, Мать-Исповедница.
— Знаю. Мне тоже есть о чем тебе рассказать. Но сейчас мне необходимо увидеться с членами Совета. Это очень важно. Я долго путешествовала и очень устала, но я должна сделать это прежде, чем буду отдыхать. Мы поговорим с тобой завтра.
Кэлен снова обняла хозяйку Сандерхолт.
— Конечно, дитя мое, — ответила та. — Желаю тебе хорошо отдохнуть. Поговорим завтра.
Кэлен пошла самой короткой дорогой, через огромный зал для торжественных церемонии. Сейчас этот зал был пуст, и эхо ее шагов гулко отражалось от стен.
Когда-то отец Кэлен раскладывал на каменном полу этого зала орехи и желуди, чтобы преподать ей основы искусства ведения войны.
Кэлен свернула в коридор, направляясь в палату Совета. Она шла сейчас по галерее Исповедниц с черными мраморными колоннами и сводчатыми потолками. В конце галереи, перед входом в палату Совета, был устроен круглый зал высотой в два этажа, посвященный памяти первых Матерей-Исповедниц. В зале было семь колонн и между ними на стенах огромные изображения ее предшественниц.
Глядя на суровые лица семи древних героинь, Кэлен обычно чувствовала себя несколько не на месте, словно они спрашивали ее: «А кто ты такая, Кэлен Амнелл, что осмелилась стать Матерью-Исповедницей?» А поскольку она знала истории жизни некоторых древних героинь, то это еще больше ее смущало.
Кэлен открыла большую дверь красного дерева и вступила в палату Совета огромный зал со сводчатым потолком. Напротив входа — фреска с портретом Магды Сирус, первой Матери-Исповедницы, рядом портрет волшебника Мерита, пожертвовавшего ради нее жизнью. Теперь они навечно соединились здесь, на этой фреске, словно наблюдая за новыми Матерями-Исповедницами и их волшебниками, которые являлись в этот зал. Зал был украшен колоннами с золотыми капителями, вдоль стен тянулись балконы; ниши в стенах были украшены барельефами с героическими сценами. Свет лился в зал сквозь круглые окна у самого потолка. В дальнем конце зала виднелось полукруглое возвышение, где за столом восседали члены Совета. В центре стояло роскошное кресло — кресло Матери-Исповедницы.
Около кресла Исповедницы Кэлен увидела собравшихся. Наверное, здесь собралось около половины Совета. Но в главном кресле кто-то сидел. Хотя в последнее время древний закон соблюдался не слишком строго, но если простой член Совета садится в главное кресло, это считалось государственным преступлением, равнозначным провозглашению переворота. При приближении Кэлен разговоры стихли.
В ее кресле сидел принц Фирен Кельтонский. Он положил ноги на стол и, видимо, не думал их убирать при приближении Кэлен. Принц смотрел на нее, но слушал какого-то бородатого человека, который нашептывал принцу на ухо.
Советник был в балахоне и стоял, спрятав руки в рукава. «Странно, — подумала Кэлен. — Советник, а одет, как волшебник».
Принц Фирен между тем изобразил на своем лице искреннюю радость, убрал ноги со стола и встал.
— Мать-Исповедница! — воскликнул он с преувеличенной любезностью. — Как мы рады твоему возвращению!
Прежде вместе с Кэлен всегда был волшебник, но сейчас она осталась одна.
Защитника у нее не было. Но нельзя обнаружить свою слабость.
Она гневно посмотрела на принца и сказала:
— Если я еще раз увижу тебя в кресле Матери-Исповедницы, я убью тебя!
Он усмехнулся:
— Ты применишь свою власть к члену Совета?
— Я перережу тебе горло, если потребуется. — Человек в балахоне не сводил с нее глаз. Остальные члены Совета побледнели.
Принц распахнул синий плащ и положил руку на пояс.
— Мать-Исповедница, я вовсе не хотел нанести тебе оскорбление, — сказал он. — Тебя так долго не было. Мы уж не чаяли увидеть тебя живой. Во дворце не было Исповедницы уже... — Он повернулся к другим членам Совета. — Пять или шесть месяцев? — Он поклонился ей. — Я вовсе не желал оскорбить тебя, Мать-Исповедница. Твое кресло, разумеется, принадлежит тебе.
— Сейчас уже поздно, — сказала Кэлен, обращаясь к членам Совета. — Полное заседание Совета состоится завтра с утра. Присутствовать должны все. В Срединных Землях — война!
Принц Фирен поднял брови:
— Война? Но от чьего имени она объявлена? Здесь не обсуждался столь важный вопрос.
Кэлен обвела взглядом всех присутствующих и наконец посмотрела в глаза принцу.
— От моего, от имени Матери-Исповедницы.
— Все зашептались. Она подождала, пока шепот стихнет, и продолжила:
— Повторяю, завтра присутствовать должны все. Пока вы свободны, господа.
Кэлен повернулась и направилась к выходу. Она не узнавала лиц воинов, стоявших на страже. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Зедд рассказывал ей, что чуть ли не вся дворцовая стража погибла во время налета д'харианцев. И все же ей было бы приятно увидеть знакомые лица. В центральной части дворца Исповедниц была огромная лестница, свет проникал сюда сквозь стеклянную крышу, посреди лестницы — огромная площадка, и отсюда расходятся коридоры, арка входа в каждый коридор украшена медальоном с портретом одного из прежних правителей различных стран Срединных Земель. Перила сделаны из того особого желтого камня, который как бы светится изнутри. На гранитных подставках установлены золоченые светильники. На центральной площадке были также статуи восьми Матерей-Исповедниц. Лестницу сооружали почти сорок лет, причем за счет Кельтона, в качестве частичной компенсации за отказ кельтонских властей вступить в союз Срединных Земель, что привело к войне. Тогда же решили, что медальонов с портретами кельтонских правителей не будет. Но теперь Кельтон был могущественным и полезным членом союза, и Кэлен считала, что глупо наказывать людей за грехи предков.
Она немного постояла на центральной площадке и стала подниматься выше.
Наверху, у входа в коридор, который вел к ее комнате, собрались служанки. Все поклонились Матери-Исповеднице. Она подумала, как это, должно быть, нелепо выглядит, когда три десятка нарядных, аккуратно причесанных, чистеньких служанок кланяются женщине в грязной одежде из шкур, несущей лук и тяжелый мешок. Значит, о ее возвращении уже стало известно всем.
— Благодарю вас, дети мои! — сказала Кэлен.
Они расступились, пропуская ее. И тут начались вопросы: «Не желает ли Мать-Исповедница принять ванну?» «Не желает ли сделать массаж?» «Не желает ли сделать прическу?» «Не желает ли принять посетителей?» «Не пожелает ли выслушать советников», «написать несколько писем», и все в таком же роде.
Кэлен обратилась к домоправительнице:
— Бернадетта, я хотела бы помыться с дороги. Больше ничего не нужно.
Две служанки тут же бросились исполнять ее пожелание. Домоправительница Бернадетта посмотрела на наряд Кэлен.
— Не желает ли Мать-Исповедница почистить или починить что-нибудь из своей одежды?
Кэлен вспомнила про голубое платье, которое лежало в мешке.
— Кажется, кое-что действительно надо почистить. — Она вспомнила о том, что почти вся ее одежда перепачкана в крови во время недавних сражений, и добавила:
— По-моему, многие вещи также нуждаются в стирке.
— Хорошо, Мать-Исповедница. Не приготовить ли белое платье для сегодняшнего вечера, Мать-Исповедница?
— Для вечера?!
Домоправительница Бернадетта покраснела.
— Курьеры уже посланы в Королевский Ряд, Мать-Исповедница. Все хотят поздравить Мать-Исповедницу с возвращением.
Кэлен застонала. Она смертельно устала, и ей вовсе не хотелось устраивать прием, говорить гостям светские любезности, а также выслушивать прошения о предоставлении определенных сумм. Причем просители клялись, что они не ищут особой выгоды, но лишь хотят как-то выкарабкаться из неприятного положения, в котором они оказались волею обстоятельств.
Домоправительница посмотрела на нее с укоризной, как это бывало, когда Кэлен была маленькой. Бернадетта словно хотела сказать: «У тебя есть обязанности, я надеюсь, ты отнесешься к ним, как подобает при твоем звании».
На самом же деле она сказала:
А Кэлен была вовсе не настроена на торжественный прием. Она слишком устала. Прежде чем вернуться домой, она уже побывала в замке Волшебника в горах, но там было пусто, темно и холодно, как в склепе. Волшебные щиты были на месте, но Исповедница все же могла войти туда.
Зедда там не было. Замок мало изменился с тех пор, как много месяцев назад она ушла, чтобы найти исчезнувшего Великого Волшебника. Тогда она нашла его и помогла остановить Даркена Рала. Но теперь Великий Волшебник снова ей понадобился.
Месяц назад она оставила галеанское войско и отправилась в Эйдиндрил искать Зедда. В горах бушевала непогода. Снежные завалы на дорогах не давали пройти, и приходилось возвращаться и искать обход. Путешествие было тяжелым и изнурительным, но доконало Кэлен то, что она не смогла достигнуть цели своего путешествия: найти Зедда.
Кэлен шла переулками, избегая Королевского Ряда. Там, в Королевском Ряду, проживали со своими слугами и охраной знатные особы из многих стран. В этих дворцах останавливались короли и правители, когда приезжали по делам Совета.
Для страны свой дворец был предметом гордости, и поэтому любой дворец поражал великолепием, хотя им было далеко до дворца Исповедниц.
Кэлен избегала Королевского Ряда потому, что там бы ее обязательно узнали, а сейчас пока ей это ни к чему. Она лишь хотела найти Зедда, а когда это не удалось, решила сразу поговорить с членами Совета. Поэтому она шла через район, где жили слуги.
Чандален остался в лесу. Он не захотел идти в Эйдиндрил. Огромный город с толпами людей вызывал у него беспокойство, хотя сам он не признавался в этом и только сказал, что привык спать на свежем воздухе. Кэлен не осуждала его. Она сама столько времени провела в горах, что теперь чувствовала себя не слишком уютно, хотя выросла здесь и знала город так же хорошо, как Чандален — равнины вокруг поселка людей Тины.
Чандален хотел вернуться к своему народу — теперь, когда он проводил ее в Эйдиндрил. Кэлен понимала его, но все же попросила задержаться ненадолго в лесу, чтобы он попрощался с нею на следующий день утром.
Орску она велела остаться в лесу вместе с Чандаленом. Его присутствие утомляло ее. Он постоянно ходил за ней по пятам, выражая готовность помочь, защитить или выполнить хоть какое-нибудь поручение. Это было все равно что таскать с собой верного пса. Кэлен хотела отдохнуть от Орска, и Чандален, похоже, понял ее.
В кухне было жарко и душно. Услышав, как хлопнула дверь, худенькая женщина в белоснежном переднике обернулась.
— Что тебе здесь надо? — грозно спросила она. — Убирайся, попрошайка.
Женщина пригрозила ей большой деревянной ложкой, явно для удара. Кэлен откинула капюшон. Женщина ахнула. Кэлен улыбнулась:
— Хозяйка Сандерхолт! Рада тебя увидеть!
— Мать-Исповедница! — Женщина опустилась на колени. — Прошу тебя, прости меня! Я тебя не узнала. О, хвала добрым духам, это действительно ты!
Кэлен подняла ее с колен.
— Я так скучала по тебе. — Она протянула к ней руки. — Обними меня!
Хозяйка Сандерхолт упала в объятия Кэлен.
— О, дитя мое, я так рада! — На глазах ее появились слезы. — Мы ведь не знали, что с тобой и где ты. Я боялась, что больше тебя не увижу!
Хозяйка повела Мать-Исповедницу к одному из столов.
— Тебе надо поесть супу. Кажется, сейчас он будет готов, если, конечно, эти болваны, так называемые повара, не переперчили его.
При этих словах повара и их помощники сразу опустили головы, вернувшись к своим занятиям.
— Но мне сейчас некогда, хозяйка Сандерхолт, — сказала Кэлен.
— Однако я должна рассказать тебе о некоторых важных вещах, Мать-Исповедница.
— Знаю. Мне тоже есть о чем тебе рассказать. Но сейчас мне необходимо увидеться с членами Совета. Это очень важно. Я долго путешествовала и очень устала, но я должна сделать это прежде, чем буду отдыхать. Мы поговорим с тобой завтра.
Кэлен снова обняла хозяйку Сандерхолт.
— Конечно, дитя мое, — ответила та. — Желаю тебе хорошо отдохнуть. Поговорим завтра.
Кэлен пошла самой короткой дорогой, через огромный зал для торжественных церемонии. Сейчас этот зал был пуст, и эхо ее шагов гулко отражалось от стен.
Когда-то отец Кэлен раскладывал на каменном полу этого зала орехи и желуди, чтобы преподать ей основы искусства ведения войны.
Кэлен свернула в коридор, направляясь в палату Совета. Она шла сейчас по галерее Исповедниц с черными мраморными колоннами и сводчатыми потолками. В конце галереи, перед входом в палату Совета, был устроен круглый зал высотой в два этажа, посвященный памяти первых Матерей-Исповедниц. В зале было семь колонн и между ними на стенах огромные изображения ее предшественниц.
Глядя на суровые лица семи древних героинь, Кэлен обычно чувствовала себя несколько не на месте, словно они спрашивали ее: «А кто ты такая, Кэлен Амнелл, что осмелилась стать Матерью-Исповедницей?» А поскольку она знала истории жизни некоторых древних героинь, то это еще больше ее смущало.
Кэлен открыла большую дверь красного дерева и вступила в палату Совета огромный зал со сводчатым потолком. Напротив входа — фреска с портретом Магды Сирус, первой Матери-Исповедницы, рядом портрет волшебника Мерита, пожертвовавшего ради нее жизнью. Теперь они навечно соединились здесь, на этой фреске, словно наблюдая за новыми Матерями-Исповедницами и их волшебниками, которые являлись в этот зал. Зал был украшен колоннами с золотыми капителями, вдоль стен тянулись балконы; ниши в стенах были украшены барельефами с героическими сценами. Свет лился в зал сквозь круглые окна у самого потолка. В дальнем конце зала виднелось полукруглое возвышение, где за столом восседали члены Совета. В центре стояло роскошное кресло — кресло Матери-Исповедницы.
Около кресла Исповедницы Кэлен увидела собравшихся. Наверное, здесь собралось около половины Совета. Но в главном кресле кто-то сидел. Хотя в последнее время древний закон соблюдался не слишком строго, но если простой член Совета садится в главное кресло, это считалось государственным преступлением, равнозначным провозглашению переворота. При приближении Кэлен разговоры стихли.
В ее кресле сидел принц Фирен Кельтонский. Он положил ноги на стол и, видимо, не думал их убирать при приближении Кэлен. Принц смотрел на нее, но слушал какого-то бородатого человека, который нашептывал принцу на ухо.
Советник был в балахоне и стоял, спрятав руки в рукава. «Странно, — подумала Кэлен. — Советник, а одет, как волшебник».
Принц Фирен между тем изобразил на своем лице искреннюю радость, убрал ноги со стола и встал.
— Мать-Исповедница! — воскликнул он с преувеличенной любезностью. — Как мы рады твоему возвращению!
Прежде вместе с Кэлен всегда был волшебник, но сейчас она осталась одна.
Защитника у нее не было. Но нельзя обнаружить свою слабость.
Она гневно посмотрела на принца и сказала:
— Если я еще раз увижу тебя в кресле Матери-Исповедницы, я убью тебя!
Он усмехнулся:
— Ты применишь свою власть к члену Совета?
— Я перережу тебе горло, если потребуется. — Человек в балахоне не сводил с нее глаз. Остальные члены Совета побледнели.
Принц распахнул синий плащ и положил руку на пояс.
— Мать-Исповедница, я вовсе не хотел нанести тебе оскорбление, — сказал он. — Тебя так долго не было. Мы уж не чаяли увидеть тебя живой. Во дворце не было Исповедницы уже... — Он повернулся к другим членам Совета. — Пять или шесть месяцев? — Он поклонился ей. — Я вовсе не желал оскорбить тебя, Мать-Исповедница. Твое кресло, разумеется, принадлежит тебе.
— Сейчас уже поздно, — сказала Кэлен, обращаясь к членам Совета. — Полное заседание Совета состоится завтра с утра. Присутствовать должны все. В Срединных Землях — война!
Принц Фирен поднял брови:
— Война? Но от чьего имени она объявлена? Здесь не обсуждался столь важный вопрос.
Кэлен обвела взглядом всех присутствующих и наконец посмотрела в глаза принцу.
— От моего, от имени Матери-Исповедницы.
— Все зашептались. Она подождала, пока шепот стихнет, и продолжила:
— Повторяю, завтра присутствовать должны все. Пока вы свободны, господа.
Кэлен повернулась и направилась к выходу. Она не узнавала лиц воинов, стоявших на страже. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Зедд рассказывал ей, что чуть ли не вся дворцовая стража погибла во время налета д'харианцев. И все же ей было бы приятно увидеть знакомые лица. В центральной части дворца Исповедниц была огромная лестница, свет проникал сюда сквозь стеклянную крышу, посреди лестницы — огромная площадка, и отсюда расходятся коридоры, арка входа в каждый коридор украшена медальоном с портретом одного из прежних правителей различных стран Срединных Земель. Перила сделаны из того особого желтого камня, который как бы светится изнутри. На гранитных подставках установлены золоченые светильники. На центральной площадке были также статуи восьми Матерей-Исповедниц. Лестницу сооружали почти сорок лет, причем за счет Кельтона, в качестве частичной компенсации за отказ кельтонских властей вступить в союз Срединных Земель, что привело к войне. Тогда же решили, что медальонов с портретами кельтонских правителей не будет. Но теперь Кельтон был могущественным и полезным членом союза, и Кэлен считала, что глупо наказывать людей за грехи предков.
Она немного постояла на центральной площадке и стала подниматься выше.
Наверху, у входа в коридор, который вел к ее комнате, собрались служанки. Все поклонились Матери-Исповеднице. Она подумала, как это, должно быть, нелепо выглядит, когда три десятка нарядных, аккуратно причесанных, чистеньких служанок кланяются женщине в грязной одежде из шкур, несущей лук и тяжелый мешок. Значит, о ее возвращении уже стало известно всем.
— Благодарю вас, дети мои! — сказала Кэлен.
Они расступились, пропуская ее. И тут начались вопросы: «Не желает ли Мать-Исповедница принять ванну?» «Не желает ли сделать массаж?» «Не желает ли сделать прическу?» «Не желает ли принять посетителей?» «Не пожелает ли выслушать советников», «написать несколько писем», и все в таком же роде.
Кэлен обратилась к домоправительнице:
— Бернадетта, я хотела бы помыться с дороги. Больше ничего не нужно.
Две служанки тут же бросились исполнять ее пожелание. Домоправительница Бернадетта посмотрела на наряд Кэлен.
— Не желает ли Мать-Исповедница почистить или починить что-нибудь из своей одежды?
Кэлен вспомнила про голубое платье, которое лежало в мешке.
— Кажется, кое-что действительно надо почистить. — Она вспомнила о том, что почти вся ее одежда перепачкана в крови во время недавних сражений, и добавила:
— По-моему, многие вещи также нуждаются в стирке.
— Хорошо, Мать-Исповедница. Не приготовить ли белое платье для сегодняшнего вечера, Мать-Исповедница?
— Для вечера?!
Домоправительница Бернадетта покраснела.
— Курьеры уже посланы в Королевский Ряд, Мать-Исповедница. Все хотят поздравить Мать-Исповедницу с возвращением.
Кэлен застонала. Она смертельно устала, и ей вовсе не хотелось устраивать прием, говорить гостям светские любезности, а также выслушивать прошения о предоставлении определенных сумм. Причем просители клялись, что они не ищут особой выгоды, но лишь хотят как-то выкарабкаться из неприятного положения, в котором они оказались волею обстоятельств.
Домоправительница посмотрела на нее с укоризной, как это бывало, когда Кэлен была маленькой. Бернадетта словно хотела сказать: «У тебя есть обязанности, я надеюсь, ты отнесешься к ним, как подобает при твоем звании».
На самом же деле она сказала: